***
Эжени и Ён Су всё-таки утомились, шагая по пыльным дорогам без перерыва. Уже темнело, а до штаба Ночного рейда было достаточно далеко. На округу вместе с сумерками опускалась лёгкая дымка — завтра с утра будет туман. Это было одновременно и хорошим, и плохим знаком. С одной стороны, так будет легче скрыться от посторонних глаз, с другой — будет тяжело ориентироваться исключительно на слух. Да и заблудиться не ровен час. А кругом топи! Больше всего по этому поводу переживала Эжени: кровоточащие ноги в болоте — и здравствуйте болезни, озноб, гнилокровие и прочее. Ён Су же, понимая, что несмотря на свои переживания подруга всё равно пойдёт через топи, потому что это наикратчайший путь к штабу Ночного рейда, начинал нервничать ещё больше. Эжени, всё-таки, была единственным человеком в отряде, которая могла бы исполнять обязанности знахаря; роль от неё, как от бойца, невзирая на сильное тейгу, была незначительной, а оттого и ценились другие её навыки. Твёрдо решив сделать привал, Ён Су остановил девушку и предложил для начала избавиться от маскировки, а затем, быстро приготовив место для ночлега, рассмотреть карту, что у них была. Потрёпанный временем пергамент всё же дал наиболее точные указания того, где находились Ён Су и Эжени. К сожалению, из-за похода в трущобы они сильно задержались, поэтому вернуться домой они могли не раньше завтрашнего вечера. И то — в лучшем случае. Эжени хмурилась. Этого ещё не хватало. Походных вещей в их заплечных сумках было не так уж и много, это касалось в частности провизии. Походная аптечка осталась почти нетронутой благодаря минимальному использованию при перевязке стёртых в кровь стоп. О еде Ён Су ещё мог позаботиться: рядом водилось множество кроликов и диких быков (последних нельзя было убивать в ночное время суток во избежание налёта монстров, питающихся падалью). Однако перед членами Ночного рейда вставали следующие проблемы: как приготовить добычу без привлечения лишнего внимания и как заночевать на дороге без палатки. Ён Су поджал губы. Вот уж не ожидал он, что забудет палатку в штабе. Эжени покачала головой, укоризненно смерив парня сквозь очки, и взглянула на карту. — Впрочем, есть одна идея, — сказала она, наконец, после нескольких минут молчания. Эжени ткнула пальцем в место на карте. — Здесь расположена дружественная деревня. Можем попробовать заночевать там. Идти недалеко. Предполагаю, что не дольше десяти минут. — Не рискованно ли? — скептически заметил Ён Су, подсаживаясь рядом. — А вдруг они уже предали нас? Или предадут в этот день? — Тогда мы их просто вырежем, — хладнокровно заметила Эжени, пожав плечами. — Что? Убьём мирных селян? — воскликнул Ён Су. Заметив его реакцию, Эжени сверкнула глазами, уголок её губ создал злостную ухмылку. — О, ты же ещё не участвовал в операциях «зачистки»? Бедняжка, — лицо Эжени снова выровнялось. — И ты ни во что не ставишь их жизни? — Допускаю, что их жизни имеют цену и смысл. Но в случае предательства каждый из них, включая стариков, женщин и детей, становится врагом революции и подлежит немедленному уничтожению. — Я, конечно, слышал рассказы Даниэля про нелёгкую Ночного рейда, но чтобы это оказалось правдой!.. — Эжени оборвала Ён Су, не дав ему окончить: — До твоего вступления в Ночной рейд каждый из нас прошёл через «зачистку». Не стану опровергать — поначалу действительно было тяжело слышать, как в вихре звенящего оружия исчезали людские голоса, как гремели повозки с изъятым хозяйством мертвецов, как лопаты вгрызались в землю, чтобы избавиться от бездыханных тел!.. — Эжени вздохнула, поджав губы, ноздри её расширились и побелели. — Но знаешь, когда наступает осознание того, что всё это происходит из-за глупости и трусости, а, самое главное, подлости, то к людям пропадает всякая жалость. Грош цена бесчестной жизни! Ён Су не перебивал. Он слушал, пропуская через себя каждое воодушевлённое слово Эжени. Действительно, подумал парень, взглянув на покоившийся в ножнах Мурасамэ, теперь-то он понимал, почему его охватило то ужасное чувство неестественной непорочности, когда он вступил в Ночной рейд. В глазах каждого из этих убийц, борющихся за своё правое дело, горел мрачный огонь. Их улыбки всегда искажала неровная тень. Тогда Ён Су не смог догадаться, в чём же дело. Но сейчас он знал наверняка: просто он ни тогда, ни сейчас не переступал опасную границу, когда