***
Бессонница окутала возбуждённый организм Кику. Всю ночь он не мог даже глаз сомкнуть, не говоря уже о том, чтобы погрузиться в сон. Нежелание нарушать прямой приказ Николая, увы, никак не помогало Кику. Он был обеспокоен завтрашним днём, совершенно не сулившим ничем хорошим. Дурное предчувствие, построенное на восприятии, простиравшемся порой далеко, дальше стен Столицы, не вызывало у товарищей доверия. Пускай чутьё Кику ни разу не подводило Егерей, среди них нередко проносился шёпот сродни суеверным слухам. Мальчишка с северо-восточных земель, безусловно, не был ворожеем, чародеем или кем-то ещё. Пожелтевший от времени архив гласил лишь о дружественной деревне для Империи, которую уничтожили не то революционеры, не то свои — пергамент об этом не знал. Про деревни, откуда выходили люди с необычным даром, все были наслышаны, поэтому Кику стал как приятным подарком для отряда, так и большой загадкой для него. А к таким людям было немного доверия даже несмотря на почти безупречную службу. Повернувшись набок, Кику поджал колени чуть ли не к груди. По ночам в Столице было довольно прохладно, а одеяла были недостаточно плотными, чтобы согреть худощавое тело. Хорошо бы этот холод ещё помогал остудить шар мыслей, крутившийся в голове! К сожалению, становилось лишь хуже: Кику с ещё большей обеспокоенностью начинал озираться по сторонам своей небольшой комнатки. Перед глазами всё ещё был тот фолиант, что принёс Халлдор, и от этого юноша буквально изнывал от любопытства. Столько страниц этим утром должно было предоставить ему новые сведения, возможно, о том, о чём он никогда понятия не имел! «Может быть, мне стоит прочесть его прямо сейчас? Чтение довольно утомительно, наверняка это поможет мне уснуть…» — подумал Кику. Сглотнув, он приподнялся на кровати и подошёл к столу. Опустошив графин с водой, Кику посмотрел в сторону двери. Довольно рискованная затея, учитывая то, что Николай слова на ветер не бросит. Да и засыпать в компании тяжёлого, покрытого пылью фолианта было сомнительным удовольствием. Словно услышав желания своего хозяина, простынь словно пыталась приковать юношу к кровати и вынудить его исполнить приказ. Увы, человек оказался сильнее мягкой подстилки, а потому тихонько направился к выходу. — На твоём месте я бы этого не делал, — прозвучал голос позади. Кику дёрнулся, почувствовав при этом, как душа устремилась в пятки. Он резко развернулся и с облегчением выдохнул: хрипловатый голос принадлежал не Николаю, а Халлдору. «И как я вообще мог такое перепутать?» — подивился Кику. Халлдор сложил крылья своего тейгу и уселся на подоконнике. Этот статный юноша с аристократично уложенными белыми прядями и глазами холоднее, чем у Ледяного генералиссимуса, казалось, никогда не спал и не отдыхал. В отличие от Кику он стал полноценным мальчиком на побегушках у Николая, с неимоверной скоростью выполняя различные поручения, а потому всегда был по уши в работе. Феликс хоть и был дружелюбен с Халлдором, но всё равно временами пошучивал, что Николай и в постели от парня не отстаёт. Кику, разумеется, так не считал, но подозревал, что Халлдор вообще никогда не спит. Однако он всё равно был бодр и здоров, что иногда сбивало с толку. — Халлдор-сан? — прошептал Кику, попятившись. — Не ожидал тебя увидеть так поздно. Что ты здесь делаешь? Халлдор смерил Кику выжидающим взглядом. Он спрыгнул с подоконника и опустился босыми ногами на пол. Рассмотрев его получше, Кику только сейчас заметил, что Халлдор был одет в ночную рубаху. Всё-таки, он спал. Подойдя поближе, Халлдор словно попытался заглянуть в глаза Кику, что последнего поставило в тупик. Кику вопросительно посмотрел на товарища. — Тебе тоже не спится по ночам? — спросил Халлдор. — Д-да, иногда… — начал было Кику. — Ты тоже видишь их? — Кого? — Их. Трупы убитых тобою людей? — от ледяного взгляда Халлдора, поддёрнутого сонной пеленой, становилось не по себе. — Нет, — Кику покачал головой. — А должен? Присев на пол, Халлдор поправил воротник рубахи и сложил ноги так, как это люди делали в восточных странах. Кику опустился рядом, предположив, что сейчас будет серьёзный разговор. — Как ты думаешь, к чему можно увидеть смерть во сне? — спросил Халлдор. — Ты же знаешь, я в такое не верю, — Кику вздохнул. — Ни в приметы, ни во что другое-… — Но ты веришь в Каппу, — саркастично заметил Халлдор, слегка улыбнувшись. Кику вытянул губы так, что они даже побелели. — Я верю в него, потому что у меня есть на то весомые основания. Но не более того. Приметы — всего лишь выдумка селян. Вещие сны не снятся даже чародейкам. Я читал, правда, про онейромантов, которые способны найти истину во снах, но ни разу за всю жизнь не встречал хотя бы одного. — Много ли мы прожили! — Халлдор глянул на потолок, словно пытался отыскать смысл всего сущего, ориентируясь на маленькие трещинки и остатки паутины. — А чародеек или алхимиков много ты видел? А тварей, о которых старики рассказывают? Раз ты их не видел, то их существование для тебя ничего не значит? — Я не могу отрицать их существования, — Кику чуть нахмурился. — Их было достаточно много, чтобы я не мог верить в них. К тому же, в существование алхимика мне поверить легче, чем в существование онейроманта или ожившего мертвеца. Улыбка Халлдора стала лишь шире. Всего на несколько мгновений он задумался, прежде чем выудить из-за пазухи бутыль. — Возьми это, Кику. Поможет уснуть до утра, — Халлдор протянул ему бутыль, предварительно откупорив её. Кику принял неизвестное снадобье из рук товарища и принюхался. Запаха не было. — Что это? — поскольку стенки бутыли были полупрозрачные, Кику попытался визуально оценить снадобье перед принятием внутрь. — У Эстеллы купил. Не переживай, это не отрава. Зато спасает от бессонницы, — Халлдор поднялся и расправил крылья. — Завтра вернёшь. А, и да: много не пей. Ровно десять капель — не больше! И сразу ложись, бутыль закупорь и поставь куда-нибудь. Не разбей только! Эта штука могла стоить мне жалованья, если бы Эстелла не сделала мне скидку. Добрых снов! С этими словами Халлдор быстрыми шагами подошёл к окну и, не дожидаясь ответа Кику, вылетел, спрыгнув с подоконника. Посмотрев ему вслед, Кику вздохнул и ещё раз осмотрел бутыль со всех сторон. Вряд ли Халлдор, а уж тем более Эстелла желали ему смерти, так что Кику лёг под одеяло, залил в себя десять капель и, закупорив бутыль, поставил её на прикроватную тумбочку. Вскоре он ощутил на себе действия снадобья: телу стало тепло и приятно, а по жилам словно потёк мёд. Голова тяжелела, освобождаясь от мыслей, её заполоняла нега, медленно роняющая сознание в пёструю тьму сновидений. Кику не любил сны. Они всегда показывали ему ужасные вещи — отголоски его прошлого, и поэтому Кику всегда спал неспокойно, ворочался. Будучи ребёнком даже иногда вскрикивал и просыпался. Со временем это прошло, но страшные вещи из снов никуда не исчезали. Сейчас же перед глазами цвёл храм в опустелой деревне, ещё не разрушенной и не сожжённой; тёк ручей подле ног, унося печаль и тоску — то были слёзы матерей, потерявших своих детей. После налёта неизвестного врага ручей обагрился их кровью. Такой знакомый стук раздавался так близко и громко, что, казалось, он был везде: на траве, под кустом или камнем, в стенах хижин и на вершинах деревьев. Кику почувствовал, как его тело, созданное подсознанием, мягко опустилось на землю, а из-под него взмыли в воздух седые одуванчики. — Кику! — юноша услышал где-то вдали голос, настойчиво звавший его. — Не сейчас, — прошептал Кику. — Ещё пять минут… — Подъём! — гаркнул кто-то прямо над ухом у Кику, из-за чего тот подскочил и ударился о чей-то лоб. Он резко открыл глаза и осмотрелся. У него едва не дёрнулся глаз: возле его кровати стояли Николай и Халлдор. Последний держался за лоб, в который буквально только что въехал Кику. Да, было несколько неприятно. Но ещё хуже было осознание того факта, что в комнате присутствовал Николай. А это значило, что Кику проспал! Съёжившись, он уже готовил себя к любой каре, уготованную ему судьбой. Мало ли что могло прийти на ум Николаю! Однако генерал всего лишь потянул Кику с кровати и заставил его встать на ноги. — Собирайся. Мы идём в главный штаб, — коротко сказал он. — Погодите, — Кику глянул в окно. — Который час, генерал? — Шесть утра. Да, это рано, зато мы сэкономим время, — Николай поднял одежду Кику, сложенную на стуле, и кинул её хозяину. — Советую тебе, кстати, не задерживаться. Чтобы через десять минут был готов к изучению материала. Николай вышел из комнаты Кику и, судя по всему, направился в сторону покоев Феликса и Говерта. Раз уж миссия начиналась раньше, то и остальных участников необходимо было подвинуть по времени — так подумал Кику. Хотя, вряд ли Николай собирался отпускать Людвига и Гилберта с ночного патрулирования пораньше. Встретившись взглядом с Халлдором, Кику в замешательстве почесал в затылке. Наверное, стоило