Hetame ga kill!!

      Ночь поглотила Столицу, окутывая её мрачной пеленой. Сгустки тьмы чёрными лентами разносились прочь, когда свет пробивался на улицы. Но такового практически не было в тёмных тоннелях катакомб, по которым бежала сейчас босоногая женщина, окрылённая надеждой на спасение. Запястья не сжимали в тисках кандалы, тело не было заперто в стенах каморки с полосатой дверью и запахом заплесневелого пола.       Джудит до сих пор не верила, что её кто-то всё-таки решился спасти. Всё же, терять ей было нечего, но сейчас, когда свобода победными бликами сверкала вдали, оставалось только бежать. Дурак не воспользуется случаем и свернётся в углу, отчаявшийся дурак же побежит, куда глаза глядят и без раздумий.       Но Джудит была достаточно умна, чтобы задуматься над тем, кто был её благодетелем. Хотелось бы взглянуть ему в глаза и спросить: стоило ли так рисковать ради никчёмного для Революции человека?       Вот впереди уже показались трущобы. Осталось только прошмыгнуть через Южный выход и пуститься наутёк, покуда стража не обнаружила пропажи. Джудит уже не оглядывалась. Её будто преследовал ангел-хранитель. Как бы ни было велико желание так думать, Джудит мчалась на всех порах, стараясь придерживаться лесной тропинки.       Огни, вероятно, зажжённые разбойниками или гоблинами, были уловлены боковым зрением, да там и остались, будто видение. Лишь бы не ступить за запретную черту, не потеряться, не зайти на территорию болот. Ведь там наверняка встретятся фантазмы, и их представить галлюцинацией не получится. Джудит не имела ни малейшего понятия, как обороняться от тех или иных тварей, которые наверняка могут встретиться на дороге. Каждый из них наверняка захочет откусить кусочек от нежной женской плоти, ощутить тепло и беспомощность извивающейся под ними человеческой самки — страхи женщины только усилились за пределами Столицы. Но как бы ни было страшно, Джудит взяла себя в руки и полностью подчинилась инстинктам, чтобы не наткнуться на незваных гостей и прочие опасности.       На горизонте тем временем замаячил рассвет. Джудит ненадолго притормозила, чтобы осмотреться. Её познания в географии Империи не представляли собой чего-то выдающегося, но их вполне хватило, чтобы сориентироваться на местности. Скудеющий лес ясно указал на болотистую местность. «По-видимому, я почти у цели», — подумала Джудит. Голова жутко чесалась. Проведя рукой по жирным паклям, Джудит сняла с головы паука и бросила его оземь.       В животе урчало. Последний приём пищи был вчера вечером, ещё до объявления о назначенной казни и до прихода неизвестного благодетеля. Нужно было срочно чем-то утолить голод, но вокруг, как назло, были несъедобные ягоды и грибы — такие только для медленного и мучительного самоустранения принимать. Ну и труп крысы — восхитительное разнообразие. С тоской Джудит подумала, что придётся ещё немного потерпеть в надежде на то, что деревенские её накормят.       Напрягало то, что в такую рань вблизи Житницы было подозрительно тихо. Джудит сделала вывод о том, что она всё ещё далеко от обжитой земли, поэтому стоит поторопиться.       — Так вот какую еду мне прислали…       Тихий голосок раздался совсем неподалёку от женщины. Резко развернувшись, Джудит увидела перед собой маленькое существо, отдалённо напоминавшее человеческое дитя. Длинные кучерявые волосы со вплетённой в них тиной — теперь Джудит могла сказать, что её причёска выглядела значительно лучше — тускловатые глазёнки, перепончатые конечности, белое платьице, позеленевшее от сырости, обросшее плесенью. Изо рта ребёнка текла густая слюна. Маленькое чудовище настолько ослабло от голода, что было вынуждено опуститься на четвереньки и принять позу зверька, приготовившегося напасть на добычу.       Джудит попятилась, поняв, что добычей для неведомой зверушки являлась именно она.       — Молодая женщина… нежное мясо… — шипел ребёнок, уже не в силах сглатывать голодную слюну.       — Ты кто такая? — Джудит с ужасом осознала, что не может толком пошевелиться. Надо бежать, срочно бежать — Шнайдер это прекрасно понимала, но поделать ничего не могла. Ноги не уносили прочь, руки не били по ногам, чтобы оживить их, уста не кричали на тело, чтобы то наконец-то пришло в себя и ни в коем случае не приносило себя в жертву.       — Я… я хочу есть… — шипение перешло в обезумевшее рычание. — Мясо!.. Мясо!       — Чёрт! Нужно было догадаться, что это — ловушка! — проскулила Джудит, хватаясь за голову.       — А-а-а… вы не переживайте так, — пролепетало существо. — Вам ведь пообещали свободу? Свобода от плоти — тоже в некотором роде свобода.       — Я не выбирала такую свободу!       Крик женщины оборвался появлением восточной девушки в розовой юкате. Джудит показалось на миг, что ей знакома аура, исходившая от неё.       Перед глазами лишь мелькнул очаровывающий поцелуй смерти, проклятием оставшийся на губах.       — Выбрав абстрактную свободу, ты сталкиваешься с тем, что конкретику создают другие, — вкрадчивый голос девушки оказался нежданно громким — Джудит едва не оглохла. — Да и ничего страшного. Разве ты не готовила себя к смерти? Получив шанс на спасение, все быстро забывают, что совсем недавно были готовы расстаться с жизнью.       — Просто не верится, — дрожь пробрала тело Джудит. — Меня спасли только для того, чтобы скормить каким-то тварям?!       — Это не какая-то тварь, госпожа Шнайдер, — девушка кротко сложила руки и отвесила поклон. — Это магический эксперимент и моё дитя. Оно голодает. Я не могу позволить своему ребёнку умереть, иначе из меня выйдет плохая мать.       — Но зачем-?..       — Чтобы спасти важного для Революции человека, иногда приходится пожертвовать пешкой. Понимаешь?       — Да… да, теперь понимаю. Чёрт, — происходящее не укладывалось в голове, но Джудит отчего-то находила это ожидаемым. В шею вонзилась невидимая игла. Нервный смешок вырвался из её уст. — Ну, раз так, то поторопись и возьми меня, пока я не передумала!..       Женщина устала от земных страданий, продавливавших плечи, стискивающих грудь, ставящих на колени. Пускай всё прекратится и обретёт своё логическое завершение! К чему разводить драму на могиле человека, уже давно похоронившего себя? К чему искать утешение в Боге, рассчитывая на его вмешательство, когда можно просто смиренно принять судьбу и с улыбкой встретить свой конец.       Получив добро, существо прыжками настигло Джудит и вонзилось в лебединую шею острыми зубами. Разрывая плоть и перекусывая жилы, маленькая людоедка освобождала женщину от людских грехов, от страданий и тоски, от злобы и ненависти, от прошлого и планов на будущее. Угасающее пламя женских очей навсегда запечатлело подле себя скорчившееся тельце, обладательница которого жадно вгрызалась в свежее мясо. Пускай Джудит не считала себя достойной пищей, но она точно знала, что, имея при жизни такой потрясающий магнит неудач, впору представлять происходящее лучшим концом для себя.       Всё равно Джудит Шнайдер была осуждена.       Всё равно после побега Джудит Шнайдер не смогла бы принести много пользы.       А сейчас — женщина была уверена, что виной тому загадочная игла и тот злополучный поцелуй — радость переполняла несчастного человека. «Я сослужила хорошую службу детям Тьмы! Я удовлетворила саму Ведьму!» — сверкнуло в сознании, инородно вставая поперёк отчаяния.       Перспектива быть сожранной без остатка оказалась приятной настолько, что Джудит Шнайдер ушла на тот свет с мыслью о том, что момент смерти стал самым счастливым моментом в жизни женщины. Мертвецкий холод вознёс её на вершины экстаза — восхищённая улыбка так и не слезла с её лица.       …А Нира тем временем преспокойно продолжала трапезу, возвращая себе рассудок и право называться разумным существом. Вымазавшись чужой кровью, девочка с упоением разматывала кишки, грызла рёбра, высасывала все жизненные соки. Сняв скальп, Савако забрала засаленные чёрные волосы, чтобы, как она сказала, приготовить из них отвар, который будет стимулировать обучаемость Ниры наукам.       Когда трапеза почти подошла к концу, Савако присела рядом с девочкой и, заключив её в тёплые объятия, ласково погладила её по голове.       — С возвращением, Нира, — произнесла она.       — Спасибо за еду, — благодарно ответила Нира.       — Тебе не жаль её? — Савако кинула взгляд на останки Джудит.       — Жаль, что она была такого плохого мнения о себе, — грустно проговорила Нира, утирая из-под носа алые разводы. — Она могла помочь своим товарищам своими знаниями. А ещё… — она посмотрела в сторону недоеденного таза, — …она могла бы родить мальчика или девочку. Разве подарить кому-либо жизнь — не самое великое счастье?       — К сожалению, — Савако грустно посмотрела на свою воспитанницу, — многие забывают об этом. Джудит Шнайдер могла бы стать матерью, но люди склонны порой уничтожать смысл счастья, растаптывать его и возносить себя выше жизненного цикла. Да, человек, как и любой другой разумный вид, должен стремиться к высокому. Но покуда он не придумает, как искусственно продолжать свой род, женщины не должны отказываться от вынашивания, а мужчины — от оплодотворения. А они оба — от ответственности. Иначе вымрет род людской, исчезнет звено из цикла — погибнем и мы с тобой, погибнут мои дети, — Савако крепко сжала Ниру за плечи. — Эта девочка всё бы отдала за простое человеческое счастье. Она преисполнена Зависти к счастливым людям, ведь она не может иметь детей. Зато я помогла ей. Это моя работа, пускай и неблагодарная. Я рада, что хоть кто-то её ценит, — она нежно улыбнулась. — Я люблю людей, которые по-настоящему ценят себя и других и оттого счастливы.       Нира в объятиях Матери Тьмы разрумянилась и почти что разомлела, но нужно было завершить трапезу. Осталось ведь совсем немного — к чему оставлять после себя?       …Пока Нира доедала Джудит, поодаль стояли Франциск и Артур. Пока первый оцепенел от увиденного людоедства, второй чуть ли не с торжеством смотрел на Бонфуа. Артуру давно стали безразличны причуды напарницы, а вот Франциск явно оказался ошарашен.       Или алхимику показалось?..       — Так значит, вы сделали свой выбор, господин Бонфуа? — уточнил Артур, разминая затёкшие в перчатках пальцы.       — А? Да-да, — Франциск пришёл в себя, пускай не до конца. — Знаете, на самом деле, мне долгое время не давало покоя кое-что. Но…       Артур дёрнулся от неожиданности, когда Бонфуа с ликующей улыбкой на лице пожал ему руку и прижался к его губам в крепком поцелуе. Кёркленд с оторопью взглянул на Франциска, но всё вскоре стало ясно.       — Благодаря вашему вмешательству, я теперь точно знаю, что мне нужно сделать! — воскликнул Бонфуа. В его чистых голубых глазах расцвели долго дремавшие тёмные бутоны.       И тогда Артур понял, что наконец-то добился своего.       …       Пропажа Джудит не осталась незамеченной. Поскольку мало кому было известно, что произошло на самом деле, разбираться отправили человека, которому на данный момент нужно всего лишь отвлечение от тоски и тревожных мыслей.       Говерту де Варду.       В холодную допросную мужчина вошёл вместе с Миффи. Тейгу ещё хоть как-то пыталось приободрить хозяина, но с учётом того, что Говерту поручили терзать невинную девушку, которая могла бы знать о побеге, помощь крольчихи сводилась к нулю.       — Эстелла Ибсен, двадцать два года, аптекарь в Столице, — вслух зачитал Говерт, держа в руках личное дело осужденной. Он сел напротив сгорбленной девушки и бросил пергамент на стол. — Арестована прошлым месяцем по подозрению в организации нашествия нежити на дворец Императора. По предварительным данным — диверсия со стороны Революции, — Говерт закурил. — Но с вас, госпожа Ибсен, уже сняли эти обвинения, не так ли?       — Да, — голос Эстеллы за время неволи совсем ослаб, поэтому пришлось напрягать горло, чтобы её услышали. — Сняли.       — Вы знаете, почему вы ещё здесь? — спросил Говерт, дабы иметь представление о настроении девушки к диалогу.       — Не совсем!.. — воскликнула Эстелла, нервно сжав кулаки. — Я же ничего не сделала!       — Успокойтесь. Никто вам пока ничего не сделает, пока ваша вина не доказана.       — Мне снова придётся месяц сидеть в этой дыре?!       — Не придётся. Если вы нам, конечно, поможете, — Говерт прикрыл глаза. — Просто дайте показания. Я не из тех служителей закона, которые будут вешать на человека преступление или искать, за что бы посадить. Вы же знаете, что вы невиновны?       — Да! — дрожащим голосом выпалила Эстелла.       — Тогда просто расскажите всё по порядку, — Говерт нахмурился.       Но грозный вид принимать не пришлось. Эстелла готова была выложить всё, что знала, потому что была невиновна и что её рассказ никак не сумел бы навредить ни ей, ни Джудит. И Говерт, поняв это, сделал лицо попроще, чтобы расположить девушку к себе. Ни к чему давить на человека, который и так всё расскажет.       — Я-я говорила с ней перед её побегом, — пролепетала Эстелла. — Она не была похожа на ту, которая собиралась сбежать. Она… Джудит… Джудит как будто смирилась, как будто была готова идти сегодня на плаху!       — Ясно. Значит, она не ждала того, что её спасут, — Говерт начал перебирать в своей голове несколько вариантов. — И ты ничего не видела?       — Я слышала, что зашёл стражник. Но он не сказал ни слова, так что я не могу указать на конкретного человека.       — Что сказала Джудит?       — Спрашивала про меня, вроде. Но мне не нужна была их помощь, поверьте! Меня ведь уже оправдали! — к неудовольствию Говерта у Эстеллы началась медленно подкатывающая истерика. — Я-я не хочу здесь больше оставаться. Если я задержусь здесь хоть ещё на пару дней или недель, то зачахну и умру, — девушка подалась вперёд. — Помогите мне, пожалуйста, господин де Вард! Вы же понимаете, что от живой меня будет больше пользы?       — Сделаю всё, что в моих силах, — Говерт протянул Эстелле платок, чтобы та смогла утереть проступившие слёзы и хоть как-то успокоиться. — Но имейте в виду, госпожа Ибсен, если свидетелей пришествия того стражника не обнаружится, то, к сожалению, с большой вероятностью, обвиняемой останетесь вы. Но, впрочем, поскольку у нашего генерала хорошее настроение, он готов вас выпустить в случае, если вы поможете в одном деле.       — Правда? — слёзы ненадолго отступили от глаз Эстеллы.       — Да, — Говерт сложил руки на груди. — Смотрите, какая вопиющая ситуация произошла: кто-то ограбил Целебный источник. И я говорю не про внешние точки — речь про источник, находящийся в личных покоях Ольги Черненко.       — Министра?! — Эстелла вытянулась в лице так, будто это её ограбили. — В-вы, должно быть, шутите!       — Я похож на человека, который умеет шутить? — Говерт криво ухмыльнулся, но это изменение на лице так и осталось мимолётным. — Звучит действительно как нечто невероятное, но тем не менее это случилось. Мы и сами голову ломаем над этим. Преступник проник незамеченным, стража уверяет, что в покоях министра никого не было, и так далее. Стража в последнее время стала совсем бестолковой. Хотя… есть предположение, что это грабители стали слишком наглыми. Орудовать под носом у Егерей, обкрадывать Целебные источники… На ум первыми, конечно же, приходят убийцы из Ночного рейда. Что скажете?       — Так-то оно так, но вы упускаете из виду Чистильщиков, — резонно заметила Эстелла. — Их ряды за последнее время немало расширились. Слышала, они набирают чародеев-отступников и ворожеев. С другой стороны, я не знаю, зачем им могла понадобится Целебная вода, учитывая некоторые особенности их общины.       — Тогда остановимся на версии с Ночным рейдом, она выглядит правдоподобнее, — Говерт поднял ладонь вверх. — Известно ли вам о двух последних попытках покушения на южный Целебный источник?       — Н-нет, я впервые слышу об этом, — призналась Эстелла.       — Оно и понятно. Дело не предавалось огласке, белых пятен много, но нам точно известно, что в обоих случаях замешан мальчишка из Ночного рейда с замотанным лицом. Знаешь такого?       — Видела, но не знаю, кто он. Знаю только то, что он, вроде, самый молодой в отряде, часто ходит в паре с Йозефом или Эжени, владеет Мурасамэ… впрочем, наверное, мои знания не больше ваших.       — Нет, что вы. Вы предоставили нам новую информацию, за что мы вам благодарны, — Говерт выудил из кармана записную книжку и сделал в ней пару пометок. — Что вам известно о нынешнем состоянии некоторых членов Ночного рейда? Был ли среди них кто-то, кому бы требовалась целебная вода?       — Вы так спрашиваете, будто я непосредственно работаю на Ночной рейд! — Эстелла закашлялась. — На ум приходит только Стефан. Его состояние крайне неутешительное. Во всяком случае, было. Если воду украли для него, то, я думаю, сейчас он в полном здравии или, по меньшей мере, на пути к выздоровлению.       — Что ж. Спасибо, — Говерт встал, из-за чего задремавшая от утомительной беседы Миффи едва не полетела вниз. — Если через двенадцать часов сможете предоставить хотя бы предполагаемый список подозреваемых, то вы будете отпущены за помощь в следствии, — Говерт развернулся и направился к выходу.       — Список подозреваемых? — Эстелла схватилась за голову и выпучила глаза — на исхудавшем лице маска отчаяния смотрелась устрашающе. — Я же аптекарь, господин де Вард! Какая помощь в следствии? Какие двенадцать часов?!       — Мне тоже это не нравится, госпожа Ибсен. Но такова «воля» генерала Арловского, — Говерт скривился, но ни девушке, ни ведущему протокол допроса он это не показал. — Поскольку вы довольно хорошо знакомы с Ночным рейдом, то вам не составит труда хорошенько подумать над тем, кого отправить на сожжение — так считает генерал. Раз уж он настолько благосклонен, что даёт вам шанс на спасение, то лучше воспользуйтесь им, пока есть возможность. Большего я сделать не могу.       — Вы требуете невозможного! — вскрикнула Эстелла.       — Ничего не случится, если вы не управитесь — просто посидите подольше до конца разбирательства по делу побега Джудит Шнайдер, — сдержанно ответил Говерт. — Всего вам хорошего, — на входе де Вард столкнулся со знакомым лицом. — А, и да — к вам посетитель.       «Обожаю свою работу, — подумал де Вард, снова закурив. — Просто, блять, до усрачки. Взял, девку до слёз довёл. Охуенно. Отец… передай моей мамке, что она зря померла так рано. Меня заебало то, что мне говорят, что я чурбан бесчувственный».       Говерт оставил Эстеллу наедине с новоприобретённой сединой и её посетителем, коим оказался Торис. Вне рабочего места Торис мог позволить себе распустить волосы и оставить их висеть патлами на манер Феликса, только не такими ухоженными.       — Эстелла? — Торис приземлился на стул, запыхавшись. — Что от тебя понадобилось Егерям? Слышал, Джудит сбежала…       — Сбежала! Сбежала и меня подставила, шельма! — пропыхтела сквозь новую порцию слёз Эстелла.       — Ты плохо выглядишь. Я могу принести тебе лекарства, — серьёзно сказал Торис, разглядывая девушку.       — Да, было бы кстати, — Эстелла шмыгнула носом. — Хочу поскорее вернуться к работе…       — Поскорее бы! — воскликнул Торис. — Наташа, конечно, хорошо справляется с твоей аптекой, но уже с ума сходит. Того и гляди — глупости творить начнёт.       — Глупости, хах… глупости… — густые брови Эстеллы сами собой свелись к переносице. — Торис. Мне нужна твоя помощь.       — Всё, что угодно, — с рвением ответил мужчина. — Всё-таки, я, Торис Лауринайтис, обязан помогать людям, в особенности, коллегам.       — Можешь собрать для меня… кое-какую информацию?       Эстелла Ибсен обратила отчаяние в мрачную решимость. А Торис, взглянув в её воспалённые глаза, задним умом понял, что погорячился, пообещав сделать «всё, что угодно».

***

      Ён Су внимательно заострил свой взгляд на белой паутинке. Такая тонкая и ровная, клейкая — самое настоящее мастерство, если подумать. Фуонг иногда рассказывала ему о пауках, водившихся в других краях, и о том, на какие ухищрения те шли, чтобы загнать жертву в ловушку. Кто-то плёл паутину воронкой, кто-то накидывал на добычу небольшую сеть, подобно рыболовам. Удивлению мальчишки не было предела, когда тот узнал, что некоторые пауки и вовсе не плетут паутину, а просто настигают свою добычу с помощью быстрых лапок.       Сейчас Ён Су прекрасно понимал, что удивляться тут вовсе нечему. Люди прекрасно перенимали все умения животных, ничего глобально нового на поприще охоты они не придумали. С единственным отличием — человеческая охота стала лишь изощрённее.       Хотя сейчас Ён Су волновало совершенно другое. Он не мог слишком долго заострять внимание на какой-то одной проблеме, окружавшей его невидимыми тисками. И прямо сейчас, когда на белой паутинке расселся довольный паук, полакомившийся кузнечиком, юношу передёрнуло, и он увидел, как порвалась тонкая нить паутинки, как полетела она прямиком в камин, где сгорело и произведение искусства, и его создатель — хитрый охотник и мастер плетения.       Мысли о Стефане не могли нагулять аппетит, хотя Ён Су и понимал прекрасно, что нужно поесть, чтобы не допустить пустующего желудка. Юноша нехотя присел за стол и скучающе посмотрел на кашу и лепёшки.       «Чёрт… ну и где Клыкастик пропадает? Совсем не бережёт себя, дед придурочный, — с раздражением думал Ён Су. — И братан до сих пор не с нами за столом…»       — Ён Су, завтрак, — напомнила юноше Эжени, настойчиво пронизав его взглядом.       — Не хочу… — брякнул Ён Су, не подумав.       — Что ты сказал?! — разом вспылила Эжени, сжав кулаки.       — О, Боже… — Йозеф перекрестился и отодвинулся к Мэтту от греха подальше.       — Я-я сейчас съем!.. — поспешно воскликнул Ён Су. — Погоди, я думаю!       — О чём думаешь? — спросила Эжени, немного успокоившись.       Ён Су нахмурился так выразительно, что всем сразу всё стало понятно.       — Да так, о своём, — добавил юноша к унылому взгляду.       — Ты даже сейчас не успокоишься? — Эжени вздохнула. — Был бы тут Франциск…       — Кстати говоря, где он? — спросил Йозеф.       — Ушёл рано утром и до сих пор не вернулся, — отрапортовал Баш. Его миска с кашей была пуста.       — Чёрт бы его побрал с такими долгими прогулками. И ничего не сказал ведь, — кружка, зажатая в руках Эжени была готова вот-вот треснуть от того, с какой силой её сжимали. — Стефан тоже пропал, блять, с концами. Сказала же ему, чтобы полежал после операции, так нет же!..       — Брат, наверное, будет недоволен, — констатировал Мэтт.       — Конечно! — закивал Йозеф. — Разозлится, и опять Ён Су под раздачу попадёт.       — Почему я? — выпучив глаза, спросил Ён Су, робко повернувшись в сторону друга.       — Ну, вот потому что! — Эжени пожала плечами.       — Не переживай, Ён. Я тебя не дам в обиду, — Йозеф обнял Ён Су, крепко прижав к себе.       — Я не ребёнок и сам могу за себя постоять, понял, да? — Ён Су начал пихаться. — И вообще, дай пожрать спокойно!       — В-вы очень здорово ладите друг с другом, — Мэтт неловко почесал щёку, нервно осматривая товарищей.       — А ты не иронизируй. Может, это незаметно, но мы уже четыре года дружим, — Йозеф странно улыбнулся, его речи пропитались ностальгией. — Он таким малышом был милым, ты не поверишь! Но с каждым годом становится всё более злючкой, — мужчина потянул Ён Су за щёки.       — Он и раньше был злючкой, — заметил Баш.       — В-вот как… А мне кажется, что Ён Су до сих пор милый, — Мэтт незаметно подмигнул Ён Су, чем вызвал непомерное покраснение всего его лица.       — И н-ничего я не милый, понял, да? — пролепетал юноша, преодолевая растяжение его щёк.       — Ну, когда так краснеет и дуется, то действительно милый, ничего не скажешь, — пропел Йозеф, резко отпуская нежную кожу, на которой ещё детский пушок не сошёл.       — Пошёл ты! Издеваются только, — насупился Ён Су, потирая щёки. Посмотрев в сторону Йозефа, он увидел, как тот едва слышно начал хихикать. — Смешно тебе, да? Давай вот я сейчас начну говорить про тебя смущающие вещи. Посмотрим, как тебе понравится и как тебе весело будет!       — Да ты ничего и не знаешь… — Йозеф осёкся, увидев озорную ухмылку Ёна. — Погоди…       — А всё, а всё, а надо было раньше! — Ён Су заговорщицки приблизился к девушке. — Эй-эй, Эжени, представляешь, что Йозеф учудил-…       — Ну-ка, тихо! — шикнул на него Йозеф.       — Так вот, встретился он когда со своим братом-мудаком-…       — Ён Су!       Юноша-таки доигрался в дразнилки: Йозеф сорвался с места, чтобы совершить весьма безобидное, но всё же возмездие. Ён Су рванул от него подальше, но из-за запоздалого манёвра и медленного набора скорости быстро оказался опрокинут на диван. Хохоча без остановки, он даже не заметил, что Йозеф начал его неистово щекотать. Задёргав в воздухе ногами, Ён Су теперь не мог перестать смеяться, а из-за чётких и резких движений пальцев друга он взвизгнул, едва ли не начав хрюкать. Йозеф во время потасовки назвал его «хрюкающей уточкой», а юноша просто старался не дёрнуться случайно в сторону углов стола.       Так бы и помер незадачливый ребёнок со смеху, если бы не грозное замечание Эжени, не терпевшей забав во время трапезы:       — Марш за стол, вы оба! — с первого раза её не услышали, поэтому пришлось повысить голос, перекрикивая смех Ён Су. — БЫСТРО, блять!       Пришлось после такого сурового клича от маленькой Цапли объявить перемирие, и Йозеф перестал дырявить тело друга. Он помог Ён Су подняться и лёгким толчком в спину отправил его к столу. Юноша же, показав язык, раньше Йозефа оказался на стуле.       — Не делай так больше, — вполголоса буркнул Йозеф, приземляясь рядом.       — Ты тоже поменьше смущай меня, понял, да? — передразнивая интонацию друга, ответил Ён Су.       — Да, понял, — уголки губ Йозефа сами поползли вверх. — Но ты сам меня провоцируешь.       — Р-ребята… с-сзади вас скоро будет тейгу Эжени и клизма, если вы поскорее не закончите с завтраком, — Мэтт попытался обратить внимание товарищей на грозящую им опасность.       — И поверьте, это не самое страшное, что вас будет поджидать! — свет на стёклах очков придал Эжени устрашающий флёр.       И хоть Йозеф с Ён Су хихикнули напоследок, но за еду всё-таки взялись. Негоже злить человека, так старавшегося над приготовлением еды.       Трапеза пошла Ён Су на пользу: все нелёгкие думы исчезли, словно их никогда и не было, разрумянившееся лицо выдавало в его обладателе тёплую благодать, сквозившую через каждую клеточку тела. Медленно болтая ногами под столом Ён Су вспоминал себя несколько лет назад, когда семейные подушки, на которых он был вынужден сидеть, уперевшись пятками в ягодицы, исчезли, уступая место стульям и высокому столу. Единственное, что не исчезло — палочки для еды.       Стоило подумать об этом, как тело наполнилось новой порцией тепла, будто Фуонг сидела совсем рядом с воспитанником. Ён Су настолько сильно казалось близким присутствие учителя, что он почти не удивился, когда рядом раздался приятный женский голос:       — Тебе весело, Ён Су?       Ён Су повернулся и обомлел: прямо перед ним восседал бывший лидер Ночного рейда, Нгуен Фуонг, в своём любимом платье и с красной повязкой Революции на плече. Длинный хвост, во время битвы прятавшийся под плотной тканью и смеющиеся карие глаза. Ён Су на миг почувствовал, что он что-то забыл. Отчего его сердце будто зависло над пропастью? Отчего стало так легко, отчего все тревоги исчезли?       — О, Учитель! Конечно! — Ён Су расплылся в широкой улыбке. — Наши дела идут в гору, братана нашёл, Клыкастик пошёл на поправку, — юноша тут отложил ложку и потянулся к корзинке, от которой вкусно пахло выпечкой. — А, хотите лепёшек? Эжени старалась!       — Ах, спасибо, Ён Су, — мягкие черты женского лица не обошла стороной грусть. Особенно она отразилась в растянутых губах. — Понимаю, что Эжени старалась, но я не голодна. Всё-таки, я уже умерла.       Эти слова льдом обожгли затылок Ён Су, заставив его застыть. Сердце рухнуло над пропастью, иллюзия развеялась и перед глазами явилась реальность. Но Фуонг как будто бы не заметила перемен в лице юноши. Она даже сама не удивилась произнесённому ей факту. И продолжала улыбаться.       Только улыбка стала снисходительной.       — Ён Су. А где все? — вдруг спросила Фуонг. Её лицо напряжённо вытянулось.       Ён Су начал ворочаться по сторонам, задним умом осознав, насколько тяжело дались ему эти телодвижения. Все пропали. Йозеф, сидевший совсем рядом, Мэтт и Баш, располагавшиеся напротив, и Эжени, стоявшая рядом с непослушными товарищами, уперев руки в бока.       Все пропали. А Ён Су только сейчас, вернув взгляд на Фуонг, понял, что та сидела на месте Йозефа. И что зелёное платье сменилось на белую робу.       — У-учитель!.. — Ён Су хотел было ухватиться за плечи Фуонг, но что-то его остановило. Он боялся, что стоит ему прикоснуться к женщине и та растает.       — Нужно срочно найти остальных, — Фуонг сама взяла Ён Су за руку. Юноша едва не вырвал её: ладонь женщины оказалась жутко холодной, почти что ледяной. — Срочно. Пообещай, Ён Су.       Юноша хотел было ответить, но внезапно понял, что лишился дара речи. Открывая рот и закрывая, он был похож на рыбу, выброшенную на берег. С единственной разницей — Ён Су делал это совершенно безвольно, без судорог и других подёргиваний. Спокойно открывал рот и закрывал. Тогда юноша попытался ответить по-другому и кивнул головой, да так, что едва не сломал себе шею.       «Что происходит? — пронеслось в голове. — Почему всё кажется вокруг таким ненормальным? Почему только я это замечаю?»       — Вот и хорошо, — сказала Фуонг после кивка Ён Су. — Тогда я спокойна.       Раздавшийся звук выстрела оборвал нежный голос, облик женщины испарился, оставив за собой кровавый силуэт, линиями намекая, что здесь недавно сидел человек.       Но после выстрела изменилось ещё кое-что. База Ночного рейда. Оглядевшись, всё так же медленно, Ён Су пришёл к выводу, что его никуда не перемещало, но само здание стало походить на развалины древней крепости, однако такой, в которой совсем недавно отгремела страшная битва — об этом говорили яркие следы крови. От неожиданности Ён Су упал со стула и впечатался ладонью прямо в алую лужицу, липкую и горячую.       Свежая кровь.       Кое-как поднявшись, Ён Су пришлось отдёрнуть руку от стола: рядом с его миской ютились мерзкие личинки опарышей, а миска с кашей походила на оранжево-серое месиво, какое появлялось после обильной рвоты. От зловония начало тошнить, Ён Су поспешил отстраниться от обеденного стола. Тем более, что в следующую секунду на него упала железная люстра, огарки свечей покатились на пол вместе с толстыми крысами. Отшатнувшись, Ён Су понял, что оказался совсем один посреди облезлых стен, дырявых полов и сгнившей мебели. Паучок, недавно угодивший в камин, снова принялся плести свой узор, но на сей раз к нему присоединились собратья. Они словно собирались полностью закрыть потухший очаг.       Становилось не по себе.       Ноги не слушались Ён Су, бежать он не мог. Ступая ватными конечностями по скрипучему полу, юноша пытался звать товарищей, но он будто охрип. Шипя имена, Ён Су понимал, что голос не возвращается, а никто из товарищей отзываться не собирался. Блуждая в потёмках, он чувствовал, как внутри всё сжималось от предчувствия чего-то дурного.       Заплутавший утёнок так и не нашёл свою маму.       Зато начал находить своих товарищей. Мёртвых.       Первыми Ён Су нашёл Баша и Стефана. Первый был заколот, второй — застрелен. Они лежали на полу, усыпанном осколками, словно никому не нужный мусор, их глаза были полуприкрыты. Зная их обоих, Ён Су подумал, что те даже не удивились своей смерти. Пребывая в шоке, он постоял возле трупов товарищей и поплёлся дальше. Может, хоть кому-то удалось выжить в неизвестной бойне?       С каждым шагом надежда только угасала. На выходе из базы в лоб Ён Су что-то врезалось. Подняв глаза, он увидел девичьи ступни, облачённые в сапоги. Качнувшись вперёд, юноша вылетел из здания и убедился в том, что ему не показалось: Эжени была повешена над выходом. Её коса растрепалась, очки потерялись, а под полуоткрытым ртом виднелся след от высохшей слюны. Девушку задушили. Она сопротивлялась, до последней минуты боролась за жизнь — это стало ясно после короткого взгляда на окровавленные пальцы.       Ён Су попятился от трупа Эжени и наткнулся на новый. Вернее, споткнулся и упал на жёсткую траву. Очевидно, противник ненавидел Франциска, раз проколол его грудь бессчётное множество раз, а затем оторвал руки и ноги, оставив от тела мужчины подобие куклы. Раны на голове дали понять, что с него пытались снять скальп.       «Я не верю. Я не верю, я не верю, я не верю!.. Такого просто не может быть! — мысленно причитал Ён Су. Его сердце колотилось то бешено, то редко, а кожа белела так, будто он вот-вот собирался отправиться вслед за товарищами. — Это сон. Это просто плохой сон. Сон-сон, уйди в ночь, сон-сон, уйди в ночь!..» Для верности юноша зажмурился и повторял заговор, которому его научила мама, шевеля пересохшими губами.       Но империя кошмаров ополчилась на негодного подданного, отказавшись возвращать съёжившегося от испуга мальчишку. Она отдала приказ смотреть сон до конца. Если это вообще был сон…       Взгляд Ён Су сам упал на стену, где распускались алые цветы. Душа мальчишки ушла в пятки, когда он понял, кого увидит, когда сделает много-много шагов вперёд. И к сожалению, он не ошибся: Альфред, Мэтт и Йозеф — все они лежали расстрелянными возле злосчастной стены.       Дезертиры.       Преступники.       Только очередь способна покарать их и отпустить их грехи.       Даже Альфред, приобнявший брата так, будто хотел его защитить от выстрелов, не сумел предотвратить неизбежное.       Как и с Фуонг.       Приговор приведён в исполнение. Казнь состоялась. И спасать кого-то с плахи уже бесполезно.       Из глаз Ён Су хлынули слёзы, а рот замер в немом крике. Кулаки сжались на одежде. А что ещё оставалось сделать? Ночного рейда больше нет. Он оказался разбит вот так просто… но кем?..       Жёсткая трава смялась под чьими-то шаткими шагами. Медленно развернувшись, Ён Су увидел перед собой залитого кровью Кику. Тот держался за бок и тяжело дышал. На поясе висели ножны от Яцуфусы, но сама катана отсутствовала.       — Прости меня, Утёнок, — прошептал Кику, вытянув руки к лицу брата. — Прости…       Грянул выстрел. По подбородку Кику потекла струйка крови и окрасила белое кимоно. Алый цветок распустился на груди юноши и тот упал, мазнув кровью по щеке Ён Су, прямо в руки совершенно потерянного брата.       От выстрела в округе разлетелись вороны — единственные живые создания здесь, помимо Ён Су, опустившегося на землю и прижимавшего к себе мёртвое тело Кику. Не зная, что делать теперь, он просто сидел, отдавшись на волю ветра, покачивавшего его, из-за чего могло показаться, будто он баюкал труп старшего брата.       Туман, стоявший на улице, начал развеиваться. А вслед за тем, на горизонте замаячили очертания знакомых фигур. Охотникам даже не пришлось использовать дробовик, чтобы подстрелить утёнка — тот сам спустился к ним и угодил прямо в ловушку.       «Я не могу убежать», — эти слова стали эпитафией для Ён Су ровно в тот момент, когда Говерт де Вард направил на него ствол револьвера…       …Ён Су резко распахнул глаза. Он лежал в своей кровати, явно там, где он и уснул. Развалины исчезли, следы крови — тоже. Всё было хорошо, но что-то стискивало грудную клетку — вероятно, гулкое биение сердца, а перед взором маячила поволока, мешавшая чётко видеть в темноте. «Значит, это всего лишь сон», — успокоил себя Ён Су.       Как вдруг его сознание настигла страшная вещь: он не может пошевелиться. Тело как будто парализовало — от макушки до пят. Ён Су зажмурился и снова открыл глаза. Ничего не поменялось. Странные ощущения, давно забытое чувство беспокойства. Словно ребёнок, осознающий, что происходит что-то плохое, но не до конца понимающий, что именно, от испуга Ён Су начал тихо плакать. По ровному лицу стекали слёзы, ослепляя и делая без того плохую видимость ещё хуже.       «Я же больше не сплю. Так какого ж…»       Довести мысль до конца Ён Су не успел. Дверь в его комнату тихонько отворилась, являя тусклую полоску света. Его источник проник следом, явившись перед юношей фонарём, в котором скоро вот-вот должно было кончиться топливо. Но откуда он здесь взялся? Неужели Ён Су всё ещё спал, а фонарь парил сам по себе? Или же на территорию базы проник чародей?       Нет. Реальность оказалась весьма жестока по отношению к Ён Су. Пронизывающий холод покрыл стёкла на окнах и дверную ручку инеем, а в комнату тяжёлой поступью прошагал Николай Арловский.       «Нет… снова он?! Что он здесь делает?! Я сейчас точно не сплю. Но блять!.. Почему я не могу пошевелиться?!» — Ён Су предпринял очередную попытку двинуть хотя бы рукой, но ему даже моргание далось с трудом. Оставалось только дожидаться, когда в тело вернётся способность двигаться.       И надеяться, что происходящее — очередной кошмар.       — О, так вот, где ты был, малыш. Ты последний остался, ты в курсе? — голос Николая звучал с обманчиво-ласковой интонацией, слабо маскирующей жестокую игривость. Арловский посмотрел на Ён Су, подойдя чуть ближе. — Что за взгляд, Утёнок? — торжествующая улыбка сквозила в лице Николая. Поставив фонарь на прикроватную тумбочку, мужчина присел на краешек кровати. Судорога, сковавшая лицо Ён Су, позабавила его. — Всех остальных расхерачили мои подчинённые, — холодная ладонь Арловского погладила юношу по щеке, смахивая скопившиеся в уголках мальчишеских глаз маленькие слезинки. — Даже этого предателя, Кику. Я-то, дурак, думал, он шутит, а оно вон как оказалось. Что ж…       Облизнувшись, Николай запрыгнул на кровать с ногами и навис над Ён Су, продавливая своим весом тахту. Юноша помнил, чем окончился столь близкий контакт с Ледяным генералиссимусом, но сознание потерять сейчас не сумел. Да и если сказанное им — правда, то вариант с лишением чувств не смог бы спасти Ён Су.       «Это наверняка сон. Просто очень-очень похожий на явь. Я могу продолжать прогонять его! — Ён Су зажмурился, он продолжал это делать снова и снова. И снова, и снова он повторял про себя: — Сон-сон, уйди в ночь, сон-сон уйди в ночь». Губы медленно шевелились, с уст даже начали срываться неразборчивые звуки. Но Ён Су не звал на помощь. Он тихо шептал заговор, чтобы прогнать страшный сон и наконец-то проснуться.       Но раз он не сумел развеять мёртвых товарищей и брата, то не сумеет развеять и облик Николая, коршуном зависший над его неподвижным телом.       И тот преспокойно продолжил играться с Ён Су.       — Было очень весело за вами охотиться. Но теперь, когда Ночного рейда нет, тебя может убить кто-то другой, — Николай крепче сдавил ногами беспомощное тело юноши и положил обе руки на тонкую шею. Давление выбило воздух из лёгких, Ён Су попытался избежать удушения, хватая воздух ртом, но он застревал на пути к трахее. Юноша хотел было дёрнуться, да вцепиться в руки Николая, но состояние его тела помешало претворить задумку в жизнь. Ён Су мог только продолжать лежать и чувствовать, как всё его естество требовало воздуха, но не могло дать сопротивления Николаю. — Я не могу позволить, чтобы мою добычу прибрал к рукам кто-то ещё. Поиграл бы с тобой ещё подольше, но придётся просто сломать уточке шейку, — Арловский широко улыбнулся, обнажая крепкие зубы. Даже в полутьме было видно, как мужчина, наслаждаясь страданиями Ён Су, раскраснелся, словно маков цвет. — А-ах, жаль, я не услышу твоего предсмертного крика.       Если это смерть, то она подкралась к юноше самым садистским образом. Для маленького воина, вроде Ён Су, достойной погибелью стало бы оружие противника на поле брани. Но сейчас он помирал, задыхаясь, будто от приступа.       «Сон-сон, уйди в ночь, сон-сон, уйди в ночь!..»       — Эй… может… — Николай чуть ослабил хватку и склонился над ухом, — …покричишь для меня? — он надавил и снова ослабил. Его голос принимал всё более нетерпеливые и игривые нотки. — Ну же, кричи, — Николай вновь ослабил давление, усилил, ослабил. Он будто хотел его пробудить ото сна, но продолжал издеваться. — Кричи, утёнок. Или ты настолько испугался меня, что решил заткнуться, да? Так не пойдёт. Кричи, давай. Кричи, — Николай в последний раз надавил сильнее. — Ты сейчас умрёшь. Ты сейчас умрё-ё-ёшь, утёнок. Кричи. Кричи. Кричи, блять!       Не стирая улыбки с лица, Николай прокричал последние слова, каждая чёрточка его лица надломилась и исказилась от азарта, преисполненного безумием. Ён Су совсем не понравились игры с его шеей. Чувствуя, как сознание принимает всё за чистую монету и ускользает, юноша уже готов был по-настоящему умереть.       Но так хотелось закричать. Раз уж безобидный заговор не справлялся, то, может, стоило попробовать что-то сильнее?       Николай всё продолжал склоняться над Ён Су, душить, да подначивать издать хоть какой-нибудь жалостливый звук, чтобы развлечь Егеря. Ледяной жар обволакивал юношеское тело, возвращая страх, минувший после последней встречи с Николаем Арловским.       И ровно в тот момент, когда наваждение начало развеиваться…

…голос Ён Су прорезался…

…и юноша закричал, что было силы:

