…только вкус крови с моего клинка должен меня волновать».
Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Спаси их? Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Спаси их. Убей их всех. Спаси их! «Я должен оставить эти вздорные мысли. Кажется, я начинаю нервничать…» Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. — Вы убьёте нас всех? — выкрикнул кто-то из толпы. — Да. К сожалению, вы не оставили нам выбора, — Николай равнодушно пожал плечами. — Не церемониться, Кику. Никакой пощады. — Да, генерал. Вокруг карих глаз вспыхнул алый ореол. Яцуфуса выскочила из ножен, Кику прижал гарду ближе к лицу, а лезвие направил на своих жертв. Второй свет, страшнее предыдущего, от которого передёрнуло самих Егерей, был лилово-чёрного цвета. Цвет, от которого веяло смертью. Стоило ему исчезнуть, как на землю явились те, кому уже не суждено было жить. Лишь воля Кику не давала их телам рассыпаться в прах. Ван Яо, его наставник и учитель. Иван Брагинский, его бывший командир и предатель Империи. Лилит Цвингли, дочь имперского оружейника, боевая подруга и… Была ещё одна — недавнее приобретение. Но Кику знал, что призвать ещё одну марионетку для битвы он пока не сможет. Но для вырезания мирного населения вполне хватит и четверых. «Всем нам отдали приказ, — мысленно передал Кику своим марионеткам. — Убить всех. Никого не щадить». Марионеткам не нужно было ничего говорить, не нужно было кивать — подтверждение приказа им не требовалось. Они просто шли и исполняли. …Никто не будет стоять и ждать, пока тебя убивают. Даже если бежать было бессмысленно, люди бежали. Если не могли — прятались. Но Кику видел каждого из них. Он чувствовал их. Топот ног по чвакающей земле разной частоты, переполненные первородным ужасом крики, плач женщин и детей. У тех, кто не терял надежды или умудрялся в панике сохранять спокойствие всё равно сердце стучало от страха. Кику слышал и его. Первым человеком, павшим от руки Кику, стал молодой парниша, впавший в ступор. Тот даже не понял, в какой момент его зарубили. Кровь тёплым ручьём хлынула на землю, забрызгивая и палача. Новый удар — железный ястреб настиг следующую жертву, вонзившись в её тонкую шею и в мгновение ока разорвав крупный сосуд. Если никому не суждено было спастись, думал Кику, так пускай смерть Малой Глинки будет безболезненной. Но пообещать он этого не мог, а потому не выполнял в должной мере. Марионетки получили аналогичный приказ. Яо точными ударами ломал человеческое тело, словно тростинку. Этот старичок при жизни владел чудовищной силой, ломавшей, дробившей и перемалывающей кости. Точечный перелом рёбер углублял рану, вызывая схлопывание лёгких и почти мгновенную смерть от удушения собственной кровью, перелом черепа загонял в ловушку сдавленный мозг, перелом позвоночника обездвиживал. Яо старался бить в шею или по ключицам, чтобы наверняка доставать до жизненно-важных органов и заставлять людей умирать от болевого шока, массивной кровопотери или удушья. Иван действовал проще, настигая людей, сгрудившихся в кучи, с помощью дробовика. Он целился в головы, чтобы никому не приходилось умирать в муках. В противном случае приказ предписывал ему добивать. Как только заряды закончились, Иван взял в руки косу. Тяжёлое орудие труда стало лёгким оружием в руках такого крепкого мужчины, как Брагинский. Летели головы, руки, ноги — теперь марионетка не разбиралась. Она просто всех убивала. Одного или двух точно разрубила напополам — точно нож в масло. Как же хрупок человек! Лилит следила за тем, чтобы никто не попытался укрыться в самых надёжных закоулках Малой Глинки. Длинный ствол целился и в головы, и в спины, и в ноги, если нужно было скосить убегавшую от хозяина жертву. Стреляла Лилит редко — патроны берегла. Но без промаху. А что же Кику? А ему сперва предстояло сразиться с мужчинами, посчитавшими, что у них есть хоть какой-то шанс остановить истребление, если они убьют источник машин для убийства. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. Убей их всех. УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! Кику вместе с марионетками забегал в каждый дом, находил всех, кто прятался в самых разных уголках, и беспощадно убивал. Важно было не пропустить ни клочка земли. Никто из Егерей не вмешивался в происходящее. Всем был отдан приказ стоять на месте и броситься на помощь Кику только в случае, если тот упадёт без сил, а кто-то ещё останется в живых. Николай наслаждался результатом цирка, устроенного его сестрой. Халлдор старался не смотреть — его всё ещё мутило, хоть и чувствовал он себя на порядок лучше. Феликс вообще не любил смотреть на битвы, в которых нет ни капли страсти, а на вырезание мирного населения деревни и подавно. Говерт же пристально наблюдал за окровавленной фигурой, ловко скакавшей по полю и выпускавшей кишки каждому, кто к нему подходил достаточно близко. В глазах уже зарябило от крови. В ушах зазвенело от стали и людских криков. В нос ударил запах всепоглощающей смерти. Егеря прекрасно знали, что они несли предателям. …Наташа же, сперва захихикав так, словно она надышалась веселящего газа, а потом пронзительно, словно ведьма, захохотала, откинувшись назад. Пальцы зарылись в побелевшие на солнце волосы, а в аметистовых глазах застыла пурпурная дымка. В голову ринулись множество голосов. Наташа слышала каждый из них. Все они за исключением повешенных изменников погибали по её вине. Целая деревня… со всеми её жителями. Кику даже скот не щадил. Он рубил всех без разбору. Его взор застилала толстая пелена. Словно бельмо. Кику сделал себя слепым, чтобы слышать чужое сбитое дыхание и битьё сердца, предвкушавшее смерть. «Поразительно, просто поразительно!.. — хохот перебивал собственные мысли Наташи. — Бегите, ублюдки, живее, поторопитесь! Что же вы замерли от испуга? Не можете убежать? Ну так сдохните все, потоните в море крови, повесьтесь на собственных кишках, вырвите себе глаза, вскройте глотки, проткните сердца! Ваши жалкие жизни по собственной наивности я пыталась спасти, а в ответ получила неблагодарность от свиней вроде вас! Вам место на вертеле. Вам место на убое. Вам место в огне. Так исчезните все! Никто не вспомнит любого из вас, жителей Малой Глинки! Смерть — единственное искупление вашего предательства! А я знала, что не зря отошла от Кику, когда меня поманили внутрь!.. Коленька, братик!.. Ты просто лучший… Даже Ваня не осмелился бы зайти так далеко ради меня!» — Бегла старожа з чыстага поля Добры вечар Як ударыла дзідай у вароты Добры вечар… — Наташа, хватит, — Николай болезненно взглянул на помутневшую рассудком Наташу. Безучастный женский голос бередил старые раны, напоминал о стуке колёс тесной повозки, сырость, мокрое одеяло, хворь… Но Наташа не останавливалась: — Не сплю, не ляжу, на вайну едзем Добры вечар Тваю дзевачку хазары ўзялі! Добры вечар Я ж тых хазаров мячом пасяку Добры вечар Я ж тую дзевачку за сябе вазьму! Добры вечар… — Наташа, перестань! Ты в порядке вообще? — вполголоса спросил Николай, взяв сестру за плечо. — Д-да, в полном, — Наташа, почувствовав, как её начало потряхивать, стиснула локти, прижав их плотнее к телу. Она вновь расхохоталась, на этот раз чуть тише. — Мне тебе не передать… это охуенное чувство… — Наташа раскраснелась, оскалившись. — Я сейчас обкончаюсь прямо