***
Невозможно, чтобы что-то ускользало от моего взора. Это противоречит всем законам природы. Я и есть природа. Я и есть закон. Но мне необходимо быть глазами, ушами, носом, ртом, руками и ногами. Мне необходимо быть Всем, чтобы низвергнуть это в Ничто. Потому что я уже Ничто. И чтобы стать Всем, мне нужно это Всё поглотить. Чтобы моё Ничто отторглось, и я начинила бы Всё Ничем. И этот порочный цикл должен быть бесконечным, ибо суть удовольствия в отсутствии повода. Зачем ублажать себя вкусной едой, пьянящими напитками, красивыми женщинами, бесстыдным рукоблудием после долгих дней мучения, боли и страдания? Удовольствие принесётся людям просто так! Взамен они лишь соединятся со Всем, то есть, со мной, чтобы стать Ничем, то есть, мной. Люди делятся на счастливых и несчастливых. Первые способны довольствоваться жизнью, вторые — нет. И последних на Земле гораздо больше. Пока есть счастливые и несчастливые, люди никогда не станут Всем. Став единогласной константой, они получат на то шанс. Но кем же им становиться, чтобы впустить в себя Всё? Счастливыми или несчастливыми? Конечно же, счастливыми. Но они не смогут достичь счастья, это невозможно — немыслимо! Счастье можно только даровать. И именно я принесу им такую услугу. Значит, людям надо стать Всем под эгидой несчастья. И тогда они потянутся ко мне, а я с улыбкой на лице дарую им то, что они заслужили. Достигнув счастья, они объединятся со мной и станут Всем. Их и моё Всё сплетутся воедино, и воздвигнется истинное Всё. На Земле наступит мир и спокойствие. Люди на миг забудут распри и войны, обеты и клятвы, и желание друг друга убить обратится в принесение удовольствия. Каждый человек станет счастливым, без исключения. Да, люди слабы. Они постоянно ищут счастье и не находят его. Потому что они глупы. Недальновидны. Эти их качества ущербны по своей природе для всего мироздания. Людям неведома истина. Истина в отсутствии подлинного счастья, достигнутого собственным путём. Но скоро я открою им истину. И они сами всё увидят. …Трое лягушат пристально наблюдали за тремя деревнями в болотистых краях. Раздуваясь перед тем, как схватить комара или мошку, они, по воле своей хозяйки, не отпрыгивали ни на сантиметр от обозначенных мест. И смотрели. Мне просто нужно знать, что всё в порядке. Что ничто не пойдёт против меня. Мне некуда торопиться. Но я должна контролировать всё, иначе мой план отложится ещё на несколько лет. Житница. Эта деревня всё ещё процветает. Здесь есть счастливые люди. Нет… здесь есть люди, лишь считающие себя таковыми. Но и двое несчастных имеется. Они, потеряв самое дорогое, что у них было, наконец-то узрели истину. Ахах… что же они предпримут? Будут продолжать жить в несчастье вплоть до Конца или же совершат более правильный поступок, перебросив несчастье на всю деревню? Малая Глинка. Несчастье захлестнуло эту деревню с ног до головы. Но здесь больше никого не осталось, кого можно было бы наставить на верный путь. Все умерли. Егеря всех убили. УБИЛИ. МОЮ. ПИЩУ. Это непростительно! Нижняя Луховка. ЗДЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ-… …. . . Здесь пока всё хорошо. Лягушата схватили последних мошек и, освободившись из-под влияния Савако, попрыгали домой.***
До Житницы было не больше часа езды по расчётам Кику. Запасы энергии и сил ещё были, поэтому никто не возмущался, что Николай — злой генерал, который не хочет жалеть отряд. Напротив, все удивились, когда Арловский скомандовал о привале. Все так и замерли, с недоумением смотря на Николая. Первым подал голос Халлдор: — Может, всё-таки, сначала доедем? — Размечтался, — Феликс выпрыгнул из седла и ткнул Халлдора под колено. — Ты, сука, в седле уже не держишься. Я, кхм-кхм, конечно, могу предложить ПЕРЕСЕСТЬ тебе на МОЮ ЛОШАДЬ, но на пони должен сидеть только бард, таковы правила. — Так! А ну заткнуться всем! — отчеканил Николай. — Жрать кто хочет, товарищи Егеря? — Я хочу, — моментально сказала Наташа, подняв руку. — Ты не Егерь! — Но я жрать хочу! — Пожуй гавна, если так хочешь! — фыркнул Николай, щёлкнув сестру по носу. Надолго привал делать не будем. Отдышались и пошли дальше, всем понятно? Припасы беречь. В особенности, воду. При хорошем раскладе вернёмся только через двое суток теперь. И так времени потеряли дохера. Ещё неизвестно, удастся ли нам запастись в Житнице… — Что за запах?.. — вдруг сорвалось с губ Кику. — КОЛЯН, СЗАДИ, БЛЯТЬ, СЗАДИ! Кику только и успел заметить, как Миффи ощерилась и