Hetame ga kill!!

      Возвращение в штаб выдалось нелёгким. На душе настолько мерзко скребли кошки, что хотелось каждую из них передушить, порезать и пустить на корм собакам. Удивительно, что никто не пострадал в эту ночь, уже сменявшуюся утром к приходу Егерей в Столицу. Горожане в этот раз даже не смели соваться к отряду, не смотрели в его сторону. Находясь далеко-далеко от них, они перешёптывались. Догадывались, что вылазка неудачная, что проводилась она на болотах, что генерал Арловский сегодня мрачнее обычного не просто от злости на увёртливого врага, сумевшего сбежать, а скорее от безмолвной скорби. Зверь внутри Николая рычал, бился в истерике от бессильного гнева, но сосуд был непоколебим: мёртвый взгляд, ровное лицо, на котором даже брови не были сведены к переносице, а осанка в седле всё так же оставалась горделивой, как и при ходьбе.       Имея внутри себя зверя с мощной аурой, трудно было скрывать истинные чувства. Так ещё и Николая одолевали думы, под которые только водку пить, да смаковать собственное бессилие.       «Я должен был обыскать округу. Вдруг тот плеск был недостаточно громким, чтобы он получился от падения человеческого тела? Мы ведь совсем ничего не нашли, что бы точно подтверждало гибель Наташи.       Вдруг она всё ещё жива?       Вдруг, если оно так, она сбежала к врагу?       А если и так, что я сделаю, когда увижу в ней настоящего врага? После стольких-то лет жизни душа в душу?       Сопливая чушь. Нужно поскорее избавиться от этой ебаной сентиментальности и нежности в своём сердце по отношению к предательнице. На примере Вани я уже прекрасно убедился, что кровные узы в этом мире вообще нихера не значат. И кучка охеревших говноедов будет куда преданнее, чем родня. Чёрт возьми… теперь, когда я начинаю думать об этом… Кику ведь этой хуйнёй до сих пор страдает. Он пытается отыскать брата, который ни жив, ни мёртв — о нём вообще никакой информации не удалось нарыть. Я ему, конечно, не стал говорить об этом, но…       Мне это не нравится.       Но я должен продолжать готовить себя ко дню, когда я порешаю всех из своего окружения и решу тем самым свои проблемы. Всё предельно просто для монстра — нет людей, нет неприятностей. Но я дикое животное с генеральским чином. Как смешно!       Для меня отличным выходом было бы возвести замок где-то в Северных землях, да выходить иногда на охоту, чтобы вкусить человечины.       Чем я занимаюсь?       Чем я в итоге заниматься решил?       Поимкой крыс.       Охотой на тех, кого если не убью, так выебу.       Притворством, что во мне хоть что-то человеческое осталось.       Что люблю семью, люблю одного из своих подчинённых.       Блять, но я иногда сомневаюсь, не простое ли это желание утолить похабный голод?       Моя так называемая «любовь» — не прикрытие ли это для того, чтобы делать то, что мне хочется?       Что я на самом деле чувствую к тем, в чьих жилах течёт кровь моего отца?       Что я на самом деле чувствую к Халлдору? Его аура манит меня, потому что я чую родственную душу — в этом я точно уверен.       Что я на самом деле… чувствую из-за смерти Наташи? А Вани? Что я на самом деле чувствую по отношению к всё ещё живым Оле и Феликсу?       Как скоро я достигну дна с такими мыслями?»       — Всё. Наташи больше нет.       С этой новостью Николай пришёл к Ольге рано-рано утром, на часах едва ли стрелка дошла до цифры «пять». Удивительно, но пришёл мужчина трезвым. За ночь он даже не прикоснулся к фляге. Не было ни малейшего желания топить свою горечь в водке. Ведь в противном случае он наутро был бы расклеенным размазнёй, наверняка бы пустил скупую мужскую слезу, дав волю слабостям. Но нужно ли оно было Николаю? Николай так не считал.       Деревянное лицо. В глазах, наполненных неживой энергией льда, отразилось молчаливое лицо Ольги. Для неё смерть Наташи оказалась потрясением. Черненко не стала уточнять, при каких обстоятельствах это произошло. Ей было неважно, убил ли кто Наташу во время погони или случилось что-то ещё — ей был важен сам факт внезапной смерти. Незапланированной. Жестокой. Неправильной.       Будто судьба оказалась хуже уготованной участи на костре! Немыслимо. Эта женщина совершенно запуталась в собственных противоречивых чувствах, подобно Николаю Арловскому. Подобно чудовищу!       Скорбь преисполнилась в женской груди, щемила сердце Ольги.       — Мне очень жаль, — полушёпотом произнесла министр.       — Очень на это надеюсь, — Николай развернулся. Натянуть равнодушную маску сурового генерала, вот, что ему и оставалось. — Ну, она бы в любом случае погибла рано или поздно. У неё пиздец какой-то с покалеченной рукой был. Так что… — он почесал в затылке, думая, стоит ли ещё что-то сказать. — Ладно. С вашего позволения…       — Считаешь, мне не жаль Наташу? — вдруг спросила Ольга. Шёпот стал горячее и злостнее, женщина плотнее укуталась в халат.       — С учётом случившегося — вполне имею основания так думать, — отчеканил Николай.       — Что я, тварь, что ли, по-твоему? Ох, Коля… Коленька… — Ольга подлетела к брату и крепко обняла его со спины.       Николай не стал отталкивать сестру. Поддавшись, он повернулся к ней лицом и машинально обнял. И Николай бы ничего, кроме небольшого замешательства от женских слёз, не испытал бы. Если бы только не ночные мысли, так не вовремя навестившие его голову.       Теперь Николай не мог точно сказать, есть ли притворство в этих слезах, в этих объятиях. Ольга ведь тоже чудовище, пускай и с человеческим сердцем. Но ложь и манипуляции, двуличие и честолюбие были присущи падшей женщине. Да чёрт возьми, она отдала приказ избавиться от родного брата, как от предателя! Она намеревалась сжечь родную сестру, как какую-то еретичку! Арловский постоянно ждал подвоха от первого министра, пускай и понимал, что уж от ручного монстра так просто она не избавится, не вставит ему палки в колёса.       — Сперва мать и отец, потом Ванечка, теперь и Наташа… мы стольких уже потеряли, — судорожно прошептала Ольга, утыкаясь в грудь Николаю. — У нас остались только мы с тобой, ты можешь это представить?       — Ты… ты не права, Оля, — начал было Арловский, но Ольга снова зашипела змеёй:       — Даже не думай! Я никогда не признаю ошибку нашего отца членом семьи! — она горько заплакала с новой силой. — Отец… отец должен был тогда остаться с нами! Если бы не он!.. если бы не он, то на наш дом бы не пало проклятие. И меня бы… и мне не пришлось бы… творить столь мерзкие вещи!..       — Ну-ну, не начинай, — Николай отодвинул от себя сестру, придерживая за плечи, чтобы взглянуть в её глаза. Демоническое сердце оттаяло и ухнуло вниз. — Прошлое осталось в прошлом, ты теперь не деревенская девка. Истинному правителю не пристало себя вести так.       — Я имею право побыть собой рядом с родным братом!.. — возмутилась Ольга, шмыгая носом.       — Нет, Оля. Ты должна быть сильной несмотря ни на что. Видишь, — Николай показал на своё лицо, на котором застыла благосклонная полуулыбка, — я расстроен, но не плачу, — ледяными пальцами Арловский принялся проходиться по раскрасневшемуся лицу сестры, вытирая с него слёзы. — Давай, Оль, потом поревёшь. Знаешь, как у нас в армии говорили? Больше поплачешь, меньше поссышь.       — Это Ваня так говорил, — Ольга поджала пересохшие губы, и сама начала вытирать слёзы. — Но не так грубо.       — Как умею, — вздохнув, Николай отпустил плечи Ольги. — Ладно, пошёл я… Завтра много работы.       «Свалю половину на Говерта», — коварно подумал Николай, чувствуя, как его тело хочет ещё хотя бы немного полежать на тахте.       — Иди, Коленька, — с придыханьем произнесла Ольга. — А я помолюсь Богу, чтобы душа Наташи обрела покой.       Николая дважды просить не надо было — он ушёл, как только представилась такая возможность.       А Ольга и в самом деле отправилась молиться. Что она могла ещё сделать? Складывая руки в молебном жесте и взывая к Богу, Ольга, правда, невольно задумывалась, имела ли она вообще право просить за душу преступницы и позарившейся на святое Наташи. Наверняка это не каралось бы. Ведь целебная вода искусственно имела святой статус — лишь по воле Ольги Черненко.       Вопрос только в том, нужно ли Дьяволу во плоти полагаться на святую силу, когда логичнее было бы отдать предпочтение Тьме?       «Нет! Пока я остаюсь человеком, я должна верить! Должна стремиться к Свету, в какое бы Адское пекло я бы потом не попала. Иначе жертвы, которые я принесла… они все будут напрасны!»       Горькие слёзы застилали глаза. Ольга с молчаливой яростью рассматривала лик Сына Божьего, сверлила так, будто хотела установить с ним неземную связь. Какое неблагодарное дело — молиться. Но какие же сильные, всё-таки, люди: не узрев Божьей милости за всю свою жизнь, они готовы денно и нощно продолжать взывать к нему, верить в него, верить в лучшую для себя участь.       Даже если они её не заслужили.       А Ольга Черненко в глубине души понимала, что являлась таковой.       С обрывающимся детским плачем на челе каждого в доме Арловских отпечаталось страшное проклятие.       …Николай же молиться не собирался. «Нахуй надо», — вот, что думал Арловский. Ему вообще не были интересны священные тексты, которые его заставляли заучивать. Несмотря на проведённое крещение, Николай никогда не считал себя верующим человеком в полной мере. О Боге он вспоминал лишь в тяжёлые времена, но почти сразу же забывал, когда кровь Демонического Бога давала о себе знать бурлением Северных вод.       «Только один Бог может помочь мне, — Николай прикрыл глаза, вспоминая потерявший надежду на всё взгляд Наташи. — Только я сам».       Николай настолько сильно был погружен в свои раздумья, преисполненные Тьмой, что не сразу заметил Халлдора, который по всей видимости решил вступить с ним в диалог.       — Гене-!..       Но он тут же осёкся и попятился назад, в свою комнату. Халлдору стало не по себе, когда он пересёкся взглядами с Николаем. Ангелок всё ещё страшился встретить на пути гнев монстра, но всё равно не сбегал. Что-то жгучее помогало ему сдерживать направленный в его сторону хлад.       Николай был готов рявкнуть на кого угодно, но не на Халлдора. Он только начал нормально выстраивать отношения с юношей и не собирался всё сразу портить. Хорош ли мужик, что срывается на любимом человеке? Вряд ли. Поэтому взгляд Николая при виде Халлдора смягчился.       — А, Хал, это ты. Чего не спишь? — поинтересовался Арловский.       — Я к-как раз направлялся после дежурства… — Халлдор боязливо замялся, хоть и понял, что ему ничего не грозит. Как бы теперь не усугубить ситуацию ненароком. — Что-то случилось, генерал?       — Да… можно и так сказать, — Николай натянул вымученную донельзя улыбку и посмотрел на Халлдора из-под полуопущенных век. — Знаешь, я бы тебя сейчас с удовольствием пригласил к себе, но момент пиздец неподходящий. Так что давай поговорим завтра?       — Как прикажете, генерал, — Халлдор выпрямился и закрыл за собой дверь.       Грустно осознавать свою беспомощность перед остатком чувств. Николай не нашёл другого выхода, кроме как глотнуть на ночь водки и лечь спать. Утро уже настало, но только с волшебным напитком у генерала получилось уснуть.

***

      Трудно было описать эмоции Ночного рейда от увиденного. Они не знали истинной цели «выгула» Кику Франциском, поэтому несказанно удивились, когда заметили позади восточного юноши высокого незнакомца, которого некоторые из наёмных убийц ранее примечали в рядах Егерей или видели рядом с Феличиано.       — Эй, Хонда. Это же… — напряжённо проговорил Альфред. Его смутила смертельная бледность незнакомца, но он решил убедиться.       — Да. Это Людвиг Байльшмидт, один из Егерей, — представил Кику своего бывшего товарища. — Вернее… был им.       — Выходит, он мёртв? — Ён Су подошёл к марионетке и помахал перед её лицом рукой. Никакой реакции.       — Ты нам не пиздишь? — вмешалась Эжени. — Я слышала, у Яцуфусы есть возможность брать под временный контроль людей.       — А, вы имеете в виду «прижизненное подчинение»? Не переживайте, я вас не обманываю. Труп от живого человека под контролем легко отличить. Смотрите, — Кику расстегнул жилет на мёртвой груди Людвига, — на марионетке всегда видна причина смерти. Например, — для сравнения Кику лёгким движением руки призвал Лилит, — видите, здесь одежда распорота? Сюда прилетел осколок, который мог бы стать причиной смерти, но прямо в это же место я воткнул Яцуфусу. Что касается новой марионетки: вы можете видеть следы удушения и шрам от сквозной раны на груди.       — Вот оно как… — выслушав это, Эжени отступила. Сказать ей было нечего.       — Иными словами, раны для обращения людей в марионетку преимущественно приходятся на грудь и на шею, редко — на живот.       — А что насчёт головы? — спросил Мэтт. Марионетка и пугала его, и одновременно заинтересовывала, поэтому он, как и Ён Су, стал кружиться вокруг Людвига с целью изучить.       И Кику не был против. Пока его марионеткам не угрожали, их можно было трогать, щупать, дёргать и так далее.       — Ни в коем случае, — продолжил Кику, отвечая на вопрос Мэтта. — Я не смогу обратить в марионетку человека, у которой повреждён мозг или хотя бы нарушена целостность черепа. Клинок запечатывает душу в теле и использует остатки жизненной энергии, чтобы тело не разлагалось.       — То есть, марионетки рано или поздно становятся непригодными, даже если их не уничтожают? — Йозеф нахмурился.       — Теоретически, если их не отзывать, то такое возможно, — Кику едва заметно пожал плечами. Таких экспериментов он не проводил, да и не находил информации о том, проводились ли они раньше. — Тела моих марионеток живут уже почти четыре года, а если и получают повреждения, то быстро восстанавливаются в Разломе — подпространство, своего рода карман для марионеток, где они наполняются энергией, накопленной Яцуфусой в течение всего периода использования другими хозяевами.       — Интересный круговорот энергии выходит, — Мэтт вынул из кармана записную книжку и принялся чертить одному ему ведомую схему. — Получается, вся энергия, что используется в бою, делится на две части: одна уходит в клинок, вторая — в марионеток.       — Не совсем так, — возразил Кику. Взяв у Мэтта книжку, он исправил рисунок. — Яцуфуса выступает своего рода посредником между хозяином и Разломом. Когда меч вынимается из ножен, всплеск энергии хозяина призывает марионеток, а затем концентрируется в клинке, чтобы хозяин мог управлять ими.       Пока Кику отзывал марионеток, Ночной рейд задумчиво сверлил юношу взглядом. Ён Су мало что понял из заумных рассуждений про энергию — до него дошло лишь то, что Кику приобрёл нового союзника в лице старого врага. И он был преисполнен гордости за старшего брата, что тот смог избавиться от Егеря. Йозеф, Мэтт и Эжени всё ещё думали о том, какое же опасное оружие в руках Кику Хонды. Врагу не пожелаешь такой участи — попасть под влияние проклятого клинка, не имея ни возможности упокоиться с миром, ни даже переродиться нечистью, чтобы расправиться с противником и утянуть его за собой в Ад. Альфред больше смотрел не на самого Кику, а на Франсуазу, не проронившую ни слова после своего возвращения на базу Ночного рейда. Загадочный флёр, витавший вокруг женщины, сбивал лидера отряда с толку.       И только Баш, безучастно наблюдавший за марионетками, смотрел на Кику с хищным прищуром, чувствуя знакомую ауру. До боли знакомую, будто частичка потерянной души вернулась к несчастному человеку.       — Выходит, если клинок в ножнах, то марионетки не призовутся? — спросил Йозеф, глядя на Яцуфусу.       — Именно, — подтвердил Кику.       — А если призвать марионеток, а затем не до конца спрятать меч в ножны? — ехидно спросила Франсуаза.       — Хм… я так не пробовал. Даже не знаю, звучит, как нечто возможное.       Кику изрёк довольно обтекаемый ответ и не подал вида, что его смутил вопрос Франсуазы. Но столь точная формулировка дала юноше понять, что его трюк не остался незамеченным. Но, судя по реакции остального отряда, о проделке Кику стало известно только одному человеку, который, очевидно, был пока на его стороне. А значит, стоило поскорее перевести тему, чтобы не дать хоть кому-то ещё задать провокационные вопросы.       — Однако, я не думаю, что это когда-нибудь мне понадобится, — Кику сунул руку за пазуху. — Полагаю, куда более интересным вам покажется не труп Егеря и мои способности, а приобретение для отряда.       Из-за пазухи Кику вытащил свёрток из реликтовой кожи. В нём покоился пояс, сотворённый искусными мастерами, жившими на заре эпохи величия Империи — Царь Зверей: Лионель. Это вызвало куда больше интереса, нежели новый живой труп в арсенале восточного юноши.       — Ого… ты спиздил тейгу? — подскочив к столу, Ён Су принялся рассматривать приобретение.       — Н-ну, да, — Кику смутился такой бурной реакции.       — Круто! — Ён Су аж просиял.       — Погоди-ка. А ты выполнил условия изъятия? — уточнил Альфред.       — Разумеется. В отличие от Яцуфусы, они не являются такими сложными.       — Поразительно… откуда ты столько информации знаешь о чужих тейгу? — Эжени сложила руки на груди и смерила Кику выжидающим взглядом.       — В те минуты, когда у меня не было работы, я сбегал и проводил всё свободное время в библиотеке, пока меня оттуда не вытаскивали за уши. Среди прочих книг был и альманах тейгу, который я изучил от корки до корки. Я полагал, что знания сделают меня полезным, что я смогу грамотно использовать Яцуфусу как отдельно, так и в команде с напарниками. Но я ошибся: знания сделали меня всего лишь ходячей энциклопедией, занудой, проще говоря. Так меня все и окрестили… — Кику поник, заворачиваясь в приятную патоку лжи.       