***
На главной площади, где всегда было чище, чем на других улицах, уже было расставлена куча столов. Разумеется, мест не хватило на всех желающих, поэтому кто-то стоял. На столах в основном стояла выпивка и закуски самых разных сортов и видов. Куча горожан, в том числе из низших слоёв общества, буквально налетела на них, словно мухи на смердящую мёртвую плоть. Ночному рейду оказалось крайне неуютно здесь, но на счастье в толпе присутствовало достаточно людей в плащах, которые могли бы отвести подозрения от них. А оттого Говерт, совершенно не выспавшийся из-за дурацкой задумки Николая, не обратил внимание на них. Обычное дело, в конце концов — он каждый день видел подобную толпу. Не всегда эти люди были пьяны, правда. Говерт считал, что от работы их лучше не отвлекать, но по случаю воскресенья — почему бы и нет? Вот только Говерт явно не горел желанием смотреть на ужирающихся на халяву горожан, в особенности бедняков. Это представляло собой довольно жалкое и неприятное зрелище. Говерт часто сидел в их окружении, когда после миссии — неважно, удачной или нет — выдавалась свободная минутка заглянуть в бар и хлебнуть чего покрепче в зависимости от настроения. Но так или иначе Говерт пил, и пил всегда много в любом случае: неудача — повод заняться самобичеванием, удача — повод порадоваться благосклонности Фортуны и чествовать её светлое имя. Только нейтральное завершение миссии могло отбить желание пить — Говерт сам не понимал, как это работает. Просто ощущение чего-то противного на душе перекрывало горло и мешало насладиться горьким напитком. А может, уже с годами начало проявляться отвращение к алкоголю — этого мужчина не знал. Но одно он знал точно: ему здесь не хочется находиться. Совсем. Поэтому, когда всё закончится, он точно пойдёт отоспится в казарме, а потом, ближе к вечеру, отправится в бар и надерётся там. А сейчас он был вынужден стоять на украшенных цветами подмостках, поглядывать на восседавших неподалёку Ольгу и Императора, и думать над тем, что же такое задумал Николай. Вчера он пообещал Императору устроить «шутку», но пока что де Вард не видел ничего весёлого в том, что народ медленно, но верно спивается и нажирается. Николай же попросил его, Говерта, по его команде нажать на какое-то устройство, встроенное в подмостки, а Феликса поиграть на тейгу — притом, останавливаться только тогда, когда Николай подаст сигнал. Пускай, оно и называлось «Сон Военной Музыки», Арловский не видел причин, чтобы сводному брату не сыграть что-нибудь увеселительное. Феликс, разумеется, был не против — чего отказываться, если ему за это заплатят? Говерт бы подивился такой меркантильности, если бы сам таким не был. Вот только его явно не прельстит, если сейчас выйдет Николай и скажет: «Ну, всё, теперь ты будешь играть шута. Костюма у меня нет, но ты и так за него сойдёшь!» В таком случае Говерт просто пошлёт своего боевого товарища куда подальше, да откажется от надбавки. «Интересно, а отказался бы Феликс?» — думая об этом, мужчина всё же надеялся, что ради премии ему придётся всего лишь куда-то там нажать. Это же так просто. Да и Феликс с его игрой на флейте — вроде привычное занятие, он наверняка справится с этим. Не обременённые подобными простыми мыслями Ольга и Император задумывались над тем, что же всё-таки задумал Николай. Попросил организовать всё это мероприятие, со столами, битком набитыми алкоголем разной крепости и другими яствами, с увешанными цветами подмостками и с Феликсом, игравшим лёгкую и весёлую мелодию, оказывавшую заметно умиротворяющее действие. Ноги так и намеревались пуститься в пляс, но Император лишь ограничился лёгким постукиванием каблука о пол. Ольга не понимала замысел своего брата. Он вчера согласился на маленькую авантюру, попросил Говерта и Феликса об услуге, поздно ночью разговаривал с одноруким мальчиком из трущоб, причём довольно долго… Ольга недовольно хмурилась, думая о том, что Николай подозрительно скоро увлёкся молодыми людьми, которые, хотя бы по солдатским меркам были совсем детьми. Да и выглядели они юными и свежими. И ладно бы сослуживец, явно вступивший в пору совершеннолетия, но ребёнок, да ещё и с улицы… Ольга, скрипя зубами, подошла в ту же ночь к страже и спросила, что происходило за дверью, но те под напором самого министра-регентши поклялись, что ничего, кроме приглушённого разговора, не слышали. Император же с любопытством, с каким маленький ребёнок рассматривает муравьёв, во все глаза глядел на порядком опьяневших жителей Столицы своей Империи. «И это и есть мои подданные?» — думал он. Полагая, что это и есть тот самый «идеальный обман», что обещал показать Николай, Ловино наслаждался затравкой. Правда, картину портил Феличиано, нывший позади его кресла, что ему здесь не нравится, и он хочет покататься на лошадях или хотя бы пообнимать кошечек. На что Ловино с раздражением отмахивался, а, попав по голове непутёвому братцу, наконец-то добился того, чтобы тот молча забился в уголок и не мешал ему наслаждаться зрелищем. Наконец, Николай всё-таки вышел. Его ледяное присутствие привлекло к себе внимание, но на всякий случай он похлопал в ладоши. На самом деле, как догадался потом Говерт, это было сигналом для Феликса, чтобы тот перестал играть. — Минуточку внимания, народ! — громогласно обратился Николай к горожанам. — Наверное, вы все хотите узнать, почему Ледяной генералиссимус устроил вот такое вот пиршество? Хотите же? — Да! — послышался нестройный хор на одинаковой ноте. — Итак, жители самого лучшего города Империи, хочу представить вам одну светлую голову, недавно заимевшую заслуги перед Родиной, — словно в подтверждение его слов, Николай щёлкнул пальцами и на подмостки вывели Хаима. Стоявшая где-то в толпе Эжени тотчас его узнала. Только на сей раз мальчик был приодет, умыт и накормлен — такова цена предательства семьи. Но Эжени не знала об этом. — Вот этот молодой человек указал верный след Егерям на одного из предателей Империи — на члена Ночного рейда, Эжени! Знаете такую? Николай словно заигрывал с толпой, зная, что у него удастся выстроить разговор с ней. Впервые Говерт видел, чтобы Арловский так делал с кем-то, кроме Егерей, но это было в чём-то даже занимательно и весело. А вот кому весело не было, так это Эжени, услышавшая из пьяных уст множество выкриков, преимущественно мужских: — Знаем эту шлюху! — Я её мамку ебал! — Молодец, мальчик! — Так её, эту революционную сучку! — Ночной рейд, сосать! Последнее уже выкрикнул Феликс, который перед игрой тоже хлестнул пару стаканчиков, чтобы чувствовать себя на одной волне с толпой. Эжени с Йозефом переглянулись. Они были в шоке: впервые на их памяти Ночной рейд так открыто унижали, да ещё и сам Арловский принимал в этом участие. Франциск же пристально следил за подмостками, стараясь сохранять крупицы спокойствия. Ни ему, ни уж тем более Йозефу не было приятно слушать подобное про их общую подругу. — Как вы считаете, должны мы наградить Хаима? — продолжал Николай, легонько хлопая Хаима по спине. — Да-да, наградить! — Хаим, лови! Кто-то наконец понял своим заплывшим от градуса мозгом, для чего здесь находился отдельный столик с цветами. Продолжая чествовать Хаима, горожане кидали ему под ноги цветы. Один из них поймал Николай и сунул к себе в карман, а другой поместил мальчику за ухо. Хаим даже не знал, что ему сказать, что ему чувствовать сейчас. Радость? Да, определённо, ведь его прямо сейчас потчевали, как героя Империи. Мальчик неловко заулыбался толпе. На миг он забыл, какую цену он заплатил за то, чтобы стоять здесь, на украшенных цветами подмостках, а его награждал сам генерал Николай Арловский, Ледяной генералиссимус — такая честь! Вот он, даже цветочный венок на него надевает. Он оказался больше размера его головы, поэтому он повис на шее. Но мальчик не стал его поправлять. Хаим даже прослезился оттого, что не верил своим глазам. Ведь надо было так низко пасть, чтобы возвыситься! — Хаим, ты герой! — кричали снизу. Мальчик и сам уже начинал в это верить. Он повернулся к Николаю, который с лёгкой улыбкой поглядывал на Хаима с мягким, почти что ласковым прищуром, словно он глядел не на незнакомого мальчишку из трущоб, а на собственного сына. — Конечно, герой! — проговорил Николай. — А точнее, был бы им… Музыка всё не затихала. Феликс не видел сигнала, а потому продолжал играть. Но будь он зорче, он бы заметил… …как Хаим изменился в лице… …и как страшно смотрел на него Николай. — …если бы я не узнал его маленький секретик!! Стрельнув взглядом в сторону мужчины, Говерт всё сразу понял. Мысленно покрывая матом своего любимого генерала и зевая, он нажал на тот самый встроенный механизм, коим оказался рычаг. «Коля, ты еблан. Самый настоящий», — подумал Говерт, глядя на то, как ничего не понявший мальчик уходил под подмостки. Послышался знакомый характерный звук. Но из-за музыки вряд ли кто-то услышал этого. А потому Николай хлопнул в ладоши. Но в этом более не было нужды: оторопев, Феликс уже всё прекрасно понял и опустил тейгу. Удивление прокатилось по толпе. — Куда он делся? — причитали они. — В самом деле, — протянул Николай, величаво расхаживая по подмосткам и картинно оглядываясь по сторонам. — Куда же он делся, наш маленький герой? — он спрыгнул на землю. — Наверное, он решил поиграть в прятки… Хм… что ж, моя задача, как папочки Егерей, найти его, правда? — Да! — Не подкачайте, генерал! Говерт был готов закатить глаза от такой паршивой игры. Нет, Николай убедительно изображал из себя клоуна, но как же он не любил постановки, в которых реально кто-то умирал. Вдобавок, ему так становилось стыдно, что мужчина, бывший ему практически ровесником, вёл себя, словно нянька для слабоумных детей. «Надеюсь, министр хорошо ему заплатит за это. Такой талант пропадает, ей богу», — подумал Говерт. — Ах, не подсказывайте! — Николай кокетливо подмигнул какой-то раскрасневшейся девице, которая, поймав его жест, взвизгнула вместе со своей компанией подружек. — Я точно знаю. Хаим… здесь! Николай тотчас сорвал ткань, всё это время скрывавшую истинное предназначение подмостков: виселицу. Мальчик, судя по его посмертной маске, погиб мгновенной смертью, так и не сумев ничего осознать. Лишь лёгкий испуг после страшных глаз генерала и уходящей земли из-под ног застыл на его лице. Венок, что Арловский нацепил на его шею, оказался замаскированной петлёй. — Вот он где! Мы нашли Хаима, дорогие друзья! — радостно провозгласил Николай. Он показал Феликсу, чтобы тот продолжил играть. Но тот даже не шелохнулся. А потому Николая ожидала естественная реакция: все разом ахнули, кто-то даже ликующе заголосил или хохотнул. Ночной рейд, о присутствии здесь которого он даже не подозревал, застыл от шока. Равно как и Ольга с Императором, которые постепенно начинали понимать суть происходящего. Но догадки, строившиеся в их головах, оказались ошибочными. — Зачем вы его так? — выкрикнул кто-то из толпы. — Я бы действительно наградил юнца, если бы не решил вчера удостовериться в одной вещи, — Николай был недоволен тем, что приходится продолжать театральщину. — Этот парень сдал Эжени в то время, как его семья отказалась этого делать и была убита за предательство. Однако! Всё оказалось куда более интересным: Хаим оказался революционерской крысой! — Что? — Да! Он сдал Эжени и свою семью в обмен на нашу жалость! — не унимался Николай, тыкая в бездыханный труп. — На самом же деле, он хотел прокрасться в императорские покои и убить нашего государя и его любимого брата! А затем и министра, Ольгу Черненко — святую женщину! — Это те самые бравые ребята, которые за всё хорошее, против всего плохого? — Как низко! — Смерть революционерам! К счастью, алкоголь уже к тому времени сделал своё дело и помощь Феликса не требовалась. Озверевшая толпа бесновала, топча цветы, хохоча, бросая пустые бутылки в висящий труп. «Благодетелю — благодарность, — вспомнил Говерт одну из древних историй. — Ну, хотя бы Коля не догадался прокатить его на огненном колесе по площади. Как хорошо, что книжек он не читает. Ну, а вообще, всё, как обычно: конкурсы весёлые, тамада прекрасная. Браво, Коля. Пошёл нахуй с такими приколами». Ольга, увидев всё это, наконец-то поняла, к чему всё это было, а потому поспешила объяснить всё Императору. Ведь ему, в отличие от неё, недоставало одного кусочка паззла, чтобы сложить всё в единую картинку. — Хаим действительно выдал Эжени, тем самым предав свою семью мечам Егерей, Ваше Величество. Но вчера вечером, во время допроса, он нечаянно признался генералу Арловскому в том, что он раскаивается за содеянное и хотел бы присоединиться к революции, чтобы искупить свой грех. — Какой глупец, — прыснул Ловино. — Неужели он не знал, кому говорит это? — По всей видимости, нет, Ваше Величество, — покладисто заметила Ольга. — Но мой брат всех обманул, как видите: горожан, Хаима, и даже нас. Ему ничего не стоило манипулировать общественным мнением, как видите. Да так, что никто не узнает правды, кроме нас с вами. Взгляните на этот пьяный сброд: за секунду чествование героя превратилось в бичевание мёртвой крысы. — Идеально… — в округлившихся глазах Императора наконец-то явилось просветление. Он весело захохотал и похлопал в ладоши. — Оля! Я требую, чтобы генерал и впредь меня развлекал так! Мне очень нравятся представления, когда выпячиваются людские пороки… Генерал сумеет ведь поразвлекать меня ещё, да? — Он не шут, Ваше Величество, — мягко осадила его Ольга, положив свою ладонь мальчику на плечо. — Однако… я попрошу сделать его всё возможное, чтобы удовлетворить ваши запросы. — Восхитительно! — Ловино был вне себя от счастья. В отличие от него, Феличиано отнюдь не был в восторге. Увидев, как брат хохотал над «смешно» повисшем мальчике из трущоб, он съёжился от страха и задрожал. Ольге пришлось успокоить Феличиано и приказать Ольдерейну, чтобы тот непременно сопроводил его в покои и напоил сладким чаем. Но не только Феличиано был не в восторге от случившегося. Пока горожане продолжали буйствовать и пьянствовать, за подмостками разворачивался театр семейной драмы, участниками которой был Николай, застывший с несколько надменным выражением лица, и Феликс, сверливший Арловского гневным взглядом. Говерт не горел желанием вмешиваться в их разборки, а потому решил просто послушать (не посмотреть — де Вард даже поворачиваться к ним не стал). — Ну и ну, — Николай выудил мешочек с деньгами и поболтал им, словно дразня Феликса. — Похоже, я наебал не только горожан или того бастарда, но и любимого братика. — Да, — процедил Феликс, сквозь стиснутые зубы. — И ты думаешь, что поступаешь красиво по отношению ко мне, да? Николай покачал головой. — Ты перестал играть, Феликс. А таково было условие: играешь до конца, несмотря ни на что — получаешь деньги; замолкаешь — твоя работа не оплачивается. Всё по-честному. — Ты не говорил, что будешь вешать ребёнка, мразь, — прорычал Феликс, стиснув кулаки. — О… и теперь ты, белоручка, требуешь денег с убийства этого самого ребёнка? — На устах Николая появилась циничная усмешка. — Прости, но так не годится. Уговор дороже денег. Совершенно не понимаю, чем ты не доволен? — Ты ублюдок, Коля! — Феликс был настолько зол, что, невзирая на свой невысокий рост, смело вышел на Николая. — Ты прекрасно знал, что так будет, а потому не сказал ничего заранее! — Может быть, — натянув на лицо каменную маску, Николай резко схватил Феликса за грудки и на весу прижал его к фундаменту подмостков. Он продолжил, ядовито процеживая каждое слово. — А может