Полгода полярной ночи

— Да вашу ж мать. Уперев руки в бока в расстроенных чувствах, Хэнк презрительно осматривает витиеватые узлы раскинувшейся перед ним эстакады и, судя по сердитому выражению его лица и сомкнутым в кулак ладоням, неистово хочет кому-нибудь врезать. Объектом его нынешней ненависти становится опаршивленная стихией дорога, поросшая мхом и лишайниками, забитая, правда, не шикарными дорогими авто только с конвейера, а сгнившими трупами металлических колоссов двадцать первого века. Все вокруг устлано ими, скелетами древних величественных мустангов, остатками пустых деформированных кузовов и дряхлых проржавевших болванок без колес и без дверей даже – все, насколько позволяет видеть придирчивый взгляд мистера Андерсона, голубые глаза, затуманенные пеленою красного марева. Прикусив губу выжидающе с вежливым равнодушием Коннор взирает на точеные силуэты реликвий старого мира – построенные в четыре ряда автомобили, замшелые и ржавеющие десятилетия кряду, – однотипные пейзажи, что успевают ему порядком наскучить. Часть этого барахла давно разграблена и разрушена: у одних отсутствуют двери, колеса, у других нет ни стекла, ни даже сидения, третьи же сливаются с окружением настолько идеально, что, кажется, испокон веков являются его неотъемлемой частью. Срастаясь с дорогой воедино, подобно невысоким кустарникам авто поднимаются прямиком из асфальта, и их огромные коричневато-зеленые крыши напоминают шапки грибов с железным каркасом. Со стороны Хэнка доносится очередное ворчание. За те едва ли сутки, проведенные в компании мистера Андерсона, Коннор слышит его уже раз в двухсотый – удивительно при этом, что Хэнк почти ни разу не повторяется. Он напряженно меряет землю шагами, ходит туда-сюда порывисто, рассуждает вслух о паскудно сложившейся ситуации, но, что досадно, дело с мертвой точки не двигает. Сложно сказать, что Хэнк пытается выдумать дальше. Ясно одно: под мостом неудачливым путешественникам поймать ничего не получится – дорога заставлена слишком. — Хэнк, давайте поднимемся выше, — предлагает Коннор скучающе, не в силах ожидать тугого рождения умной мысли. Он кивает головой наверх, туда, где эстакада совершает виток и, поддерживаемая широкими колоннами, отрывается от земли на десяток метров. — Автомобили в той части должны быть целее. — Они должны были быть целее и здесь! — рявкает Хэнк сокрушенно. Шаги его останавливаются, но даже неподвижная фигура полна негодования вселенских масштабов. — Тут словно, я не знаю, река разлилась, пока нас не было, честное слово. — Может и разлилась, — пожимает плечами Коннор. Из них двоих он, кажется, единственный олицетворяет маленький островок спокойствия. — Теперь это не имеет значения. — Ты прав, — проводник устало потирает вспотевшую шею. Взгляд голубых глаз задумчиво устремляется к вершине эстакады. — Значит, опять поднимаемся, верно? Мне стоит подать тебе ручку, принцесса? Коннор недовольно фыркает. — Не стоит. Идея Хэнка "поймать попутку" изначально кажется Коннору бредом. Какова вообще вероятность того, что они найдут здесь рабочую машину? Да никакой совершенно. Но Коннор не спорит – ведь Хэнку виднее, конечно. Хэнку всегда все виднее с его гребаной колокольни под два метра ростом. Да даже если они каким-то образом раздобудут себе рабочий автомобиль – в такой-то непроходимой глуши! – остается нерешенным вопрос дороги. Не все из них пригодны для поездок, хотя, безусловно, кем-то для этого расчищены. Что если их готовая к пробегу машина будет стоять прямо посреди двадцатилетней пробки? От нее ведь, в таком случае, не будет никакого толку. "Придумаем что-нибудь" — парирует тогда Андерсон. Ага, как же, сообразим по ходу дела. Кладбище машин, раскинувшееся впереди невиданным лесом, словно и само становится сплошной дорогой. Нескончаемой лентой стелется оно вперед насколько видно невооруженному глазу, и Коннору чудится, словно все-все автомобили за пределами карантинной зоны, укрытые толстой мшистой прослойкой, сосредоточены в одном этом месте. Впервые он видит такое их множество и, если честно, едва ли может представить, что раньше на дорогах их могло быть еще больше. Чтобы подняться на уровень выше, нужно проторить себе путь сквозь металлические заросли, эту большую братскую могилу, или пройти по выпирающим крышам. Хэнк выбирает вариант последний. Коннор скептически ступает вслед за своим провожатым и, упираясь ладонью в проржавевший багажник, ловким прыжком, точно перышко, взбирается на помятое транспортное средство. Хэнку же для этого действия приходится упираться в багажник коленями. — Ненавижу, блять, подниматься... — Что такое? Может, найти вам какую-то тросточку? — обгоняя проводника, язвит Коннор в ответ на недавнее замечание. — Пошел ты, — Хэнк обиженно выставляет вперед средний палец. Наглец выпрямляется в полный рост, ощущая, как старая крыша под ним дает небольшую осадку. Дрожит ненадежная почва, и сами собой ладони Коннора крепко сжимаются на бежевых лямках. По обросшим мхом крышам мужчины перебираются на другую часть трассы, туда, где свой спиральный подъем начинает новый виток многоуровневой эстакады. Коннор отмечает мимоходом, что одна из ее сторон уже обвалилась прилично и что беспрепятственно пройти с ее западной части в восточную, скорее всего, не получится. Прогнать туда же машину, соответственно, тоже. Взбираясь еще выше, поднимаясь на наземную часть дороги, с некоторым разочарованием он узнает, что и весь окоем устлан автомобилями разной степени целости, да так, что развернуть хотя бы один из них при самом удачном раскладе, увы, не получится. Аншлаг, царящий на вершине эстакады, не радует никого из присутствующих. Машины на втором витке дороги хотя бы выглядят посвежее, нежели те, под ногами. Может, потертые лишь, грязные чуть, но практически целые. Красивые, без фар, правда, без мха, помятые – умирающие, словом, но все же приличные. Хэнк подходит к каждому автомобилю в отдельности, вглядывается внимательно и под капот, и под колеса – разве что в выхлопную трубу не лезет, – все желает найти в этих малышках еще трепещущий отблеск жизни. Десять-двадцать машин спустя терпение Хэнка дает трещину, если не сказать, что рушится, как стекло, встретившее прилетевший в него камень. Чтобы ускорить процесс, оскомину набивший, он не оглядывает самые разбитые – и оттого самые многочисленные, – экземпляры, но осмотр даже той оставшейся части, малой и презентабельной, все равно занимает у него много времени. — Мы тут проторчим до второго пришествия, — гневно жалуется Андерсон. — Мы все еще можем идти пешком, — роняет Коннор тактичное замечание. Он праздно стоит в стороне и не принимает в осмотре машин совершенно никакого участия. Очевидно же, что это глупость полнейшая. — Нет уж, — хохочет упрямец Андерсон, — У нас с тобой ноги нахрен отсохнут. Я бы раскатал губу, если бы сказал, что хочу отвезти тебя в Портленд "прямым рейсом", но, по крайней мере, было бы неплохо доехать куда-нибудь в пределах штата. Тем более сомневаюсь, что нам вообще хватит бензина на долгие поездки. Топливо-то нынче – штука не повсеместная. Коннор скучающе опирается спиной на кузов какой-то машины. Допустим, Хэнк найдет здесь, в рассаднике металлолома, то, что ищет, вот только как он собирается уехать на этом ошметке железного ведра через такую-то пробку? Ситуация до безжалостного бессмысленная. Пытаясь занять себя чем-нибудь интересным, Коннор осматривает близлежащие окрестности, а после решает покопаться в своем рюкзаке, проверить его, наконец, на целостность и с тяжелым сердцем оценить ущерб, падением причиненный. Он долго