здесь!.. — Фу, блять, — Николай, впрочем, не выразил никакого отвращения, а лишь ткнул Наташу в лоб. — Сам ты «блядь»! — Наташа сперва хотела было лягнуть брата, но вместо этого вдруг привстала и в мимолётном порыве тёплых чувств заключила Николая в настоящие объятия, от которых веяло безумием. — Как доберёмся до Житницы, обещай мне, что попрёшься в баню. От тебя смердит, это просто ужасно. — Сучка ты… — буркнул Николай, уже даже потеряв интерес к происходящему. Всё его внимание заняла прилипшая к нему Наташа. — У меня что ни день, то хуетень — в баню идти некогда. — Пиздишь, ты даже не пошёл искать меня. — Ой, знаешь, что? — Не знаю! — Нахуй иди. — Вот и поговорили, братишка, — вздохнула Наташа, разжав объятия. — Стой, я ещё с тобой не закончил, — резко остановил её Николай, схватив за руку. — С тобой и вправду ничего не сделали? — Не-а, — буркнула Наташа. — Эти мудаки решили, что раз у меня есть вагина, то меня можно таким образом унизить, убить морально и физически, все дела. Только… — девушка вновь гоготнула, — …они не учли, что вагина может внезапно напугать их кровью, прикинь!.. — А огнём пыталась угрожать или кровь от головы отлила и не сообразила? — ехидно спросил Николай. — Они облили меня водой, — смех Наташи становился всё более мерзким и скрипучим. — Но я изо рта выплюнула огонёк на штаны одного из тех мудил и пригрозилась спалить всю хату. После меня уже никто не тронул. — Ну, всё прошло лучше, чем я думал… — Генерал, приказ выполнен. Заметив Кику, Николай быстро обвёл взглядом деревню. Деревня замолкла. Ни единой живой души. Николай, удовлетворённо улыбнувшись, уже хотел было похвалить подчинённого за идеально выполненное задание. Как вдруг из одной хаты показалась Лилит, размеренными шагами направляясь к Кику и Николаю. На руках у бледной девушки лежал свёрток. Халлдор охнул, прикрыв рот рукой. Это был завёрнутый в одеяло младенец, нескольких дней от роду. — Я же сказал: никого не щадить, — холодно проговорил Николай. — Это марионетка… — Лилит виновато посмотрела на Кику. — Не оправдывайся, Кику. — Марионетка не может выполнить приказ, прямо противоречащий её прижизненной сущности. Лилит хотела стать матерью, она любила смотреть на младенцев и думать о том, что когда-нибудь у неё будет свой… такой же, — Кику тяжело посмотрел на Лилит. — Раз Лилит не справилась, то я… — Нет уж, — отрезал Николай. — Я сделаю это сам. Выхватив из безвольных рук Лилит младенца, Николай посмотрел на его маленькое лицо. По одному только взгляду ему всё стало ясно, решимость ни на миг не оставила его сердце. Феликс, глядя на то, как ребёнок покрывается ледяной коркой, в ужасе зажмурился и закрыл Халлдору глаза. За считанные секунды послышался звон, как от разбитого стекла. Феликс распахнул глаза. Ребёнка на руках Николая больше не было. Ото льда и то — лишь крошка осталась. Словно жизни, подаренной несколько дней назад, никогда не существовало. Девять месяцев она развивалась в материнской утробе, и вот так, за мгновение, она была безжалостно уничтожена. Как же хрупок и несчастен человек… А мать этого младенца наверняка лежала на поле кровавой резни, в каше из грязи и порубленных тел. Егеря об этом никогда не узнают, но её в напряжённую от бега спину застрелила Лилит, когда та поднималась на крыльцо. Именно её труп та оттолкнула, не ведая, что эта женщина на краю смерти бежала спасти своего безымянного ребёнка. Но что с мёртвых взять?.. — Эй, Колян, — сглотнув, спросил Феликс. Он наконец-то отпустил Халлдора. — Это было обязательно? — Его нельзя было спасти в любом случае, — глухо промолвил Николай. — Ребёнок не издал ни звука. Он был болен. Даже если бы ему нашли кормилицу, он