быть, потому что ты едва не испортил моё шоу? На дудочке ты приловчился играть, я смотрю. А как насчёт того, чтобы поваляться в грязи ради этого, а? Если хочешь надбавку к своему жалованью, то иди поработай, как твоя мамка-шлюха. Ой, точно! — Николай с презрением смерил Феликса взглядом. Тот из-за занятой позиции беспомощно заболтал ногами в воздухе, чтобы вернуть опору, но вместо этого у него стремительно темнело в глазах. — Даже шлюхи работают усерднее ради денег, чем ты. А ты — ты просто так, балласт. Как сидел на чьей-то шее, так и продолжаешь сидеть, — почувствовав, что Феликс сейчас вот-вот будет придушен, Николай с пренебрежением разжал кулак, и лениво опустил взгляд вниз, провожая упавшего на землю и закашлявшего Лукашевича. — А теперь съебал нахуй, пока я твою патлатую голову не повесил рядом, ублюдок! Последние слова Николай практически прокричал, особенно выделив последнее слово. Громкий голос уже заставил Феликса сжаться, но это гадкое и мерзкое слово буквально стало залогом его невидимого поджатого хвоста. — Извините, я вам не помешаю? — раздался неподалёку мягкий голос Ольги. — О, нет-нет, Оленька, мы закончили, — чуть улыбнувшись, ответил Николай. Дождавшись, пока Ольга подойдёт к нему, Арловский обменялся с сестрой семейными поцелуями. Женщина зарделась. Она даже не посмотрела в сторону Феликса. И тут уж он не выдержал. — Коля, ты пидор!!! Крикнув это срывающимся голосом, Феликс, услышав, как сестра ахнула, отпихнул Николая и понёсся прочь от тех, кого он раньше ласково называл «семья»… Говерту же надоело к тому времени сидеть на подмостках, а потому он, не без помощи Миффи, спустился оттуда, спрыгнув с её мягких лапок. В тот же самый момент на него налетел Феликс, который во время побега оттолкнул и его. За те короткие мгновения, что товарищ был на руках, Говерт разглядел его краснеющее лицо с глазами на мокром месте. Глотая слёзы, Феликс унёсся в неизвестном направлении. — Ого. Не каждый раз ты его доводишь, — медленно произнёс Говерт. — Госпожа министр, — он не очень умело поклонился Ольге, а вместе с ним его жест повторила и Миффи, которая, потеряв равновесие, плюхнулась наземь. Женщина тихонько рассмеялась неуклюжести тейгу и попыталась погладить крольчиху, но та, почувствовав себя обескураженной, стыдливо спряталась за сапог Говерта. — Думаю, тут не совсем я виноват, — Николай бросил взгляд на Ольгу, но та и бровью не повела. — Да и… пёс с ним, если честно. Заебал ныть. Он вступил в Егеря по собственному желанию. И должен был подготовиться к тому, что придётся убивать или хотя бы смотреть на убийства. — Да это всё понятно, — Говерт холодно посмотрел на Николая. — Но… ты не думал, что лучше было бы действительно предупредить его? Да хотя бы намекнуть, что Хаим упоминал революцию? Или ты не знал, что всё так получится? — Говерт… — Николай практически глумливо развёл руками. — Никто, блять, из нас не знал.***
Тем временем, всё ещё пребывая в шоке, Ночной рейд в спешке покинул главную площадь от греха подальше. — Это что сейчас такое было, чёрт возьми? — выпалил Йозеф. Его переполняла злость, направленная на одного-единственного человека — на палача. — А как ты думаешь? — Эжени стянула капюшон, явив не менее озлобленное выражение лица. — Утоление капризов ребёнка на царском престоле генералом с ледяным сердцем. Но посмотри, как все радуются! Посмотри! Разве ты не видишь?! — Спокойно, Цапля, — Франциск обратно надел капюшон на Эжени. — И ты, Йозеф. Ни к чему привлекать к себе лишнее внимание. — Верно, — кивнула Эжени. — Пойдемте, наконец, отсюда. «Говерт де Вард. Какая же ты всё-таки мразь, — думал Йозеф, пока Ночной рейд выбирался за пределы Столицы. — Больше психованного генерала и самодура Императора меня пугают такие, как ты — равнодушные. Я просто обязан тебя убить. Хотя бы за то, каким ты стал». Настроение было подпорчено. Однако это не должно помешать работе. В доказательство этому, Франциск отправил Пьера в сторону гарнизона.***
В это же время по столичным улицам гулял Кику, которому вообще было плевать, что там происходило на главной площади. Решив не тратить времени на авантюру Николая, юноша посчитал, что он в принципе не нуждался в надбавках, потому как методично копил деньги, оставляя всегда немного про запас. Так в отряде Егерей делали немногие; в частности, кто делал, явно понимал, как работает накопление средств в банке. Помимо Кику это прекрасно понимали Кетиль, Говерт и Халлдор. А потому с просьбой занять немного денег обращались именно к ним. Но зачастую те проявляли эгоизм и мелочность в данном плане, поэтому в долг не давали. Да и, в конце концов, Кику говорил, что спускает всё на саморазвитие, потому что ему интересны науки помимо его основного ремесла. Одно обучение грамоте обошлось ему довольно дорого. Однако сейчас Кику даже немного лукавил. Имея при себе достаточно денег, он мог позволить себе в лишний раз сходить в его любимую чайную, чтобы погрузиться в атмосферу родных земель, где он никогда не был, и купить там данго с чашечкой зелёного чая. Это был его любимый десертный набор. После того, как деревянная спица была избавлена от шариков из рисовой муки, смоченных сладко-солёным соусом, и выброшена в ближайшую отходную яму, Кику направился в цветочный магазин. Кетиль после своей основной работы приходил не абы куда, а в свой цветочный магазин, который он каким-то чудом сумел открыть. Хотя, будучи наёмником, который практически никогда не пил и совсем не ходил в бордель, это было даже не удивительно. К тому же для начального взноса он заплатил деньгами, полученными с продажи редких материалов, которые сам же и добывал. Окончательный успех его ждал, когда он принёс Кэкстону материалы и попросил сделать из них тяжёлое оружие. После он выкупил его же, а потом продал готовый меч втридорога оружейнику Цвингли. Тайну о такой махинации знал лишь Кику и никому о ней не рассказывал. В благодарность за это Кетиль регулярно делал для него скидку. А Кику часто сюда ходил. У него была на то причина. — Здравствуйте, Кетиль-сан, — произнёс Кику, когда звон колокольчика прекратился. — Я как обычно. — Ага… — почти не отрываясь от газеты, проговорил Кетиль. Глянув поверх очков, он заметил Кику и принялся заворачивать букет ликорисов. — Кику. Когда же ты, наконец, возьмёшь цветы для живых? — Зачем? — Кику был искренне удивлён. — Ну, знаешь. Девушки любят цветы, — ответил Кетиль. — Но паучьи лилии для этого не годятся, не так ли? — Возможно, — Кику помрачнел. — Но моей девушке — годятся. — Тебе виднее, — Кетиль пожал плечами, протягивая Кику букет. — Но так, на всякий случай, имей в виду, что цветов в этом мире великое множество, а не только один. — Возьмите, Кетиль-сан, — словно не слыша его, Кику вытащил из своего мешочка деньги. Ровно столько, сколько с него требовалось. — Как-то даже неловко, что я обираю тебя, приумножая тем самым свою получку, — проворчал Кетиль. — Не думайте об этом, Кетиль-сан, — Кику приветливо улыбнулся и отвесил поклон. — Хорошего вам дня! — Ага. И тебе… Вздохнув, Кетиль проводил юношу взглядом. Преступной халатностью было бы не сообщить о том, что Кику перед своим основным местом назначения решил направиться в штаб имперских учёных. Он хотел сделать это ещё вчера, но что-то помешало ему осуществить задуманное — наверное, то была жуткая усталость. Теперь же, стоя у входа в самое белое и чистое после дворца Императора здание во всей Столице, Кику в очередной раз поражался его красоте. Единственное, его смущали нагие скульптуры античных мужчин и женщин, которые, как уверял его один знакомый, стояли здесь для сохранения древней культуры. Кику в это охотно верил, но радовался, что внутри не было ничего подобного. А потому он стремился именно туда — к бесконечному количеству книг и трактатов, которых не было в общедоступной библиотеке, к пробиркам, склянкам, моделям мироздания, картам и многому другому, что давало себя почувствовать царём мира. Что голые люди? — они лишь делали из человека животное! Знания — вот, что отличало главным образом царя этого мира! Зайдя внутрь Кику очутился в прохладном помещении, откуда он сразу же прошёл в комнату того самого знакомого. При появлении юноши, он оторвал взгляд внимательных зелёных глаз от книги и, поправив каштановую прядь за ухо, подошёл к нему, чтобы тот не шёл через весь кабинет. — Вот, Торис-сан, — Кику протянул мужчине исписанные его ровным почерком листы пергамента. — Передаю вам данные, записанные во время похода. — Спасибо, Кику! — поблагодарил его Торис. — Обязательно проанализируем, — он вытащил из кармана уже отсыпанную сумму, словно ждал того, что Кику придёт сегодня. — Держи надбавку. — Благодарю, — Кику отвесил поклон. — Купишь себе чего-нибудь сладкого? — Ну, может быть. — Не переборщи с этим, друг мой, — наставническим тоном произнёс Торис. — В самом деле. Разжиреешь — и всё, и привет, — послышался голос из-за пробирок, в которых копалась женщина. Как только она высунулась, Кику понял, что это была Наташа. Причём, судя по всему, чем-то определённо довольная, что уже довольно необычно. — Наталья-сан? Что вы тут делаете? — приятно удивился Кику. — Как что? «Передаю данные, записанные во время похода», — несколько сварливо ответила Наташа, из чего Кику понял, что сделал ошибочный вывод. — Да и Коля довыёбывался — теперь я с вами буду в качестве травницы разгуливать. Да ещё и ту ебалу думать, как вылечивать. — Кстати, как оказалось, я уже встречался с Наталией давным-давно, — добавил Торис. — В наших узких учёных кругах все друг дружку так или иначе знают. — Ладно… что ж, тогда не буду вас отвлекать. Кику в такие моменты, конечно, радовался за воссоединившихся старых знакомых, но ему было неловко настолько, что он поспешил удалиться. К тому же, он спешил туда, куда с самого начала он собирался наведаться. Нехорошо было заставлять ждать… Хотя Кику был рад, что мемориал, к которому он шёл, находился в пределах Столицы, и у него не возникло бы проблем при покидании и обратном приходе в город. Как-то раз он имел опыт в том, чтобы поехать почтить память героев на поле битвы, где оставили кровавые контуры все погибшей мученической смертью молодые ребята из спецотряда. Кто бы что ни говорил, но Кику не верил в идеалы ни Империи, ни революции. На поверку они мало чем отличались на поле боя. И Кику не винил бы их, ведь в революционных войсках было много заряженных идеей молодых ребят — точно таких же, какие приходили в армию и спецотряды новичками. Были и вероломные сволочи, преследующие корыстную цель разбогатеть на пролитой крови или просто потешить своё эго. Во главе их так же стояли либо бравые воины, либо такие, на фоне которых даже сам Николай Арловский покажется ангелом, спустившимся с небес. Идеи равнять не стоило, а вот людей — ещё как. И Кику прекрасно мог понять людей, которые направляют в его отношение ненависть за убитых товарищей. Кому-то они приходились семьёй… …но точно так же Кику не мог простить революционеров за тех, кого убили они. Ведь обыкновенное предательство послужило падению Башни Синей луны. Революционных войск в тот день нахлынуло слишком много. Спецотряды посылались в экстренном порядке до тех пор, пока этот оплот защиты не был уничтожен. В одном из таких отрядов была она... Та, чей проворный бег, Чьи крепкие идеалы, Чья надежда на лучшую жизнь, Были оборваны шальным осколком, отлетевшим от вражеской бомбы и воткнувшимся прямо посреди девичьей груди. Возложив к чёрному обелиску цветы, Кику не выдержал и двинул Яцуфусой в ножнах. Позади него тут же выросла фигура марионетки в потрёпанном платьице, скрывавшем раны от чужих глаз. Лилит подошла к обелиску и посмотрела на выгравированные имена павших товарищей. Являясь неживой, по сути, она не могла испытывать ни горечи, ни сострадания. Её сердце уже не билось, а мозг не мог работать, как прежде — её тело было во власти духовной энергии хозяина. Но некоторые движения были подвластны и ей самой. Например, она сейчас повернула голову в сторону Кику, чтобы пересечься с ним взглядами. Она медленно указала на братскую могилу. — Я очень… хотела бы оказаться там… Кику… — отрывисто произнесла Лилит. «Нет. Это была ошибка… Прости меня, Лилит. Я не хотел, чтобы ты покидала меня вот так. Это просто невыносимо. Тебя здесь нет, — Кику, судорожно выдохнув, отозвал марионетку. — Я сумел сохранить лишь твою оболочку, но не более. Я такой идиот». Это место Кику всегда покидал в подавленном состоянии. Это место ему напоминало о моменте, когда он ступил на опасный и разрушительный путь… Чтобы хоть как-то развеяться, Кику решил пройтись по улочкам, чтобы найти успокоение в пёстром ассортименте магазинов, в запахе частных клумб, в журчании воды в фонтане… Кику даже присел поближе к нему, чтобы ощутить прохладу брызг, устремившихся на нарушителя. Ему бы лучше выйти за пределы Столицы, да подышать морским воздухом где-нибудь на юго-западной границе, но юноша считал, что попросту не успеет в этой жизни повидать это самое море. — О, Кику! Здорово! Услышав этот неожиданный голос прямо над ухом, Кику едва не упал в фонтан, но его за шкирку в последний миг поймал Хенрик — нарушитель его спокойствия. — Хенрик-сан, добрый день, — произнёс Кику, отвесив в своей манере поклон. — Всё кланяешься... Лобешник не боишься разбить? — язвительно спросил Хенрик. — Н-нет. Извините, уж так меня воспитали, — уж с кем-кем, а с Хенриком Кику не хотел сейчас разговаривать. Тот бы не понял, что чувствует Кику сейчас, а потому находил дальнейшую беседу бессмысленной. — Ладно, я, пожалуй, пойду по делам… — Какие дела, мальчик? — поразился Хенрик, по-детски наивно округлив глаза. — Ты недавно прибыл из похода. Тебе положено выпить! — Что? — Давай-давай, пойдём! Кетиль меня кинул, мне нужна компания. — Неужели вы не можете попросить кого-нибудь другого? — у Кику аж глаз дёрнулся. — А что? Ты меня не уважаешь? — Хенрик надулся. — Нет, почему же? — Кику буквально терялся при виде такой настырности. — Просто я после одного случая зарёкся… — А, это когда ты разнёс полпивнухи после трагедии на Башне Синей луны? — догадался Хенрик. — Д-да… — неловко буркнул Кику. — Да пошли выпьем, чего ты? — Хенрик, не будучи проницательным человеком, не видел проблемы. Он взял Кику за рукав. — Я прослежу за тем, чтобы ни тебя не трахнули, ни ты никого не трахнул! — Я не согласен! — возмутился Кику, задёргавшись, чтобы выпутаться. — А вдруг я снова из-за одного глотка… — Пошли! Я тебя и пить научу! — Нет! — Ну, Кику! — Нет!!! Кое-как вырвавшись из настырных лап Хенрика, Кику пустился в бегство. Он не видел в этом ничего постыдного — лучше сбежать и опозориться сразу, чем остаться и опозориться пускай и через некоторое время, но вдвойне больше. Впрочем, для Хенрика такой градации не существовало, поэтому он преследовал юношу, крича ему вслед, что накажет его за такую трусость. Из-за Николая и Феликса в голове Кику наказание ассоциировалось с чем-то интимным и неприличным, поэтому, посчитав, что наёмник с Северных островов такой же, с перепугу прибавил скорости. Однако догонялки пришлось быстро прекратить, потому как значительно отбившийся от своего преследователя Кику не заметил, как врезался в Говерта, идущего впереди. Для де Варда это было сродни лёгкой неприятности, вроде прилетевшего в пузо небольшого камешка. Но вот для Кику всё закончилось куда плачевнее: он отлетел, словно от чего-то упругого и поскакал назад по мостовой, словно мячик. Хоть и выглядело это комично в известной мере, Кику было отнюдь не до