Тиртадоу

Доу любил свои маски. Их было всего три и каждую он с особой заботой: чистил, перекрашивал и менял кожаный ремешок. Одна из них — самая первая, сохранилась хуже всего. Круглая, жёсткая и совершенно неаккуратная. Её он купил на базаре, в первый же день, когда его чуть не выгнали. Потом, ей на смену пришла вторая маска. Похожая на морду демона, немного смешная, но Джон тоже любил её. К сожалению, она не была достаточно удобной и парень редко носил эту, не желая натереть ожоги. Третья маска, самая любимая, была как раз сейчас на нём. Мягкий ремешок, подкладка по краям...практически сокровище, если кто спросит. Купить её удалось с огромным трудом. Продавец бессовестно завышал, но Доу тоже был не пальцем делан и в итоге, они сошлись на сумме даже куда более низкой, чем было изначально. Звеня в кармане монетами, в тот день, парень купил несколько бутылок пива и для себя, и для Реншу. Праздновать неизвестно что, под покровом ночи. Вообще-то, алкоголь в убежище не приветствовался, но Джон научился его тайком протаскивать. Одному пить скучно, а вот в компании друга — уже совсем другое дело. И время быстрее идёт, и шутки смешнее. Сейчас, вспоминая это, парень усмехнулся самому себе и машинально поправил маску, зачесывая волосы назад. Да, маски ему нравились. Нравились настолько, что он был готов не снимать их даже в постели. Останавливало его только то, что в них ужасно неудобно спать. Но, в постели же можно не только спать, правда? О своих ночных похождения, периодически, он рассказывал Реншу, без подробностей, конечно. Тот не то что бы одобрял, но выражал оптимизм по поводу ситуации Джона с Тиртой. Может, в итоге эта его сердечная мука пройдёт и парень перекинется на кого-то другого? Доу тоже на это надеялся, вдавливая чужое тело в постель и слушая стоны. Но как-то выходило, что эти редкие интрижки делали его сердце ещё более одиноким, терзая странным чувством, о котором Джонни и не знал раньше. Об этом, правда, Реншу знать не стоит. Парню было неловко, что тот так сильно беспокоится за него, каждый раз, когда Тирта решал поразмяться в остроумии. Постепенно, либо Доу привык и не так остро на все реагировал, либо уже зазноба перестала так сильно его травить: шутки становились безобиднее, а тычки и прочее стали огромной редкостью. Но даже несмотря на это, Джонни ни на что не надеялся. О, да, он любил маски. Не только потому, что они были красивыми. Не только потому, что можно было надеть любую из них — и вот, совершенно незнакомый человек. По большему счету потому, что они скрывали лицо. Скрывали его утром, днем и вечером. Иногда, он мог снять маску, например, в комнате у Реншу. Но прекрасно понимая, как это выглядит со стороны и предпочитал оставаться под ней. Друг не скажет, что ему неприятно. В убежище, в конце концов, не такое можно увидеть: пусть кто скажет, что вывернутые наизнанку дети, это какая-то новинка — и будет не прав. Но Доу ловил эту эмоцию в его взгляде, хоть и едва незаметную: отвращение. Не к самому Джонни, не к тому, что он говорит — к лицу. И парень прекрасно это понимал, никогда не обижаясь ни на шутки в свою сторону, ни на то, что люди отврачивались или морщились. И будучи честным с самим собой, Доу был уверен в том, что тоже бы отвернулся. Поправив маску, Джон подобрал под себя ноги и снова посмотрел в сторону Тирты. Тот о чем-то беседовал с Медным, громко отстаивая возможность испробовать новое плетение прямо сейчас. Наставник морщился на шум и предлагал, сначала всё проверить, чтобы никого не убить и не разнести кабинет в щепки. Реншу тоже наблюдал за этими двумя со стороны, периодически наклоняясь к Доу и шёпотом отвечая на его вопросы о самом плетении. Выходило и правда опасно, судя по его словам. Вот только Тирта рвался вперёд и был совершенно недоволен тем, что его пытаются осадить. Наконец, когда Медный, практически насильно, усадил того на место и попросил тишины, чтобы спокойно все ещё раз осмотреть — Тирта замолчал, смешно поджимая губы. Джон улыбнулся под маской и опустил взгляд, рассматривая строчки в книге. Сегодня, он вытянул на свет биографию мага, который сам себя запечатал в каком-то артефакте и пребывая внутри — продолжал писать. Возможно, магия искажала ощущение его реальности, поэтому текст походил больше на Алису в стране чудес, отличаясь от обычного и занудного повествования. Почувствовав чужой взгляд, Доу поднял голову и встретился глазами с Тиртой. Тот смотрел на него с лёгким прищуром, о чем-то размышляя, закусив губу. Хорошо, что наставник ещё в кабинете. О чем бы этот парень не думал, при Медном ни за что не сделает. Правда, Джону всё равно стало некомфортно. Он снова вернулся мыслями к своему лицу. Сегодня утром Доу провел гораздо больше времени перед зеркалом, чем обычно. Убрав волосы в маленький хвостик, парень придирчиво рассматривал своё лицо, словно не знал каждый шрам наизусть. Он не понимал, почему его так тянуло поглазеть на собственное отражение, но решил проверить. Мыслей, в итоге, никаких не появилось. Проторчав лишних полчаса в душевой, он чуть не опоздал на занятия. Зато сейчас, вспоминая собственное отражение, Джон поморщился. И, опять же, он не ненавидел себя. Если забыть о лице, то Доу был неплохо сложен, особенно, когда не ленился и тренировался. Ему нравилась собственная кожа, фигура и красивая одежда. Одевался парень странно, но был уверен, что ему очень идёт. Поэтому, собственно, и не страдал от низкой самооценки, вполне кадря парней, которые были расположены к этому. С лицом он тоже ничего не мог сделать. Шрамы и ожоги от светлой магии так просто не вылечить. Так что, ненавидеть себя за то, что нельзя исправить даже магией — ну не глупость ли? Но под взглядом Тирты становилось...неприятно? Нет, даже не так. Странно грустно. Тот не единожды поднимал на смех его лицо и Джон никогда не обижался за эти шутки. Ему было грустно от осознания того факта, что тот видит исключительно кусок фарша и больше ничего. Странная грусть, вообще-то. Что ему ещё видеть? Даже Доу не понимал, что хотел от самого себя, разглядывая отражение в грязном зеркале, трогая пальцами шрамы, избегая смотреть в собственные глаза. Вот и сейчас, Джон выдержал взгляд Тирты, но после того, как тот снова отвлёкся на Медного — повернулся в сторону парня боком, чтобы не видеть.