***
После того, как Райвис ушёл, Наташа через некоторое время успокоилась. Она не поняла, как оказалась в тёмном углу камеры в полном одиночестве. Память ей диктовала одно, а действительность представлялась иначе. Хмурясь, Арловская вновь задумалась о предстоящей смерти. Сколько часов ей осталось жить? Наверняка недолго. Но каждый час по мере приближения к заветному времени тянулся до невыносимости долго. Начинало подташнивать. Эффект от валерьянки сходил на нет. «Может, ещё попросить?» — подумала Наташа. Да кто ж ей позволит? Оля? Она же вроде хотела облегчить страдания сестры? Уже нет? Ну, значит, Коля. Хотя, нет. Этому невежде легче принести чистый спирт. Может, наложить на себя руки, пока никто не видит? «А как, блять? Мне даже повеситься не на чем!» — Наташа скрипнула зубами. Мысли о страшном грехе не успокаивали её, а лишь сильнее расшатывали нестабильный разум. Удавиться, может? Да как тут задушишь саму себя? Жалко ведь! Пальцы плотно обхватывают шею, давят, да не душат, не жмут на крупные жилы, мешая току крови нестись от сердца до светлой головушки. Вырвать бы это проклятое сердце, чтобы перестало стучать! Вырвать бы мозг из светлой головушки, чтобы перестал думать о тяжком бремени, лёгшем на усталые плечи! Вовек бы не видеть этой жизни! Чем отлична жизнь вне тюрьмы, если свобода лишает четырёх стен, но оставляет невидимые кандалы? В тюрьме хоть безопасно. Здесь никого нет. Никого, кто мог бы навредить своей пленнице. Никого, кроме стражи, которая явится за Наташей с утра, чтобы отвести на казнь. Гори оно всё огнём. К чёртовой матери. …Стук по решётке прервал безудержные размышления Наташи. Лёгкий такой, ненавязчивый — чтобы только Арловская и услышала. И почти что невесомый шёпот: — Наташа. — Тьфу ты, мать честная! — Наташа подскочила, увидев перед собой патлатую голову в обрамлении слабого источника света. Она признала в обладателе этой головы Ториса. — Напугал! Ты чего здесь делаешь? — Тише! — шикнул на неё Лауринайтис. — Как ты могла догадаться, я здесь не совсем законно нахожусь. — А как ты тогда?-.. — удивилась Наташа, вцепившись в решётку. — Я оставил дома обманку, поэтому времени у меня немного, — пояснил Торис — А как ты в саму тюрьму-то проник? — не унималась Наташа. Вопросов меньше не стало, но она решила пока ограничиться только этими двумя. — Один из стражников на моей стороне. В общем: здесь есть секретный проход — им и воспользуемся, чтобы сбежать. Ключи у меня есть, — в подтверждение своих слов Торис вынул связку бренчащих тёмных фигур, блеснувших в полутьме. — Колдовать ты можешь? — Могу, — медленно произнесла Наташа, не веря в своё избавление. — Отлично. Значит, не придётся бродить в темноте. Торис выкинул тлеющую лучинку и наконец-то открыл дверь в камеру. Первое, что он сделал после того, как Наташа вышла на свободу, наставил на неё револьвер и приказал открыть рот. Арловская, конечно, хотела было начать возмущаться, но решила не испытывать судьбу. Она послушно открыла рот — в конце концов, ей больше нечего терять. Если сейчас случится что-то ужасное, то это будет лишь насмешка судьбы над смирившейся женщиной. Но Торис всего лишь влил в глотку Наташи какой-то настой и подвёл к лунному свету. После того, как через несколько секунд с женщиной ничего не произошло, Лауринайтис издал вздох, полный облегчения. И тут Наташа вспомнила: к ней же приходил Райвис! Страх одного перерос в меры предосторожности другого. Торис объяснил женщине, что его действия могли бы спровоцировать то, что увидел Райвис во время своего визита. Наташа, конечно, поиграла бровями так, будто хотела сказать: «Ничего не поняла, но очень интересно» — но покивала головой, чтобы оставить все разъяснения на потом. Торис считал этот жест верно, а потому молча провёл Наташу через секретный лаз. Его сделали когда-то давно, специально для эвакуации аристократов в убежище, но теперь он был заброшен и не приспособлен ни к чему, кроме имитации катакомб. И тем не менее, это было лучшим выходом из темницы, через который можно было спокойно сбежать и не беспокоиться о том, что тебя быстро обнаружат. Единственная проблема — нужны были два ключа. Но Торис мельком упомянул, что пришлось задействовать знакомого с чёрного рынка, который делал дубликаты ключей — только покажи оригинал или слепок замочной скважины. И всё это оказалось у Лауринайтиса благодаря знакомому стражнику. «Что за благодетель нашёлся на мою голову?» — Наташа только диву давалась. Но ещё больше ей хотелось узнать, куда её сейчас вёл Торис? К выходу ли?.. Чтобы развеять сомнения, Наташа решила всё-таки спросить: — Торис. Я верю, что ты не мог предать меня. Скажи лучше… Зачем ты помогаешь мне? И к кому ты собираешься меня перебросить? — Я в неоплатном долгу перед Кику Хондой, — Торис пробирался по полутёмному коридору, освещённому от огня Наташи и вёл женщину под руку, придерживая. — В частности, именно он предложил план твоего освобождения. Захочешь ты присоединиться к Ночному рейду или в принципе к Революции, меня не сильно волнует — главное, чтобы ты не заканчивала жизнь вот так. — Ну охуеть. А если мне нахер не сдалась уже моя жизнь? Эх, ладно. Не гореть мне, как ведьме, на костре, — Наташа притворно вздохнула, но в глубине души была благодарна Торису, как никогда прежде. Атмосферу безопасности уничтожили довольно крупные, размером с хорошую собаку, чёрные комки грубого волоса. Они пищали и сновались туда-сюда, да и запах здесь был благодаря ним не из лучших — от стоявшего смрада пришлось прикрыть нос. И глазки мерзко сияли чёрными бусинками в огне, исходившем от руки Наташи. — Блять, крысы! — выругалась Арловская. — А-а-а! Крысы! — взвизгнул Торис, чуть не запрыгнув на руки к Наташе. Но вместо этого он спрятался за женщиной. — Чёрт возьми, только не они! — Ты-то чего? — лёгким движением руки Наташа оставила от пары-тройки крыс догорающие тела, остальные же поспешили разбежаться, сверкая грязно-розовыми лапками. Одна из них, самая смелая, всё-таки решила укусить женщину, но тоже пала от магического огня. Из сумки Ториса Наташа вытащила ядогон, чтобы предотвратить отравление. — Каждый день с ними работаешь в лаборатории. — Т-ты даже не сравнивай! Боже… — Торис заметно побледнел — того и гляди, сознание потеряет. — Э-э, то же мне, защитничек! — Наташа похлопала Ториса по щекам и встряхнула, придержав за плечи. — Ну же, Торис, приди в себя, будь мужиком, ёб твою мать! Не засыпай раньше времени. — Сейчас-сейчас… Торис всё же сумел прийти в себя. Потрясения потрясениями, но стоило двигаться вперёд. Жаль только, что далеко пройти не удалось: на выходе из спасительного тоннеля у Наташи внезапно начало жечь искалеченную руку. Впрочем, это уже было не новость. С этой рукой постоянно что-то происходило эдакое — начиная тем, что она застряла, когда маленькую Наташу вытаскивали из материнской утробы, заканчивая недавним крысиным укусом. Но учитывая обстоятельства, Арловская решила проверить, что же стало источником жжения. Прямо посреди шрама, оставшегося после операции, на ладони распускался чёрный цилиндр. Вены вокруг него неистово запрыгали, становясь похожими на рисунок в атласе. Что, разумеется, не ускользнуло от внимания Ториса. Схватив ладонь Наташи, он притянул её к себе, чтобы рассмотреть получше. — Что это за метка? Похоже на… патрон? — Торис переглянулся с Арловской. — Ага. Хер знает, что это, — Наташа поджала губы. — Всё с этой рукой не слава Богу. Блядство какое-то. — Кажется, я вспомнил, — увиденное Торис мигом соотнёс с донесением Райвиса. — В трактатах о смертоносных заболеваниях, описываемых, как стихийное бедствие, упоминаются люди с такой отметкой в разных частях тела. Это проклятие, подвергающее человека греху Гнева, делающее его более агрессивным, я бы даже сказал… бешеным. И тут-то всё встало на свои места. Почти. Наташа поняла причину. Поняла закономерность. Единственное, что оставалось загадкой — кто оставил иглу с проклятием, почему метаморфозы длились так долго, и что теперь будет с Наташей. Хотя, на последнее Арловская знала ответ: ничего хорошего не будет. — Не думала я, что нынче проклятия передаются через иглы, хуй пойми где рассыпанные, — Наташа зажмурилась и согнула все пальцы на повреждённой руке, какие только могла. — Блять, больно же!.. — Постарайся быть тише. Не стоит привлекать лишнего внимания, — Торис взглянул на лошадь, привязанную к невысокой калитке. — В седле сидеть сможешь? — Так-то да, но… Как бы бешеной раньше не стала, — взгляд Наташи закономерно стал потерянным. Не хотелось бы ещё Ториса подвергать опасности. Но тот, видимо, всё предусмотрел, хотя и спокойным совершенно не казался. — Симптомы можно снять луноблеском, он как раз цветёт в эту ночь. Если мы нарвём цветов достаточно, то сможем в лаборатории Цапли изготовить нужное снадобье. А насчёт проклятия… если возможно, то придётся отыскать ворожея, — Торис по известной причине питал неприязнь к ворожеям, а потому поморщился. И Наташа могла понять это пренебрежение. — К сожалению, я не смогу тебе помогать некоторое время — я и так слишком злоупотребил своей властью. Остаётся только рассчитывать на ребят из Ночного рейда. И на то, что мою меру наказания не ужесточат… — Ну, хуже мне всё равно уже не будет, — Наташа рукой махнула. — Поехали! Торис ради мер безопасности нацепил на Наташу самодельный кляп, но большее организовать не мог, да и не видел в этом необходимости. Если Арловская начнёт буянить, то мужчина просто сбросит её с лошади, чтобы устранить угрозу для себя и окружающих. Наташе он, правда, об этом не сказал. Но та и сама догадывалась, что её ждёт, в случае нежелательных обстоятельств. Догадывалась и не строила никаких надежд. Лишь бы не стало хуже, чем могло было быть.***