Все его на руках носили за светлую головушку, за полезные навыки!       — Ну, с этим не поспоришь, есть в тебе такое, — фыркнул Альфред.       — Полагаю, вас утомили мои речи, — Кику вздохнул. — За время моего пребывания в Ночном рейде я понял, что мне просто стоит смириться с ситуацией. Так что мне без разницы, как вы отреагируете на мой поступок, пускай и во благо. Да и кому передавать добытое у врага тейгу — не моя забота. А раз я не могу больше быть полезным сегодня…       — Братан, ты-… — Ён Су напрягся.       — …то не могли бы вы меня снова связать, Альфред-сан, Лягушка-сан?       Поведение Кику не вызывало вопросов — всем давно стало понятно, почему он так себя вёл. Но всё равно ставило в тупик то, как реагировать на подобное. Особенно, когда под боком то и дело грозился взорваться Ён Су.       — Что, соскучился по подвалу? — Альфред скривил ехидную улыбку. — Да ты грёбаный мазохист, Хонда!       — Что вы? — Кику снисходительно улыбнулся. — А что мне остаётся делать?       Уж чего-чего, а снисхождения Альфред терпеть не мог, в особенности от сверстников. Поэтому в голос вернулась привычная прохлада, с которой Джонс обращался обычно к врагам.       — Ты меня раздражаешь настолько, что я только и думаю о том, как заткнуть твой рот. Но сейчас тебе предстоит подготовиться к важной миссии, назначенной на следующую ночь. И если ты хорошо себя на ней покажешь, то, возможно, мы и изменим мнение о тебе, — Альфред показал очень маленькое расстояние между указательным пальцем и большим. — Примерно вот на столько.       — Ха! Не дождётесь! — фыркнула Эжени. — С таким, как он, я в одном поле срать не сяду.       — Эжени, дорогая, следи за языком! — Франсуаза вынула бумажный веер из кармана плаща и шлёпнула им по губам девушке. — Боже, ты так хорошо притворяешься женственной, что я порой забываю о твоих грубых речах.       — Отвали, жаба бородатая! — Эжени пихнула Франсуазу в бок.       — Бородатая?.. — у Кику глаза на лоб полезли.       — Неважно, какими словами, но Эжени права: полностью мы доверять тебе не сможем, скорее всего, никогда, — Франсуаза развела руками. — Но у тебя есть шанс хотя бы перестать жить, как собака.       — Мне не привыкать.       Все всё прекрасно понимали. Даже этого было недостаточно, чтобы доказать свою преданность Ночному рейду. Но это действие определённо не было лишено смысла.       Вдруг Кику почувствовал чей-то пристальный взгляд, сфокусированный, впрочем, не на нём, а на столе, где лежало тейгу. Он повернул голову в тот момент, чтобы увидеть Баша. Вместо Царя Зверей как будто лежал змий, сумевший загипнотизировать дикого парня.       — Ох, э-это ваш… — Кику напрягся.       — Это не «ваш» — это Баш! — хихикнул Ён Су. — Правда, он нихера не разговорчивый.       — Ч-что с его аурой? Неужели, он-?..       Но закончить мысль Кику не успел. Он не пересекался взглядами ни с Альфредом, ни с Франсуазой, но чётко услышал их невербальный приказ: «Молчи!» Язык будто сам свернулся в трубочку. Но так хотелось получить ответ на вопрос, почему аура Баша настолько отличалась от остальных.       — М? Что с Башем? — поинтересовался Йозеф.       — Да, он просто мрачный и жуткий, вот и всё! — Ён Су упёр руки в бока. — Так и полагается убийце, поняли, да?       — Да-да, поняли…       Оглянуться никто не успел, как Баш тут же подскочил к столу и схватил тейгу. Резко, намертво вцепившись, словно животное в кусок мяса. И тут же Баш попятился, как будто лакомый кусочек кто-то намеревался отобрать.       — Баш, погоди! — воскликнул Мэтт. — Вдруг оно не подойдёт, тебя же…       — Оно моё, — отрезал Баш.       — Что?       — Оно моё. Эта вещь — моя. Мне плевать, что вы там надумали, но штабу я его не отдам. Обойдутся. Моё, — казалось, ещё немного — и Баш начнёт рычать. Он нацепил пояс на положенное место. — Это — моё.       — Да… у тебя никто и не собирался его отнимать, — Альфред нахмурился, но и удивился: он не думал, что такому, как Баш, подойдёт именно это тейгу. Но с другой стороны, в этом не было ничего странного. Одна животная сущность тянется к другой — всё закономерно. Не были бы они, конечно, такими противоположными… — Ты единственный, кто был в отряде без тейгу, и, раз Царь зверей тебя принял, то ходи на здоровье. Что это с тобой? Ты раньше таким не был. Это из-за-…       — Моё!       Баш всё-таки рыкнул. С изданным диким звуком активировалось тейгу на новом хозяине. Кику окончательно запутался в интерпретации ауры Баша. «Какой… странный теперь в ней читается дуализм. Вряд ли это человек. При случае нужно будет избавиться от него первым…» — к такому выводу пришёл озадаченный Хонда.       — Мы поняли, успокойся! — воскликнул Йозеф.       Приказ есть приказ. Влияние тейгу и невидимой чёрной тени отступило. Баш перестал рычать. Оглянувшись, он прекрасно понял, что что-то натворил. Что именно, он не знал. Но в горле чесалось, как после недавнего резкого рыка. Баш был не из тех, кто любил поразмыслить над ситуацией, понимание которой лежало за гранью его понимания. Но интуитивно он чувствовал, что видел такое раньше. Решив, что более умные товарищи сами разберутся, Баш занял оборонительную позицию.       — Простите. Сам не знаю, что нашло на меня, — сказав так, он подошёл к Кику. — Ты.       — Д-да? — Хонда выпрямился, ожидая подвоха.       Но Баш просто обнюхал юношу, не спросив разрешения, не объяснив, зачем. Единственный, кого такое поведение смутило, был Кику. Уж не знал он, что вынюхал Баш, но ответ был следующим:       — Спасибо.       «Мне показалось, что он меня сейчас съест, — Кику еле удержался от того, чтобы издать вздох облегчения. — Мама, я набрёл на компанию не менее жутких психов, чем Егеря! Пожалуйста… когда я уйду… нашли на всех них Каппу!.. иначе придётся это делать мне».       — А. Там Йозефу немного не хорошо, — как бы невзначай бросил Баш.       И ушёл восвояси — только его и видели. Как только члены Ночного рейда обратили внимание на побледневшего Йозефа, на мгновение им показалось, что Баш использовал состояние товарища, как отвлекающий манёвр, чтобы поскорее уйти. Всё-таки, тот слишком быстро пришёл в себя — переход от природной бледности к нездоровой заметили только Кику и Эжени. И последняя оказалась крайне озабочена очередным проявлением особенности, вероятно всего, связанной с товарищем.       — Йозеф. Точно всё в порядке? — настойчиво спросила Эжени.       — Я? Д-да, всё в порядке. Просто немного голова закружилась, — Йозеф понял, что девушка просто так от него не отстанет, поэтому добавил: — Давай чуть-чуть попозже. После миссии.       — Как скажешь, — недовольно буркнула Эжени.       — Для вас будет другая миссия. Дневного, так сказать, характера, — Альфред поправил очки. — Так что идите лучше отсыпайтесь. Ён Су…       — Да! — с готовностью Ён Су выступил вперёд.       — Спать, — безапелляционно произнёс Альфред.       — Почему?! — возмутился Ён Су. — Разве я не должен вместе с братаном пойти на его первую миссию?       — Ты уже сходил один раз, мне ребята доложили, — слегка раздражённо сказал Альфред, язвительно улыбаясь. — Не переживай, работой я тебя загружу по самое не балуй, раз отдыхать не хочешь. Так что советую отоспаться хорошенько. А с братаном твоим пойду я, Мэтти и Лягушка.       — Ну. Ну и ладно, — пробухтел Ён Су.       — Ты обижен?       — Я не обиделся, мне просто обидно. Понял, да?       Кинув взгляд на прощание в сторону брата, Ён Су направился в свою комнату. А Кику тотчас переключил своё внимание на предстоящую миссию. Хоть у него это и с трудом вышло — тяжело себя вести непосредственно, когда на тебя смотрят с недоверием и презрением. Только благодаря Франсуазе обстановка была не столь накалённая между братьями и восточным юношей. Уж одному только Богу известно, была ли настоящая Франсуаза такой, но с почерком Франциска прекрасная дама смотрела на происходящий накал в отношениях молодых людей так, будто ожидала увидеть драку, перерастающую в агрессивное соитие. Но зная, что оба брата не свернут с прямого пути, она лишь мысленно вздыхала — что ей ещё оставалось делать?       Пока Франсуаза предавалась мыслям о сущих пустяках, Альфред сверлил опущенные глаза Кику. Поймать бы этот взгляд, да разузнать все тайны, спрятанные в бездонных очах! Мэтт преследовал ту же цель, но потерял надежду на поимку взгляда восточного юноши, а потому пытался по другим каким-нибудь признакам догадаться об истинных мыслях и намерениях парня, свалившегося, как снег на голову.       Но Кику Хонда был непроницаем. Без единого магического барьера он имел спокойную ауру с нейтральным окрасом, лицо без единой живой эмоции, что делало его похожим на марионетку.       Поддерживать долгое молчание не вышло. Стоило разрядить обстановку хоть чем-то. Удивительно, но первым, кто осмелился на это, был именно Кику — кому, как не ему сейчас было неуютнее всего.       — В чём будет заключаться моя миссия? — спросил Хонда.       Такое рвение вынудило Альфреда издать саркастичный смешок. Знал бы Кику, что его ждало, наверняка бы так не спешил выяснить подробности предстоящего нелёгкого задания.       — Тебе не понравится. А если понравится — то ты конченный, — вот и всё, что сказал Альфред перед тем, как приняться за изложение сути дела.       Долго распинаться Джонс не посчитал нужным, для него, как для человека, имеющего колоссальный опыт в такого рода заданиях, всё было предельно просто. Да и Кику, проработав в контрразведке, прекрасно знал, какова тактика при миссиях по ликвидации той или иной личности. Все составляющие задачи, которые стали известны ему: цель — одна из крупных шишек, отвечающих за целостность торговой сети по всей Империи. А также уличённая в коррупции, незаконной продаже артефактов «своим», наркоторговле, эксплуатации детского труда при возможности нанять взрослых людей, растление — в общем, идеальная фигура для ножа наёмного убийцы из революционных рядов. Кику знал этого усатого мужчину неприятной наружности, ведь именно он предоставил информацию о нём. Николай подсуетился и выпросил разрешение у Ольги избавиться от богопротивного чиновника, чтобы поставить на его место более адекватного и угодного Его Императорскому Величеству и первому министру — кандидаты ведь были, не было удобного повода убрать неоднозначную для государства личность.       «Сколь злая ирония… Мне на роду написано иметь дело с ублюдками в торговой сети», — мысленно усмехнулся Кику.       Когда он, впрочем, спросил, что по охране или особенностям поместья чиновника, Альфред простодушно ответил, что это не то, о чём юноше стоит беспокоиться. Ведь Кику уготовано в этом деле быть приманкой, ровно до тех пор, пока хотя бы не будет разведана обстановка. Узнать заранее количество охраны и уберечь непричастных рабов не представлялось возможным, потому что поместье чиновника оказалось неприступной крепостью, а людей Франциска внутри не оказалось. Соответственно, на удачное проведение миссии оставалась ровно одна попытка. И при неудаче сбежать не получится. Альфред, конечно, уверенно заявил, что он с Мэттом справится. Вопрос только в том, сумеет ли Кику достаточно долго отвлекать внимание чиновника, пока братья будут всякими ухищрениями уводить рабов с места предстоящей резни и разведывать обстановку.       Кику догадывался, каким образом ему, возможно, придётся отвлекать чиновника и тянуть время. И несмотря на это, он понимал, что отказаться не имеет права. Каждый в этом отряде рисковал не только жизнями, но и честью, поэтому Кику просто обязан был примерить на себя это бремя и прочувствовать всё на своей шкуре. К тому же, ему не обязательно было давать себя насиловать: Франсуаза уверяла его, что отвлекающий манёвр нужно будет продолжать ровно до того момента, как тот услышит троекратный стук в дверь. Хотелось верить. Но как заболтать мерзкого ублюдка, жадного до восточных, цветущих невинностью тел? У Кику не очень хорошо подвешен язык, когда доходило до встречи лицом к лицу с собственными страхами — сумел бы он так хорошо разыграть свой спектакль перед Ночным рейдом, будь на него направлен хоть один ствол? Определённо нет.       «Я должен постараться. В противном случае я распрощаюсь со своей жизнью… и тогда никто из Рейда не пострадает, чёрт возьми! Не знаю, заберут ли они у меня в этом случае Яцуфусу…»       «Не переживайте, хозяин. Я сломаюсь, как только их жадные руки прикоснуться к проклятому клинку. И реликтовая кожа не сумеет помочь!»       «Рад это слышать».       «Но хозяин… почему вы так боитесь за свою честь? Просто не прельщает мысль о том, что сидеть долго не сможете? Бросьте. Просто попросите быть с вами нежнее. Разве вы, люди, не умеете договариваться друг с другом?»       «Не знаю, какая шлюха тебя воспитывала, но в моём клане учат беречь честь смолоду. И под жирного, потливого и волосатого ублюдка я не лягу».       «А что насчёт вашей тайной зазнобы? Онанизм всё-таки совсем не то. Ваше тело изнывает от тоски холодными ночами и жаждет накрывающего тепла. Как оружие, связанное с вами душой, я отчётливо ощущаю это».       «Ты решил сейчас об этом поговорить? Сгинь. Я не хочу думать о том, что никогда не случится. Ещё и перед… такой миссией».       Нахальный молодой человек, лишь притворявшийся послушным боевым слугой, исчез из сознания Кику. Самого же юношу прошиб холодный пот, словно лихорадочный. Альфред с большим удовольствием оставил на Кику пару отметин, которые бы напоминали о мало-мальской борьбе и связал ему руки за спиной. Издевательство какое-то, вот, что подумал Кику. Но говорить ничего не стал. Скажет позже, если его честь окажется в опасности.       Маскировка оказалась проще некуда: Альфред и Мэтт притворились авантюристами — они раздобыли нейтральные доспехи без единого опознавательного знака, а Франциск подарил им новые лица и волосы на тот случай, если попросят снять шлемы. Сам же он выбрал внешность Кевина — мужчину средних лет, пожалуй, единственного, из прислуги чиновника. Оригинального пришлось убрать лёгким движением иглы: всё равно тот был в курсе грязных делишек своего хозяина и бездействовал во время избиений и надругательств над несчастными жертвами.       Вердикт: виновен.       Картина прекрасная складывалась. Двое авантюристов схватили предателя Империи и несли на ближайший «пункт выдачи вознаграждения», а поддельный слуга принял их и провёл к своему хозяину.       Чиновник несказанно обрадовался такому подарку. Мерзко и отвратительно. Всё равно, что наблюдать за изъеденным короедами стволом дерева, плакавшим густой и липкой смолой. Внутри-то труха.       — Замечательно, господа, просто превосходно! — чиновник даже неиронично похлопал. — Где же вы нашли его?       — Где-то на опушке, милорд, — прохрипел Альфред. — Но мы не за похвалу его притащили сюда.       — Будет-будет вам награда, — чиновнику, казалось, уже и вовсе не были интересны авантюристы. Он рассматривал Кику, полностью переключив на него своё внимание, облизывался. — Так вот он какой, Кику Хонда! В жизни ты выглядишь куда более симпатичным, чем на листовках, мальчик.       Кику вмиг стало дурно. Лицо стало белее снега, но он стоически держался и старался не падать духом. Да и просто не падать — держать гордую осанку до конца.       — Милорд, что вы собираетесь делать с пленником? — спросил Кевин. — Указ Императора был сдавать членов Ночного рейда Егерям.       — Да плевать мне, что указал этот сопляк! — чиновник презрительно сплюнул. — Кику Хонда — моя добыча, и теперь я имею право делать с ней всё, что пожелаю!       — Вы навлечёте на себя гнев Ледяного генералиссимуса, милорд, — как бы невзначай заметил Мэтт.       — Гх!.. Ну, хорошо же… — чиновник подхватил Кику под руку и поволок по лестнице в свои покои.       — Милорд? — удивился Кевин.       — Никто же не указывал, в каком состоянии доставлять пленённых революционеров из Ночного рейда. А значит, я спокойно могу повеселиться с таким милым мальчиком, прежде чем отдавать его на растерзание Егерям! — чиновник подтянул начавшего было уползать Кику. — А ты, Кевин, изволь показать поместье нашим гостям, прими их, как следует. Ко мне никого не впускать, пока я не закончу!       — Как пожелаете, милорд.       Уж не знал Кику, о чём сейчас думали Альфред, Мэтт и Франциск — мысли он читать не умел. Но в его груди теплилась надежда, что хоть один из них хотя на чуть-чуть сочувствует ему и мысленно желает удачи. Без моральной поддержки Кику было тяжело передвигать ногами. Даже перед первыми миссиями в контрразведке не так сильно скручивало желудок. Всё-таки, там никто не покушался на его зад. «Это ж надо было так променять шило на мыло!» — сокрушался Кику. Но народная мудрость, услышанная однажды от Ивана, гласила: «Когда ведут на сеновал, поздно отказываться».       Смирившись с мыслью о том, что такой «сеновал» ему явно не по душе, но всем на это плевать, Кику мысленно представил, что вокруг него выстроились все самые близкие люди и принялись говорить ему слова напутствия, причём, достаточно коротко и ёмко, чтобы дать возможность высказаться всем. Печально было слышать приободрения от компании, состоявшей по большому счёту из мертвецов. Последними выступили всё-таки живые: Говерт, Феликс, Халлдор и Ён Су.       «Не умирай, пожалуйста».       «Я, конечно, постараюсь… но мне всё равно страшнее сейчас провалить миссию. Провалю её, и, можно считать, что провалил внедрение в Ночной рейд. А значит…»       …дверь в комнату чиновника со зловещим скрипом закрылась…       »…я должен вытерпеть нестерпимое и вынести невыносимое».       Кику вдруг с удивлением обнаружил, что и руки ему освободили, и лишили единственного оружия, которое у него ещё оставалось — сейкена, теперь он покоился на прикроватной тумбе. А чиновник вновь жадно облизнулся, приблизившись к юноше. Кику старался не смотреть в его сторону, чтобы тот не сумел хоть на немного поколебать его решимость.       — Раздевайся, мальчишка, — видя, что Кику сжался, мужчина подошёл к нему вплотную и положил толстые пальцы на плечи, будто упитанные слизни облюбовали кимоно. От них пахло кремом для рук, но масло из каких-нибудь абрикосовых или виноградных косточек не могло перебить аромат мужского пота, проступившего на ладонях озабоченной твари. Кику резко повернул голову в другую сторону, чтобы хоть как-то обезопасить свой чувствительный нос от ужасного смрада. — Давай. Подготовлю тебя морально к унижениям от Николая Арловского. Слышал, он совсем не щадит пленённых восточных.       — Н-нет! Я не-!.. — отдав себе команду не мямлить, Кику попытался вывернуться из хватки толстых пальцев, но безуспешно. — Я уже сбежал от него однажды и не собираюсь возвращаться!       — О, вот как, — чтобы повернуть лицо строптивого юноши к себе, чинуш положил руку на его щёку. Одно это движение заставило Кику почувствовать себя осквернённым. Не будь он сейчас на задании, будь при нём его верный клинок, юноша бы давно лишил пальцев эту наглую тварь, осмелившуюся прикоснуться к нему. — Но раз ты состоял в Егерях, то тебя щадили. Знал бы ты, как тебе повезло оказаться под крылом генерала Арловского! Но ты упустил возможность сохранить свою честь. Знаешь, как много восточных полегло от издевательств Ледяного генералиссимуса? Именно поэтому в Революции сейчас так мало узкоглазых наёмников. Они все боятся! — нежности кончились. Кику удивился тому, что этот чиновник несмотря на своё телосложение оказался довольно силён, раз смог схватить его за грудки и кинуть на тахту, нависнув сверху. — Честь для них значит слишком много. Что удивительно, как иногда они готовы наступить на горло своей чести и начать унижаться! Стоя на коленях! Прижимая чело к земле!       Перед глазами вспыхнуло лицо Ён Су. Отчего-то Кику начинал холодеть, когда думал о том, что такое светлое и открытое миру создание могло оказаться в таких условиях. Например, когда братья были вынуждены разлучиться из-за паршивой огненной стены и толпы наёмников, пришедших по души их клана. Отвратительно, что всё непорочное поглощалось такими мразями, под которой Кику сейчас лежал. Заветный сигнал всё не поступал, и на мгновение Хонда подумал: не надоумил ли Альфред своего советника нарочно подать сигнал позже, когда Кику уже окажется в обесчещенном состоянии? От одной только мысли об этом появился рвотный позыв — вот только блевать было нечем. Кику сам решил, что перед сложной миссией лучше будет очистить желудочно-кишечный тракт. Видит Бог, зря: юноша бы смог заблевать эту жирную свинью полупереваренными остатками пищи, чтобы одна гниль проникла в другую и убила бы всякое желание у чиновника совершать какие-либо действия унижающего характера. Даже запах собственной рвоты был бы не так ужасен, как тот, что исходил от твари у власти!       А пока Кику так думал, пояс его кимоно был уже ослаблен. Стиснув зубы, пришлось терпеть поганый язык, походивший на упитанную пиявку, возжелавшую насытиться юношеской кровью. Белея, Кику отчаянно сопротивлялся мелкими урывками, чтобы совсем не лишиться сознания. Вот и верх кимоно уже не мешал ублюдку красться кривыми пальцами по юношеской груди, от одного лишь прикосновения к которой можно было сойти с ума: как судорожно туловище пыталось уйти от источника своего отвращения, но не могла. Чиновник ощущал полную власть над телом пленённого человека, оказавшегося таким безобидным без своего мощного демонического орудия, без своих верных марионеток, представлявших истинную угрозу.       Сигнала всё не поступало. И Кику продолжал терпеть.       — Интересно, каким будешь ты, Кику Хонда? — продолжал измываться чиновник. — На вкус ты очень ничего так. Мне даже нравится. А учитывая, сколько восточных прошло через мою постель!..       — Прекратите, — Кику рвано выдохнул, давясь очередным рвотным позывом. — Лучше сдайте меня… сразу… или убейте.       — Жаль, что тебя никак нельзя сделать своим верным рабом, — мужчина покачал головой. — Да и для моего набора наложниц ты староват. Вот будь тебе хотя бы лет шестнадцать, я бы ещё подумал. К тому же, учитывая, как молодо вы выглядите… — толстые пальцы принялись выкручивать соски, и это болезненное действие вынудило Кику сдавленно охнуть. — Какой чудный голосок! О, к слову… Слышал, лет семь-восемь назад мародёры захватили восточного мальчонку, заявляли даже, что он из клана Хонда, — напрасно Кику отреагировал. Пускай то было лишь изменение во взгляде, но этого оказалось достаточно, чтобы чиновник довольно улыбнулся, будто кот, объевшийся сметаны. — Такой маленький и хорошенький малыш, просто удивительно, как он сумел вырваться из огня! Сейчас ему должно быть лет шестнадцать, как раз, — ублюдок приблизился к уху Кику, обдав его своим зловонным дыханием. — Мои люди говорили даже, что он походил на маленького утёнка. И выглядит моложе своих лет… ручки махонькие, глазки щенячьи, шейка тоненькая… — чиновник мечтательно улыбнулся. — То, что нужно! Может, скажешь мне напоследок: знаешь, кто это? Я был бы не против сделать его частью своей коллекции.       Ярость охватила Кику, особенно от осознания того, что сигнала всё ещё не поступало. Вдруг он понял: ему стало настолько плохо, что собственное тело показалось чужим. Хлад тревожного отчаяния вынул из тела душу, заставив юношу смотреть на происходящее со стороны. На месте тела Кику возникло тело Ён Су — ещё более беспомощное, с ещё больше растерянным и застывшим от страха лицом. Дурно. Ужасно. И чувств не лишиться совсем! Нельзя! Вдруг странное видение перерастёт в худшее, что тогда? Лучше Кику не станет от того, что на его месте окажется кто-то другой.       — Впрочем, неважно. Я всё равно тебя трахну.       Эти слова для Кику прозвучали, словно в тумане. Поволока рьяного отторжения привела к мысли, что лучше продолжить погружаться в состояние отрицания происходящего и сосредоточиться на одной лишь двери — единственном спасительном выходе из ситуации.       И — о чудо! — впервые молитвы были услышаны. Отчётливые три удара точно не показались Кику, тем более, что где-то вдали ощущался сине-алый стяг: активированное тейгу у Альфреда и Мэтта. Резкий звук посреди тишины и шум начинавшейся резни отвлёк чиновника, заставил его оторваться от грязного дела и прислушаться к надвигающейся опасности.       И как же приятно стало на душе, когда тот не почувствовал угрозы прямо перед собой!       Кику невидимые руки вытащили из губительного состояния — точно утопленника из болота — и тело само сделало рывок вперёд. Зубами вцепившись в рукоятку сейкена, Хонда отбросил в сторону маленькие ножны и, перевернувшись, полоснул острым лезвием по шее ублюдка.       — Клянусь честью, ты первая и последняя мразь, которой я позволил слишком много, — отчеканил Кику. Пленённого и робкого мальчишки в его образе как ветром сдуло. Юноша взял сейкен в руки и вонзил его в грудь чиновника. Тот стал давиться собственной кровью, пытался зажать раны, его глаза бешено пучились, того и гляди из орбит вылезут! — То, что ты просто посмотрел на меня с вожделением — уже слишком много.       Новый удар окончательно добил мужчину, после чего его тело уже перестало мерзко трепыхаться: Кику отрезал его детородный орган, предварительно наступив на него сапогом. На ровном лице кривилась ликующая улыбка. Ещё никогда Кику так не был возбуждён при мысли от отнимания чьей-либо жизни. Как же иногда было приятно окунуться в грязную кровь, покромсать омерзительное тело, заплывшее жиром и до последней секунды насладиться временем, за которое жертва испускала дух.       Одно это убийство… погрузило Кику в экстаз, привело в дичайший восторг!       Но пришлось натянуть холодную маску безразличия, как только в комнату ворвались убийцы Ночного рейда. Негоже им было являть натуру имперского пса.       — О, ты уже справился?.. И без тейгу? — Франциск уже принял обличие Франсуазы. Интонация была трудно читаема в её голосе, поэтому сложно сказать, удивилась она или обрадовалась.       — Видимо, испугался за свой зад! — хохотнул Альфред.       На что Кику смерил его уничтожающим взглядом. Игра игрой, но сейчас он был по-настоящему зол и не мог скрывать этого.       — Простите, Альфред-сан, но дело не в страхе, — глухо произнёс Кику, вытирая кровь с клинка. — Когда я вижу перед собой ублюдка, которого необходимо убить, мне тейгу не нужно. Или вы забыли, из какого я клана?       — Потрясающе. Что ж, на, — Альфред небрежно кинул тейгу в сторону Кику. — От стражи мы избавились, так что срубай голову и уходим отсюда.       — Есть.       Холодно и отстранённо. Злиться по-другому Кику не умел. Молча срубив голову с толстой шеи, он вручил трофей Франсуазе, которая как раз приготовила нужный мешочек из зачарованной ткани — чтобы кровь не пролилась и на её запах не слетелась вся нечисть в округе.       — Что с пленниками? — спросил Кику. — Среди них много восточных.       — Их вместе с остальными переправят обозом на юг, затем по морю — на родину, — пояснил Мэтт. — Интересно, обрадуются ли другие восточные тому, что их спас другой восточный?       — Вряд ли, — отрезал Кику. — Мой клан считается на родной земле отступниками. Меня, Утёнка — всех нас восточные презирают по праву рождения за то, что мы продали Империи душу ради высшей цели, которую испокон веков преследовал наш клан.       — Ну, в чём-то они правы, — хмыкнул Альфред. — Вы действительно любите продавать свои души, думая, что это ради благой цели.       — Я преследовал лишь одну цель: отыскать брата. Вот и всё, — вытерев одеялом кровь с лица и тела, Кику надел кимоно обратно и затянул пояс туже. — Я лучше умру, чем позволю покуситься на свою честь.       — Что ж ты тогда до сих пор жив? Все эти кандалы, решётки, побои — разве не покушения на честь? — съехидничал Альфред.       — Это всё ерунда. У слова «обесчестить» есть только одно значение, и вы прекрасно знаете, какое. Альфред-сан… — Кику едва сдержался от того, чтобы применить Яцуфусу на лидере Ночного рейда, но взгляд пронизывал не хуже лезвия проклятого клинка. — Сразу видно, что вы понятия не имеете, каково это — оказываться в роли жертвы. А если бы вы или кто-то из ваших близких оказался бы в такой ситуации, вы бы так же потешались надо мной, да? Когда в вашем присутствии жирная и никчёмная мразь с упоением бы начала рассказывать о вашем брате, как об объекте сексуального вожделения… смогли вы хотя бы ещё раз вот так подложить человека? Значит, ваша ненависть ко мне настолько сильна. Что ж… —Кику повесил Яцуфусу на пояс и одарил присутствующих улыбкой обречённого человека, — …очень жаль, что желание Уточки никогда не исполнится. Собакой родился, собакой и умру.       Кику вышел прочь из комнаты, оставив Альфреда в полном смятении. Если бы не Мэтт, он бы вряд ли вышел из ступора достаточно быстро. Вскоре и они вдвоём покинули комнату, ставшую могилой для никчёмного чиновника. Последней помещение покидала Франсуаза, едва сдерживая восхищённую улыбку. Положение неожиданного союзника её забавляло: ведь ничего нет удобнее, чем надавить на идеалиста, ведомого эмоциями!       …Под утро Революция пригнала обоз для переправки восточных детей в тыл. Некоторые из них оказались отпрысками торговцев и военных чинов, похищенных с родных земель, что благотворно повлияет впоследствии на отношения Революции и Восточных земель. Кто знает, возможно, это положительно скажется на поставки как нужных товаров, так и на более решительную переправку наёмников.       Кику пока не отдавали приказа что-либо делать, поэтому тот, не зная, как проявить инициативу, решил молча отдохнуть в стороне — лишь бы не пересекаться с Ночным рейдом или освобождёнными детьми.       Но увы, последнее оказалось невозможным: детей было слишком много и как-то так оказалось, что Кику очутился в скором времени среди них.       — Спасибо, что спасли нас от нехорошего дяди.       Мягкий детский голосок, раздавшийся над ухом, вынудил Кику обратить внимание на маленькую девочку с двумя чёрными косичками, оказавшуюся довольно смышлёной, раз та смогла догадаться о причастности Хонды к своему освобождению.       — Ох, не стоит, — стеснённо отмахнулся Кику. — Я ничего толком не сделал. Лучше благодарите Ночной рейд, а не меня.       — А вы не в Ночном рейде, хороший дяденька? — большие глаза восточной девочки округлились.       — Дяде-… н-нет, я не… — Кику всё не мог нормально ответить — он переживал не самые лучшие часы отвратительного послевкусия, а потому не мог нормально клеить слова в предложения.       Но его спасла проходившая мимо Франсуаза:       — Этот молодой человек пока ещё не принят в Ночной рейд, малышка!       — Но он же помог вам спасти нас! Значит, вы должны принять его! — девочка нахмурила брови. Требование из детских уст было столь непосредственным, что походило больше на каприз. Поэтому Франсуаза, вздохнув, объяснила ей:       — Всё не так просто…       — Ты погляди-ка, Кику! — влез Альфред, заприметив своего союзника. — Они рады твоему спасению, даже несмотря на то, что ты Хонда!       Все восточные, что были вокруг, дёрнулись и повернулись в сторону Кику. Юноша вмиг почувствовал на себе напряжённые взгляды. Стало ещё более неуютно, и Кику, не сумев вытерпеть такое, поднялся с примятой травы и плавными шагами поспешил ретироваться, не смотря никому в глаза. Но даже это не спасло его от маленького камешка, прилетевшего в правую часть лба.       Кику не стал поворачиваться в сторону мальчишки, который это сделал. Мысленно он благодарил остальных детей за то, что те не стали уподобляться низкому поступку.       — Коске, ты зачем это сделал? — воскликнула девочка с косичками, топнув ногой.       — Помолчала бы! — послышалось в ответ от виновника. — Из-за таких, как он, на свет появились чудовища. И самые страшные из них — они сами! Из-за этих ублюдков из клана Хонда!..       — Ты дурак, Коске! Он же ничего плохого нам не сделал!       — А откуда тебе знать?       — Он нас спас! — не сдавалась девочка. — Если вся его семья плохая, это совсем не значит, что он сам плохой!       Детские разборки, не стоящие внимания — вот, что подумал Кику, вытирая небольшую капельку крови со лба. Хотя сердце всё равно невольно сжалось, когда он, развернувшись, стал свидетелем драки между повздорившими детьми. Мальчик по имени Коске выглядел старше девочки, поэтому на прилетевший по носу кулачок ему ничего не стоило ударить в ответ, в два раза сильнее. Как бы девочка ни храбрилась, споря с подростком, противопоставить она всё равно ничего не могла, хоть и не теряла веры в свою правоту. И всё равно заплакала. От обиды, понятное дело. И пока она вытирала слёзы рукавом, к ней, опередив Франсуазу, подлетела девушка, примерно одного возраста с Коске, но она была уроженкой земель Империи, а не с Востока.       Только Кику сумел заметить, как изменилась в лице Франсуаза, как горечь встала ей поперёк горла. Она узнала эту девушку. Это была Заряна, одна из младших дочерей Тодора, родителей которых убила местная банда во главе с Хенриком. Лично Хенрик привёл её сюда, в царство похотливого ублюдка.       — Поступок, достойный мужчины! — Заряна обняла девочку и помогла ей подняться на ноги. — Быть неблагодарным своему спасителю по какой-то дурацкой причине — верх свинства!       На сцену больше никто не обратил внимания. Заряна молча унесла девочку на руках, чтобы посадить её в обоз, но, так уж вышло, она прошла мимо Кику. И девочка пробубнила сквозь пересыхающие слёзы: «Дяденька, не слушайте Коске, вы хороший».       Сердце Кику беспокойно кувыркнулось. Нет. Ему не должны быть благодарны простые люди. Всё, что он делал до этого, было исключительно ради денег, которые ему за верную службу платил Николай Арловский. Вся жизнь Кику в Столице только и крутилась вокруг денег, ведь без них было не выжить в суровом мире, полном золота и грязи. Ни одно своё, казалось бы, доброе дело, юноша не считал чем-то большим, чем следствием холодного расчёта, иногда корысти и желания удовлетворить своё эго. Кику делал что-то и при этом не ждал, что его похвалят за это.       «Я не заслуживаю подобного. Я не должен обманывать себя. Но… ради внедрения в Ночной рейд, мне придётся сделать вид, что похвала простых людей для меня хоть что-то значит».       А пока Кику боролся с внутренними противоречиями, Франсуаза под шумок увела Заряну в сторону для разговора. Было здорово, что девушка не испугалась стоявшего рядом человека в демонической броне Инкурсио, но для того, чтобы вызвать у неё больше доверия к своей персоне, женщина приняла знакомый ей облик работящего мужчины Порфирия. И это было верным решением, ведь Заряна тут же улыбнулась и, всплакнув, бросилась на шею старому другу отца. Когда сантименты были оставлены позади, Порфирий, всё-таки, решил опросить дочь Тодора.       — Что случилось с Житницей?       — Пришли злые дяди, папу, маму и братьев убили, всех друзей папы и трёх моих сестричек, — Заряна говорила всё это с грустью, старалась больше не плакать. — Две мои сестрички остались дома, Юна пропала, а я… а меня продал в рабство этому козлу какой-то мужик.       — Ты не запомнила его примечательных черт? — уточнил Порфирий.       — Нет… мужик, как мужик, — Заряна покачала головой. — Волосатый и вонючий.       — А-а-а, вот как. Жаль. Мы бы могли по старой дружбе организовать убийство… — вздохнул Порфирий.       — Может, убить тех, кто сейчас засел в Житнице вместо папы? — с надеждой спросила Заряна.       — Можно. Но действовать придётся осторожно, — раздалось из-под забрала демонической брони. — А тебе ничего не остаётся, кроме как отправиться в тыл. Не переживай, мы обязательно найдём Юну, сестёр твоих — будете работать на благо Революции!       — Замётано! — Заряна подскочила и быстро поцеловала шлем.       — Так, а вот это не надо такого!.. — удивительно было слышать голос Альфреда настолько нервным. — Обоз в той стороне, так что иди вместе с другими ребятами!       Заряна хихикнула и развернулась, медленно прошагав в сторону обоза.       — И чего ты так разволновался, Альфред? — Порфирий ткнул своего лидера под бок. — Совсем отвык от женского внимания?       — Я не Альфред! — пыхтя, обладатель Инкурсио снял шлем. Пускай из-за тряпки половины лица не было видно, но Порфирию и этого хватило, чтобы увидеть в нём Мэтта. — Почему вы нас путаете? Вы такие тугодумы!       — Не злись так, Маттьё! Я же не знал, что вы… поменялись бронёй… — Порфирий оказался озадачен. — А зачем, кстати?       — Просто проверяли эффективность, — пробурчал Мэтт, надевая обратно шлем. — И разве вы нас не можете различить даже тогда, когда мы в броне?       — Ну… Это тяжело, вообще-то! — недовольно произнёс Порфирий. — Тейгу блокирует распознавание истинной ауры. Да и голос в броне у вас как будто… одинаковый, что ли.       — Да одинаковые у нас голоса и так! П-просто я тише говорю, чем Ал!       Их перепалку прервала вернувшаяся Заряна. Мэтт не мог этого почувствовать, в отличие от наученного опытом Франциска. Девушка выглядела изначально так, будто не знала, стоит ли ей говорить кое-что. И это «кое-что» оказалось весьма непростым делом, довольно специфичным, учитывая особенности бывшего господина опустевшего поместья. Порфирий, понимая, что не стоит лезть бородатому мужику в личные подробности, тактично решил не спрашивать. Но Заряна всё-таки сама осмелилась всё рассказать:       — Дядя Порфирий. Тот мужик, который похитил меня и привёл сюда, сказал, что я буду здесь ходить в цепях и в чём мать родила… но ничего такого со мной не произошло. Меня просто отправили на кухню, где работали другие дети, мои ровесники.       — То есть… над тобой не надругались? — вздох облегчения вырвался из груди Порфирия. — Слава Богу.       Заряна замолкла, поджав губы и, вцепившись в юбку, стрельнула взглядом на постороннего. Мэтт, поняв, что тут дело намечалось личное, ушёл помогать обозу, чтобы никого не скомпрометировать. И Заряна продолжила:              — Но я видела, как это делают с другими. После заключения сделки, меня привели в комнату к той свинье. С меня сняли платье, я… — она нервно сглотнула. — Я так испугалась, что зажмурилась очень сильно и ничего не увидела! А п-потом…       — Заряна, всё хорошо, — Порфирий успокаивающе погладил задрожавшую Заряну по голове. — Если не хочешь говорить об этом, то я не буду тебя заставлять даже вспоминать об этом.       — Н-нет! Я должна рассказать! — Заряна обняла себя руками. Всё-таки, рассветное солнце не могло её согреть. — Я-я чувствую, что должна. Вдруг то, что я скажу, окажется вам полезным!       — Ладно. Тогда продолжай, — попросил Порфирий.       — Т-так вот… Я ничего не видела. Признаться честно, я из-за слёз совсем ничего не увидела. Но я слышала звук, как будто что-то… тёрлось. Я не знаю, что это было, но оно звучало… так грязно!       — Я понял, — лицо Порфирия окаменело, только косматые брови сдвинулись к переносице от еле сдерживаемого гнева своего обладателя. — Что было дальше?       — Меня одели и сказали, что я буду работать на кухне, — Заряна шмыгнула носом. — Этот козёл ещё сказал, что его всё-таки его интересуют только восточные, а меня пока трогать не будет. Он хотел, судя по его словам, построить подпольный бордель из «молодого товара», чтобы не привлекать внимания министра, и насильно сделать меня и ещё других детей не с Востока своими работниками. Но потом он… — она сжала кулаки. — Привёл восточную девушку, наверное, моих лет. У неё что-то с глазами было странное. Та девушка была послушной, — Заряна судорожно вздохнула, прикрыв глаза. — И-и мне с-сказали: «Смотри внимательно. В-вот, что с т-тобой станет, если т-ты понравишься м-милорду!» Они заставили меня смотреть на это, дядя Порфирий! М-мальчики из его прислуги сказали, что это был какой-то н-наркотик. Они его назвали «синтетическим». Говорили, что он сочетает в себе болеутоляющее и афродизиак… В-вы понимаете, насколько это было ужасно?! — тут Заряна не выдержала и всё-таки заревела, вцепившись в рубашку Порфирия. — Я в-всё понять м-могу, но это! К-как можно т-так с д-детьми об-обращаться-то, а? И все кресты носят!.. Бога не боятся!.. П-почему они живые, а моя семья — нет?!       Теперь Порфирию было сложнее успокоить девушку, рыдавшую от горя и несправедливости. Но что он мог поделать с этим? Такова жизнь в её самом низменном проявлении. Не нужно заглядывать в самые дальние уголки Империи или любой другой страны, чтобы наткнуться на зверей. Достаточно сделать всего шаг в сеть гнилой паутины, чтобы обливающиеся зловонной слюной паукообразные существа сбежались на свежую жертву, накинулись на неё и принялись бы делить лакомый кусочек или беспощадно разрывать его, не в силах поделиться.       Порфирий гладил Заряну по спине и вёл её к обозу. Успокоительный настой, приготовленный Эжени, всё-таки помог девушке прийти в себя. Немудрено, ведь в его состав входило буквально всё, что могло бы успокоить человека и приободрить: и пустырник, и валериана, и душица, и мята, и боярышник. Светлая головушка, золотые ручки — в этом была вся Эжени, ученица знахаря. Но благодарить Порфирий её будет после задания.       …Пока проходил опрос Заряны, Кику и Альфред (довольно быстро себя раскрывший в чужой броне) остались наедине. «Как-то так вышло» — не годится в пояснения. Альфред намеренно увёл Кику в сторону, чтобы поговорить. Разговор этот, впрочем, всё никак не мог начаться, но безмолвие длилось не так уж и долго, как могло показаться.       — Прости, — коротко сказал Альфред.       — За что вы извиняетесь? — спросил Кику, не ожидав, что Джонс скажет именно это.       — За то, что перегнул палку, — Альфред пожал плечами. — Это ж очевидно!       — Нет, — Кику склонил голову набок.       Ещё несколько мгновений было потрачено на продолжительные взгляды, которыми обменялись Хонда и Джонс — двое ровесников, пошедшие разными путями, имевшие разные представления о мире, о людях, о мелочах жизни. И оттого ненавидевшие друг друга или, по крайней мере, не могли расслабиться, оставшись наедине.       — А, пёс с тобой, — бросил Альфред. — В общем, покумекал я с Лягушкой и решил: а зачем мне давить на тебя, если ты всё делаешь так, как нужно отряду? Ты, конечно, подбешиваешь меня не хуже Утёнка, но работу вы свою знаете. Я бы мог, как Эжени, продолжить тебя ненавидеть, но я всё ещё лидер Ночного рейда. Я не могу больше тратить время на то, чтобы издеваться над тобой. Так что… твои условия пребывания в отряде мы сделаем чуть более человеческими, что ли. Ну и подставлять под грязные хуи перестану.       — Меня это радует, — у Кику нервно дёрнулся глаз. — Насчёт «более человеческих условий»… Что вы имеете в виду?       — Узнаешь! — выпалил Альфред, ухмыльнувшись. — А теперь ноги в руки — и бегом отседа. Уже светает, обоз уезжает, а мы остались, — парень бросил мешок с головой чиновника в сторону Кику. Как и тейгу, он был схвачен предельно чётко. — На вот, понесёшь трофей.       Повязав голову на пояс, Кику отправился вместе с убийцами из Ночного рейда обратно на базу.       …       «Сегодня я выполнил задание. Возможно, больше не смогу выходить на связь», — такое сообщение получил Говерт. Сердцем он чувствовал, что порядка вещей изменить нельзя. Кику слишком далеко зашёл, чтобы сейчас повернуть назад. Приняв и отпустив ситуацию, Говерт всю ночь просидел у окна с трубкой, зажатой в зубах, а на его коленях калачиком свернулась Миффи и внимательно наблюдала за тем, чтобы хозяина окончательно не изъела тоска по любимому человеку.

***

      Миссии у Ночного рейда не всегда шли гладко. Это и понятно, что никогда ничто не могло идти гладко — такого просто не бывает. Но Йозеф знал наверняка: раз Ночному рейду давали задание по сопровождению кого-либо или спасению, то точно жди беды. Отряд не просто так назывался «Ночной» — работа у наёмников была такая, ночью выбираться из дома. А миссии по сопровождению всегда переносились на дневное время. Сбитый режим пакостливо махал ручкой и насмехался над наёмными убийцами. Даже если члены отряда высыпались, как сейчас, дурное предчувствие никуда не исчезало.       Да и не обманывало оно их обычно.       Благо, что хоть в этот раз обошлось без встреч с роднёй и самим Ледяным генералиссимусом. Йозеф и Эжени довольно быстро и незаметно прошмыгнули к борделю. В кармане девушки скрывался портрет цели, которую необходимо было охранять и провести к месту назначения в целости и сохранности. Её внешность была довольно неординарна, но даже с учётом этого её было тяжело отыскать среди работниц борделя — Элизабет хорошо постаралась над тем, чтобы спрятать девушку. Если бы не Эрика, то Йозеф с Эжени провозились бы ещё дольше. Эрика провела их в комнату прислуги: здесь располагались дети и подростки, не достигшие возраста согласия и, соответственно, не предоставлявшие услуги проституток. В их задачу входил в основном разнос напитков и закусок, а также омовение работниц и гостей как до соития, так и после. Некоторые, например, Эрика, предоставляли услуги массажа (разумеется, с обходом интимных мест), а Геркулес вместе со своим другом, Патроклом, осуществлял доставку эфирных масел для благовоний, продававшихся в борделе.       Сейчас в комнате для прислуги как раз никого, кроме нужной девушки не было. Эрика, откланявшись, тактично удалилась. А Йозеф и Эжени присмотрелись к девушке, забившейся в самый дальний угол комнаты. Серебристые волосы, какие бывали обычно у уроженцев с Северных островов, глаза цвета морских глубин и аура, от которой веяло прохладой. Последнее, в связи с обозначенным врагом, настораживало, но Йозеф лишь отмахивался от назойливых мыслей. Это всего лишь девушка четырнадцати лет от роду, Уннер Хилмарсдоттир — в ней не было столько сил, чтобы противостоять двум носителям тейгу.       — Вы, должно быть, и есть наш заказчик? — Йозеф решил привлечь внимание Уннер, потому что та не поднимала на вошедших глаз. Это сработало, но действия девушки оказались до тошноты медленными.       — А, Ночной рейд. Нет. Я цель. Заказчик — один из моих земляков, — и говорила она певуче, несмотря на довольно лаконичные предложения.       — Кажется, вы совсем не испытываете радости от того, что возвращаетесь домой, — заметила Эжени. Ей поскорее хотелось убраться из борделя, но перед отправкой хотелось бы прояснить некоторые нюансы.       — Какая разница, где я? Всяко лучше, чем здесь, — Уннер посмотрела на Йозефа и Эжени не то с жалостью, не то со снисхождением. — Постарайтесь всё-таки выполнить задание, вам за это заплатили.       — Кхм! — Йозеф кашлянул. — Мы это и собирались сделать.       — Будьте осторожны. Меня могут попытаться похитить.       Предупреждение как нельзя кстати и как нельзя вовремя. Йозеф было напрягся, но Эжени его опередила:       — Кто?       — Не знаю. Но я это чувствую, — Уннер лениво моргнула — только сейчас Йозеф обратил внимание на то, что девушка это делала гораздо реже, чем обычный человек. — Есть люди, которые знают мне цену, и обязательно используют в плохих целях, если я попаду к ним в руки.       Что ж, раз прямого ответа наёмные убийцы не добились, они всё равно были благодарны Уннер за информацию. Значит, стоило удвоить бдительность.       Снарядив Уннер в дорогу лёгкой бронёй, Йозеф и Эжени собрались в путь. Все нужные травы и провиант были уже готовы. Вернувшаяся в комнату Эрика выпроводила Ночной рейд с Уннер через чёрный вход, и компания окольными путями покинула Столицу.       С приближением зимы дни становились короче, поэтому верным решением было выступить с самого утра. Йозеф и Эжени глаз не спускали с Уннер, хоть и шли впереди неё. Напряжение в воздухе всё не думало ослабевать. Оно и неудивительно: в чаще леса, через который пришлось держать курс, легко можно было потеряться, напороться на диких зверей, на разбойников или кого похуже. Йозефу в какой-то момент надоело пробираться через густые заросли, поэтому он с облегчением выдохнул, когда в поле зрения оказалась достаточно большая лужайка, после которой деревья росли менее густо. Здесь и принято было сделать небольшой привал — просто дать отдохнуть ногам, да попить воды.       — Эй, тебе не кажется эта девушка подозрительной? — шёпотом спросила Эжени, приблизившись к Йозефу настолько близко, насколько ей позволяли правила приличия.       — Не очень. Она просто странная, — Йозеф присмотрелся к Уннер, вырвавшей пожухлый цветок из земли и принявшейся ковырять серо-зелёным стеблем песок. — Как таких называют… не от мира сего?       — Ну… возможно… — Эжени нервно закусила губу. — У меня нехорошее предчувствие.       — Зная твою интуицию, это неспроста, — согласился Йозеф.       И всё-таки, мужчина не мог отличиться таким же хорошим чтением атмосферы, какое было у Франциска или кого-нибудь ещё. Ну, вот не видел он ничего такого, что могло бы сильно напрягать в Уннер, хоть убей!       Только тело всё равно инстинктивно занимало оборонительную позицию. Этого вполне было достаточно, равно как и для Эжени — её интуиции. И тому, и другому можно было доверять.       Следовало продолжить путь. Йозеф с удивлением отметил, что после лужайки и нескольких километров редкого леса вновь шла чащоба.       — Меня куда больше обстановка напрягает, — шепнул он Эжени, обернувшись в сторону Уннер и убеждаясь, что с ней всё в порядке.       — А что не так? — удивилась Эжени. — Я слышу только звуки природы.       — Был бы с нами Утёнок, он бы лучше чувствовал и объяснил бы нормально, — Йозеф почесал в затылке. — А так, знаю только от Лягушки, что там что-то про ауру, что-то про уплотнение воздуха, тяжело дышать…       — Что-то мне кажется, что Утёнок бы лучше не объяснил, — Эжени невесело хохотнула. — Ты сейчас это ощущаешь?       — Да, но слабо. Как будто кто-то наблюдает за нами из тени деревьев.       — Ясно. Госпожа Хилмарсдоттир, а вы что-нибудь чувствуете?       — М. Да, — Уннер развернулась вполоборота и указала пальцем позади себя. — Нас окружили.       Ощущение напряжённой обстановки достигло своего апогея. Оно на сей раз оказалось настолько отчётливым и острым, что начало резонировать через чёрный протез. Стиснув зубы, Йозеф ухватился за тейгу и вместе с Эжени закрыл собой Уннер.       — Так и чего ты молчала всё это время? — воскликнул мужчина, еле сдерживаясь от предупредительного выстрела. Энергию нужно было экономить.       — Простите, — понуро ответила Уннер. — Я думала, вы заметили.       Сокрушаться было поздно, и Йозеф это понимал. Важнее всего сейчас было самим не погибнуть и защитить Уннер. Но прежде — оценить опасность настигшей угрозы.       А впрочем… как только на лужайку из-за деревьев и кустов вышли Чистильщики во главе с Камелией и ещё одной женщины, вооружённой кинжалами и скрывающей половину лица под вуалью, стало ясно, что оценивать-то нечего. Автоматически высшая степень опасности! Йозеф натужно сглотнул. С Чистильщиками, в отличие от Эжени, ему не приходилось иметь дело, но он был наслышан об их коварных проказах достаточно. Каждая клеточка его тела велела всё бросить и сбежать, но разум Йозефа твердил обратное.       Чистильщики, судя по всему, не спешили нападать и брать своё силой. Камелия, жеманно улыбнувшись старой подруге, сделала шаг вперёд. Раз она главная среди этой шайки наёмников, побратавшихся с ворожеями, значит, стоило внимательнее присмотреться к её жестам.       — О-ох, какие люди! Эжени, дорогуша! — Камелия подбоченилась. Её сквозившая фальшью радушная улыбка выглядела довольно притягательно.       — Не приближайся, — голос Эжени звенел от стали, а рука уже ухватилась за рукоять Резака. — Что вам от нас нужно?       — На самом деле, ничего такого, — притворно равнодушно произнесла Камелия, накручивая рыжую прядь на палец. — В наши планы не входит сражение с вами, так что… просто отдайте нам девчонку, и мы мирно разойдёмся.       — Ой, да иди ты нахер, Камелия! — Эжени оскалилась так страшно, что Йозеф невольно поймал себя на ассоциации с бешеной собакой. — Нам за неё деньги заплатили.       Хоть тейгу было уже обнажено, это не помешало Камелии плывущей походкой подобраться вплотную к Эжени.       — Денежки всегда можно вернуть, моя милая. Ах, да! Революционеры нынче в роскоши не купаются и не могут себе такого позволить, я права? — коснувшись подбородка наёмной убийцы, ворожейка понизила голос, вливая в чужие уста злосчастный яд. — Ну же, Эжени. Становись ворожеей, пока не поздно. Нынче выгодно переступать черту!       — Спасибо, но я ещё не сошла с ума, — рыкнула Эжени, щёлкнув зубами ровно в тот момент, как Камелия всё-таки успела отдёрнуть руку.       — Девчонку не отдадите?       Этот вопрос, словно последнее предупреждение, звучал суровее обычной фразы. Однако из уст Камелии это даже походило на излитие токсических веществ. Осмотревшись, Йозеф пришёл к простому выводу: Чистильщиков было больше раза в три-четыре.       — В иной ситуации мы бы просто сбежали, бросив всё. Но сейчас у нас есть задание. Так что… — констатировав, Йозеф повернул голову в сторону Камелии и зарядил тейгу энергией, — мы отказываемся!       Выстрел — мимо, взмах тейгу Эжени, увы, тоже не достиг цели — Камелия оказалась достаточно шустрой, чтобы избежать участи быть поделённой на две половинки. К тому же, она сумела затеряться в толпе Чистильщиков и оставить их сражаться с Эжени и Йозефом.       — Тогда принимайте бой, ночные крысы! — выпалила Камелия, растворяясь позади наёмников.       — Сейчас ты пососёшь, сука! — Эжени отважно ринулась в бой с Резаком Создания наперевес.       — Эжени… — цыкнул было Йозеф, но отбросил ненужные пререкания.       Стоило отдать должное тёмным фигурам в плащах: двигались они быстро и бесшумно, но на этом всё. Выдающимися боевыми навыками они не обладали, но имели зачарованное оружие в арсенале. Оно бы представляло угрозу, если бы Йозеф не попадал в них с завидной частотой. Да и Эжени, лихо размахивая Резаком, сумела разрубить парочку наёмников. Внезапная битва взбудоражила молодую кровь, гоняя по всем жилам мужчины и девушки. Вот только в пылу этой самой драки они потеряли из виду свою цель.       Уннер Хилмарсдоттир.       На самом деле, с девушкой всё было в порядке. Поняв, что та могла в любой момент стать обузой, Уннер уползла за ближайшие кусты, чтобы не видеть льющейся крови. На несчастье, её всё же настигла Камелия, возвысившись над стоявшей на четвереньках северянкой.       — Ну же, Уннер, пойдём с нами, — манящий тон делал голос Камелии слаще мёда и опаснее яда. Девушка немного согнулась, подавшись вперёд и протягивая руку Уннер. — Тебе больше не придётся терпеть издевательства. Твоя эссенция наконец-то будет свободна!       — Нет. Вы меня обманываете, — нахмурившись, Уннер отшатнулась.       — Почему ты так решила? — Камелия заметно расстроилась.       — Вы рыжая и вы ворожейка, — спиной отступавшая Уннер ощутила ствол дерева. — Мама учила, что таким, как вы, нельзя доверять.       То, что случилось после, сложно было описать. С тяжёлым вздохом Уннер всё вокруг замерло, люди застыли, звери замерли, птицы умолкли. Голубая поволока заполонила окружающее пространство, отразившись ледяными объектами на сетчатке глаз Уннер. Посреди царства мёртвого безмолвия и неподвижности по воле северянки остались только двое живых существ — Йозеф и Эжени.       — Что? — мужчина непонимающе заморгал, уставившись на замерших врагов.       — Какой «что»? Мочи их! — Эжени взмахнула Резаком, с победной улыбкой уже готовая разрубить Камелию на две части.       Но у неё не вышло. Точно по пустоте попала. То же самое произошло и с выстрелом Римской Империи, улетевшим далеко-далеко, но явно не попавшим в цель. Не успели они разозлиться столь оскорбительной неудаче, как вдруг на ноги вскочила Уннер. Выглядела она не лучшим образом, но у неё хватило сил взять своих сопровождающих под руки и потянуть прочь от поля битвы.       — Уходим. Сейчас же!.. — в голосе Уннер впервые отчётливо пронеслась живая эмоция. Девушка была явно встревожена. — Меня не хватит надолго. Сейчас мы можем только отступить.       — Но… как же… — Эжени едва не плакала, показывая в сторону Камелии.       — Эта сила была изучена для побега, — отрезала Уннер. — Бежим, Ночной рейд, скорее!       Ситуация хуже некуда. Скрипя зубами от невозможности перерезать беззащитных врагов, Йозеф и Эжени пустились в бега, держа Уннер, покрывшуюся холодным потом от напряжения.       …Чистильщики были оставлены далеко позади. Спрятавшись от посторонних глаз, Йозеф и Эжени пытались прийти в себя. Произошедшее ошарашило их.       — Ч… что это было? — случайно положив руку на ладонь Уннер, Йозеф тут же отдёрнул её. — Ледяная, — мужчина нахмурился. Всё же, лёд не сумел избежать дурных ассоциаций у него. — Как ты… Это твоих рук дело же было, да?       — Да, — коротко ответила Уннер.       — Госпожа Хилмарсдоттир. Раз уж вышла такая ситуация, значит, нам вы чего-то недоговариваете, — серьёзно произнесла Эжени. — Раз уж вами заинтересовались не абы кто, а Чистильщики, мы имеем право знать, почему.       — Вашему заказчику это не понравится, — вздохнув, ответила Уннер.       — Он и не узнает. Просто революционеры тоже должны быть в курсе. Чистильщики и раньше не отличались манерами, но с тех пор, как они начали набирать в свои ряды ворожеев, лучше не стало. Отвечайте, госпожа Хилмарсдоттир. Обычной девчонкой Чистильщики не заинтересуются. Только быстро, прошу вас. Пока мы восстанавливаем дыхание… до места встречи рукой подать!..       Уннер мялась недолго: под суровым взглядом Эжени, сверкавшим сквозь очки, мало, кто сумел бы устоять. Да и не похоже было, что Хилмарсдоттир действительно желала скрыть следующую информацию от Ночного рейда.       — Хорошо. Я расскажу вам, пока у нас есть ещё немного времени, прежде чем нас обнаружат, — наконец-то сдалась Уннер. — А вы взамен пообещайте мне, что поставите донесение этой информации превыше моей жизни.       — Она настолько важна? — удивился Йозеф.       — Именно. Слушайте, — северянка понизила голос. — Моё настоящее имя — Уннер Эрлендсдоттир.       — Н-… не может быть!.. — выдохнула Эжени, выпучив глаза.       Вот только Йозефу это имя ничего не говорило. Но изречь свою озадаченность он не успел:       — Дослушайте, — Уннер как будто говорила только с Эжени, как с человеком, который всё понял, и имел хоть какое-то представление о сути предстоящего монолога. — Ветвь нашего дворянского рода от владыки Эрленда почти полностью истреблена, но её эссенция накапливается в каком-то одном месте на границе земель Империи и пустыни Хаяталмак. Чистильщики — вероятно именно они — выкачивают кровь из трупов моих братьев и сестёр. Не знаю, что они затевают, но средоточие нашей эссенции повлечёт за собой катастрофу.       — Хорошо… но нам-то что прикажешь сделать? — спросила Эжени, подавшись чуть вперёд.       — А вот это уже вас не касается!       Чистильщики-таки нагнали Ночной рейд и девушку. Из-за манёвра Камелии Йозефа и Эжени отделило друг от друга приличное расстояние. Однако мужчина на сей раз хотя бы мог нормально прикрыть Уннер и не беспокоиться о её безопасности сильнее, чем стоило. Вот только Эжени теперь была один на один с рыжей бестией и её «подружкой», скрывавшей лицо под вуалью.       — Ночной рейд — ничтожная пешка, — Камелия скривилась. — Вы даже не можете дать нам сосуды!       — Ошибаешься, Камелия, — глухо произнесла дама под вуалью. — Сейчас две потенциальные цели как раз в Ночном рейде.       — И без тебя знаю! Но их туда занесло по воле случая. Отнимем их — и отряд самоубийц больше не пригодится, — акт тёмной ворожбы начался, окрашивая мёд на губах Камелии в зловонный дёготь. — Чтоб вам сгинуть так, чтобы трупы ваши никто не нашёл, чтоб пепел и болота скрыли ваши могилы, чтоб жизнь не родилась, чтоб смерть явилась, забрав ваши души!       Выстрел из Римской Артиллерии почти что попал Камелии в голову, но вместо неё, к сожалению, с дырой в груди остался один из Чистильщиков.       — Не люблю говорить это девушкам, но закрой свой поганый рот, — процедил Йозеф.       — Не церемонься с этой шлюхой, Йозеф! — крикнула Эжени, скаля зубы в плотоядной улыбке. — Покажи этой самовлюблённой пизде всю мощь своего словарного запаса!       Пыл битвы вновь разгорячил Эжени, дерзкая рука с тейгу вновь окунулась по локоть в кровь. Девушка впервые за собой такое отмечала. Раньше она всегда сражалась с холодной головой. Но Чистильщики, в особенности Камелия, будоражили её, склоняя к празднику гневного веселья. Кому голову с плеч, кому лезвие прямо в грудь, ещё что — Эжени только разогревалась!       Одна лишь мысль сумела хоть как-то осадить девушку:       «Резак Создания не может затупиться. Но это волнообразная энергия, подавляющая ауру тейгу… Блять!»       Метнув взгляд в сторону Йозефа, Эжени с ужасом поняла, что Римская Артиллерия уже заглохла.       — Йозеф, беги! — крикнула она.       Эжени тотчас пришлось повернуться обратно, к Камелии. Сгусток Тьмы длинными щупальцами коснулся тел двоих Чистильщиков и вмиг развоплотил их, превращая плоть и кровь в однородную массу. Из неё Камелия принялась лепить нечто похожее на тейгу-ножницы. Ритуал с жертвоприношением бросил Йозефа в дрожь, и он, схватив Уннер в охапку, пустился наутёк, отстреливаясь от остальных Чистильщиков из револьвера. Дама под вуалью кинулась вдогонку, а Камелия осталась с Эжени, злобно ухмыляясь.       — Что это за херня? — опешив, спросила девушка. Она попыталась рубануть тейгу по Камелии, но встретила на своём пути сопротивление в виде парирования удара.       — Реплика Резака Создания, сотворённая из проклятой энергии, — Камелия пнула Эжени в бедро и тем самым немного отпихнула её от себя, — Создатель этого тейгу не слишком заморачивался над сложностью конструкции и над… кхм… — она глумливо усмехнулась, — …внешним видом, — звон тейгу и воплощения тёмной ворожбы возвестил о продолжении битвы. — Но это, в отличие от обычного зачарованного оружия, способно потягаться с оригиналом. А раз уж сейчас козырь ты использовать не можешь, то мы в равных условиях.       — Ты дерёшься с помощью какого-то голема, уёбина рыжая. А ещё твои дружки побежали на моего напарника и нашу цель, — Эжени оскалилась, напирая всё сильнее. — За такой дисбаланс сил я откажусь возвращать деньги заказчику, если мы проиграем!       — Когда я покромсаю твоё нелепое тельце, уже не нужно будет ничего возвращать! — Камелия гадко захихикала, не уступая Эжени.       Страшно было смотреть на драку, на любую. Когда тяжёлый кулак, острое лезвие проходится по чужому мясу, оставляя после себя кровь, когда ломаются кости и кишки падают на землю — это очень страшно. Но страшнее всегда смотреть на женскую драку. Особенно, на поединок девушек, ненавидящих друг друга до глубины души. Таким не нужны были ни тейгу, ни любое другое оружие — они голыми руками были способны разорвать, расцарапать, выдавить глазные яблоки и глотку, выпустить не только кишки, но и другие органы. Древние писания не обманешь, и чествование Диониса тут ни при чём!       Убегая, Йозеф об этом не хотел думать. Он точно был уверен, что Эжени справится с врагами, а значит, от него требовалось просто продолжать шевелить ногами, да отстреливаться, чтобы не подпустить Чистильщиков ближе. Благо, что никто из них не был оснащён даже луком со стрелами…       …вернее, Йозеф так думал. Ровно до тех пор, пока в заднюю часть бедра Уннер не вонзилась стрела. Еле сдержавшись от того, чтобы от души выругаться, Йозеф нашёл укрытие и принялся отстреливаться оттуда. Римская Артиллерия вдруг слабо зарычала. Уж не знал мужчина, у кого был деактиватор тейгу: у Камелии или дамы под вуалью — Йозеф знал точно, что шанса лучше ему не представится. Как и на той злополучной миссии с уничтожением нелегального борделя ему пришлось выбрать роль оборонителя, а не целителя. Да и, Йозеф подумал, что уж лучше стрела пока будет в ноге девочки. Вдруг вытащит — и кровь хлынет из раны?       Но Уннер нисколько не смутила такая расстановка приоритетов. Правда, она подумала, что будет глупо сейчас истечь кровью. Её маленький организм не уловил частиц яда, который мог бы быть на наконечнике стрелы, поэтому девушка просто вытащила и отбросила в сторону. Чуть-чуть напрягшись, Уннер начала морозить собственную рану, та стала покрываться коркой льда. Йозефа это, конечно, удивило, но спрашивать он пока не стал, хоть и хотелось. Чувствовал, что после битвы не сможет или вовсе забудет, а потом станет мучиться сотней вопросов, что вихрем станцуют на каждой извилине мозга.       «Лёд… насколько мне известно, это не такая уж распространённая среди чародеек магия. Эжени наверняка поняла из того разговора больше. Но чёрт возьми, я-то вообще ничего не понял! И времени, как назло, нет!..»       Вдруг, Йозеф заметил, как Уннер начала подниматься на ноги. Её рана не зажила полностью, но затянулась достаточно, чтобы из неё не лилась кровь. Тёмно-синяя юбка некогда прекрасного платья была испорчена, но Уннер совершенно это не заботило. Не высовываясь из укрытия, она, кажется, хотела хоть чем-то помочь защищавшему её мужчине, чтобы не быть обузой в пылу сражения. Изо льда девушка пыталась строить барьеры и острые столбы, чтобы точечно выводить из строя Чистильщиков, но меткость у неё явно страдала. Исход был вполне ожидаем: Уннер выдохлась, под глазами появились небольшие кровоподтёки, вскоре ставшие похожими на очки.       — Поберегите силы, госпожа! — воскликнул Йозеф, перезаряжая тейгу. Опасность сейчас была недостаточно выраженной, чтобы Римская Артиллерия стреляла на полную мощность, так что мужчине пришлось выжимать из неё максимум.       — Эта боль ничего не значит для меня, — произнесла запыхавшаяся Уннер. Хоть она и сказала так, но за голову держалась — Йозеф содрогнулся, как только услышал, что под тонкими пальцами что-то хрустнуло. В самом деле, кровоподтёки не просто так появились. — Второй раз я не смогу провернуть тот же фокус с заморозкой пространства, что и недавно. Вам лучше бросить меня и отступить.       — Куда вас бросить? Им? — сердито спросил Йозеф.       — Да нет же! — наконец-то в безучастном голосе прозвучало хоть что-то живое, пускай и с тревожным окрасом. — Так не годится… совсем не годится… Моя эссенция не должна им достаться. Пусть лучше землякам, но не Чистильщикам, — она вздохнула и, сжав руку на локте затёкшей руки, проговорила с решимостью обречённого человека: — Есть только один выход.       — Какой? — отстреливаясь, спросил Йозеф. Говорить пришлось в перерыве между очередями рыжих снарядов, летевших в поредевший строй противников.       — Если вы сможете выиграть для меня немного времени, я смогу запечатать свою эссенцию, — что бы это ни значило, Йозеф принял такое предложение Уннер и стал слушать дальше. — И тогда вам не придётся сражаться с Чистильщиками… по крайней мере, сейчас.       — А что станет с вами? — спросил Йозеф.       — Ничего особенного, — Уннер пожала плечами. — Уж лучше так, чем достаться ворожеям.       Над ухом со свистом пролетела стрела. Поняв, что их прижали, а деактиватор был у дамы под вуалью, Йозеф решил, что настало время ближнего боя — патроны в револьвере закончились, и оружие стало бесполезным. В рукопашную идти было бы самоубийством, поэтому мужчина вооружился охотничьим ножом.       — Хорошо, — Йозеф вылетел из укрытия. — Попробуем, госпожа Эрлендсдоттир!       Обернись он, и наверняка бы увидел полный благодарности взгляд Уннер. Хотя девушка и поняла, что обстоятельства сыграли в её пользу и Йозеф не стал вдаваться в подробности.       Знай он, что на самом деле затевала Уннер, смог бы он вот так вот её сейчас оставить?       Попытался бы остановить, наверняка. Но Уннер уже приняла решение. Она больше никогда не будет страдать.       В отличие от Йозефа, который вступил в схватку с дамой под вуалью. Эта женщина на удивление хорошо владела боевыми кинжалами, наёмный убийца едва поспевал за ней, но дрался на равных — ему, как и ей, удалось лишь несколько порезов оставить. Но как же хотелось разрубить вуаль и посмотреть, какое прелестное личико скрывалось за ней!       Насколько изящен был танец клинков Йозефа и дамы под вуалью, настолько же был груб и устрашающ бой Эжени и Камелии. Их оружие могло позволить покромсать друг друга, отрубить конечности, голову, половину туловища — но ни одной из них не получилось осуществить столь приятное действие. Эжени делала шаг вперёд, мышцы крепких ног помогали пружинистой походкой передвигаться и выжидать момент, когда Камелия ослабит бдительность. Ногти жалобно скрипели о рукоять тейгу, призывая скорее окончить поединок, но Эжени всё не прекращала нападать. К сожалению, Камелия имела хорошую оборону, иногда прикрывалась Чистильщиками, как хорошим расходным материалом. Эжени злилась, пыжилась, но едва ли смогла по-настоящему измотать противницу.       А та ещё и грязно кокетничала, когда два орудия скрещивались между собой и девушки оказывались достаточно близко друг к другу.       — У тебя мальчик такой красивый, Э-же-ни! — протянула Камелия, смакуя каждое слово. — Столько мальчиков красивых в отряде… Но ты, шлюшка, конечно же, ни перед кем ножки не раздвигаешь, верно?       — Опять за старое принялась, сука? — рявкнула Эжени. — Этот номер не пройдёт!       — О, ещё как пройдёт! К твоим оскорблениям я уже привыкла, а ты к моим — нет, — Камелия перешла на коварный полушёпот. — Слушай-слушай, может, отдашь и этого мальчика мне? Он ведь девственный, нецелованный — по нему сразу всё видно! Уж таким-то, как он, ворожеи всегда находят применение.       В последнюю фразу вкладывалось много смыслов, ни один из которых Эжени не пришёлся по нраву.       — Только через мой труп! — утробный рык вырвался из её груди.       — Интересно, он тоже считает тебя некрасивой? — злорадная улыбка исказила лицо Камелии.       — ЗАВАЛИ ЕБАЛО!!!       Камелия совершила страшную ошибку: довела Эжени до белого каления. Цапля перестала молча клевать — она принялась грозно рычать, словно раненая медведица, кидаться, свирепо сверкая глазами и активнее нанося удары. Гнев настолько захватил разум Эжени, что изо рта пошла пена, едкая слюна полетела в сторону Камелии.       