Строгое начальство

— Какого дьявола, Геральт?! — Я уже сказал, что считаю, что тебе будет спокойнее, если я уйду на другое место. — По-твоему, я слишком импульсивен? — Да. — Да?! Что ж. Прекрасно. Вот и вали. Куда хочешь. Хоть к конкурентам. Мне плевать. Лютик резко хлопает дверью и вылетает из квартиры. Они поссорились из-за того, что Геральт внезапно сообщил, что всерьёз думает об увольнении: он не хочет подвергать репутацию Лютика опасности, а легкомысленность последнего довольно часто может привести к огласке. — Ну и пусть, — бормочет Лютик себе под нос, закутавшись в осенний плащ и зло пиная носком ботинка маленький камушек. — Пусть валит. Куда ему хочется, блять. Геральт в это время лишь тяжело вздыхает и откидывается на спинку дивана. По-хорошему, сейчас бы пойти искать Лютика: на часах — одиннадцать ночи, — но он знает: ему нужно время остыть. И только через полчаса он наконец поднимается, накидывает пальто и выходит на улицу. Он мог бы позвонить ему, но обиженный Лютик трубку не берёт. Это он уже выучил. Геральт качает головой: на улице довольно холодно, а этот придурок выбежал в лёгком плаще. Лучше не бывает, нечего сказать. Проходит ещё пятнадцать минут, прежде чем Геральт находит его: он, нахохлившийся и явно замёрзший, сидит на скамейке в пустынном парке недалеко от их дома. Фонарь над ним барахлит: светит слабо, то и дело гаснет. — Ну, успокоился? — Геральт садится на противоположный край скамейки. — Зачем ты пришёл? — огрызается Лютик. — Никто тебя не звал. — Закругляйся, — усмехается Геральт. — Хватит дуться. — Никто не дуется. Я не ребёнок, коим ты меня считаешь. — Если бы я считал тебя ребёнком, — Геральт подсаживается чуть ближе. — Я бы не трахался с тобой как сумасшедший. Он почти невесомо целует его в висок, потом опаляет горячим дыханием нежную кожу на шее. Лютик вздрагивает, но отодвигается от него. — Значит, мириться не хочешь? — хмыкает Геральт. — Отвали. — Хорошо. Будем сидеть тут до тех пор, пока ты не отморозишь задницу и не согласишься пойти домой. Лютик скрещивает руки на груди и закидывает ногу на ногу. Геральт вздыхает и молчит. — Прости, — спустя какое-то время говорит он. — Возможно, я был неправ в некоторых вещах. — Возможно? — едко отзывается Лютик. — В некоторых вещах? — Чёрт, ладно. Я был неправ во многих вещах. Лютик молчит какое-то время. Может быть, десять или пятнадцать минут. Геральт не знает точно. А потом вдруг говорит как-то жалобно и тихо: — Погрей меня. Внутренне Геральт ликует, но внешне — лишь ухмыляется и притягивает его к себе. Лютик ещё некоторое время ёжится и пытается отодвинуться из вредности, но потом всё-таки расслабляется и даже утыкается носом в его плечо. — Ну? — зовёт его Геральт. — Так и будем здесь сидеть? — Я всё ещё на тебя злюсь, — бубнит Лютик в отворот его пальто. — Но сейчас ты сидишь со мной в обнимку. — Это вынужденная мера. — Хм. Ещё какое-то время оба не говорят ни слова. Только Геральт придвигается всё ближе, невесомо проводит носом и губами по его виску, вдыхает его запах, совершенно дурея от него, затем, осмелев, касается языком его уха. Лютик вздрагивает, но не отстраняется. — Знаешь, — наконец хрипло шепчет Геральт. — Чем бы мы занялись сейчас дома? Его руки уже вовсю путешествуют по телу Лютика: оглаживают грудь, пощипывают соски сквозь ткань толстовки, нырнув под расстёгнутый плащ. Лютик судорожно выдыхает и прикусывает губу. — Я бы поцеловал тебя, — продолжает Геральт, проводя ладонями по его бёдрам и опаляя дыханием его шею. — Потом поцелуями проскользил бы по твоему телу вниз, опустился бы на колени… Он кладёт руку на его пах, и Лютик захлёбывается воздухом. Его член под напористой ласкающей ладонью стремительно крепнет. — Я хотел бы покрыть поцелуями всё твоё тело, Лютик. Я хотел бы отдаться тебе. С губ Лютика срывается едва слышный стон, когда Геральт надавливает двумя пальцами на головку его члена сквозь брюки. — Я хочу, чтобы ты трахал меня перед зеркалом, — шепчет Геральт ему в самое ухо, лаская его ладонью. — Чтобы ты смотрел, как мне хорошо, как сплетаются наши тела. Я хочу, чтобы ты брал меня так грубо, как только тебе захочется. Чтобы ебал меня, не сдерживаясь. Геральт наконец целует его в шею, прикусывая кожу, и Лютик, не выдержав, мягко стонет уже в голос. Это уже слишком. — Но вместо этого, — Геральт убирает руку с его паха и чуть отстраняется. — Мы вынуждены сидеть здесь, потому что ты не хочешь идти домой. — Ну уж нет, — сквозь