Хуже просто быть не могло. Всё, это, что называется «финита ля комедия» — преступление высшей категории, высшая мера наказания, разрыв всех родственных связей, плевок в душу! Николай, примирившись с внутренним демоном, сидел на своём кресле и методично вскрывал бутылку крепкой водки. Самое то для того, чтобы забыться и не думать о том, что сегодня утром взойдёт на костёр сестра-близнец. Топить слабости в алкоголе считалось хуже смерти, но Николаю было немного плевать — самую малость — но с каким нахрапом он готов плюнуть в лицо любому, кто обвинит его в слабости духа! Арловский глубоко вдохнул запах спирта, вмиг взбодривший сонливое тело. Желудок захныкал. «Хватит, хватит вливать в меня эту гадость!» — молился он. Но человеческое было отринуто. Николай готов был нажраться, как животное. Вторая бутылка стояла совсем рядом, наготове. Но предстоящее алкогольное отравление пресекла ворвавшаяся в покои Николая стража с криком: — Дело плохо, генерал Арловский! Ваша сестра сбежала! — Что?.. Дьявол, какого… — Николаю пришлось закупорить бутылку и печально отставить её на стол. — Соберите Егерей! Будем ловить эту припизднутую. К лошадям их сразу всех! — Е-есть! Стража вмиг разбежалась, предчувствуя злостную ауру генерала Арловского. Но она пока была на удивление спокойна. Лишь немного возмутилась от того, что организм не дали наполнить сорокаградусным ядом. Николай подорвался с места, чтобы быстрым шагом добраться до зала, а оттуда — к конюшне. Все были уже в сборе, кроме Хенрика, Людвига и Халлдора. Этому он удивляться не стал, да и некогда было выяснять, где кто. Вся надежда была на Говерта, ну и на Гилберта с Кетилем. На Феликса надежды не было, Николай её, собственно, никогда и не питал. Хотя и краешком своего напрочь замёрзшего сердца он верил, что когда-нибудь этот «чикчирык» принесёт пользу. Сейчас важнее была Наташа. Кому какое дело до Феликса? — Так, товарищи Егеря… ситуация дерьмовая, — Николай нервно потёр руки, скрипнув грубой кожей. — Наташу проебали. Теперь с нами нет Кику, сучёныша этого, поэтому бежать будем только по указке Миффи. Говерт, она сможет вынюхать Наташу? — Конечно, да, — кивнул Говерт, протирая глаза от сонной пелены. Миффи повторила этот жест за хозяином. Сразу видно, кого выдернули из кровати. Как только де Вард не приказал Миффи броситься на нарушителей спокойствия? — Отлично. А теперь слушать всем: не убивать Наташу. Это сделаю либо я после разбирательств, либо огонь костра на казни, — Николай говорил сбивчиво из-за своей взбудораженности, но достаточно чётко, чтобы слова были разборчивы. — Всем всё понятно? — Да мы и не собирались её… — Говерт махнул рукой. — Да, понятно. Остальные молча кивнули — слишком были напряжены, чтобы сказать что-то. Этого вполне было достаточно для ответа, удовлетворившего Николая. — Погнали! — он вскочил на коня. Вслед за ним это действие повторили остальные Егеря и ринулись в погоню. …А тем временем беглянка в компании со своим неожиданным спасителем направлялась в сторону места встречи, ведомого одному лишь Торису. Наташа крепко держала мужчину поперёк туловища, в то время как сам Лауринайтис не выпускал поводья из рук. Он не мог позволить себе потерять бдительность, хоть и приятный ветерок так и требовал расслабиться хоть на секунду. Но Ториса и так одолевали двойственные чувства по отношению к сидевшей позади Наташе. С одной стороны, он понимал, насколько опасной сейчас была его коллега — один неверный шаг, и женщина может стать монстром, который чего доброго сожрёт своего благодетеля. С другой — было в этом что-то приятно-трепетное для души, осознание сидящей позади красавицы, которую Торис спас из заточения. Прямо как в сказке! Так же думала и Наташа. Несмотря на своё смирение со смертью, несмотря на ругань с братом и сестрой, ей льстило то, что всё-таки нашлась хоть одна живая душа, которая решила рискнуть многим, возможно, чем-то пожертвовать, чтобы вызволить её. «Эх, Торис, Торис… романтик ты, да и дурак. Но я всё равно благодарна тебе, — думала Наташа, прижимаясь к Лауринайтису и чувствуя, как нежно ветер треплет седые прядки. — Будет чудо, если мы уцелеем после этого». — Думаешь, нас уже начали искать? — спросила Наташа, а сама нервно хмыкнула, подумав о том, как горят задницы у Николая и Ольги. — Не нас, а тебя, — поправил Торис. — Но не исключаю, что мою подмену тоже могли рассекретить. — Можем сбежать вместе, если хочешь, — как бы невзначай предложила Наташа. — Поедешь в тыл работать, на Революцию. — Увы, я не могу этого сделать, — сокрушённо покачал головой Торис. — Я не разделяю взглядов Революции и не смогу работать на них. — Тебя устраивает Империя? — брови Наташи взлетели наверх. — Лично меня — да. Я зарабатываю много денег на исследованиях и на прочем, что входит в мой список полномочий. Случится чудо, если после сегодняшнего его не урежут, конечно… — Торис нахмурился. — А классовая борьба — это не для меня. Да, мне не по душе, что к большинству наших граждан относятся, как к грязи под ногтями, но я… ничего не смогу с этим поделать. Время равноправия ещё не настало — моё непрофессиональное мнение. — Вот как… — Наташа вздохнула. Впрочем, вряд ли она рассчитывала на другой ответ. Тот, кому живётся хорошо, вряд ли возьмёт в руки вилы и ружьё, чтобы свергнуть «угнетателя». — К слову… Ты мог бы отказаться от того, чтобы вытаскивать мой зад. А должок Кику вернул бы иным способом. — Прости… не люблю быть чьим-то должником, равно как и то, когда кто-то в долгу у меня. Так что я стараюсь избавляться от этого бремени как можно скорее, — Торис помолчал некоторое время, чтобы ответить, неловко заминая звук, из-за чего вышел почти что шёпот. — Прости, Наташа. Если бы была возможность, я бы хотел спасти тебя, но не так… — Тоже мне, рыцарь на белом коне! — Наташа беззлобно захихикала, почувствовав, как на щёки брызнул румянец. — Кстати, как твоё состояние? — спросил Торис. Он сбавил ход лошади до полной остановки, чтобы посмотреть на Наташу. — Да вроде ничего не изменилось. — Это хорошо. В любом случае… надень-ка кляп обратно. И мне безопасно, и ты зубы не поломаешь, если боль снова подступит. Пожав плечами, Наташа согласилась с предложением. Затянув узел потуже, Торис продолжил свой путь. Топот копыт сотрясал воздух в ночной чащобе. Лес выглядел на удивление безобидно — не было корней, торчащих из-под земли и норовивших сделать подножку, не было когтистых ветвей, желающих зацепиться за одежду или волосы. Только совы ухали, приветствуя ночных гостей леса. Другие животные молчали — только ветер нежно напевал, вторя «уханью», создавая мелодичный свист. Будто кто-то играл на маленькой флейте. Так долго продолжаться не могло. Лесной оркестр просто не мог состоять из парочки духовых инструментов. Нужны были ещё ударные. Встревоженные светлячки взмыли, как только пронёсшаяся мимо лошадь потревожила их куст. Инстинктивно чуя опасность, она ускорила бег без ведома Ториса, но это оказалось почти незаметным, так что мужчина не придал этому внимания. Как только руки Наташи на его животе дёрнулись, а позади послышалось знакомое хриплое рычание, Торис ощутил испарину на лбу и над губой. Быстро вытерев пот, чтобы не мешался во время предстоящей скачки, Лауринайтис шепнул Арловской, чтобы та не убирала рук. Судорожно вцепившись в поводья, Торис пустился во весь опор, скача без оглядки. Лесные твари всё-таки заинтересовались компанией. К оркестру присоединились ударные. Вместе с глухим топотом копыт о чавкающую землю теперь были слышны резкие скребущиеся звуки звериных лап. Вой возвестил Ториса о том, что погони не избежать. «Этого ещё не хватало, — думала Наташа. Она позволила себе оглянуться, но прогнать тьму чащобы не могла — для этого предстояло оторвать руку от мужского тела, а лишаться надёжной опоры Арловская не желала. — Что ж, если это какие простые звери, то я с ними запросто справлюсь. Как бы не порвали они Ториса. Сомневаюсь, что эффект целебной воды распространится на многочисленные рваные раны, которые останутся от челюстей всяких ебак». План выглядел надёжно. Лошадь, прикормленная специальными травами, скакала без устали, в случае чего Наташа была готова дать отпор. Но никто из сидевших в седле не учёл до конца всевозможных непредвиденных обстоятельств. Одним из которых стали волки, оказавшиеся далеко впереди, но