оттягивает этот тяжелый момент, страшась узнать горькую правду – от неведения рюкзак изнутри воспринимается совершенно нетронутым. Хочется продержать эту иллюзию как можно длиннее, но, вздохнув, Коннор все же стягивает рюкзак с плеч и аккуратно помещает на серый багажник. Внешне бедняга выглядит просто отлично – особенно для того, кто совсем недавно переживает падение с высоты нескольких десятков этажей, – но вот за его внутренности Коннор переживает невероятно. Единственное, что сходу выглядит пострадавшим – старый противогаз, врученный Хэнком еще перед началом их путешествия и аккуратно прицепленный с внешней стороны рюкзака для удобства. Стекла в его глазницах начисто разбиваются, к тому же отрывается потрепанный треснувший фильтр. Расстроится ли Хэнк потере такого дорогого предмета? Возможно. Но гнев его проверять на себе пока что не хочется. Скрипит тугая застежка. Первым же делом Коннор обнаруживает лопнувшие консервные банки и заляпанные в тушенке предметы: плотную ткань, бинты, карту и жестяную посуду, из-за банок тоже слегка покореженную. Выпавшая еда беспорядочно разбрасывается по всему рюкзаку, закатывается, кажется, даже на самое дно, к теплому ворсистому пледу. Живот от подобного зрелища начинает обиженно кукситься. Может, удастся соскоблить со стенок остатки?.. Коннор достает ложку и вместе с жижицей аккуратно соскребает с внутренней стороны рюкзака то, что еще можно собрать и употребить в пищу. Новой емкостью для хранения тушенки он выбирает жестяную кружку – она не такая широкая, как тарелка, да и плотно закрыть ее выйдет гораздо проще. Все равно придется съесть эту нелицеприятную жижу с погрязшими в ней волосками в ближайшее время – ужин-то тут и там не валяется. Под залежами еды обнаруживается коробочка для бритья. Коннор любовно очищает ее от налипшего жира и проводит пальцами по ребристому узору – гравировке с какой-то красивой рыбкой. Она тоже дает трещину: крышка ее безвольно болтается и отлетает от корпуса при любом неосторожном движении. Драгоценная посылка, самая важная часть, аккуратно завернутая в плед и рубашку еще с пробуждения, слава богу, в порядке. Коннору сложно ручаться за ее внутренности, но вот оболочка остается цела и вроде бы невредима. Вроде бы. Наводя порядок в своем хозяйстве, Коннор невольно вслушивается в окружающие его звуки: в скрежет открывающегося капота, в пение птиц где-то неподалеку, в шум ветра в ушах, в причитания мистера Андерсона, в тихое шебуршание камней под колесами... Камней под колесами? Коннор заинтригованно натягивает на плечи рюкзак. Несмелой поступью подбирается он к огражденному краю дороги, припадает руками к забору и, страшась осточертевшего в конец головокружения, робко вглядывается в смежную улицу, но не видит вдалеке ничего примечательного. Галлюцинации, что ли? — Коннор, ты чего там прилип? — окликает его Хэнк раздраженно. — Тащи сюда свои тощие булки. Коннор щурится на пустую улицу с настороженностью и скепсисом, но через какое-то время, так ничего и не обнаружив, разворачивается и, насупив брови, уходит. — Что такое? Нашли, что искали? — Нет, — Хэнк раздосадованно отряхивает руки от паутины и пыли, — хотел предложить тебе попытать удачу на соседнем кольце. Только придется опять спускаться. — Дайте угадаю: ненавидите спускаться? Хэнк согласно щелкает пальцами. — В точку. Я бы отдал тебя на битву экстрасенсов, малец, если бы знал, что такое говно еще существует. — Куда?.. — Господи, Коннор, я тебя когда-нибудь тресну словарем отсылок, — ворчит Хэнк наигранно и переводит взгляд на соседний виток дороги. — Нам лучше поторопиться: чтобы подняться наверх еще раз, придется сделать нехилый такой крюк через всю эстакаду. Коннор кивает. Они снова спускаются вниз, перескакивают по крышам, пока – минут через десять, – не добираются до нужной точки. Странный шум опять повторяется. Коннор снова силится его разобрать, но получается так же. Пока Хэнк нагибается над очередным авто, юный авантюрист пускается в путь на поиски невидимого источника звука. Округа не выглядит хоть сколько-нибудь примечательной: сплошная дорога, а по бокам лишь дома да простая машина. Машина... Может, все дело в машине? В заведенном двигателе, в старом гудящем моторе... О своей находке он тут же сообщает мистеру Андерсону и тянет брыкающегося Хэнка к краю дороги. Когда Хэнк и сам слышит знакомый шепот металлического мустанга, он, кажется, щетинится только больше. — Надо же. Опять этот сраный "Иерихон", — озвучивает Хэнк то, что догадкой вертится на языке Коннора уже какое-то время. — Походу, тут без них теперь и шагу не ступишь. Коннор задумчиво сверлит машину взглядом. Рабочая... — Кстати об "Иерихоне", — добавляет Хэнк между делом. — Что это за rA9 такое, чего ты им там наплел в канаве? Пару секунд Коннор глупо моргает – вспомнить пытается, о чем речь ведется. — Я точно не уверен, — малой едва уловимо пожимает плечами. Хэнк удивленно приподнимает брови. — Полагаю, это некий код или шифр. Или, может, должность... Военные узнали его недавно, а я подслушал. Сомневаюсь, что кто-либо из нас доподлинно понимает его значение. — Серьезно? — усмехается Андерсон. — Всего-то лишь выстрел в небо? — Абсолютно оправданный, — подмечает зазнайка остро. — Я подумал, что сойду за своего, если в разговоре буду апеллировать всеми известными фактами, и, похоже, все так и вышло. Точнее, вышло бы, если бы вы не пристрелили ту бедную девушку. — Пф, бедную? — удивляется Андерсон. То, что Коннор снова пассивно-агрессивно на него сучится, Хэнка сразу же распаляет. — Да эта "бедняжка" сама тебя чуть не пристрелила, чудила. — Но не пристрелила же. Хэнк, неужели вы снова хотите развязать этот разговор? Лучше скажите: вы думаете о том же, о чем и я? — Коннор напряженно всматривается в очертания автомобиля. Хэнк, очевидно, ничего не понимает и молчит, но все же переводит недоуменный взгляд в ту же сторону. Не дожидаясь ответа, Коннор поясняет: — Нам стоит забрать их машину. — Ты долбанулся? — Хэнк возмущенно отходит от края дороги. — Убей или будешь убитым, верно? — Коннор искривляет уголок губ в подначивающей улыбочке. — Такими темпами ты точно скоро будешь убитым, малец! Я, блять, не понимаю, что с тобой не так? Ты либо вообще меня не слушаешь, либо коверкаешь мои слова, как тебе вздумается. — Я усвоил урок. Разве не этого вы добивались? Хочешь забрать что-то – забери это силой. Сейчас я хочу забрать их машину. Точнее, вы хотите. — Я хочу, чтобы мы не ввязывались в очередное дерьмище! — А мы и не ввяжемся, — уверенно парирует Коннор. Хэнк скрещивает на груди руки. — Глядите, рядом никого, а она стоит, бесхозная. Разве могли мы представить такую удачу? Эта машина рабочая, к тому же заправленная. Не понимаю сути вашей претензии. Мы просто украдем ее и тут же уедем. Я все просчитал. Шанс успеха в процентном соотношении пересиливает. Ноль риска. — Риск есть всегда, парень. Вбей это в свою тупорылую голову и не лезь на рожон, раз не требуется. Неверие мистера Андерсона в силы Коннора вновь разжигает в груди усердно подавляемое раздражение. Нет уж, хватит. Коннор отталкивается руками от забора и стремглав спускается вниз, на главную улицу. Он покажет Хэнку, что тот бывает неправ, что больше никто не смеет недооценивать Коннора и его способности! Ему под силу украсть какую-то жалкую машинку у врага из-под носа. Так говорят проценты! — Эй! Куда собрался? Коннор! Вернись сейчас же! Коннор! Что б тебя... С кошачьей грацией юноша спускается вниз, не обращая на причитания Хэнка совершенно никакого внимания. Хэнк отстает: прыжки по крышам автомобилей несколько замедляют