приходилось идти на бесчисленные жертвы среди невинных граждан. Ён Су надеялся, что революция закончится раньше, чем ему придётся поступить так низко. Но какая честь может быть у наёмных убийц, пускай работающих больше за идею, чем за деньги? Никакой чести, никакой справедливости и — уж тем более! — никакой человечности. «Выходит, что наш быт вне миссий — просто притворство?» — сокрушённо подумал Ён Су. В голову тут же ударили слова Альфреда: «Никакие вы не герои». Однако… он ещё говорил о том, что ими всё ещё можно стать. Но как? Какой нужно было избрать путь, если герой — праведник, заступник слабых, честный, самоотверженный — непозволительный образ для наёмного убийцы? Из размышлений его вывела Эжени, уже собравшая вещмешки и закинувшая один из них к себе на плечо. Ён Су, окинув последним взглядом карту и запомнив местоположение деревни, убрал её в свой вещмешок и последовал сквозь вечернюю дымку по пыльной дороге. Эжени же он попросил в случае чего не молчать, а сказать о накатившей слабости в ногах, на что девушка почти что презрительно фыркнула. Ён Су, посмотрев на неё, заалел. Чёрт побери, как же он забывчив! Эжени — последняя, с кем бы парню хотелось ссоры, поэтому он промолчал, поставив себя в ещё более неловкое положение, продолжавшееся ровно до той минуты, пока вдалеке, за подлеском, не послышалась радостная музыка. Она очень сильно контрастировала с трупами повешенных селян — одна из многочисленных практик наказания и запугивания Империи. Равно как и выпотрошенные тела животных, которые невесть сколько здесь разлагаются. Ён Су и Эжени тактично обходили мёртвых стороной. Они спешили к источнику музыки, перераставшей в настоящую свистопляску со смехом и весёлыми песнями. Деревня Житница являлась типичным представителем своего рода, ничего, в общем-то необычного или странного. Обычные домики разных размеров, зависевших от количества людей в семье. Люди здесь жили ни богато, ни бедно, но веселились отрадно — работы почти не было. Поскольку деревня располагалась вблизи топей, здесь не раскидывалось массивных полей, не выгонялся скот, не располагались рыбаки возле речки. Припасов и ресурсов здесь хватало на всех, без недостатка или излишка. Ни стар, ни млад не ходил в лохмотьях, одеяние у всех было самым обычным для селян, простым, но таким, что никто не смел жаловаться. Казалось, здесь всегда царил праздник, только без столичного лоска, кипевшего по всей округе и находившего свой отпечаток даже в самом маленьком домике, принадлежавшему одинокому старику. Здесь же, в Житнице, словно все были равны. Даже старейшина был на одном уровне со своими подопечными. Именно эта гармония и благочестие подкупили революционеров к союзу именно с этой деревней. Ни одна ставка не ценилась ими так высоко, как Житница. Хранение секретов, преданность, посредственность во всём, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания — чего ещё можно было желать для союза с мирным населением? Заночевать здесь было определённо лучшей затеей Ён Су и Эжени. И единственной здравой мыслью за весь вечер, которая одновременно пришла им в головы, несмотря на скепсис и разногласия. Здесь, в Житнице, они могли почувствовать себя хоть на короткое время в безопасности. Когда Ён Су и Эжени приблизились к деревне, они сразу поняли причину такого шума: народ праздновал свадьбу молодой пары. Удивительно, но это событие украсило неприметную Житницу, опьяняя счастьем каждого человека. В пёстрой одежде, селяне веселились, пили, пели, плясали, поздравляли супругов. Вот и они, к слову: парень и девушка, бывшие едва ли старше Ён Су; их счастливые лица говорили о том, что они этого заслуживали. В самом деле, устроить такое чествование стоило немалых усилий. Было удивительно наблюдать за пиром посреди тёмного леса и неприглядных топей. Пока Эжени, откинув капюшон, разговаривала со старостой, которого нашли с таким трудом, Ён Су почувствовал, как сильно забилось его сердце в тревожном ожидании того, как праздник прервётся и всех жителей поглотит сумрак забвения и пепла. Здесь же топи… На топях водятся страшные твари, одни из самых ужасных, что знает человек……такие, что не брезгуют устраивать пир на трупах собственных товарищей…
…такие, что утянут к себе любого, неважно, каков тот будет на вкус…
…им нужна свежая плоть…
…кровь…
…кости…
…отчаяние и страх человека…
…сам человек.