Да и вскоре её настигла расплата за ковыряние в старой ране бывшей подруги: Резак Создания прошёлся по рыжей пряди и слегка задел ухо, едва не располовинив его. Камелия с запредельным ужасом и злобой смотрела на соскользнувшие по шее и груди волосы. Наконец-то маска надменной ворожейки сползла с её лица, обнажая истинную натуру, охваченную гневом, завистью и дурными чувствами.       — Ты!.. Ты хоть знаешь, сколько я часов трачу, чтобы они выглядели И-ДЕ-АЛЬ-НО? — завопила Камелия. — Столько ты никогда за свою жизнь за волосами не ухаживала, уродина!       Гнев за испорченную причёску помог Камелии выйти из боя в тот момент, когда она провела контратаку и резко оттолкнула Эжени от себя. Девушка полетела назад и выронила тейгу. Да только это не сильно помогло обступившим её Чистильщикам. Словно берсеркер, Эжени рычала, кусалась, извивалась. Её пальцы обагрились кровью, на одном из них на некоторое время задержались остатки глазного белка. В руки влилось столько силы, что Эжени запросто сломала одному из нападавших хребет. Камелия заворожённо смотрела на прекрасную картину с участием одичавшей девушки. А вместе с тем, она чувствовала, как поток тёмной энергии собирается в той стороне, где сражались её напарница и Йозеф, и торжествующая ухмылка не могла сползти с её лица.       Однако веселье резко закончилось, как только Уннер, сидевшая всё это время в медитативной позе, взмыла ввысь, поднимаемая волнами магической ауры. Осень резко стала холодной, будто наступил самый разгар зимы. Трава и деревья вокруг покрылись инеем, а земля промёрзла насквозь. Такова была участь всего живого, оказавшегося поблизости от дитя с ледяной эссенцией. Холодный огонь струился по жилам девушки, каждая кость в теле надламывалась, оставляя всё больше и больше кровоподтёков и других следов саморазрушения. Пальцы, нос и уши чернели. Плоть, дрянная плоть — Уннер желала поскорее избавиться от столь невыносимого бремени!       Концентрация ледяной силы достигла своего пика. Все в округе перестали сражаться и обратили внимание на воспарившую девушку.       — Найдите своего настоящего врага, Ночной рейд! — начинённый хладом голос Уннер облетел всю округу и достиг сердца каждого. — Вы не с теми сражаетесь!       Сказав это, Уннер сделала над собой небольшое усилие, сложила ладони вместе и замерла, в последний раз выпустив пар изо рта. Фигура хрупкой девушки с Северных островов покрылась коркой льда, и покрывалась она до тех пор, пока плоть и кровь не стали полностью состоять из зачарованного льда. Он проник до сердца и мозга, и как только это случилось, Уннер Эрлендсдоттир рассыпалась в колючую холодную пыль.       Вот так просто. Как будто её и не существовало никогда на свете.       Эжени, придя в себя, побежала почти что наперегонки с Камелией и с остатками Чистильщиков до Йозефа и остальных. К своему превеликому сожалению, образ рассыпавшейся в ледяную крошку Уннер им не привиделся. Йозеф ошарашенно смотрел на то место, где ещё недавно была северянка.       А ведь Ночной рейд был почти у цели!       И снова провал. И снова из-за Йозефа…              Он позволил этому случиться, сам того не осознавая. Но разве мог он предположить, что «запечатывание эссенции» означало фактическое самоубийство? Эжени, не зная нюансов произошедшего растерянно смотрела на Йозефа и словно ждала объяснений. Но тишина была ей ответом на безмолвный вопрос.       Камелия отозвала реплику Резака Создания и разочарованно вздохнула.       — Чёрт. Уходим отсюда, — отчеканила дама под вуалью, пряча кинжалы в ножны. — Господин будет недоволен, но мы сделали всё, что было в наших силах.       Использовав труд оставшихся Чистильщиков, Камелия начертила магические руны, призвавшие портал, вероятно, на базу.       Но Эжени не дала уйти главным лицам этой дурной компании. Если бы её не успели потрепать в бою, она бы никого в живых не отпустила, но сейчас сложились иные обстоятельства. Не убить всех, так хотя бы утолить своё любопытство.       — Стоять! — воскликнула она. — Ты… твой голос мне знаком. Кто ты?       Дама под вуалью бросила взгляд на Эжени, как будто что-то припоминая. Ткань, завораживавшая лицо, полетела прочь. Эжени только глаза выпучила от шока. Такой необычной встречи она точно не могла ожидать.       — М… Минка?! — выдохнула Эжени, зарываясь пальцами в волосы.       И снова Эжени застыла с этим выражением лица человека, явно переосмыслявшего жизнь, в то время как Йозеф снова толком ничего не понял. Хотя в памяти тусклым огоньком и шевельнулось имя. Как будто оно ему было даже знакомо.       — Да. Эту женщину звали именно так, — ответила Камелия, сощурившись. — Но от её личности не осталось и следа — лишь воспоминания.       — Блять… да как вы только!.. — Эжени сжала кулаки со злости так сильно, что поранила ладони. — Утя так переживал, что не смог спасти вас, а вы!.. Вы примкнули к этим отступникам!       — Утя… — «Минка» улыбнулась. — Верно. Такую кличку использует этот мальчик, — она переглянулась с Камелией. — Мне можно раскрыть свой секрет этой девушке?       — Валяй, — Камелия махнула рукой.       К нахальному бесстыдству некоторых женщин Йозеф совершенно не привык. Не каждый день перед ним женщина начинает оголять грудь, демонстрируя красоту знойного тела. Опалённый жаром, Йозеф стыдливо отвернулся. А Эжени, пускай ей и были отвратительны обнажённые женские тела, взгляд не отводила. Ведь именно на груди был оставлен знак, напомнивший девушке о страшном оскверняющем проклятии, о котором она однажды услышала.       — Метка Ведьмы?! — воскликнула Эжени.       — Всё верно, — с широчайшей улыбкой на устах произнесла Эжени. — Минка действительно умерла тогда, на болотах. Но потенциал её тела было жаль терять, и нам пришлось выловить его из трясины прежде, чем его бы начали пожирать болотные твари. Древняя чародейка завладела сосудом Минки и обрела форму. Имя той чародейки — Серах.       — Серах? — Эжени свела брови к переносице. — А… чародейка на стимуляторах.       — Чтобы покромсать твоего дружка мне не понадобились бы стимуляторы, — отрезала женщина, надевая вуаль обратно. — Вам повезло, что мы не хотим тратить на вас время и силы.       — Берегись, Эжени, — Камелия захихикала. — Уж позаботься, чтобы твоё тело после смерти захоронили как следует! Иначе ты познаешь милосердие Ведьмы вместе с нами! А-ха-ха!       Позлорадствовать Камелии не дала Серах, утянувшая рыжую девушку за шкирку в портал. С их исчезновением магический круг стёрся, оставив наёмников из Ночного рейда в полном недоумении от происходящего. Однако Йозеф уже смирился с тем, что магический мир для него — те ещё дебри, поэтому ему ничего не оставалось делать, кроме как смотреть на злившуюся Эжени.       — Милосердие Ведьмы… да?.. — повторила она фразу сбежавшей Камелии.       — Я мало, что понял из произошедшего. Кроме того, что мы провалили задание, — вздохнув, Йозеф убрал тейгу за спину.       — Милосердие Ведьмы, блять! — выкрикнула Эжени, уже по привычке начав бить Резаком землю перед собой. — Ну конечно, блять. Ты всегда верила в эту хуйню на постном масле, Камелия Ибсен! Но знала бы ты, что это на самом деле такое!..       — Эй… — Йозеф понял, что ситуация вновь накалялась так, как не стоило бы.       — Когда в морях закипит смертельный яд, когда кислота польётся вместо снега и дождя, вот тогда ты, тупорылая пизда, наконец-то поймёшь, что такое милосердие Ведьмы. Нихуя это не милосердие! Уй, бля-я-ять, какая же она конченная, я не могу! — Эжени аж взвыла. Это пора было прекращать, потому что девушка останавливаться сама явно не собиралась.       — Эжени, прекрати! — воскликнул Йозеф. — Остынь, прошу тебя!..       Эжени-то остыла, успокоилась. По её взгляду было видно, что она, вероятно, уже и не помнила, на что так сильно рассердилась. Но вот Йозеф отчётливо помнил. К тому же, ему снова пришлось выпить спасительное снадобье.       — Опять это случилось, — произнёс Йозеф.       Он переглянулся с Эжени. Та лишь устало вздохнула. Провал миссии всё же её сильно огорчил, пускай она и пыталась не подавать виду.       — Дома поговорим. Уходим отсюда, — Эжени убрала тейгу в футляр, оно начало уменьшаться до карманных размеров.       Йозеф сжал кулаки. Так не годится. С Ён Су всё было куда проще, но с Эжени… Йозеф не мог всё так оставить!       — Погоди.       Эжени не успела спросить напарника, не успела бросить ни единого раздражённого словца. В какой-то момент ей показалось, что процесс моргания замедлился, иначе она просто не могла понять, как же она упустила момент, когда её окутало… тепло…       Мягкое, обволакивающее каждую клеточку тела, струившееся подобно крохотной речке. Эжени не знала, с чем ещё сравнить это волнительное чувство.       И только потом она поняла, что Йозеф заключил её в робкие объятия.       — Йозеф?.. Ты что творишь?! Жить надоело? — Эжени, вспыхнув, вцепилась в предплечья Йозефа.       — П-прости меня!.. — Йозеф зажмурился и сильнее прильнул к девушке. — Ты выглядела такой обескураженной и усталой, что я… я должен был тебя как-то подбодрить, поняла, да? А, чёрт, как Утёнок уже заговорил. Не отрубай мне причиндалы, пожалуйста. Я просто хочу, чтобы тебе стало лучше.       Эжени ещё немного посопротивлялась, но в итоге сдалась и позволила Йозефу стоять с собой в обнимку и в полной тишине. Такие действия не были обыденностью. Но сейчас… они словно нужны так, как никогда прежде.       И в повисшей тишине Йозеф отчётливо услышал, как сердце Эжени затрепетало, а уши и лицо начали краснеть.       — Эжени?       — В-всё, я успокоилась! Отпускай меня уже! — задыхаясь от возмущения, Эжени вырвалась из нежданных объятий. — Чтоб больше мне без таких сюрпризов! Терпеть их не могу!       Йозеф виновато улыбнулся, глядя на надувшуюся и раскрасневшуюся девушку. Он и сам был стеснён своей выходкой, но, пожалуй, не настолько сильно, как Эжени. Она шла в обратном направлении, к базе Ночного рейда, так быстро, как только могла, чтобы Йозеф не поспевал за ней и держался на расстоянии хотя бы первую половину пути. Мысли, до этого вившиеся спокойной и холодной нитью, иногда окрашиваясь гневом, теперь были в лёгком беспорядке, который, вроде и не хотелось исправлять.       «Эй. Ч-что это только что было?.. Почему у меня так сильно бьётся сердце? Это не страх и не стыд точно… — Эжени, как бы ни пыталась, всё же не могла признать объятия Йозефа отталкивающими. Придя к выводу, что ей они понравились, она залилась густой краской и надеялась, что идущий позади товарищ не увидит, как покраснела её шея. — Да что происходит?»

***

      Пожалуй, единственным, кто наутро из ночного состава Егерей проснулся в более-менее хорошем настроении, это был Феликс. Он, пребывая в своей комнате в штабе, выплакал все слёзы и заснул, как убитый. Наутро Феликс всё ещё ощущал себя разбито из-за смерти Наташи, но голова не болела, как при неизбежно наступавшем похмелье, да и желание было не удавиться или залить в себя уйму алкоголя, а поскорее встретиться с Анной и сыном. По-другому, увы, не получилось бы заглушить печаль и избавиться от неё полностью, превратив в отдалённое чувство, что не мешает двигаться вперёд.       Женщину Феликс встретил в съёмной комнате, куда она временно заселилась, можно сказать, на последние деньги, оставшиеся с работы. Ещё и Элизабет накинула сверху, чтобы хватило на пропитание, и чтобы Анне не пришлось обирать Лукашевича. «Святая женщина!» — думал про себя Феликс, помогая собираться своей зазнобе. Женя мирно спал, лёжа на руках матери — только взглянул внимательными глазёнками на отца вместо приветствия, а Анна старалась говорить тише, почти что шёпотом. Феликс взял в руки корзинку, а под руку — женщину, и вышел с ней на прогулку.       На торговой площади сегодня было оживлённо, поэтому Анна предложила выбрать место более тихое. И тогда Феликс, согласно кивнув, повёл женщину с ребёнком за пределы Столицы. Окрестности большого города были достаточно безопасны, пускай, некоторые участки пропитались вонью сточных вод. И тем не менее, удача Феликса позволила компании найти приемлемую поляну, на которой можно было спокойно расположиться. Лукашевич поставил корзинку со свежей выпечкой и три фляги с водой на заранее постеленный плед.       За разговорами время летело незаметно. Компания дышала свежим воздухом, наслаждалась безмятежным времяпрепровождением. А Женя преспокойно спал, иногда Анна ласково его будила, чтобы покормить.       Феликс своего добился. Он почти начал забывать, что вчера ходил рука об руку с отчаянием. Всё, что оставалось — излить душу. Но Феликс не хотел вываливать всё своей женщине. Только, когда Анна заметила изменения в лице Лукашевича, она призналась, что просыпалась рано утром и случайно увидела в окне, как отряд Егерей возвращался в дурном расположении духа. А потому, когда она поняла, что Феликса всё ещё что-то гложет, и не могла не спросить. И тогда Лукашевич вынужден был всё рассказать.       …выслушав его, Анна не стала плакать или причитать. Она молча приняла судьбу Натальи Арловской и потупила взгляд на долгое время. Анна не осмеливалась сказать хоть слово, пока наконец не спросила:       — И ты… больше не грустишь из-за случившегося?       — Ну как. Грущу, конечно же, — Феликс подпёр голову рукой и устремил свой взор в сторону деревьев, где ютилась маленькая семейка воробьёв и весело чирикала. — Но стоит мне, что ли, тотально упиваться своим горем? Жизнь ведь продолжается. О живых надобно думать, о живых. Да и положа руку на сердце… — мужчина перевёл взгляд потускневших изумрудов на Анну. — Не могу себя заставлять переживать о ком-либо, если не жили душа в душу, вот хоть убей. Мы с Наташкой друг друга постоянно чморили сызмальства: она меня — за женственность, я её — за скверный характер. Мутузились, бывало, но я никогда победителем не выходил. Ещё и от Коли получал. Кажется, наши отношения потеплели совсем недавно, но этого явно недостаточно, чтобы я сильно расстроился!       Лицо Анны выражало грустное снисхождение по отношению к Лукашевичу. А сам Феликс понял, что испытывает небывалые муки совести за то, что не до конца честен с этой восхитительной женщиной. И почему?       Да Феликс и сам толком не мог сказать. Наверное, дело было в том, что он сам не до конца не разобрался в том, что на самом деле чувствовал. Ведь стал бы он так убиваться в момент утопления Наташи, если бы всё было так, как он говорил? И Анна не сумела распознать с точностью факт того, что Феликс не договаривал ей. Ведь Лукашевич, и так потрёпанный жизнью, не сильно горел желанием рассказывать о своей истерике. Тяжело это было. Легче рассказать про что-то, как о малозначимом событии, как о какой-то ерунде, но не признаться в позорном действе. Перед своими товарищами он ещё мог явить свою слабость, но не перед теми, кого он взял под своё крыло.       «Как Аня и Женя смогут положиться на такую размазню? Я таким не должен быть. Вернее, я должен перестать им быть», — подумал Феликс.       — То есть, думаешь, Николай сильнее грустит по Наташе? — снова спросила Анна, качая Женю на ручках.       — Не-а, — Феликс, выдернутый из собственных мыслей, покачал головой. — Пускай связь между ними была куда сильнее, этот уж точно не позволит себе разныться. Он и Ваньку-то вспоминает не чаще, чем должен. Ваня-то всех нас любил. Плевать ему хотелось на то, виноват ли кто в смерти его матери, вышел ли кто из шлюхи, держит ли кто-то на кого-нибудь зла. Э-эх… Но видимо, нам судьбой уготованы несчастья на всю жизнь. Но есть и хорошее, — Феликс положил руку на Анину ладонь. — Тебя вот встретил, сыночка пригрел. В этом совсем нет ничего плохого, жизнь становится только лучше!       — Хочется верить, — Анна грустно улыбнулась. — Пока мы неженаты, на меня так и продолжат смотреть, как на шлюху с бастардом.       — Обязательно женимся! Я уже с Гилбертом говорил об этом, он сможет всё организовать, — Феликс приободрил женщину. — Нужно лишь подождать, когда всё это закончится, чтобы меня наконец-то выпустили из Егерей. Я бы мог сдать тейгу и уйти восвояси, но кто мне тогда будет бабки платить за то, чтобы я не шатался впроголодь? Колян из добрых побуждений помогать мне не будет. Хотя бы потому, что у него нет таких побуждений.       «Тем более, что я не могу уйти сейчас, когда отдал много денег за твой выкуп у Лизки», — добавил про себя Феликс.       — Ладно, ты не переживай, — Анна нервно сжала руку Феликса. — Как Женя от титьки моей отстанет, найдём няньку ему, а я сама на работу выйду, хоть на какую-то, — она поджала губы. — Но только не обратно к Лизе. Она женщина хорошая, но я просто больше не хочу связываться с таким, как он.       — Он? А, ты про того мудня, — Феликс нахмурился. — Что это вообще за типчик был?       — Это самый опасный и мерзкий мудак, которого я в своей жизни встречала. Бенедикт де Соссюр, — при одном только упоминании имени ненавистного человека, Анна позеленела от злости. — Он был моим первым клиентом, вёл себя отвратительно, потешался, потому что знал о моём происхождении. Он сделал мне больно настолько, что все последующие проникновения в меня были очень мучительными.       — Так это из-за него!.. — Феликс схватил Анну за плечи. Теперь и сам разозлился.       — Именно. Лиза нашла мне хорошего доктора, — с придыханьем продолжала Анна. — Он как-то сумел привести всё в более-менее надлежащий вид, чтобы я не стала непригодной работницей. Но болезненность всё равно осталась. Доктор прописал мне принимать настойку перед каждым клиентом. Это не шибко помогало, так что приходилось терпеть, маскировать боль за удовольствием. Но я не мазохистка. Так более того!.. — к горлу Анны подкатил плач.       — Тише-тише, Анют, ты чего… — злость перешла в жалость, Феликсу было тяжело наблюдать за тем, как истерика накрывала любимую с головой.       — Когда я в итоге родила от того мудака ребёнка, он пришёл и убил его!.. Вы-вырвал у повитухи из рук, к-когда она мне его н-на живот положить хотела, и об землю! — Анна беззвучно зарыдала, мелкая судорога сводила её грудь при каждом вздохе. — Ну, вот, Фель, это как вообще?! Я не х-хотела от него ребёнка, но так отнять у-у малыша, т-только свет увидавшего, жизнь!..       Ощутив горечь матери, Женя проснулся и начал плакать и неловко размахивать своими маленькими кулачками. Исступление Анны быстро сошло на нет, стоило ей услышать плач своего ребёнка. Плоха та мать, что тотчас не успокоит своё дитя, не утешит.       — Тш-ш-ш, тише, мой маленький. Тебя никто не обидит, — Анна принялась покачивать Женю на руках. — Мама просто немного расстроилась, ты-то не плачь, зайчик, — Женя стал хныкать, но кричать перестал. — Он такой красненький становится, как помидорка, когда плачет или злится, — Анна рьяно принялась вытирать слёзы резким движением руки. — Потом снова бледненький, как я… — женщина выровняла дыхание и немного успокоилась.       Но не Феликс.       — Аня… Почему эту мразь Лиза всё ещё не добавила в чёрный список? — ошеломлённо спросил Феликс. — Коляну запретили из-за убийства одной из проституток, какого-то ещё придурка отлучили от борделя за плохую репутацию — мне Лиза рассказывала. А этот чего?       — Пыталась уже, — Анна вновь поджала губы да так, что те побелели. — Да ведь только хмырь этот — птица высокого полёта, ему запреты сутенёрши — как об стенку горох. Чего доброго, Лизу сместит и поставит другую, более сговорчивую, — она шмыгнула носом, покачивая засопевшего Женю. — Хоть он и редкий гость в столичном борделе, но… ведь он и дальше продолжает измываться над девушками, над какими захочет. Про близняшек Эспозито, Аличе и Алиссию, ты наверняка знаешь. Так вот, он, прекрасно зная об их особенностях, специально сделал ровно наоборот, потом ещё и скандал устроил, когда Аличе расплакалась, а Алиссия от растерянности не смогла удовлетворить его напарника. Но это цветочки. Больше всех достаётся тем, кто похож на меня: среднего роста, светлые волосы… северянок очень любит мучить. Видел, месяц назад привезли к нам девушку? Она родом с северных островов, Уннер Хилмарсдоттир. И если бы не срок, который ему впаяли благодаря вам, ей бы точно досталось.       Тяжёлое молчание повисло между Феликсом и Анной. Мысль, которая не давала Лукашевичу покоя теперь в первую очередь: зачем женщина ему всё это рассказывала?       — Ладно, Анют. Лучше не думай об этом мудаке, — Феликс приобнял Анну, гладя её по голове. — Ты кормящая мать, тебе нужно о ребёнке заботиться.       — Ты прав, — согласилась Анна. — И о работе.       — О работе не обязательно. Пока я тебя обеспечиваю, тебе не нужно беспокоиться об этом, — упрямо сказал Феликс. — Я спрошу, конечно, у Коли, можно ли тебя переселить в штаб, в мою комнату, чтобы тебе не пришлось искать жильё. Но надо будет момент подобрать нужный, чтобы не попасть под горячую руку. М, кстати, угощайся, чего ты, — Феликс вынул из корзины булочки. — С вишней, вкусные очень. Поешь, тебе полезно.       — Спасибо.       Феликс с каким-то умиротворением теперь наблюдал за тем, как его любимая женщина аккуратно поедала свежую выпечку. Но тревога зрела в его сердце. Что-то не давала ему покоя услышанная история…       — Денег, конечно, недостаточно, чтобы вы с Женечкой были в безопасности, — Феликс решил сменить болезненную тему на более насущную. — Мне нужно больше силы, чтобы я, эт самое… не потерял вас, да.       — Глупый ты, Феликс, — Анна потрепала мужчину по голове. — Ты же не воин совсем, сам говорил. Да и жизнь отнимать тебе не приходилось.       — Да мне хоть что-нибудь для устрашения. Типа, чтобы сразу поняли: нас трогать не смей, а то пизды получишь, р-р-р! — Феликс дурашливо изобразил рычание тигра. — Типа того. Может, магию какую… Используя её, я хотя бы могу не думать о том, что мои руки будут испачканы в крови.       — Для этого нужно владеть хорошими познаниями в ауре, изучить какие-никакие магические основы — база, в общем, нужна, — сказала Анна. — Нельзя с бухты-барахты к практике приступать.       — Это я и так знаю, — Феликс почесал в затылке. — Слушай, ну, я, вроде, не невежда — читать умею. Эту самую «базу» я смогу освоить. А вот что насчёт практики?       — Верный путь, с которого все начинают — стихия должна откликнуться на зов твоей ауры и оставить невидимую метку, — пояснила Анна.       — Это как?       — Тебе предстоит пострадать от стихии, которую захочешь приобрести. Например, сильно обжечься или едва не утонуть.       — Э-э-э?! Впервые слышу! — воскликнул Феликс, но, увидев палец Анны у губ, снизил тон. — А хотя, погоди-ка… Когда Наташу мыли в банной таможне… кажется, у неё был довольно крупный шрам от ожога на груди.       — Это ещё ни о чём не говорит, — отрезала Анна. — Самое важное, чтобы метка осталась, а её можно проявить только с помощью магических рун, понимаешь?       — Понимаю. А… — Феликс выпучил глаза. — А твоя сила?..       — Да.       Анна свела большой и указательный палец вместе и постепенно раздвинула их, выпуская крохотный электрический разряд между ними.       — Молния же самая сильная из стихий, да? — медленно спросил Феликс после такой демонстрации.       — Формально, считается так, — задумчиво ответила Анна.       — Значит, её и выучу! — весело провозгласил Лукашевич.       — Феликс, — Анна улыбнулась. — Ты знаешь, что ты дурак?       — Я конченный! — поправил её Феликс. — Но, наверное, именно за тем я и живу — чтобы доказать всему свету, что даже такие, как я, способны чего-то добиваться в жизни.       «Но необязательно же бросаться в грозу босиком по лужам!.. — Анна смотрела на любимого человека с растерянностью. — Господи… сохрани душу этого дурака».

***

      После провалившейся миссии Йозеф чувствовал себя крайне разбито. Не самое удачное ухаживание за Эжени не сумело поднять ему настроения, хотя в моменте он оказался почти что счастлив. Йозеф бы с удовольствием подумать о своём небольшом триумфе, но его голову занимали только мысли о проигрыше. У него не хватило сил, чтобы обсудить с Эжени то зелье, которое ему приходится принимать от неких «побочных эффектов» связанных с протезом, или хотя бы прошедшие события, смысл которых ускользал от мужчины. Йозеф пытался заговорить с девушкой об этом, но смятение не позволило той даже подпустить к себе мужчину слишком близко. Когда же Эжени была готова мыслить рационально, было слишком поздно — теперь оказался не готов к диалогу Йозеф. По прибытию на базу тот просто сел за барную стойку и принялся, что называется, тупить в стену. Эжени же после доклада Альфреду о провалившейся миссии, наоборот, решила, что надо заняться хоть какой-то деятельностью.       И начать она решила с альманаха тейгу. Что-то всё не давало ей покоя, а явление Чистильщиков посреди миссии, их слова и действия — всё это внушало запредельную тревогу. Шар мрачных мыслей завертелся внутри девичьей головы. Сидя на диване и сосредоточившись на чтении, Эжени не сразу обратила внимание на подсевшего к ней Ён Су.       — Что читаешь? — сгорая от любопытства, спросил он.       — Да так… альманах по тейгу, — Эжени показала обложку книги.       — М, понятно, — интерес как будто тут же испарился. Ён Су посмотрел в сторону барной стойки. — Слушай, Йозеф походу совсем скис. Это из-за того, что вы провалили миссию?       — Вероятно, да. Йозеф близко всё принимает к сердцу, ты же знаешь, — устало проговорила Эжени, протирая глаза под очками. — Лучше сейчас его не трогать.       — Блин… тогда мне совсем нечего делать, — разочарованно пробухтел Ён Су. — Можно я с тобой почитаю?       — А ты ум-… то есть, может, найдёшь книгу с языком попроще? — Эжени почувствовала, как её немного бросило в жар от едва не сорвавшегося с губ колкого замечания. — Здесь всё-таки много непонятных тебе слов, связанных с научно-магической теорией. Не уверена, что и я какие-то слова отсюда до конца понимаю.       — А ты мне будешь объяснять так, чтобы я понял! — напирал Ён Су. — У братана вон получалось, у тебя не получится, что ли?       Кажется, упоминание Кику вынудило Эжени, состроив кислую мину, пододвинуть альманах к юноше и произнести сердито:       — Тц. Ладно, давай, садись поудобнее.       Ён Су показалась такая реакция забавной, и он рассмеялся. Эжени хоть и бросила на него неодобрительный взгляд поверх очков, но читать вместе с юношей села. Удивительно, но этот парень был единственным, которому девушка доверяла больше, чем остальным. Она не видела в нём для себя угрозы, как бы ни старалась напоминать себе о том, что Ён Су — мужчина, а значит, небезопасен. Но вот как себя в этом убедить, если одного лишь взгляда на его милую мордашку хватает, чтобы понять: этот мальчишка не способен на то, чтобы причинить вред товарищу, тем более — девушке. Да его самого надо защищать от обидчиков! Эжени каждый раз ловила себя на мысли, что не знает, как ей относиться к странному желанию оберегать младшего товарища. Не просто же так она вступается за него, каждый раз клюя всех в лицо и угрожающе хлопая крыльями. Эжени чувствовала себя той, кем была для Ён Су Фуонг: мамой-уткой, защищающей своего единственного желторотого птенчика. Чувствовала и не знала, как к этому относиться.       Ён Су же подобными вещами никогда не забивал себе голову. Для него Ночной рейд, в частности, Фуонг, Йозеф и Эжени стали ему заменой семьи: той, которой он лишился в девять лет. Приёмная семья восполнила брешь в сердце, и Ён Су почти не вспоминал о событиях ушедших лет. И возвращение Кику, как остатка всего хорошего от былых деньков, обрадовало юношу и даровало запредельное счастье. Впервые он понял, что чувствует себя полноценным человеком, у которого было право на счастье.       Ведь у него была семья.       Да, для полной картины счастья недоставало убрать Егерей, в частности, Николая Арловского, но Ён Су обладал поразительной способностью забывать про многое. Так что сейчас, сидя за альманахом вместе с Эжени, он чувствовал себя на удивление легко. Даже хандра, преследовавшая юношу весь день, отступила с небывалой скоростью. Страх маленькими змейками, правда, начал накрывать Ён Су, когда Эжени, перелистнув, добралась до Экстракта Демона. Юноше резко стало плохо, как будто жуткая аура, исходившая от силы Ледяного Генералиссимуса, сочилась через книгу. Эжени, вовремя подсунув другу настойки валерианы, уговорила его прочитать главу вместе с ней, ведь чем больше информации у Ён Су будет о враге, тем больше шансов откроется для победы над ним. Нехотя юноша согласился.       Ён Су читал медленнее Эжени, а потому девушка получила возможность подольше изучить опасное тейгу. Нахмурившись, она вдруг обратила внимание на то, что история сбора Манифестации Демонического Бога была довольно мутной. Да, указан монстр, из крови которого был получен экстракт, указан ранг этого монстра, но ни единого слова о том, что в это дело были вмешаны две семьи с Северных островов. Вероятно, точная информация была безвозвратно утеряна, а искажённые данные бродят в узких кругах, передаваясь из уст в уста. Или же Эжени просто не там нужно было искать? «Я точно уверена в том, что госпожа Эрлендсдоттир подкинула мне лишь фрагменты цельной мозаики. Тогда я интуитивно поняла, что именно имела в виду госпожа Эрлендсдоттир, но теперь кажется, что слишком много звеньев от меня ускользает», — девушка зарывалась в клубок из тупиковых мыслей.       Эжени бы посидела и поломала голову подольше, но вопросительный взгляд Ён Су вынудил её продолжить.       Но судьба им была уготована иная. От барной стойки раздались «звуки преисподней», из-за которой Ён Су и Эжени дёрнулись и подскочили на месте. Очередной звук, похожий на мычание быка, на сей раз, вне всяких сомнений исходил от Йозефа. Мужчина лежал лицом на столе, протез его безвольно висел вдоль туловища, а вторая рука лежала на столе. Трудно было рассмотреть с такого расстояния, но Ён Су заметил помятый воротник рубашки.       — Йозеф? — Эжени поднялась с дивана.       — Он на столе разлёгся, ему плохо! — Ён Су подбежал к товарищу и начал трясти его за плечо. — Йозеф! Йозеф, проснись!       — Э-э-э? Ты чего шумишь, Утёнок? — Йозеф оторвал лицо от ровной поверхности барной стойки. — Помолчи немного или потише давай, — он отпихнул от себя Ён Су.       — В смысле? — Ён Су выпучил глаза, не ожидая такой грубости. — Ты валяешься тут, как… понял, да?       — Погоди-ка… — Эжени вдруг обратила внимание на вскрытую бутылку, стоявшую на столе. Запах вызвал отвращение, к тому же зоркий глаз приметил отсутствие, по меньшей мере, половины содержимого. — Твою мать! Ён Су, да он же пьян!       Ён Су был озадачен. Но запах, красное лицо, дезориентированный взгляд, глупое выражение лица — всё прямо намекало на правоту Эжени.       — Э? Какой пьян, я всего немного выпил… чуть-чуть… хы, — усмехнувшись, Йозеф натянул обворожительную улыбку от уха до уха.       — «Чуть-чуть»? — возмутилась Эжени, поморщившись. — Да ты пол-литра выдул, не меньше!       — Ну, Эжени, ну имею право! — Йозеф, казалось, начал хныкать. Он потянулся было к Эжени, но та с отвращением отшатнулась от мужчины. — Я уже столько миссий провалил, это неспрдл… веди… нечестно, в общем, да!       — В прошлый раз тебе не приходилось напиваться, как чертила! — Ён Су был бесстрашным, а потому осмелился прикоснуться к пьяному в слюни товарищу. Он схватил Йозефа за щёки. — Мы с тобой посидели у костра, попиздились, и этого хватило, понял, да?       — Да?! А кто потом психанул и упорхнул с базы, м? — Йозеф вывернулся из хватки Ён Су и перехватил одной рукой щёки юноши. Его голос стал драматичнее, но как будто бы даже звучал искренно. — Я чуть с ума не сошёл, пока думал, где ты мог быть! А вдруг тебе делали плохо?       — Ты и вправду так беспокоился за меня?.. — поинтересовался Ён Су, проговорив всё с выпяченными из-за жеста Йозефа губами.       — Конечно, глупый Утёнок! — воскликнул Йозеф.       — Прекрати! И зови меня по имени, мы на базе! — Ён Су начал пихаться.       — Как хочу, так и буду тебя называть! — с заплетающимся языком проговорил Йозеф, наседая на младшего товарища. — Утёнок, Утёнок, слабенькая Уточка!       Йозеф немного сполз вниз и обнял Ён Су поперёк туловища. Шумное дыхание пьяного тела начало щекотать живот, поэтому юноша, нервно хихикая, начал дёргаться, пытаясь отцепить от себя товарища. Но безуспешно: Йозеф вцепился в Ён Су намертво, даже подоспевшая на выручку Эжени не сумела разлепить их. Но благодаря её подзатыльнику по светлой макушке баталия быстро завершилась тем, что Йозеф соскользнул вниз со стула и утянул Ён Су за собой. Тот полетел с смешным кряком вниз и в итоге оказался погребён под телом пьяного друга, который, как показалось вначале, в момент падения потерял сознание.       Но это было не так: Йозеф приоткрыл затянутые пеленой взбудораженности глаза и обратил внимание на извивающегося под собой Ён Су. Тот морщился, пихал мужчину, но вылезти никак не мог. До одурманенного хмелем мозга дошло, что тело мужчины, бывшее под восемьдесят килограмм, если не больше, упало на более лёгкого ребёнка.       — О, чёрт… я тебя не раздавил, Утёнок? — на негнущихся руках Йозеф предпринял попытку подняться, но вместо этого упал снова, выдавив из юноши недовольное бурчание.       — Не дыши мне на ухо, чепух! Щекотно же! — негодуя, Ён Су всё не оставлял попыток выбраться. — Слезь с меня, придурок! Тяжёлый, сука!..       — Не могу… щас упаду совсем… куда-то в сон, — у Йозефа слипались глаза. Приняв горизонтальное положение, он совсем не хотел вставать.       А надо было.       — А-а-а! Да чтоб вас всех! Терпеть не могу пьяных взрослых! Я их не понимаю, понял, да? — благодаря расслаблению тела Йозефа Ён Су сумел с горем пополам выбраться.       — Ён Су, надо привести его в поря-… — начала было Эжени со вздохом, но Ён Су оборвал её речь совершенно диким поступком: он ухватился за бутылку. При этом заявил без грамма иронии в голосе:       — Чтобы их понять, надо самому стать пьяным!       На глазах потерявшей веру в человечество Эжени и озадаченного Йозефа юноша выдул остатки неизвестного ему алкоголя. Вероятно, друг тоже не смотрел, что пьёт, думалось Ён Су. Алкоголь юноша не любил. Как и почти любой восточный юнец, он плохо переносил высокий градус, особенно в таком количестве. Его уносило всего с одного глотка, развозило на безудержное веселье, удвоение грубой и бессвязной речи и любвеобильное поведение.       Сейчас же было принято внутрь явно больше одного глотка. Ноги Ён Су подкосились, бутылка была вовремя отставлена на барную стойку, а сам юноша начал соскальзывать вниз.       — Ну всё. После такого… можно и это… — окончательно осев на пол в расслабленной позе, Ён Су икнул. От разогнанной по телу крови становилось жарковато — юноша начал стягивать с себя дапо, но полностью в итоге так и не снял.       — Э, да ты слабак, малыш! — послышался знакомый голос позади. — Вы неправильно пьёте, потому что.       