его, большого, неповоротливого, так что Коннор с присущей ему воздушностью отрывается от мистера Андерсона на добрые дюжину метров. Уже будучи на нижнем ярусе, Хэнк начинает орать потише, нервно посматривая на ближайшие дома и машину. Эстакада кончается, и Коннор спрыгивает на газон. Трава на нем разрастается до высоты пары футов и полностью скрывает его худые колени. Продираясь сквозь золото под зноем засохшего моря, Коннор лавирует к смежной улице. Хэнк почти нагоняет его на дороге. — Еще шаг, и я лично пристрелю тебя прямо в спину! Ты слышишь? — шипит он угрожающе. Коннору, впрочем, по барабану. — Давайте, жду с нетерпением, — язвит парень с вызовом. Чертов наглец! Хэнк резко хватает Коннора чуть выше локтя, сжимает крепко, оставляя на коже красные следы от своих огрубевших пальцев, и тянет к себе, поближе. — Пацан, ты меня не беси. — Почему вы просто не можете хоть раз поверить мне, что все получится? — Да потому что говно твой план, вот почему! — скалится Хэнк, теряя терпение. — Скажи честно, ты практикуешь такой изощренный способ самоубийства? У тебя слишком наивный взгляд на вещи, если ты и вправду решил, что у нас здесь все выгорит. — У меня выгорит. Отпустите, — Коннор силится вырваться. — Еще чего. Ты пойдешь со мной. — Хэнк, бога ради! Нам нужна машина, это ваши слова. — А еще нам нужна наша гребаная жизнь! Такие слова тебя устроят? Землю около них пробивает пулеметная очередь. Оба вскидывают головы: похоже, их спор на повышенных тонах привлекает чужое внимание. Давя маты в горле, Хэнк с силой тянет Коннора к ближайшему укрытию. Чтобы избежать свинцового дождя, тот юрко шмыгает за угол. Уже за стеной высокого дома беглецы слышат стук захлопнувшихся дверей и ревущий вой заводимого мотора. Скрипят протертые шины. Машина с шипением срывается с места, пытается вписаться в узенький поворот между улочками и пускается в погоню вслед за нерадивыми спорщиками. — Этого ты добивался, говнюк?! — орет Хэнк во все горло. — Поздравляю! Они пускаются наутек. Коннор вырывается вперед, судорожно оглядывая развернувшееся перед глазами пространство. Дом, дом, еще один... — Сюда! Коннор сворачивает в узкий проулок – как раз кстати, ведь один из преследователей почти удачно стреляет в его сторону. Пуля пролетает мимо, разбиваясь о кирпичную стенку, и осыпает землю густой каменной крошкой. Хэнк заворачивает в проулок следом. Машина, встретив узкое препятствие, проезжает дальше. Коннор продолжает воскрешать в голове карту, которую наблюдал до того часами. Поворот, другой, третий – путь этот должен увести беглецов в безопасное место. К несчастью, машина оказывается гораздо быстрее. Объехав их с другой стороны, она выныривает прямо перед их лицами. Хэнк, отстающий на пару метров, вновь хватает Коннора за руку, резко тянет на себя – не дает пробежать дальше и угодить во врага по инерции, – и сворачивает в коридор ближайшего здания. Пули отбивают лишь камни на разбитых ступеньках. Домом оказывается небольшое складское помещение с чередой извилистых коридоров. Один из них ведет на цокольный этаж. В стремлении найти путь с другой стороны наружу, Хэнк тянет Коннора вниз и пусть дышит тяжело и отрывисто, но темпа не замедляет. Воздух в комнате наполняется неповторимым запахом гнили. Грибок. Коннор остро на него реагирует. Он упирается пятками в пол – как может старается остановить Андерсона, пока они еще не забегают в опасную область. — Дальше никак, — от недостатка воздуха запинаясь на каждом слове, предупреждает Коннор. — Споры... Хэнк отстегивает от сумки противогаз, хрипит срывающимся от одышки голосом: — А эта... ох... штуковина тебе на что? Парень смущенно опускает глаза. — Моя разбилась. — Дьявол... Дьявол! С раздраженным шипением Хэнк сжимает пальцами голову и, немного придя в себя, вновь хватает юношу за плечо, тянет наверх, обратно. С досадой Коннор подмечает, что, похоже, после сегодняшнего забега на его испещренной синяками руке не останется и живого места. Несколько пар сапог отбивают неровный ритм на пороге – солдаты "Иерихона" с топотом пробираются вглубь кишащего спорами помещения. В одном из коридоров раздается резкий щелчок. Мерзкий высокочастотный стрекот повторяется еще несколько раз кряду. Щелк. Щелк. — Да вы, блин, серьезно что ли? — хрипит Андерсон. В конце коридора с ноги на ногу переваливается щелкун. Все его тело деформируется под воздействием кордицепса, а лицо, напоминающее грецкий орех, раскалывается на две половинки, раскрываясь, как пара скукоженных лепестков оранжевого растения. Вперед не пройти, но и назад не повернуть тоже: с другой стороны к беглецам приближаются вооруженные люди. Выбирая лучшее из двух зол, Хэнк ныряет в коридор к щелкуну и пытается открыть заевшую деревянную дверцу. — Прикрой меня! — кричит он Коннору. Коннор вытягивает пистолет, снимает его с предохранителя. Щелкун откликается на громкую суматоху и начинает бежать в их сторону. В соседнем коридоре уже движутся чужаки. Коннор не стреляет. — Быстрее! — кричит. — Я, блять, стараюсь! Зараженный становится ближе. Коннор не стреляет. — Хэнк! Тупая деревяшка кое-как поддается. Деформированная рука щелкуна проносится всего в паре дюймов от лица Коннора, прежде чем тот успевает отскочить внутрь и плотно закрыть за собой двери. Зараженный впечатывается в неожиданное препятствие всей своей тушей. Разозленный, он шипит и взвизгивает, и его неприятный крик, напоминающий скрежет стекла, устрашающим эхо разносится по ту сторону баррикады. Дверь едва не выдерживает его грубого натиска. Какого черта Коннор не прибивает щелкуна при первой возможности? Хэнк не успевает повозмущаться этому напрямую, потому как со спины на него набрасывается сталкер, незримой тенью притаившийся в углу комнаты. Хэнк впечатывается в стену спиною, желая сбросить с себя зараженного, и немного сбивает того с толку. Коннор перехватывает сталкера на себя: наваливается сверху и вонзает острый нож прямо в зацветшую рожу. Кровь брызжет на белые одеяния. Дверь, оставшись без внимания, едва не открывается. Оба замирают, ожидая самого страшного. По коридору проносится истошный крик и стрельба. Щелкун переключает свое внимание на людей "Иерихона". В этом, что ли, заключался хитрый план Коннора? Хэнк восхищенно выдыхает и устало приваливается к стене. Горло жжет от неправильного дыхания. Андерсон видит: у Коннора сводит ноги от такой внезапной пробежки, но даже за закрытой дверью он остается предельно собранным и напряженным. Вскоре звуки боя стихают. Коннор прикладывает к двери ухо, пытается вслушаться в окружающие его звуки. Вроде бы чисто. На свой страх и риск поворачивает он ручку. Мелко дрожа, дверь открывается, и выпускает парня наружу. Недалеко от нее, ближе к концу коридора, лежит растерзанный труп какого-то бедолаги. Артерии на его шее вспороты. Труп щелкуна не видно. Очевидно, их было минимум двое – один, пускай и сильный, не мог посеять в отряде "Иерихона" такую смуту. Коннор аккуратно подходит к телу и присаживается на корточки. Ноги после пробежки все еще неприятно ноют и мешают двигаться так же ловко, как прежде. Он аккуратно переворачивает тело на живот и отцепляет от его рюкзака рабочий противогаз. Коннору он нужнее. Однако посторонние звуки в здании полностью не стихают. Коннор медленно выпрямляет ноги в коленях и настороженно всматривается в место, из которого они сюда поворачивают. Возможно, оставшиеся в живых преследователи посчитали, что беглецы направились именно в эту сторону. — Ты, уф, ты как?.. — спрашивает Хэнк задушенно. — Порядок? — Порядок. — Господи, ну и... ну и пробежечка. Я сейчас сдохну. Коннор, ты