зубы рычит Лютик. И в следующую секунду оказывается у Геральта на коленях — лицом к лицу. Кусает его за шею, потирается пахом о пах — и впивается губами в его губы. Целует, зло, голодно, и Геральт отвечает с не меньшим пылом, сминая в ладонях его ягодицы. Фонарь над ними гаснет окончательно. В парке — тишина, нарушаемая лишь судорожными вздохами — их обоих — и звуком жаркого грубого поцелуя. — Я хочу тебя даже несмотря на то, что ты тварь, — шепчет Лютик, на секунду оторвавшись от его губ. — И я тебя ненавижу. Он снова кусает его губы, трахает его рот языком, прильнув к нему всем телом и прижавшись своим членом к его, и трётся-трётся-трётся-трётся, и им обоим совершенно кружит голову эта новая игра: от того, что они сейчас ласкают друг друга здесь, на скамейке в тёмном парке, и их в любую секунду могут увидеть случайные прохожие, им просто срывает крышу. Вокруг по-прежнему тихо, откуда-то издалека слышны гудки и шум двигателей машин, прохладный ветерок ерошит их волосы, но им жарко, жарко так, как никогда раньше; они постанывают, жадно, мокро целуются, задыхаются, не в силах прерваться хотя бы на секунду, их руки блуждают по телам друг друга, гладят, обхватывают, сжимают, пощипывают… Геральт не мог бы точно сказать, сколько он провёл в этом сладком забытье, но, когда ощущения становятся слишком невыносимы, он бросает быстрый взгляд по сторонам, убеждается, что никого нет, и наконец расстёгивает брюки — и свои, и Лютика. Они оба приспускают бельё, высвобождают налившиеся члены, соприкасаются влажными от выступившей смазки головками и одновременно стонут в поцелуй, потому что это до безумия, до мурашек потрясающе — всё, что происходит сейчас. Лютик растирает смазку по их головкам — не разделить, — и обхватывает оба члена ладонью. Геральт кладёт свою поверх, и они движутся вместе: не слишком слаженно, но жадно толкаясь навстречу друг другу. Головка скользит по головке, уздечки соприкасаются, пуская сладкие искры по телу, ладони сжимаются так правильно, так приятно, Лютик закусывает губу, стараясь сдержать рвущиеся из груди стоны, и Геральт, глядя на него привыкшими к темноте глазами, вдруг осознаёт, что Лютик сумасшедше красив. Он — настоящее безумие. Он похож на суккуба — демона похоти и удовольствия. Геральт плохо видит его глаза, но знает, что они сейчас — тёмно-синие, и зрачки затопили всю радужку, и рот его раскрыт в немом крике наслаждения. И когда Лютик кончает, запрокидывая голову и всё-таки срываясь на стон, Геральт кусает его за шею, чувствуя, как горячая сперма стекает по его собственному члену и их ладоням, но руки не разжимает. Как и Лютик. Лютик, который даже после оргазма не останавливается, а скользит по собственному семени в их ладони снова и снова, толкается, жмурясь от удовольствия, и Геральт только и успевает усмехнуться тому, насколько Лютик жаден до секса — ему всегда мало, всегда нужно ещё, и Геральт готов ему это давать… И, когда оргазм накрывает его с головой, он снова кусает Лютика за шею, абсолютно утопая в его запахе, и чувствует, что готов отдать за него всё на свете. Как же чертовски хорошо. Как же чертовски хорошо с тобой, Лютик. В голове расплывается блаженная пустота. Лютик тяжело дышит, уткнувшись носом в его влажный висок, и Геральт рассеянно гладит его по спине. — Пойдём домой? — наконец говорит он. — Нет, — вяло качает головой Лютик. — Почему? — Потому что ты хочешь уволиться. Геральт вздыхает, мягко перебирая его волосы. Вот же придурок… Придурок, до сих пор сидящий у него на коленях и даже не застегнувший ширинку. — Я не хочу, — честно говорит он. — И никогда не хотел. — Тогда нахера ты всё это устроил? — неожиданно резко возмущается Лютик, наконец сползая с его коленей, заправляясь, вскакивая на ноги и закутываясь в плащ. — Я боялся за твою репутацию. Я никогда не хотел уходить. Но ты дорог мне куда больше, чем рабочее место. — Ты долбоёб, Геральт, — беззлобно заявляет Лютик. — Как и ты. — Моя репутация не пострадает. Это сугубо моё дело. Я взрослый человек. — Ты мелкий придурок, но я тебе верю. — Значит, не уйдёшь? — Нет. — Обещаешь? — Обещаю. Лютик молчит пару минут. Геральт поднимается со скамейки, приводит себя в порядок и подходит к нему, обнимает за плечи, целует в висок. — Пойдём домой? — тихо говорит Лютик. — Ты простишь меня? — Уже простил. И Лютик откидывает голову ему на плечо, пока Геральт обнимает его со спины. А старый фонарь над ними вдруг начинает мигать. И наконец загорается.