решившие присоединиться к охоте. Здоровая кобыла и двое взрослых людей ростом чуть выше среднего — отчего бы не прокормиться? Такая неожиданность не понравилась ни Торису, ни Наташе. В особенности, она не понравилась лошади: испуганно заржав, она встала на дыбы и стала отбиваться от одного из напрыгнувших зверей. — Чёрт… Наташа, держись крепче! — вскрикнул Торис. Страх застыл в его глазах, когда он понял, что не справляется с управлением. — Лошадь!.. Договорить он не успел. Лошадь забрыкалась и, покусанная, но живая, отправилась дальше, на путь своего спасения. Торис же и Наташа не смогли удержаться в седле и полетели вниз. Первый не смог нормально сгруппироваться и упал на спину. — Торис! Торис, блять! Наташе повезло чуть больше: она расцепила руки и с ловким кувырком назад приземлилась на ноги. Да, лодыжку чуть-чуть начало саднить, но с приливом адреналина Арловская совсем не придала значения этой боли. Ветка поцарапала лицо, в руку вцепился один из зверей — плевать! Голодные твари уже обступали Ториса, пуская зловонную слюну и обнажая острые зубы. — Назад, волки ебаные! — рыкнула Наташа, будто подражая волкам, выпуская огонь из обеих ладоней. Воздуха она собиралась сжечь немереное количество, да и сам организм состарится немного, но что поделать — без обороны в живых никто не останется. Огонь всегда работал безотказно. Во все времена он был эффективен против людей, зверей, нежити — почти против всех. Мало кто имел сопротивляемость к огню — таких тварей, можно сказать, не существовало на белом свете. Наташа, зная об этом, с упоением наблюдала за тем, как серые шкуры охватывало жаркое пламя, языки плясали на шерсти, выжигали глаза и причиняли адскую боль. Несколько трупов, в том числе, вожака стаи — и остатки зверья трусливо сбежало, поджав хвосты. Что ж, жаль, что лошадь сбежала. А может, волки побежали за ней, как за более лёгкой добычей — Наташа не знала. Отдышавшись, она решила, что всё-таки стоит продолжать путь. Наташа подошла к Торису. Тот, кажется, ни на миллиметр не сдвинулся с момента встречи с землёй. Со страху, наверное, решил мёртвым притвориться, думала Арловская, остановившись в двух шагах от мужчины. — Всё, ушли они. Вставай. Придётся дальше пешим ходом, — но Торис не пошевелился. Наташа присела рядом на корточки, ещё раз убедившись в том, что ни одного укуса на теле мужчины не было оставлено. — Вставай, говорю, ушли. Или ты их испугался, как крыс, хах? — ответа не последовало. — Эй, ты чего? Уснул там, что ли? Наташа пристальнее осмотрелась. Торис вообще никак не отреагировал на её зов. Нахмурившись, Наташа перевернула Лауринайтиса с бока на спину, чтобы осмотреть получше. — Не может быть!.. — севшим голосом произнесла Арловская. …На голове Ториса, перепачканной в пыли и грязи, был один небольшой участок, свободный от нечистот. Но он содержал в себе тёмные волосы, слипшиеся от липкой и горячей крови. А рядом, чуть ли не под головой Ториса лежал вколоченный в лесную тропу камень, сильно выдававшийся вверх. Он был гладок и светел, но... …кажется, Торису и этого хватило при падении с лошади, вставшей на дыбы. …на камешке свернувшейся ящеркой покоилась большая капля крови, сверкнувшая от пламени. Приблизив огонёк, Наташа убедилась в одном: крови не так уж и много. Но… Торис не просыпается. — Блять. Ой, блять… ой, блять… Торис. Торис, блять! Проснись, нахуй, ты чего? Завязывай с этими шутками! — Наташа принялась трясти Ториса. Аккуратно, но достаточно интенсивно, чтобы при этом не ощущать, как трясло её саму. — Н-ну, подумаешь, темя кровит, н-ну и что? А-ха-ха… Со мной и похуже бывало. Вставай… Ну ладно, не вставай, можешь лежать! Просто проснись. Торис… Торис… Торис!.. Но Лауринайтис был бледен, как полотно, и не шевелился. В навестившем лесные массивы тумане колыхнулась дымка смерти, опустившаяся над мужчиной. — Нет… Нет!.. Торис! Ты чего, вставай! — кричала Наташа. — ОЧНИСЬ, ТОРИС, ПОЖАЛУЙСТА! «Нет… Боже, блять, нет, ты не можешь сдохнуть вот так глупо!» — вторило сознание. Паника, накрывшая в первые минуты с головой, вскоре отступила от Арловской. Тряска и истерика не помогут. Нужно хотя бы поискать, чем обработать рану. — Твою мать… да что за дерьмо опять началось?! Торис! — к счастью, походная сумочка Лауринайтиса улетела вместе с её хозяином. Порывшись, Наташа взвыла, схватившись за голову и зарывшись пальцами в грязные пряди. — Да ты издеваешься надо мной? Хоть кто-то, кроме меня, нашатырь в своих ебучих походных сумках носит или как?! Руки начали неистово трястись, как будто израсходовали весь свой запас энергии и работали на износ. В таком состоянии Наташа даже бинты не могла нормально размотать. Сердце забилось часто и неровно — замерев всего на минуту, Арловская при желании насчитала бы ударов двести, не меньше. Голова начала раскалываться от настигшего приступа отчаяния, охватившего всё естество женщины. В сознание алым буром вонзилась скользкая мысль: «Из-за меня. Это из-за меня, получается. Торис уж точно не заслужил подобного. А я? Я, выходит, заслужила? Заслужила того, чтобы смотреть на то, как гибнет мой товарищ и упиваться своей беспомощностью?!» Кажется, эта мысль была сказана Наташей вслух, а потому ей ответили. Кто-то рядом стоял и слушал несчастную женщину. — Ты заслужила лучшую участь. Тоненький детский голосок, в тумане звучавший точно потусторонний. Девушка в розовой юкате и маленькое чудовище с ребячьим лицом и телом утопца. Наташа подумала, что она уже с ума начала сходить, раз ей мерещатся всякие дети и всякие чудовища, говорящие призрачными голосами. Она склонилась над белым лицом Ториса. Под глазами мужчины разливались фиолетовые синяки, из носа и ушей текла прозрачная жидкость. Отчаяние оказалось настолько коварным, что оно не отрезало путь к нужному знанию. Оно подсказало Наташе, что повреждение головы Ториса вовсе не было поверхностным. Лауринайтис заработал себе куда более серьёзную травму. Но Наташа не желала верить в это. Она до последнего старалась отрицать увиденное, отрицать последствия от простого соприкосновения чужой головы с камнем. — …Торис… Торис, т-ты спрашивал, как моё состояние? — дрожа, спросила Наташа. Судороги начали приобретать лихорадочный оттенок, точно такой же блеск отразился в нездоровых глазах Арловской. Руки и ступни похолодели, в глотке начало сушить от жара, в глазах тоже становилось суховато. Под кожей началось странное шевеление, похожее на перекатывание бугров — невысоких, будто сметённые знойным ветром барханы в пустыне Хаяталмак. Да и на горевшей щеке, из которой больше не текла кровь, начали копошиться червячки. — Мне херово, Торис! И если ты не проснёшься!.. — воскликнула Наташа. Казалось, ещё немного криков и голос совсем покинет надорванные связки женщины. Она сдалась. Глазные яблоки увлажнились. Плакать было настолько тяжело, будто вместо солёной влаги должна была потечь кровь. — Он не проснётся, госпожа Арловская. Снова этот голос. Наташа повернулась. Девушка в розовой юкате и чудовище с детским лицом и телом утопца стали ближе. Они явно представляли угрозу, но Наташа не находила в себе сил, чтобы встать и побежать. — Откуда ты?.. Что со мной, блять, происходит? — всхлипнула Наташа. — Это началось, когда вы явились сюда! — Ответь, госпожа Арловская, чего ты желаешь: продолжить существование обособленно или позволишь себя поглотить? — снисходительно склонив голову набок, поинтересовалась девушка в розовой юкате. — Чего, блять? У меня т-тут вообще-то!.. — Наташа указала на тело Ториса, поняв, что снова утратила возможность складывать буквы в слова, а слова — в предложения. — Торопись, госпожа Арловская, — девушка покачала головой. — Времени на раздумья нет. Прими решение… прямо сейчас. От голоса этой восточной незнакомки звенело в ушах, он пробирал до костей и совершенно не делал ситуацию лучше. Внутренности словно растворяли лопавшиеся гнойные пузыри, выворачивали наизнанку. Как же сильно крутило желудок и кишки! Тело плавилось изнутри — вот-вот дымиться начнёт! — Н-нет… что вы?.. — пролепетала Наташа. «Откуда это желание?.. Что-то необузданное, что-то инородное!..» Гнев заполонил сознание беззащитного существа, открыв дорогу для Чревоугодия. Склонившись над Торисом вновь, Наташа почувствовала, будто что-то невидимое давит ей на затылок — голову было просто невозможно поднять теперь. На шею Лауринайтиса капала густая слюна, челюсти Наташи болели от теснившихся зубов. «Рвать, рвать! Кожа, тёплое мясо, жилы, кровь, косточки!» Наташа с ужасом поняла, чего от неё хотели незнакомки. Но ещё больше она ужаснулась, когда поняла, что совсем не может противиться собственному необузданному желанию, поселившемуся, судя по всему, благодаря проклятой игле, и подпитываемому голосом неизвестной Госпожи. Да, Госпожи. Наташа не могла противиться её голосу. Сопротивление тонкой струной зависло над пропастью между сознанием и подсознанием. А челюсти всё приближались к холодеющему телу Ториса Лауринайтиса. — Д-да вы что, не могу я… блять… блять… блять!.. — повторяла Наташа. — У