поблагодарить товарища за снадобье, ведь сонливость совершенно испарилась, а тело было крепким и лёгким на подъём. Но Халлдор опередил его встречным вопросом: — Ну, как тебе зелье от бессонницы? Помогло? — Я премного благодарен, Халлдор-сан, — ответил Кику, поднимаясь с кровати и начав переодеваться. — Пожалуй, я впервые в жизни чувствую себя выспавшимся. — Ну-ну, не преувеличивай, — остановил его Халлдор. — Во-первых, что-то не верится, что в детстве у тебя было то же самое. Во-вторых, благодари Эстеллу, а не меня. — Её я обязательно поблагодарю! Кику переоделся, повесил тейгу на пояс и вместе с Халлдором направился в сторону комнаты с фолиантом. За стеной были слышны недовольные вопли Феликса и угрюмое бормотание Говерта, которое, впрочем, раздавалось гораздо реже. Настолько, что вскоре оно затихли, а ему на смену пришло бормотание одного лишь Феликса. Видимо, правы были Гилберт и Говерт: этот парень никогда не затыкается. Вскоре в зале появился Николай и сел рядом с книгой, Кику и Халлдор молча пристроились рядом. Они читали гораздо быстрее своего генерала, но сказать ему об этом боялись, поэтому и делали вид, что читали на одной скорости с ним. Но зато у Кику и Халлдора было больше возможностей ознакомиться с содержанием книги получше. Здесь были зафиксированы все случаи, когда Столицу, отдельные деревни или даже огромную часть земель охватывала какая-нибудь болезнь. Описывались отличительные черты заболевших, прочие обстоятельства, ряд исследований (как Кику позже сделает вывод — весьма халатных) и, конечно же, догадки об источнике заболевания, носившие, в основном, абсурдный характер, ибо подозревал в причастности к распространению заболеваний чародеек, ведьм, алхимиков, ворожеев, разных магических тварей, преимущественно с болот и кладбищ. Последнее ещё внушало какое-никакое доверие и имело смысл, ведь что на болотах, что на кладбищах были идеальные условия для зарождения заразы. Но Кику не верил в то, что чары, колдовство, яды или ворожба способны наслать на людей смерть от болезни. Это сродни проклятиям, в которые Кику так же не верил в отсутствие подлинных доказательств. — Учёные головы обозвали эти вспышки болезней «эпидемиями», — сказал Николай, когда миновала половина страниц в фолианте. — Возникали они в разное время и… батюшки святы, как их только не обзывали! — Чахотка, лихоманка, парша, костоеда, Антонов огонь… — перечислял Халлдор болезни, о которых уже удалось что-то узнать. — Сведения о некоторых из них расходятся с теми, что я знал до этого. — Но самое главное, что из симптомов я не нашёл те, что подходили бы по описанию к нынешнему заболеванию, — заметил Кику. — Хочешь сказать, мы столкнулись с новой заразой? — Николай нахмурился. — Ещё чего не хватало. — Возможно. Не исключено, что сведения об этой болезни были просто утрачены. Услышав это, Николай ничуть не удивился. Учитывая то, как в библиотеке хранили книги, это было скорее закономерностью, чем необычным событием. Куда больше Николая занимало то, что никто больше не пытался решить проблему с массовым распространением любых заболеваний. У него даже возникли подозрения о том, что часть сведений была сфальсифицирована с какой-либо целью. Николай не мог сказать точно, на каком основании строились его подозрения, равно как и озвучить их вслух. Как генерал он не мог бросать подчинённым беспочвенные опасения. Никакой слабины. Это непозволительно. Зато Николай озвучил более дельное предложение, которое имело смысл: — Предлагаю в таком случае просто пойти в ту воскресную школу и провести там полный осмотр. Будут артачиться — арестуем нахуй. — Будет исполнено, — Халлдор чуть улыбнулся. Кику отвесил поклон. — Что с остальными? — Гилберт и Людвиг уже должны отдыхать после ночного ре-… тьфу, блять, дозора. Рейда, блять, ага… Феликс и Говерт пошли на дневной обход, до обеда будут шляться по городу. Хенрик и Кетиль должны были перекрыть акведук и отправиться следить за банной таможней. Однако от них не было никаких известий. — Надеюсь, они справятся, — сказал Кику. Николай, Кику и Халлдор решили больше не терять времени и направились к выходу из штаба. На улицах, как обычно, уже вовсю кипела жизнь. Сотни горожан, которые даже не подозревали о том, какая опасность над ними нависла. И трое Егерей сейчас идут мимо этих улыбчивых работяг, чтобы спасти им жизнь. По пути они решили захватить с собой Эстеллу, чтобы та побыла для них своего рода консультантом в оценке больных. Заодно Кику поблагодарил травницу за чудесное снадобье. Эстелла в ответ на это довольно улыбнулась, ведь результат превысил все её ожидания. Вместо девушки за прилавок встала Лилит, призванная с помощью тейгу Кику. В воскресной школе сегодня было пустовато. Тем не менее, это не помешало отряду выхватить предполагаемых больных и начать их осматривать и расспрашивать. Разумеется, по совету Эстеллы, они зашли на территорию воскресной школы в специальных масках, которые могли уберечь от заразы, пускай и в теории. Эстелла перед осмотром вымыла руки и надела длинные перчатки. Кику вместе с другими Егерями пристально смотрели за всеми манипуляциями травницы. Впрочем, потом Халлдора вместе со второй марионеткой Кику — Яо — отослали собрать сведения о происходящим у остальных членов отряда. После непродолжительного осмотра, Эстелла, приспустив маску, с лёгким придыханьем сказала следующее: — Господа Егеря! Я всего лишь травница, поэтому могу лишь уповать на ваше благоразумие… — Говорите уже, — зевнув, ответил Николай. — Ближе к делу. — Мы не обратились бы к вам за помощью, если бы собирались сделать по-другому, — Кику попытался загладить возникшую неловкость. Эстелла выпрямилась и произнесла: — Всех частых посетителей воскресной школы необходимо срочно изолировать. Можно даже здесь. Но собрать нужно всех, чтобы зараза не просочилась за пределы школы. — Хорошо, — гораздо спокойнее ответил Николай. — Что насчёт источника? — Нужно провести исследования других очагов, где вспыхнула болезнь. По словам настоятеля церкви, недели две назад были поставки из какой-то деревни — болезнь могла прийти оттуда. — Поставки… уж не те ли щедрости, которые достигли даже трущоб? — Верно, — Кику нахмурился, припоминая события тех дней. — Но это было из нескольких деревень сразу. Из трёх, если мне память не изменяет. Год выдался урожайным, поэтому селяне отвезли излишки в город. Естественно, за хорошую плату. — Проверять все три деревни будет слишком запарно… — протянул Николай. Он положил руку на голову Кику и растрепал его волосы. — Эй, Кику. Что будем делать? — Стоит нам проверить трущобы? — осторожно поинтересовался Кику. — Из одного клоповника в другой. А что ещё остаётся… Пойдём уж, — Николай взял Кику за воротник и понёс его к выходу. — Вы свободны, Эстелла. Возвращайтесь к своей работе. Девушка откланялась, но ей тут же пришлось выпрямиться, чтобы поймать мешочек с деньгами, прилетевший от лидера Егерей — неслыханная щедрость. Стиснув зубы, Эстелла сжала мешочек в кулаке. Хоть в этот раз она получила деньги от Егерей за доброе дело. Николай с Кику же в этот момент направились в сторону трущоб. По пути они пересеклись с Халлдором и Яо. Вовремя спохватившись, Кику отозвал марионеток. — Ну что, как дела, Халлдор? — спросил Николай. — Дела идут вполне сносно, генерал, — ответил Халлдор. Несмотря на эти слова, улыбка так и не появилась на его лице. Это значило, что что-то всё же пошло не по плану. А потому Николай выжидающе посмотрел на своего верного посыльного. — Правда, акведук пока не представляется возможным перекрыть. Один из мостов обвалился, сейчас там идут работы по расчистке. — Хреново, — подытожил Николай, хмурясь. — Ладно, чёрт с ним. Мы сейчас направляемся в трущобы. Советую всем надеть облачение чумных докторов, ибо, возможно, источник заразы там. А если это не так, то мы всё равно рискуем сдохнуть. — А когда было иначе? — с иронией в голосе заметил Халлдор.***