распахнула пасть, чтобы дать Говерту оружие. А Наташа, заметив приближающихся врагов, сняла перчатки и подожгла кисти. Они оба выскочили вперёд Николая. Тут же странных существ заметили все остальные Егеря. К ним приближались твари, напоминавшие утопцев и людей одновременно. Серая кожа стянулась на сгнившей плоти, намотанной на скелет. Слепые глаза беспорядочно смотрели во всех направлениях. Ноги еле волочили потяжелевшие тела. Пожелтевшие зубы стали словно шире и сильнее всех безобразили некогда прекрасные лица работящих людей. Потрёпанная одежда выдавала в них деревенских. Вернее, тех, кто от них остался. Их всего было не больше десяти, и все они были безоружны. Но опасность, что от них веяла, заставила Говерта выпустить по ним очередь, а Наташу — выпустить огненную струю, которая сожгла не всех, но, как минимум обезвредила. — Мать честная… какой пиздец, — только и произнёс ошеломлённый Николай. — Это что сейчас была за хрень? — Оживший мертвец? — предположил Кику. — М-Мертвец? — позеленев, Феликс осел на землю. Его слегка потрясывало. — Только не обоссысь, Феликс, — попытался отшутиться Николай. — У тебя теперь нет возможности сменить портки, среди нас дама. — А ещё пидорас, — добавила Наташа, надевая перчатки. — И чего ты это так переживаешь? Думаешь, я его член не видела? — С тех пор прошло лет двадцать! — воскликнул Феликс. — Как будто там что-то поменялось, — фыркнула Наташа. — Ради всего святого, не начинайте разговоры про хуи. Что вы как дети? — раздражённо проговорил Говерт. Сняв сапоги, он начал перематывать портянки. — Жопы — на землю, вещмешки — под голову, подремали, встали и пошли! — Красавец, Гова, — Николай фамильярно хлопнул подопечного по спине. — Пососитесь где-нибудь в другом месте, — огрызнулась Наташа и порылась у себя в сумке и достала печёный картофель. — А я пойду поем. — Эй, а вас вообще не интересует, что это за залупа? — непонимающе воскликнул Феликс, подобрав под себя ноги и с неподдельным ужасом рассматривая уложенных мертвецов. — Пожалуй, я займусь этим. Кику вытащил записную книжечку из своего вещмешка и маленький уголёк. Он подполз к мертвецам, которые не были повреждены огнём, и принялся изучать их внешний вид, параллельно строча полученную информацию. «Любопытная магия. Неужели это некромантия? Это отличается от способности моего тейгу», — Кику, наблюдая за трупами, хотел было изучить изнутри и выудил для этой цели Яцуфусу из ножен. Но стоило Кику потянуться рукой к мертвецу, как вовремя спохватившаяся Наташа, давясь картошкой, подлетела к нему и резко остановила. — И-ди-от! Даже не смей трогать их! — крикнула она. — Ещё и голенькими ручонками. Фу, нельзя! — словно приказав дрессированной собаке, Наташа сняла перчатку и сожгла трупы всех мертвецов. — Попадёт их жидкость на тебя — и поминай, как звали. Так пал не один гарнизон в своё время. «Кажется, мне приходилось слышать про опасность трупного материала. Подпольным учёным тяжело с ним работать без дополнительной защиты», — подумал Кику, разочарованно убирая в сумку всё, что он достал. Теперь он точно знал, куда отправится по прибытию в Столицу. Краем глаза Кику заметил, как Говерт прожигал своим взглядом его спину. Юноша нервно отвернулся и поспешил пересесть поближе к Халлдору и Николаю. Он подсел как раз вовремя, чтобы послушать их разговор: — Халлдор, ты как? — Нормально. Кажется, отдаляясь от Малой Глинки, я начал чувствовать себя лучше. Надолго ли?.. — Не думай об этом, — Халлдора похлопали по плечу. — Рассчитай, насколько нам хватит оставшихся припасов. — На трое суток, генерал, — объявил Халлдор, перебрав все сумки и прикинув что-то в голове. — Учитывая, что с нами ещё и Наташа, то меньше. — Какой кошмар, — тихо буркнул Николай, схватившись за голову. Не хватало ещё из-за бабы сдохнуть. Хотя… из-за этой точно не помрём.***