существа Наталья Арловская есть только два варианта, кому отдать свою эссенцию, — пропищало чудовище с детским лицом. — Выбирай же. Иначе вскоре от твоего рассудка ничего не останется. — Просто уже убе-!.. «Убей меня!» — хотела выкрикнуть Наташа, но подавилась собственным рвотным позывом. Человеческие остатки разума твердили ей сдохнуть человеком — единственный правильный выход. Но человек проигрывал обретавшему силу чудовищу, зародившемуся уже давно и только сейчас проснувшемуся, чтобы захватить желанное тело. «Что это со мной? Мне казалось, я уже достаточно настрадалась, — слюни вперемешку со слезами текли по лицу Наташи. Взгляд зацепился за рельеф крупной мышцы на шее Ториса. — Почему моё тело отчаянно твердит мне, чтобы я стремилась к жизни, да ещё и таким способом? Неужели это всё эффект от иглы?! Я не понимаю, что происходит! Кто эти девушки? Какая к чёрту эссенция?..» — Н-нет… — прохрипела Наташа. — Время вышло, — протянула девочка-утопец, утирая слюну с подбородка и расплываясь в невинной улыбке. — Госпожа Савако. Можно-о-о? Савако хищно улыбнулась, мягко погладив девочку, словно ручного зверька. Кажется, это было невербальной командой для неё. Но пускать зубы в ход Нире не пришлось. …Пятеро коней скакало вглубь леса, впереди них бежала раздувшаяся Миффи и сгребала под своими лапами землю. От такого количества грязи она, конечно, брезгливо морщилась и тянулась к хозяину, но Говерт был неумолим: раз уж испачкала лапки, то на чистое пальто хозяина не садись — правило неизменное. Миффи жалобно пыхтела от неприятной прохлады, грязью облепившей белую шёрстку, но сперва надо было выполнить приказ. А пока крольчиха вела Егерей по следу Николай едва сдерживался от того, чтобы случайно не пришпорить коня и не пустить его во весь опор. Звериному чутью Миффи Арловский доверял больше, чем своему ощущению чужой ауры. И даже так Николай страшился того момента, когда след сестры будет безвозвратно утерян. — Ну, как там? — уточнил он, наблюдая за принюхивавшейся Миффи. Крольчиха останавливалась — останавливались и Егеря. Миффи обнюхала очередную тропинку и издала звуки, понятные только Говерту. — Говорит, правильно скачем, — буркнул Говерт. — Чёрт… Ну и где это Наташу носит? — Феликс чихнул от холода и потёр руки. — Её посадили уже, а она только хуже ситуацию делает! — Хуже некуда, братишка, — с пренебрежением произнёс Николай. — Костёр — высшая мера наказания. — Жаль, нельзя смягчить, — устало проговорил Говерт. — В плане, почему бы сначала не умертвить, а потом сжечь? — Потому что министр так распорядилась, — Николаю и самому надоела эта ситуация, полная абсурда. — Она была непреклонна. Ей я перечить не имел права. — Пиздец. Просто пиздец, — прокомментировал Феликс, оттягивая кожу под глазами. — Никогда бы не подумал, что буду гнаться за сестрой, типа: «Хэй, тут тебя завтра на шашлык отправят, не хочешь вернуться на шампур?» — Заткнись нахуй, — бросил Николай. — Или я отдам приказ Гилберту заставить тебя завалить ебало навсегда. — Тц, тоже мне!.. — Феликс. Ни звука. Тут Говерт щёлкнул пальцами, чтобы все замолкли. Послушав скрип крольчихи, он отрапортовал: — Миффи говорит, что недалеко пахнет… Наташа, горелое и… кровь. Среди Егерей на некоторое время повисла гнетущая тишина. Первым нарушить её решился Феликс, помчавшись вперёд. Остальные Егеря последовали за ним, но обогнать-таки не смогли. Они лишь увидели, как Лукашевич спрыгивает с лошади и бежит вглубь лесной поляны. Видимо, заметил знакомый силуэт, затаившийся в чащобе. — Наташа! — окликнул он. Но вдруг Феликс застыл, оборвав себя на полуслове. Николай с Говертом и остальными уже были готовы к самому страшному: Лукашевич просто так замолчать не мог. Для этого мужчину надо было либо убить, либо дать ему лицезреть нечто ужасное. — В чём дело, почему ты?.. — Говерт спешился вторым и подбежал к Феликсу раньше остальных. Ему пришлось проследить за взглядом друга — вряд ли Лукашевич способен был сейчас выдавить из себя хоть слово. И только взглянув, Говерт понял, почему. Вслед за ним к такому же выводу пришли Николай, Гилберт и Кетиль. Происходившее не укладывалось в их головы. Оно выходило за любые рамки понимания и мировоззрения. Никто не мог поверить в то, что им придётся стать свидетелями настолько чудовищного зрелища. Хотелось медленно, пару раз закрыть глаза, чтобы списать всё на наваждение. Ущипнуть себя и очнуться, с облегчением выдохнув и сказав: «Это всего лишь сон». Но никто этого не сделал, даже превосходный в своём отчаянном оптимизме Феликс. В этом просто не было смысла. Происходящее выглядело слишком натуралистично, чтобы усомниться в его реальности и обвинить абстрактного сильного мага в запутывающих иллюзиях. Согнувшись и встав на четвереньки, Наташа склонилась над телом Ториса. Вернее, она была в такой позе. Но стоило Феликсу её окликнуть, как она тут же подняла голову и застыла. В будто заострившихся зубах Арловской был зажат продолговатый кусок человеческой плоти, сухожилиями тянувшийся от шеи несчастной жертвы. Глаза застилала безумная завеса, каждая чёрточка лица Наташи была резко очерчена, прикоснёшься — вмиг порежешься. — Наташа?! — Гилберт от ужаса схватился одной рукой за голову. — Ёб твою ма-а-ать… — выдохнул Николай. — Наташа, хули ты творишь? Голос брата словно отрезвил женщину и на короткое время поняла, что натворила и натворила что-то кошмарное. Челюсти, ослабев, разжались, выпуская полуоторванную человеческую плоть, а во рту остался привкус чужой крови. — Какого хуя?.. — осадив тихо рычащую Миффи, Говерт полез за револьвером с намерением применить его в ход. Но Феликс помешал ему. Он, не оставляя надежд, направился к сестре, рассчитывая вступить с ней в контакт. Вдруг, не всё ещё потеряно? Говерт бы не стал так рисковать. Даже если Наташа всё ещё обладает человечностью, она всё равно до сих пор преступница высшей категории, ещё и сбежавшая из тюрьмы. Легче уже пристрелить, чем сделать что-то ещё. Но приказ генерала нарушать — себе дороже. Пусть Николай сам разбирается. А тот сейчас решил пронаблюдать за сестрой. Он медлил, чуя неладное. — Наташа, — Феликс медленными шажками, стараясь не шелестеть палой листвой и не наступать на лужицы, приближался к Арловской. — Прекрати это. Давай просто… Что с тобой?.. Наташа даже ответить ничего не успела. Вместо этого она схватилась за голову, её тонкие пальцы стали всё больше напоминать когтистые лапы. Нечеловеческие стоны вырывались сквозь плотно стиснутые зубы. — Моя голова!.. Она сейчас… моё тело!.. — рыча, Наташа резким движением выдрала несколько тонких прядей из своей головы, оставив под ногтями собственную кровь. На посеревших губах проступила бледно-красная пена. Глаза навыкате с полопавшимися сосудами остановились на замеревшего Лукашевича. — Феликс, отойди от меня! — Наташа… — оступившись, Феликс сел на землю и ухватился за рубашку на груди — за то место, где свисал с шеи крестик. — Погоди. Прошу, приди в себя! — Не подходи!!! — взревела Наташа. — Убью, нахуй! Кое-как поднявшись, Наташа на негнущихся ногах убежала прочь. Будь на ней сейчас платье вместо робы, она бы на какое-то время ещё задержалась, позволив рванувшему за ней Феликсу благополучно догнать её. Но сейчас, находясь на границе с безумством, Арловская оказалась на удивление проворной — она запросто юркнула через терновые кусты, Феликс отправился наперерез, совершенно не думая о том, что Наташа (а точнее, нечто, сидевшее в ней), возможно, захочет полакомиться и его шейными мышцами. — Феликс! — пробасил Говерт, выскакивая вперёд. — Ебануться, девки гнуться… давайте за ним! Коля! Николай сорвался с места ещё раньше, чем Говерт закончил говорить — как только Феликс скрылся из виду. Бежать было тяжело: тяжёлые сапоги увязали в липкой земле, но у де Варда и Николая хватало сил, чтобы переставлять ноги. А Феликс улетел довольно быстро благодаря тому, что почти не касался ногами земли, как будто перемещался по горячим углям. Находясь где-то посередине, Гилберт и Кетиль оказались позади всех, но их помощь пока не нужна была. Надо ведь просто схватить и нейтрализовать Наташу, а для этого одного Николая могло быть достаточно. Но ни Говерт, ни Арловский не успели добежать до ополоумевшей женщины, что уж говорить про Гилберта с Кетилем. Вдалеке послышался громкий плеск, ускорившийся неровный топот маленьких ног. И мгновение тишины, прежде чем раздался душераздирающий крик: — НАТАША-А-А! Пришлось пошевеливаться. Борьба с отвратительной жижей оказалась выиграна, но было уже слишком поздно… Остальные Егеря добежали до конца своего пути. До берега, после которого начиналась болотная трясина. Долетевшие до ушей Говерта и Николая звуки и метавшийся в поисках слеги паникующий Феликс дали вполне чёткий ответ на вопрос, где сейчас Наташа. Тихо вздохнув, де Вард убрал револьвер, так и не пустив его в ход, а Николай стоял рядом, потерянно смотря на угасавшую рябь на поверхности болота. Спустя пару минут до берега добежали и Гилберт с Кетилем. По бездействующему генералу и