ку... куда? — вопрошает Хэнк, когда замечает покидающего коридор мальчишку. — Самое время забрать то, за чем мы пришли, мистер Андерсон. — Ай, чтоб тебя. Упрямый и самонадеянный шкет! Огибая трупы щелкунов и людей из "Иерихона", Коннор выходит наружу. Наспех припаркованная, машина стоит возле обочины. В ней сидит водитель. Завидев Коннора, он выбирается из салона и набрасывается на незваного гостя с ножом. Коннор парирует его удар и, заломив со спины правую руку, выбивает оружие из ладони. Мужчина бьет его локтем в солнечное сплетение, вырывается из хватки, и едва не рассекает скулу. Он делает новый выпад. Коннор перехватывает его запястье и с силой прижимает мужчину к стене. Хэнк поспевает как раз вовремя, чтобы увидеть, как голова водителя со всего размаху впечатывается в кирпичную кладь. Закончив с ним, Коннор жеманно поправляет воротник запылившейся от побега рубашки и глядит на поверженного врага с высокомерным презрением. — Неплохо для беспомощного мальчишки? — сардонически подмечает он, когда чувствует на себе пристальный взгляд мистера Андерсона. Хэнк ему не отвечает. Вместо этого он садится в заведенный автомобиль и, тревожно оглядываясь на здание, сжимает руль побелевшими пальцами. Коннор присаживается рядом, на пассажирское кресло, и громко хлопает дверью. Хэнк давит на газ. Дорога под колесами вскипает и пенится, и тучи пыли вздымаются в воздух под торжественный рев заведенного мотора. Железный мустанг трогается с места и, подпрыгивая на неровностях, врывается на главную дорожную полосу, стремительно проскакав меж расступившихся улиц. Они уезжают. Коннор восторженно припадает к стеклу, жадно вглядываясь в силуэты проносящегося мимо него мегаполиса. Сквозь приоткрытую щель в макушку бьет теплый июльский ветер и треплет растрепанные темные волосы. Запах бензина щекочет раздутые ноздри. Большие дома вновь сменяются маленькими, с каждой новой минутой появляясь все реже и реже, и почти полностью уступают место низкорослым спальным районам. — Скажи Детройту прощай, детка, — сообщает Хэнк с довольной ухмылочкой. Коннор раскрывает рот, не в силах поверить в услышанное. Он откидывается на спинку пассажирского кресла, позволяя себе ненадолго расслабиться. Костяшки после боя мелко краснеют. Коннор двигает пальцами вверх-вниз, сжимает их то в кулак, то разжимает снова, проверяя, осматривая свои повреждения. Затем натягивает тонкую кожу на косточках еще сильнее, трясет рукой, смахивая раздражение. Он переводит взгляд на мистера Андерсона, следящего за дорогой с предельной сосредоточенностью. Хэнка волнует одно – насколько просторной для передвижения она является, – и оттого все мышцы на его лице кажутся напряженными. Лишь пальцами правой руки Хэнк отбивает ритм на баранке – единственная вольность, которую он себе позволяет. Вскоре пейзаж за окном сменяется ровным строем деревьев и зелено-золотыми полями, разросшимися по земле хаотично, и Коннор понимает уже отчетливее – Детройт с его небоскребами остается позади, в прошлом. Впереди – дорога. Теперь все остальное не имеет значение. На горизонте маячат очередные высотки. Что, опять мегаполис? Как интересно! Коннор внимательно всматривается вдаль, стараясь выцепить взглядом таблички и указатели. На одной из вывесок как раз значится полустертое наименование: "Энн-Арбор". Еще через какое-то время машина противится и надуто пыхтит. — О, да ладно, девочка! Нет-нет-нет... Ее слабо дергает, пока двигатель не глохнет окончательно. — А, черт! Машина прокатывается по инерции пару метров, затем останавливается. Хэнк раздосадованно ударяет по рулевому колесу кулаками. — Официально: вертел я это дерьмо. К черту. Просто к черту. — Что произошло? — спрашивает Коннор обеспокоенно. — Бензин кончился, вот что. Или двигатель сдох, что еще хуже. Какая теперь, нахрен, разница. Коннор пытливо склоняет голову набок, взъерошив курчавую челку. Суть раздутых страданий мистера Андерсона ему непонятна. — Значит, нам просто нужно найти еще? — уточняет он вкрадчиво. — Ха-ха, "просто", — насмешливо передразнивает его Хэнк. — Ты ничего не найдешь в этом мире "просто". — Машину же я нашел. — Ой, бля, только не начинай. Тебе повезло. Или не повезло, это как посмотреть. Нас ведь едва с двух сторон не расплющило! А ты еще и мой противогаз просрал, спасибо тебе, блин, огромное. Коннор сводит губы в тонкую белесую полосу. — Я не понимаю. Это какая-то личная неприязнь? У вас есть персональная причина меня ненавидеть? Я ведь сделал все, о чем вы просили, но вы снова цепляетесь к деталям. — Ну да, конечно, это ж, блять, такая малюсенькая деталь: безопасность. И чего я только жопу рву, действительно? Я не просил тебя сломя голову рисковать нашими жизнями. Дважды – сука, дважды! – подряд! Прости, но ты не сраный Т-800 и я пока не из вибраниума, так что захлопни свою пасть и делай, что велено. — Неужели вы считаете меня настолько иррациональным? — взрывается Коннор. — Какого черта? Неужели думаете, что я достаточно глуп, чтобы не просчитать все возможные варианты исхода своих решений? — Вообще да, прямо мысли читаешь. — Просто невероятно! — Коннор вылетает из машины. — И это прославленный Хэнк Андерсон? Скорее слепец, нытик и параноик. Хотите секрет? Я разочарован. Я отправился в путь для того, чтобы послужить своему городу, а не сидеть и ждать, когда вы высунете голову из песка и начнете делать хоть что-нибудь. — Спасибо, конечно, а теперь засунь свое охеренно ценное мнение себе в жопу. Лицо Коннора вновь принимает знакомую маску отрешенности – Хэнка она раздражает даже больше, чем отдельные его черты, искривленные на эмоциях. Юноша отстраняется от Андерсона, деловито стряхнув пыль с рубашки, и красноречиво вскидывает брови. — Что ж, видно, мы оба не рады совместному путешествию, но теперь нам придется работать вместе. Так трясетесь за свою шкуру? Отлично. Оставайтесь здесь, в этой старой заглохшей рухляди. А я пойду и займусь настоящим делом и достану нам канистру топлива, потому что, очевидно, только у меня здесь отрасли для этого яйца. — Ага-ага, яйценосный, иди-ка ты нахуй, раз не можешь понять, что такими темпами ты скорее всего подохнешь. — Да мне плевать, что я скорее всего подохну, если добуду бензина столько, что сокращу нашу поездку, и больше никогда в жизни не буду видеть твою тупую рожу! Коннор, развернувшись гордо, уходит. Хэнк давит гортанный рык. — Ну и катись отсюда, шкет! Скатертью, блин, дорога. Он провожает спину Коннора испепеляющим взглядом. Когда мальчишка уходит на достаточно далекое расстояние, Хэнк покидает машину и с силой, до боли, пинает резиновое колесо стопою, вкладывая в этот жест всю накопившуюся агрессию и все свое напряжение. Вот только голова горячая все не думает остывать и, кажется, распаляется только больше. И почему Хэнку не пофиг? Почему так не плевать на этого малолетнего идиота? Почему от непроходимой упрямости его у Хэнка сводит зубы, и гнев в животе трепещет, брызжет и взрывается, почему чешутся кулаки и ходят ходуном пальцы? Если мальчишка хочет загубить свою жизнь – пускай так и делает. Кто он такой, чтобы тому препятствовать? Ему должно быть плевать. Абсолютно точно. Только нихрена ему не плевать, блять, какого черта. Коннор идет вдоль длинной дороги и раздраженно пинает носком так удачно подворачивающиеся по пути камушки. Камни эти, стучась об асфальт, откатываются в сторону, точно в страхе, расступаются перед ним, уступают Коннору место и избегают его твердого шага. И зачем ему только сдался этот невежда Андерсон? О чем он вообще думал, когда нанимал его? Поверить, что этот тип способен помочь ему