Мало Ночному рейду было забот — уж так решил Господь — и накинул ещё одну в лице прилетевшего Пьера. Магическая птица яростно размахивала крыльями. Найдя в толпе деревенских Франциска в обличии Порфирия, Пьер приземлился ему на плечо и тревожно заворковал ему на ухо. Услышав новость, Порфирий резко вытянул Ёна из работы и, подтащив его к Эжени, сгрудился над обоими. — Дело плохо, ребятки. Сюда Егеря едут! — почти шёпотом вытолкнул из себя мужчина. Новость, разумеется, не очень воодушевила ребят: — Что? — выдохнул Ён Су. — А они-то что здесь забыли? — Эжени нахмурилась. — Им всем что, на этих болотах, мёдом намазано? — Понятия не имею! Но вам бы бежать. Нет, времени уже не хватит… Порфирий же сейчас прекрасно понимал, что сейчас он должен поступить, как Франциск Бонфуа, а внешне оставаться Порфирием. Он-то мог себе позволить разгуливать здесь без подозрений со стороны — его все здесь знали, он был частым гостем Житницы. Эжени все знали как Эжени, а Ён Су всем назывался «Утей». Все знали, кто такая Эжени, но никто не знал, кто такой Утя. И оба факта в случае вскрытия Егерями подорвут их доверие, в особенности к старосте. Хорошенько обдумав дальнейшие действия, Порфирий решил, что действовать надо немедленно. — Вот, как мы поступим, — наконец ответил он. — Вы замаскируйтесь, заранее придумайте себе легенду, освободите гостевые места. Тейгу мы спрячем, а ещё я поколдую над ними, чтобы их не нашли. Самое главное, не вздумайте творить глупости. Не выделяйтесь. Эжени, тебя лучше в погреб спрятать на время. Ты можешь применить маскировку, но будь осторожна: среди них есть нюхачи. — Ладно-ладно, — остановила его Эжени. — Но нам всё равно рано или поздно придётся уходить. Неизвестно, насколько Егеря здесь задержатся. — Значит, надо спрятать и вещмешки, — сказал Ён Су. — Быстро! — подгонял их Порфирий. — Пьер говорил, что они перемещаются медленно, но они уже довольно близко к Житнице! План был приведён в немедленное исполнение. Гостевые места были освобождены и прибраны — словно там никого не было. Порфирий забрал Муросамэ и Экстаз для наложения рун, маскирующих ауру тейгу под окружающую среду. Мужчина отчаянно молился, чтобы этого хватило. Ведь эта штука работала на его тейгу — отчего бы не работать на других? Ён Су для верности ещё раз перемотал себе лицо, но не своей тканью, а бинтами. Заодно придумал легенду о том, что его лицо обгорело с самого детства, когда тот по неосторожности сунулся в печь, и теперь там красуются такие уродливые шрамы, что юноша вынужден их прятать. Довольно избито, но Ён Су надеялся, что его пронесёт. Ведь он оставался снаружи, но обещал Порфирию не попадаться кому-либо на глаза. Ради того, чтобы снова не оказываться в «преисподней», Ён Су даже выпросил одежду у местного, чтобы его маскировка была более убедительной. Эжени же не успела применить свою маскировку — её просто затолкали в погреб хаты одного из приближённых старосты. Там ей только старым платком и можно было укрыться. Ночной рейд успевает спрятаться как раз вовремя — спустя всего несколько минут послышался стук копыт, и шесть лошадей с Егерями и травницей прибыло в Житницу. Незваных гостей поспешил встретить Тодор. — Рады вас здесь видеть, господа Егеря! Такая честь-… — Ладно, уважаемый, не надо тут этого, — отмахнулся Николай, слезая с коня. — Нам бы просто передохнуть на денёк-другой, не больше. Будем только благодарны, если разместишь. — Ну, само собой, генерал Арловский! — угодливо произнёс Тодор, натягивая улыбку. — Порфирий, проводишь наших дорогих гостей? — С удовольствием, старик! Из-за спины Тодора высунулся Порфирий и поспешил проводить Егерей и травницу до местного гостевого двора, куда прежде всего загнали лошадей, чтобы поручить двум парням позаботиться о них. В отличие от Малой Глинки здешнее заведение было куда приятнее: коридоры — шире, комнаты — просторнее и светлее, отсутствует затхлый воздух, веявший с болот. Комнаты здесь явно окуривались приятными благовониями, что особенно оценили Феликс и Наташа. Кику же с удивлением для себя не ощутил к такой обстановке никакой настороженности. Напротив — всё чинно и благородно, Житница внушала гораздо больше доверия. И действительно — все Егеря и даже скептически настроенная Наташа наконец-то по-настоящему расслабились. Глядя на таких непосредственных Егерей, в мирной, почти благодатной обстановке, Порфирий невольно подумал о том, что они очень в этом схожи с Ночным рейдом. Для него это было поистине занимательное зрелище, но своё острое любопытство он был вынужден скрыть за маской деревенского жителя. Так печально, что у всех так много открытых мест… шеи… воротники такие низкие… кадыки вздымаются от питья воды из фляги, пляшет сосуд, так маня своим ритмичным танцем. И ни одной иглы Франциск не осмелился достать. — Располагайтесь, господа, — Порфирий отвесил поклон. — Чувствуйте себя, как дома. — А слушай, тут, оказывается, гораздо приятнее, чем в Малой Глинке! — Феликс ткнул Халлдора под бок и утащил гулять на свежем воздухе. — Даже запаха болотного почти нет. — И то верно, — подтвердил Халлдор, вздохнув