бы не протянул и нескольких дней. Мы бы и не успели его протащить до Столицы. — А как же деревня? — настаивал Феликс надломившимся голосом. — Житница же совсем рядом! — Сомневаюсь, что они живут слишком роскошно для того, чтобы позволить себе лишний рот, — хладнокровно заметила Наташа. — По крайней мере, ещё недавно было так. — Как раз наведаемся туда скоро, — подхватил Николай, жестом поманив за собой Кику. — Нам нужны запасы, чтобы до Столицы хватило. С циниками, вроде старших брата и сестры, спорить было бесполезно. Особенно хорошо Феликс это понял, когда Николай прошёл мимо него и, положив руку ему на плечо, произнёс на ухо: — Никогда не сожалей о тех, кому нельзя было помочь. Феликс раздражённо тряхнул плечом. От такого, как Николай, он не хотел слышать ни о жизни, ни о смерти. Имея такие разные точки зрения, Феликс не желал принимать «наставления» от старшего брата. — А ты хоть раз бы сожалел о тех, кого ты даже не попытался спасти!.. Равно как и Николай не слушал «нытьё» младшего брата. Никто не хотел друг друга слушать. Внутри некогда дружной семьи давно произошёл раскол — как только Феликс оказался в чужом доме, словно в логове диких зверей. Кику, отозвав марионеток, переглянулся с Говертом, который так же пошёл за Николаем, чтобы собрать вещмешки и оседлать лошадей. Халлдор, ссутулившись, плёлся следом. «Никого не осталось. Пришло время забрать своё». Сборы продлились недолго. Оставаться здесь, в мёртвой зоне, Егеря не имели ни малейшего желания. Ледяные пики почти полностью разрушили деревню, со свистом хлопнули возжи — и последние признаки жизни покинули славную деревню, Малую Глинку, которую поглотила гнилая сеть Империи. А на коченевшие трупы, чуя лакомый кусок, уже слетелись болотные твари, да вороны — поклевать то, что останется.***
Жизнь, с таким трудом порождённая, может быть уничтожена за мгновение. Егеря не умели создавать — только рушить. Как и любой воин. Но цена жизни для почти всего спецотряда была пустым звуком. Работая с предателями, они знали наверняка, что изменником может стать кто угодно. Совершенно любой человек. Оттого не понять им было того счастья, когда лучик света, лучик надежды, хрупкая и невинная жизнь — маленькая девочка, что раньше всех ушла к болотам, чтобы собрать клюкву — побежит куда подальше от разрушенного дома, который заполонили болотные твари, сверкавшие жёлто-красными глазами и жадно вгрызавшиеся в свежее мясо односельчан. Бросив корзинку, девочка бежала не разбирая дороги. Хлюпая сапогами по земле, она лишь надеялась не наткнуться на утопца или кого-нибудь ещё. Только бы выжить… В опустевшую от холода голову не сразу пришла мысль, что можно убежать в соседнюю деревню — в Житницу. Точно! Там ведь живут хорошие и добрые люди. Они наверняка защитят её!.. Увы, корень, вылезший из-под земли, замедлил бег резвых ног и нарушил план девочки. Та, ойкнув, рухнула и тут же почувствовала саднящую боль в ступне и груди. Девочка, подумав, что та уже достаточно далеко отбежала от царства болот, решила перекатиться на спину и хотя бы немного передохнуть. Слёзы бессилия наворачивались на глаза, когда шок сошёл на нет: несчастное дитя поняло, что больше никогда оно не сможет подняться. Ведь вместе с корягой, высунувшейся из-под земли……что-то тоненькое, словно жало пчелы, пронзило её грудь.
Над распластавшимся телом нависла девушка в розовой юкате. Нож, оказавшийся в тонкой ладони, вонзился в сердце, навсегда лишив девочку боли и тревог. — Славная была охота, — прошептала Савако, склоняясь над обнажившейся маленькой шейкой и заливая его голодной слюной. — Теперь я смогу… полакомиться тобой, человеческое дитя.