Тут вдруг Ён Су почувствовал, как его взяла за руку какая-то молоденькая женщина и утащила чуть ли не в центр гулянки. В уши сразу хлынуло столько разнообразных звуков сплошной какофонией, что тонкий слух Ён Су, не привыкший к такому, едва не сошёл с ума. Пестрота развевающихся юбок, быстрые движения лихо отплясывающих людей — всё плыло перед глазами с такой скоростью, что Ён Су растерялся, почувствовав себя неопытным мальчишкой, а не закалённым в изнурительных сражениях воином. Как же так? Неужели так сказывалась нехватка опыта? Или же то было простым влиянием праздника, выглядящего столь непривычно в голове убийцы?.. Ён Су не знал точного ответа, хотя и предполагал оба варианта в равной степени. «Что мне надо делать?» — промелькнул непростой вопрос в голове парня. Он огляделся вокруг, высматривая Эжени — не мелькнёт ли где её дорожный плащ. Увы, она, судя по всему, всё ещё вела беседу. Плохо, если староста откажет в ночлеге. Но это же будет не по-товарищески? Ни одна дружественная деревня не может так поступить, Житница — и подавно. Тут же перед Ён Су возникла та же самая женщина, что привела его сюда. Тёмные курчавые волосы выбивались из-под алого платка, рубашка выправлена из юбки, на подоле которой гремели крохотные бубенчики, тонкие и грациозные босые ноги пустились в такой оживлённый пляс, что диву можно было податься. Озорная улыбка загорелой селянки привлекла внимание Ён Су и вызвала у него недоумение. — Что, товарищи разучились плясать? — лукаво заметила женщина, перекрикивая шум музыки и песен, но так, чтобы её услышал только Ён Су. Тот пожал плечами. — Как зовут тебя, хлопчик? — Утя, — соврал Ён Су. Он редко кому называл своё настоящее имя, даже союзнику. — Забавное имечко! — воскликнула женщина. — А я Минка! — Рад, э-э-э, познакомиться, — неуверенно ответил Ён Су. — Вы знаете, а я никогда и не умел танцевать. — Да как можно? — Минка округлила глаза так, что Ён Су на минуту подумал, будто та действительно сильно поражена. — Прислушайся, Утя. Разве, слыша музыку, можно не уметь плясать? Ён Су так и застыл, как вкопанный, лишая себя возможности на какие-либо движения. Чего-чего, а сейчас ему очень не хотелось проводить анализ услышанного, стоя посреди ярого пламени закрутившихся в танце людей. Зато он поймал слова песни, которую пели девушки и дети на деревянных подмостках:Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да!
Ой Лазаре Лазаре
Тука ни са казале
Ой Лазаре Лазаре
Тука ни са казале
Тъкмо тука дойдохме
Мома момче найдохме
Я момата дойдеше
Я момчето женем те
Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да! Тарара цай да!