полной грудью. Хоть сейчас его белоснежное лицо приобрело более здоровый вид. Когда они ушли, Порфирий ещё долго косился в их сторону. «Это личный крылатый информатор Николая Арловского, — узнал он, разглядывая спину Халлдора. — В прошлом, скорее всего, наёмник. Второй — местный шут, он в этой компании самый весёлый. В прошлом либо бард, либо вор, либо всё вместе. Убить их не составит много труда. У одного слабый тейгу, который легко нейтрализовать, а второй, кажется, чем-то болен». — Вы что-то ещё хотели сказать, Порфирий-сан? Голос Кику отвлёк Порфирия от его раздумий. Повернувшись, мужчина поймал в своё поле зрения сразу юношу, Говерта и Николая. На Наташу он даже не обратил внимания, о чём позже ему пришлось пожалеть. «А вот с ними… придётся повозиться. Говерт де Вард и Николай Арловский имеют сильные тейгу и огромный боевой опыт. А этот мальчишка имеет неплохое чутьё — к такому не подобраться и в чай ничего не подсыпать». — Да. Не опаздывайте к ужину, — мягко посоветовал Порфирий. — Не опоздаем, — снисходительно заверил Николай. — Отведи-ка меня лучше к вашему старосте, мужик. У меня парочка вопросов к нему имеется, да и о припасах надо договориться. — Как пожелаете, сударь. Порфирий увёл Николая, оставив Кику и Говерта наедине. Юноша уже собирался уходить в свою комнату, как вдруг мужчина его остановил, ухватив за рукав. Кику сглотнул, но дальше не шёл. Всем его существом прямо сейчас овладел трепет, мешая мыслям выстраиваться в логическую цепочку и заставляя думать отрешённо и иррационально. А Говерт, как только увидел, что Николай ушёл с крестьянином к старосте, интуитивно понял, что лучше шанса ему и выпасть не могло. А потому он быстро оборвал попытку Кику уйти на сей раз от разговора. Теперь Говерт ему не позволит. Их конфликт вызвал проблему, которую Кику не мог разрешить в силу своего характера и страха. Как взрослый, Говерт решил взять ответственность на себя. — Кику. Да, этому юноше уже почти двадцать лет. И Говерт бы не так сильно ощущал потребность в том, чтобы вмешиваться в его жизнь, если бы тот не продолжал вести себя, как малое дитё. Вот, чего он молчит сейчас? Неужели не знает, что игнорирование собеседника только злит больше? — Не хочешь прогуляться по деревне? — с напором предложил Говерт, притянув Кику чуть поближе к себе. — А-ано… а с какой целью? — буркнул Кику, не оборачиваясь. — Воздухом свежим подышать, — сдержанно ответил Говерт. — Давай, тут гораздо приятнее, чем в Малой Глинке, дери её леший, — видя, что Кику не даёт согласия, он решил не оставлять ему выбора, а потому прижал его к себе, чтобы тот не попытался вырваться. — Всё-всё, не обсуждается даже. Генерал на этот раз тебя не отмажет, а в хате я тебе сидеть не позволю. — Я не хочу!.. — запротестовал Кику, начав извиваться, что есть силы. — Миффи, фас, — отчеканил Говерт. Крольчиха тут же прыгнула на Кику и начала ластиться к нему, утыкаясь носиком в подбородок юноши, в щёки. — Чёрт! Сражённый собственным умилением, Кику и сам не заметил, как Говерт вывел его со двора за руку и посадил на скамейку. Вслед за этим мужчина сел сам и устроился таким образом, чтобы юноша точно не смог убежать. Стоит ли говорить, что Говерт и Кику первое время молчали? Первый думал, как именно завести разговор, второй просто хотел поскорее выйти из неловкой ситуации, хотя бы побегом. — Красиво тут, да? — начал было Говерт. — Угу, — односложно ответил Кику, не предлагая, как развить тему разговора дальше. Побег уже не казался ему такой уж позорной затеей. В какой-то момент он понял, что краснеет до ушей. «Говерт-сан… вы слишком крепко держите меня за руку. Пустите. Вдруг про нас подумают что-то не то», — мысленно молился Кику, надеясь, что Говерт правильно прочитает ситуацию. И хотя бы даст ему отсесть чуть подальше. А Говерт был бы и рад. Но раз уж начал, то он не собирался слушать протесты Кику. Но как же начать разговор на серьёзную тему? — А ты чего вообще тогда испугался? Вопросом прямо в лоб. Это удивило даже Кику, который думал, что Говерт заползёт издалека. Наверное, ему всё равно — так думал юноша до тех пор, пока не заметил отсутствие курительной трубки во рту старшего товарища. Такой нонсенс так наподдал восприятию, что Кику напрочь забыл вопрос, услышанный секунды назад. — Что? — тихо переспросил он, пряча взгляд. — Когда надо было спасти Феликса, — пояснил Говерт. — Почему ты находился в ступоре? — Это т-так важно? — замялся Кику, начав выламывать себе