закурившему Говерту они сразу всё поняли. Понимал всё и Феликс. Но принимать, как это обычно за ним водилось, отказывался. — НЕТ! Не-е-ет! Наташа! Наташа-а-а! — жалобные нотки превратили надсадный крик в сдавленный скулёж, когда порывавшегося в воду Лукашевича Говерт перехватил поперёк живота. — Нет! Пожалуйста… Гова, пожалуйста!.. Вытащи её!.. — Хватит, Феликс, — выдавил из себя Говерт. Он крепко держал Феликса, игнорируя болтавшиеся и бившиеся о рыхлую землю ноги, а также руки, с силой колотившие по предплечьям. — Ей уже не помочь. — Но ты же!.. ты же меня уже вы-вытаскивал!.. — из изумрудных глаз, полных горести, хлынули слёзы. — Гова, вытащи Наташу оттуда! Умоляю, пожалуйста!!! — Без истерик тут, блять! — рявкнул Николай, обрушив на Феликса затрещину и заставив его тем самым прекратить голосить и обратить на генерала внимание. Продолжал Арловский уже куда спокойнее. — В какой момент она упала? — К-когда я прибежал сюда, её уже не было над водой, — пролепетал Феликс, размазывая слёзы по покрасневшему лицу. — Значит, уже поздно, — отчеканил Николай. Найдя среди валявшихся рядом ветвей что-то более-менее походившее на подобие слеги, он попробовал пробить древесиной густую жижу. — Вода здесь мутная и вязкая, не вытащим. Гил, — Николай подозвал подчинённого, — Что в таких случаях делают? — Поскольку тело не получится извлечь, то придётся ограничиться молитвой в надежде, что её не тронут болотные твари и не вселятся духи, — сказал Гилберт с прискорбием. — Ну так помолись, — Николай вздохнул, обратив свой взор на болото. — Раз уж Наташа померла, так пусть спит спокойно. Тело… а что тело? Даже нежить из такой трясины не выйдет! — Как прикажете, генерал, — Гилберт начал читать молитву. — Боже, Ты видишь нашу скорбь из-за того, что внезапная смерть унесла из жизни нашу сестру Наталию; яви Своё безграничное милосердие и прими её в Свою славу. Через Христа, Господа нашего. Аминь. — Аминь, — вторили молитве все остальные. Лишь Николай ответил с небольшим запозданием — слишком уж погряз в невесёлых думах. — Аминь. Уходим, — он первым направился прочь от болот, в последний раз бросив взгляд на ровную гладь. — Нам ещё с Лауринайтисом разбираться. Ох и ебись оно всё в три прогиба… Делать было нечего — Егеря развернулись и отправились вслед за генералом несолоно хлебавши. Лишь Феликс, освобождённый из хватки Говерта, задержался у воды. Нет, он не собирался прыгать за Наташей, хотя и хотелось, чего греха таить. Лукашевич просто заметил, что за осоку, прямо возле кромки воды, зацепилась окровавленная лента, слетевшая с головы Наташи. Подцепив её пальцами, Феликс спрятал единственное, что осталось от сестры, за пазуху. Судорожно вздохнув и шмыгнув носом, он быстрее направился прочь, за остальными Егерями, успевшими почти что полностью скрыться в чащобе. Как Николай и сказал — нужно было ещё разобраться с Торисом. Вернее, с тем, что от него осталось. Видимо, эффект от целебной воды всё ещё не прошёл: кровь из яремной вены остановилась, а мышца притянулась к своему законному месту. Только на кожный лоскут не хватило дозы магической «панацеи», он остался лежать, будто не до конца приклеенным к шее, из-под него по краям расползались в разные стороны кровавые бусинки, обрамляя рваную рану. Иными словами, Торис выглядел, как живой и полностью здоровый человек. Только рана на голове не затянулась, да и мертвенная бледность кожи вместе с синевой губ и кончиков пальцев мешали с точностью заявлять о здоровье мужчины. Да и какое здоровье у мёртвого, в конце концов? — Долбаёб, — констатировал Николай, присев на корточки рядом с Торисом. Он критически осмотрел рану и бросил взгляд на вероятную причину смерти. — По всей видимости выпал из седла и впечатался виском в камень. Тупая и мгновенная сме-… ой, ёб вашу!.. — Торис внезапно кашлянул, почти не открывая рта, из-за чего Николай подскочил и чуть не завалился назад. — Он ещё живой?! Говерт и Кетиль приблизились, чтобы изучить Ториса получше вместе с Николаем. Гилберт и Феликс решили, что им этого делать не стоит. Первый мог переносить запах тела только в сгоревшем состоянии, в то время, как второй — вообще ни в каком. Человек на грани смерти ничем не отличался в их понимании от трупа. Кетиль, как человек более-менее имевший представление о медицинской науке, в отличие от остальных присутствующих, потрогал запястья и шею Ториса и убедился в том, что только на второй позиции прощупывался едва слышный пульс. Приподняв веки мужчины, Йенссен убедился в том, что зрачки никак не изменились от проникшего внутрь света фонаря. И только тогда до всех дошло: Торис Лауринайтис уже не жилец. — А, не… Это агония, — Николай цокнул языком. — Я видел такую херню. Страшное дело. — Я тоже видел, — со вздохом произнёс Говерт, сделав очередной затяг. — А что с ним, почему он?.. — дрожа, спросил Феликс. Вместо объяснений Кетиль решил наглядно продемонстрировать. Он пошевелил голову Ториса сначала в одну сторону, потом в другую. Феликс дёрнулся и посерел, когда во время последнего манёвра Кетиля Лауринайтис судорожно задышал. Голову пришлось вернуть в обратное положение. После этого Торис задышал шумно, глубоко и часто — агональное дыхание во всей своей красе. — Смею предположить, что кость от удара о камень сломалась и сдвинулась в сторону, — пояснил Кетиль для пущей ясности. — Обе раны от эффекта целебной воды были исцелены не полностью. Если в случае шеи мы имеем нехватку дозы, то в случае головы… кость срослась неправильно. Переломы со смещением не вылечить, просто налив на них воды. Сперва нужно придать отломкам правильное положение. В итоге, теменная кость оказалась деформирована и вдавлена в мозг. — Что?.. Кость?.. в мозг?.. Пережитое потрясение от предсмертных мук и внезапной кончины сестры, мерзопакостный и осточертелый запах крови, сам факт столь ужасного умирания Ториса — всё это и послужило тому, что Феликс в конце концов лишился чувств, окончательно пачкаясь в грязи с головы до пят. Гилберт дёрнулся было в его сторону, чтобы помочь, но Николай лениво остановил подчинённого: — Да оставь ты его. Сначала с Торисом разберись. — Но я… — Байльшмидт стиснул в руках Рабиканте. — Генерал, я не могу. Господин Лауринайтис всё ещё жив! — Мы и не заставляем сжигать его в таком состоянии, — холодно произнёс Николай. Некоторые приказы можно было считать и без их отдачи. Во второй раз уже за день вытащив револьвер, Говерт прицельным огнём пустил пулю Торису между глаз. От шума, который может издавать только представляющий угрозу человек, в округе разбежались все звери, что оказалось Егерям на руку. А Торис прекратил дышать. Пульс остановил свой усталый пляс. Сердце не билось. Теперь Торис никогда не проснётся — алый цветок, нимбом распустившийся позади головы мужчины, точно дал это всем понять. Осталась самая малость — забота со стороны живых. — Теперь можно, — бросил Николай. Он присел на пенёк и подпёр голову руками. — Как прикажете, генерал, — зарядив Рабиканте, Гилберт дождался, пока все отойдут на безопасное расстояние, и выпустил пламя на труп. В треске пожирающего огня раздалась молитва. — Всемогущий Боже, услышь наши молитвы, возносимые с верой в Воскресшего Твоего Сына, и укрепи нашу надежду на то, что вместе с усопшим рабом Твоим и все мы удостоимся воскресения. Через Господа нашего Иисуса Христа, Твоего Сына, который с Тобою живёт и царствует в единстве Святого Духа, Бог вовеки веков. Аминь. — Аминь. — Аминь, — Николай подавил зевок. Сжигание продолжалось до тех пор, пока от тела не остался лишь прах. Перекрестившись, Гилберт убрал Рабиканте за спину. От собственных мыслей Говерта отвлекла Миффи, дёрнувшая хозяина за ухо. Она смотрела на де Варда несколько сердито: мол, почему не мне отдали тело? На что Говерт сурово ответил, осадив тейгу: — Я даю тебе только мясо врагов. Торис не был нашим врагом, пускай и пошёл против законов Империи. — Как знать, как знать, — Николай покачал головой, переглянувшись с Говертом. — С этим уёбком всё не слава Богу: его вообще здесь быть не должно было. Ториса посадили под домашний арест, но, когда исчезла Наташа, стража заявила только о её пропаже. Так что ничего с этим не понятно, расследование ещё предстоит, — он потёр виски, под которыми, как некстати, сейчас с удвоенной силой пульсировала кровь. — Но на сегодня с нас хватит забот. — Пойдёте пить? — невесело спросил Гилберт. — Да какой там? Щас приедем, Оле доложу и спать, — Николай встал с пенька и потянулся, хрустнув поясницей. — Что мне, делать нехуй, кроме как на ночь бухать? Хотя, вот ты сейчас спросил, я подумал, и это стало звучать, как вполне себе охуенная идея. — Я бы помолился за вашу печень, генерал. Всё-таки, такая утрата. — Смешно, блять. До завтра подождёт моя утрата, я спать хочу, как тварь. — Поддерживаю, — кивнул Говерт, пряча всё ещё сердитую Миффи под пальто. — Ну, вы, конечно… ладно, Бог вам судья, — отмахнулся Гилберт. — Гов, — Николай кинул уставший взгляд в сторону обмякшего брата. — Подбери-ка Феликса. — Думал, ты уже не попросишь, — фыркнул Говерт. — Хватит с нас сегодня трупов, — проворчал Николай. — И так Гилберту за сверхурочные доплачивать, пожалейте бюджет Егерей, суки. Николай хоть и выглядел спокойным и как будто безразличным к произошедшему, но подчинённые прекрасно чувствовали едва скрываемую мрачную ауру. Сегодня в штабе Егерей обещал быть лютый холод, и генерала лишний раз тревожить не стоило. Даже по делу. Понимая это, Говерт больше ни одним словом не перекинулся с Николаем. Он поднял Феликса и потащил в сторону оставленных коней. Егеря благодаря недавнему манёвру де Варда беспрепятственно достигли цели. Говерт взвалил Феликса на его лошадь, крепко привязал за ноги и руки, ухватился за чужие поводья и медленнее остальных сотоварищей направился в сторону Столицы.***