хоть с чем-то, было ужасной неосмотрительностью. Да, Коннор вполне способен обойтись и без этого старого идиота! Он вообще-то, как и все прочие, всю жизнь готовился к чему-то подобному. Подумаешь, без практического опыта! Придет со временем. Когда в личном деле мистера Андерсона писали о его непростом характере, они слегка преуменьшали эту его особенность. Хэнк, кажется, на девяносто процентов состоит из ненависти к роду человеческому, а на остальные десять – к Коннору в частности. Никак иначе юноша объяснить это не может. Да и хрен с ним. Хрен с ним! Коннор плохо представляет, что конкретно он ищет. Надо ли опорожнить чьи-то бензобаки или, может, найти заправочную станцию, или... Он никогда не имел дел с машинами. Наверняка он знает одно: если Хэнк не может позаботиться о прогрессе их миссии, это сделает Коннор. Сделает с присущим ему упорством и резвостью, да так, что этот дряхлый брюзга позабудет, что вообще имеет неосторожность перечить его простым, но гениальным идеям. Первым делом он натыкается на небольшое скопление машин. Коннор решает, что лучше всего будет заглянуть в них – на всякий случай. Он останавливается возле одной, отдающей желтизной в лучах дневного солнца, и неуверенно проводит по металлическому корпусу пальцами. В академии их вроде учили... Коннор открывает багажник, но не находит в нем ничего примечательного. Чтобы слить возможное топливо, для начала ему понадобятся шланг и канистра. В другой машине в багажнике лежит ящик с инструментами и какие-то красные баллоны – кажется, они назывались огнетушителями? – в третьей – чемодан и пустые пятилитровые бутылки. Огнетушителем он разбивает замок на чемодане, но тоже не обнаруживает в нем ничего интересного, кроме, разве что, бесполезной женской одежды. Остается надежда на последний автомобиль. Коннор подходит к нему, но с досадой отмечает, что и тот уже давно разворован. Ох уж эта проблема густонаселенных областей! Он возвращается к автомобилю с бутылками и чемоданом. За неимением канистры пятилитровая бутылка тоже может послужить неплохой альтернативой. Но где найти шланг? Возможно, дело это и вовсе бесполезное, и стоит пойти вперед, дальше, найти какую-нибудь заправочную станцию и уповать на то, что она еще цела? Для своих нужд "Иерихон" ведь добывает бензин где-то. Коннор подцепляет бутылку и отправляется в путь. Это не последние встреченные им на пути машины, рассуждает он здраво. Наверняка в дальнейшем ему повезет в разы больше. Через десять минут бесцельного блуждания Коннор действительно натыкается на очередной автомобиль. Он уже отчаивается найти шланг в каждом из тех, что видит до этого, но попытаться стоит еще раз. Без каких-либо ожиданий он заглядывает в салон сквозь стекла, открывает багажник и уже собирается уйти, как вдруг краем глаз цепляется за неприметный шнур, заваленный всякой всячиной. Откинув бутылку в сторону, Коннор протягивает к нему руки и, раскопав барахло из-под завалов, вытягивает наружу. Да, шланг, наконец-то! Коннор аккуратно осматривает его на предмет наличия повреждений. Целый вроде. Тогда он подходит к бензобаку и ставит рядом бутылку. Подушечки пальцев касаются кузова, очерчивают контур крышки от горловины. Пожалуйста, пусть в этой машине будет бензин... Коннор откупоривает крышку и просовывает один конец шланга в узкое горлышко. Другой конец он неуверенно подносит к лицу и придвигается поближе к бутылке, упираясь в асфальт коленом. Юноша раскрывает губы. Неожиданно за спиной Коннор слышит чьи-то шаги. Они разносятся совсем близко. Он догадывается, кому они могут принадлежать, и давит в груди нарастающее раздражение. — Что, все же решил высунуть голову из песка? — желчно бросает Коннор через плечо. — Мне не нужна твоя помощь, Андерсон. Шаги затихают. Что-то тяжелое ударяет Коннора по голове. Резкая боль выбивает из легких весь воздух. Коннор падает на землю, оглушенный, а в глазах на секунду темнеет. Затылок гудит от боли. Коннор приходит в себя через пару мгновений, силится встать, но тут же получает в живот ботинком. Пинок опрокидывает его набок. Коннор закашливается. В ярком свете, режущем глаза до невыносимого, он видит незнакомый силуэт и нож, зажатый в ладонях. Нужно подняться. Незнакомец склоняется над ним, заносит лезвие для удара. Коннор перехватывает его запястье, старается оттолкнуть – руками ли, ногами, – но слабость после удара по голове невероятная. Мужчина почти подносит лезвие к его горлу, когда чья-то сильная рука грубо оттаскивает того за шиворот. Коннор не может разобрать – мир в глазах уплывает. Хэнк валит "Иерихонца" на землю, покрывая его лицо своими ударами. Он разбивает в кровь нос, лоб и скулы, и мужчина под ним, давясь собственной кровью, вскорости затихает. Утерев нос тыльной стороной ладони, Хэнк поднимается на ноги. — Тебя ни на секунду нельзя оставить, чтобы ты не влип в очередную историю, верно? — обращается он к скрюченному на полу Коннору. Он помогает ему подняться и усаживает на капот. Коннор тянет руку к затылку и чувствует, как пальцы вляпываются во что-то теплое. Хэнк заботливо отстраняет его руку и сам, обхватив порозовевшие щеки, осматривает лицо и голову на предмет серьезных повреждений. Удовлетворенный результатом осмотра, он отстраняется. — Жить будешь, — констатирует Хэнк с нотками облегчения. Коннор стыдливо опускает взгляд, стараясь не смотреть мистеру Андерсону в лицо. Хэнк бегло осматривает развернувшуюся перед ним картину и видит шланг, торчащий из горлышка машины, усмехается: — Отсасывать умеешь? Полезно. По крайней мере, за стенами сосешь ты неплохо. — Зачем вернулся? — спрашивает Коннор бесцветно. Хэнк стоит в тишине какое-то время. — Должен же кто-то прикрывать твою тощую жопу. Молчание царит между ними. Коннор поджимает губы, задумчиво растирая кровь между пальцами. Неожиданно с тела "Иерихонца" доносится слабое шипение. Рация. Путники переглядываются. Хэнк склоняется над мужчиной и достает у него из кармана маленький коробок. "...ак слышно? Возвращайтесь на базу. Через десять минут начинаем собрание". — Десять минут... — тихо повторяет Коннор. — Это недалеко. Осознав смысл сказанного, Хэнк протестующе машет руками. — О, не-е-ет, нет-нет. Нет. Мне этот твой тон скоро в кошмарах сниться начнет, парень, даже думать не смей. Нет! — Нам все еще нужен бензин, верно? — он поднимает голову. — Я справлюсь. Правда справлюсь. Просто... просто доверься мне, хорошо? Единственный раз. Найдем "Иерихон". Двадцать минут. Большего не прошу. Двадцать минут, Хэнк, и мы уходим, даю слово. В глубокой думе Хэнк закусывает губу. Коннор замирает в трепетном ожидании чужого ответа. Застывший и недвижимый, мир вокруг, кажется, замирает следом за ним. — Ну, и как ты себе это представляешь? — сдается Хэнк вскоре. Коннор облегченно выдыхает. — Спросим дорогу у этого парня? — проводник саркастично кивает в сторону трупа. — Возможно, ответ лежит на поверхности, и мы упускаем нечто уже очевидное... — задумчиво тянет Коннор, — например, rA9. Что это? Может, координаты, знак или ориентир?.. — Или просто дурацкий шифр. — Нет, — спешно отрезает молодой человек, — в прошлый раз я употребил его в неопределенном контексте, схожим с наименованием места или некоего конкретного человека, и это сработало. Вроде бы. Но почему? Тот мужчина в каньоне... он предположил, что я из Огайо. Что может объединять Мичиган, Индиану и Огайо? Хэнк сводит брови серьезно. — Говоришь, у тебя была карта? Коннор кивает. Он слезает с машины, достает из рюкзака промокший в тушенке атлас и раскладывает его на капоте. — Господи, ну и вонища! Я сейчас сблюю, — сетует Хэнк на