пальцы. — У тебя какая-то душевная травма с ними? — Я не хочу об этом говорить. — Но ты мне расскажешь. Говерт немного резковато схватил Кику за подбородок и, развернув, притянул к себе. От строгого взгляда юношу прошиб пот, ему отчего-то стало невыносимо жарко. От недоумения он на время потерял дар речи. — Знаю, что мне должно быть похуй на это, но, поверь, нет, — чуть смягчившись, Говерт продолжил: — По меньшей мере, из-за тебя едва не погиб наш товарищ. Если дело в страхе, то я, как старший, могу попробовать помочь. Хотя бы. Неизвестно, когда нам ещё предстоит столкнуться с болотами, и кому моча в голову стукнет отправиться туда без слеги. — Вам не наплевать только поэтому? — пролепетал Кику, забегав глазами. — Только потому, что в следующий раз из-за моей оплошности может кто-то реально погибнуть? Вопрос Кику напомнил Говерту о том, что вообще подвигло на разговор. Неприятное воспоминание, которое, увы, никак нельзя было вытравить. — Гов, зря ты так с ним, слушай. Странно было слышать это от только что спасённого Феликса, лежавшего на скамье и наслаждавшегося жаром, который нагонял на него Говерт. Тем не менее, он сказал это. Говерт даже приостановил свои действия. Товарищ никогда не переставал его удивлять — что-нибудь, да обязательно выкинет эдакое. — С чего бы это? — спросил Говерт у Феликса, как у обнаглевшей козы. — Ты его справедливо пизданул, — Феликс положил голову набок. — Но перегнул палку. Ты слишком прямолинеен. — Лежи себе спокойно и отмокай, — отрезал Говерт. — Кику всё ещё ребёнок, — продолжал Феликс. — Зелёный, как сопля. А ты его уже трахнуть хочешь… — по его белым ягодицам тут же ударил банный веник, и Феликс осёкся. — Ну, хорошо-хорошо, ну, прости! Но ты же не станешь отрицать то, что он тебе небезразличен? — Допустим, — процедил Говерт. — Но ебать тебя это не должно. — Ещё как должно! — возразил Феликс. — Вы товарищи мне или хуи с горы? Нет, Гова, всё не так работает. Пойми ещё и вот что: Кику после сегодняшнего начнёт загоняться с такой силой, что, в конце концов, ёбнется. А ты его ещё больше угнетаешь своей резкостью. — Я ему не отец, Феликс, — устало покачал головой Говерт. — Он должен сам разобраться со своим страхом. — Слышь, блять, не понял? — Феликс стянул ногу со скамьи и попытался стукнуть Говерта по ноге, что у него не вышло. — Просто поговори с ним, в чём проблема? — А ты не боишься, что я сделаю только хуже? — спросил Говерт. — Вот и будет тебе тренировочка, хоть научишься следить за своими словами, — протянул Феликс. В бане повисла тишина. Но Феликс бы сказал: «Я слышу, как скрипят твои мозги». И Говерт действительно пытался думать в такой обстановке. Прав ли его товарищ? Стоило ли пускать всё на самотёк? Может, его стоит послушать. Может, его слова были такими же пустыми, как и его песни. Решение в любом случае оставалось за Говертом. — Надо было тебя обратно утопить, блять, — с неудовольствием проворчал Говерт. — Феликс, у тебя точно хуй настоящий? А то мозги выносишь похлеще любой прошманды. — От мамки, видать, нахватался, — Феликс хохотнул. Следующая тишина продлилась меньше предыдущей. — Я поговорю с ним, — наконец-то ответил Говерт, приняв решение. — Если он только сам не будет против. — Советую быть понапористее, — Феликс хитро подмигнул. — Кику после этого прям растает и потянется к тебе. — Да как ты заебал… — Нет. Просто ты мне небезразличен, Кику. Ты сам. Смятению Кику не было предела. Говерт наконец-то отпустил его подбородок, и он мог уткнуться взглядом вниз, чтобы максимум, что тот мог разглядеть, были уши и щёки. И то, Кику надеялся, что чёрные пакли скроют и эти признаки смущения. Но это было просто невозможно: Говерт бесцеремонно, но осторожно положил руку на плечо Кику и таким образом как будто приобнял его. — Кику, ты мне откроешься? — тихо спросил Говерт, чуть ли не пододвинувшись к уху Кику вплотную. — Только на этот раз, Говерт-сан, — почти беззвучно ответил Кику. Дождавшись, когда Говерт отстранится от него, юноша начал медленно рассказывать: Это произошло со мной спустя некоторое время после того, как я сбежал из разрушенного дома. Поскольку я шёл на северо-запад, то я очень быстро оказался в большом городе — в Столице. Ну, а там уж, как известно, жизнь бездомной сироты, который пока не знал о доске заказов в пивной Арсмита. Я знал, что полагалось за грабёж с прилавков посреди бела дня, а потому не мог рассчитывать на помилование такого, как я. Ведь для палача не важно, взрослый