Среди выпей, грустно провожавших тело Наташи в последний путь, была лишь одна, которая молча наблюдала за разворачивавшимся театром драматичных событий. Всё видела зоркая птица, всё приметила, что ей было нужно, и, обратившись более страшной тварью, нежели безобидная пташка, Франциск вернулся на базу Ночного рейда. По одному взгляду Альфред догадался, что всё обернулось плачевно. Осталось только сказать об этом всему отряду, заодно и главному зачинщику — виновнику оборванных человеческих жизней. Наёмные убийцы спустились в подземелье и обступили связанного Кику. Юноша ещё минуту назад ощутил приближение в свою сторону, а потому уже бодрствовал. — Как много людей… кроме Ён Су, надо полагать, — единственной ауры «невинного» убийцы не хватало в подземелье, на основе чего Кику и сделал такой вывод. — С какой целью вы здесь собрались? — Есть плохие новости, — сообщил Альфред. — Наталья Арловская погибла, как и её перевозчик, Торис Лауринайтис. Кику недолго помолчал перед ответом. Эти несколько секунд тишины были необходимы, чтобы осмыслить столь резкий поворот событий. На это Кику не рассчитывал, хоть и предполагал в отдалении такой исход. «Да перед кем я оправдываюсь? Я вообще такого исхода не желал!» — Мне жаль, что так вышло, — начал Кику. — Значит, я просчитался. «Верно. Я просчитался. И этот просчёт сильно ударил по моему нынешнему положению». — Да ты не виноват в произошедшем… — снисходительно подбодрил Франциск начавшего самобичевание Кику. Но Хонда был неумолим по отношению к самому себе: — Нет. Я ошибся в выборе места для передачи Натальи-сан и поплатился за это её жизнью и жизнью Ториса-сана. — Ну, всё, теперь ты не докажешь свою полезность Ночному рейду! — сказав это, Альфред опередил укоризненные взгляды Мэтта и Франциска, враз посерьёзнев. — Кхм! Прошу прощения. Всё-таки, люди погибли. Это не смешно. В любом случае, ты действительно не виноват. Будь ты там, наверняка бы не допустил их гибели. — Полагаю, такое возможно, — уклончиво ответил Кику. — Я бы мог спасти хотя бы одного из них. — Ну, ладно-ладно. Не устраивай тут драму только. По итогу помощь Наташи, — Альфред перевёл тяжёлый взгляд на Эжени, — оказалась бесполезной. Стефан пропал, не выходит на связь и вообще. Хер знает, что ему рассудок так помутило. Если хочешь попробовать стать полезным для нас, то примешь участие в миссии Ночного рейда. Там и посмотрим, на что ты годишься. — Как пожелаете, Альфред-сан, — Кику отвесил неуклюжий поклон. — Да ну тебя, — Альфред закатил глаза. — Лягушка, дай ему прогуляться, пусть разомнёт косточки. Миссия назначена на завтрашнюю ночь. Выкинет что-нибудь — вколи яд свой фирменный. Опытным путём проверим хвалёный иммунитет Хонды. — Хорошо! — лукаво протянул Франциск, обернувшись предварительно во Франсуазу. Он подошёл к Кику вплотную, чтобы освободить его руки и ноги. — Прогуляюсь с милым восточным мальчиком! — Глаз с него не спускай. — Конечно-конечно! Наш маленький Лисёнок и мне заодно поможет в моих женских штучках. Франсуаза хмыкнула, подмигнув всем в Ночном рейде. Некоторых покоробило от этого жеста, в особенности Альфреда — он-то превосходно знал, что кроется за этим хитрым жестом серого кардинала в юбке. Женщина вывела Кику на улицу. Глаза юноши всё ещё были закрыты, а руки сцеплены между собой, но уже не настолько сильно, как было раньше. Пользуясь случаем, Кику разминал мышцы и кости. С Франсуазой при всём желании он не хотел иметь дело — будь у него задание убить женщину, он бы сто раз подумал, как бы к ней лучше подступиться. Всё-таки, в комплект к инструментам Фонда Геи у этого наёмника шли опасные иглы и другие приспособления — кто знает, какое из них содержит яд, против которого у Кику не отыщется природных иммунных сил! Прогулявшись и вдоволь налюбовавшись ночным небом, Франсуаза наконец-то развязала Кику глаза и руки. С особой нежностью пройдясь пальцами в перчатках по ладоням юноши, она вручила ему Яцуфусу. Кокетливый взгляд стал острее, являя истинную натуру Франсуазы, нет — Франциска Бонфуа. И Кику, сосредоточившись даже не на самих голубых глазах западной красавицы — на изменениях в ауре — прекрасно обо всём догадался. Красноречивее ответа просто нельзя было придумать.***
Прекрасное то было время… Людвиг замечательно помнил тот день, как будто он прошёл только вчера. Не всё было хорошо, но и не было всё доведено до крайней степени отчаяния. Можно было чувствовать себя молодым, бодрым парнем шестнадцати лет. Да, не видавшем ещё толком жизни, но почему бы и нет? Что плохого в том, чтобы побыть желторотым птенцом, которому только предстоит стать настоящей птицей? Плохо окунуться в эти деньки слишком рано. А сейчас, когда вечерняя Столица вела свою умеренную жизнь, можно было спокойно пить пиво у Арсмита. Кику сидел рядом и что-то задумчиво черкал в записной книжке и ничего не заказывал, кроме стакана воды. Замечательное время. — Мы закончили наше обучение, Людвиг-сан, — слово Кику всегда было подобно дрожи водной глади — внезапное, ребристое и нежное. В армии он разговаривать громко так и не научился, что уж там говорить про бытовую обстановку. — Есть идеи, куда хочешь податься дальше? — Не знаю, — Людвиг пожал плечами. — От моих желаний мало, что зависит. Куда определят, туда и поступлю. Но я бы не хотел пойти туда, где нужно много убивать. Да и убивать в принципе. — Принципы до хорошего не доведут в нашем мире. Но я не могу осуждать тебя за твой выбор, — Кику прижался к стакану и немного отпил — точно птичка. — Лично я отправлюсь в контрразведку. Лично мне тоже не нравится просто так убивать. Поэтому буду убивать только по делу. Тех, кто будет угрожать безопасности нашей страны. Да и контрразведка имеет доступ к информации, которая раньше для меня была закрыта. Я не могу упустить шанс, чтобы продолжить поиски своего брата. — Всё ещё не теряешь надежды? — Людвиг выдавил на лице подобие улыбки. — Я рад, что ты так беспокоишься о нём. — Я не могу по-другому. Я не успокоюсь, пока не найду его или не узнаю, жив ли он вообще. Да и к тому же… — Кику многозначительно взглянул на Людвига. — Я не люблю испытывать Зависть по отношению к кому бы то ни было. — Ты завидуешь мне? — уточнил Байльшмидт. — Немного, — признался Кику, отводя глаза в сторону. — Но не только тебе: всем тем, у кого брат или сестра в полном здравии и рядом. — Это да. Но сколько лет прошло с того времени? — спросил Людвиг. — Четыре года. — Вот-вот. Неужели уже не настал тот момент, когда стоило бы отпустить прошлое? — Я не могу выкинуть девять лет своей жизни рядом с моим братом, — Кику медленно покачал головой. — Это выше моих сил. Это всё равно, что забыть отца, мать, остальную свою семью, родной дом. Ладно, если бы это приносило мне невыносимую боль. Но моё сердце наполняется радостью и тоской, когда я вспоминаю их. Это не то, с чем так просто можно расстаться, Людвиг-сан. Вот… если бы ты на четыре года расстался с Гилбертом-саном, сумел бы ты так просто забыть о нём? — Нет, вряд ли… не знаю, Кику. Я бы не хотел остаться без него, хоть и понимаю, что однажды это может произойти. И наоборот, я бы не хотел, чтобы он остался без меня, — Людвиг сделал глоток, выдержав паузу в беседе. Он размышлял над тем, стоит ли ему откровенничать с Кику. Подумав, он всё-таки решил, что стоит. Об этом больше не с кем поговорить. — Ты знаешь, он недавно потерял свою суженную. И очень сильно тоскует по ней. Я не могу оставить его сейчас. Пока его не покинет скорбь, я должен оставаться рядом, несмотря ни на что. — Я бы тоже так хотел… оставаться рядом с братом, разделять с ним радость и горе. Он наверняка сейчас где-то мёрзнет и грустит, — Кику с грустью на сердце испустил тихий вздох. — Он любил раньше приходить к маме или ко мне и ложиться под бок, чтобы согреться в прохладные ночи. Глупый и наивный ребёнок… — вода в стакане после следующего глотка закончилась. — Ну и ну… как бы за такими беседами мне не попросить что-нибудь покрепче. — Ты никогда не пил? — удивился Людвиг. — Мне всего шестнадцать, — Кику нахмурился. — Я пью уже давно. Пиво, правда, да и по чуть-чуть. Ничто другое мне не по вкусу. И не по карману… — Людвиг, недолго думая, протянул кружку другу. — Попробуй хотя бы пиво. Тебе может понравится. — А живот у меня не