Радовайсе, радовай
Радовайсе домакине
Колко листа по гора
Толкоз здраве на таз къща!
Радовайсе, радовай
Радовайсе домакине
Колко листа по гора
Толкоз здраве на таз къща!
Тарара цай да!..*
— Они так часто повторяют это «Тарара цай да»… Что оно означает? — невольно сорвалось с уст Ён Су. Он мог предположить, о чём пелось в песне, но смысл припева для него оставался загадкой. — Я уверена, что тебе никто из них не сможет объяснить, — лениво ответила внезапно объявившаяся Эжени. — Это просто песня. Чтобы звучать красиво, ей не нужен смысл слов. — Боже! Как же тихо вы ходите! — воскликнула Минка, отшатнувшись от девушки. — Что-то долго ты, — сказал Ён Су. — Всё хорошо? — Да. Просто староста был настолько рад видеть у себя дома кого-то из дружественного лагеря, что буквально засыпал меня вопросами и радушием, — Эжени перевела взгляд на женщину. — Вы должно быть Минка? — та кивнула. Эжени, к удивлению Ён Су, отвесила почтительный поклон. — Благодарю вас, что не отказали нам в небольшой услуге. — Вот как, — Минка рассмеялась. — Наш старик Тодор не слишком надоел вам? — Ничуть, — Эжени подняла голову и, чуть улыбнувшись, добавила: — Хотя, признаться, долгие беседы с такими открытыми людьми, как ваш отец, несколько утомительны для меня. Погодите… Чёрт, Эжени! Отчего же ты не предупредила? Ён Су, едва не поперхнувшись воздухом, быстро поклонился Минке, запоздало оказывая ей тем самым честь. Та тут же расхохоталась, но злиться не стала. Откуда же мальчишка мог знать местную иерархию и важных лиц? Итак, когда все формальности были улажены, Ён Су и Эжени накормили, напоили, отвели в баню, а после они направились в гостевую комнату для ночлега, располагавшуюся в доме старосты. Без лишних слов они скинули с себя вещмешки, легли по разным углам и крепко уснули. Нужно было набраться сил перед дальней дорогой.***
Если была необходимость как можно быстрее отправиться в дальнюю дорогу, то Альфред старался брать лошадь у одного знакомого, который содержал целый табун отборных жеребцов и кобыл и торговал ими время от времени. Стоили они недёшево, однако лидеру Ночного рейда удалось выиграть для себя одну из лошадей в карты. С тех пор хозяин табуна всегда держал её для Альфреда, а тот, в свою очередь, при случае задабривал его монетой за верную службу. Сейчас, правда, приехав к хозяину, он ничего не мог дать — денег не было. На что хозяин в свою очередь снисходительно улыбнулся и заверил Альфреда, что в жалованье он сейчас не нуждается. Тем не менее, парень пообещал, что всё равно заплатит за выезд. Выехав за пределы столичных окрестностей — так назывались леса и поля, находившиеся в пределах старых стен — Альфред во весь опор поскакал к самой окраине деревенских топей. Проверив слухи, а также предварительно узнав необходимую информацию с помощью агентов Франциска в близлежащих деревнях, парень направился в одинокую лачугу, принадлежавшую алхимику. Алхимики — люди, что использовали зелья, ритуалы и магические круги в основном для сотворения чего-либо, основываясь на неких законах ограниченности материи. Их труды постигала участь ведьминских трактатов — уничтожение в огне. Однако методы алхимиков, в отличие от чар, не имели временного эффекта, поэтому к ним самим относились скорее как к знахарям и травницам, чем как к ведьмам и магическим тварям. Очень редко происходило так, что алхимические труды изымались в секретную имперскую библиотеку, ещё реже — когда самого алхимика забирали в Столицу для службы самому Императору. Такого товарища по цеху остальные алхимики враз переставали ценить, потому как считали его последующие работы прогибанием под общепринятое мнение, против котрого они обычно выступали. Умы людей заполонило мракобесие, а имперские