Стрелки часов неумолимо двигались к полудню, поднимая солнце в зенит. Работать в такое время не хотелось, в частности южанам, на чьих землях небесное светило пекло с особенным усердием. Штаб Ночного рейда, как и весь гарнизон революционеров находился ближе к южным границам Империи, аккурат возле моря, которое отделяло её великое государство от других стран. Впрочем, близко к мысу они не могли размещаться — дикие пляжи и прекрасные места для рыболовли регулярно заполонялись морскими тварями, выходившими на берег, чтобы поживиться случайной человечинкой, забывшей об инстинкте самосохранения. Рыбаки, впрочем, находили здесь свободные уголки на опасной земле, ведь местная рыба была самого лучшего качества. Несомненно, революционеры помогали простым людям, но взамен забирали часть улова себе. Вынуждение прекращения поставки рыбы в Столицу стало бы ошибкой: имперцы бы сразу смекнули, в чём дело, да и отправили бы отряды лучших бойцов вместе с Егерями к южному мысу. Если это случится, то революции настанет конец. Здесь было её сердце. К тому же, зачем революционерам наступать на те же грабли? Трагедия в башне Синей Луны стала более чем показательной. Мэтт сидел в штабной комнате, где обычно работал его старший брат, и удручённо глядел на многочисленные записки, документы, распечатанные свитки и огромная карта Империи. Такой беспорядок — Франциск и Стефан частенько пошучивали, что именно он являлся причиной неудачных движений революции. Мэтт в ответ на подобные высказывания лишь усмехался. Зачем уж зря наговаривать на лидера? Дело было лишь в том, что Альфред сражался против заведомо сильного противника с малым количеством поддержки. К сожалению, это было действительно так. Ещё больше погружало в отчаяние почти полное отсутствие опыта у большей части отряда, нормального вооружения помимо тейгу, лекарств, пропитания и самого главного — людей. Последнего катастрофически не хватало, пускай Ночному рейду и удавалось год обходиться без потерь и, в кои-то веки, уйти в плюс. Но этого было мало. Ресурсы Империи практически неисчерпаемы, у них ограничений гораздо меньше, а воины за её стенами хорошо обучены, вооружены до зубов и пользуются такими услугами, чтобы служить было только в радость. Зачем поднимать бунт, когда вокруг море еды, вина, шлюх? Революция не могла предложить своим сыновьям и дочерям такого бережного и первоклассного обслуживания, так как верит, что они сражаются за идею. А зачем людям это делать, когда каркас идеи непрочен и нет никакой гарантии в завтрашнем дне? Мэтт всегда думал, что проблема кроется именно в этом: условия неравны. А Император (разумеется, не без нежной указки министра-регента) поступает весьма хитро, периодически выливая мёд на своих подданных. При этом не забывая устраивать им хорошую порку. «Прямо как в деревенских школах, — подметил Мэтт. — Наши ласковые учителя раз в неделю брались за розги. Они думали, что мы плохие дети, и наказывали нас, чтобы мы слушались. Император делает то же самое, по сути. Весь мир в его руках — одна большая школа, а его верные псы — наши учителя». Рассматривая карту, на которой были отмечены последние бастионы революционеров, форпосты имперцев и деревни, союзные, вражеские и нейтральные, Мэтт про себя отметил, что её при отступлении нужно будет уничтожить, предав огню, чтобы имперцы никогда не узнали имена пособников революции. Откинувшись в кресле, юноша растерянно посмотрел на потолок, медленно сняв очки. Он закрыл глаза. Мимо проносился детский смех, топот их весёлых ног, звуки кипевшей работы: охотники, вернувшиеся с добычей, дровосеки, принёсшие свежую древесину, торговцы, за небольшую плату продававшие селянам необходимые им вещи, хлебопашцы, которые спокойно лежали на сене в отсутствии изнурительной работы… Мужи, не погибавшие в море собственной крови, сыны, которых не забирала ни Империя, ни революция, дочери, которых не насиловали в тёмных, скрытых от божьего взгляда, углах, матери, не оплакивающие никого из них, — всё это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Мир, которого никогда не достичь, открылся в подсознании Мэтта, стоило ему прикрыть глаза. Не добыть хлеба, утоляющего самый изнуряющий голод, не отыскать ключа, который бы напоил всех жаждущих, не воссоздать потерянный Рай — тогда ради чего всё это? Какова цена, заплаченная за всеобщее счастье? Кто этот наглый ростовщик, что с каждым годом делает должниками абсолютно всех людей? Мэтт не мог думать об этом. Его нежные аметистовые глаза не видели желанный мир, а постоянно горели от злобы. Особенно, когда их хозяин брал в руки оружие и направлял его против имперцев. Сотня голосов в исступлении вопила, требуя крови, требуя жертвы нечестивцев, всем сердцем вожделея заполучить запретный плод, именуемый счастьем. Но если счастье утоплено в чужой крови — какова ему цена? От долгих раздумий начинала болеть голова. Мэтт не привык обременять её такими мыслями. Он считал себя воином — тем, кто не должен задавать себе вопросов после присяги. Мэтт присягнул на верность лидеру объединённых революционных войск, Даниэлю Хедервари, для него не могло быть сомнений. Его брат совсем рядом, его не терзает тяжёлое прошлое, у него нет скрытых мотивов или собственных, эгоистичных желаний. Мэтта растили, как солдата — так юноша и жил, по-солдатски. Просто в силу своих убеждений, сформированных благодаря отцу и матери, дедушке и бабушке, он ещё не познал грязь и разврат. Мэтт и не думал, что в этом была какая-то необходимость. — Мэтт? Мэтти!.. Кто-то настойчиво потряс юношу за плечи, прервав проделки подсознания. Мэтт дёрнулся и, открыв глаза, тут же надел очки, чтобы разглядеть человека, находящегося перед ним. Хотя, нужно быть совсем слепым, чтобы не узнать алый плащ Стефана. Мужчина склонился над Мэттом и с интересом рассматривал его. — Не знал, что кто-то кроме меня спит днём, — хмыкнул Стефан, засовывая руки в карманы. — Д-да я это, что-то задремал, — пролепетал Мэтт, стряхнув с глаз призрак сна. Поправив очки, он подтянулся и сел в кресло таким образом, чтобы склониться над столом. — Просто задумался… — …о том, насколько хреново идут дела у нас? — Стефан встал сбоку, чтобы не мешать Мэтту. — Понимаю, та ещё пища для размышлений. Размышления для грустных. — О чём это вы? — Расслабься, Мэтт. Оставь это дело старикам вроде нас с Франциском. — Старикам? Сколько же вам лет? — удивился Мэтт. — Ох, уверяю, мы и без тридцатника дряхлые старцы! — Стефан рассмеялся, хрипло и беззвучно, прямо как настоящий старик. — Ничего, Мэтти, скоро все в землю ляжем. — Почему вы так думаете? — воскликнул Мэтт и тут же уткнулся носом в карту. — А ты погляди, — Стефан вёл по пергаменту указательным пальцем. — Сегодня всё это ещё процветает, а завтра станет обгорелыми головёшками. — Мне бы хотелось думать… не настолько реалистично, — Мэтт понурился, рассматривая карту, и вздохнул. — Я хотел сказать… просто… есть же шанс получить перевес в этой войне? — Конечно! — И где же он? Раз вы так уверены, почему мы просто не можем-… Мэтт вдруг замолк. Стефан, всё ещё стоявший рядом, затрясся, что нимало удивило юношу. До этого он и не подозревал, что кто-то из Ночного рейда, даже такой весельчак, как Стефан, способен на, пускай и короткое, но всё же проявление слабины. Наверное, проблема была в непростом диалоге. Впрочем, стоило Мэтту приглядеться, и он тут же увидел, что Стефан трясся не от страха, не от стресса или возбуждения, а от смеха. Покладисто улыбнувшись, он отошёл от стола и прошёл туда-сюда по комнате. Как только сюда зашёл Баш, который, видимо, просто хотел убедиться, что временный лидер в порядке, а для него нет никакой работы, был вынужден вытерпеть внезапную атаку от Красной Летучей мыши: — Эй-эй, Баш! Мэтти тут занятный вопрос задал, представляешь? — Стефан продолжил, как только у Баша вопросительно взметнулись брови. — Как ты думаешь: возможно ли нашей славной революции сдвинуться хоть на шаг с мёртвой точки? — Так точно, — по-военному отчеканил Баш, выпрямившись. — Совсем скоро министр Ольга будет казнена за свои преступления, и мы освободим Империю от тирании маленького узурпатора! — Да. Да, верно, — Стефан подбоченился. — Но ты неверно меня расслышал. Я не спросил тебя: «Что мы сделаем?» — это я и так прекрасно знаю. Я спросил тебя: «Как мы это сделаем?» Открыв рот, Баш хотел было уже что-то сказать, но в последний момент осёкся. Мэтт стиснул кулаки. — Как же, Баш? Как же? Как? — не унимался Стефан. — А я скажу тебе как!.. — Не надо, Стефан… — тихо произнёс Мэтт, но Стефан словно его и не услышал: — Очень просто. Мы пожертвуем каждым человеком от каждого из оставшихся отрядов и бросим его на мечи и пики имперской стражи. Если кто-то и выживет — он доберётся до этой белобрысой курвы и перережет ей горло. Однако убийцы тут же не станет. Сами подумайте… — он посмотрел в глаза Мэтта и Баша и тяжело вздохнул. — Кому я объясняю?! Зелёным юнцам, которые не сегодня, так завтра станут свидетелями великой кровавой бани — такой, которой Империя не знала веками. Вы даже не представляете, какими ресурсами надо обладать, чтобы не просто поменять рыла у кормушки — поменять целый строй под идею, за которую борется Даниэль и все остальные! Мэтт и Баш помрачнели. Переглянувшись, они сделали вид, будто ничего не поняли, чтобы Стефан не убеждал их в обратном. «Вы только так думаете, будто мы не представляем, — подумал Мэтт. — А представляете ли вы, Стефан?» А Стефан после продолжительной тирады тяжело вздохнул и, натянув дежурную улыбку, посмотрел на Мэтта и Баша. Те непонимающе уставились на него в ответ, словно ожидая подвоха. В этот момент в окно постучалась маленькая синеватая птичка. Признав в ней Пьера, Мэтт моментально подпрыгнул со своего места и раскрыл небольшой свёрнутый кусочек пергамента. «Мы починим ногу Барашку. Уточка и Цапля молчат. Лягушка скоро вернётся в