ты или ребёнок — ты вор. Поэтому я был несказанно рад, когда мне удалось наконец-то достать буханку хлеба. Как сейчас помню: она была твёрдая, как камень, но я был счастлив, как никто другой. А потом я услышал вечерний звон колоколов собора. Не знаю, почему, но я тогда до дрожи в коленях перепугался и убежал из Столицы вон. Мой путь пролегал мимо Низменных болот, которые ныне осушили. Но тогда я споткнулся и полетел прямо туда. Я мог бы сейчас с вами не разговаривать, если бы меня тогда не вытащили неравнодушные деревенские жители — прямо как вы Феликса-сана. Но тогда меня испугал не сам факт смерти — её неумолимость. Если ты увяз, то тебя ничто не спасёт. Сам ты ни за что не выберешься. У меня даже было ощущение тогда, будто чьи-то руки вцепились в мои ступни. И тащили Вниз. — Просто эпизод из детства? — спросил Говерт после короткой паузы. — В этом нет ничего удивительного, — Кику вздохнул. — Мне хочется верить, что вам действительно есть до меня дело, но я не хочу рыться в самом себе, особенно с участием кого-то ещё. В противном случае, я перестану быть полезным для Егерей. — Почему? — Эмоции не нужны. Ни воину, ни убийце, ни охотнику. Эмоции есть у жертвы. Жертва боится, что её страх станет её погибелью… — То есть, сейчас ты — уже жертва? — Кику на это ничего не ответил, но Говерт всё прекрасно понял. «Ты действительно загоняешь себя, Кику», — подумал он. — Эмоции ещё как нужны, Кику. Даже если ты в себе что-то копишь, то, будь так любезен, исторгать из себя всё это. Хотя бы сам на себя поори или на свой страх. Страх подумает, что ты ебанутый, и убежит. Это лучше, чем реветь, как баба, — на последних словах Говерт снисходительно улыбнулся. — Я не ревел!.. — воскликнул Кику, дёрнувшись. — А я говорил, что ты ревел? — Но вы подразумевали такой подводкой именно это! — Тц, — Говерт закатил глаза к небу. — В любом случае, Кику, поверь мне. Жертва, как ты говоришь, боится. А когда человек боится, он начинает плакать. А воин, убийца или охотник должен орать в случае провала. На себя, на товарищей, на генерала, на собаку, на дерево — да на что хочешь! Желательно потом ещё вовремя заткнуться. Слишком долго орут тоже бабы, особенно шлюхи. — Я уже запутался… — растерянно пробормотал Кику, — так мне орать или не орать? — Орать, Кику, — Говерт потрепал юношу по голове. — Но орать, как мужчина, а не швабра. — Шваб-?.. — А в случае чего — способов справиться со страхом уйма, поверь. Если старый дедовской метод не сработает, то всегда можно попробовать другой. — Но если его не окажется? — спросил Кику. — Создай сам. Кику замер и уставился в пустоту, как будто что-то обдумывая. А Говерт наконец-то решил отпустить его и дать чуть-чуть свободы. Кику не уходил — он продолжал усиленно думать над словами. «Ну, что, Феликс, манда лопушиная, я всё правильно сделал?» — думал Говерт, начиная курить. «О, да, Говерт, ты всё правильно сделал! — подумал стоявший в нескольких метрах от скамейки Феликс, прятавшийся за хатой. — И про зрительный контакт не забыл, и про прикосновения — М!» — Твои наблюдения начинают перерастать в нездоровую форму, Феликс, — заметил Халлдор. — Сам ты нездоровый, Курочка! — возмутился Феликс. — Я пекусь о здоровых отношениях их обоих! Поняв, что больше тут ничего интересного не будет, они оба пошли дальше. — Свои бы попытался построить с кем-нибудь, ублюдок. Это буркнула проходившая мимо и всё слышавшая Наташа. Назойливость младшего брата просто поражала её, а его помешанность на собственных парафилиях ещё и пугала. Наташа не понимала, как с таким, как Феликс можно вообще находиться в одной комнате и чувствовать себя в безопасности. Наверняка тот не раз пытался спать с кем-то, кроме шлюх — Арловская была в этом уверена. Желая побыть подальше от общества Егерей, Наташа пошла чуть дальше, чтобы исследовать местность. Что-то не давало ей покоя. Она чувствовала таинственную силу, исходившую за Житницей. Правда, её несколько напрягло то, что за ней увязался Порфирий. — Тебе чего, дед? — грубо спросила Наташа, насторожившись. — Прошу прощения, госпожа Арловская, — начал Порфирий. Кажется, он слегка нервничал. Или притворялся. — Вам не следует бродить по округе в одиночку. На днях болотные твари похитили трёх девушек, вышедших за пределы деревни. — Хо… — протянула Наташа. Она наконец-то увидела место, откуда предположительно исходила странная сила. — Ну, не советую им на меня нападать. Сожгу нахер, пусть подавятся. — И всё-таки… — Если