      — НЕТ! НЕТ, УБИРАЙСЯ! ВЫПУСТИ! ВЫПУСТИ МЕНЯ, ПИДОРАС! НЕТ!!!       …       На крик Ён Су сбежались все, кто был на тот момент на базе Ночного рейда. Первыми влетели в распахнутую дверь Йозеф и Эжени, за ними — Мэтт и Франциск. Увиденное ими выглядело довольно страшно, даже жутко: Ён Су истошно вопил, неистово суча ногами по простыни и взбивая одеяло. Выпученные глаза закатились к потолку, они были влажными от слёз, а подбородок — от слюны.       — Ён Су?! — вскрикнула Эжени, приложив ладонь ко рту.       — Нет… Нет!.. НЕТ! — продолжал бессильную истерику Ён Су. — УХОДИ! УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ, УБЛЮДОК!       — Ён Су! — окликнул его Мэтт так громко, как никогда прежде.       — Ён Су, проснись! — Йозеф подбежал к кровати друга и принялся трясти его за плечи, чуть приподняв. — Ён Су!       — Что с ним происходит? — в ужасе пролепетала Эжени, совсем растерявшись от лицезрения невиданного доселе явления.       Франциск же молча перекрестился. Ему доводилось наблюдать подобное, но он никак не ожидал встретить это среди своих товарищей. А потому не сумел выдавить из себя ни звука.       — Ён Су! — вновь позвал Йозеф. Друг не приходил в себя, и мужчина не знал, что теперь с этим можно сделать.       Но решение нашлось у Эжени. Она подскочила к кровати.       — Йозеф, держи его крепче, — Эжени отвесила Ён Су пару оплеух. — ОЧНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!       Эти действия сработали безотказно. Ён Су перестал буянить и кричать, он проснулся, начав с хрипом жадно хватать ртом воздух. Юношу неимоверно трясло так, будто его вот-вот должно было вырвать. Выпученные глаза смотрели то на товарищей, то в пустоту.       — Ён Су? Ты как? — Йозеф попытался обратить внимание друга на себя. — Чего кричал так?       — Я-я… Я кричал? — просипел Ён Су, кажется, охрипший от своих воплей.       — Мы сюда потому и прибежали, — Эжени отстранилась, чтобы выйти из неудобного положения, в котором она застыла. — Ты орал дурниной, будто тебя режут здесь!       — Д-да нет… — Ён Су вцепился во взмокшие волосы. Он и сам не знал, на какой вопрос дал столь расплывчатый ответ.       — Ладно, — Йозеф приободряюще похлопал юношу по плечу. — Раз ты жив-здоров, то, стало быть, в порядке?       — Я-я… — Ён Су шмыгнул носом и зажмурился, поджав губы. — Да н-нихера я не в п-порядке, понял да?       Слёзы, всё это время сдерживаемые, брызнули из глаз с новой силой. Ён Су затрясся, даже не пытаясь утереть влагу, катившуюся по щекам, что было не похоже на юношу. Обычно он прятал слёзы ото всех, чтобы его не считали плаксой. Но сейчас Ён Су оказался совсем разбит, чтобы скрыть свою слабость.       — Эй-эй, ты чего, ну? — Йозеф, поражённый таким поведением друга, поспешно обнял его, чтобы успокоить. — Неужели всё настолько было плохо?       — Я думал!.. Я думал, вас всех у-убили!.. — глотая слёзы проговорил Ён Су. Он крепко вцепился в рубаху Йозефа.       — Ён Су…       Но ни Йозеф, ни кто-либо ещё не успел ничего сказать. Ён Су, обессилев, громко зарыдал, вытирая слёзы о рубаху друга.       — А-а а потом он пришёл… и… и сказал, что вас всех у-убили!.. И н-начал ме-меня д… душить!.. О-он был т-так близко, я н-не мог п-пошевелиться, — Ён Су вновь затрясся в объятиях Йозефа. — М-мне было т-так страшно. Я думал, сдохну прям т-там!       — Тише-тише, Ён Су, — сглотнув, произнёс Йозеф, баюкая юношу. — Кто «он»-то?       — Н-Николай Ар-ловский, — прошептал Ён Су.       — Боже… — Франциск прикрыл глаза.       — Тогда всё становится на свои места, — Мэтт вдруг погрузился в собственные размышления. — Но не припомню, чтобы у меня было нечто похожее, — он слегка нахмурился. — Ён Су, ты пересекался с генералом Арловским после твоей неудачной попытки ограбления Целебного источника?       — Д-да! К-когда мы с братаном г-грабили!.. — выпалил Ён Су.       — И ты ничего не сказал нам? — воскликнула Эжени.       — Я так обрадовался тому, что Клыкастый теперь пойдёт на поправку, что… — Ён Су шмыгнул носом. — …забыл вам рассказать об этом. Простите меня! — чувствуя себя защищённым, Ён Су только сильнее стиснул Йозефа, скомкав его рубашку. — Я п-правда д-думал, что в-вас всех убили!!       Никак не получалось успокоить Ён Су, заревевшего снова, но на сей раз тише. Он напоминал сейчас Йозефу того самого обездоленного малыша, которого он однажды подобрал в приюте и вместе с Фуонг накормил и напоил. Так дело не пойдёт, решил мужчина и, переглянувшись с остальными, принялся успокаивать Ёна, пока Эжени ходила за успокоительным настоем из травы мелиссы, Мэтт присоединялся к поглаживанию ребёнка, а Франциск устанавливал в комнате благовония можжевельника.       Несколько минут спустя после успокоительных процедур Ён Су вроде бы затих, рыдания прекратились, слёзы почти не капали и судороги покинули тело. Истерика вымотала его душу и вынудила успокоиться.       — Н-ну, Ён Су, ты успокоился? — поинтересовался Йозеф, посмотрев юноше в глаза. Он осторожно взял Ён Су за щёки и приподнялся. — Давай мы пойдём спать тогда. Ты тоже ложись.       — НЕТ! Йозеф, пожалуйста, не уходи!.. — вскрикнул Ён Су, схватив Йозефа за рукав и посадив его обратно. — Не уходи. Мне страшно.       — Не уходить? И где мне прикажешь…       Ён Су молча потянул рукав рубахи Йозефа на себя.       — Ён, я не твоя мама, чего ты!.. — мужчина покраснел.       — Пожалуйста, Йозеф! — Ён Су наверняка так же было неловко, но сейчас он не осознавал своего жалкого положения, а потому без стыда обнимал руку Йозефа. — Иначе я просто не усну, п-понял, да? — он шмыгнул носом, Эжени пришлось дать ему платок, чтобы тот не затруднял себе дыхание. — Не оставляй меня, а? Ты же не боишься этого пидораса. Пожалуйста!..       — Ладно-ладно, я понял, — Йозефу было неловко, но ничего не поделаешь. Вернувшись, он вдруг угодил рукой во влажный участок одеяла. — Давай тут только… э-э-э… — скосив взгляд, Йозеф увидел, что Эжени всё ещё рядом. Да и перед остальными не хотелось сильно разглашать небольшой казус. — Мэтт, будь так добр, зайди в бельевую.       Товарищи оказались достаточно проницательными, чтобы понять, что именно требовалось Йозефу. Поэтому вместе с Мэттом в бельевую отправился Франциск, а Эжени любезно согласилась взять испачканное бельё. Йозеф же всё то время, пока девушка сдирала простынь и наволочки, держал Ён Су на руках. Это навевало грустную ностальгию о былых деньках — с того времени разве что юноша подрос и стал чуть тяжелее.       Когда Эжени ушла, Йозеф тут себя хлопнул по лбу: он совсем забыл отдать ей ночную рубаху Ён Су. Пришлось поставить юношу на пол и стянуть с него одежду, оставив в чём мать родила. Но ненадолго: стеснённый Ён Су протопал до стула, на котором покоился ханбок, и натянул на себя набедренную повязку.       Облокотившись на подоконник, он встал к окну и подставил прохладному ветру лицо, чтобы оно поскорее высохло и вернуло свой истинный цвет. А Йозеф, всматриваясь в силуэт друга, очерченный ночным светом, невольно задумался о том, из-за чего так сильно поник Ён Су. Что же такого ему приснилось и почему именно сейчас напугало до такой степени, что выковыряло все страхи наружу? Неужели дело только в мёртвых товарищах и Николае Арловском? Йозефу порой тоже такое снилось, да и Ён Су наверняка не раз видел подобное.       Так почему же именно сейчас?..       Но подумать Йозефу не дали над этим. Вернулись Мэтт с Франциском и передали постельное бельё, а затем и Эжени принесла чистую сорочку. Она ушла с грязной ночной рубахой Ён Су, мужчины тактично покинули комнату, а Йозеф, застелив постель, уложил на неё Ёна и прилёг рядом. Для двоих мужчин здесь было тесновато, но стоило им лечь набок, как дискомфорт тут же пропал. Обессиленный Ён Су практически сразу уснул, тихонько засопев. Удивительно, думал Йозеф, как иногда сон мог омолаживать людей, разглаживая им все морщины. А у Ён Су лицо так и вовсе становилось почти что детским, будто не было тех четырёх лет, прожитых юношей.       «Что бы тебя там ни напугало, — Йозеф приобнял друга и прикрыл глаза, — я не позволю тебе мучиться так из-за этого. Спи спокойно, Ён Су».       …       А пока Йозеф успокаивал Ён Су и укладывался с ним спать, Эжени поняла, что точно никак не сможет уснуть, пока не выяснит подробности произошедшего с младшим товарищем. И для этого она, переборов себя, направилась в подвал, где которую ночь подряд обитал Хонда Кику.       За ней увязался Франциск в облике Франсуазы.       Уж не знала Эжени, какую цель преследовала эта «бородатая жаба», но ей не было до этого дела. Уж точно Франсуаза спустилась с ней не для того, чтобы останавливать девушку от негуманных действий. Ведь никто не помешал Эжени прервать сон Кику пинком в плечо с ноги.       — Эй, Хонда. Разговор есть, — лаконично произнесла она.       — Да, я вас слушаю, — Кику довольно быстро проснулся, будто и не спал совсем.       — У твоего брата были раньше какие-либо приступы во сне? — прямо спросила Эжени.       — Во сне? Были, конечно, — Кику поджал губы. Раз о таком спрашивала травница, значит, придётся пренебречь этикой и выложить всё, что знал. — У Ён Су был сильный стресс на фоне тренировок способностей нашего клана. Понимаете… просто, Ён Су, он… с ним было сложно. Его спектр способностей почти не поддавался раскрытию. Обладая титанической выносливостью в обычных условиях, всё сводилось на нет, когда его способности пытались пробудить. Отец поблажек ему не давал, а Ён Су с каждым днём расстраивался всё больше.       — И на этом фоне у него случались приступы, — заключила Эжени. — Ён Су помнит об этом?       — Вряд ли. Как я заметил, он словно стирает из памяти все дурные моменты своей жизни.       — Есть какое-то средство против приступов?       — Нет. Оно у Ён Су сначала было, потом прошло, — Кику из неудобной позиции кое-как пожал плечами. — Наверное, в этот раз имел место быть определённый стресс.       — Да, — Эжени подобно строгому учителю поправила очки. — Он пересёкся с Николаем Арловским. И тот, судя по всему, неплохо потрепал ему нервы. Понимаешь?       — Понимаю, — Кику ненадолго помолчал, думая, что же лучше ответить. — Прекрасно понимаю. Надеюсь, вы сможете защитить Ён Су от генерала Арловского. Не хочу, чтобы его постигла участь тех восточных, что попали к нему в плен. Это — гораздо хуже, чем то, что было со мной.       Такой ответ не то, чтобы устроил Эжени, но вполне удовлетворил. Она узнала, что хотела — больше ей здесь делать нечего. Издеваться каким-либо способом над лежачим не входило в список её обязанностей и уж тем более — в характер.       На смену ей пришла Франсуаза. Кику чувствовал присутствие кокетливой женщины, поэтому не осмелился погрузиться в сон до тех пор, пока не поговорит с ней.       — Почему ты не сказал про то, что вы пересекались с Николаем Арловским возле Целебного источника? — лукаво поинтересовалась Франсуаза.       — Ён Су попросил этого не делать, — соврал Кику. — Он сказал: вы бы снова его отругали. А ещё он не хотел, чтобы вы лишний раз волновались, — он опустил взгляд в пол. — Видимо, его задумка не увенчалась успехом.       — Конечно-конечно. Хорошо, что ты объяснил. Ведь иначе, — женский сапог элегантно прошёлся по подбородку Кику, — мы бы подумали, что это было подстроено. У меня очень много вопросов, на самом деле, — Франсуаза присела, схватила Кику за волосы и оттянула назад. Второй рукой повела вниз, от груди Хонды. — Почему ты не рассказал об условиях безопасного расторжения контракта с Яцуфусой и спокойно приготовился к смерти? Готов был пожертвовать собой, лишь бы выполнить задание?       Женская рука достигла низа живота, вынудив застенчивого юношу запаниковать и заёрзать на полу.       — Я не понимаю, о чём вы. Условия и так безопасные. П-прекратите!.. — Кику раскраснелся, почувствовав, как ладонь Франсуазы, скользнув ниже, принялась гладить его через одежду. — Просто никто бы больше не смог воспользоваться тейгу. Я хотел стать последним хозяином Яцуфусы, чтобы остальные избежали моей участи. Гх!..       — Восточные в самом деле такие замечательные. Так остро на всё реагируете, смотрите щенячьими глазками, — промурлыкала Франсуаза, продолжая наблюдать за смущением Кику. — В любой ситуации. Неудивительно, что Ледяной Генералиссимус бросается на вас, как на желанную добычу.       — Хватит! Если вы подозреваете меня в чём-то, то необязательно до меня домогаться, — Кику пересилил себя и дёрнулся в сторону, уходя от нежелательных ласк. — Пожалуйста! Я готов посидеть на цепи, если вы не доверяете мне, но не распускайте руки, как они! Ненавижу, когда моё тело так старательно изучают!       Кику резко отвернулся, перекатившись на другой бок. Но Франсуаза не растерялась. Ведь когда перед перестаёт быть доступным, таковым становится зад. Однако Франсуаза лишь положила руку на ягодицы Кику, оглаживать их не стала (хоть и очень хотелось).       — Нет ничего плохого в том, что твоим телом кто-то интересуется. Важно ведь, чтобы интерес был здоровый, — женская рука оторвалась от юношеского тела. — Но ты, я вижу, мальчик с комплексами. Предположу, что тебя грозились сделать шлюхой, если не будешь хорошим пёсиком. Верно?       — Д-да… но я бы лучше погиб, нежели отправился в публичный дом! — процедил Кику. — Думаю, рано или поздно я бы перестал приносить пользу Егерям, и они так бы и сделали.       — Бедный малыш. Ладно, — Франсуаза нежно развернула Кику к себе. — Из солидарности могу тебе немного помочь. Но мне нужна твоя решимость.       — Сделаю всё, что угодно, что не опорочит честь, — твёрдо сказал Кику.       — Восхитительно.       Франсуаза лишь внешне казалась добродушной к восточному мальчику. Но на деле она изо всех сил старалась скрыть ликование. Такое воодушевляющее чувство посещало этого человека тогда, когда собственный тяжкий грех помогал ему достигать желаемого.       И именно сейчас, когда Кику согласился с ним сотрудничать, преследуя свои цели, Франциск встал на путь выполнения своих.