болото» — вот, что гласила записка. Мэтт слегка усмехнулся. — У-у вас такие милые имена для шифрования, — проговорил он, чтобы хоть как-то разрядить напряжённую обстановку в комнате. — Уточка, Барашек… о ком идёт речь? — Ахах, ты не знаешь? — удивился Стефан. — Всё же очень просто! Барашек — это Йозеф. — Почему же? — Мэтт вдруг подумал над тем, как в отряде назвали его. — Да ты видел его, когда он спросонья спускается на кухню? — рассмеялся Стефан сквозь зубы. — Такой лохматый! — Ох… вот как. А что насчёт остальных? — Лягушка — это Франциск. Говорят, на его родине любят есть лягушек. Цапля — это Эжени, потому что именно она постоянно грозится его придушить во сне и приготовить из него похлёбку. Да и болота ей нравятся, представляешь?! Уточка — это Ён Су. Потому что… не, ну ты слышал, как он звуки их издаёт, так похоже! Альфреда мы называем Орлом, меня — Летучей мышью или же Клыкастым, Баша — Козлёнком, — после этих слов Баш покраснел и закатил глаза к потолку. — А… А меня? — неловко заелозив на месте, спросил Мэтт. — Белым медвежонком! — ответил Стефан с широчайшей улыбкой на лице. — А почему? — Потому что… потому что твой брат так захотел. Стефан незаметно подмигнул Мэтту, и тот покраснел до корней волос. «Странные имена, особенно у меня. Я понимаю, что это всего лишь шифр, но… это смущает», — подумал юноша, закрывая вьющимися патлами своё пылающее лицо. Вдруг Стефан подпрыгнул на стуле. Он затаил дыхание и начал словно к чему-то прислушиваться. — Слышите? — глаза Стефана игриво сощурились, а пальцы затряслись, словно были лапками паука. — Конечно же нет. А я слышу. Слышу, как шебуршатся маленькие крыски, что учуяли запах других крыс. Мои нити дрожат. Они очень любят человеческую кровь, — он облизнул пересохшие губы. — Враг? — Баш тут же вынул из ножен короткий меч. — Кто именно? — больше ни слова не говоря, Мэтт принял обличие Большой Колесницы. — Не Егеря. Это мелкие крыски. Мы уничтожим их безо всяких проблем, — Стефан кровожадно выглянул в окно. — К северо-востоку от базы. Кто убьёт меньше всех — попробует замутить с Эжени. И я не шучу, я совершенно серьёзно! — Стефан! — Бой будет скучным без условия награды. Мэтт и Баш переглянулись так, будто сомневались в том, что Стефан действительно был старше их. Стефан же просто пожал плечами и ловко выпрыгнул из окна, где он, манипулируя натяжением нитей своей Адской паутины направился к скоплению противников. Их было больше дееспособных членов Ночного рейда на базе — человек пятнадцать-двадцать. На самом деле, ещё больше, но часть из них получила смертельные ранения от сильно натянутых нитей, которые одним касанием разрезали крупные сосуды, лежавшие ближе к поверхности кожи. Те же, кому удалось прорваться, было уготовано судьбой наткнуться на вооружённых до зубов членов Ночного рейда. По визуальной оценке Мэтта, противники не были из имперской стражи, что значительно облегчало задачу. Скорее всего, это были наёмники из южных земель, возможно, даже из соседней страны. Их говор был неизвестен Мэтту, но это и не помешало ему броситься в самое пекло битвы. Он хорошо чувствовал связь со своим тейгу, этот зверь был послушен так, как никому другому из прежних хозяев. В бою Мэтт становился совсем другим. Его тело полностью покрывала броня, вокруг толпились враги — здесь было не до стеснения. Только твёрдость, только стойкость, только холодная голова и постоянная бдительность — нужно было стать этим животным, убитым и закованным в доспехи, сотканным из инстинктов. Неизвестно, какой удар станет для человека смертельным, а Большая Колесница не давала никаких гарантий на безупречную прочность — опыт предыдущих пользователей показал это. Острый меч разрубал врагов, окруживших Мэтта за такое короткое время. Просто возмутительно, что он позволил себе подпустить их так близко! Брызги крови разлетались в разные стороны, тейгу довольно урчало, впитывая в себя энергию сражённых наёмников и трепетало над разрубленной плотью. Сам Мэтт чувствовал всё это, но в его ушах приглушённо звенела старая песенка, которую пел безучастным голосом ребёнок. Ему казалось, что он сейчас там, вместе с ним и другими детьми, которых куда-то увозили из деревни в повозке. В сумерки. Под проливным дождём. Этот дождь обагрялся, оставаясь пятнами крови на лице Мэтта. Размах его рук был довольно широким, чего нельзя было сказать, глядя на его узкие плечи под бронёй. А поэтому крови было так много. Земля жадно глотала алую воду. В следующем году здесь что-то вырастет. Интересно, что же? А пока Мэтт отбрасывал эту занимательную мысль, руки его продолжали двигаться. В голове постепенно шёл счёт: «Один… два… три… четыре… пять… шесть…» — словно детская считалочка на убывание. Мэтт смотрел на наёмников, которые уже не выглядели такими смелыми, безо всякого сожаления. Среди них была парочка женщин — даже их дрожь не смутила закалённое в боях сердце. «Боевой опыт — это всё, что у меня есть. Стефан… вы неправы, считая меня зелёным юнцом. Да, у нас разница в несколько сотен убитых за всю жизнь, — Мэтт разрубил напополам восьмого, самого крупного из наёмников, — но на деле ничуть не отличаюсь от вас. Просто в жизни мы… слишком разные». На мгновение он остановился, чтобы передохнуть. Всё равно на него никто не нападал. Уже не нападёт. В отряде врага было всего две девушки. Они сразу поняли, что не справятся с Мэттом, а потому уже собирались отступить, чтобы перегруппироваться с оставшимися наёмниками или сбежать — другого выбора у них не было. Но прежде, чем они успели синхронно развернуться, одной из девушек прямо в лоб угодила стрела и пробила её череп. Вторая девушка, вскрикнув, со всех ног помчалась к ближайшему дереву, но не успела: вторая стрела угодила ей в напряжённую от бега спину, между лопаток. Она упала ничком и больше не шевелилась. Баш на данный момент был единственным членом Ночного рейда без тейгу, что, впрочем, не мешало ему пользоваться другими орудиями убийств. Как и окружившие его друзей враги, он был в первую очередь наёмником — холодным и жестоким убийцей… за хорошие деньги, само собой. Примкнув к Ночному рейду, Баш почувствовал, что его жизнь ни на йоту не изменилась. Просто стало чуть больше товарищей по ремеслу, да и только. Отыщи. Уничтожь. Получи деньги. Всё очень легко, если владеть необходимым оружием в совершенстве и быть неприметным в сумраке городских стен. Не нужно больше ни о чём думать — Башу было важно, сколько заплатят за убийство. Увы, пробраться к главной цели Ночного рейда ему так и не удалось. Он с позором покинул Империю, однако, сохранив лицо при этом. «Я смогу убить министра только тогда, когда заполучу в руки тейгу — такое же, какое принадлежит моим товарищам», — эта мысль плотно засела в голове Баша. И сейчас, когда он на пару со Стефаном рубил остатки отряда наёмников, он настойчиво думал об этом, да так, что, казалось, только силой разума возможно было сотворить тейгу в его руках. Последние наёмники едва не сбежали. Их оставалось двое. Ровно двое. Именно столько остаётся в живых, когда обычно надо было одному задержать преследователей, а второму бежать за подмогой или хотя бы сообщить о случившемся. Ночному рейду нельзя было давать подобную возможность врагу, особенно когда речь шла о сохранении тайны местоположения убежища. Но вот незадача: бойцы ближнего боя уже не смогут догнать врагов, а нити Адской паутины уже были позади. Славная битва для рейда грозила обернуться неизбежным провалом. Однако выстрел — слабый, тонкий лучик света — моментально спас положение, провозгласив безоговорочную победу Ночного рейда. Мэтт, Стефан и Баш развернулись, чтобы посмотреть на спасителя, имя которого они, разумеется, знали. Этот человек воистину был героем. Как ещё можно было назвать того, кто на вытянутой руке держал Римскую артиллерию и прошил беглецов с одного выстрела? Йозеф, вне всяких сомнений заслуживал этого. Стефан, оглядев трупы, выдавил из себя кривую усмешку. Мэтт увидел через мгновение совершенно другое выражение лица после того, как он деактивировал тейгу. Хлопнув Йозефа по плечу, Стефан громко объявил: — Мы убили плюс-минус одинаково, боги тому свидетели! Но вот ты, Йозеф, серьёзно облажался, убив всего двух. Тебе и ухаживать за малышкой Эжени, дружище, таков уговор! — Но он не договаривался, — начал было Баш. Он посмотрел на Мэтта, но тот лишь растерянно развёл руки. — Думаю, что Эжени с удовольствием поцелует меня… — Йозеф неловко улыбнулся. И, нервно усмехнувшись, добавил: — …Резаком созидания по голове. Как минимум, за то, что я не в кровати… — Ого, да у вас тут было весело, — раздался голос совсем близко. — Только не забудьте прибраться, молодые люди, не оставляйте эту работу на малышку Эжени! К компании бойцов приближался Франциск, судя по всему, прилетевший сюда в облике какой-нибудь птицы (ничем другим нельзя было объяснить его внезапное появление). Как всегда, вальяжно шагая, он двигался с такой скоростью, словно собирался дойти только завтра. — Франциск, вы вернулись! — радостно воскликнул Мэтт. — Есть хорошие новости? — Увы, не для фронта борьбы. Там ничего не слышно. Да и Ён Су и Эжени молчат, — заметив слегка погрустневшие лица товарищей, Франциск мягко улыбнулся. — Зато есть хорошие новости для нашего маленького и уютного гнёздышка. Он выразительно посмотрел на Йозефа. — Альфред скоро вернётся.***