смеха. Приземления на зад, как показывала практика, даже с большим опытом являлись болезненными и это отнюдь не приятные ощущения. — Ох… навевает воспоминания… — обронил Кику, вставая и потирая поясницу, которую он тоже ненароком ушиб. — Кику? Ты чего такой запыхавшийся? — из-за Говерта выглянул Гилберт, который, как оказалось, шёл вместе с ним. — Ну, понимаете ли… — Кику! Вот ты где! Стоять! Это из-за угла вылетел Хенрик и теперь с видом победившего охотника (или разъярённого носорога) мчался на замершую жертву. Кику же не растерялся и спрятался за спину Говерта. — Помогите! — он случайно уткнулся носом в пальто мужчины, но потом отошёл на шаг, потому что посчитал это неприличным. — Этот сумасшедший меня преследует. — А чего он? — спросил Гилберт. — В пивную меня пытался затащить. — Каков нахал! — Отдайте мне Кику! — с кровожадной улыбкой рявкнул Хенрик, пытаясь хватить Кику. — Хер тебе, а не Кику! — Гилберт заключил Кику в охранительные объятия. — Нечего мне тут мальчиков спаивать! — Вот, Гилберт-сан, правильно говорит, — пролепетал Кику. — И вообще, Кику, пойдём-ка в собор, — вдруг потянул его Гилберт в сторону своего нынешнего пристанища. — Что?.. — Кику аж поперхнулся от такого предательства. — Я слышал, что ты провёл зачистку в Малой Глинке? — уточнил Гилберт. Этот взгляд алых глаз пронизывал до чёртиков. Кику просто не верилось, что такой человек отправился не на костёр, хотя бы за это. — Вот чёрт, я же просил Николая-саму!.. — процедил Кику, краснея от напряжения и прилагаемых усилий, чтобы освободиться. — Давай-давай, отмолим твои грешки, — Гилберт был довольно сильным, чтобы тянуть Кику в свою сторону. — Я не верю в бога! — Кику уже начинал паниковать. Оглядываясь назад, он с надеждой смотрел на Говерта, что тот избавит его от этого всего. — Да не ори ты! — шикнул на него Гилберт. — Я тоже не верил. — Нет, мы пойдём бухать! — пока Гилберт держал юношу за правую руку, Хенрик ухватился за левую и потянул в свою сторону. — Гил, ты не тащи-ка его лучше в свою секту! — Споить его решил? — Гилберт поморщился. Сдаваться он был явно не намерен. — Помогите… — проскулил Кику. — Да отстаньте вы от него, в самом деле! — наконец, вступился за него Говерт. — Пойдём домой, Кику… — Д-да, конечно. Только они меня не отпускают! Говерта как-то раз растягивали за обе руки. Только это были девушки в каком-то попутном борделе, которые никак не могли решить, кто будет первой ублажать мужчину. Говерт был тогда юн и неопытен, но с тех пор он не позволял себя облеплять толпе раздетых девчонок. Не стоило покупаться на милые лица и светлые головы, если внутри них ничего не было. Впрочем, любовные похождения Говерта — это уже совершенно другая история. Да и сам мужчина не хотел вспоминать о старых временах. Сейчас его младший товарищ стоял меж двух бездн: одна из них — алкоголизм, вторая — насильственное посвящение в религию. Ни в одну из них не хотелось пускать Кику, потому как если они сожрут юношу, то выбраться будет тяжело. Этот цирк Говерту уже надоел. Одного ему уже сегодня хватило. А потому, не имея возможности схватить Кику за руки, он подошёл сзади и обхватил его поперёк живота, потянув на себя. Лучше юноше от этого не стало — напротив, стало лишь хуже. Почувствовав, как что-то в плечевом суставе у него хрустнуло, Кику сдавленно простонал. За свою несдержанность ему стало стыдно, но ещё больше — за последующие реплики, которыми обменялись старшие товарищи. — Боже правый, Говерт, — лукаво протянул Гилберт. — Не на людях же. — Заткнись нахуй, — сквозь зубы процедил Говерт, сам уже понимая, насколько принятая поза была вульгарной. — Серьёзно, Говерт? И вообще, в чём прикол жахать мальчиков, если кругом столько девок и баб, в которых войти можно безо всяких проблем? — в это время мимо прошла девушка по имени Джудит, которая работала в одной лавке с Эстеллой. Услышав эти слова Хенрика, она покосилась на него с отвращением и прошла мимо. — А что ты пялишься, курица? Не про всех же я говорил… — Блять, да как вы заебали… Говерт просто надеялся, что руки Кику пропитаны маслом и прямо сейчас выскользнут из хвата Гилберта и Хенрика. Потому что если он сейчас скажет «Миффи, фас!», то малой кровью не удастся отделаться. Крольчиха уже злобно скалилась, прыгала рядом и пыхтела от того, что хозяин всё ещё не отдал команды. «Спокойно, Миффи. Ты не можешь сожрать у них что-то, иначе меня сожрёт Коля, — раздражённо подумал Говерт. — Я, конечно, не то, чтобы верю в Бога, но прямо сейчас, Господи, я рассчитываю на божественное вмешательство». — Эй-эй, отпустите парня, онанисты! «Спасибо, Господи. Хоть раз ты меня, сука, услышал…» «Божественным вмешательством» оказалась Наташа, которая с видом важной птицы семенила к группе мужчин. Кажется, она разыскивала Кику, поэтому, когда заметила его, поторопилась приблизиться. — Вообще-то я пытался его отвести домой… — буркнул Говерт. — Мне похуй, — отрезала Наташа, беря Кику за руку со стороны Хенрика. — Кику вызывает мой брат. — Николай-сама? — удивился Кику. Все надежды на спокойный день пошли псу под хвост. — Сама-сама, — усмехнулась Наташа. — Так что всё, отпускайте и мы пиздуем. Вздохнув, Говерт отпустил Кику, чтобы тот не продолжал испытывать дискомфорт. Однако Хенрик и Гилберт словно не услышали этого. Они будто и не заметили Наташу. Чем та явно не была довольна. — Быстро, блять! — Наташа сформировала огненный шар в своей руке. — Ёб твою мать, женщина! Кику практически сразу же был освобождён. Наташа потащила его в сторону штаба Егерей. — А ты, оказывается, популярен среди мужчин, — протянула Наташа. — Мне не нравится, как это звучит, Наталья-сан, — смущённо пробормотал Кику. — Да мне тоже. Гавно какое-то сказала, — Наташа прыснула. — Ты определённо нравишься только одному из них. — Что, простите? — Кику застыл с недоумением на лице. — Ну… понимаешь, когда человек смотрит не на плечи или лопатки, а на задницу, то это прекрасно видно, — пояснила Наташа, словно говорила о какой-то ерунде. — Ч-ч-что за вздор? — Кику вспыхнул. — Давайте не будем об этом. Это смущает. — О-хо-хо, какая жалость, — Наташа ухмыльнулась. — Ладно, надо будет бухнуть с твоим покровителем. — Э?.. — Не «экай» мне тут! Ты всё прекрасно слышишь, мальчик. Чтобы не развивать эту тему дальше, Кику решил просто промолчать и стараться не думать о том, что сказала Наташа. Так они и прошагали до штаба Егерей в гробовом молчании. Зайдя в здание штаба, Наташа сразу же провела Кику в сторону личных покоев Николая. Это уже немало напрягло юношу, потому что обычно генерал не призывал туда никого. Но ещё больше Кику напрягся, когда увидел в постели Николая Халлдора. Тот лежал с полуприкрытыми веками, но ничего не видел вокруг себя — на приход Наташи и Кику он никак не отреагировал. По влажному полотенцу на лбу и сбитому дыханию Кику понял, что у Халлдора вновь начался жар. Что его знатно удивило: — Снова? Я думал, Халлдор-сан исцелился. — Видимо, он сегодня перенапрягся и во время разговора с Колей упал в обморок. Это никак не связано с его раной или влиянием болот, — сказала Наташа, поправив полотенце. — Это действие проклятия. Ебучий случай… Мне, кстати, никто толком не рассказал, что случилось. — А, дело в том, что… — настала очередь Кику что-то пояснять. — Мы убили одну семью, состоявшую из женщины и её детей разных возрастов. Среди них был ребёнок, которому было несколько дней от роду. Его убил Халлдор-сан. — А что он при этом испытывал? — задала встречный вопрос Наташа. — Это важно? — Можно и так сказать. Судя по прочитанному мной сегодня трактату, обстоятельства играют роль. — Так… и что же? — В каком состоянии был Халлдор? — повторила свой вопрос Наташа чуть более развёрнуто. — Как он убил ребёнка? — Он… я даже не знаю, как это описать… он был… — Кику старательно пытался восстановить в памяти происходившее в трущобах. — Взбудоражен, да! Он долго смотрел на младенца, потом просто выронил его из рук и тот упал… — Куда? Просто на землю? — Нет… нет-нет, там была лужа. Точно. А раз в луже потом появилась кровь, то младенец, скорее всего, разбил себе голову. Даже если он тогда не умер сразу, то точно задохнулся, захлебнувшись грязной водой. — Я, конечно, всякого повидала в жизни, но ёб твою мать! — Наташа скорчила брезгливое лицо. — Какая мерзость. Пиздец просто. Не знаю, кто там накладывает проклятия, какая такая злобная сучность, но я бы на её месте поступила бы точно так же. Кику промолчал. — Ну, а ты? Ты кого-нибудь убил? — поинтересовалась Наташа. — Да, я убил примерно половину детей, что там были, — немного подумав, Кику добавил: — И мать… — Тебе даже Аполлон не поможет… — Наташа поджала губы. — Мда, я от вас ещё больше охуеваю. Коля, блять… понабрал в свой отряд кровожадных мальчиков и ебёт их в жопы. — Простите? — Кику не сразу понял, что Наташа хоть и поразилась минувшим событием, но по итогу проявила полное безразличие, переключившись на обсуждение более важной темы. А в следующий миг она и вовсе вернулась к изначальной теме разговора, словно ничего и не было: — Судя по всему, проклятие пало на Халлдора, потому что он убил его с такой жестокостью и в момент нестабильности его эмоционального состояния. И что-то мне подсказывает, что больше второе. Иначе бы моего брата тоже начало преследовать проклятие детоубийцы. — Вы упомянули некий трактат буквально недавно, — напомнил Кику. — Могу я его увидеть? Лукаво ухмыльнувшись, Наташа протянула ему свиток. Кику, не поняв, к чему был этот жест, развернул пергамент. — Так. А? Я… я не могу прочесть его. — Вот именно! — воскликнула Наташа. — В том-то и проблема. Я тоже нихуя не поняла. Это какой-то совсем уж древний язык. Торис говорил, что пробовал его переводить, но текст то ли выцвел и из-за этого большую часть слов не разберёшь, то ли у всех просто опускались руки при виде подобной бесовщины, по которой толком нет словарей. — Но почему в библиотеке, в самой крупной библиотеке Столицы-?.. — удивился Кику, но Наташа тут же возмутилась: — А вот так вот у вас охуенно относятся к архивам и реставрации! Не, конечно, можно предположить, что я плохо искала, но… Я потратила в ебучих архивах ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ! И это единственный обрывок информации! Причём, информации тут столько, что только зад подтереть, блять. — Жаль… — буркнул Кику. — Не то слово, — Наташа почесала в затылке. — Хотя, если бы ты смог найти для нас хорошего ворожея, то, кто знает? Возможно, он бы расшифровал для нас эту писанину. А то Филоктет сдох, теперь некому ворошить древнюю ебалу. — Пожалуй, это будет тяжело, — покачал головой Кику. — А ты подумай о здоровье своего дружка, — Наташа закашлялась в кулак так, словно у неё что-то в горле застряло. — Подумай о том, что Коленька его потерять не хочет. Ты же не хочешь, чтобы Халлдор помер во сне? — Нет. — Ты хочешь расстроить своего генерала? — Нет… — Ну, вот и определились! Так что… — Извините, что перебиваю вашу чудесную беседу, но мне нужно Кику на пару слов, — в свои же покои заглянул Николай. — Ну и забери его, — равнодушно произнесла Наташа. — А то он меня уже заебал тупить. — Спасибо! — деловито произнёс Николай, крепкою рукой схватив Кику за шкирку. Когда Кику был выволочен наружу, Николай тут же потащил его в укромное местечко. Видимо, чтобы пошептаться. Хотя, видя Халлдора в постели генерала, Кику настораживался. А потому первым делом, как только они оказались в кабинете, Кику спросил у Николая: — Почему Халлдор-сан в ваших покоях, генерал? — Это сейчас не так важно, — отмахнулся Николай, усаживая Кику на кресло. — Но позвольте… — но юношу в шутливой форме оборвали: — Не позволю! Слушай, Кику. Наташа сейчас не вела себя странно? — Н-нет, а должна была? — Фух… нет. Значит, всё хорошо. — А что могло произойти? — Кику был явно озадачен. — Она меня сегодня укусила просто, — Николай пожал плечами. — Да и вот не знаю, она обычно так делает, когда злится или вредничает. Но сегодня она хотела как будто руку мне откусить. — Эх… не понимаю я ваши семейные отношения, генерал, — вздохнул Кику. — Да я сам порой путаюсь, — Николай выдержал паузу. — Ладно, можешь идти дальше заниматься научными штучками. Кику уже было встал, откланялся и собирался покинуть кабинет, как вдруг замер на месте и повернулся к Николаю. — Погодите, генерал!.. — выдавил из себя он. — Скажите, а вы верите в предсказания онейроманток? — Ну. Не очень, — неуверенно пробормотал Николай. — Хотя они, по слухам, редко ошибаются. Но я не верю. А что? — Да так. Одна из онейроманток мне предсказала падение гарнизона, что в северо-западном поселении. Но раз вы не верите, то, тогда, наверное, не о чем беспокоиться. — Конечно. Там охраны пруд пруди, — Николай замер, как будто что-то старательно обдумывал. — Но у меня появился другой вопрос. Онейромантки — нынче редкость. Последняя из живущих в Столице погибла буквально недавно. Тогда... где ты отыскал новую? В ответ Кику загадочно улыбнулся и ответил что-то вроде «Всему своё время, генерал», а затем покинул кабинет Арловского.***
— Итак, все в сборе. Отлично, — в лагере, разбитом неподалёку от гарнизона собрался Ночной рейд, чтобы в последний раз выслушать план Альфреда. — Пожалуй, ещё раз изложу вам суть миссии. Наши изначальные цели: два генерала, пленивших дочь северного полководца и отдавших её на попечительство Элизабет. Поступок крайне низкий, мы не одобряем. Они командуют местным гарнизоном, здесь проводятся боевые учения, а также находится некий экспериментальный центр по выведению бойцов нового образца, «Мародёры». Пока точно неизвестны цели этого мероприятия, но нам это и не нужно. От нас требуется в первую очередь устранить цели, во вторую — спасти находящихся там господина Кэкстона и его дочь, Гвен. Все обитатели крепости, включая прислугу, должны быть также убиты. Если из прислуги будут те, кто захочет примкнуть к революции — кроме этих двух человек — то разрешается пощадить. К утру прибудут обозы, которые вывезут из гарнизона припасы, оружие и людей. Теперь, какова ваша задача: я разбил вас на несколько групп. Стефан и Баш — вы займётесь ловушками и будете следить за тем, чтобы никто не сбежал. Основной ударной силой буду я и Мэтт — мы ворвёмся через центральный проход и проведём форсированную зачистку, Йозеф обеспечит нам прикрытие. Франциск, Эжени и Ён Су — пока все будут отвлечены на нас, вы пройдёте через наш лаз и через складское помещение войдёте в крепость. В этой комнате вас будет ждать мой человек — Ён Су его узнает, а если ещё и Франциск вспомнит, то будет вообще прекрасно. Ваша задача — вывести Кэкстона и Гвен через лаз и обеспечить им защиту до завершения миссии. Кто-нибудь из вас двоих присоединится к наступлению, но только кто-то один — Франциск не справится без поддержки. Всем всё ясно? — Ал, насчёт отсека, — Стефан лениво поднял руку. — Мне не удалось выяснить. Ты говорил не утруждать себя, если там совсем труба будет… — Ты меня в кои-то веки послушался? — просиял Альфред и утянул Стефана в объятия. — Ути мой молодец! — Но там правда была плотная охрана!.. — Верю. Значит, пойдём и посмотрим сами, что там может быть. Начались последние приготовления перед ночной атакой на гарнизон. Поскольку тейгу в основном у всех были готовы, Ночной рейд разбирался с обмундированием. Демоническая броня была в наличии только у Альфреда и Мэтта, поэтому остальным пришлось приспосабливаться хотя бы с помощью плотных кожаных щитков. Но увлекаться ими нельзя было — нарушение манёвренности было вовсе ни к чему. Особенно