***

      Если бы Николай имел способность проникать в сны своих жертв не как образ, сотканный из страхов, а как реальная личность, у него бы не было проблем с тем, как развлечь себя в отсутствие работы. Что ему бумажная волокита и мелкие поручения? Они уже давно выполнены, а потому генерал Арловский то сидел, то валялся на кровати, сменяя одну вялую позу за одной. И ведь в бордель не сходишь — чёрный список Элизабет неумолим. А куда тогда пойти? В патруль, надеясь, что попадётся какой-нибудь незадачливый нарушитель закона? Так это работёнка для наёмников, Говерта и Людвига. Ну и Феликса, на крайний случай. А рассчитывать, что среди незадачливых нарушителей окажутся революционеры или даже Ночной рейд — всё равно что играть в лотерею без шанса на выигрыш. Нынче многие из них слишком осторожны, чтобы попасться.       За исключением некоторых. Но они требовали к себе особого подхода во время охоты — нужные условия в настоящий момент не были соблюдены.       Тогда, может, стоит выпить? Или почитать? Или всё вместе?       Борьба культурного человека с быдлом окончилась ничьёй: выглянув в окно, Николай увидел рысью скакавших северян. Взор зацепился за любимую серебристую макушку. Лучик озорства коснулся скучающего лица, изогнувшись коварным предвкушением. К возвращению Халлдора Николай уже давно подготовился, теперь, самое главное, ничего не испортить.       Постараться, по крайней мере.       Николай мысленно отсчитывал секунды, минуты, пока Халлдор умеренным шагом добирался до его кабинета. Было сложно воздержаться от того, чтобы заключить подчинённого в мощные объятия, как только тот переступил порог. Но Николай не хотел случайно сломать рёбра хрупкому ангелочку — даже для садистской натуры генерала это было слишком.       Халлдор вошёл в кабинет ровно так же, как и обычно, но на сей раз Арловский чуял, насколько взбудораженным был юноша. Это распаляло самого генерала, подначивая совершить выходку, но нужный момент ещё не настал. Главное качество охотника — терпеливость.       — Генерал? — за стуком в дверь и скрипом несмазанного замка в проёме показалась голова Халлдора и маленькая ладонь, лёгшая на древесину.       — Заходи, Халлдор, — доброжелательно поприветствовал его Николай, присаживаясь за стол. — Ну, рассказывай, как всё прошло.       И, как обычно, Халлдор не воспользовался предложением Николая присесть на кровать без дополнительного приглашения. Но сегодня юноша и не собирался подходить к тахте. Он влетел в комнату и вдохновенно начал:       — Всё прошло просто замечательно, всё просто-… Кхм, — Халлдор, поняв, что его голос подрагивал от взбудораженности, решил сменить тон на более спокойный и выверенный. — Задание по устранению старосты деревни Житница и его семьи прошло успешно. Я выполнил ваше поручение, никого не убил. Это оказалось не менее приятным, генерал, — на лице Халлдора всё-таки расцвела блаженная улыбка. — Я бесконечно благодарен вам за то, что вы позволили мне узреть нечто настолько прекрасное.       — Да на здоровье. Что ж, тогда, давай поговорим о награде, — Николай принялся рыться в ящиках и вскоре достал довольно увесистый мешок с деньгами.       — Это ведь вместе с надбавкой? — у Халлдора глаза на лоб полезли, он несколько стушевался, его удовлетворение потухло.       — Нет. Это и есть надбавка, — возразил Николай.       — Так много! — Халлдор замялся. — Д-даже не знаю, что и сказать.       — Скажи «спасибо» и возьми денежку, без танцев с бубном, — саркастично предложил Николай.       — Х-хорошо. Спасибо, генерал! — Халлдор зарделся и протянул руку.       — Чего? — Николай вскинул брови.       — А?       — Чего руку тянешь?       — Дайте, пожалуйста, мешочек, — медленно проговорил Халлдор.       — Хм-м-м… — Николай взял деньги и оценивающе взвесил его на ладони, подбросив и послушав звон монет. — Ты знаешь, мне кажется, что действительно многовато я тебе отсыпал.       — Генерал. Мы так не договаривались, — отчеканил Халлдор. — Дайте, пожалуйста, мешочек.       — Возьми, — в голосе Николая прослеживалась еле скрытое издевательство.       — Вы не протянули…       — Возьми.       Лукавый прищур окончательно раздразнил Халлдора. Николай ходил по тонкому льду: юноша становился очень серьёзным, когда дело доходило до денег. Арловский прекрасно знал про особенность своего подопечного и сейчас специально вынуждал надувшегося Халлдора играть по правилам его небольшой игры. Николай надеялся, что безобидная манипуляция не сильно обидит юношу.       Но в итоге Халлдор просто прошагал к столу генерала, уверенной и громкой поступью сопровождая свои действия. Перегнувшись через древесину рабочего места Николая, юноша потянулся вперёд, но Арловский оказался далековато — ещё и отодвинулся, гад!       Но Халлдор не растерялся. Обойдя стол, он встал перед Николаем, боком развернувшимся к нему вместе с креслом.       — Отдайте! — приказным тоном возвестил Халлдор, протягивая руку.       — За-би-рай, — пропел Николай, но мешок отдалял от подчинённого, словно хулиган в школе.       Но Халлдор был не из тех, кто так просто мог дать себя в обиду, даже генералу Арловскому. Ему было невдомёк, что всё это — лишь небольшое развлечение, задуманное Николаем. Поэтому Халлдор опёрся коленом на свободный участок кресла между ног мужчины и потянулся за заветной наградой, совершенно не думая о том, как это выглядит со стороны. В такой позе он без труда схватил мешок с монетами.       — Наконец-то!.. — с удовлетворением произнёс Халлдор.       Улыбка исчезла с его лица. Халлдор осознал, насколько близко оказался к лицу Николая. Юношу бросило в жар, а мужчина только ухмыльнулся и заблокировал ему пути отступления, перекинув одну ногу на колено другой.       — Да, Халлдор. Наконец-то.       Халлдор с перепугу уже хотел было отскочить назад, чтобы сгладить неловкий момент, но слишком поздно. Николай подтолкнул юношу ногой вперёд, к себе, нежно схватил его за щёки и приник к его губам.       На мгновение Халлдору показалось, что он потерял сознание от жары и сейчас видит какой-то сон. Но всё происходило наяву. Николай Арловский загнал своего подчинённого в ловушку и крепко держал, не давая упорхнуть, целовал, сминая губы. А Халлдор просто замер с чуть опустившимися руками, не зная, что делать. Его никогда раньше не целовали.       Растерянность Халлдора не осталась незамеченной. Николай ненадолго отстал от плотно сжатых губ юноши.       — Ты целоваться не умеешь? — словно умиляясь такой реакции, спросил Арловский.       — Э-это… — Халлдор резко попятился назад, залившись густой краской и прикрыв рот, и кое-как вырвался из хвата Николая. — Г-генерал!.. Что вы-?.. По-погодите!.. Что ещё за шутки?       — А я не шутил, — интонация Николая на сей раз соответствовала его намерениям.       Халлдор было нервно усмехнулся, но, увидев, как Николай стал приближаться к нему, резко рванул к двери. Он достиг её раньше генерала, но, дёрнув за ручку, оказался обескуражен новой ловушкой: дверь не поддалась.       А к тому моменту, как Халлдор понял это, Николай уже стоял сзади, почти что вплотную. От его голоса у юноши мурашки прокатывались от шеи до копчика, а внизу живота начало приятно покалывать. «Н-нет… мне такое не… мне это нравится?.. А-ах… Я не понимаю… Я же Егерь, но почему совсем не против того, чтобы стать добычей для генерала?» — мысли цветными искрами посыпались одна за другой, когда Халлдор всё-таки пришёл к мысли, что ему происходящее скорее нравилось, чем нет.       — Вот ты и попался, Халлдор, — новая волна жара прокатилась по юношескому телу, когда Николай развернул своего дорогого подчинённого лицом к себе и, задрав его руки наверх, плотно прижал к двери. — Ты думал, что твоей особой наградой будут только деньги? Я слишком высоко тебя ценю, чтобы оценивать твою работу такой маленькой суммой. Поэтому…       — Генерал, что вы-?.. — из-за манёвра Арловского Халлдор выронил мешок с деньгами, и тот упал к его ногам.       — Ш-ш-ш… — перехватив оба запястья юноши в одну руку, Николай положил большой палец на нижнюю губу Халлдора, чуть оттянув. Из-за прилившей крови, она теперь казалась чуть пухлее. — Запертая дверь не означает, что нас никто не услышит.       — Н-но… — голос Халлдора дрожал, равно как и его колени от возбуждения и от того, что приходилось стоять на носках, — генерал, я…       — Тихо-тихо, — Николай мягко прильнул в очередном поцелуе и пронаблюдал за реакцией Халлдора. Результат явил себя незамедлительно: тот смутился, зажмурившись, отвернувшись и спрятав лицо за плечом. — Давай-ка поучимся целоваться, мой хороший.       От такого непристойного предложения со стороны генерала Халлдор даже возмутиться не успел: его губы вновь оказались во власти мужчины, и на сей раз тот действовал куда жёстче, начав покусывать юношескую кожу. Все эти действия озадачивали Халлдора, из-за чего тот не знал, как именно ему поступить — как того хотел Николай или как тот считал нужным. Но вместе с тем о таких мелочах не хотелось задумываться. Ледяной генералиссимус явно не шутил и не просто забавлялся: он был достаточно обходителен со своим подчинённым, но его движения не были лишены присущей мужчине грубости. Арловский сжимал запястья юноши, любовно проходился свободной рукой по его дрожавшему телу, а коленом аккуратно упирался в пах, чтобы тот даже не подумал о побеге. Хотелось получить наконец-то желанную награду за долгие ожидания. К тому же, зачем останавливаться, если объект предоставления этой самой награды млел от каждого страстного поцелуя?       «Не может быть, — изнемогая, думал Халлдор, пытаясь сползти по двери. — Почему я?.. Почему моё тело?.. Неужели, это из-за того, что я влюблён в генерала, мне так приятно, хоть и необычно?»       А Николай вдруг перешёл на запрещённый приём: он решил поговорить с растаявшим молодым человеком, накаляя обстановку лишь сильнее.       — О, так ты и в самом деле ангелок. Невинный, нецелованный… — блуждающая рука Николая сползла ниже, из-за чего Халлдор было взбрыкнулся, но, издав почти неслышный стон, замер. — А ещё завёлся так легко. Халлдор, — Николай не скрывал ехидства в своём хрипловатом шёпоте. — Я в самом деле рад, что тебя заводит нечто подобное, а не только всякая кровавая херовина, — Николай сжал руку на ягодице Халлдора, чем спровоцировал очередной стон, больше походивший на рваный полувздох. — А ещё я рад, что у меня встаёт не только на пытки, но и на тебя, мой хороший. Ты прям это… человека из меня делаешь.       В размышления Халлдора закрались сомнения. Они начали грызть его так внезапно, что ощущалось это как пелена наваждения, внезапно спадавшая с глаз. Неуверенность, смятение и неопытность доделали своё дело и вынудили Халлдора активировать тейгу и, выбив крылом дверь, с позором сбежать, оставив озадаченного Николая самому гадать, что же хотел ему сказать своим побегом юноша.       К сожалению или к счастью, побег Халлдора прошёл не без свидетелей. Как только Николай высунулся за выход из своих покоев, он наткнулся взглядом на Феликса и Говерта, судя по всему, проходивших мимо. Лица были у них, конечно, превосходными, они стали лишь прекраснее в своей неопределённости, когда увидели эмоции, застывшие на Николае.       — Э? Это что было-то? — только и смог выдавить из себя Феликс.       — Хал сбежал, — коротко ответил Николай, пожав плечами. Его взгляд стал ещё более потерянным, чем мгновение назад.       — Сбежал? А ты что сделал такого? — спросил Говерт.       Николай промолчал, не посмотрев на своих подчинённых.       — Неужели вы наконец-то?.. — Феликс всё сразу понял, его восторгу не было предела. — Коля-я-ян! Боже, ну, хоть один мужик нормальн-… так, стоп. А ты почему за ним не бежишь?       — …а должен? Вдруг ему не понравилось, — Николай пожал плечами. — Он съебался, даже ничего не сказал.       — А ты спросил у него? Господи, блять, беру свои слова назад, — восхищения на лице Феликса как не бывало. — Вы такие два долбаёба, когда дело доходит до любви. Беги, блять, за ним, конченный, и не проеби ничего, доведи всё до конца на сей раз!       — До какого конца? — Николай изогнул бровь дугой.       — До осмысленного!       Феликс чуть ли не пинком отправил Арловского в погоню за своей зазнобой. Но от настоящего пинка пришлось воздержаться, чтобы наутро не оказаться с ледяным колом в заднице, на который Николай бы с удовольствием посадил горе-советчика в лице брата-бастарда.       Говерт же никак больше не отреагировал на генерала, ушедшего по следам Халлдора. В чужие любовные разборки он не горел желанием лезть.       Зато вновь де Вард пересёкся взглядами с Феликсом. Лукашевич всё ещё вёл себя так, будто был сильно обижен и оскорблён Говертом, и так постоянно смотрел на друга с укором, будто считал, что тому должно быть стыдно. Но де Варду было плевать. Виноватым он себя не чувствовал, перед Феликсом он не считал нужным отчитываться за свои отношения и хоть как-то намекать ему, что всё, на самом деле, куда лучше, чем тот себе воображал из-за радикальной позиции Говерта. Лукашевич продолжал фырчать на манер обиженного кота, а де Вард молча и терпеливо дожидался, когда розыгрыш закончится и можно будет вскрыться.

