Поврежденные. Чумной Ворон

      Молодой детектив молча мотнул головой.       — Выбирай бар.       — Ну, наконец-то, — выдохнул Сэм с радостью и опять открыл дверь автомобиля. — Я знаю одно шикарное местечко.       Примерно через полчаса они попивали холодное тёмное пиво на мягких замшевых креслах престижного ресторана, стилизованного под старинный английский паб под названием «Новая Англия». Место очень тёплое и приятное. Никаких искусственных обивок и броских цветов. Вся мебель, от круглой барной стойки посередине бара, окружённой четырёхногими круглыми табуретками, до пола, стен, потолка и замшевой обивки кресел выполнено в общем стиле, под старину. По стенам, выкрашенным в светло-коричневый оттенок ближе к красному, висели поочередно большие зеркала вперемешку с картинами, на которых изображалась разнообразная еда. Они висели на первый взгляд криво и неровно, но это не раздражало, а наоборот, придавало бару какое-то ощущение домашней обстановки. На противоположной стене от входа красовался флаг Соединённых Штатов Америки, а рядом с ним неофициальный флаг Новой Англии, с красным полем и небольшой сосной в кантоне.       — Эх, люблю тёмное, — облизываясь, глядя на полный запотевший стакан холодного пива и сдувая пену, сказал Сэм, — и фисташки.       Он взял их из миски на столе и закинул парочку себе в рот. Джон взял в руку стакан и сделал совсем маленький глоток.       — Как тебе тут? — осмотрел бар и его немногочисленных посетителей Сэм.       — Хорошо.       — Хорошо? Это настоящая Новая Англия, чувствуешь её дух? — он вдохнул воздух широкими ноздрями и закинул в топку ещё пару чищеных фисташек.       Джон принюхался. Кроме шипучего и кислого запаха пива и приторных фисташек он не почувствовал ничего. Видимо, это и есть запах Новой Англии.       — Тебе не понять этого, ты же из Ди-Си, — отмахнулся Сэм.       — Куда уж мне, — улыбнулся Джон.       — А я за всю свою жизнь из Бостона выбирался лишь раз. С женой махнули в свадебное путешествие во Флориду. Было неплохо, хотя я мало что уже помню, эх.       — Что мешает взять отпуск и поехать куда-то? — удивился Джон.       — Я сам себе мешаю, — покачал головой Сэм. — Я стал другим.       — Старым и нудным?       — Да пошёл ты, мудила, — отмахнулся Сэм, отпив полстакана пива. — Хорошо быть молодым и таким энергичным, как ты, не обременённым всякой херней, что наваливается с годами.       — Ну да, наверное, — Джон отвёл глаза.       — Смотри, та цыпочка глаз с тебя не сводит, — улыбнулся Сэм, показывая глазами куда-то вдаль.       Выждав минуту, Джон тихо, полубоком повернул голову. За круглой стойкой бара в центре на высоком стуле сидела девушка привлекательной внешности. Распущенные белые волосы, смазливое припудренное детское личико, пышная грудь, которую обтягивал белый топик с еле читаемой надписью из-за неровности: «Пидбули, вперёд!», мини-юбка, нога на ногу в длинных сапогах, чёрные губы и такие же чёрные бездонные глаза — ночная охотница, фурия. Заметив, что Джон посмотрел на неё, хоть и вскользь, она немного улыбнулась и, приоткрыв рот, взяла губами трубочку от коктейля какого-то странного голубого цвета и сделала пару глотков.       Джон отвернулся.       — Ну как?       — Отлично. Завтра мы найдём её в переулке, — тихо вздохнул Джон.       — Ты о чём?       — Её поведение, макияж, одежда — всё это кричит лишь об одном. «Я доступна». Не это ли заводит нашего маньяка? — объяснил детектив.       — Может быть, — пожал плечами Паркер, — но девка-то бомба.       — В Бостоне всегда так много работы? — отпив пива, вдруг спросил Джон.       — Раньше было меньше, — переключившись с темы и поставив стакан на подстаканник, ответил напарник. — Раньше Чарльзтаун и Саус-энд держали нацисты. В этих районах было спокойно — не то, что сейчас. Хотя формально они и сейчас его держат, но нацисты ослабли после Длинной недели. Как и все остальные группировки, и этим воспользовалась Триада и нанесла им удар в самый неподходящий момент. Таким образом, три крупнейших района Бостона оказались втянутыми в войну за лидерство между Триадой и нацистами и другими группировками. Африканские кланы, русские. Хоть все они и ослабли, нельзя скидывать со счетов баронов. Они всё ещё являются серьёзной силой в городе. Раньше всё проще. Если кто-то беспредельничал на территориях, подконтрольных триаде или нацистам, они не доживали до суда. Группировки сами вершили суд и казнь, и это нормально.       — Ты называешь это нормальным?       — Что?       — Суды и казни.       — Я не поклонник таких методов, но когда бандиты являлись законом, было проще. Работы меньше и зарплата выше. Все брали деньги у нацистов или у триады. Они подкармливали полицейских, чтобы те закрывали глаза на их преступления.       — Понятно.       — Да что тебе понятно? Ты приехал не в лучшее время Бостона. Улыбка, война группировок, Длинная неделя, Ночные охотники — всё это изменило Бостон до неузнаваемости. Он уже не такой, каким был прежде.       — Ты скучаешь по прошлому? — удивился Джон.       — Естественно, там всё было понятно. Я работал на начальника и параллельно на нацистов. Кормился с двух кормушек, а дел важных — таких, как сейчас — почти и не всплывало. Так, сажали всякую мелочь для того, чтобы создать видимость работы, — выкинув руку вверх и требуя этим жестом ещё один стакан пива, проговорил Сэм.       — Странно, что сейчас полицейские хоть что-то могут расследовать.       — Не надо ровнять всех. Оставались и остаются копы, которые умеют работать. Я никого не убивал и не пытал, я не сделал ничего дурного, я просто работал, так, как позволяло то время, и брал от него всё. Власть, деньги и отдых от тяжёлых будней полицейского. Улыбка изменил всё.       — Всё-таки я не могу принять то, что суд вершили бандиты, а не вы, законная власть в Америке, — непонимающе покачал головой Джон.       — Суд? А кто судьи теперь? Ночные охотники? — принял от официантки новый запотевший стакан с холодным тёмным пивом Сэм, — чем они лучше нацистов? Они судили и казнили, но тем не менее город посчитал их народными героями. Чем они лучше бандитов?       — Они устраняли преступников, — не согласился Джон.       — Так и группировки устраняли преступников в своём районе, только без костюмов, громких пафосных имён и шумихи в прессе. Тихо и мирно, так что даже вездесущая слепая бабка не проснулась бы от шума того, как в её переулке резали очередного наркомана-воришку. Они выполняли ту же функцию, что и эти герои, только этого никто не понимал.       Джон молчал, выслушивая точку зрения напарника.       — Всё отличие в том, что в противовес героям у нацистов нет злодеев, которые бы ввергали город в хаос и убивали ни в чём ни повинных людей. А теперь расскажи мне, Джон, было ли раньше хуже или лучше?       — Я не знаю.       — То-то. Так о чём я, — он отпил большой глоток из стакана, — ах, да, в то время полиция контролировала Даунтаун, Бекон-хилл и финансовый район. А после появления Улыбки всё изменилось. В городе было несколько сил: официальная, мэр, полиция и так далее. Неофициальная: нацисты, триада, русские и другие. И когда Улыбка начал устранять одну из сил, то есть полицию, наш хрупкий мир пошатнулся. Добила всех, конечно же, Длинная неделя. Когда в городе разразилась война группировок и злодеев. Война, которая ослабила одних и возвысила других. Поле этого наружу повылезала вся эта нечисть в костюмах, и начался этот грёбаный ад, который ты наблюдаешь сейчас. Кукловод тот же или вот этот новый маньяк — это всё звенья цепи, которую создал Улыбка, и это только начало, будь он проклят. Я смотрю новости и читаю газеты, я вижу, как Бостон сходит с ума.       — Ты не думал, почему город сходит с ума? — спросил его Джон.       — Из-за этих Ночных Охотников и этого ублюдка Улыбки, дело которого продолжается даже после его смерти, — выругался Сэм.       — Не потому ли, что город и до Улыбки был больным, а всё, что ты говорил о силах в городе, судах с казнями, это было лишь поддержанием работоспособности города, а не его лечением? Вы сами своими руками привели город к этому, а не какой-то там Улыбка. Он лишь фитиль на огромной пороховой бочке под названием Бостон.       — Как всегда Джон, несёшь какую-то хрень.       — Не надо преступников возносить на пьедестал.       — Может, ты и прав. Бостон обошло всё это стороной. Герои, злодеи, день Перового удара и его последствия. Даже повреждённых у нас почти не появлялись. Всё это прошло мимо нас, и вот теперь нас ждёт расплата за годы спокойствия. Может, появись в нашем городе герой раньше, он бы переловил всех нацистов, узкоглазых, чёрных, красных и засадил бы всех в тюрьму. Может быть, наш город стал бы жемчужиной Америки, как Чикаго, а не помойным ведром, которым нас все считают. Может, это расплата, кара.       — Я думал, ты просто скажешь, что работы было меньше, — улыбнулся Джон, выслушав рассказ Сэма до конца.       — Что-то меня занесло, — допив уже третий стакан, сказал напарник. — Слушай, я хочу знать только одно. Мы с тобой сейчас напарники. Ты даже не местный и плохо разбираешься в местной системе. Мне нужно знать только одно: ты прикроешь мне спину, если это нужно будет? Я могу на тебя рассчитывать?       — Наверное, можешь! — ответил Джон.       — Наверное?       — Можешь, можешь, — улыбнулся и покачал головой Джон, не понимая, к чему ведёт его напарник.       — Теперь для меня это важно, — Сэм вдруг стал каким-то уж совсем невесёлым и серьёзным. — Я ненавижу предателей.       — Ты о чём? Никто тебя не собирается предавать.       — Я ненавижу предателей, потому что я сам предал напарника. Я убил Адама Рида, — вдруг дрожащим голосом проговорил детектив.       — В смысле? Его же убил Улыбка, — не понял Джон Грин.       — Ты прав, Улыбка, но Адам погиб из-за меня.       — Почему ты так считаешь? — потребовал разъяснения молодой детектив, хоть умом и понимал, что это совсем не его дело.