для Эжени с её-то громоздким оружием. Йозеф же решил поверх рубахи попробовать надеть кожаную кирасу. Выглядело это не слишком надёжно, хотя, по словам Франциска, этот материал был довольно крепким, а потому пробить его будет проблематично. Решив поверить на слово, Йозеф как следует проверил все завязки, а так же решил надеть наплечники. Всё бы проходило в тишине и спокойствии, если бы не Стефан, решивший в последний момент поговорить. — Кста-а-ати, Йозеф! — игриво протянул он. — А ты не хочешь выполнить то, что проспорил? — Отстань, я в этом участвовать не буду, — Йозеф нахмурился. — Ну, это скучно совсем, — Стефан разочарованно надул губы и начал играть нитями Кросс Тейла. — Тогда, я полагаю, ты не против, если за Эжени поухаживаю я? Ведь если ты выбываешь из игры, то следующий по убийствам разведчиков — это я! — Т-ты! — Йозеф, покраснев, пихнул Стефана в живот. — Идиот, нашёл время!.. — Так когда начнёшь? — теперь на него начал наседать Франциск. — От тебя требуется всего ничего — просто поухаживай недельку. Да хотя бы один день. — Вы издеваетесь? — вспылил Йозеф. — И как я, по-вашему?.. Ему пришлось тут же заткнуться, потому как к ним подошла Эжени с Резаком Создания за плечами. Она сложила руки на груди. А Йозеф, сглотнув, постарался на неё не смотреть. — И долго вы здесь будете крутиться? Нам пора выходить, — Эжени смерила брезгливым взглядом волосатую грудь Франциска. — А ты, жаба с бородкой, всё ещё с кафтаном нараспашку. Смотреть противно. — Да-да, я уже иду, дорогая, — усмехнулся Франциск и поспешил застегнуться до последней пуговицы. — Ой, Эжени, погоди! — Стефан подлетел к Эжени. — Я тут хотел рассказать тебе кое-что интересное. Видишь ли, Йозеф… — Эй, а ну прекрати! Вспыхнув до корней волос, Йозеф подскочил к Стефану и, прикрыв ему рот, начал немного душить его. Да, всё это было лишь дурачеством. Правда, пришедшие сюда Баш и Ён Су совершенно ничего не поняли. Лишь подбежавший Альфред с полувскриком: — Вы охуе-!.. …заставил всех собираться дальше. Фыркнув, Альфред вернулся к Мэтту и сел рядом. Нужно было собраться с духом. — Что там произошло, Ал? — робко спросил Мэтт. — Да, как обычно, — Альфред вытянулся на траве. — Стеф часто устраивает… что-то по типу снятия напряжения перед групповым заданием. Мы редко вот так вот собираемся всем отрядом бить кого-то, понимаешь? — Да, я помню, ты мне рассказывал в письме. — Ты его сжёг? — Конечно! За дурака меня держишь? — Конечно, сестрёнка! — Ну, ты и!.. — Кто? — Гнида ты, вот кто. — Да ладно тебе! — Альфред сел перед братом. — И не волнуйся ты так, что как в первый раз? — Я не волнуюсь, — буркнул в ответ Мэтт. — Да? У тебя коленки дрожат, — хмыкнул Альфред. — Это лишнее. — Ничего не могу с собой поделать, — нехотя признался Мэтт, топча траву сапогом. — Предвкушение у меня всегда сопровождается таким вот образом. Я перед самой первой миссией трясся, перед первым боем… особенно, против тебя. — Почему? — поразился Альфред. — Потому что дедушка сказал, что на тех играх можно было погибнуть, — Мэтт смутился. — Да я бы тебя не убил, ты что? — Альфред резко притянул Мэтта и заключил его в крепкие объятия. Ты — самый близкий человек, что у меня когда-либо был. — Ой, да перестань. Как будто все эти годы у тебя не было товарищей по отряду. — За это время состав часто менялся. Кто-то погибал, кто-то становился предателем, кого-то переводили в более подходящий отряд… Товарищи меняются, а брат остаётся братом, даже если он столько лет был за несколько миль отсюда. — Прекрати, смущаешь! — пробормотал Мэтт, попытавшись вылезти из объятий. — Так что давай, — Альфред чуть ослабил хватку, но только чтобы поцеловать в лоб. — Прекращай праздновать труса, бери тейгу в руки и пошли! Потрепав брата по голове, Альфред схватил меч и отбежал в сторону остальных членов Ночного рейда. А Мэтт, оставшийся обескураженным таким жестом, вскочил и помчался за братом с тейгу наперевес: — Ты что наделал? Сволочь!.. ...Под покровом ночи сила Ночного рейда увеличивалась вдвое. Вечерние приготовления — ночной промысел. Обнажая когти, скалясь из темноты на свою жертву, Ночной рейд всегда находил её и безжалостно убивал. Если только жертва не оказывалась рыбой покрупнее… Находя в этом по-настоящему звериное удовольствие, Ночной рейд продолжал брать всё новые заказы. Это роднило их в какой-то мере с их прямым врагом — Егерями — но они считали себя лучше: в то время, как они убивали под покровом ночи, вдали от глаза правосудия, Егеря преступали закон круглосуточно. Ночной рейд боролся за справедливость, в то время, как Егеря лишь прикрывались ею, ежедневно, ежечасно, ежесекундно пребывали преступниками. В гнилости их душ верили все в Ночном рейде, верили все революционеры и считали их врагами с любых сторон. Ночной рейд любил действовать эффектно. А потому вне зависимости от того, кто был известен народу, а кто — нет, — все надевали одинаковые серые плащи с капюшонами, чтобы потом на возгласы жертв «А вы ещё кто?» синхронно снять с себя маскировку. Ён Су так или иначе надевал свою излюбленную маску на пол-лица с тейгу в ножнах, чтобы никого случайно не поранить, Йозеф уже шёл с Римской артиллерией, переоборудованной в пулемёт, наготове, чтобы не тратить время на то, чтобы достать оружие. Альфред и Мэтт же ещё не облачились в зачарованную броню, а только держали ключи активации. Эжени, поскольку ей не сразу придётся вести боевые действия, держала Резак Создания в футляре за спиной. Франциск облачился в Терентия, посчитав, что облик деревенского крепкого парня подойдёт в сражении куда больше; разумеется, он не забыл про смазанные ядом зачарованные иглы, которыми обычно орудовал для быстрых и скрытных убийств. Последними на территорию гарнизона зашли Стефан и Баш. Поскольку крепость стояла в окружении леса Стефан опутал деревья по периметру проволокой из Кросс Тейла, но не везде удалось накинуть её так, чтобы в случае чего сбежавшие воины, врезавшись в преграду, были просто разрезаны ею. В этих местах Баш заложил несколько пороховых ловушек, которые ему любезно предоставил Франциск со своей Малой родины. Также он укрепил некоторые слабые места самодельными сюрпризами и в какой-то степени даже понадеялся, что это пригодится. Теперь все солдаты гарнизона, в том числе и две основные цели, были в ловушке. «Ночной рейд… начать миссию!» Альфред, Мэтт и Йозеф, как главная ударная сила, ринулись на главный вход. Йозеф в первый и последний раз выбежал впереди своих товарищей и сразу же снял караульных у ворот и наверху смотровых башен, только после этого переведя Римскую артиллерию в режим пулемёта. Альфред и Мэтт в это время преспокойно сорвали плащи и воткнули ключи активации в землю, наконец-то вобрав обличие демонической брони Инкурсио и Большой Колесницы. Ринувшись на Йозефа с оружием наперевес, они тем самым увеличили уровень опасности для него, и, наполнившись зарядом хозяина, Римская артиллерия громко бабахнула, снеся ворота напрочь и оставив после себя рыжий клуб дыма. Ещё не успели поднять тревогу, как тут же воины рванули к пробоине, чтобы отбить атаку Ночного рейда. Но Мэтт и Альфред, совершенно не церемонясь, снесли врагов мощными алебардами. Уронив на пол факелы, Ночной рейд прорвались внутрь крепости. То закручивая вихрем, то нанося идеальные точечные удары, словно копьём, Альфред и Мэтт резво отбивались от набегавших солдат, даже не давая им малейшего шанса сгруппироваться и нанести массированную атаку. Те же, кто оказался сообразительнее и вставал в стороне, обдумывая план, были сражены очередью сгустков энергии из Римской артиллерии. Чтобы не крутиться под ногами, Йозеф решил для зачистки помещения, отмеченного на карте как Большой зал, запрыгнуть (не без помощи Мэтта) на железную люстру. Йозеф был даже приятно удивлён тому, как брат лидера успешно подражал его умениям — даже слаженности и чётким координированным действиям в команде во время жаркого боя. Мэтт впервые предстал перед Йозефом как полноценный член Ночного рейда. Как и перед Альфредом: он не сомневался, что сработается с родным братом, но насчёт остальных товарищей по отряду не был уверен. Тасуя Мэтта от одного компаньона к другому, он всё думал, с кем в паре его оставить лучше всего. А возможно, думал Альфред, вполглаза приглядывая за братом, Мэтт как раз и станет тем уникальным командным игроком, которого можно будет действительно поставить с абсолютно любым. Вертясь на цепи, как сумасшедший, мужчина расстреливал каждого, кто осмеливался зайти со слепой зоны Альфреда или Мэтта. Для врагов Йозеф был практически недосягаем. Лишь когда откуда ни возьмись прибежали лучники, Мэтт принялся прикрывать товарища, пока Альфред продолжал выкашивать толпу врагов, становившуюся только гуще. «Так мы и Ёну с компанией ничего не оставим!» — ухмыльнувшись, подумал Йозеф. Вдруг, одна из стрел лучников всё-таки полетела в его сторону. От неожиданности Йозеф едва не потерял равновесие, но всё-таки каким-то чудом поймал угрозу. Списав всё на то, что это действие было произведено новой, чёрной рукой, Йозеф, пока ещё адреналин от летящей в него стрелы кипел в крови, выстрелил в сторону прохода, откуда ломились лучники. Вместо пулемётной очереди раздался взрыв, заваливший проход и едва не угодивший в Мэтта. — Прости! Чуть не попал! — крикнул он сверху. — Я по инерции выстрелил! — И ты прости, не доглядел! — послышался ответ из-под шлема. Йозефу сперва даже показалось, что голос Мэтта чересчур похож на голос Альфреда. «Может, из-за брони?» — подумал он. — Они лезут и стреляют без перерыва! — Ладно. Эй, босс! Двигаемся дальше? — Нет, — ответил Альфред, отпихивая от себя труп напоровшегося глазом на остриё солдата. — Действуем по плану, отсюда не выходим! «Так, значит, — Йозеф, в принципе, был согласен с локальным планом. Приманить всю стражу в самое большое помещение и не допускать столкновений в узких коридорах. Для Эжени и Ён Су маршрут как раз шёл в таких условиях, но они, являясь более лёгкими на подъём и имея иную задачу, могли себе позволить это. — Главное, чтобы они не встретились с генералами раньше нас. Они хоть и без тейгу, но довольно сильные бойцы. Им будет тяжеловато даже против одного из них». Выстрелив очередному наглецу, намеревавшемуся наброситься на Альфреда со спины, Йозеф замер в ожидании новой добычи. Пока напор врагов был небольшим, хотелось подумать о своей руке, так удачно спасшая ему жизнь, хотя, казалось, ещё недавно могла и отнять. «Если подумать, я совсем не знаю, откуда у меня эта рука. Её просто принёс Альфред, и всё…» — подумал он, посжимав чёрные пальцы. В это время над головой просвистел выстрел. «А вот и мушкеты притащили, — огорчился Йозеф. — Тут некогда думать — надо стрелять, иначе думать будет нечем!» Тем временем, пока почти все воины гарнизона стягивались к Большому залу, Ён Су с Эжени и Франциском пробирались по секретному лазу. Их путь был практически без препятствий. Со стороны второй группы было бы опрометчиво спускать всю работу основной ударной силы псу под хвост, поэтому в основном встречавшихся стражников убивал Франциск ядовитыми иглами. Он тыкал в некие «специальные точки» на их шеях, как говорил сам Франциск: «чтобы не мучились». Но Ён Су и Эжени прекрасно понимали главную причину — чтобы стража не подняла тревогу с южной части крепости. Им вскоре так же выпала возможность поубивать противников: на пути встретился отряд, который мчался в сторону Большого зала. Франциск с помощью миниатюрного «камушка» вызвал оглушающую волну в группе солдат и разделил её примерно на две одинаковые половины. На одну налетел Ён Су, на вторую — Эжени. Ён Су, даже не глядя, нанёс несколько точечных ударов. Ему было совершенно плевать, куда он попал — кольнул и переключился на следующего воина. Для Эжени же имело смысл порубить загнанных в угол в кровавую кашу, с чем девушка великолепно справилась. Переглянувшись с Ён Су, она недовольно покосилась на Франциска, фыркнув что-то вроде: «Ты мне оставил на одного меньше, чем моему напарнику…» Закатив глаза, Франциск ринулся в сторону, где находилась камера с Кэкстоном. Ён Су быстро опознал шпиона Альфреда и попросил освободить оружейника. Тот, монотонно кивнув, открыл камеру и выпустил всё ещё не верящего в своё избавление Кэкстона. Он, впрочем, быстро опомнился и напомнил Ночному рейду про свою дочь. Пообещав спасти Гвен, Ён Су не сразу вспомнил, что лучше ничего никому не обещать. Об этом он вспомнил только после прожигающего взгляда Эжени, с которым невольно пришлось пересечься. Компания направилась дальше. Уходить с одним лишь Кэкстоном было слишком долго и непродуктивно. Поэтому Франциск предложил пойти в комнаты прислуги, чтобы наверняка отыскать там Гвен. Заодно убить главных там и вывести всех остальных. Сверившись с планом крепости, Ён Су пошёл вперёд вместе с Эжени, в то время, как Франциск плёлся позади, вместе с Кэкстоном. Старший товарищ хотел было предложить грамотное построение, чтобы не потерять оружейника ненароком, но Ён Су и Эжени были слишком озабочены тем, чтобы поскорее освободить прислугу, в особенности, Гвен, поэтому они убежали вперёд. Вздохнув, Франциск теперь смотрел в оба, чтобы не провалить свою часть миссии. Убив парочку воинов по дороге, Ён Су и Эжени нашли комнаты прислуги. По пути они услышали, как кто-то из солдат обмолвился о том, что всех согнали на кухню, чтобы выяснить, нет ли среди них доносчиков. Выяснив месторасположение кухни, Ён Су и Эжени буквально ворвались туда и застали женщину и мужчину с листовок за преступлением: они на глазах сына избивали его мать. Как только дверь распахнулась, насилие тотчас прекратилось. Ён Су внимательно оглядел их, чтобы не допустить ошибки. Такое происходило крайне редко, но вовсе не стоило забывать о том, что подобные инциденты вообще случались. — Адаро и Федерика… Что ж, слухи о вас оказались правдивыми, — проскрежетала Эжени. — Ночной рейд… — супружеская пара садистов тут же съёжилась, узнав девушку с имперских листовок. — Не убивайте! Нас заставляли! — Мы бы с радостью, мужик, тётка, — Ён Су порой брал за привычку искажать свой голос и делать его вкрадчиво-змеиным и надсадным, словно ему было тяжело говорить. Юноша вытащил листовки из внутреннего кармана и ткнул остриём посередине, демонстрируя кругленькую сумму внизу пергамента. — Но оставлять вас в живых слишком дорого обойдётся нам! — Сто-!.. Но Ён Су не дал договорить мужчине, как тут же воткнул клинок ему в шею и проделал то же самое с его женой. — Ты становишься жаднее, Утя, — хмыкнула Эжени. — Мне это нравится. — Зато нам лучше, — равнодушно произнёс Ён Су, вытирая Мурасамэ и убирая листовки обратно. — Надо будет отчекрыжить им головы не забыть. — Ага, — Эжени опустилась вниз, чтобы помочь избитой женщине подняться. — Вы целы, госпожа? — Д-да… — едва слышно пробубнила она, вытирая кровавые разводы из-под носа. К ней тотчас подлетел сынишка и заключил её в объятия. — Спасибо вам, Ночной рейд. — Благодарим! — нестройным хором произнесла остальная прислуга. — Ну, что вы, не стоит! — Ён Су в смятении отмахнулся. — Хочется же иногда почувствовать, что я для кого-то герой. — Штаны с дырой! — осадила его Эжени. — Где Гвен? — Её здесь нет… — медленно ответил Ён Су, побледнев. — Вы не видели здесь девушк-?.. — Сестрёнку Гвен? — перебил, судя по всему, самый младший из находившихся здесь детей. — Её после отбоя мы не видели. Переглянувшись с Эжени, Ён Су начал лихорадочно соображать. Если бы он только запомнил запах Гвен получше, то не пришлось бы