В отличие от воскресной школы трущобы были крайне непривлекательными и негостеприимными. Кику, как и все остальные, бывал в местах и похуже, но в Столице этот район считался самым мерзким. Удивительно, что такое место, как трущобы действительно существовало в сердце Империи. «Если источник заразы действительно здесь, то нам не придётся посещать деревни, — прикинул в уме Кику. — Оно и к лучшему. Как-никак не придётся слишком сильно отвлекаться от нашей основной миссии. Однако что-то не даёт мне покоя, — по дороге он едва не столкнулся с облысевшим стариком, чья кожа была сродни рыбной чешуе. Тот по-жабьи улыбнулся. Слегка поёжившись от отвращения Кику продолжил думать: — Вряд ли это действие решит проблему. Вне зависимости от исхода исследования трущоб я должен уговорить генерала на последующие проверки». Кику бы ни на минуту не колебался, если бы знал наверняка, что его не будет ждать возможное наказание за отвлечение Егерей на нечто менее важное. Предыдущий министр не принимал никаких действий по решению проблемы с охраной здоровья горожан и селян, а когда его спросили об этом, он ответил: «Если не могут вылечиться лекарствами, то почему бы им не сходить на источник?» Эти слова просочились сквозь стены императорского дворца. А горожане, прекрасно знавшие о том, что все три целебных источника, находившиеся на территории Империи, присвоены знати, стали негодовать и в один прекрасный день просто послали своего человека на тропу сделок с Ночным рейдом, не забыв передать огромный мешок с золотом… Министр Ольга, конечно же, не стала повторять ошибок своего предшественника, но целебные источники не спешила открывать для посещения простых горожан. Действовала она очень осторожно, а все её мысли или слова оставались в пределах её небольшого рабочего кабинета. Зная о возможных последствиях проявления крутого нрава министра с паранойей, Кику и не знал, что делать. Страх подвести весь отряд, а особенно тех, кто буквально подобрал его с улицы, стало бы не лучшей благодарностью им. Кику хорошо знал местность и здешних людей, поэтому вёл своих товарища и генерала верной дорогой. Те периодически щурились, испытывая искреннее отвращение, когда наступали в хлюпающую грязь. Кику также был недоволен, но сейчас его это мало заботило. Он выискивал людей, ведущих себя подозрительно, и больных. Помимо старика, некрасиво улыбнувшегося, Кику поймал взглядом группу босоногих детишек. Вид у них был нездоровый. Причиной тому мог быть обыкновенный голод, который для трущоб был вполне естественен. Но странный цвет, мелькнувший перед глазами, поманил Кику именно к многодетной семейке. Этот зловонный и тягучий запах был знаком Кику, который не раз жил в местах, подобных этому — дыхание смерти. Но почему именно к этому шатру, полному детей, потянуло Кику? Смерть витала не только здесь. А всё потому, что сине-алый осадок был именно над этим шатром. — Кику? — Николай остановил его лёгким прикосновением к плечу. — Снова полагаешься на нюх? В таком месте тебе не советую. Ты только так думаешь, что к запаху гнили можно привыкнуть. — Я понимаю. Но здесь есть что-то, что мы должны проверить, — сглотнув, произнёс Кику. — Говерт был прав, назвав тебя «имперским псом», — саркастично заметил Халлдор, перепрыгнув через грязную лужу. — Он в самом деле так говорил? — лицо Кику вытянулось. — И не раз, — Халлдор пересёкся взглядом с Николаем и, сдавшись под давлением игривых глаз генерала, — Ну, ладно-ладно. Всего лишь «псом» называл, вот. — Я просто хочу делать то, что мне велят, — Кику пожал плечами. Он не раз сталкивался с тем, что его сравнивали с животным, чаще всего с собакой, но это вызывало скорее искреннее недоумение, чем обиду или раздражение. Как можно быть собакой без миловидных ушек и хвоста? Вытряхнув из головы ненужные мысли, Кику повёл к шатру Николая и Халлдора. Обернувшись, он посмотрел на генерала, словно мысленно пытаясь его о чём-то спросить. Николай же, вздохнув, поджал губы и прошёл вперёд, сразу же обратившись к женщине с ребёнком на руках: — Извиняюсь за беспокойство, э-э-э… как вас звать, мамаша? — Офра, генерал!.. — женщина боязливо отвернулась от группы мужчин, которых она словно отвыкла видеть. Причина была в том, что Офра кормила ребёнка грудью. Уж при ком-ком, а при посторонних было мало желания демонстрировать свой быт. Дети сгрудились возле матери, но та настойчиво погнала их в шатёр. Кто-то послушался, и вскоре осталось только двое: самый старший и самый дикий на вид — настоящий бесёнок. Офра, вздохнув так, что хрипы в груди стали отчётливо слышны для всех присутствовавших, продолжила: — Чем могу быть полезна вам? — Зависит всё от того, как много вы знаете, — хмыкнул Николай. Он скорее из инстинкта самосохранения, нежели из чувства такта не стал приближаться к женщине ближе, чем на расстояние вытянутой руки. — Полезность людей, подобных вам я по-другому не оцениваю. Не сочтите за грубость, — на последних словах губы Николая искривились в жеманную улыбку. — Итак. Расскажите-ка… Знаете ли вы что-нибудь про сравнительно недавние поставки продовольствия из трёх деревень? Причём, не абы куда — в ваш не самый благополучный район. — Да, это верно… — пролепетала Офра, крепче прижимая ребёнка к груди. — Но еды хватило не всем, увы. — Полагаю, вы в их числе, — заключил Николай. — Почему же? — Потому что нас слишком много! — выпалил «бесёнок». — Томлин! — резко осадила его Офра. — Прошу простить моего сына, просто… — Вас «слишком много»? Что это значит, госпожа Офра? Женщина посмотрела на Кику так, словно тот был заморской диковинкой. Томлин и старший сын Офры так же удивились, что кто-то вроде Егерей обратился к их матери с уважением. Николай и Халлдор уже давно не обращали внимания на это, они прекрасно знали тягу Кику к вежливости даже к врагу. — Пропитание дали лишь тем моим детям, что родились в законном браке: Арик, старшенький мой, Томлин и Нира. Понимаете, мой муж… — Николай хотел было уже прервать женщину, но Кику невербально попросил его выслушать, — …мой муж служил в имперской страже, пока его не убил Ночной рейд. Мы оказались в этом ужасном месте, а это… — она указала кивком на шатёр, — всё, что осталось от нашего дома. — Позвольте… так все остальные дети, как и этот… — медленно произнёс Кику, указав пальцем на младенца. Офра печально закивала головой. — Я удивлён, что-… — Удивлён? — Николай округлил глаза. — Чему же? Что бастардам не дали покушать? — Как ты назвал моих братьев?! — крикнул Томлин, сморщивая густые брови. На сей раз даже Арик не стал бы его сдерживать, если бы не осталось понимания того, что кулачки брата могут навредить и без того напряжённой обстановке. — Да я кишочки тебе все выпущу, ты-!.. — здесь Арику уже пришлось закрыть мальчику рот. — Они не бастарды! — вскрикнула Офра. — Они — мои дети! — От левых мужчин, что промышляют здесь грабежом и насилием? — голос Николая пронизывала сталь, несмотря на ухмылку, окрасившую расслабленное лицо. — Милая моя, будь я вами, сбросил бы ненавистных младенцев в колодец. К чему плодить новых носителей вшей? Ах, да… — словно вспомнив, зачем он сюда пришёл, Николай помрачнел. — Понимаете, Офра… один наш воин заметил больных людей возле воскресной школы. У меня тут же возникли подозрения, что что-то здесь не чисто. И что же? Я прихожу сюда и вижу больную сучку и её оголодавших сучат! Великолепно… Прежде, чем Офра сорвалась бы на ненужные крики, Кику осторожно остановил Николая. Попасть под горячую руку генерала не хотелось, но другого выхода не было — истерика несчастной женщины не дала бы желаемого результата. Николай, как здравомыслящий человек, отступил, закатив предварительно глаза к небу. И тогда в дело вступил Халлдор. Как нечто среднее по темпераменту между Кику и Николаем, именно он использовался в переговорах. Не всегда они заканчивались удачно, но это уже зависело от ситуации. — Госпожа Офра. Приношу извинения. Наш генерал опечален тем, что вы не можете помочь нам, — спокойно начал Халлдор. По мере речи в его голосе становилось всё больше решимости. — Пока нам остаются неизвестны подробности болезни других детей, мы не сможем спасти их. — А с чего бы маме помогать таким как вы? — воскликнул Томлин. Даже хват за плечо от старшего брата не мог его остановить. — Я вижу, что твоя мать — достойная женщина. К тому же, вы всё ещё граждане нашей славной Империи раз не ушли отсюда. Так что, — Халлдор помрачнел, — госпожа Офра прекрасно знает, чем чревато