прислужники способствовали одурманиванию. Алхимики, желавшие превознести науку над невежеством, не могли одобрить даже подневольного собрата. Таковы уж были их принципы. Алхимик, к которому направлялся Альфред, по слухам, был одним из самых сильных и могучих среди оставшихся на землях Империи. Несмотря на то, что слухи были подтверждены более надёжным информатором, Альфреда всё равно не покидало напряжение, а при приближении к заветному домику по его спине пробегались мурашки. Обиталище алхимика на удивление не выглядело так, словно держалось на добром слове. Свежая древесина, чистые плотные занавески, ухоженный сад, где росли неведомые Альфреду цветы. Спешившись, парень осмотрелся. Вокруг ни единой живой души. Кажется, Альфред собирался быть первым гостем на неделе, если не первым за несколько лет. Он постучался в дверь. Того, кто открыл ему, Альфред не увидел. Прошагав за порог, он начал пристально озираться по сторонам, дивясь царящей здесь обстановке: мягкие ковры, мебель из тёмного дерева, ароматы благовоний и ещё чего-то дурманящего. Повсюду висели гобелены с изображением разных магических тварей и сюжетами о том, как они поедают людей, над камином вообще висело огромное полотно с изображением трёх рыжих нагих дев — ведьм, очевидно. От него исходила неведомая притягательная энергия, поэтому Альфред быстро перестал на него смотреть. Хозяин дома — светловолосый мужчина в тёмном одеянии, представившийся как Артур — приветствовал своего гостя почти что торжественно, но не как принято в деревнях — с хлебом да солью — а всего лишь предложил чашечку чая. Альфред поколебался. Стоит ли доверять пойлу, что предлагает тебе алхимик, пускай и проверенный своим человеком? Чай он взял из вежливости, но принял решение не выпить и капли, сославшись на серьёзный разговор. Альфред присел напротив алхимика и выжидающе посмотрел на него. — Итак, чем я могу быть полезен лидеру Ночного рейда? — спросил Артур, сложив руки под подбородком. Голос его был хоть и вкрадчивым и елейным, но в целом спокойным и холодным. Альфреду это не внушало никакого доверия, однако он приятно удивился живой заинтересованности во взгляде изумрудных глаз. — До меня доходили слухи о сильном алхимике, способном исцелять чудовищные раны, — начал Альфред. — Его видели много где, но живёт он недалеко от Малой Глинки. Я не ошибаюсь? Полуулыбка Артура стала хищной. — Верно, — подтвердил он. — Могу ли я узнать, как вам это удаётся? — спросил Альфред. — Никому из ныне живущих чародеек недоступно это умение. — Чародейки, — хмыкнул Артур, — они орудуют стихийной природой, да всем, что так или иначе связано с магическими письменами. Может быть, у нас, алхимиков, нет такой силы, но наш арсенал и спектр возможностей гораздо шире. Оттого мы и приближаемся к не магической, а совершенно реальной истине, которую может достичь простой смертный. — Полагаю, вы только беседуете за бесплатно, — съязвил Альфред. — Насколько мне известно, у вас не так уж много посетителей. Но все, кто остался в живых, говорили, что им пришлось заплатить немалую цену за основную услугу, — он приблизился. — Так сколько вам нужно? — А вы деловой парень! — Артур хохотнул. — Всё зависит от того, какая рана и какой метод вы изберёте. Опишите, как был ранен ваш товарищ, а потом уж поговорим о цене. Альфред, поразмыслив немного, решил, что пока Артур не ведёт себя подозрительно. Скорее, не совсем честно. Хотя смысла в его лжи явно не было — какой учёный захочет лгать в ущерб себе? Поэтому Альфред рассказал всё, что ему докладывали подчинённые и что он видел сам. Артур в это время внимательно слушал, не перебивал, лишь изредка задавал уточняющие вопросы. При этом его выражение лица несколько вводило в заблуждение: на нём