сейчас думать над тем, где она находится. Впрочем, думать долго не пришлось. Приятный мятный запах, перемешанный с хозяйственным мылом, доносился откуда-то сверху. Ён Су, поймав его, побежал с Эжени наверх. — Эй, вы куда? — спросил подоспевший Франциск. — Мы наверх, Утя думает, что Гвен наверху! — крикнула Эжени. — Выводите всех остальных пока! — А-а-а, сколько с вами мороки, — пробурчал Франциск недовольно. — Не помрите там! — Тебя спросили забыть, жаба бородатая! — послышалось в ответ. Пока Франциск на пару со шпионом Альфреда выводил через лаз прислугу и Кэкстона, Ён Су быстро направлялся вместе с Эжени наверх. Только потом он понял, что здесь единственным жилым помещением оказалась келья двух генералов. Вспомнив об этом, Ён Су притормозил вместе с Эжени. «Вот чёрт… как же я об этом мог забыть? Нам приказывали не вступать в схватку до прихода помощи. Но там Гвен!..» — пока Ён Су думал, как лучше поступить в сложившейся ситуации, до его ушей долетел раздавшийся на весь этаж пронзительный женский крик. Ён Су вздрогнул от неожиданности, но по-настоящему он испугался, увидев, как изменилась в лице Эжени. Как мгновение за мгновением искажалась каждая чёрточка её вытянутого лица. — Мне знаком этот крик… — только и произнесла она, прежде чем сорваться с места и добежать до покоев двух генералов с такой скоростью, что Ён Су даже пикнуть не успел. — Эжени, подожди!.. Чёрт… — Ён Су вытащил Мурасамэ из ножен и побежал было вслед. Ударив по приоткрытой двери, Эжени забежала в келью. — НЕТ!!! СЛЕЗЬ С НЕЁ, УБЛЮДОК! — взревела она. Послышался частый стук каблуков и буквально через несколько секунд воздух сотряс звук разрывавшейся плоти. — Эжени! Чуть с ума не сойдя, Ён Су забежал внутрь, чтобы застать ужасную картину. На залитой кровью тахте лежала забрызганная в ней нагая светловолосая девушка — без рабочего чепчика они оказались ещё длиннее. Между полусогнутых, сведённых судорогой ног лежал труп одного из генералов — тот самый, который лягнул Гвен сапогом — с пробитой насквозь грудной клеткой стараниями Резака Создания. А рядом стояла Эжени, бледная, как полотно. Не сумев удержаться на ногах, она опустилась на колени и, выронив тейгу, тяжело задышала. Её переполняли горечь и ярость. Казалось, рассудок медленно, но верно покидал Эжени. — Мы не успели, Утя, — прохрипела она, сжимая кулаки. — Мы не успели… — О чём ты? Гвен жива, — возразил Ён Су. Эжени перевела болезненный взгляд на товарища, словно спрашивая себя, почему юноша такой непроницательный и глупый. Но Ён Су решил больше не уточнять. Он всё и так прекрасно понял. — Так-так, это что у нас тут? Две вонючие революционные крысы! Ён Су резко обернулся. На другом конце комнаты стоял второй генерал в полном боевом обмундировании и с оружием наготове. Стиснув зубы, Ён Су начал проклинать всё подряд, когда увидел, что в покои набежало немало стражи и встало между ним и его целью. Юноша крепко сжал Мурасамэ и начал считать количество противников. — От вонючки слышу, урод! — выпалил он. — Твой дружок опорочил невинную девушку. — А чего ты хотел, сынок? Когда по крепости кружит девка с откляченной задницей — такую грех не пустить по кругу среди воинов! — генерал омерзительно гоготнул. — Но не положено начинать с низших чинов, сам понимаешь. — Да пошёл ты! — рявкнул Ён Су. Ярость теперь охватила и его тоже. Вечерние рассказы Йозефа вновь всплыли у него в голове и выстроились в стройный ряд. Резанув троих солдат, бросившихся на него, Ён Су налетел на генерала. Не ожидав столкнуться с сопротивлением, проявившемся в серии отражённых выпадов, он сразу же отпрыгнул и едва не напоролся при этом на мечи оставшихся стражников. Решив, что лучше всё-таки сначала разобраться с лишней преградой, Ён Су направил свой клинок на неё. «Их осталось семеро», — подумал он. Посчитав, что бывало и хуже, юноша смело порезал одного, второго, третьего… С последними двумя оказалось тяжелее: они догадались и успели скооперироваться, чтобы встать в неудобную для парирования Ён Су позицию. Более того, один из них сумел порезать ему ногу, когда второй запустил юноше гальку промеж глаз. Ён Су так разозлился, что тут же всадил одному из солдат Мурасамэ в глотку, а второму — прямо в сердце. Последний умер сразу же. Стряхнув остатки чужой крови, Ён Су повернулся было к генералу, но тот, не успел юноша к нему повернуться, уже кабаном понёсся на него и со всей дури пнул, отправив в полёт до ближайшей стены. Удар выбил воздух из лёгких, голова несколько закружилась, а тейгу едва не выскользнуло из рук. — Здорово ты ребят моих положил, узкоглазый, — прошипел генерал, приближаясь к ослабленному юноше. — Сейчас я тебе укорочу то, чего у тебя и так нету! — Блять… — Ён Су уверенно встал в позу, но кровоточившая нога дала о себе знать, а спину нещадно саднило. Он стрельнул взглядом в сторону Эжени. — Эй! Эжени! Отлипни ты от этой кровати, чёрт возьми! — Оставь девчонку в покое. Я не очень хочу трогать вещи, в которых уже побывал труп моего товарища, так что, — генерал занёс меч над головой Ён Су и хищно облизнулся. — Не переживай, я обязательно успокою твою подружку. Девки в её возрасте одинаковы: через пару ночей со мной всё быстренько забудет. Только ты этого уже не увидишь! Генерал зашёлся бешеным, воистину животным смехом, как вдруг его горло стиснула невидимая цепь, оборвав на полуслове. — Пошёл нахуй, — Ён Су закашлялся и почувствовал, как отхаркнул во время этого действия кровавую слюну. — Я не дам тебе моего товарища и пальцем тронуть, — под маской было не видно, но Ён Су гнусно скривился. — Потеряйся, мусор! — С-сукин сын!.. Когда ты только?.. Но печать достигла гнилого сердца генерала и навеки остановилось. Мужчина упал замертво. — У тебя в сапоге дырочка была, мудило гороховое, — гаденько рассмеявшись, Ён Су пнул мёртвого в пах. — Эжени он тут изнасилует… Сам себя изнасилуй! А если тебя кто-нибудь так, а?! — Утя, прекрати, — послышался голос от кровати. Опомнившись, Ён Су посмотрел в сторону Эжени. Сам не зная, почему его охватил такой силы гнев, юноша почувствовал себя крайне неловко за такую несдержанность на поле брани. На долгий анализ времени не было, поэтому Ён Су просто предположил, что его просто сильно задели слова генерала. Когда тот перебирал своими грязными губами, говоря что-то об Эжени, юноша краем глаза успел заметить, как затряслись плечи девушки, а её голова опустилась так низко, что стало не видно глаз из-за соскользнувшей пряди золотистых волос. Отряхнувшись от крови и кое-как доковыляв до Эжени, он опустил руку на её плечо. — Отвисла, наконец? — Ён Су не хотел, чтобы это прозвучало из его уст грубо, но оставшаяся злость не давала ему нормально говорить с подругой. — Ты чего вообще? Эжени ничего не ответила. А дверь во второй раз распахнулась. Но на сей раз, здесь оказались Франциск и шпион Альфреда. Облегчённо выдохнув, Ён Су снова повернулся к Эжени. Подумав немного, он, убрав Мурасамэ в ножны, снял защитную перчатку и, что было силы, залепил девушке пощёчину. — Ау, я взываю к тебе, Эжени! Ты тут? — воскликнул Ён Су, встряхнув Эжени. Та резко вскочила, словно на неё ведро холодной воды вылили. Остановив руки Ён Су, она виновато посмотрела на него. — Да. Теперь я здесь, — проговорила она. — Прости за это. — Н-ничего, — неуверенно ответил Ён Су. — Но что это было? — Что тут у вас было? — присвистнув, Франциск обошёл трупы и наконец-то заметил генералов. — Вы и цели наши устранили? Молодцы какие! А это чт-… о, Боже… — на глаза попалась залитая кровью Гвен. — Ребята… она хоть живая? — Да живая-живая, — заверил Ён Су, шмыгнув носом. — Она дышит, значит, всё хорошо. Наверное. — Давайте просто вытащим этого ублюдка, — сухо произнесла Эжени. В этот раз её голос звучал сухо и отстранённо. Но Ён Су не составило большого труда различить в нём надлом. Эжени, не без помощи Франциска приподняла труп. В этот момент Гвен пришла в себя, но прежде, чем сорваться на панику, Эжени взяла её за руку и начала успокаивающе шептать: — Всё хорошо, Гвен, всё хорошо. Теперь тебя больше никто не тронет. Тебе было страшно, я понимаю. Правда ведь? — Да!.. — Гвен, ухватившись за запястье Эжени, словно за спасительную соломинку, судорожно начала глотать слёзы. — О-они выцепили ме-меня, к-когда я шла п-проведать папу!.. А потом!.. — Всё хорошо, — повторила Эжени, словно больше не знала других слов. Ён Су тут заметил, что девушке нелегко давалось успокоение Гвен, потому как её саму потрясывало так, будто она вот-вот заплачет. Но никто из Ночного рейда не то, что слёз — даже красного лица, какое бывает после плача, не видел. Ён Су мог только позавидовать такой выдержке: на месте Эжени он бы уже разрыдался, невзирая на обстоятельства. — Гвен, тебе сейчас наверняка больно… — Очень! — Гвен стиснула зубы, закусив губу, и зажмурилась. — В-внизу! Очень больно… Помогите… — Сейчас. Погоди, — Эжени неловко обняла Гвен. — Не открывай пока глаза. Надо немного потерпеть. Она посмотрела на Франциска, держащего труп генерала, и кивнула. Мужчина поднатужился и не без труда откинул мёртвое тело в сторону. Решив оставить осмотр девушки на Эжени, Франциск, поморщившись, оттащил начинавший коченеть труп и натянул на него портки, чтобы скрыть от всеобщего обозрения такой мерзости. Эжени же оперативно осмотрела Гвен на наличие ран, параллельно успокаивая девушку, вскрикнувшую после извлечения из неё полового органа и судорожно задышавшую. Крови, на счастье, оказалось немного, но это вовсе не давало никакой гарантии, что не будет дальнейших осложнений. Выудив из небольшой сумки марлевую повязку, Эжени забинтовала всю тазовую область Гвен и сказала ей ни в коем случае не снимать, пока на обозе не найдёт лекаря. Дав ей валерьянки, девушка вытерла её от крови генерала настолько, насколько это было возможно, и попросила Ён Су достать чистую простынь, чтобы завернуть в неё Гвен (так как её платье было разорвано). Юноша сорвал белую ткань с соседней кровати и принёс её напарнице. Та благодарно кивнула и обернула пострадавшую в простыню. После недолгих препирательств Франциск всё-таки получил добро на то, чтобы вывести Гвен к остальным и оставить её хотя бы на попечительство отца. Взяв с Бонфуа слово, что тот ни слова не скажет отцу девушки про изнасилование, Эжени отпустила его с миром. А сама она вместе с Ён Су решили дождаться, пока не придёт «основная ударная сила». А пока они их ждали, Ён Су хотел было что-то спросить у Эжени, но не знал, как это сделать, чтобы та ему что-то ответила, а не оставила наедине с тишиной. Впрочем, девушка решила сказать что-то сама, но так, что пришлось вслушиваться в каждое слово. Эжени проговорила всё так тихо и неразборчиво, как будто у неё это вырвалось совершенно случайно, словно во время лихорадочного состояния. — Я узнала этих двоих. Спустя столько лет я надеялась, что они сдохли и гниют где-то. Но нет же — они всё ещё живы и добрались до высоких военных чинов. — Я тоже считаю, что это просто нечестно, — вставил Ён Су. — «Нечестно»? — Эжени неприятно оскалилась. — Это несправедливо! Моё детство и так было не сахар, но они… эти ублюдки смогли сделать его ещё хуже!.. — То есть?.. — выдохнул Ён Су. На самом деле, он во все глаза глядел на девушку и не мог поверить в то, что он видел и слышал. За пару лет работы вместе Ён Су не думал, что когда-то узнает про Эжени нечто большее, чем про её скверный характер, цинизм, уважение к товарищам и навыки травницы. Но увы, Эжени вовремя осеклась и с вымученной донельзя полуулыбкой исподлобья посмотрела на Ён Су, и тот разглядел в её глазах боль, затянутую тонкой блестящей пеленой. Юноше был известен состав этой пелены, но он не увидел, как она покачнулась, как разорвалась и выпустила своё содержимое на девичьи щёки. Нет — этого не случилось. Эжени всегда оставалась сухой и непреклонной, а потому пелена как появилась, так и резко исчезла. Сглотнув, Ён Су опустил руку ей на плечо. Та никак не отреагировала. Когда Ён Су попытался было чуть-чуть приобнять её, Эжени остановила его руку. Тогда юноша вернул её в исходное положение. — Эй, ну… ты чего это? — неуклюже спросил Ён Су. Эжени легонько усмехнулась, почти не двинув губами, а просто выпустив воздух через нос. — Сначала подумай, что ты хочешь спросить, а уже потом спрашивай, — буркнула она, сняв очки и как следует их протерев. — Иначе никто не поймёт, что ты имел в виду. — Да!.. — Ён Су немного покраснел. — Да ты это… расклеилась просто совсем чего-то. С тобой раньше такого не было. — Было, конечно, — возразила Эжени. — Просто ты не видел. Никто. — Ну, вот я и спрашиваю-… — но Эжени его перебила: — Прости. Я не должна была так выплёскивать свои эмоции, особенно посреди боя. Такого больше не повторится. Эжени повернула голову в сторону, показав тем самым, что она не хочет больше говорить не только на эту тему — вообще не хочет разговаривать. Уж точно не сейчас. Не найдя, что сказать, Ён Су решил поддержать её в этом решении. Правда, тут он вспомнил, что его нога всё ещё кровоточила, поэтому пришлось просить у Эжени бинты. На что та фыркнула и строго приказала снять ботинок и закатать штанину повыше, чтобы обработать рану на голени. Это обыденное занятие помогло ей хотя бы ненадолго приглушить дурные эмоции и болезненные воспоминания. Как раз под окончание процедуры, явились запыхавшиеся Йозеф, Мэтт и Альфред. Последний похвалил подчинённых за прекрасно проделанную работу, в том числе и за убийство дополнительных целей — ведь деньги за них пойдут непосредственно Ночному рейду, а не революционной армии, как за убийство генералов. От Альфреда, да и остальных не ускользнуло их подавленное настроение, но спрашивать об этом было некогда. Предстояло потрудиться ещё немного. В частности, отрубить головы генералам, чтобы отправить их получателю в качестве доказательства выполненного заказа. Как только Мэтт это сделал и передал добычу Альфреду, к трупам подошла Эжени и нещадно порубила их в кровавую кашу. Когда она остановилась, она резко выдохнула и, буркнув, что ей стало лучше, поспешила покинуть покои. Альфред, сославшись на то, что работы хватит теперь на четырёх человек, послал Ёна за ней. Тот не видел смысла не подчиняться, а потому, перемотав портянку и надев ботинок обратно, последовал за Эжени. Напоследок, прежде чем завершить миссию, Альфред решил исследовать тот самый отсек, содержимое которого было неизвестно. Через некоторое время он вместе со своей компанией понял, почему его держали в строгой секретности. Йозеф раздобыл ключи из генеральских покоев, и принёс его, чтобы отпереть дверь. Пока он искал нужный, Мэтт обратил внимание на то, что вход охранялся лучше некуда: как оказалось, даже наличие ключей не помогло бы проникнуть в секретный отсек. Здесь был специальный хитрый механизм, который впрыскивал яд каждому, кто провернул ключ, и при этом придерживал замок. Это проверил на себе Альфред, который, если бы Мэтт вовремя не впрыснул в него экстракт ядогона, точно бы погиб. Дав брату подзатыльник за неосмотрительность, Мэтт осторожно открыл дверь и прошагал внутрь. Альфред, его шпион и Йозеф — за ним. Здесь за решётками раздавалось злостное рычание лютоволков, из-за чего Йозеф заметно поёжился. Он-то видел, как от их укусов умирали люди, которым, вроде бы, удалось избежать судьбы быть разорванными на куски. Пройдя дальше, Йозеф обратил внимание на то, что здесь находилось довольно много подобных опасных животных, в том числе ядовитых пауков, змей, летучих мышей и даже детёнышей суккубов и горгулий. Вдоль коридора