её или ваше неповиновение закону. Верно? Скользнув холодным взглядом по женщине, Халлдор остался доволен тем, что Офру передёрнуло. Дрожь объяла её тело, зубы едва слышно стучали от страха. Поскольку истерика у Офры не началась, Халлдор чувствовал себя победителем. Даже по своему скромному опыту он считал, что имел дело с некогда сильной особой. Сейчас же… много ли удовольствия от потехи над больными? Халлдор полагал, что недостаточно. Но если даже такая пытка словом шла на пользу Егерям, то ему было плевать. Кое-как успокоившись, Офра опустевшими от безысходности глазами посмотрела на Егерей. — Я и вправду знаю очень мало, — промямлила она. — Слышала лишь, что Малая Глинка, Житница и Нижняя Луховка даром отдали нам гречу, хлеб и свинину. Но, как я и говорила раньше — нам дали лишь порцию на четверых. Мне нечем кормить моих детей, я ослабла… и лекари говорят, что меня нельзя вылечить. Вот и всё. — Что ж, ладно, — Николай удручённо вздохнул. — Тогда хорошего вам дня, — он взял Халлдора и Кику за плечи и притянул их к себе. — Пошли, ребята. Поищем-ка ребят, которые располагают большей информацией, чем эта женщина… Кику, блять! — Погодите, генерал, — Кику выкрутился из хватки Николая. — Насколько я помню, вы хотели узнать, почему я выбрал именно эту семью. — А, да? Ну давай, выкладывай. Вместо ответа Кику последовательно подошёл сначала к Томлину, потом к Офре. Аккуратно потянув запах, витавший над их головами, он прикрыл глаза. Сине-алый. Это подтвердило опасения Кику, но он всё-таки решил убедиться. Вот только как это сделать? Ответ пришёл почти сразу же. — Госпожа Офра. Мимо вас не проходили странные люди в плащах? — осторожно поинтересовался Кику. Он говорил вполголоса, чтобы Николай не сразу всё понял и не сорвался с места. — Это очень важно. По взгляду женщины было ясно видно, что та собиралась скрыть правду. Отрицательный кивок породил внутри Кику борьбу двух зверей. Одно из них требовало убить Офру за содействие революционерам, другое же — пощадить. Во время схватки родился третий зверь — тот, который обычно обитал внутри юноши, но часто умирал под влиянием не приглушённых эмоций. После смерти он, как феникс, быстро возрождался и захватывал разум Кику. Он был расчётлив и спокоен. Именно эти качества сейчас были необходимы Кику, чтобы решить, как поступить. — Понятно… — медленно пробормотал он, отвешивая лёгкий поклон. — В таком случае-… — Почему вы им не говорите?! Внезапный голос, раздавшийся возле шатра, заставил всех присутствовавших обернуться. В проёме показался мальчишка с окровавленным обрубком вместо руки. Судя по его состоянию, у него началась лихорадка, но не настолько сильная, чтобы сделать его речь неразборчивой. Зашатавшись, он чуть ли не упал в ноги Кику. Тот отошёл чуть в сторону, но единственная целая рука всё же успела схватить его за штанину. К Кику тут же подскочил Халлдор с обнажённым кинжалом, готовый в любой момент убить бедного мальчика. Но, прекрасно слыша его слова, не спешил действовать. Николай же несколько настороженно наблюдал за происходящим, словно зная, что калека и пальцем не тронет его подопечного. Уж Кику этого точно не допустит. — В-вы ж-же Егеря, да? — дрожащим голосом лопотал мальчик. — Т-те с-самые-е, ч-что ох-охотятся н-на Ночной р-рейд? — Да, верно, — Кику почувствовал, как рядом стоящий Халлдор напрягся, словно кобра перед атакой. — Значит, они были здесь? — Д-да… к м-маме пришла т-травница и кто-то ещё… — Не надо!.. — едва слышно проскрипела мать. — Как они выглядели? — Д-двое в по-походных п-п-плащах… Ба-бабка и… м-мальчик, к-кажется… выше в-вас, г-г-господин Егерь!.. Взгляд та-такой ж-же тём-мный!.. — Вот оно как, — Кику переглянулся с Халлдором и Николаем. — Мне жаль, дитя, но таких людей нет в Ночном рейде. — Т-т-т-т-так бабка за-заходила в н-наш д-дом и с-с-спускала капюшон! Это… это та д-д-девочка с п-плаката! Как же её з-з-звали… как?.. — Э-же-ни. Взгляды троих Егерей полыхнули жадным пламенем. Халлдор еле сдерживал по-детски жестокую улыбку; Николай, выдохнув сквозь плотно стиснутые зубы, стиснул одежду на предплечьях; Кику же довольно спокойно посмотрел в глаза мальчика. Очень жаль, но он не оставил иного выбора Егерям. — Это же просто великолепно! — воскликнул Халлдор, хватая Кику за плечи и разворачивая к себе. — Давно же эта дамочка не совалась в Столицу, да ещё и днём! Я впечатлён её бесстрашием… Генерал! — он повернул голову к Николаю, а затем и вовсе подлетел к нему почти бесшумной поступью. Халлдор, понимая, что выглядел в такие моменты маленьким жутким ребёнком нежели интеллигентным юношей, густо краснел. — Когда поймаем её, разрешите поучаствовать в пытках? Можно же, генерал? Можно? — Разумеется, — улыбка Николая стала лишь деликатнее, а сам он растрепал серебристые волосы Халлдора. — Люблю, когда в вас, в молодых, закипает кровь. А теперь… хм… что же с этими предателями Империи делать? Офра посмотрела своими тёмными глазами на Ледяного генералиссимуса. В последний раз. Она опустила веки. Если в глазах лидера Егерей стояло мутное безумие, значит, не стоило ожидать пощады. — Для начала… Стража! — Николай рывком поднял мальчика с земли за его целую руку. На его зов тут же подоспели двое стражников. — Отвести во дворец и поручить господину Форрелю. Пусть приведёт парня в божеский вид. Молодой Император лично вручит ему награду за преданность Империи! Но прежде… пусть посмотрит на цену своих благих намерений. — Что?.. — растерянно промямлил мальчик. — Я н-не пон-нимаю… — Как тебя зовут, парень? — ради приличия поинтересовался Николай. — Ха-хаим!.. — нечленораздельно выпалил мальчик. — Смотри, Хаим, — Николай, убедившись, что стражники крепко держат калеку, подошёл к своим подопечным и вцепился в их плечи ледяной хваткой, через мгновение ставшей нежнее. — Смотри очень внимательно. Не смей отводить глаз. Ты хорошо меня понял? — Да, — выдохнул мальчик. Зубы его еле слышно застучали. Довольно ухмыльнувшись, Николай щёлкнул с такой мрачной игривостью, словно спустил собак на врага Империи. Первый удар. На него словно специально налетел Томлин. Его горделивая осанка вмиг померкла, стоило мальчишке налететь на клинок Халлдора. «Ты же хотел выпустить кишочки нашему генералу?» — пропел юноша отталкивая беспомощное тельце. Некогда полное гонору, оно опустело, вмиг ставшей никчёмной оболочкой. Первой жертвой Кику пал Арик. Его было даже несколько жаль… ведь как самый сообразительный в семье, будущий муж и воин, он даже не успел выхватить клинок из самодельных ножен! Кику вздохнул. Кровь внутри бурлила, заполняя голову алым пульсом. Каждый удар разносился по телу, приумножая скапливающуюся боль и беспощадно выплёскивая её на ни в чём не повинных детей. Первый зверь внутри Кику был на седьмом небе, он пытался заставить юношу буквально вгрызться зубами в свежую плоть, разорвать, убить!.. Второй же лелеял надежду на более точные удары, чтобы жертвы не мучались. Третий молчал. Он заговорит гораздо позже. Вместе с Халлдором Кику зашёл в шатёр, без сожаления срывая и так потрёпанную ткань. Дети, увидав окровавленную сталь, испуганно вжались друг в дружку, пока кто-то из них не крикнул: «Бегите!» Но куда им было бежать — шатёр стал их тупиком. Но даже на улице они не смогли бы сбежать от Егерей. Ведь охотнику, даже самому неопытному, не стоит труда догнать подбитую дичь. Не обращая внимания на то, чем занимался Халлдор, Кику выхватил одного из мальчишек за тёмную шевелюру и, опрокинув его, тут же пронзил его тоненькую шею, на которой держалась смешная голова с веснушками. Вторую свою жертву Кику нашёл возле выхода из шатра. Проклятый клинок жадно впился в напряжённую от бега спину. «Как глупо! Он попытался сбежать? Спрятаться — вот, что он должен был сделать! Неразумное создание!» Халлдор же избрал своей жертвой двух оставшихся мальчиков. Надеясь преспокойно убить их так же, как Кику — поодиночке — юноша нацелил свой кинжал на первую жертву. Но вдруг её, сморщившуюся и свернувшуюся в клубочек, загородила более высокая фигура. Дрожащая с ног до головы, такая же жалкая и беспомощная. Халлдор без раздумий скосит её! «Нет?..» …такое ему ещё не доводилось видеть. Но Халлдор это испытывал. Беспощадный зверь сковырнул череп, проникнув внутрь и перекинув мост через пропасть, которую юноша создал с прошлым, а его сознание он буквально на считанные секунды переместил в съёжившегося на полу несмышлёного мальчика, который ещё и ходить-то толком не научился… Такое бывает, говорят старшие, закалённые в боях. Особенно, если часто поднимать клинок на ребёнка. Халлдор не думал, что когда-нибудь это случится с ним. Но, флегматично вздохнув, он перерезал горе-защитнику горло. Последнего мальчика он за шкирку вытащил из шатра и, словно находясь в исступлении, беспрерывно начал вонзать кинжал в беззащитную грудь. Халлдор и сам не знал, зачем он колотил несчастного так, словно он в любой момент