отвратительный запах. — Что с ней произошло? — Жесть во время падения лопнула, — поясняет Коннор спокойно. — Все содержимое консервов вывалилось наружу. — А... Хэнк внимательно всматривается в карту. — Это прозвучит как полный бред, но, кажется, если объединить границы этих штатов, вырисовывается буква "А", — он проводит по границам пальцем. — Только вот это все равно нихрена не объясняет. — Возможно, что-то и объясняет. Можно попытаться сузить круг поисков до территориального признака. Что, если это зашифрованные координаты главных баз в каждом штате? Если одна из них прямо здесь... Хм. Этот город... на въезде я, кажется, видел его название. Энн-Арбор. Первая буква совпадает с общей аббревиатурой. Но если это так, то в других штатах тоже должны быть такие города. Знакомо что-нибудь? — Эм... у меня была двойка по географии. Кажется, в Индиане был Андерсон. Угадай, почему я его запомнил. Коннор в усмешке выпускает из ноздрей воздух. — Он достаточно крупный? — Хрен его знает. Думаю да, если он есть на твоей карте. Коннор внимательно листает атлас. Как минимум один Андерсон здесь точно достаточно крупный. — Да, на общем плане я его вижу... — сообщает он задумчивым голосом, а затем переворачивает страницу к штату Огайо. — А здесь... хм... Акрон, прямо под Кливлендом. — Молодец, Шерлок, — язвит Андерсон, хоть он и вправду считает, что тщетные попытки Коннора разгадать загадку достойны внимания, — но что тогда в твоей концепции значат "r" и "9"? — Девятая дорога? Правый город? Не имею ни малейшего представления. Вот бы осмотреть карту этого места поближе... — Возможно, мы сумеем обойтись и без этого. Хэнк многозначительно глядит в сторону тела, затем срывается с места и опускается перед ним на колени. Карманы мужчины оказываются пустыми. Раздосадованный, Хэнк уже собирается подняться, как вдруг краем глаз замечает кое-что необычное. Из-под рубашки на руке мужчины виднеется странная татуировка в виде толстого полого квадрата с равнобедренными треугольниками на углах, упирающимися в квадрат своими тупыми вершинами. Такая четкость и схематичность несколько поражают мужчину. — Есть что-то полезное? — Не-а, — он разочарованно трет шею. — Дьявол. В одном ты прав: этот парень явно не собирался идти куда-то далеко, если не взял с собой ничего, кроме рации и оружия. Нам стоит осмотреться здесь повнимательнее. — Он напал на меня со спины... скорее всего, он пришел оттуда, — Коннор указывает на дорогу позади себя и косится на Андерсона заискивающе. — Мы пойдем проверить? Ответом ему служит молчаливое согласие. Обреченно вздохнув, Хэнк направляется в указанную сторону. Потрескавшийся тротуар стелется вперед антрацитовой скатертью. По бокам от него располагаются высотки с частично обвалившимися стенами. Почти все гладкие поверхности здесь исписаны граффити – будь то стены или же просто колонны, – иногда бессмысленными, а иногда представляющими собой целые сюжеты. Вот из-под плюща виднеется голова какой-то кровожадной акулы, а вот ловкий скейтбордист красуется на бетоне и прыгает с трамплина, грозясь приземлиться прямо на чью-то витиеватую подпись. Коннор считает забавным тот факт, что даже в такие тяжелые дни, как эти, люди в городе находят время и место для своего искусства – красивого, но чаще всего не очень. На одной из стен нарисован мерзкий щелкун. Его широкое лицо напоминает коричневатую бездну, а неестественно скрюченные руки – интересно, ошибка ли это или намеренное искажение? – тянут к смотрящему свои кровавые пальцы. "Обернись" – гласит надпись чуть ниже. Хэнк тоже замечает это граффити, но привлекают его внимание не анатомические особенности щелкуна, а странный символ на животе зараженного. — Стой, — он вытягивает руку, останавливая идущего напротив парнишку, — я уже видел этот символ недавно. Коннор непонимающе клонит голову в сторону. Тогда Хэнк задумчиво подходит к стене, прикасается к животу щелкуна ладонью и проводит незримую линию вдоль четких полос, его разрезающих. — Этот квадрат. Я уже видел этот квадрат прежде. Такая же татуировка была на руке у того придурка. Что бы это могло означать? Коннор в недоумении осматривает остальной рисунок. Действительно, геометрическая фигура не очень вписывается в общую атмосферу, хоть и нарисована едва различимо. Он еще раз глядит на скрюченные руки зараженного и, следуя их направлению и указанию надписи, разворачивается в обратную сторону. Там, на стене с другой стороны улицы, красуется новое граффити. Коннор решает проверить свою догадку. Игнорируя вопросы Андерсона, он переходит на ту сторону и внимательно всматривается в изображение. Три кита плывут в звездном море – красивое зрелище. Вот только одна из звезд имеет форму квадрата с четырьмя треугольниками. — Тот же символ, — констатирует Коннор. В этом определенно прослеживается какая-то связь. Киты уплывают в переулок, огражденный ото всех решетчатым забором. Коннор перелезает на ту сторону, от удара по голове лишаясь части привычной ловкости. Бормоча под нос что-то о ненависти к паркуру, Хэнк переправляется следом. Стены здесь испещрены лишь стертыми надписями низкого качества. Коннор решает проследовать еще дальше. Угловатый проход выводит его к небольшому заднему дворику с кучей мусорных баков. У одного из них догнивает щелкун. Неужели тупик? Свернули не в ту сторону? Или, может, символизм этих квадратов им лишь привиделся? Коннор обходит по кругу весь двор, пока взгляд его случайно не цепляется за граффити на крыше. — Вижу! — кричит Хэнку Коннор, а сам подходит к отвесной стене поближе. Она так высока, что, кажется, в одиночку на нее не взобраться, даже если встать перед этим на крышу одного из многочисленных мусорных баков, какими устлана вся округа. Простенький план, впрочем, все равно в каштановой голове созревает. Коннор решает пододвинуть мусорку ближе. Хэнк, замечая его потуги, тоже упирается в бак руками и помогает подтолкнуть его в нужную сторону. С громким хлопком мусорный ящик упирается в стену. — Подсади меня, — просит Коннор, взбираясь на крышу мусорки. Хэнк взбирается следом, встает к бетонной стене вплотную и, собрав руки в замок, опускает их вниз для Коннора. Коннор отталкивается от его ладоней и прыгает вверх, цепляясь пальцами за небольшой выступ на крыше. Хэнк разворачивается и подталкивает наверх его бедра. — Ну? Видишь что-нибудь? — спрашивает он пытливо. Коннор несмело выпрямляется в полный рост и внимательно оглядывает окружение. Стены здесь исписаны узорными словами на иностранном. Испанский, может? Здесь обнаруживается сразу несколько квадратов. Один из них скрывается за буквой "Н", а другой окаймляет дыру в букве "g". Буква "g"... А буква ли это? Не найдя ответ, Коннор переводит взгляд к заросшему деревьями горизонту. — Коннор, ну что там? — Кажется, я вижу дорогу. Юноша спрыгивает. Вместе они возвращаются обратно к проезжей части, но сворачивают немного правее. Дорога медленно выводит их к небольшому району, с одной из сторон огражденному зеленым парком, а с другой – карликовыми жилыми домами. Впереди гордо высится единственная на несколько сотен метров общественная постройка. Путь вокруг нее оказывается огражден трехметровым забором. — Мать моя женщина, — присвистывает Хэнк удивленно, — не думал, что мы действительно найдем здесь что-нибудь, кроме развалин. Прославленный "Иерихон". Невероятно. Что дальше, гений? Коннор решительно вглядывается в неприступные стены. — Я проберусь туда и украду канистры. — Один? — удивляется Андерсон. — Так я привлеку меньше внимания. Если мне не изменяет память, прямо сейчас в лагере в самом разгаре идет