вырастет? — Кику с подозрением взглянул на пенистый хмель. Людвиг поражался этому человеку. Только Кику Хонда был способен развеселить его и вызвать хоть какие-то изменения на лице чёрствого воина. — Если знать меру — не вырастет, — усмехнулся Людвиг. Окончательно придвинув кружку с пивом вплотную к Кику, Байльшмидт принялся наблюдать за другом, которого начали мучать странные раздумья и сомнения. Вместе с разглядыванием того, как Хонда забавно примеривался к деревянной посуде, словно щеночек, впервые увидевший незнакомое лакомство, Людвиг вспоминал себя в детстве. Неужели когда-то давно он сам вёл себя так же? Весьма заманчивое предложение поступило от Гилберта — попробовать пиво, пока родители не видят. И Людвиг, подстрекаемый братом и собственным любопытством, всё-таки пригубил из отцовской кружки. Не то, чтобы ему понравилось тогда, но при повторном употреблении хмельного напитка спустя год мнение поменялось в лучшую сторону. Пил Людвиг немного в отличие от Гилберта — тот был частым гостем в пивной, а на праздники пил по-страшному — из-за переулка после гулянки он почти не выходил. Впрочем, вскоре, после принятия сана, старший Байльшмидт усмирил свой юношеский пыл и стал поспокойнее в отношении алкоголя. Людвиг, глядя на брата, сделал простой вывод: ошибки Гилберта ему ни в коем случае нельзя повторять. Кику всё ещё ломался, пристраиваясь к кружке с пивом. В другой вселенной Людвиг бы уже давно взял друга за голову, силой открыл ему рот и влил хмельной напиток. Но терпение парня в отношении Кику оказалось безграничным. Тем более, что тот наконец-то осмелился, чтобы пройтись языком по поверхности пива. Он тут же сморщился, будто попробовал не алкоголь, а лимон. — На вкус, как гадость редкая, — высказал Кику, морщась. — Я лучше змеиный яд внутрь приму. — Да ты глоток сделай нормальный, — настаивал Людвиг. — Ты только пену сейчас попробовал. — Гх… — невнятно пробурчал Кику, разглядывая потревоженную жидкость в кружке. И снова принялся гипнотизировать напиток, к которому он, похоже, заочно испытывал лютую неприязнь. Но попробовать стоило. Ведь, кто знает — вдруг пригодится в дальнейшем. К сожалению, в тот самый момент, когда Кику-таки сделал глоток, взгляд Людвига скользнул в сторону и заметил приближавшегося вприпрыжку маленького человека. — О, привет Лилит, — простецки поздоровался Байльшмидт. Что и привело к закономерному результату: часть пива пошла не в то горло, часть вышла наружу. Увы, через нос. — Ты это специально? — Кику, кашляя, словно припадочный, начал утирать проступившие слезинки и пытаться остудить обожжённые слизистые носа. — Так уж получилось, — рукой Людвиг подавил желание рассмеяться, но кривой улыбки всё-таки не смог скрыть. — Извини. — Привет, ребята! — весело поприветствовала друзей Лилит, лучезарно улыбаясь. Придержав юбку, девушка присела рядом с ними за один столик. К ней тут же подплыла краснощёкая разносчица. Лилит поспешила сделать заказ: — Пинту, пожалуйста. — Вам как обычно, госпожа Цвингли? — уточнила девушка. — Ага! — кивнула Лилит. — Лили-чан… ты что… пьёшь? — Кику перевёл ошарашенный взгляд на подругу, платком вытирая остатки пива с лица. — Конечно, — Лилит перешла на заговорщицкий шёпот. — Только папке не говорите — он думает, я пошла за тканями для выкройки, — поймав удивлённый и слегка укоризненный взгляд друзей, она легкомысленно взмахнула рукой. — Расслабьтесь вы! Сегодня подходящий день, чтобы выпить. — Стесняюсь спросить… когда ты пила в последний раз? — прошелестел Кику. — А, да я каждую неделю. Понемногу, конечно же. Не волнуйся, Кику, — Лилит кокетливо подмигнула, придвинувшись ближе. — От приданного не убудет! Кику залился густой краской. А Людвиг подтвердил ранее сделанное им предположение о том, что Хонда явно скрывал одну из причин, по которой он на самом деле хотел вступить в ряды контрразведки. Хотя, впрочем, влюблённость этого молодого человека уже почти не вызывала сомнений: только решительных шагов он всё не делал. Видимо, боялся чего-то. А к чему это шестнадцатилетнему парню? Людвиг слабо представлял себе трудности, испытываемые Кику. Возможно, потому что сам не встретил девушку, за которой ему хотелось бы приударить. Но у него был прекрасный пример перед глазами: Гилберт. За исключением одного крайне неприятного фактора Людвиг знал, что он вполне может в этом вопросе положиться на опыт близкого человека. Шестнадцать лет молодому воину, пора бы уже строить планы на долгосрочное будущее. Жизнь бессовестно коротка. Но прежде, чем думать о будущем, сперва нужно было разобраться с настоящим, чтобы не упустить ничего важного. Вон, Кику, витает в облаках грядущего, а о нынешнем совершенно не думает, что приводит к плачевным результатам. — Как видишь, Кику, у Лилит живот не вырос, — как бы невзначай заметил Людвиг, потягивая пиво из возвращённой ему кружки. — Хотя и пьёт она достаточно часто, раз её предпочтения уже знают. — По полпинты только! — возмущённо заметила Лилит, принимая заказанное пиво и тут же отпивая приличный глоток. — Это сегодня я на пинту раскошелилась! — Ну да, да, — простодушно произнёс Людвиг, заглядывая в кошелёк. — Чем закусывать будете? У Арсмита в меню сегодня потрясающие креветки. Кику не даст соврать. — А говорил, что не ходишь в пивные! — Лилит игриво ткнула растерянного юношу под рёбра. — Я только… креветки… — буркнул Кику. Предложение, однако, ему пришлось по душе. — И вообще, раз уж на то пошло, то за креветки я расплачусь! Раз уж не буду пить. — Не будешь? — изумилась Лилит. — В другой раз как-нибудь… — уклончиво ответил Кику. — Ну, смотри сам, — Лилит пожала плечами, вновь пригубив алкоголь из своей кружки. — У нас жизнь такая — другого раза может и не быть. Пока мы живы, нужно попробовать всё. — Протухлую рыбу, побыть девочкой в борделе Элизабет, посидеть в Весёлой-Развесёлой подземной тюрьме… — вполголоса протянул Людвиг. — Ну не буквально же «всё», Люда! — перегнувшись через Кику, Лилит несильно стукнула Людвига по спине. — Дурак ты!.. Компании друзей было весело. Смеясь и болтая о разном, они безмолвно восхваляли золотую пору своей жизни, двое из них благодарили Бога за предоставленное им беспечное время для проделок юности. «Веселись, юноша, в юности своей!» «Танцуй, девушка, пока молода!» Прекрасное то было время… …И Людвиг, оглядываясь назад, с грустным вздохом только сейчас понимал, что слова Лилит оказались пророческими. Такова суровая реальность. Да, Кику в конце концов попробовал пиво. Но при каких обстоятельствах!..***
Не ведая о тех ужасах, что творились за пределами Столицы, Людвиг наконец-то смог покинуть золотую клетку и, хотя бы на миг, ощутить запах настоящей свободы. Он никогда прежде не выходил в одиночку за городские врата. С Людвигом постоянно кто-то был: родители, брат, сослуживцы. Теперь он шёл совсем один. Получасовая прогулка до места назначенной встречи принесла ворох удовольствия. Людвиг был рад, что не взял лошадь: скачка не сумела бы удовлетворить неозвученное желание. Да. Людвиг никогда бы себе в этом не признался, но он действительно хотел этого: хотя бы на пару минут оказаться в таком положении. Никому не обязан, никому не должен — всё чин по чину! Сброшенное бремя, впрочем, только для того, чтобы передохнуть. Совсем чуть-чуть. Самую малость. Ведь ярмо придётся надеть снова и продолжать путь человека. Тернистый и обвитый прочными цепями. «Брат мой, — Людвиг, прикрыв глаза, слушал, как шуршат величавые деревья насыщенными зеленью листьями, как сминается под сандалиями трава. — Надеюсь, я скоро встречусь с тобой. Надеюсь, Бог действительно слышит наши мольбы. Если это действительно так, то я желаю, чтобы никогда не сложились обстоятельства, при которых нам придётся сражаться друг с другом. Ведь я никогда не пролью твоей крови, а ты никогда не сожжёшь моё тело. И так было, так есть, так всегда будет». Взор, обращённый к небу был послан. Людвиг рассчитывал, что Бог окажется милосерден. Спустя ещё десять минут Байльшмидт всё-таки дошёл до места встречи. Он всегда придерживался пунктуального подхода, но, видимо, Франсуаза была не из таких. Хотя, насколько Людвигу стало известно, для дам немного опаздывать считалось хорошим тоном. Что ж, «чуть-чуть» — понятие для каждого разное. Людвигу хватило минуты, чтобы начать беспокоиться. Но он тут же себя осадил: разве можно быть таким нетерпеливым? Можно, думал Людвиг, ведь он ждал этого момента так долго. Но разве покажет он себя настоящим мужчиной, если проявит себя, как нервная персона? Вряд ли. И только это привело Людвига в чувство. Негоже себя являть даме в дурном свете. Байльшмидт считал, что он и так позволил себе слишком много, когда поддался собственным мужским желаниям. «Всё в порядке. Я обязательно объяснюсь перед госпожой Бонфуа, когда она-…» Мысль оборвалась, стоило в поле зрения попасть лиловой накидке. Её Людвиг безошибочно определил, как одежду Франсуазы. Проверив, на всякий случай, ближайшее окружение с помощью тейгу, Байльшмидт уверенно шагнул вперёд. — Всё-таки, вы пришли, госпожа