мог восстать из мёртвых и подло нанести удар со спины. От провала в истинное исступление его спас Кику, вовремя остановивший руку Халлдора, оказавшейся на удивление крепкой. Тот сразу же остановился и через некоторое время, после небольшой отдышки, пришёл в себя. — Тебе не нужно так напрягать своё тело, Халлдор-сан, — мягко прошептал Кику, глядя на закатившиеся глаза уснувшего навек мальчика. — Всё уже кончено. — Нет, — Халлдор выдернул руку и поднялся на ноги. — Это ещё не всё. Не видя, что происходит, Офра прекрасно чувствовала всё это. В уши впились детские крики, исчезавшие в небытии, обрывавшиеся в хрупких стенах гнёздышка, что не сберегла мать. На кожу и грубую ткань брызнула кровь её птенцов, в носу и во рту остался её ужасный привкус. Когда Офра открыла глаза, она даже вскрикнуть от горя, нет — сказать ничего не смогла, не то, что пошевелиться. Шеей не повернуть, мёртвых тел не увидеть, время вспять не повернуть — женщина, чувствуя, как тело наливается свинцом, слушала биение сердец: своего — угасавшего, и младенца. Ах, сколько жажды жить кипело в этом комочке, не познавшем мир!.. — Не убивайте его, не убивайте его, не убивайте его… — Офра молилась, задыхаясь и захлёбываясь слезами, тёкшими из безжизненных глаз. Для неё, постаревшей лет на пятьдесят, всё уже было кончено. — Не пожелаешь пощады для себя? — зевнув спросил Николай, подходя к женщине и хватая её за волосы. Оттянув их назад, он с явной брезгливостью заглянул во влажные глаза. — Хочешь выпросить пощады бастарду? — Это… не бастард… — прохрипела Офра. — Этот… ребёнок — маленькое чудо. Бог помог мне в последний раз подарить жизнь на землю! — её голос сорвался на крик. — Пускай она даже от чужого мужчины, мне плевать — это мой ребёнок!.. — Всё с тобой ясно, милая, — Николай слегка опустил веки, продолжительно вдохнув. Выхватив младенца из рук Офры, он отошёл подальше, чтобы его не забрызгало материнской кровью, которую пустил Кику. Офра в последний раз взревела, выплёскивая всю боль и скорбь от предсмертной разлуки с сыном, которому она даже не успела дать имя. Судорога сковала её тело, а на обратной стороне сознания отпечатались слова: «Дети из материнской утробы мёртвыми выходят, а ты говоришь про младенцев, умирающих от нехватки молока». Словно почувствовав, как тепло матери исчезло, младенец заплакал, жалобно запищав и заелозив ножками. Николай, глядя на свёрток, молча передал его Халлдору. Почему именно ему, а не Кику? Потому что Ледяной генералиссимус жалел их обоих. Повесить равное количество грехов — большее, что он мог для них сделать. Всё остальное было в их руках. Кику всё ещё стоял с катаной, опущенной вниз остриём, и самозабвенно наслаждался прилипшей от пота и крови одеждой. Однако неподдельно заворожённый взгляд Халлдора, рассматривавшего затихший комочек, не мог ускользнуть от его глаз. — Я никогда прежде не видел новорождённых младенцев… — Халлдор возбуждённо облизнул пересохшие губы. С минуту он разглядывал ребёнка, словно диковинку. Благоговение сменилось скукой, но на сей раз этот переход был вымучен до безобразия. — Никогда бы не поверил, что из такого вырастают люди. Так жаль, что люди от рождения слабы и проносят свою слабость через весь жизненный путь. В таком мире, полном жестокости, лучше вообще не появляться на свет. Ведь жизнь отнять так просто… — томная улыбка отпечаталась на бледно-красном лице с холодно горящими глазами. — Так просто. Развернув маленькое одеяльце, Халлдор медленно опустил руки, смотря как комочек стремительно приближается к земле, раскалывает свою маленькую голову о выступивший из лужи камень и утопает в грязи. Песок, глина, вода и кровь слились воедино, образуя вокруг угасающей жизни крохотный алый нимб, чтобы покинувшая этот мир душа даже в таком месте отправилась на поиски беспечного умиротворения.***
— Её нигде нет? — Вы хорошо искали? — Проверьте везде! — В лесу искали? Вся Житница переполошилась из-за отсутствия Минки в деревне. Ён Су долго спорил с Эжени насчёт того, стоит ли им помогать селянам. Ситуация казалась проще некуда: деревня была другом революционеров, многим рисковала ради их благополучия — Ночной рейд просто обязан был им помочь даже при отсутствия вознаграждения. Но Эжени колебалась: вдруг это уловка? а если эта Минка — шпион Империи? деревня давно продалась? Слишком много вариантов крутилось в её голове. Личность, запертая в этом хрупком теле, не привыкла доверять посторонним людям, делая для них что-то за бесплатно. Только равноценный обмен для неё имел хоть какое-то значение. Поэтому Ён Су смог уговорить Эжени, когда сказал, что в случае предательства Житницы, он своими руками уничтожит каждого жителя, от мала до велика. Стоило ли говорить о том, что девушке с трудом верилось в готовность «мальчишки» совершить «зачистку», особенно после вчерашнего разговора. Несмотря на циничную усмешку Эжени, она всё-таки дала своё согласие. Тем более, что Тодор, староста деревни, уже дал клятву щедро отблагодарить того, что найдёт его бесследно пропавшую старшую дочь. Это подстёгивало не только принципиальную в своей работе Эжени, но и всех обитателей Житницы. Ён Су был поражён тем, насколько хорошо оказался стёрт след Минки. Или похититель, или сама женщина — юноша не отрицал ни один из вариантов — точно были мастерами в этом. Такое Ён Су встречал только в работе Чистильщиков — нейтральной группы наёмников, избавлявшихся от тел, следов крови, запаха и других следов. Они никому не подчинялись, но приходилось делать вид, что они на стороне Империи. В противном случае их деятельность тут же бы накрылась медным тазом. «Но это же чушь какая-то… — подумал Ён Су, заходя за ворота и оглядывая вывеску. — Что-то здесь неладное. Если это были Чистильщики, то зачем им понадобилась Минка? Неужели кто-то прознал, что Житница помогает революционерам, и нанял Чистильщиков? Хах, наверняка Минка не последняя их жертва в таком случае. Зуб даю, они выставят всё это как кару божию! Но разве имперцы обычно не выжигают деревни подобно разбойникам? Зачем им такие сложности… А если это была сама Минка? Если она так хорошо скрывает следы, значит, она училась у Чистильщиков, либо… либо она сама и есть Чистильщик!» — догадка прозвучала довольно дико, поэтому Ён Су её отринул. Быть такого не могло, чтобы… — О чём задумался, Ён Су? — Эжени лёгким касанием руки вывела товарища из транса. — Дай угадаю… тоже подумал на Чистильщиков? — Ага. Очень похоже на их почерк, — Ён Су прислонился к деревянной вывеске. — Но с какой целью им понадобилось-… — Вот и я не понимаю, — Эжени пристроилась рядом. — Житницу не так-то просто заставить уверовать в гнев божий и другие суеверия. — Ну как же… они ведь рядом с лесами и топями живут. Тут хоть в бесов, хоть в утопцев с лёгкостью поверить можно. — Чушь. Магические твари вроде них регулярно задабриваются местными жителями. У них при сытой жизни нет причин нападать на деревни. — А если их перестали подкармливать? — Ён Су нахмурился. — Уже больше похоже на правду, — хмыкнула Эжени. — В конце концов, утопцы, как и любые трупоеды предпочитают человеческое мясо, пускай между ним и свиным, например, нет никакой разницы. — Даже знать не хочу, — Ён Су поморщился. — Глядите, какой сразу брезгливый стал! — Эжени поправила очки и осклабилась, из-за чего её лицо стало не очень красивым. — Ну ладно, ты не первый, кто также реагирует на столь шокирующий факт. Теперь Ён Су думал, что Эжени в один прекрасный день заменит кролика в его обеде или ужине на чью-то отрубленную руку. — Ладно, неважно, — Ён Су потряс головой. — Итак, что мы имеем? Минку забрали либо Чистильщики, либо магические твари, которых, скорее всего, не задобрили. Не исключено, что Минка сама сбежала, используя навыки Чистильщиков. — И ни у одной из версий, где задействованы люди, нет должного объяснения, — кивнув, добавила Эжени. — Из чего следует вывод, что Минка может быть где угодно. — Слушай, а ведь, если подумать, мы ничего толком не знаем про эту женщину, — протянул Ён Су. — Как и о любом другом жителе этой деревни! — Но если мы узнаем больше про Минку, то, возможно, у нас получится… верно ведь? Эжени вздохнула. Понимая, что их расследование обрастёт новыми сложностями, в числе которых долгая задержка и нахождение вне штаба Ночного рейда. Осознание этого удручало прежде всего девушку, которая не чувствовала себя даже в подобии безопасности. И ведь никак нельзя было по-нормальному связаться с кем-нибудь из товарищей. — Полагаю, это наш единственный выход, раз уж мы взялись за это, — Эжени пожала плечами. — Пойдём к Тодору, что ли? — Угу. Они направились прямиком в хату старосты. Разговор их был долог, потому что сильно волновавшегося Тодора было тяжело уговорить на рассказ исключительно по делу. Вместо этого получилось нечто невразумительное, но жена и остальные дети старосты активно помогали Ночному рейду, а потому Ён Су и Эжени под