тебя беспокоит моя безопасность по причине угроз Николая Арловского порвать тебе очко ледяным копьём и не только, то можешь остаться, ладно. Но не докучай мне своими словами, усёк? — Да-да. — Пизда. Что тут за хуйня вообще произошла? — Наташа порылась в пыли. — За версту смердело магией, а тут прям… концентрат её. Кто развлекался? — Вероятно, чародейки или ворожеи, — Порфирий пожал плечами. — И никто не заметил, всем похуй, да? — скривилась Наташа. — А вам не рассказали? — удивился Порфирий. — Сюда наведывались Чистильщики вчера вечером. Среди них был кто-то. Меня-то вчера не было в деревне, мне мужики потом всё с бабьих слов передали. — Всё с вами ясно, деревня, — хмыкнула Наташа. — Ай, бля!.. — Что там? — Порфирий встрепенулся и подскочил к девушке. — Да игла какая-то. Острая, сука… — стянув перчатку, Наташа тотчас обработала рану от греха подальше. — Любимые перчатки испоганила. Отведи-ка меня к бабе, у какой нитки-иголки есть. — Как пожелаете. Пока Наташа тихо материлась сквозь зубы из-за ноющей боли в руке, Франциск кинул взгляд на иглу и немедленно поднял её, спрятав в отдельный футляр. На всякий случай.***
— Почему вы прячете своё лицо? Ён Су всё-таки обнаружил себя. И не перед абы кем, а перед Кику, когда он не заметил чужого приближения. Сердце Ёна упало, ему стало вдруг настолько дурно, что он напрочь забыл придуманную им же историю. А Кику смотрел на него с неподдельным интересом и приближался. Ён Су понял, что любыми способами надо не допустить снятия бинтов. Иначе это будет провалом. Но Ён Су казалось, что длинные пальцы брата уже стягивают с него бинты, нежно разворачивая оборот за оборотом, обнажая каждый миллиметр лица, кажущегося Кику всё более знакомым с каждой секундой. Приглушённое, почти что рваное дыхание. А страх оказался на редкость парализующим: сейчас у Кику был меч, а у него — нет. — Н-не не не надо. Я… — промямлил Ён Су. Мгновения ему хватило, чтобы разглядеть расширившиеся зрачки Кику. …Спасение пришло оттуда, откуда никто не ждал. К Ёну подлетела Галка — жена Тодора — и заключила его в тёплые объятия. — Что ты, хлопчик, к дитятке пристал? — закудахтала она на Кику. — Обгорело у него лицо-то, с самого детства. Вот и прячет, бедняга, не хочет своим видом никого пугать. Да и нем почти стал, из-за травмы-то. Не лезь к нему, хлопчик, не дави на больное! — Ох… прошу прощения за бестактность, — Кику резко поклонился. — Вы же простите меня? — спросил он у Ён Су. — Как вас зовут? — Утя его звать, — представила своего «сына» Галка. — Утя… Что ж, не у меня одного смешное имя, — Кику легко улыбнулся. — Меня зовут Кику, — и снова отвесил поклон. «Он ни капли не изменился», — подумал Ён Су с невероятной тоской. — Хорошее имечко! — Галка хлопнула в ладоши. — Похоже на чириканье воробья. — На самом деле, оно означает «хризантема», цветок такой, — принялся пояснять Кику. — В здешних краях такого нет, я полагаю? — Нету, хлопчик, — всплеснула руками Галка. — Пижма есть, тысячелистник тоже. А таких цветов отродясь не видывали. — Ладно. Что ж, не смею вас больше отвлекать. Кику отвесил поклон и удалился. А Ён Су с облегчением выдохнул. Напряжение, сковавшее каждую его клеточку тела, никуда не исчезло. Но сейчас он был благодарен Галке, как никому другому. — Это было близко… — пролепетал Ён Су. — Держись поближе к нам, сынок, — заботливо проговорила Галка. — Где твоя подружка? — А, она… Эжени приходилось нелегко в погребе. От нечего делать она не только не выходила из образа, но и добавила новых деталей. На случай, если какой-то наглец захочет стянуть с неё платок. В конце концов, она бросила эту затею. Ничего не оставалось, кроме как отдаться на волю случая и рассчитывать на то, что Егеря окажутся благородными мужчинами. Ближе к вечеру Эжени думала, что с ума сойдёт, как вдруг кто-то всё же решил навестить погреб. Неважно, с какой именно, но с явной целью взять что-нибудь спиртное, к ужину в честь Егерей. Эжени думала прошмыгнуть незаметно, чтобы хоть выбрать другое место для пряток. Как вдруг она услышала грубый мужской голос, а тень от высокой фигуры упала на стену. От неё отделилась тень поменьше. И лишь спустя несколько секунд Эжени поняла, что это был кролик. «Вот чёрт!.. Сейчас он меня унюхает по платку и!..» — Хозяйка, где у вас тут медовуха? — пробасил Говерт. Спасительный сосуд нашёлся на соседней полке. Эжени вздохнула и вышла из своего укрытия, начав привычную клоунаду. — Вот, хлопчик, держи! — выплыла