на всём протяжении стены была выбита ниша, нагромождённая разными склянками и флаконами. Доверия ни одна из ёмкостей не вызывала, несмотря на то, что среди них были лечебные снадобья и сыворотки. Сперва Йозеф подумал, что в этом отсеке проводились эксперименты над опасными животными. Однако, думал он, разве это запрещено или как-то каралось законом? Со времён создания тейгу Империя, напротив, поощряла такие исследования, регулярно вывешивала на официальных досках заказы на убийство монстров разных классов и доставку их тел для дальнейшего изучения. Это позволяло создавать новые разновидности оружия и брони, а так же внедрять новые тактики по сражению с чудовищами. Да и расчистка Империи от Порождений Тьмы была отнюдь не лишней: кому хотелось во время перехода из города в город или из села в село быть съеденным или просто растерзанным? — Ва-а, не видно нихера, — протянул Альфред, щурясь. — Белый медвежонок, у тебя нормальный фонарь, посвети-ка. — Здесь рычаг какой-то есть, — сказал Мэтт, поморщившись от клички. Заметив, что рука Альфреда уже потянулась к нему, он резко стукнул его по ней. — Облачись в тейгу хотя бы! — Да-да, как хочешь, — хохотнул Альфред. Вернув демоническую броню на всё тело, парень потянул за рычаг. На сей раз Ночной рейд не ожидало никаких сюрпризов — только недоумение, застывшее на их лицах, когда послышался лязг поднимавшихся решёток. Поначалу Йозефу показалось, что они случайно открыли клетки с животными, а потому приготовился обороняться, как и все остальные в его компании, в том числе и шпион Альфреда, обнаживший короткий клинок. Но увиденное поразило их до глубины души. — Дяденька, вы пришли за нами? Йозеф почувствовал, как предательски его сердце угодило в ледяную клетку, когда ушей достиг детский голосок, дребезжащий, словно стекло, готовое вот-вот лопнуть и разлететься на мелкие кусочки. Оглядевшись по сторонам, он понял, что рычаг открыл камеры, откуда потихоньку начали выходить истощённые дети разных возрастов, преимущественно мальчики. Кто-то из них выходил, держа на руках почти что скелет, натянутый на кожу; среди детей было множество тех, кого учёные называли альбиносами, Йозеф заметил немало неестественно ярких цветов глаз, на коже некоторых виднелись печати, похожие на те закорючки, что появлялись на телах убитых ядом Мурасамэ. Дети были либо совершенно спокойны, либо взвинчены и на нервах. — Боже правый, — только и обронил Йозеф. — Здесь что… ставили опыты на детях? — Выходит, что так, — Альфред сглотнул. Даже в полутьме Йозеф заметил, как тот позеленел. — Чёрт возьми. — Дяденька. Вы пришли нас убить? — произнесла одна из девочек с растрёпанными косами, глядя прямо в глаза Йозефу. Мужчину передёрнуло от этих слов. Он хотел было успокаивающе погладить девочку по голове, но, опасаясь подхватить какую-нибудь заразу, не решился даже прикоснуться к ней. — Н-нет, мы не убиваем детей, — мягко ответил Йозеф. — Как тебя зовут, малышка? — Искра, — пролепетала девочка, растерянно затеребив косы. — Не убиваем детей, говоришь? А как же та белобрысая сучка, которую ты накрыл в свой первый же де- — Я сейчас тебя накрою, Альфред! — огрызнулся Йозеф. — Прости. В любом случае, она была плохой девочкой и мучала приезжих. Среди вас же нет таких? — он обратился к девочке. — Нет… — девочка боязливо скрестила пальцы. — Сколько вас здесь? — М-м-м… — девочка обернулась к самому старшему мальчику, которому было лет пятнадцать-шестнадцать на вид. — Сколько? — Восемьдесят, — прохрипел парень. — Я насчитал только семьдесят пять, — нахмурившись, произнёс Мэтт. — Где ещё пятеро? — Наверное, выйти не могут, — пояснил парень, закашляв. — Настолько… ослабели... — В-вот как, — Альфред задумался. Как вдруг воскликнул: — Белый медвежонок, Йозеф, проверьте камеры! Йозефу и Мэтту пришлось забежать в каждую из камер, чтобы удостовериться в том, что там никого нет. В двух из них он нашёл умерших от истощения детей, в третьей — нечто изуродованное, которое раньше было красивой девочкой, а теперь это был почерневший мешок с отёками разных форм и видов. Йозеф не рискнул взять его на руки, а потому это сделал Мэтт, предварительно завернув тело в рогожу. Зайдя в последнюю непроверенную камеру, Йозеф обратил внимание на ужасный запах, доносившийся оттуда, и звуки… чавканья? Сглотнув от дурного предчувствия, мужчина зашёл в камеру. Он едва не поскользнулся на разлитой здесь крови. Побледнев, он прошёл чуть дальше и посветил фонарём. Он едва не уронил его — на глаза ему бросилась замученная девочка с жиденькими чёрными волосами и раздутым животом. Отвратительно пыхтя, она поедала свою сокамерницу, предварительно вспоров ей грудную клетку. Короткие пальчики, судя по всему, обладали какой-то неведомой силой, потому как ломали рёбра у всё ещё дёргавшейся несчастной малютки. На холодном каменном полу лежали вывороченные кишки, откинутые в сторону. Видимо, девочка не посчитала их вкусными и перешла на те места, к которым сейчас интенсивно приливала кровь — к сердцу и мозгу. До черепа она ещё не добралась. А вот сердце, невзирая на сопротивление крупных сосудов, было уже вытащено наружу и пожрано маленькими кривыми зубками. Впрочем, свет отвлёк девочку от этого занятия и заставил на миг отвлечься на свет. Она сощурилась и съёжилась так, как будто её настигло бешенство. — Т-ты что творишь? — просипел Йозеф, чувствуя как к горлу подступает тошнота. — Девочка должна покушать! — заверещала девочка, вгрызаясь в сердце и остервенело жуя. Она потрясла его, словно дикий зверь. — Девочка умрёт, если не покушает! Девочка хочет кушать! — Йозеф, что там у тебя? — послышался голос Альфреда. — Йозеф? Но Йозеф не отвечал. Он просто продолжил смотреть, словно заворожённый, как девочка, давясь и обливаясь собственной кровью, разрывая себе рот, доедала чужое сердце. — Йозеф? — Девочка должна не оставить ни кусочка… — пролепетала несчастная. — Йозеф! — ДЕВОЧКА ГОЛОДНА!!! Зайдясь страшным, леденящим душу, смехом, девочка не обращала внимание на стекавшие по подбородку струйки крови. В следующее мгновение её смех оборвался, она закашлялась и, резко округлив глаза, заткнула рот руками. Её начало рвать прямо на поломанные рёбра малютки. Охваченная паникой, девочка было зарылась пальцами в грязные волосы и завопила: — Нет! Нет-нет-нет! Девочка должна съесть его! Должна съесть человеческое сердце и мозг, чтобы навсегда освободиться!! — она начала пальцами перебирать рвотную массу с кровавыми ошмётками. Из носа и ушей текла полупрозрачная жидкость, название которой Йозеф не знал. Его самого едва не начало рвать от того, что он увидел поедание полупереваренных остатков пищи. Девочка давилась, лила горькие слёзы, но продолжала запихивать внутрь себя зловонную кашицу. Грязными пальцами она схватилась за голову мёртвой сокамерницы и словно попыталась сорвать с неё скальп. Она вдруг повернулась в сторону Йозефа. Мужчина уже был готов к тому, что придётся отбиваться от нападения ребёнка, но тот лишь настойчиво заверещал: — Дядя! Вскрой ей череп! Отдай девочке её мозг! ДЕВОЧКА ДОЛЖНА ЕГО СЪЕСТЬ!!! ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИ ДЕВОЧКЕ!!! — Йозеф?! Снова ничего не ответив, Йозеф вдруг стал свидетелем новой метаморфозы. Голос девочки вновь резко оборвался, напоследок произнеся что-то вроде «Помоги…» Вдруг из её рта потекла чёрная смрадная жидкость. А живот словно взорвался, выпуская на свободу нечто вроде гигантского, покрытого чешуёй угря. Тот, взвыв, понёсся прямо на Йозефа. …скинув с плеча Римскую артиллерию, Йозеф в спешке дал очередь по всему периметру камеры, убив там всех, кто ещё оставался в живых. — ЙОЗЕФ!! — это уже Альфред с Мэттом не выдержали и помчались в сторону товарища. Альфред сразу же отвесил подзатыльник ошарашенному бойцу. — Ты балда! Какого чёрта не отзывался?! — Прости, — снова сказал Йозеф. — Здесь такое происходило… Йозеф оглядел сожжённые трупы. От угря осталось больше, чем от тел девочек. — ...лучше вам не видеть. Альфред, поморщившись от стоявшего запаха гнили и гари, решил поверить Йозефу на слово и поспешил удалиться от злосчастной камеры куда подальше. Подойдя с вопросом о детях к своему шпиону, Альфред заметил записи, которые тот перебирал. Мужчина ответил, что кто-то пускал слух по поводу того, что в крепости видели то ли чародея, то ли алхимика, но в него мало кто поверил. Кивнув, Альфред подошёл к записям, чтобы посмотреть, что в них говорилось. Встретив много непонятных слов, парень решил взять их вместе с собой, чтобы была возможность расшифровать записи либо в штабе Ночного рейда, либо — увезти на юг, в штаб революционеров. Тем временем Мэтт и Йозеф нашли удобные для транспортировки ящики, в которые они сложили все склянки и флаконы из ниши — все, что могли поместиться. Взяв ящики в руки, Альфред принял решение вывести детей наружу. В первую очередь после выхода из крепости он приказал Стефану убрать сеть Кросс Тейла, а Башу — деактивировать неиспользованные ловушки. Как выяснилось позднее — их оказалось не так уж и много; некоторые хитрецы нашли путь отхода, но их надежды были безжалостно оборваны взрывом. Группы Ночного рейда воссоединились. Неподалёку Альфред уже увидел обозы. «Отлично!» — подумал он. Всё прошло практически идеально по его плану. Прежде, чем встретиться со своими главными советниками — Франциском и Стефаном — расплатился со шпионом. Оставалось решить только один вопрос: — Кстати, что с этими детьми делать будем? Его решил задать Стефан. Альфред помимо шпиона среди солдат гарнизона имел ещё несколько информаторов, в том числе и из этого села. А потому сказал: — Насколько я выяснил, они сироты. Раньше в этом селе был детский приют, содержавший в себе сто пятьдесят детей, а когда здесь построили гарнизон, то всех обитателей приюта согнали сюда. Там над ними ставили чудовищные эксперименты, — Альфред потёр руки. — Ух, Даниэлю понравится! — Думаешь? — скептически заметил Франциск. — Конечно! — воскликнул Альфред. — Представляешь, какой бум наступит среди простого народа? — Если мы ещё докажем, что это мероприятие действительно проходило под юрисдикцией Империи, — осадил его Франциск. — Не забывай, у них там своя паучья сеть. Попытаемся необдуманно их закопать громким делом — считай, выроем себе яму. В истории Ночного рейда гораздо больше тёмных пятен, чем ты думаешь, Альфред. Не забывай и о том, что нас с лёгкостью могут уличить в том же, что делали Егеря. Зачистки, пытки, вербовка сомнительных союзников… Их генерал, конечно, не обладает той же харизмой, что и ты, но звучит не менее вдохновляюще. Мы убедились этим днём сегодня в этом. — Ясно. В любом случае, отпускать детей на произвол судьбы мы не собираемся, — кивнул Альфред собственным словам. — Предлагаешь увезти их на юг? — уточнил Франциск. — Да. — Обоза не хватит. — Так запросим помощи с соседних баз, — предложил Альфред. — Ты же можешь послать Пьера, да? — Да, в принципе... Но придётся чуть схитрить, — Франциск выудил какую-то склянку с неизвестным содержимым и уже собрался его дать Пьеру. — Минут через пятнадцать всё будет готово. Ближайшие базы смогут пригнать обоз по меньшей мере через час. — Час? Ничего страшного, — Альфред про себя подумал: «Ждали и дольше». Всё это время остальные члены Ночного рейда помогали грузить добытые боеприпасы, провизию и прочее грузить в обоз. То же самое они проделали и с прислугой, спасённой из крепости, в том числе и Кэкстона с Гвен. Теперь все они в безопасности. То же самое, они надеялись, ждало и детей, спасённых из отсека. Йозеф уж точно не сомневался, что Альфред обязательно пришлёт дополнительный обоз. Да, семьдесят пять человек — это довольно много, но ничего страшного! Спасение жизней этих несчастных детей явно того стоило. Эжени не таскала тяжести. Её приставили помочь хоть чем-нибудь тем детям, которые нуждались во вмешательстве извне. И пока один обоз уходил вдаль, на юг, Эжени пристально осматривала детей. Они были сильно истощены, но при должном питании, по её расчётам, они наверняка протянут до главной ставки революционеров. Да и, никто не исключал возможность того, что кто-то да обязательно умрёт по дороге. Семьдесят пять человек — много. За всеми невозможно уследить, даже когда речь шла о том, чтобы всем хватило пропитания, чтобы никто не остался обделён, чтобы уберечь всех от возможных опасностей, нападений, болезней. Самое страшное случится в последнем случае: дети, и так уже подверженные эффекту медленной смерти, снова окажутся в лапах Костлявой. Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Только подумав о том, через что придётся ещё пережить этим детям по дороге к свободе, Эжени почувствовала, что у неё заболела голова. С завистливой улыбкой она смотрела на ребят; они ели с подачки селян, жадно и некультурно, и не думали ни о чём другом. Проходя мимо сгруппировавшихся детей, Эжени вдруг заметила что-то странное. У некоторых из них вокруг расширившихся зрачков было что-то наподобие золотого венчика. Напрягшись, Эжени начала перебрасывать эпизоды из памяти, чтобы докопаться до искомого. — Что-то не так… Когда же она почти осознала, Эжени подбежала к Альфреду и Франциску. — Альфред! — она застыла, как вкопанная. — Есть конструктивное предложение. Жаба, не трави пока птичку. Франциск убрал чудо-зелье. А Альфред внимательно посмотрел на подопечную. — Слушаю. — А спроси-ка этих детей, хотят ли они поехать на юг, — Эжени начала издалека. — Эжени? — Альфред насторожился. — Просто спроси. Я хочу проверить и убедиться в том, что мне не показалось. — Хорошо. Альфред подошёл к закончившим трапезу детям. Чтобы не вселять тревогу в их сердца, он решил завести с ними непосредственную беседу. — Ну-с, как поужинали, ребятки? — начал он. — Хорошо! — вразнобой ответили дети. — Так-с, ребятки! — Альфред хлопнул в ладоши и привлёк внимание всех. — Тут такое дело: мы приняли решение за вас, но посчитали это несколько неправильным. Смотрите, как вам больше нравится? Мы отвезём вас на юг, в сторону революционных войск. Там вы будете в безопасности. Или же вы выберите остаться где-то… где-то здесь или на несколько миль севернее или в Столице, где вы наверняка помрёте от голода, холода и диких зверей? — Ал, ты… — Мэтт аж в осадок выпал. — А что? Это пропаганда для чайников, братишка, — вполголоса проговорил Альфред и вновь вернулся к детям. — Так, ребятки! Поднимите руку, кто хочет помереть бесславной смертью в прогнившей Империи, не дожив до старости? Альфред ожидал, что будет как минимум, так и максимум ноль рук. Но чего он НЕ ожидал, так это то, что пятьдесят детей уверенно подняли руки вверх. Вслед за Альфредом были шокированы и все остальные из Ночного рейда. Йозеф и Ён Су вообще с недоумением смотрели на происходящее и не понимали, что происходит. Альфред же был просто в растерянности. — Это что же? А это как? — Джонс глянул в сторону Эжени. Та подала знак. — Эй, Роберт! — позвал он одного из обозников. — Последи за детишками, нам с товарищами тут пошептаться надо. Ночной рейд скрылся подальше от детей. На всякий случай, Франциск установил барьер молчания, чтобы снаружи их никто не услышал. — И что это? — вопрошал Альфред, смотря прямо на Эжени. — Я не понимаю. — Дело даже не в том, что ты понимаешь или нет, — девушка покачала головой. — Признаться, я сама в шоке, что мои опасения подтвердились. — То есть? — В узких кругах давно гулял слух о некоем наркотическом веществе. Поговаривали, что стоит ввести его в человека внутривенно, то он навеки окажется привязан к тому месту, на