искрилось участие, но оно противоречило изначальным словам алхимика о плате за услуги. — Вот как, ясно. Вашему товарищу повезло уйти с такой раной и до сих пор пребывать в здравии. Интересно, — Артур встал из-за стола и подошёл к своему рабочему столу. — Однако это всего лишь рана, пускай и инструментами демонического оружия, а не укус лютоволка. Поэтому можете не переживать о чрезмерной плате… В недлинном коридоре вдруг раздался негромкий стук упавшего ведра, и Альфред отчётливо увидел, как невысокая фигура шмыгнула в погреб. Напрягшись, он перевёл взгляд на Артура. Но тот и бровью не повёл. — Можешь не прятаться, Савако, — неожиданно мягко проговорил он. — Выйди и поприветствуй нашего дорогого гостя. Из-за угла робко вышла невысокая, почти что миниатюрная девушка в светлой юкате. Коротко стриженные волосы едва достигали плеч, а круглые, словно бусинки, глаза всячески избегали взгляда с кем угодно из присутствующих в комнате. — Это ваша служанка? — поинтересовался Альфред, разглядывая девушку. — Я бы назвал её партнёршей по цеху, — уклончиво ответил Артур. Поманив рукой Савако, он дождался момента, когда та подойдёт к нему и робко прижмётся. — Почти. — Ясно. В общем, — Альфред едва слышно откашлялся, поймав себя на том, что загляделся на Савако. — Что насчёт методов исцеления откушенной руки моего товарища? — У вас есть два варианта, — Артур погладил Савако по голове и сел обратно в своё кресло. Девушка пристроилась подле него. — Первое — снадобье, которое за три дня восстановит руку. Второе — я создам механический протез, по своим функциям не уступающий живой конечности. Даже напротив — станет только лучше. — В чём подвох? — в лоб спросил Альфред. — Снадобье действует быстрее, к протезу придётся привыкать. Но снадобье не гарантирует выживаемость, — произнёс Артур скучающе, словно говорил о какой-то мелочи. — Тогда точно протез. Уж лучше Йозеф немного попотеет, чем я позволю неведомой херне убить его, — отрезал Альфред. А Артур снова хмыкнул. — Снадобье дешевле, чем протез. Вывалишь мне столько золота, сколько нужно-… — Столько хватит? Альфред, стиснув зубы, громыхнул большим и довольно увесистым мешочком. Не рискнув его бросить в Артура, он просто с грохотом поставил его на стол, да так, что Савако подпрыгнула на месте и вжалась в кресло. Алхимик, облизнувшись, преспокойно взял мешочек и три раза подбросил его, словно так он смог бы пересчитать каждую монетку внутри. Стрельнув взглядом на Альфреда, Артур спросил: — В вашей команде есть человек, разбирающийся в механике? Или хотя бы травница? Альфред кивнул. А Артур разочарованно вздохнул. — Какая досада. Я бы тогда попросил дополнительную плату за установку протеза… — шепнув что-то на ухо Савако, Артур выпрямился, а девушка, кивнув, побежала в соседнюю комнату. — Через несколько часов всё будет готово. …за это время Альфред и Артур ни разу даже словом не перекинулись. В соседней комнате что-то шуршало, шумело, грохотало — Савако явно работала с какой-то алхимической установкой. Впрочем, любопытство взяло верх: Альфред не удержался и в последние несколько минут отсутствия Савако задал Артуру вопрос: — Что же это за целебное снадобье такое, которое не гарантирует жизнь? Мужчина поджал губы. Сразу стало понятно, что ему не понравился вопрос. Или, по крайней мере, стал неудобным. — Пару сотен лет назад исчез последний ведьмак, но вот записи рецептов их отваров и эликсиров остались. Мне посчастливилось их найти. После изучения я подумал над тем, как можно нивелировать вредное воздействие снадобий на простых смертных. Но, — Артур осклабился, — это пока не удалось. — То есть, вы продаёте этот яд подешевле, чтобы поэкспериментировать над ничего не подозревающими людьми? — зло