Эжени, проскрипев. — У нас медовухи много! Выход вновь перекрылся мужской фигурой, на этот раз Феликса. Изобразив испуг, Эжени перекрестилась, да и кулаком пригрозила. А Феликсу хоть бы хны: — Много медовухи — это хорошо! — весело воскликнул он. — Но ещё лучше, когда она в кубках. Неси, хозяйка, но не вздумай нас травить! «Я бы рада преподнести вам отравленную медовуху, — мечтательно подумала Эжени, когда наконец-то прошла через опасную зону и прочувствовала град из мурашей, пробежавших от шеи до пяток. — Но это по части Франциска, а не по моей. Да и подставлять кого-то ещё нет никакого желания». Эжени ушла из погреба достаточно быстро, чтобы не успеть услышать следующие слова Феликса, обращённые к Говерту: — Слышь, а для старушки у неё хорошие ножки. Я бы подержался за такие. — Избавь меня от своего… Говерт вдруг осёкся. Всего на миг в голову прокрались сомнения, но мужчина не стал развивать мысль о том, что эта старуха достаточно молодо выглядит.***
Пока все были заняты ужином, Эжени бегала в силу своих возможностей и отыгрыша по Житнице и искала Порфирия с Утей. Найти их было довольно тяжело, потому что те сидели в непосредственной близости с Егерями. Под разными предлогами вытащив их, Эжени спряталась с Порфирием и Утей. — От них даже в погребе не укрыться, — фыркнула Эжени. — Всюду достанут. — Согласен, — кивнул Ён Су. — Надо валить отсюда, да поскорее. — А жаль, — Порфирий почесал бороду. — Мы так и не помогли, чем хотели. Да и остатки ритуала не исследовали. Впрочем, как я слышал, Егеря здесь на день, не больше. Запасы провизии пополняют. — Раз так, то можно на время спрятаться в Нижней Луховке и переждать в надежде на то, что они и туда не придут, — предложил Ён Су. — Это всё, конечно, можно, — кивнула Эжени, вытянув ноги. — Но если мы промедлим, то наше присутствие раскроют и нам придётся бежать со всех ног. — Да и дамочка эта, сестра Николая, очень напрягает, — признался Порфирий. — Если она найдёт следы ритуала раньше того, как мы до них доберёмся, то нам лучше уносить ноги. — Каковы шансы, что именно так и случится? — Высокие. Наташа очень любопытная. Это сыграет с ней когда-нибудь злую шутку, но у нас нет времени строить планы по устранению кого-то из Егерей. — Жаль, — Эжени сложила руки на груди. — Д-да, — буркнул Ён Су. — Ты чего, Утя? — спросил Порфирий. — Я только сейчас понял, насколько опасно находиться на расстоянии вытянутой руки от врага и не иметь возможности хотя бы ударить его, — проговорил Ён Су, вытерев холодный пот со лба. — Всё же, нам лучше уйти этой ночью. У меня плохое предчувствие. Боюсь, что если мы замешкаемся, то они нас настигнут и убьют. Либо захватят в плен, что ещё хуже. — Так, ладно, не разводи панику, — Порфирий успокаивающе похлопал Ёна по плечу. — Уходить, так по-тихому. Двигаться осторожно. Ночной рейд выкопал тейгу и вещмешки. Предстояла долгая дорога в Нижнюю Луховку, поэтому Порфирий лишь поделился тем, что успел украсть со стола, водой из общей фляги, да семенами мяты. Под покровом ночи они могли действовать свободнее. Ночь — их бесстрашие. Ночь — их бессменный покровитель. Ночь — самое безопасное время для перемещения убийц.***
Ён Су не зря предложил бросить всё, не дожидаясь утра. Наташа ещё вчера заметила странные следы в центре деревни, присыпанные пеплом. Разворошив их наутро, а после пройдя на пару километров севернее Житницы, женщина пришла к двум выводам: Первое — здесь проводился ритуал с запрещённой магией и с участием Чистильщиков. Второе — ворожей либо бесследно пропал, либо бесславно погиб. «Значит, мне не показалось. Филоктет, старый пердун, ты всё же здесь проходил, — Наташа мысленно оскалилась. — Что ж ты, с Чистильщиками побрататься решил? Глупец!» Впрочем, никому она сообщать о своих находках не спешила. Как и исследовать дальше — опыт Малой Глинки подсказывал ей, что «в неизвестной халупе не стоит искать залупу». Наташа точно знала, что как только она с Егерями отъедет за пределы Житницы, то сразу же выложит всё Николаю. Пусть знает хотя бы, что на самом деле здесь произошло. Ведь Тодор вчера рассказал далеко не всю правду. Но у Егерей утро и так началось ужасно. Им сейчас было не до пепла на земле. Всё из-за того, что Кику и Халлдор, решившие сходить в туалет в несусветную рань, не ожидали столкнуться по дороге с маленькой кучерявой девочкой. А та, поняв, кто перед ней, обмерла, смертельно побледнев. Что хуже всего — Кику её узнал. — Н-Нира? — только и слетело с его уст.