***

      Неделю ждать Надежду Люткевич не пришлось. Всё решилось теневым визитом Франциска под видом Терентия. Уж не знал Альфред точно, что же именно сказал хитрец Бонфуа, чтобы подтолкнуть Надежду к быстрому решению, но ему не особо было это интересно. Уговорил и уговорил. Сам же Франциск поклялся, что ничего предосудительного он не сделал и не сказал ничего, что могло бы подставить Ночной рейд или Революцию.       Поскольку Стефана в этот раз не было, Альфред без зазрения совести взял с собой Франциска под личиной того же Терентия. Перед вылазкой в Каменцы Бонфуа не преминул сообщить лидеру отряда о том, что таинственное светящееся оружие мало того, что появилось у «бабы-мясника», так ещё и оказалось на Западных землях у северной половины. Впору задуматься о том, что из дома страшной бабули явно сделали какой-то пункт, некий связующий узел, через который поступало то отравленное мясо, то светящееся оружие. Стоило похвалить Надежду Люткевич за холодный расчёт и отвагу: не каждый осмелится проворачивать такое в селе почти что на виду у всего честного народа. Но женщина всё предусмотрела, вплоть до отсутствия свидетелей. Когда Альфред уточнил, стоит ли устраивать допрос Надежде, Франциск заверил, что ситуация со светящимся оружием аналогична ситуации с мясом. Да и ни к чему волноваться: Люткевич не пускает в ход оружие, а только хранит его у себя.       Альфред очень на это надеялся, потому как не был уверен в том, что тейгу защитит его от неведомой магической вещи.       Выдохнув, Джонс влетел в чужую обитель так же бесцеремонно, как и в прошлый раз. Не хата, а проходной двор у Надежды Люткевич!       — Ну, что ж. И снова здравствуйте, госпожа Люткевич! — громогласно поприветствовал женщину Альфред.       Терентий прошёл следом, захлопав глазами. Лидеру иногда не доставало сдержанности и тактичности — удивляло то, как у Альфреда всё ещё хорошо шли дела. Но Терентия, скорее, поразило даже не это, а то, что такую тактику Джонс применял в отношении опасного человека — такого, как Надежда Люткевич.       Саму хозяйку хаты это тоже поражало. Именно поэтому она объявилась перед Ночным рейдом жутко раздражённой и с тесаком в руках.       — Здорово, куски свиного сала, — вежливо поздоровалась Надежда. — Вижу, сегодня составчик другой. Одному слабо прийти, а, очкарик?       — Имею право прийти со своей правой рукой… — начал было Альфред, но Надежда его оборвала:       — …а уйти без неё, — она играючи перебросила тесак в другую руку. — В вашем отряде, я смотрю, одна мелкая шушара, да больной дед. Не пробовали набрать взрослых мужей, а?       — Взрослые мужи принимают важные решения в тылу, госпожа Люткевич, — Альфред по-хозяйски расположился за обеденным столом. — Да и «мелкая шушара» больше подходит для ночных миссий. Молодняк нужен на передовой, старики пусть в тылу думают, что молодняку делать. Вроде того.       — Зря спросила. Парень, мне нихуя неинтересно, — отмахнулась Надежда. — Так что давай-ка ближе к делу.       Альфред пожал плечами. Неинтересно так неинтересно. Потому вскоре на столе оказалась новая кругленькая сумма, при виде которой в глазах Надежды, пускай и слабо, но заколыхался жадный огонёк.       — Суть заказа: нужно ослабить силы Империи на Северном фронте, — принялся пояснять Альфред. — Военная мощь северных племён разрознена, но довольно многочисленна, а имперские силы хоть и покрепче будут, вглубь пока почти не продвигаются. Вдобавок, очень много солдат всё ещё находится в Столице и на ближайших сторожевых крепостях. Так что необходимо выкурить воинов хотя бы из Столицы… за счёт выведения из строя тех, кто воюет на Северном фронте сейчас.       — Так вам надо просто мясцо отравить? Вы, по-видимому, хуёво меня слушали. Сказано ж вам: не я отравляла мясо.       — Можете ли вы попытаться связаться с предыдущими заказчиками? — осторожно поинтересовался Терентий. — Или вы точно не запомнили ни единого опознавательного знака на них?       — Нет, почему же — приметила. Но не на заказчиках, а на исполнителях. Их было двое, помню. По фигурам — мужчина и девушка. Попахивало от них так, будто не иначе, как возле болот живут. А от девушки такой пряный запах исходил, — Надежда мечтательно улыбнулась, аж причмокнула. — Запах человеческой крови и плоти ни с чем не спутаешь.       Альфред многого в своей жизни повидал, всяких тварей. Но Надежда Люткевич пугала его отчего-то сильнее других, хоть по виду парня и нельзя было сказать — слишком уж хорошо и плотно сидела на нём маска храбреца. Вероятно, причиной боязни являлось то, что впервые с потенциальной жертвой наёмных убийц приходилось иметь деловые связи. Хотелось поругать Мэтта за то, с кем тот предложил сотрудничать, но Альфред строго себя останавливал: предложение предложением, но окончательное решение было за лидером, коим являлся Джонс.       Характеристика, данная Надеждой ему осталась не до конца понятой. Зато всё прекрасно понял скрывающийся под личиной простого деревенского парня Франциск. Неимоверных усилий ему стоило не очернить лицо Терентия пошлой ухмылкой.       — Госпожа Люткевич, — Альфред решил интереса ради перевести тему разговора с деловой на личную. — Вы, я так понимаю, не в первый раз съедаете человека, раз безошибочно можете отличить человечину от мяса другого животного.       — Ну да. В жизни всякое бывает, приходится опускаться настолько низко, — Надежда ткнула в сторону парня тесаком. — Я не ем людей на постоянной основе. В конце концов… — отложив тесак, Люткевич внезапно начала рыться в своих вещах. Нужная ей вещь лежала неглубоко, поэтому вскоре она вернулась к столу и бросила на него угольный потрет прекрасной девушки. Альфред хотел было взять его, чтобы рассмотреть получше, но, увидев кровавые разводы и следы жира, побрезговал трогать это руками, поэтому воспользовался пустой деревянной кружкой, — …каждому из нас приходится платить цену.       — Это вы, да? — спросил Терентий, приглядевшись.       — Конечно. Так уж не похожа?       — Как вам сказать…       — Да уж лучше молчи, — Надежда присела обратно и сложила руки на столе, положив на них увесистую грудь. — Надеюсь, вы не из той малышни, которая не слушается старших.       — Можете быть уверены: моя бабушка была достойнейшим человеком, — отчеканил Альфред. — У меня не было проблем с этим.       — Ой, ну и хорошо! — Надежда подпёрла голову руками на манер бабушек, готовых рассказать любопытной детворе сказку. — Так вот послушай, что я тебе расскажу. Каждый человек полон грехов. Будешь поддаваться им из раза в раз, то можешь однажды закончить, как я. Я была непослушной девочкой. Думала, что побалуюсь по молодости, потом вспоминать буду с увеселительной грустью. Но греховное баловство уродует людей. Если человек не повяжет себя с Ведьмой или её детьми, то и телом, и душой с каждым днём будет чахнуть. Когда это произойдёт, будет уже поздно. Либо выживаешь таким, каким тебя изуродовала Тьма, либо продаёшь себя служению Тьме и возвращаешь красоту тела.       — А душа? — брови Альфреда взметнулись наверх.       — Душа? Душа так и остаётся исковерканной. Тьма, конечно, дарит своим слугам возможность заполнить пустоты, но это меняет человека, одаривая его ворохом различных расстройств и извращений. Людоедство практикуют все они, заодно и нездоровые сексуальные практики. Совокупления с животными, прелюбодеяние, некрофилия — это ещё цветочки.       — Вы говорите о ворожеях?       — О них, разумеется. То ещё испытаньице, когда встречаешь на своём пути. Но все они — фальшивки. Все они должны выглядеть, как я, или… — Надежда лукаво сощурилась, — …как тот твой дружок, с которым ты приходил в прошлый раз. Он полон того же греха, что и я.       — Стефан ел людей? — спросил Альфред, обернувшись к Терентию.       — В трущобах с ним всякое могло произойти. Иной раз послушаешь его истории из детства — так волосы на голове дыбом встанут, — Терентий перешёл на шёпот. — Как-то раз он мне рассказывал, что дрался с дедом за право соития с младшей сестрой.       — Какая мерзость! — выплюнул Альфред, округляя глаза.       — Мерзость мерзостью, но люди сами выбирают порой, с чем им жить. Кто-то предпочитает вернуть красоту и молодость, обращая грех в нездоровое удовольствие и продавая душу Ведьме, а кто-то — остаться человеком и нести ответственность за свои грехи, — дальнейшие свои слова Надежда сопроводила тяжёлой улыбкой. — Для меня на том свете уже приготовлен персональный котёл. Но я не могу винить вас за то, что просите моей помощи. Вы же Ночной рейд — вы по самые гланды в крови.       — Да мы и так знаем. С такой разницей между идеалами и действиями мы не можем зваться героями, — Альфред поднялся со стула. — В любом случае. Сделка совершена. Мы найдём ваших отравителей, а вы подготовите партию мяса для Северного фронта.       — По рукам, Ночной рейд.       Последнее Надежда Люткевич добавила, как будто бы с насмешкой, а руку Альфреду пожала так небрежно, что могло было показаться, что та вовсе не собиралась исполнять свою часть сделки. Но выхода у женщины теперь не было, так что под прицелом игл Франциска хочешь не хочешь, а уговор станет дороже денег.       …Каменцы Альфред и Франциск покинули ближе к вечеру.       — У меня мурашки от этой женщины, — признался Джонс, когда Бонфуа накинул на себя походный плащ. — В такие моменты понимаю, что лучше не стоит интересоваться, что там люди делают за закрытыми дверьми.       — Тебя это шокировало? — хмыкнул Франциск. — Даже несмотря на то, что ты прекрасно осведомлён о прошлом каждого из Ночного рейда?       — Я знаю всё лишь в общих чертах. Стоит только покопаться, и я пойму, что вообще нихера про вас не знаю, — Альфред стиснул зубы, голову вновь наполнили тревожные мысли. — А если бы знал, то не ломал бы голову над тем, где может находиться Стефан.       — Хотел бы и я знать…       В задумчивой тишине Альфред и Франциск отправились на базу Ночного рейда.