которое ему укажут. Например, к Империи. Я думаю, вы и сами понимаете, что это значит. — А как ты поняла, что эти дети под наркотиками? — вдруг спросил Стефан. — Вокруг их расширенных зрачков я заметила золотой венчик, — Эжени повела плечами. — Когда те дети услышали «смерть за Империю», вы могли увидеть это проявление. — Ого ты… не глаз, а алмаз! — Но можно же как-то вернуть их в норму? — сглотнув, спросил Франциск. — Нет, — голос Эжени начинялся сталью. — Те, кто говорил об этом наркотике, упоминали, что из-за сложной структуры, он практически невыводим из организма. Имперские солдаты, что его приняли, бездумно лезли в бой и погибали со словами «За Царя и за Отечество!» Так что, я надеюсь, вы понимаете… этих детей придётся убить. — Убить? — поперхнулся Йозеф. Внутри него разом всё оборвалось, словно долгое время висело над пропастью. Йозеф переглянулся с Ён Су, который так же был преисполнен шоком. — Да, — холодно подтвердила Эжени. — Неизвестно, какие им команды наплели во время обработки. — Но подожди… они же дети, чёрт возьми, — Йозеф поджал губы. — Они безобиднее, чем… я даже не знаю, с чем сравнить. — Все так думают, — проговорила Эжени. — Но не забывай, во-первых, что среди поднявших руку был парень пятнадцати-шестнадцати лет от роду. Среди обоза он самый сильный. Да, там будет стража, я не сомневаюсь, что в теории они присмотрят за ним. Но на деле, как много он успеет зарубить невинных попутчиков, прежде чем его убьют? Во-вторых, из детей очень выгодно делать лазутчиков смерти: повырезают ночью горстку взрослых, их найдут, схватят — и всё. Но ущерб уже нанесён. А вдруг они убьют генерала? — Ты какие-то тут небылицы рассказываешь, Эжени, — хоть Ён Су так говорил, но по его лицу было видно, что он на самом деле верил в то, что говорила боевая подруга. Особенно он убедился в её правоте, когда лицо Эжени сковало безумным блеском. — О, правда? Но я сама была тому свидетелем. Да и, чего греха таить, моё первое осознанное убийство было именно таким. Никто не ожидал от маленькой девочки, что она обнажит отравленный клинок и вонзит его кому-нибудь в горло, не так ли? — Ладно, — Стефану, судя по вздоху, нелегко далось. — Не знаю, как вы, но лично я склонен верить. Эжени херни не скажет. Так что я с ней согласен в отношении этих детишек. — Я тоже, — лаконично ответил Баш. — Погодите! — Йозефу отнюдь не нравилось происходящее. — Их необязательно убивать сразу. В чём смысл отбирать у детей будущее, когда мы только-только подарили им шанс на него? — Йозеф… — У меня есть идея получше: как насчёт того, чтобы собрать детей в отдельных обозах и не выпускать их оттуда до приезда на юг? А потом мы бы их отдали нашим учёным людям, чтобы те нашли лекарство. Ну, не может же быть такого, в конце концов, что на какое-то действие нельзя найти противодействие! — Идея-то неплохая, — заметил Франциск. — Но Йозеф, ты сам подумай, сколько трат на это уйдёт. К тому же, вряд ли ты найдёшь из ныне живущих такого учёного, который придумает лекарство от такого. — Да я… Если вам так будет тяжело, то я сам найду их! — на выдохе промолвил Йозеф. — Клянусь, вот всё, что угодно, но не убийство! — На самом деле, мне больше по душе такое, — Франциск встал на сторону Йозефа. — Да я думаю, что и вам тоже. Вы просто не видите даже шанса на спасение для этих детей. — Будь хотя бы малейший… — Эжени раздражённо постучала пальцем по своей юбке. — Этого всё равно недостаточно, чтобы вывалить кучу денег на лечение неизлечимого! — А чего ты хотела? — возмутился Йозеф. — Немедленного исцеления после пары экспериментов, как по твоей методичке? — Ты себя вообще слышишь? — Эжени окончательно разозлилась и вскочила на ноги. — Йозеф, вот ты нихуя не понимаешь в этом, так зачем лезешь? — У тебя тоже далеко не специализация на лекарствах, — Йозеф, не желая сдавать позиции так же встал. Глядя на разраставшийся конфликт в коллективе, никто ничто не смог сделать. Все понадеялись, что в споре родится истина, как и должно быть. Вот только спорили они очень страшно и громко. Слушая их, Ён Су чувствовал, что съёживается и словно на подсознательном уровне стремится уйти из реальности, чтобы только не слышать натуральной ругани двух товарищей. Один из которых, к тому же, влюблён в другого, но сейчас сильно разочаровывался. — И что? — рявкнула Эжени. — Но при этом я прекрасно понимаю, насколько ситуация безвыходная, а проблема — неактуальна. — Ты предлагаешь убить их всех только потому что не видишь иного выхода? — Йозеф пока не переходил на крик, но уже начал разговаривать на повышенных тонах. — А может, они не хотят, чтобы их спасали! Ты не думал о таком? — Да ты в своём уме, Эжени? Никто из детей не хочет умирать! Никто вообще не хочет! Почему ты вообще решаешь за них? — Они страдают, Йозеф! — Эжени начала активно жестикулировать. Давала о себе знать горячая кровь южан. — Неужели ты не понимаешь, что это наилучший выход из ситуации? — И этим мы ничего не добьёмся, — Йозеф чувствовал, как у него начали сжиматься кулаки. — При моём предложении наркотик хотя бы будет изучен и… — но Эжени его вдруг прервала: — Говоря о выборе: Йозеф, а ты не думал, что спасая этих детей из одних клеток, ты сажаешь их в другие? Или будешь оправдывать себя тем, что это ради их же блага? — Да, буду! Если есть хоть малейший шанс на спасение невинной жизни, то я должен им воспользоваться! — Что ж, тогда я тоже буду оправдывать убийства детей, потому что в данном случае на кону стоит безопасность всего обоза и революционной армии! Да, я не спорю, что они все хотят жить. Кого ни спроси — дети всегда отвечают одинаково. Но потом взгляни на них и спроси себя: даже при самом лучшем в мире лечении, ты думаешь, они проживут долго? Нет, блять, их жизнь и так уже сокращена вдвое, а то и вчетверо, и ты просто оттянешь их неизбежный конец! Взгляни на них, Йозеф, и ты увидишь хрупкие оболочки. А под ней — как бы ни было сильно желание жить — всё равно скрывается смерть! — Ребята… Открыть рот для Ён Су было неверным решением. Он хотел было хотя бы остудить ребят, но вместо этого на него самого Йозеф и Эжени накинулись, словно на крайнего, способного разрешить их спор. — Ён Су, а как ты думаешь? — Да, Ён Су, что скажешь? Как нам лучше поступить? — В-вы… да вы оба просто на месте топчитесь! — Ён Су решил быть честнее со всеми, в том числе с самим собой. — Я тут подумал, а какое право вы вообще имеете выбирать за них? Они же дети, в конце концов… — Вот именно, Ён Су! — Эжени быстро начала говорить на выдохе. — Ребёнок не может подойти рационально к принятию сложного решения. Поэтому за него решает взрослый. Поскольку они сироты, то роль взрослых должны взять на себя мы. — А-а-а, да и идите вы оба! — из-за барьера звук отражался, а потому Ён Су начал чувствовать звон в ушах. — Голова уже болит от вашего ора! Хотите знать моё мнение? Мне не нравится ни один из вариантов, вот, что я вам скажу! — Верно… ты прав, Ён, — Йозеф, поняв, что поддержки он от младшего товарища не дождётся, помрачнел. — Зачем мы спросили того, кто просто выполняет приказы? Ты ведь сделаешь так, как тебе прикажут. У тебя всё проще! Ён Су дёрнулся и хотел было уже выскочить третьим, но, поняв, что на эмоциях его жалкие потуги будут выглядеть как ничтожные оправдания, опустился обратно и затих, опустив голову. Ничто так не могло обескуражить его, как горькая правда, произнесённая, к тому же, Йозефом. Сердце Ён Су заколотилось от такой гнетущей несправедливости. Видимо, для товарищей он принял настолько несчастный вид, что даже у Эжени, редко обращавшей внимание на подобные состояния товарищей, что-то шевельнулось внутри. — Йозеф, ты охуел, что ли? Колкий яд в словах Цапли сразу же сменился рёвом Гарпии. — А ты? — парировал Йозеф, чувствуя, что вот-вот сорвётся. — С какого рожна ты ему что-то вменяешь, когда ты, долбаёб несчастный, по сути такой же? — Эжени сплюнула. — Много гонору! — Так-так, стойте. Вас что-то совсем не туда понесло, — чуя неладное, Стефан поднялся на ноги. В любом споре, который никак не может разрешиться мирным путём, наступает момент, когда у оппонентов, что называется «падает планка». Казалось бы, после перехода на личности для Йозефа и Эжени он уже наступил. Но нет — ещё было куда падать. С полминуты Йозеф и Эжени сверлили друг друга взглядом, их тела начали напрягаться так, словно они готовились перед прыжком над пропастью. Только с целью не перепрыгнуть, а упасть. — Они подерутся сейчас… — пребывая в ужасе, догадался Стефан. — Ну-ка, Стефан, Баш, помогайте, — быстро сказал Франциск. И вовремя. Йозеф и Эжени действительно были готовы броситься друг на друга — это было понятно по тому, как качнулись вперёд их тела. Стефану и Башу стоило огромных трудов удержать брыкавшуюся Эжени и не попасть под удары её рук и ног, которыми она активно пыталась отбиться. Йозефа же на удушающий взял Франциск и, чтобы не получить по голени, тут же осел с ним на траву. Правда, это не помешало ему бить Бонфуа по боку. Йозеф, конечно, был силён в рукопашном бою — даже в какой-то мере сильнее Альфреда и Мэтта, но Франциск был куда более закалённым, а потому он практически не реагировал на жалобно скулящие внутренние органы и рёбра, которым так же доставалось. — Вот же... — прохрипел Франциск. — Откуда в них столько сил? — вскрикнул Стефан, не ожидав того, что Эжени начнёт кусаться. Ситуация была спасена Мэттом: — Успокойтесь вы оба и заткнитесь уже, наконец! Вскочив, он дал сильную затрещину каждому из горе-спорщиков. Те резко замерли и, тяжело дыша, медленно развернулись к Мэтту. А тот, уже вернувшись обратно, продолжил уже более спокойно: — Как Ён Су правильно заметил, вы топчитесь на месте и тратите наше драгоценное время, которого и так практически нет. Я тут дозваться вас пытался… но я надеюсь, что вы и без этого прекрасно понимаете, что окончательное решение за Альфредом. Несмотря на то, что Йозеф и Эжени стали потихоньку остывать и присаживаться наземь, Франциск, Стефан и Баш решили не выпускать дебоширов из захвата. Мало ли, слова Мэтта плохо на них повлияли. Даже несмотря на то, что Йозеф и Эжени уже всем своим видом показывали, что они успокоились, гневные взгляды, которыми они обменивались, не позволили им довериться. — Выбор за тобой, Ал, — тихо произнёс Мэтт. Но на сей раз его услышали все. За то время, пока Альфред пытался придумать, как Ночному рейду теперь поступить, на его лице сменилось множество эмоций. Но и они в скором времени притихли, уступив место холодному расчёту. Увы, лидеру отряда убийц это качество было необходимо так же, как любой внутренний орган. — Мне очень жаль… — проронил Альфред. Он обвёл всех присутствующих тяжёлый взглядом, только по одному из которых можно было понять, что парень собирался сказать. — Йозеф. Уж извини, но нам придётся избавиться от детей с этим наркотиком. — Что? — прошипел Йозеф, но Франциск крепко сжал его плечо. — Однако! Мы убьём их быстро, желательно так, чтобы они даже не поняли этого, — отчеканил Альфред. — В ожидании смерти всегда страшно. Так пускай хотя бы уйдут из этого дерьмового мира, думая, что просто засыпают перед долгой дорогой. — Я отказываюсь в этом участвовать! — Йозеф всё-таки выскользнул из хватки Франциска. — Альфред, ты не можешь просто так взять и… ты хоть подумал о том, сколько вам придётся умертвить? Сколько их там? Тридцать? Сорок? — Ровно пятьдесят человек, — охрипшим голосом проговорила Эжени. — Пятьдесят! И тебя… — у Йозефа так же не хватило сил на то, чтобы злиться снова. — Тебя не будет мучать совесть хотя бы после убийства одного из них? — Будет, можешь не сомневаться, — прокряхтев что-то неразборчивое, Альфред поднялся и отряхнулся от травы. Он подошёл к Йозефу. — Иногда приходится попирать свои принципы, Йозеф. Иногда приходится запихивать в зад речи о меньшем зле. Ведь, когда не выбираешь из двух зол, ты обязательно напарываешься на третье. Если тебе так похер на мои слова, то послушай хотя бы мою бабку. Ты же проявляешь уважение к павшим героям? — Йозеф еле заметно кивнул. — Если не собираешься в этом участвовать, тогда не мешай. Йозеф хотел было ещё что-то сказать, но Франциск, вновь сжав его плечо, обратил на себя внимание. С пониманием взглянув на товарища, он помотал головой. Только после этого Йозеф окончательно сдался. — Вот только, Альфред… как мы их собираемся убить так, как ты хочешь? — вдруг подала слово Эжени, роясь в своём мешке. — У меня нет ни единого отвара, который сумеет погрузить в нирвану. — Куда? — Убить без боли и страданий, чтоб. — А-а-а… так бы и сказала сразу, — встретившись с взглядом Эжени, не расположенным к незатейливым беседам, Альфред откашлялся. — Итак, что ты предлагаешь? — Выбора нет, — Эжени посмотрела куда-то вдаль. — Ён Су. Придётся тебе. — Что? Нет! — Ён Су испуганно заметался. — Ён Су! — Я-яд Мурасамэ же действует мгновенно! И жертва успевает понять, что её отравили. — Не совсем так, — раздражённо вздохнула Эжени. — Я так понимаю, я одна читаю инструкции мелким шрифтом? — Так вот, почему у тебя очки. — В общем, проводились исследования, что если хозяин и его жертва спокойны, то эффект от яда практически незаметен. — Но как вы сделаете меня спокойным? — встревоженно спросил Ён Су. — Очень просто. На этот случай у меня есть особое снадобье, — Эжени вытащила из сумы небольшую склянку. — Посильнее кошачьей мяты будет. — Слушай, а твоё это «посильнее» не ёбнет Ёна? — с недоверием спросил Стефан. — Не должно. Он крепкий парень. Ён Су нервно сглотнул. Не помогла даже приободряющая улыбка от Эжени. Дело было не в её вымученности. Скорее, Ён Су просто не мог до конца осознать того, что его заставили сделать. — Ладно. Я сделаю это, — машинально ответил Ён Су. Пересекаясь с Йозефом взглядом, Ён Су тут же отвернулся. Ему было стыдно теперь смотреть товарищу в глаза. До боли обидные слова вновь врезались в уши, эхом раздаваясь по всей черепной коробке. Ну, а Йозеф просто решил отойти куда-нибудь подальше, чтобы не видеть ничего из того, что тут будет происходить. От бессильной злости сводило скулы, и в первую очередь Йозеф злился на себя. За то, что не смог доказать свою точку зрения, чтобы повлиять на решение Альфреда, за то, что готов был поднять руку на девушку, в которую был безответно влюблён, за те резкие слова, что он вывалил на друга, словно тот был по-настоящему виноват. Альфред вышел вслед за Йозефом за пределы барьера и направился прямиком к детям. Невозможно было описать то, как сильно сжималось его сердце, когда он плёл сказки тем, кого целенаправленно вёл на смерть. Всех тех детей, кто не был подвержен действию наркотика, под шумок отвели к ещё не отъехавшим обозам. Франциск, передав поручение от Альфреда проследить за ними, напоил Пьера содержимым той самой склянки и отправил на ближайшую базу за обозом на двадцать пять человек. Ён Су держал в одной руке снадобье Эжени, а в другой — Мурасамэ. Во рту стремительно пересыхало. Таков приказ, но… но это выше его сил. Флакон выпал из похолодевших пальцев Ён Су, но у самой земли его поймал Стефан. — Эй, Утя, — обратился он к Ёну. — Что бы ни случилось — продолжай улыбаться. Тогда велик шанс, что нам не придётся тебя страховать. Захлопав глазами, Ён Су непонимающе уставился на него. «Да как я в такой ситуации?..» — но спорить было бесполезно. Он предпринял попытку улыбнуться, но вместо этого получилась какая-то кривая гримаса с обнажёнными зубами. — Срань Господня, ну, не так же! — беззлобно прикрикнул на него Стефан. — Утя, готов? — спросил Альфред. Сделав