собрание. Я уверен, что им будет не до меня в это время. — Слушай, ты уже достаточно доказал мне, какой ты крутой. Доволен, успокоил душеньку? Это самоубийство. Уверен, что хочешь ворошить этот улей? — Нет, — честно отвечает Коннор, — вероятность, что меня убьют, высока. Но по статистике всегда есть шанс возникновения маловероятных событий. Он замирает, застывает в томительном ожидании чужого ответа, спокойный внешне, но внутри дрожащий точно от десятибалльного землетрясения. Трепещет молодая душа, и где-то там, глубоко внутри, с пугающей ясностью Коннор осознает, что вера мистера Андерсона необходима ему, как воздух. Полное доверие или безоговорочная капитуляция – только две эти крайности он приемлет, ибо без согласия Хэнка, этого своеобразного душевного топлива, Коннор едва ли преодолеет и десятую долю метра. Тревога утянет вниз и повиснет на шее тяжелым камнем, потому что даже если Хэнк, человек, не знакомый с ним, ответит ему холодным отказом, это разобьет Коннора на кусочки. Секундная пауза между ними кажется ему нестерпимой. Но мистер Андерсон, прекрасный, вразумительный мистер Андерсон, поджав губы в тяжелом раздумье, обреченно ему кивает. — Надери им всем жопы, — говорит, но в глазах, в самом тоне подразумевает простое "будь осторожнее, что ли". Искреннее такое, сердечное. И Коннор улыбается. Не верит своим ушам, но улыбается, благодарный уже за то, что этот восхитительный человек, в котором он все-таки не ошибается, вверяет в руки ему жизнь свою и свое одобрение. Они осматривают лагерь издалека. На стенах – два караульных, внизу – никого. Остается только грамотно подобраться поближе... Топливо, должно быть, находится там же, где все остальные машины. Значит, нужно держаться дороги – к сожалению, как раз охраняемой. Может, удастся угнать тачку у них из-под носа? Пули, по крайней мере, не сразу проберут ее корпус, к тому же возвращаться назад, к той предыдущей машине, так долго и уже нелогично... Обмозговав примерный план действий, Коннор пускается в авантюру. Он, прячась в высоких зарослях, осторожно пробирается к самым стенам, прижимается к ним, как к слепой зоне, и у самых ворот высовывает голову, чтобы осмотреться. Охранники на стенах о чем-то переговариваются и смеются, но на Коннора не обращают совершенно никакого внимания. Великолепно. Но прежде, чем врываться в драконье логово, Коннор решает создать себе небольшое подспорье: раскопав под ногами немного грязи, он смачивает пальцы в слюне и рисует на своем предплечье фигурный геометрический символ. След от подсохшей грязи сереет. Коннор смахивает остатки мелких частиц – темных затвердевших комочков, – чтобы издалека рисунок точно выглядел настоящим. Только тогда, убедившись в весомости своего алиби на случай раскрытия, он пробирается вглубь "Иерихона". Город внутри города любезно раскрывает ему свои двери. Стараясь не выглядеть подозрительным, он оглядывает большую площадку: несколько машин стоят в ряд под самодельным деревянным навесом. Коннор подходит к ним, скрываясь от стражей за высокими металлическими кузовами, и бегло осматривает кабины. Ключ зажигания в одной торчит прямо там же. Пока все идет слишком гладко, но кто Коннор такой, чтобы жаловаться? Он осматривает и внутреннее убранство самодельного гаража: на стеллажах покоятся ящики с инструментами, домкрат, какие-то коробки, канистры. Коннор хватает одну в руки, поднимает, трясет, проверяя степень заполненности – и даже собирается умыкнуть ее в дорогу, загрузить на заднее сидение! – он возвращается к той машине с ключом, но прежде, чем успевает сделать хоть что-нибудь, его окликает непредвиденный женский голос. — Эй, я тебя знаю? Коннор разворачивается и примирительно поднимает руки, якобы невзначай показывая девушке свою псевдометку. — Я новенький. Из Огайо. — Почему не со всеми? — спрашивает она, скрестив на груди руки. Что ей ответить? — Очевидно, нам обоим не доверяют настолько, чтобы приглашать на собрания, — улыбается Коннор. Провокация срабатывает с непонятным успехом: скрипнув зубами, уязвленная девушка вроде бы отступает, но, возвращаясь к своим делам, дарит напоследок взгляд, невероятно подозревающий. Медлить больше нельзя. Обождав, пока она отвернется, Коннор спешно открывает заднее сидение автомобиля, загружает в него канистру с горючим и садится в машину. Одно но: опыт вождения у него напрочь отсутствует. Хорошо, что память фотографическая! Так, как там Хэнк делает? Повернуть ключ, дернуть рычаг – нет, стоп, дальний рычаг! – выжать педаль... Какую из трех? Помнится, мистер Андерсон делал это левой ногой... Значит, самую левую? Перевести передачу на первую... Вот, теперь все должно получиться! По звукам автомобиль заводится еще на первом этапе, но Коннор справедливо решает, что каждое действие Хэнка в салоне имеет значение. Правда, ни одно из них не приводит машину в движение. Нужно что-то еще... Коннор нажимает педаль справа – именно этой ногой Хэнк работал, когда вез их по роскошным полям Мичигана, – и снова та же история. В отчаянии он отпускает сцепление, но машина, вредина, только ворчит и окончательно замирает. Оказывается, дело-то хлопотливое. Коннор серьезнее сосредотачивается на воспоминаниях. Ноги Хэнка работают попеременно – давят то с силой, то с нежностью. Быть может, в этом проблема? В том, что Коннор бездумно выжимает педали, пока те не упрутся? Вероятно, стоит действовать аккуратнее... Он снова повторяет все предыдущие действия, но на этот раз нажимает на газ плавнее... И вновь промашка! Может, надо и отпускать педаль не так фанатично? И только лишь эта мысль воплощается в реальность, автомобиль начинает движение. Да, то что нужно! На радостях Коннор уверенно бросает педаль, и машина, видно желая проучить водителя-самоучку, снова ворчит и предательски останавливается. Предательски потому, что эти действия привлекают чужое внимание. Каждому смотрящему на воротах любопытно, что за подозрительное движение происходит в области гаража, и не умерившая своей подозрительности женщина опять разворачивается. Придется срочно валить отсюда! Коннор повторно заводит автомобиль и, не до конца отпуская педали, нажимает на газ. С ревом мустанг срывается с места, и Коннор кое-как успевает повернуть рулевое колесо, чтобы не въехать в подпорки. Люди на стене вмиг подскакивают. Женщина кричит, что так и знала, что здесь что-то не чисто, и велит им стрелять в нарушителя. Коннор проезжает мимо них как в тумане. Руль в его руках дрожит и подскакивает – колеса изнывают на бездорожье, и Коннор, опасаясь потерять управление, вцепляется в него мертвой хваткой. Мотор гудит так, словно вот-вот взорвется, и пацан, страшась сделать ему только хуже, копирует действия мистера Андерсона и переключает передачу на третью. Звук становится намного приятнее, но и скорость развивается для неумехи невероятная. А пули стремглав разбиваются о металлический кузов. Коннор инстинктивно вжимает голову в плечи. Кое-как сворачивает он в сторону укрытия, в котором его дожидается Андерсон, и, не представляя, как быстрее остановить машину, отпускает педали. Но машина, хитрая стерва, не глохнет, как прежде! Да, стрелка скорости падает, но этого все равно не хватает. Кажется, Хэнк в таких случаях нажимал на другую педаль... Коннор наступает на среднюю, и автомобиль, неприятно дернувшись, вроде бы замирает. За зрелищем этим Хэнк наблюдает с седеющими волосами. Он выбегает на открытое пространство, чтобы догнать машину, но на подступи к стороне водителя ловит пулю. Она царапает кожу выше колена. Не удержав равновесия, Хэнк упирается грудью в капот. Испугавшись, Коннор