***

      «О, чёрт, я, кажется, задремал», — встрепенулся Халлдор, приоткрыв глаза. Он расслабленно сидел в бане совершенно один и отмокал здесь, судя по всему, не так уж мало времени. Да, Халлдор отказался от банной таможни в угоду водных процедур в штабе Егерей. Если есть возможность воспользоваться комфортом, то только дурак откажется.       Халлдор лениво зашевелил пальцами ног. Вставать и уходить отсюда не хотелось, но в этом была необходимость. Перегреваться после… крайне утомительного дня, а потом лежать и умирать в кровати отнюдь не хотелось.       Равно как и возвращаться к неловким рассуждениям на тему произошедшего буквально недавно. Эти мысли распаляли юношеское тело, обдавая волной стыда — только от них Халлдор хотел уже потерять сознание, чтобы не думать и не возвращаться к тому моменту.       Даже при попытке заглушить нежелательные размышления он ощутил непрошенный жар, тонкой полосой ввинтившийся в низ живота.       Сделав над собой усилие и поднявшись, Халлдор затянул узел на полотенце потуже и прошагал босыми ногами к выходу. Однако дверь распахнулась раньше, явив на пороге бледного, как мертвец, Николая, который, в отличие от своего подопечного, вовсе не считал нужным прикрываться и шёл в баню, в чём мать родила. Такая вульгарность не могла не смутить Халлдора, особенно, после сегодняшнего. Более того, она поставила его в неловкое положение: он не мог посмотреть ни наверх, чтобы не встретиться с чужим холодным взглядом, ни вниз, чтобы не наблюдать причиндалы внушительных размеров. Так что юноше ничего не оставалось, кроме как просто отойти в сторону и пропустить генерала вперёд.       — Ты куда? Уходишь уже, что ли? — разочарованно спросил Николай, не сдвинувшись с места. Он вёл себя так, будто ничего не происходило некоторое время назад.       — Д-да, — нервно подтвердил Халлдор, не смотря на Николая. — Я уже давно здесь сижу, мне не следует перегреваться.       — Ну да, я понимаю. А то ты и в самом деле поджаришься и станешь тем, кем тебя Феликс величает. М-да, ты один здесь был всё это время? — Николай оглянулся по сторонам.       — Угу. Кетиль и Хенрик прошли банную таможню, так что у них не было необходимости идти со мной.       — Бля… Халлдор, может, останешься со мной хотя бы на время?       — Позвольте! — Халлдор встрепенулся. Он знал, что оставаться с Николаем наедине — плохая затея, а когда тот без одежды — вдвойне. — Но с вашего позволения, мне уже пора-…       Халлдор уже собирался было проскочить под рукой Николая, но не тут-то было: Арловский крепко ухватился за худые плечи юноши и оттолкнул его назад. Несильно, чтобы Халлдор случайно не поскользнулся.       Но Николай в любом случае был готов его поймать, хоть у самой земли…       — Я вроде бы не позволял, — снисходительно заметил Николай, проходя, наконец, вперёд и закрывая дверь на засов. Он пошёл прямо на Халлдора, даже не думая оставлять дистанцию. — Да и я ненадолго. Одному париться скучно просто.       — В-вы… — Халлдор невольно поёжился и попятился. Как бы не перегреться…       Он не понимал, с чего вдруг Арловский так напирал на него — будто произошедшего в его покоях было мало, и он хотел продолжения несмотря ни на что. От колкого, словно лёд, взгляда раскрасневшееся тело покрылось мурашками. Обняв себя руками, Халлдор и сам не заметил, как во время своего отступления икрами уткнулся в дерево. Николай всё не останавливался. Поджав губы, Халлдор растерянно сел на скамью и сложил руки на коленях, слегка подрагивая.       «Мне… мне стало получше. Аура от тейгу генерала не позволяет мне перегреваться, пускай моё горячее тело всё ещё меня беспокоит. А всё потому, что генерал… без одежды…» — Халлдор закрыл лицо руками, надеясь, что Николай Арловский не умеет читать мысли.       — Так-то лучше, — хмыкнул Николай и, постелив себе полотенце, вольготно уселся рядом, сложив ногу на ногу. Халлдор вновь почувствовал себя зажатым, потому как Арловский опустил руку ему на плечо и жестом заставил придвинуться. — А то тоже мне нашёлся! Хотел своего генерала бросить в одиночестве, жестокий ты ребёнок?       «Не нам говорить о жестокости, — подумал Халлдор. — В этом мы друг друга стоим, я полагаю». Прикрыв глаза, он попытался представить, что сидит здесь один.       Но выходило это из рук вон плохо: шумное дыхание Николая и перебирание пальцами на плече возвращали с небес на землю, портя все планы Халлдора. К тому же, присутствие генерала словно парализовало его, так что он лишний раз боялся вздохнуть. От Николая всегда исходила настолько гнетущая аура, пронизанная хладом. Но сейчас тот словно избавился от неё, дав волю своему человеческому обличию отдохнуть от этого гнёта. Вопреки надеждам Халлдора, вспыхнувшим ненадолго, становилось лишь горячее, а воздуха не хватало.       «Чёрт, разве была такая жара? Неужели кто-то подкинул брёвен в котёл?» — думая над этим, Халлдор присогнулся, опустил предплечья на бёдра и тяжело вздохнул.       — Э… да ты хиляк совсем, — усмехнувшись, произнёс Николай и начал ненавязчиво подтягивать юношу вверх. — Сразу видно, что нечасто бываешь в парилках. А банную таможню же ввели уже давно… э-э-э… блять, а когда? Пару лет назад, что ль…       — Генерал… — пролепетал Халлдор, не обращая внимания на попытки генерала вспомнить недавнее прошлое. — Так это вы погорячее сделали?       — А? Ну да, я. Только пришёл и сразу — ух! — Николай издал звук, похожий на свист. — Ну-ка, давай, пересаживайся ко мне.       — Ч-чего?.. — из-за жары Халлдор начал хуже соображать, он становился всё более уязвимым.       Но Николай ему ничего не ответил, а лишь молча пересадил юношу к себе на колени. Глаза Халлдора будто заволокло клубами пара, он на несколько мгновений ослеп и совершенно случайно прикорнул к груди Арловского, невольно выдохнув ему в шею.       — Генерал… — пролепетал Халлдор. — Я… я сейчас сознание потеряю… здесь стало… очень жарко…       — Да? Ну, это легко исправить, — проговорил Николай, уткнувшись в макушку подопечного.       Халлдора смущали до глубины души такие нежности со стороны генерала. Они проявлялись не в первый раз. Далеко не в первый… наверное, с тех самых пор, как Халлдор вступил в отряд Егерей.       И в то же время сам юноша так долго чувствовал нечто похожее. Ему нравилось, когда Николай смотрел на него с такой необычной для сурового мужчины, родом с северной окраины, лаской и заботой, когда он ерошил его серебристые волосы, хвалил больше остальных, даже если Халлдор считал, что незаслуженно.       Когда Арловский впервые позволил себе крепко обнять юношу — тот день остался в памяти их обоих, как первый неуверенный шаг к сближению. Николай хорошо помнил, как прильнул к Халлдору со спины, мягко обхватив хрупкое тело большими руками, как слушал ускорившееся биение сердца и как развернул к себе маленького краснеющего ангела. Тот, оказавшись на свободе, неловко отшатнулся, помял пальцы и, не сумев произнести ни слова, мигом вылетел из кабинета генерала.       Халлдор, вспоминая это, с трепетом понимал, почему не смог за прошедший год выбросить нечто настолько смущающее из своей головы.       А тем временем, пальцы Николая струйками холодной воды начали поглаживать разгорячённое тело юноши. Стало получше, но воздуха всё равно не хватало, Халлдор начинал дышать чаще, голова отказывалась соображать. Ледяные пальцы проходились за ушами, по спине и плечам, по груди и животу, но особое внимание они уделили шее. Руки двигались асинхронно от верха к низу. В тот момент, когда Халлдор вздрогнул и непонимающе уставился на Николая, одна из них застыла на подбородке, а вторая ненавязчиво гладила бедро, задирая полотенце всё выше.       — Ге-генерал? — Халлдор попытался отстраниться, но Николай лишь плотнее ухватился за его подбородок. — Что вы делаете?       — Помогаю тебе, разве ты не видишь? — ледяной палец Николая прошёлся по нижней губе Халлдора. Снова. К затылку юноши тотчас прилила кровь, она сбросилась в бесчисленное множество сосудов под кожей лица. — Халлдор, — Николай приник к чужому уху, — скажи мне кое-что. Тебе вроде как нравится то, что я делаю. Я привык судить по языку тела, он мне частенько помогал во время допросов и пыток. Но ты меня как будто… сторонишься, что ли? Пытаешься убежать всё время, отворачиваешься… Такая херня, не до конца могу понять тебя, — пальцы снова скользнули за ушами, но на сей раз остановились на висках. — Кажется, тебе щас немного хуеватенько. Но я б хотел, чтобы ты мне наконец-то сказал правду. Я ж не хочу быть ёбырем-террористом хотя бы для тебя, хорошо?       Внезапный откровенный вопрос едва не выбил Халлдора из колеи. Всё стало слишком очевидно, несмотря на то, что Николай редко говорил витиевато. Как Говерт де Вард, как Хенрик Хансен, он за словом в карман не полезет и скажет всё, что было на уме. Наверное, причиной ощущения загадки в словах генерала было то, что Николай Арловский впервые испытывал светлое чувство, прежде ему неведомое, поэтому не знал, как это точно назвать. Халлдор находился в похожих условиях, с единственным отличием: он знал, как называется подобное чувство, но не ведал прежде, на что оно похоже.       Такое приятное и тягучее, разливавшееся мёдом в каждой клеточке тела.       — М-мне не то, чтобы прямо не нравилось. Но мне немного… как-то это… — замялся Халлдор.       — А если на человеческом? — шутливо потребовал Николай.       Ледяное дыхание заставляло покрываться мурашками, но хотя бы немного начать адекватно мыслить. Юноше казалось, что ещё немного — и он станет колючим, как ёж, но мыслящим. «Д-да что происходит?» — Халлдор хотел было поддаться панике, но жар перекрывал путь к сопротивлению.       И тут язык решил предать юношу. Невинное тело, совращённое столь наглыми ласками, теперь жаждало плотских утех, а потому шло наперекор хозяину. Чувствуя, как кровь стучала в висках, Халлдор надеялся на то, что он поскорее потеряет сознание, и всё тут же прекратится.       Но в целом, не будет же ничего дурного в том, если ничего не прекратится?       — Я-я… я просто боюсь, — в страхе за то, что придётся говорить правду, столь неприятную, Халлдор задрожал. — Мне нравится всё это, да. Но вдруг в этом есть ч-что-то неправильное? Вдруг я… вдруг я не заслуживаю получать удовольствие от того же, от чего получает удовольствие нормальный человек? Ну, как, нормальный… парню, вроде меня, влюбиться в мужчину — это ненормально! Но с другой стороны, если никто не узнает, то…       — Тихо-тихо, — Николай легонько встряхнул Халлдора, видя, как тяжело ему давались слова. — Мой маленький садюга. У нас, оказывается, похожие проблемы… — Арловский, уже не скрывая своих истинных намерений, притянул лицо Халлдора к себе поближе. — Но ты прав. Ничего в этом дурного нет. Оленька постаралась, чтобы всякие там казни и прочая хуета за мужеложство были отменены. Так что я счастлив, что ты наконец-то сказал это.       — С-сказал что?! — нервно проговорил Халлдор, краснея до корней волос.       — Что-что? — прыснул Николай. — Сам сказал и сам не заметил, чучундра сладкая? — мужчина опустил руку на поясницу Халлдора, из-за чего юноша дёрнулся. — Ладно. Вижу, ты сейчас немного не в состоянии говорить нормально. У меня самого сейчас заплетык языкается, так что… давай сегодня просто отдохнём, а разговор продолжим завтра, идёт?       Не успев ничего ответить, Халлдор оказался во власти очередного поцелуя. Ещё мгновение назад юноша желал отстраниться или — что ещё лучше — убежать, но не сейчас. Отчего-то за последующим поцелуем он потянулся сам, чему и Николай, и он сам удивился. Генерал не отказал себе в удовольствии вновь по-звериному жадно впиться в мягкие губы юноши. А его руки позли выше, задирая полотенце всё выше и оглаживая узкие бёдра. Стоило руке сомкнуться на мягкой ягодице, а носу — уткнуться в шею, Халлдор недовольно замычал:       — М-м-м… не здесь!..       — Что такое? Для тебя это слишком? — саркастично спросил Николай.       — Нас же могут здесь… — Халлдор споткнулся. — В с-смысле, да, слишком!..       — Вот значит, как, — Николая вовсе не смутила поспешная поправка в своих словах оговорившегося Халлдора. Переложив руку ему на бок, он крепче прижал к себе юношу. — Тебя, выходит, только место смущает, да?       — Н-нет, я же!.. — Халлдор заелозил на месте, чем, правда, сделал только хуже.       Он пуще прежнего раззадорил Николая.       — Я вообще думал, что ты уже просто мне дашь по ебалу и попытаешься убежать, — хриплый голос, раздавшийся у Халлдора в ушах, пленял, запирая в клетку ледяных пут. — Но тогда я бы точно не сдержался и, пока ты возился с замком, я бы подошёл сзади, прижал тебя и трахнул. Шучу. Или нет? В общем, я удивлён, что ты спокойнее, чем я мог предположить… — Николай вдохнул полной грудью, вбирая запах серебристой копны волос, — …даже несмотря на то, что я чую твой страх. Я слышу, как колотится твоё маленькое сердечко, Халлдор. Я хоть и держу пока себя в руках, но уже хочу впиться в тебя и откусить хоть кусочек…       Смысл слов ускользал от Халлдора из-за царства жаркого хлада. Он не понимал, почему желание оттолкнуть Николая совсем пропало — неловкость обернулась порывом, требовавшим полностью отдаться на волю генерала. Возбуждение, окутавшее Халлдора, мёдом лилось на тело, проникая сквозь кожу и застывая в мышцах.       «Я сейчас с ума сойду точно… — пронеслось в голове. — Но мне так хорошо!..»       А тем временем до ушей долетел новый вкрадчивый вопрос:       — Халлдор? Эй, ты меня слышишь?       Халлдор внезапно почувствовал себя таким беспомощным, что, казалось, он не смог бы ответить, даже будь на то приказ.       — Что?.. — сделав над собой усилие, выдохнул юноша. Веки начали слипаться. Происходящее убаюкивало.       — Давай-ка уберём эту тряпку. Она только мешать будет.       Повиновавшись, Халлдор соскользнул с колен Николая и, помявшись, развязал узел, который и так держался на добром слове после действий Арловского. Ткань медленно упала к ногам, являя перед Николаем нагое юношеское тело, которое тот буквально пожрал взглядом. Меткий взор холодных глаз уже приметил для себя места, чтобы оставить следы от зубов — в особенности на этой тоненькой шее, на которой сидела такая светлая голова!       От этого взгляда Халлдор вмиг почувствовал себя неловко, а потому потупил взгляд в пол и уже подумал о том, чтобы вернуть полотенце на бёдра. Но тут Николай сделал новое непристойное предложение, похлопав себя по коленям.       — Возвращайся, — приказал он.       — Н-но у вас же!.. — кому угодно Халлдор мог бы сказать эту правду, но уж точно не генералу. Это тебе не с Кику забавляться!       — И что? — невозмутимо спросил Николай, лукаво улыбнувшись. — Я же не говорю тебе садиться на него, правда? Да и… — его улыбка стала лишь шире, когда похотливый взгляд стрельнул вниз, — не тебе меня упрекать.       «И то верно. Сам я хорош. Озабоченный сукин сын», — краснея, как варёный рак, Халлдор вернулся к Николаю на колени, но теперь он сидел прямо, а не боком.       Что не помешало Арловскому продолжить свой постыдный блуд. Но теперь у него был куда больший доступ к юношескому телу, его руки стали наглее, но интимных мест всё ещё не касались, будто специально подогревали интерес неискушённого ангела.       — К-кажется, мы уже довольно давно здесь сидим, генерал, — прошелестел Халлдор, вновь поёжившись от ледяных рук. — Нам, случаем, не пора выходить отсюда? М-можно ведь и в другом месте продолжить…       Но Николай сделал вид, что ничего не слышал. Нарочно то было или похоть окончательно затмила его разум — Халлдор так и не понял. Зато он прекрасно понял, что взывать к разуму сейчас не получится, когда руки начали массировать грудь и настойчиво теребить соски. Поджав губы, Халлдор решил, что просто примет такое самовольство от генерала. В конце концов, кто он такой, чтобы запрещать ему или не подчиняться. Его репутация была безупречна и не позволяла даже помыслить о непослушании. А переход в другое, более подходящее по мнению Халлдора, место сбил бы нужный настрой.       Рваное дыхание вскружило голову Николаю. Руки, ухватившись за бёдра Халлдора, раздвинули их чуть пошире, и одна из них опустилась на член юноши, из-за чего тот запрокинул голову назад и шумно выдохнул. Это ещё не было похоже на сладкие стоны, но Николай намеревался продолжить.       — Вы слишком далеко зашли, генерал, — пролепетал Халлдор, зажмурившись до цветных кругов перед глазами.       — И когда меня это останавливало? — нарочито ласково проговорил Николай, укусив Халлдора за мочку уха и продолжив страстное рукоблудие.       — Ну, хватит, генерал! — воскликнул Халлдор, попытавшись остановить Арловского. — Будет вам, в самом деле!..       Пускать в ход руки, как и говорил Николай, было плохой идеей. Любое резкое движение не приструняло зверя — наоборот, раззадоривало ещё больше.       Повернув к себе лицо, Николай сплёлся с юношей в жарком поцелуе. Попытки Халлдора всё прекратить выглядели так жалко, что Арловский не сдержался и хмыкнул в чужие губы.       — Ты очень странный ребёнок, Халлдор, — медленно произнёс Николай, хватая юношу за оба запястья. Он завалил его на скамью, прижав тело к дереву. — Хочешь уйти неудовлетворённым? — Арловский опустился к уху Халлдора. — Я же знаю, куда ты сейчас побежишь, как только я тебя отпущу, маленький извращенец. Ты запрёшься в своей комнатушке и закончишь то, что я начал. Ты не сможешь избавиться от этого по-другому. Ах, да, и ещё — ты вряд ли сможешь забыть то, что здесь видел и чувствовал, даже находясь в другом месте. Разве я не прав?       Вкрадчивый голос заставил отвернуть голову в противоположную сторону и тем самым открыть для Николая чуть больше простора для сладостных утех. Халлдор всё хотел возразить генералу, но правда колола глаза, а между тем сознание заполнялось плеядой развратных картин, заглушая голос разума.       Прислушавшись к своим ощущениям, он совсем не чувствовал отвращения — лишь стыд, но такой приятный, что юноша диву давался. Ведь он никак не мог предположить, что в его жизни появится эпизод пробуждения похотливого животного, жадного до ласок, страсти и любви в самом пошлом её обличии!       Так и не дождавшись ответа, Николай перевернул Халлдора на живот и заставил его подняться и встать на четвереньки. Сердце юноши невольно всколыхнулось и словно зависло над пропастью.       — П-погодите!.. — воскликнул Халлдор. — Я к такому точно не готов!..       — Да я тоже, — признался Николай. Он накрыл своим телом Халлдора, но старался не давить на него, чтобы тот не упал. Арловский сделал это для того, чтобы не выпускать из крепкой хватки чарующего голоса уши своего подопечного. — По крайней мере, сейчас. Хм, — Николай осмотрел напряжённую спину и дрожащие руки Халлдора. — Я не могу, что ты со мной делаешь? Совсем не хочу издеваться над тобой.       — Но вы меня не отпускаете, — возразил Халлдор, утерев влагу над губой.       — И правильно делаю. Какой из меня генерал, если я буду отпускать подчинённого, которому не додрочил, ну? — строго ответил Николай. Юношу он осторожно перевернул обратно, положив его ноги на свои бёдра. — Во, так гораздо лучше. Халлдор… — подхватив полотенце, Николай постелил его под юношу, чтобы тому было удобнее лежать. — Так ты меньше устанешь. А ещё я буду смотреть на то, как ты охуеваешь от переизбытка чувств.       — Не смотрите!.. — Халлдор спрятал лицо в руках, хоть и оставил щель из пальцев для одного глаза. — Лучше переверните меня обратно.       — Ага, конечно, — взгляд Николая стал более повелевающим, чем мягким. — Команды держать планку не было. Мы сюда не на зарядку пришли, — Арловский, хищно оскалившись, накрыл своей ладонью член Халлдора, что вызывало соответствующую реакцию у юноши, которой мужчина оказался доволен. — На разрядку, Халлдор, на разрядку…       Возвратно-поступательные движения продолжились и на сей раз не прекращались. Они мешали Халлдору говорить, сопротивляться — да и ни к чему уже. В омут, так с головой! Цепляясь за полотенце и за последние остатки сознания, Халлдор перебивался со стонов на покорные вздохи, инстинктивно раздвигая ноги пошире, чтобы у генерала было куда больше возможностей поиграться с ним.       Но Николаю это было не нужно — как он и обещал, проникать внутрь он не собирался. Был, конечно, миг, когда Халлдор усомнился в его словах, на что Николай молча подвёл пальцы второй руки к его заднему проходу и попытался протолкнуть их, растягивая тут же напрягшееся колечко мышц. Всё это было проделано для того, чтобы показать юноше, что войти в него так просто будет невозможно. И Халлдор после этого успокоился — Арловскому можно было доверять.       Но он дразнил его сладкими речами, склоняясь всё ниже.       — Ты так долго пытался скрыть от меня свою красоту? — спросил Николай, ускорившись. От захватившего его возбуждения, он сам говорил с придыханием, собственная эрекция не давала ему спокойно сидеть. — Знаешь, чего? Ну его нахер. Хоть мы оба — конченные садюги, но давай не будем мучать хотя бы друг друга? Ну-ну, не прикрывай глазки! — Николай шлёпнул Халлдора по ягодицам. — Команды засыпать не было. Вот закончим и поспишь!       — Г… генерал!.. — проскулил Халлдор, жмурясь и подавляя в себе стон.       — Я знаю, что я генерал, — хмыкнул Николай, сжав ненадолго член Халлдора у основания. — А приказы генерала не обсуждаются. Ты меня понял? — юноша попытался кивнуть. — Нет-нет, скажи это. Я хочу услышать твой чудный голосок.       Халлдор недовольно замычал. Большой палец Николая теребил головку члена, пока основание было всё ещё сжато, так ещё и вторая рука мучала один из сосков.       — Ха-а-ал-до-о-ор, я тебя не слышу! — пропел Арловский.       — Д-да, — сдавленно простонал Халлдор.       — Что «да»-то? Нормально ответь, по-военному! — подначивал Николай, не прекращая сладостной пытки.       — Я-я вас понял, генерал!.. — пролепетал Халлдор, приоткрыв глаза. — В-вы довольны?       — Более, чем, — Николай наклонился над юношей и поцеловал его в лоб, убрав свободной рукой прилипшие к нему волосы. — Хороший мальчик. Ладно, кончаем. Хорошего понемногу, пора и честь знать.       Вернув нормальный ритм и нажим, Николай уже не прерывался ни на что. Выбивая из потока судорожных вздохов стоны, он наслаждался ими, будто переживал маленькую победу. Самозабвенно Арловский наслаждался лицом Халлдора, в особенности, глазами, подёрнутыми поволокой захлестнувшего экстаза, и губами, страстно шептавшими мольбу поскорее закончить.       А Халлдор, ощутив, как воздух вместе с сознанием покидал его, упрямо держался до последнего, чтобы ощутить то самое приятное чувство, которое он встречал обычно в гордом одиночестве. Ему казалось, что с любимым человеком оно останется послевкусием, куда более благодатным и головокружительным.       Так и случилось. Последние крупицы воздуха покинули лёгкие и, кончив, Халлдор всё-таки лишился чувств после того, как с несколько секунд наслаждался отголосками оргазма. Николай, впрочем, ничуть не расстроился — ведь именно этого он и добивался. Заботливо протерев полотенцем следы акта содомии, Арловский взял Халлдора на руки и понёс его к выходу.       «А-ах… наконец-то мой мальчик стал совсем взрослым, — подумал Николай, укладывая вытертого Халлдора к нему на кровать. Радость быстро сменилась печалью, но улыбка так и не сползала с лица, высеченного во льдах Северных земель. — Прости, если сегодняшнее тебя хоть сколько-нибудь разочаровало. Ну уж извини, опыта у меня столько же, сколько у тебя. Всё же, впервые на что-то хорошее в своей жизни надеюсь. Так что… ладно. Утром поговорим».       …Единственное окно в комнате Халлдора покрылось резьбой белоснежных узоров, а на кровати осталось примятое одеяло, словно здесь кто-то продолжительно сидел, будто до самого утра.       …       Увы, Николай долго не задержался возле юноши, хоть и хотелось. Когда отголоски развратного действа сменились здравым смыслом, то тот ненавязчиво подсказал, что не стоит торопить события, даже если к одному лишь случаю в покоях генерала и в бане пришлось идти так долго.       С другой стороны, учитывая все опасности мира, в котором проживали Егеря, и работы, возложенной на их плечи, грех откладывать и пытаться строить отношения так, будто им ничего не угрожало.       Несмотря ни на что, Николай всё равно считал, что в одиночку решать этот вопрос не имеет права, если хочет построить с Халлдором нормальные человеческие отношения. В кои-то веки бесконечные советы Феликса оказались полезными, а Николай мысленно благодарил брата (после чего перекрестился, да и сплюнул трижды за плечо).       Довольное лицо Арловского частенько приманивало неприятности. Сейчас, например, навстречу быстрым шагом шёл чем-то омрачённый товарищ по несчастью и по совместительству армейский друг, у которого на личном фронте всё было не так радужно, как у Николая. Но Говерт, будучи мрачнее тучи, направлялся к генералу явно не по этой причине. Остановившись подле него, де Вард спросил хотя бы приличия ради:       — Всё прошло хорошо?       — Всё прошло заебись, — последовал закономерный ответ.       — Вот как, — при каждом удобном случае (а в настоящий момент именно такой и был) Говерт помещал в зубы курительную трубку. — Что ж, не хочу тебя, конечно, расстраивать…       — Что-то случилось? — Николай уже готов был ни на шутку напрячься, пускай минувшее всё не отпускало его.       — Ну, как тебе сказать…       — Говори, как есть.       Говерт умел это делать лучше, чем кто-либо ещё: выразительно молчать. Тишина угнетала Николая, тот начинал думать, что произошло действительно нечто ужасное. Ведь драматизировать и искусственно сгущать краски Говерт не считал нужным. Даже Миффи на сей раз молчала и выглядела подавленной настолько, что сидела на плече хозяина совершенно неподвижно.       Сердце Николая сделало мучительный кульбит. А Говерт выдохнул вместе с облаком дыма, вскинув мрачные глаза на Арловского:       — Наташу арестовали.