Бонфуа, — Людвиг едва скрывал безудержную радость при виде женщины. Кажется, тейгу чересчур обострило все его чувство и сделала чуть больше похожим на животное. Это не нравилось Людвигу, но он готов был принять такой побочный эффект от демонического орудия, чтобы посостязаться с естеством в выдержке и доказать, что он всё-таки человек разумный. — Я уже думал, что вас не увижу. — Дурачок, — Франсуаза галантно усмехнулась и помахала запиской. — Я же обещала, что приду. — Извините, мне показалось, что это я задержусь, — честно признался Людвиг. — Думал, что уйду вместе с братом, но я нигде его не нашёл. Всё же, мы вместе планировали покинуть Егерей. — Верно, на задании был, за Столицей. Эх, как же жаль, что Людвиг не обратил в тот момент на хитринку, мелькнувшую в смеющихся голубых глазах! — Возможно, — Людвиг решил не медлить и сделать то, что хотел, пока была на то возможность. — Скажите… — всё же замялся немного. — Могу я вас обнять? — Можешь, конечно, — Франсуаза захлопала глазами, но приглашение приняла Ведь ото льва не исходило совершенно никакой опасности. Он вёл себя тихо и нежно, словно ручной кот. Большие руки мягко держали в охапке Франсуазу, одаривая её теплотой ауры тейгу. Женщину крайне поразило и ввело в замешательство такое поведение, пускай та и находила в этом что-то милое. — Забавно, на самом деле, — Франсуаза довольно хихикнула, вибрации от её голоса защекотали ухо Людвига, к которому женщина, как некстати, решила прильнуть. Волна мурашек прокатилась по спине и перешла на руки. — После того, что между нами было, ты всё ещё стесняешься в своих порывах души. — Я всё-таки не хочу… мало ли, вы были не в настроении, — Людвиг, затаив дыхание, почти незаметно сглотнул, облизывая пересохшие губы. — В конце концов, я порядочный человек. — Порядочный человек, предавший Родину, — улыбка Франсуазы стала шире, а взгляд всё больше походил на озорной кошачий. — Или ты не считаешь это предательством? — Никак нет, — Людвигу тяжело сейчас было чеканить слова, в которых он был на сто процентов уверен, но он старался изо всех сил. — Останься я в Империи, не смог бы сохранить порядочность. Многие со мной не согласятся. Но я твёрдо убеждён в своей правоте. — Ох, Людвиг, — Франсуаза сильнее прижалась к груди Людвига — так, будто ей хотелось раствориться в объятиях молодого человека. — Ты такой хороший парень. Мне тебя даже жаль, — мягкие губки коснулись шеи Байльшмидта. — Жаль? — выдохнул Людвиг. — Не стоит… Но Франсуаза оборвала его: — О, нет, Людвиг. Ещё как стоит… …ведь такие, как ты, обычно долго не живут в нашем жестоком, лишённом сострадания мире. Но я безусловно счастлива, что хорошему парню, вроде тебя, Бог отвёл достаточно времени. Людвиг был просто очарован. Каждое слово гипнотизировало его и вводило в транс. Только зря он повстречал на своём пути такую роковую красотку. Ведь, когда нужно было отшатнуться, почуяв опасность, было уже слишком поздно. Птенец, не научившийся летать, никогда не сможет прожить и дня за пределами гнезда. А связавшись с хищной птицей, жалящей свою добычу ядовитыми иглами, он терял шанс даже взлететь. И Байльшмидт, очнувшийся из-за резкой боли в шее, увы, слишком поздно увидел, что Франсуаза уже стояла чуть поодаль, возведя между собой и парнем величественную и холодную стену. Мягкое добродушное лицо теперь сквозило торжествующим коварством — какая стремительная метаморфоза! «Нужно срочно… активировать… тейгу…» — мысли ускользали от Людвига. Демоническое орудие не слушалось. Воин с позором опустился на колени, признавая своё поражение. Краткий миг, пока пущенный исподлобья взгляд встретился с глазами, рассматривавшими его сверху-вниз, Людвиг осознал одну простую вещь: «Я был слишком беспечен». — И я бы действительно пожалела тебя, Людвиг, — продолжила Франсуаза, рассматривая выдернутую иглу с кровью парня. — Ах, если бы я только могла испытывать это чувство… К сожалению или к счастью, оно неведомо мне. Как и твоему бывшему товарищу. Прежде, чем Людвиг успел осознать смысл сказанного, вокруг его шеи обвилась толстая верёвка, став смертельной петлёй. Ощутив на себе богатырскую тягу, Байльшмидт понял, что его тело, по жилам которого струился страшный яд, стало тряпичной куклой, безвольно полетевшей вслед за верёвкой. Настолько, что не было сил толком ухватиться за петлю и хоть немного ослабить давление на шею. Первое движение оказалось недостаточно мощным, чтобы разрушить крепкий мост между головой и туловищем. Поэтому Людвиг только и мог, что задыхаться, да сучить ногами по примятой траве. Кто тянул её в сторону ближайшей липы — Байльшмидт не видел. Но вполне мог догадаться, как связан его «бывший товарищ» с таинственным богатырём, вздёрнувшем парня на самодельную виселицу. Людвиг начал синеть от нехватки воздуха. Как только он был готов потерять сознание, в поле зрения попала фигура Кику. Это заставило Людвига удержаться ещё ненадолго в этом мире. — К-Кику?.. Ч-что ты делаешь?! — прохрипел Байльшмидт. Людвигу о многом хотелось расспросить бывшего друга. Да чего греха таить — по каменному смазливому личику ударить с ноги тоже желание не отпускало! Но Кику, гад, стоял слишком далеко. Всё предусмотрел. От него ничего другого можно было не ждать. И этот молчаливый взгляд, холоднее и острее ледяных шипов Николая Арловского, стал лишним доказательством того, что Людвиг всё-таки напоследок сумел познать вкус предательства. «Я был слишком наивен». Все воспоминания, запечатлённые на холсте минувшей дружбы, полегли под зловонными чернилами, утонули, затаившись на дне торфяных болот. Всё выпитое когда-то пиво прибавило в горечи, а радостные улыбки испарились, оставив только безликих людей. И в руках одного из них, будто колода карт, находилась россыпь самых причудливых масок с чертами восточного юноши. От тоненьких фарфоровых пальцев тянулись нити — прямо к сердцу Людвига. Как только Байльшмидт уже приготовился было оставить этот бренный мир, он вдруг почувствовал, что снова оказался на коленях. Они уже начинали гореть от боли: при приземлении Людвиг приземлился на колкие камни. А в теле так и не прибавилось сил. Нехватка кислорода и яд сделали своё дело. Перед Людвигом очутился Кику. Каменное лицо ни на секунду не изменилось, взгляд оставался бездонным и безучастным. Однако короткий жест и проникновенный шёпот на мгновение заставили Людвига подумать, что уж сердце бывшего друга не было сделано из камня. Жаль только, что за последние годы, он настолько отдалился от Кику, что забыл о многих уловках его жестокой натуры. — Прости, Людвиг-сан, — на выдохе произнёс Хонда, положив ладонь на плечо Людвига. — Этого никогда не должно было произойти. …В лезвии Яцуфусы отразилось лицо Людвига, застывшее от болезненного отчаяния. В тот момент, когда грудь пробил клинок, а на бледное лицо Кику брызнули скупые капли крови, Байльшмидт устремил стекленеющий взгляд в небо. Немой вопрос застыл на устах, да и Хонде напоследок он ничего не сказал. Яд застывал в жилах, загустевая. По древесине лица, принадлежащего воину, так и не скользнули капли янтарной смолы — они так и застыли в уголках глаз. Это не просто предательство. Это — насмешка. И мимолётное единение с душой кукловода, стонавшей глубоко внутри щуплого тела, не поменяло мнения Людвига. Никакого понимания, никаких компромиссов. Закрывая глаза и ощущая, как собственное тело отдаётся в рабство сотен незримых нитей, парень сокрушённо думал лишь об одном: «Я был слишком глуп». …Тело Людвига исчезло, как только Кику вернул Яцуфусу в ножны. Раздумья вели его всё это время на верный путь. Юноша успокаивал себя тем, что он сделал правильный выбор, что это была необходимость суровой реальности. Не только с целью поддержать свою легенду, но и с целью избавиться от настоящего предателя. Более того, он получил то, что хотел. Купаясь в грязи, его душа пела от ликования, что даже из смерти бывшего товарища удалось извлечь выгоду! И Франсуаза не преминула отметить гнилую сторону Кику: — О. Так ты решил, значит. — Да, — Кику вытер платком кровь с лица и с Яцуфусы. — Будете упрекать меня в жестокости? — Нет-нет, что ты, — Франсуаза жеманно улыбнулась. — Никогда не стоит попрекать человека за то, в чём тебя самого уличили. — Вы бы могли манипулировать мной, — Кику бросил на женщину леденящий душу взгляд. — Уж не знаю вашу настоящую личность, Лягушка, но с первых же минут нашего знакомства я понял, что вы весьма коварный человек. — Спасибо за комплимент! — Франсуаза прикрыла рот, чтобы при испускании самодовольного смешка не светить рядами ровных зубов. — И я не вижу смысла в манипулировании напарниками. Всё-таки, я, как и Альфред, душа компании, — женщина протянула юноше руку. — А ты, стало быть — часть этой компании. Кику было не впервой заключать сделку с дьяволом. Поэтому остаток души он продал без сожаления, пожав ладонь, обтянутую фиолетовой кожей. Франсуаза торжествующе улыбнулась. Франциск же, прятавшийся за чужой личиной, готов был прыгать от счастья — всё шло по его плану. — Вот и замечательно.