выбирается из машины и помогает проводнику сесть на место. Из города за ними выезжает автомобиль. Коннор перебирается на заднее сидение и велит Хэнку газовать что есть мочи. Хэнк газует. За рулем второй машины сидит та разоблачившая его женщина. Коннор вытягивает пистолет, пытаясь выровнять прицел и дыхание – на неровных дорогах, покрытых кочками, это оказывается проблематично. Он высаживает в лобовое стекло всю обойму, но от тряски всякий раз мажет. Женщина стреляет в ответ. В один из выстрелов зажатый спусковой крючок издает лишь глухой стук и ничего более – так в магазине кончаются патроны. Коннор раздосадованно откидывает пистолет на заднее сидение. Хэнк, мельком следящий за этим через зеркало заднего вида, отдает ему свой револьвер. Патронов в нем и того меньше. Коннор задерживает дыхание, старается абстрагироваться от реальности. В мире не остается ничего, кроме револьвера и его цели. Он спускает крючок. Пуля свистит между машинами и попадает девушке в ключицу. Она непроизвольно дергает руль руками, и авто под ее управлением дергается следом, неосторожно сворачивает в кювет, падает. Хэнк торжествующе вскрикивает. Они отъезжают от Энн-Арбор на какое-то расстояние, прежде чем решают остановиться и перевести дыхание. Погоня, наконец, прекращается. Ногу Хэнка тянет неприятно, место ранения саднит и покалывает. Коннор требует показать ему рану и, выбравшись из машины, разрывает перепачканные кровью джинсы. На ноге остается глубокая царапина, но недостаточно глубокая, чтобы задеть что-то жизненно важное. Юноша хочет достать бинт из сумки, но вспоминает с досадой, что тот весь перепачкан в тушенке. Хэнк делится своим. Тогда Коннор накладывает на ногу давящую повязку. Закончив врачевание, он медленно обходит машину. Какое-то время он стоит у двери, совсем недвижимый, и просто смотрит куда-то перед собой. Затем, так и не обернувшись, присаживается на краешек кресла и устало роняет голову в ладони. Хэнк сочувственно глядит на его непривычно сгорбленную спину. — Прости. Должен был предвидеть, — роняет Коннор внезапно. Звук его голоса напоминает шелест, от которого у Хэнка сжимается сердце. С большими паузами он продолжает: — Может, ты прав, и я не умею оценивать ситуацию. Может, нам действительно лучше вернуться, пока есть возможность. Может... — Эй, — неловко кашляет Андерсон, — ну не неси чепухи. Он с утешением тянет руку к мрачной спине, но на половине пути осекается. Рука замирает в воздухе, так и не достигнув поставленной цели. Согнутые пальцы неловко собираются кулак. Тишина, образовавшаяся между ними, металлической тяжестью оседает обоим на плечи. — Если честно, я думаю, твое лицо жутко страшное, а не смазливое, — говорит Хэнк первое, что приходит в голову. Спина Коннора содрогается от едва заметного смеха. — Ты так считаешь? — шелестит он в полуулыбке. — Да, такой лажи я давненько не видел, — смеется Андерсон. — Но, эм, слушай... Если серьезно, то я давно уже не чувствовал себя более живым, чем сегодня. С тобой не заскучаешь, ты в курсе? — он хмыкает. — Ну правда, нашел, блин, время раскисать, когда мы уже столького достигли. Из меня так себе команда поддержки, так что собери сопли в кулак, пока я из тебя их не выбил. Коннор слабо усмехается. Кровотечение останавливается. Хэнк заводит машину. Они используют бензин до упора, едут, пока на дорогу не опускаются первые сумерки и ночная черная тень накрывает жадной рукою глухую округу. Путь этот занимает несколько часов. Если прошлая поездка кажется Коннору длинной, то эта не идет с ней ни в какое сравнение. Цивилизация в этот раз кончается раньше, уступая место широким вольным просторам. Лоскуткам на одеяле перед Коннором расстилаются бескрайние зеленые луга и размашистые квадратные поляны. В летнем сиянии изумрудной зелени, в золоте иссохшей травы, в бесконечной пляске они проносятся за окном транспортного средства, калейдоскопом поразительных живых образов сменяя друг друга как фотокарточки в игрушечной камере. Где-то луга перерастают в леса, россыпь деревьев у обочины, длинную зеленую полосу с поваленными друг на друга стволами, а где-то плавно перетекают в озера – синеющие в просветах меж деревьями пятна. На несколько часов вперед вокруг нет ничего: лишь этот пейзаж и дорога, прямая, словно бы бесконечная. Шум колес, шелест ветра, мерное дыхание водителя на соседнем сидении – все усыпляет Коннора и вгоняет в легкий расслабляющий транс. Убаюканный этим спокойствием, в какой-то момент пути он и вовсе откидывает голову на подголовник – лишь слабое тошнотворное чувство, засевшее где-то у горла, мешает расслабиться окончательно. Лишь через несколько часов, не доезжая до населенного пункта, Хэнк паркует машину на обочине звездного поля. Они останавливаются. Ночь сегодня безоблачная. Коннор выходит наружу и, поднимая голову кверху, глядит на небосвод пораженно. Здесь эти маленькие белые точки воспринимаются совсем по-другому. Россыпь мелких сияющих песчинок обволакивает весь чернеющий купол. Поле пахнет июльской свежестью. Хромая, Хэнк выбирается следом. Он хочет пойти и раздобыть веток для кострища, но, всякий раз вновь ступая на ногу, только шипит и хмурится. — Я принесу, — заботливо говорит Коннор и уходит вперед, вдоль по обочине, на поиски сухих веток и невысоких кустарников. Он возвращается через несколько минут с охапкой растопки в руках и травой для розжига. Хэнк оценивающе глядит на его работу. Вместе они раскладывают материалы чуть поодаль от машины и разжигают костер зажигалкой. Из сумки Коннор достает потрепанную тушенку. Вид у нее все такой же нелицеприятный. Он переваливает ее в жестяную тарелку и ставит прямо на костер. По округе разносится манящий запах жаренного мяса. Нарвав полевых трав по дороге, Коннор заваривает Хэнку отвар, притупляющий боль от ранения, и наказывает выпить все до единой капельки. Ужин вскоре подогревается. Они делят его на двоих, предпочитая не думать о том, где до того успевает побывать эта говядина, и, отогревшись немного, заваливаются обратно в машину. Коннор меняет Хэнку повязку. — Сегодня можем поспать одновременно, — говорит Хэнк невзначай, — в салоне сейчас должно быть безопасно. Коннор слабо кивает. Они устраиваются на сиденьях, как на кроватях. Хэнк забирает себе два передних, а Коннор – широкое заднее. Он неловко сворачивается на нем клубочком, потому что вытянуться в полный рост не позволяют размеры. За окном тихо стрекочут насекомые. — Хэнк, — роняет Коннор внезапно, — то, что я наговорил сегодня... я не хотел. Мне нравится с тобой путешествовать. Хэнк долго не отвечает. Не то, чтобы Коннору нужен ответ на это: он просто привык говорить прямо все, о чем думает. Он уже отворачивается к обитой тканью стене, собираясь закрыть глаза, как вдруг слышит: — Проехали. Я уже и забыл об этом, — и облегченно отводит взгляд в сторону. Коннору не спится. Сон не лезет в голову. Он ворочается, пытаясь найти удобное телу положение, но пока что не получается. Коннор то сгибает ноги в коленях, то подпирает щеку руками, то складывает их на животе и груди, то переворачивается на спину – но ничто не удовлетворяет его в полной мере. Ну, хотя бы сидения мягкие. Краешком уха он слышит, что Хэнк ворочается тоже, и от ударов его локтей по креслу подвижная спинка всякий раз наклоняется в обратную сторону. — Хэнк? — вновь подает голос Коннор, очевидно отчаявшись уснуть окончательно. В тишине ночи он звучит особо отчетливо. — М? — мычит Хэнк сонно. Спинка переднего кресла вновь прогибается. — ...А как ведут себя пудели? Мужчина беззвучно смеется. — Как ты, парень, они ведут себя, как ты.