проговорил Альфред. — А никто и не спрашивает-… Альфред было вскочил, но его остановила Савако, вовремя забежавшая в комнату и вставшая между ним и Артуром. Она посмотрела на Альфреда так, словно хотела одним только взглядом его остановить. На удивление, это действительно сработало, а злость парня обратилась в простое недовольство, раздражение. Взяв у Савако из рук протянутый ею свёрток, Альфред смерил негодующим взглядом Артура и развернулся. — Советую вам не искать врагов, — сдержанно проговорил он. — Не думаю, что ваши методы кто-то оценит по достоинству. Альфред ушёл, громко хлопнув дверью. Как только за окном послышался конский ржач, Савако обеспокоенно посмотрела на Артура, который ни на секунду не испугался возможной расправы от лидера Ночного рейда. Он выдохнул и опустился в кресло. — Этот юноша молод и прост, Савако. Увы, ему никогда не понять, что в нашей профессии нужно дружить со всеми… чтобы в решающий момент решить, какую из сторон предать. Савако облегчённо улыбнулась. Она переглянулась с Артуром и показала ему кусок пергамента: «Можно мне теперь наесться до отвала, мастер?» — Конечно, — глаза Артура по-змеиному сузились, а губы растянулись в хищной улыбке. — Ты вольна делать всё, что угодно, пока это не грозит нам неприятностями.***
Так очаровательно быть незаметной для всех. Так притягательно вводить в заблуждение. Ах, а какая отрада доставлять людям боль и несчастья! Это то, что они заслужили. То, что они заслуживают и по сей день. Это — их вечное проклятие. Это — бич, который никогда не порвётся и будет нещадно бить по спинам, испещряя их кровавыми полосами. Это не кара Божья, это то, что вплетено терновыми нитями в их сущность. Люди мерзкие, мерзкие, мерзкие создания! Бог не сумел сотворить существ, что смогут когда-либо прийти к истине. Истина же в том, что только Сатана и его дети видят изнанку ваших чёрных душонок! Даже праведник оплетён лозами тьмы. Его терзает страх перед Адом, он боится, что не попадёт в рай. Как же смешно! Жалкое зрелище. Нет ни Рая, ни Ада. Верить в то, что что-то там где-то есть — внизу или вверху — как же глупо! Есть лишь Ничто. Душа, равно как тело, вообще ничего не значат. Всё низвергнется, всё исчезнет, упав во всепоглощающее Ничто. Спасения нет! Выбора нет! Выхода нет! Это большая игра, которая всем скоро наскучит. Люди очень тупые. Им нравится говорить о божественных заветах, но ничего не делать, чтобы воплотить их в жизнь! Им никогда не надоест глядеть на один и тот же сценарий! Люди должны умереть. И мы, уроженцы сгустка антиматерии, поспособствуем этому. «Так говорила наша старейшина. Но наша деревня оказалась полна людей. Только я и бабушка отличались от них. Я долго не могла согласиться с ней и со своей участью. Мне не нравилось быть другой. Да и сейчас я не в восторге…» Юката помялась оттого, что её обладательница опустилась на колени. Тёмные глазёнки устремились на видневшуюся вдали деревушку. «Это место… такое же. Такое же как и все места, где живут «простые люди». Ничем они не отличаются от тех, что в Столице. Ничем. И считать иначе — самообман». Бледное личико озарила улыбка. Голодный взгляд, устремившийся на Малую Глинку, не сулил ничего хорошего. «После смерти старейшины меня дружно окрестили ведьмой…» Графин в девичьих руках опустился на землю и накренился, освобождая себя от содержимого, ничем не отличавшегося от воды. Улыбка девушки стала лишь шире. «…ну и пусть! Что плохого в том, чтобы соответствовать ожиданиям других? Ведь именно этому меня и учили мама и папа. Ах, мама и папа… знали бы вы, какой хорошей девочкой выросла ваша дочь!..» …над рекой прокатился последний стрёкот цикад, попрощавшихся с уходящим днём. Жаль только люди не могут быть, как цикады… жаль.