глубокий вдох и выдох, Ён Су вылил в рот десять капель из флакона. Кое-как сглотнув и поморщившись от горечи лекарства, юноша почувствовал, как спокойствие растекается по жилам, а сердце начало биться очень и очень медленно. — Готов. Ён Су присел на удачно оказавшийся в лесу пенёк. На лужайке, куда привели его и пятьдесят детей, было довольно просторно. Выудив из ножен Мурасамэ, Ён Су подумал, что ему, наверное, стоит подумать о чём-то светлом и хорошем, что было в его жизни, чтобы улыбнуться детям. Ведь план до невероятности прост: Альфред придумал так, что всех «имперских детей» надо просто уложить спать, чтобы тех отвезти в другую сторону. Обозвав уколы Мурасамэ «посвящением в имперцы», лидер Ночного рейда вмиг завоевал доверие зомбированных детей. Так просто, что у Ён Су просыпалась ненависть к самому себе. Что он, гад, что ли — детей просто так убивать? Они ведь даже не нападали на него! И вот как тут вообще возможно выцепить что-то хорошее? Как пересилить себя и улыбнуться искренне? Дети ведь чувствуют фальшь, не так ли? Тогда, что же делать? «Просто попытайся. Твоя жизнь ведь не сразу оказалась сущим Адом. Вспомни…» Ён Су устремил свой взор на луну, купавшуюся в тёмной небесной воде среди сотни тысяч звёзд. Ему внезапно захотелось побыть там. Хотя бы раз почувствовать себя свободным в этом далёком и недосягаемом пространстве, где время идёт по-другому… Погружаясь глубоко внутрь себя, Ён Су отправлялся в самое начало своего путешествия. Протянув тонкую нить, словно путеводную звезду, он плюхнулся младенцем в мамины тёплые руки. Это самое ранее, что он когда-то помнил… Самое первое его ощущение вне материнской утробы — радость. Вот оно! Счастье от осознания того, что среди сотни тысяч посеянных зёрнышек, именно тебе повезло выжить, именно тебе повезло прорасти! Этот крик, самый первый крик — всё равно, что выживший, стоящий на краю утёса и смотрящего вдаль на морские пучины, что окружали его. Вот он — вкус жизни! Вот он — вкус свободы! Годы летят… ручки и ножки начинают медленно шевелиться и постепенно помогать осваивать сложные движения, чтобы изучить этот сложный и непонятный мир. Зелень шевелящихся от холодного ветерка кустов, жужжание внутри них — а что там? Надо посмотреть! Перед глазами что-то мелькнуло, пёстрое такое, и село на нос. Щекотно. Глазки резко закрываются, а изо рта и носа вылетает много воздуха с громким хлопком. Что-то пёстрое уже улетело. А, нет, вот же оно! Надо скорее погнаться за ним! Что это? Что-то тёплое и мягкое, так приятно пахнет… мама! Ручки неуклюже хватаются за цветастую ткань. — Ма-ма, — произносит почти что беззубый рот. Перед глазами мелькает лицо темноволосой женщины. Красивая… ручки словно инстинктивно тянутся. — Ён Су, — проносится сквозь уши мелодичный голос, сладкий, словно мёд. Женщина берёт своего ребёнка на руки и прижимает к сердцу. Так много всего на этом свете! Так много ещё не изучено и не приобрело свою форму! «Я хочу всё изучить!» …Ён Су беззаботно улыбнулся. Держа эту картину в голове, он посмотрел на сгрудившихся детей. Улыбка действительно помогла: никто на него больше не смотрел с недоверием. — Ладно, подходите по одному, — сказал Ён Су, продолжая улыбаться. Сперва робко, а затем уже смелее дети потихоньку начали, выстроившись в колонну, подходить по одному к Ён Су. Он совсем немного колол лезвием их пальчики и передавал Альфреду, чтобы тот отнёс ребёнка вглубь леса — туда, где уже вырыли для обречённых яму. Никто из детей этого не видел, потому что то место было сокрыто тьмой от их глаз. Но они даже не смотрели, куда уносят остальных. Ён Су внимательно следил за каждым ребёнком. Он старался воображать себе, что действительно посвящает кого-то куда-то. А хорошие воспоминания, вытащенные из недр сознания, вкупе со снадобьем Эжени только способствовали спокойствию Ён Су. Тех детей, кто волновался, он также успокаивал, говоря им, что всё будет хорошо. Всё будет хорошо. На это было тяжело и страшно смотреть всем остальным. Те, кто не мог смотреть, как самый молодой член Ночного рейда с искусно воссозданной беспечностью убивал детей одного за другим, по приказу Альфреда тотчас уходили прочь, чтобы не напрягать и без того гнетущую атмосферу вокруг детей. Такими были Йозеф, Франциск и отчасти Мэтт. Стефан смотрел на всё происходящее с долей грусти, но этого было явно недостаточно, чтобы дети ощутили это. Эжени и Баш смотрели на это с не меньшей долей сожаления, но они держали в уме, что по-другому быть не могло. На всякий случай, деревья вокруг лужайки оплели проволокой Кросс Тейла, чтобы никто не вздумал убежать. Да и Мэтт с Башем, как самые отчаянные, были готовы в критический момент броситься на беглецов. Лишь бы до этого не дошло… …Теперь это тело лучше слушается своего хозяина. Оно ловко шевелится, контролируя точные движения, оно даже умеет обращаться с оружием. А значит, оно сможет защитить тех, кто для него дорог. Вот они все, кто дорог для Ён Су: отец, мама, бабушка, дедушка и многие-многие другие. Вся деревня — от мала до велика — те, кого он должен был защитить… Но кажется……чего-то не хватает…
…плеча легонько касается тёплая рука… …Ён Су… резко оборачивается… «Почему так… сердце начало колотиться? Мне… м-мне страшно?!» …кто стоит сзади?.. …от него исходит такая сильная и плотная аура, но он всегда стоит позади. Наверняка то было с единственной целью… Чтобы поймать. — Мы же всё ещё хорошие братья… Ён Су? Сердце сделало лишний удар в тот миг, когда Ён Су увидел лицо этого человека. Сознание его тщательно залило тушью, но в памяти всё равно оставался этот мрачный образ с кровоточащими карими глазами — точно такими же, какие были у каждого в этой деревне. Путеводная звезда померкла. Мысли начинали путаться. Воспоминания закручивало в немыслимый водоворот. Дыхание мигом спёрло, зелень почернела и растаяла на глазах. Точный удар указательным пальцем по лбу отбросил Ён Су далеко от спасительного края. «Где я?» «Что-то не так?!» Вместе с перечёркнутым образом всё вокруг охватывало пламя, не оставляя ни следа. Лишь чёрный пепел, разнёсшийся по округе. Ничего не осталось. Но позади снова протянулись чьи-то руки. — К Т О . Ж Е . И Х . У Б И Л ?!Жизнь.
Смерть.
Ах… вот оно как… они стояли так рядом всё это время.
Почему я считал иначе?
Где кончается правда и начинается ложь?
Где моя жизнь?
Когда я увижу свою смерть?
Я уже хочу умереть. Пожалуйста, помоги мне. Прямо перед глазами возник образ старшего брата. Огонь и кровь отмыли его, сделав узнаваемым и таким неприятным. — Молодец, Ён Су. Это ты всех убил. — Я?.. — голос застрял в глотке, словно в дурном сне. — Да. Это был ты, братик, — лицо Кику исказила жуткая гримаса, схожая с лисьей. — Ты всех убил. …Длинный клинок насквозь пробил грудь Ён Су и тут же покинул. Белое пространство вновь было орошено кровью. Она заполняла каждый его уголок, словно то было ничтожно малым. Ён Су на миг пришла в голову абсурдная мысль, что весь его хрупкий мирок помещался в пробирке какого-то учёного, который потерпел неудачу, проводя один из своих дурацких опытов по сотворению жизни… Крик, раздавшийся в пяти сантиметрах от него, вернул Ёна в реальность. А реальность была такова, что он, обливаясь холодным потом давно перестал улыбаться. Он стал дышать чаще, а сердце его не выдерживало, разрывая грудную клетку и обдавая ударной волной каждую клеточку тела. Казалось, будто барабанные перепонки вот-вот лопнут. Но самое главное, произошло то, чего случиться просто не должно было: Ён Су никто не успел прервать до того, как он начал больно колоть детей. А последний — тот самый пятнадцати-шестнадцатилетний вскрикнул, скорчившись в предсмертных судорогах. Его тело покрылось печатями и замерло. Что не могло не привлечь внимания детей. — Вы же говорили, что будет не больно… — пролепетал кто-то из толпы. — П-простите, — растерянно проговорил Ён Су. — Я просто кольнул его чуть сильнее, чем надо было, — Ён Су попытался было вернуть себе уверенный вид и улыбку, но это оказалось невозможным. — Кольнул чуть сильнее? Да он же помер! Дети сразу же переполошились и начали перешёптываться. — С-смотрите, этот меч!.. — пискнул кто-то. — Точно, нам нянька рассказывала о таком… «Клинок, убивающий наверняка». Это Мурасамэ! Это провал, решил Ён Су. Он не продумал, что будет говорить детям, когда маска спадёт с его лица. Он в панике огляделся по сторонам, чтобы пересечься взглядом хоть с кем-то. «Помогите мне, я больше не могу продолжать! — сердце всё никак не утихомиривалось. — Помогите! Я сейчас умру!!» — Вы же сказали, что не убиваете детей! Вы соврали нам! — прокричала Искра. — Ребята, бегите! Ён Су не успел ничего предпринять, потому как к нему подбежал мальчишка, стоявший ближе всех, и неловко ударил его ладошкой по лицу. Но, к сожалению, вышло и так, что ребёнок напоролся на Мурасамэ, забрызгав своей кровью Ён Су. Но прежде, чем умереть, он схватил детоубийцу за горло и прошепелявил: — За Царя и за Отечество!.. В этот момент вокруг его зрачков буквально запылал тот самый золотой венчик, о котором говорила Эжени. Только после этого мальчик, не успев закрыть глаза, обмяк и повис на Мурасамэ. Дети, которых оставалось чуть меньше двадцати, бросились врассыпную. Естественно, все сразу же навострили внимание и приготовились, как только услышали первые крики. Стефан затянул проволоку потуже, благодаря чему несколько детей были изрублены в кровавую кашу. Мэтт и Баш так же сорвались со своих мест и, обнажив клинки, начали догонять детей и убивать их. Одного за другим. У них, словно у ягнят на заклание, не было ни малейшего шанса. Ён Су, сняв погибшего со своей катаны, только сейчас понял, что натворил. Он хотел было ринуться товарищам на помощь, чтобы в последний раз за сегодняшнюю ночь совершить сделку с совестью. Но кровь из носа и подкосившиеся ноги нарушили его планы. Ён Су видел, как к нему бежали Франциск и Эжени. Но всё уже бесполезно… «Простите меня. Я облажался…» — Ён Су, закрывая глаза, надеялся, что смерть заберёт и его с собой. Пускай в могилу ляжет пятьдесят первый ребёнок… На переполох так же прибежал и Йозеф. Он наблюдал поистине ужасное зрелище. Но больше всего было страшно слушать, что происходило там, меж тёмных деревьев. Таявшие крики предзнаменовали смерть. Йозеф быстрым шагом преодолел небольшое расстояние, отделявшее его от места, с которого открывался вид на убегавших детей, натянутую окровавленную проволоку, и две догоняющие детей фигуры, вонзавшие мечи в маленькие тела. Сердце Йозефа внезапно ухнуло вниз: впереди всех бежала та самая девочка. Искра. Она наверняка была смышлёным ребёнком, подумал Йозеф. Искра держала косы, чтобы те не запутались в деревьях и ветках, она вовремя заметила спасительную ячейку, где не было проволоки. Прямо посередине. Двое преследователей разделались со своими жертвами. Но Стефан перестарался с ловушками, наспех сплетёнными из Кросс Тейла, и в одну из них угодил Баш. Мэтт же, лишившись сил после долгого использования тейгу, просто упал наземь и больше не шевельнулся. Все дети были мертвы. Кроме Искры, босыми ногами бежавшей в сторону своего спасения. — Блять, не успеем… Йозеф!!! — закричал Стефан. — Клади её! Не зная, зачем, Йозеф прибежал на место резни с Римской артиллерией. Его исходная форма — снайпер. И сейчас, именно сейчас Йозеф машинально вскинул тейгу. В груди страшно заколотилось сердце. Даже прицеливаться не нужно было. Цель бежала чётко по прямой. — Чёрт… нет… — Йозеф опустил Римскую артиллерию. Он судорожно продолжал шептать одно и то же: — О, чёрт, нет… нет… — Йозеф, СТРЕЛЯЙ, мать твою!!! Нельзя. Не надо… Это слишком высокая цена, которую придётся заплатить. Но какова будет цена, если дать девочке сбежать? Сколько товарищей погибнет, если кто-то узнает, как выглядят все без исключения члены Ночного рейда? Даже детям нельзя доверять. Это просто выполнение приказа. Что тебе говорят — то и делаешь. — Будь оно всё проклято… — шикнул Йозеф, до крови из дёсен стиснув зубы. Учуяв опасность, тейгу готово было разорваться от бездействия своего хозяина. И Йозеф выстрелил. Сгусток рыжей энергии угодил прямо в напряжённую от бега спину девочки и прошил хрупкое слабое тельце. Тишина разверзлась над лесом… …Через некоторое время Мэтта удалось привести в чувство, а Баш, матеря Кросс Тейл и Стефана, кое-как сумел распутаться сам. Вместе они начали собирать разбросанные по лесу трупы детей. Даже тех, кого разрубило на части. Остальных уже собрал Альфред. На вопрос, где пятидесятый ребёнок, Стефан молча указал назад. А там медленно шёл Йозеф, сминая тяжёлой поступью траву. Как только он вышел на свет, у Альфреда душа устремилась в пятки: ему никогда не доводилось видеть, как ворох из тревоги и отчаяния так состаривал молодое лицо. В каждой резко очертившейся чёрточке лица Йозефа отпечаталось изнеможение. Руки, державшие тело маленькой девочки с растрёпанными косами, дрожали, словно от холода. Потухший взгляд, в котором некогда плясала озорная жизнь, прострелил Альфреда и Эжени, стоявших рядом, словно из Римской артиллерии. И в этом омертвелом взгляде ясно читался один только вопрос: «За что?» Перед погребальным мероприятием следовало пробудить Ён Су. Эжени не смогла точно сказать, что с ним стряслось, но он был жив — в этом не было никаких сомнений. Будучи не в самом хорошем расположении духа, Стефан не преминул воспользоваться шансом опустить колкость в адрес снадобья Эжени. — Не ёбнет, ага, как же! — Я не думала, что его сердце не выдержит, — довольно спокойно ответила Эжени. Её голос звучал разбито. — Я же использовала без последствий. Резко пробудившись, Ён Су вскочил, но от дальнейших действий его остановил Франциск. — Ч-что произошло? — пролепетал Ён Су. — Я всё запорол, да? — Нет, Ён Су, — Стефан стал мертвенно-белым. — Всё хорошо. Миссия… — Дети мертвы, если ты об этом спрашивал, — холодно отчеканил Альфред. — Но это ещё не конец. Настроение у отряда было не то, что упадническое — в крайней степени паршивое. Похороны пятидесяти детей дались им нелегко. Сначала все трупы сложили в одну общую яму, сожгли, а потом всё закопали. Сегодня они лишний раз доказали себе, что попросту невозможно привыкнуть к Аду, в который они сами себя запихнули и осознанно продолжали топить. Это было больше, чем могло выдержать обыкновенное человеческое сердце. К Альфреду подбежал Баш и шепнул ему, что всё готово. Кивнув, лидер Ночного рейда дал команду на поджог. Баш поднёс факел к тонкой, почти незаметной линии на траве. Через считанные секунды крепость взорвалась и начала рушиться вниз, погребая под обломками всю ту грязь, что накопили её ничтожные обитатели. — Ночной рейд. Миссия завершена, — Альфред опустил капюшон на глаза. Ён Су вернул себе на лицо старую маску из кусочка ткани. Он смотрел на рушащееся здание и представлял, что так же по камешку разлетались его прежние установки. Сейчас юноша ничего не видел вокруг себя. Даже мелькнувшие в кустах озорная улыбка и алый платок не привлекли его внимания. Равно как и мелодичный звон крохотных бубенчиков, что унёс ветер… До рассвета оставалось недолго. Пора уходить. Миссия завершена. Обозы уехали. Ночной рейд понуро плёлся домой. Все, кроме двух. Стефан, зная, что весь остаток дня не будет отрываться от бутылки, плёлся в Столицу, чтобы засесть на чердаке гостиницы — там, где его никто не найдёт. А Франциск, облачившись в красивую статную женщину со светлыми локонами и лиловом платье, направился прямо в церковь, чтобы хоть как-то замолить свои грехи и очистить совесть.