конец смогли составить примерную картину того, кем являлась Минка. Минке было всего лишь двадцать шесть лет, но по меркам деревенских она уже могла считаться «старой девой». Тем не менее, такого нельзя было сказать, особенно принимая во внимание её озорной и кокетливый нрав, лихие пляски во время праздников (чему Ён Су стал свидетелем, хотя, по заверениям семьи, он не видел и одной трети мастерства Минки). Так же, как и все барышни, Минка с детства обучалась шитью и вышивке. Параскева, её мать, показала сохранившиеся работы, в том числе и недавние. На вышивках были изображены, в основном, природные явления, а шитьё не представляло собой ничего необычного. С остальными селянами Минка общалась одинаково: никаких близостей, никаких конфликтов. — Ясно, — буркнула себе под нос Эжени, выходя из хаты. — Загадочная женщина. — Обычная женщина, в общем, — усмехнулся Ён Су, за что и получил лёгкий тычок от Эжени. — Я что, неправ? — Прав, — сквозь зубы и двусмысленную улыбку проговорила Эжени. — И именно это всё усложняет. К слову, тот мальчишка, что прибегал к нам сегодня утром… — Пенко? — А? Да-да, он. Пока ты обыскивал окрестности, я была здесь. Пенко подбежал ко мне и сказал, что пропала одна девушка, что ушла за водой. Её зовут Милена. — А-а-а. Плохо дело… — протянул Ён Су, не обратив внимание на то, как на него в тот момент посмотрела Эжени. — Не то слово, — она прищурилась. Оглядевшись по сторонам, словно убедившись в отсутствии подслушивающих, Эжени продолжила: — Судя по твоей реакции, ты не помнишь, кто это. — Ага… — стыдливо признался Ён Су. — Прости, не напомнишь? — Наш человек в Житнице. Тот, что наблюдал за настроением в деревне. Понимаешь, что это значит?.. — То, что моя версия с Минкой-Чистильщиком не такая уж и бредовая… Кивнув, Эжени подняла голову наверх и задумчиво устремила свой взгляд в небеса. Утренний свет пролился на лицо девушки, что была ненамного старше Ён Су, и оттенил каждую морщинку, что прибавило ей много лет и болезненной усталости. — Похоже, мы здесь застряли надолго, Ён Су, — вздохнула Эжени. — И почему я не удивлён… — Ён Су не задавал вопросов. Он просто глядел вглубь топей, где, как ему показалось всего на секунду, мелькнул мрачный силуэт с янтарными огоньками вместо глаз.***
Босые ноги бесстрашно опускались в лужи, пачкая подол юкаты. Бегать было ужасно неудобно, пояс сбивался. Но Савако не страшно: Артур, конечно, поругает её за легкомысленность, поворчит, но потом обязательно поправит каждую складку на юкате. В конце концов, только здесь, на прогулке вдоль топей, Савако чувствовала себя спокойной и живой. Назвать девушку странной язык не поворачивался — удовлетворение окружением лягушек, болезней и магических тварей, что могут затянуть в любой момент в пучину, выходили за любые рамки, в которых человек по общепринятым меркам мог называться «странным». «Почему же так хорошо? — думала Савако. — Я всего лишь гуляю по безлюдье. Неужели для такой, как я, это подлинное счастье? Быть того не может. Счастьем не может быть что-то настолько ужасающее, так все говорят. Ха-ха, а я не говорю. Н е г о в о р ю.» Она присела рядом с выпрыгнувшей на дорожку жабой. Животное смотрело на неё своими круглыми глазёнками. Савако улыбнулась. «Здорово, такая крупная… — девушка аккуратно взяла жабу на руки. — Такая милая и прекрасная жабка! Бр, а ещё она мокрая и холодная, как солёный огурец!» От этих мыслей во рту действительно стало солоно, словно от глотка морской воды. Савако сглотнула слюну и подняла жабу. «Я заберу тебя домой!» — девушка развернулась и пошла в обратную сторону. Как вдруг болото недовольно заурчало. Сотни янтарных и алых огоньков устремилось в сторону светлой юкаты. Савако, услышав движение и ощутив на себе взгляды, резко развернулась. На неё смотрели опутанные тиной духи болот. Поняв это, девушка поняла, что просто так уйти не получится. Старейшина предупреждала ведь её об этом! Не стоило забирать что-то у хозяев, не подарив им чего-то взамен. И в момент ошибки ты расплатишься собственной кровью. Как хорошо, что ты та, кто ты есть! Савако опустила лягушку на землю и, закатав рукав, полоснула кинжалом по своему запястью. Один длинный взмах — и капельки крови долетели до хозяев болот. Те же, распробовав её хорошенько, устремили свой взор на Савако. — тВоЯ кРоВь оЧеНь вКуСнАя, дЕвЧоНкА! — проскрипел один из хозяев, самый древний и мерзкий на вид. — пОзВоЛь нАм пОтАкАтЬ тВоИм пРиХоТяМ, дИтЯ тЬмЫ! «Ого… не ожидала, что подчинить хозяев болот так просто. Видимо, ты была права, бабушка. Духи природы жаждут лишь крови таких, как я. Чем больше я им дам, тем дольше они меня будут слушаться», — Савако сдержала торжествующую улыбку. Властно подняв руку, она произнесла шёпотом, чтобы духи услышали её: — Ваша помощь мне ещё пригодится, хозяева болот. Позвольте же мне взамен забирать младших сынов топей! Савако вновь брызнула своей кровью на болота… …Напевая что-то себе под нос, Савако возвращалась домой, держа на руках жабу. Ещё никогда она не была так одухотворена тем, что за одну прогулку от нечего делать она так легко поработит хозяев болот. «Верно… так легко. Удобно!» Улыбнувшись, Савако посмотрела на спокойно сидевшую у неё на руках жабу. Она приблизилась к животному и коснулась носом его холодной мордочки. «Потому что Савако — ведьма. У-у-у!» — девушка надула щёки. Жаба громко квакнула, да так, что Савако чуть не оглохла. Её тихий смех сродни перезвону маленьких колокольчиков разнёсся на милю вокруг, накрыв собой три несчастные деревни, и оборвавшись над топями…***
— Что мы будем делать теперь, генерал? — ровным голосом спросил Кику, отмывая катану от крови. — Давай-ка подумаем, — Николай продолжал по-отечески гладить Халлдора по растрепавшейся голове. — Все три деревни довольно близко располагаются к востоку от Столицы. А это значит, что с ревизией можем заявиться во все три. Но с какой же начать… — …Малая Глинка, — предложил Кику. — Даже если Эжени и его спутника там нет, то мы в любом случае не останемся ни с чем. — Что здесь произошло, блять?! Кику, Николай и Халлдор, буднично стоя возле изрезанных трупов детей и их матери, совсем позабыли о том, что одна из марионеток побежала за Говертом и Феликсом. И те, когда Яо привёл их, несколько ужаснулись увиденному. Феликс так и вовсе позеленел, но скорее не от осознания того, что именно он видел, а от жуткого зловонного запаха, стоявшего здесь. Говерт же был невозмутим, за свою воинскую карьеру он повидал многое. Его поразило лишь то, что выражения лиц Кику и Халлдора были его преувеличенным отражением. Что ж, таковы были условия этого мира, с этим Говерт уже не мог бороться. Не искоренить этот гнилой уголок, в котором даже пятилетний ребёнок будет по колено в крови. — А, вы уже тут, — равнодушно протянул Николай, не поворачивая головы. — Вы многое пропустили, ребятки. — Колян, ты!.. — Феликс зашатался и прислонился к стене. — Зараза, я отвык от такого дерьма. — Советую привыкнуть заново, мы едем на болота, — хохотнул Николай. — Сперва окунём этих поросят в баню, соберёмся и поедем. — Ёбаные топи… пожалуйста, только не это… — Вернёмся — дам выходной. — Скотина. Феликс отряхнулся и прошагал к Халлдору, рассматривая его блаженное лицо и пытаясь взбодрить себя шутками про то, что «Николай всё-таки сделал тебя грязным, дружище Хал». Смеялся над ними, правда, один Феликс, но он и сам понимал, что делал это лишь для себя. Говерт же, шепнув Николаю пару ласковых, отчего последний сморщился, подошёл к Кику и заглянул ему за плечо, где лежали медленно остывающие трупы. — Тебе не жалко их? — из чистого интереса спросил Говерт. — О чём вы, Говерт-сан? — Кику склонил голову набок, из-за чего его окровавленная фигура стала выглядеть ещё страшнее. — Они враги Империи. Они пытались скрыть от нас присутствие Эжени… — А-а-а, та девка… — …а я всегда выполняю то, что мне велено, Говерт-сан. Кику попытался было оттереть кровь от лица, но лишь ещё больше измазался в ней. Посмотрев на Говерта, он виновато улыбнулся. — Простите, что не смогли предоставить еду для Миффи-чан лучше, чем это… — произнёс Кику. — Да ладно тебе, ничего страшного, — Говерт цыкнул, поправляя на Кику сбившийся пояс. — Миффи ещё твой подарочек переваривает. — Закончили? — прервал их Николай. — Тогда живо собраться в дорогу! Выезжаем в Малую Глинку, затем в две оставшиеся деревни. Халлдор, запросить недельный запас провизии. Феликс, проверь, чтобы вещмешки были собраны, как положено. — Отхлестать провинившихся розовой плёткой? — Как хочешь, развратник. Говерт, проверь, чтобы нам дали нормальных коней, и… и чтобы Кику был тепло одет — в этом сезоне на болотах довольно прохладно, особенно вечером. Кику — навести-ка Эстеллу, прикормку дам чуть попозже. И скажи своей марионетке, чтобы позвала Гилберта сюда, — Николай, скривив губу в отвратительной улыбке, направился к выходу из трущоб. — Пусть приберётся здесь.