Внезапно объявились Франциск, Мэтт и шедший за ними на привязи и с завязанными глазами Кику. Бонфуа поставил пустую бутылку на барную стойку так, чтобы она не упала и присел рядом с хитроватым выражением лица — с таким, от которого Эжени скорчило так, будто та наелась листьев сенны и теперь не знала, куда справить нужду.       — И ты туда же? — процедила девушка. Она кинула суровый взгляд из-под очков на Кику. — А этот почему в таком виде?       — Потому что я принял облик, который… я бы не хотел, чтобы Кику его видел! — Франциск поднял Ён Су за шкирку и посадил его, дав опереться спиной на ножку стула. После чего коварно дал ему глотнуть вина. Юноша бы отказался, будь он трезв, но голос разума уже отключился, а потому тот с радостью проглотил пьянящую полусладкую горечь. Франциск же пригляделся к опустошённой двумя друзьями бутылке. — Вы все ещё такую дрянь в себя заливаете и совсем не знаете вкуса настоящего алкоголя. Дилетанты! Ещё и не закусываете…       Ён Су почти не слушал Франциска, он даже на Кику не обратил должного внимания. Всё перед глазами плыло. Единственный, на ком более-менее фокусировался взгляд — Йозеф, который был в точно таком же неадекватном состоянии. Уж неизвестно, о чём тот думал, но Ён Су не мог избавиться от озорной мысли, заключающейся в том, что Йозеф просто решил не оставлять возможностей напиться для Стефана, когда тот вернётся на базу.       А что? Он искренне считал, что его теория имела право на жизнь.       Впрочем, Ён Су тут же забыл об этом, когда на полу объявилась внушительных размеров миска с варёными креветками. Внимание вмиг перефокусировалось на приятно пахнущие морепродукты, так любезно предоставленные Франциском. Ён Су пребывал в первобытном шоке: пожалуй, ещё реже сладостей ему доводилось употреблять в пищу такие вот деликатесы. Шок быстро сменился радостью, когда юноша вместе с Йозефом принялся чистить горячее блюдо и «закусывать».       Знал бы он, что Кику частенько заказывает креветок в пивной Арсмита, ох, как бы он обзавидовался!       И только Эжени задала резонный вопрос:       — У нас появились деньги на такую роскошь?       — Ну, разумеется! — подтвердил Франциск с крайне неоднозначной интонацией, по которой нельзя было сказать точно: правду ли он сказал или попытался соскочить с неудобной темы. Бонфуа, впрочем, и не заметил этого. Его больше занимало лицезрение балдеющих от креветок Йозефа и Ён Су. — Маттьё, Кику, не хотите присоединиться?       — Н-нет, я не пью! — Кику был категоричен. — Пожалуйста, ради вашей же безопасности…       — А… нет, я тоже… я не очень…       Неуверенность Мэтта послужила тому, что его голос вновь прозвучал достаточно тихо и достиг только ушей Франциска и Кику (Ён его не услышал из-за треска за ушами от поедания креветок). К тому же, он оставил Бонфуа лазейку к тому, чтобы предложить алкоголь более настойчиво, непосредственно поднеся ко рту. Мэтт нервно сглотнул, но в следующую секунду осознал, что глотку обожгло вино. Что ж, хмель принят, он достиг желудка, так что выплёвывать уже поздно. Ну и ладно.       — Ты слишком напряжён, зажатый весь, — томно произнёс Франциск, массируя плечи Мэтту. — Расслабься хоть немного.       — Хорошо. Но только пару глоточков… — Мэтт не видел другого выхода и присел неподалёку от Йозефа с Ён Су.       — Я не буду тебя спаивать, — заверил его Франциск, ставя ещё несколько бутылок рядом с собой и Йозефом. — Я никого никогда не спаивал. Ну, по глупости, по молодости всякое бывало, конечно, но сейчас я зрелый мужчина в самом рассвете сил!       — Зрелый мужчина сейчас сидит в окружении пьяной молодёжи… — протянула Эжени.       Как вдруг осеклась, содрогнувшись от ужасной мысли:       »…а я здесь единственная трезвая девушка».       Возможно, в другой вселенной это выглядело бы комично, но не в случае Эжени. Осознав своё шаткое положение в медленно спивающемся отряде, она тактично отступила, запершись в своей комнате и вооружившись Резаком на всякий случай. Чтобы хоть как-то себя успокоить, Эжени нашла давно заброшенную вышивку в своём столе и принялась за работу иглой с нитками при свете свечей. Стежок за стежком мысли приводились в порядок, а тревога значительно снизилась.       …Очевидно, мужчины из Ночного рейда об этом не думали. Эжени трогать они не собирались: девушка никогда не притрагивалась к алкоголю, а в часы совместных попоек всегда уходила под разными предлогами. Сегодня она даже оправдываться не стала: просто молча покинула компанию. И Ночной рейд к ней не лез, уважая её выбор. Даже если Эжени не уважала их выбор.       Но что поделать? Такой вот сегодня вышел удачно-неудачный день. Что удача, что неудача — всё повод выпить, порадоваться и погрустить. Хотя Йозеф и не мог сказать, что чувствовал прямо сейчас сильные переживания по поводу проваленной миссии. Лишь в моменте они сподвигли мужчину на инициацию попойки, но не более того. Сейчас Йозеф сидел в расстёгнутой на треть рубашке с закатанными рукавами, болтал в руке бутылку крепкого вина и зачесывал сползавшие на глаза пряди непослушных волос. Думалось ему, надо сходить к цирюльнику отряда — Франциску — но точно не тогда, когда тот был пьян вместе с молодёжью.       Шмыгая носом, Йозеф в какой-то момент захотел задуматься об Уннер. О её последних словах, о её печальной судьбе, о её неизвестном ныне положении. Йозеф ведь так и не понял: умерла девушка или просто стала иной сущностью? Ведь Уннер не просто так производила впечатление человека «не от мира сего», не просто так владела редкой магией и не просто так говорила Эжени про некую «эссенцию», которую выкачивали Чистильщики. В пьяном мозгу плохо клеились термины научно-магической теории, поэтому Йозеф только рукой махнул непрошенным мыслям. Чтобы не впасть в глубокую апатию, как случилось после массового убийства детей, он пытался расслабиться, всячески заверить себя, что ничего нельзя было поделать. Что всё произошедшее было и к лучшему. Тяжело признать, но в какой-то мере так и было, разве нет? Да, Уннер не добралась до родины, развоплотившись совсем недалеко от морского порта. Но она не досталась Чистильщикам. Всё хорошо ведь?       Так что можно не забивать себе голову лишним. Вон, как Ён Су лучше быть: всё нипочём этому парню, сколько дерьма бы с ним ни произошло. Хотя Йозеф, как никто другой знал, что это далеко не так. С другой стороны, Ён Су умел отдыхать. К сожалению, только когда напьётся.       — Йо-о-озе-е-еф! — Ён Су потянулся в сторону друга.       — Чего тебе? — с ленцой спросил Йозеф, потягивая вино из бутылки.       — Поцелуй меня!       Внезапная просьба улыбающегося пьяного юноши выбила из колеи Йозефа. Подавившись и облившись вином, он с вытаращенными глазами посмотрел на ничуть не смутившегося Ён Су, как будто бы даже немного протрезвел. Совсем немного.       — Ну, поцелуй! — настойчиво повторил Ён Су, вытягивая губы трубочкой.       — Тебе уже хватит пить… — Йозеф потрепал юношу по голове и отодвинулся от него.       — Ну-ну, ну, поцелуй меня! — требования Ён Су не сбавляли наглости, с которой юноша нарушал личное пространство Йозефа.       — Не хочу! — мужчина накрыл ладонью губы Ён Су и принялся убирать от себя лицо молодого человека.       На что встретился с капризным воплем ребёнка, оставшегося без сладостей:       — Ну поцелу-у-у-уй! — Ён Су засучил ногами по полу.       — Отвали, Ён! Не буду я тебя целовать! — воскликнул Йозеф.       Столь грубый отказ, как казалось, едва не довёл Ён Су до слёз. Но Йозеф был непреклонен, даже когда на глазах-бусинках явился вымученный солёный бисер. Невзирая ни на что, мужчина не желал потакать капризам пьяного ребёнка.       Даже если в ответ слышал:       — Вот как, значит, да?! Ну и ладно, я всё понял! — Ён Су ткнул Йозефа пальцем в грудь. Случайно собрав подушечкой каплю вина, он прервал свою гневно-обиженную тираду, чтобы слизнуть алкоголь. — Ты просто меня не любишь!       — Объяснял ведь, что дело не в этом… — Йозеф уже хотел было сделать замечание Ён Су, что тот слишком громкий, но не успел, ибо юноша уже переключил своё внимание.       — Вот братан меня любит, понял, да? А где… — Ён Су поднялся и зашатался, стоя на нетвёрдых ногах. Как вдруг его взгляд упал вниз, и юноша выпалил: — А!!! Не сиди на нём, жаба бородатая!       В самом деле: Франциск сидел рядом с Мэттом, потягивая вино и закусывая креветками. Но на нетрезвую голову Бонфуа догадался приземлить свой зад прямо на тщедушное тело Кику. Как человек, привыкший к унижениям, Хонда молчал и синел с каждой минутой. Но это не понравилось Ён Су. Юноша спихнул Франциска, заставив его упасть на спину и выронить пустой кубок. Вытащив вздохнувшего с облегчением Кику, Ён Су схватил его за ворот.       — Вот иди и целуйся со своим братаном! — обиженно выпалил Йозеф.       — И буду! — с такой же интонацией ответил Ён Су.       — Нет, Ён, пого-!..       Пришлось заткнуться, потому что Ён Су принялся целоваться с Кику, почти что не протестовавшим. Хотя Хонда, знавший вкус настоящего поцелуя со страстью, мог с полной ответственностью заявить, что младший брат целовался очень смешно. Как ребёнок.       «Почему я вообще думаю о таком? Я ведь должен быть категорически против!» — Кику сгорал со стыда и морщился от запаха спиртного.       Наблюдение за неумело целующимся Ён Су вынудило Йозефа усмехнуться выпить ещё немного.       — Ха! Да разве это поцелуй? — с издёвкой спросил он. — Тычешься своими утиными губками, как слепой котёнок в поисках молочка!       — Пошёл ты! Ты вообще ни с кем не целовался ни разу! — воскликнул смутившийся Ён Су, отлипая от брата. — Знаешь, зато, сколько я людей поцеловал? — с каждой секундой Ён Су пыхтел всё больше и больше. — И братана, и Клыкастого, и Учителя, и ещё пару девчонок. И тебя поцелую, уёбок!       Зря Ён Су поднялся. Угрожающе приближаясь к Йозефу, он споткнулся нога за ногу и упал, носком задев миску, стоявшую на полу. Сам же Ён Су издал спустя нескольких секунд после падения невнятное мычание. Такая попытка покушения на целомудренность Йозефа позабавила мужчину.       — Ну-ну, — только и произнёс он.       — Ну вот, креветки уронил, — обратил внимание Франциск, поднявшийся после манёвра восточного дебошира.       — Отстань, жаба! — Ён Су надулся. — Не все креветки улетели.       — А что касается поцелуев… — голос Франциска стал нежным, а кокетливая улыбка — шире. — Ён Су, неужели ты думаешь, что количество играет роль? Важно не то, сколько человек ты поцеловал и сколько раз. Важно лишь качество. Например…       Воспользовавшись тем, что под руку подвернулся витавший в облаках Мэтт, Франциск крепко ухватился за подбородок молодого человека и прильнул к его губам, жадно накрывая их своими. Он облизывал и сминал их, совсем не думая о том, что человек напротив него явно был против. Правда, до поры до времени: стоило Франциску провести язык внутрь, как Мэтт полностью залился густой краской и, чувствуя, как сознание стремится покинуть его, завалился назад. К несчастью, в тот же момент Бонфуа отпустил его, победно облизывая губы.       За всем этим наблюдали смущённые и ошарашенные Йозеф и Ён Су. Да и Кику, услышав неприличные звуки, зашевелился от неловкости.       — …вот так, — Франциск пошло ухмыльнулся. — Эх, молодёжь. Вечно вас учить надо всему…       — Ты!.. Ты уронил его! — только и сумел воскликнуть Ён Су.       — А сам-то упал недавно! — пребывая в шоке, проговорил Йозеф.       — Что ты наделал? Сволочь! — поднявшись, Мэтт шлёпнул Франциска. — Мог бы хоть девушкой стать на время!       — Расслабься! Всё, что по пьяни — не считается.       И Франциск захохотал подобно аристократу. С таким положением дел не был согласен Мэтт, принявшийся от души мутузить старого извращенца. Несильно, так. По-дружески. Это совсем не выглядело страшно, но Мэтт сил отнюдь не жалел. Чтобы не приобрести новых синяков и шишек, Францсику пришлось защищаться, но не то, чтобы у него это хорошо выходило.       А пока на фоне проходила пьяная баталия, Ён Су, расстроенный и разочарованный всем в этой жизни, сидел на полу, почти что стоял на четвереньках. Невольно подумав о том, что прошлые слова показались обидными восточному малышу, Йозеф решил, что Ён Су нельзя так оставлять.       Не зная, зачем, мужчина приблизился к юноше. Пройдясь по чёрным волосам, Йозеф нежно переложил руку сперва на щёку, а потом и подбородок Ён Су, приподняв его тем самым и заставив посмотреть себе в глаза.       — Слушай, насчёт поцеловать. Обещаю… — улыбнувшись, Йозеф осторожно прошёлся большим пальцем по губам друга. — После Эжени ты будешь следующим. Ведь тебя я тоже люблю.       На пьяную голову сдуру всё воспринималось, как забава. Жаль, что Ён Су всё воспринимал всерьёз. Заалевший, словно перезрелый томат, юноша застыл, молча глядел на друга и пытался унять разгоревшийся жар по всему телу. Пылающее лицо Ён Су всё ещё выглядело забавным для Йозефа. Но вот то, что тот стал натягивать верх ханбока на паджи уже начало непомерно смущать. А Ён Су и сам не понимал, почему у него было ощущение, будто пальцы Йозефа были не на подбородке, а внутри живота: что-то невидимое и изящное щекотало низ живота, даруя ворох постыдных желаний.       Ай, дурная голова — что только не делает с людьми хмель! Хотя Ён Су уже не был уверен в том, что вино Франциска не содержало какого-нибудь сюрприза. Отметая всё, юноша потянулся вперёд, чтобы плюхнуться в объятия к Йозефу.       Но неприятное жжение, пронёсшееся от живота до груди, быстро остудило его пыл.       — Щас блевану, — выдавил из себя Ён Су.       Пару мгновений Йозеф думал, что ему послышалось. Пришлось снова ненадолго прийти в себя и кое-как подняться, чтобы затем почти что рывком поднять Ён Су.       — Давай на улицу! — бросил Йозеф, стремительно покидая здание штаба. — А то Эжени нам спасибо не скажет!       Это заявление вынудило выскользнуть из рук Йозефа и стремглав помчаться на улицу. Прошагав несколько метров на ватных ногах, Ён Су согнулся пополам и прочистил желудок. Подоспевший было Йозеф начал гладить юношу по спине, но его собственная тошнота дала свои плоды: его вырвало рядом.       Надо было глотнуть свежего воздуха. Во рту стоял отвратительный запах, а в голове не осталось ничего, кроме сожаления по утраченным креветкам. Обливаясь холодным потом, Йозеф вдруг увидел, как Ён Су едва не упал вперёд.       — Э-э-эй, давай только не лицом в блевотину, — Йозеф придержал за руку почти что отключившегося Ён Су. Когда мужчина его поймал, юноша сдавленно рыгнул. — Господи, горе ты луковое… давай, поднимайся. Пойдём отдыхать.       — Да отстань ты! — обозлённый и обиженный на весь белый свет, Ён Су попытался выпутаться из крепкой хватки Йозефа, но безуспешно. — Сам пойду… понял, да?       — Ты не смо-!..       Ён Су обмяк — пришлось его ловить.       — Ну вот я ж сказал тебе… — Йозеф подхватил юношу. — Полегчало?       — Немного, — невнятно пробурчал Ён Су.       — Немного? Да ты едва на ногах держишься, — Йозеф перекинул руку друга себе на плечо. — Давай-ка, обопрись на меня.       — Да ну тебя, в задницу… понял, да? — пробубнил Ён Су.       — Хватайся, — строго сказал Йозеф, закатив глаза в небо.       Ён Су бухтел ещё долго, но помощь от друга принял, что ему ещё оставалось сделать. В конце концов, перспектива лежать на траве в осеннюю ночь явно не прельщала его. Поэтому пришлось так или иначе позволить Йозефу тащить себя до базы. Даже несмотря на то, что тот приговаривал: «Горе ты луковое…»       На счастье, по пути встретилась Эжени, которая приготовила мужчинам чистую одежду и принесла кислый отвар, чтобы снять симптомы похмелья. Ён Су был недоволен тем, что ему принесли нечто настолько невкусное, но с травницей Ночного рейда лучше не спорить. А заодно Эжени приказала мужчинам выпить по чашке крепкого зелёного чая, пообещав наутро продолжить ими заниматься. Оставив в комнате Ён Су два судна, девушка покинула товарищей, снова запершись в своей обители. Ей ещё предстояло дождаться Альфреда. Что-то он сегодня задерживался…       А Йозеф вдруг понял, что снова оказался утянут в постель к Ён Су. Юноша снова проявил инициативу, хотя, думалось мужчине, это только из-за уязвимого положения, в котором тот оказался. Трезвый и не обременённый страхом молодой человек вряд ли положит рядом с собой взрослого мужчину в качестве охраны беспокойного сердца. Хотя Йозеф уже не знал, что думать. Ён Су в последнее время сам не свой, и на то были свои причины.       И как бы Йозефу ни хотелось воздержаться от колких замечаний, он всё равно не смог удержать язык за зубами:       — Что, опять меня из кровати не выпустишь и расплачешься?       — Пошёл ты! — изначально лёгший лицом к Йозефу Ён Су отвернулся, едва не задев мужчину по носу.       Это резкое телодвижение открыло Йозефу обзор на затылок и спину друга. Удивление промелькнуло в слипающихся глазах.       — У тебя волосы отросли? — спросил Йозеф.       — Ну да, есть немного, — буркнул Ён Су. — А что, имеешь что-то против? У нас, восточных, это типа, как норма, понял, да?       — Для нас эта длина не по уставу, сам знаешь. Или забыл, что тебе уже отрезали волосы? — Йозеф облокотился на подушку. — Не будешь состригать?       — Не-а. Сделаю себе хвостик, — ответил Ён Су. — Мама в детстве мне вообще косичку плела. И это не делало меня похожим на девочку, понял, да? И Учитель говорила, что я могу ходить так, как хочу, лишь бы не мешалось. Понял, да?       — Да понял я, понял… — протянул Йозеф, вздыхая.       Он начал заворожённо перебирать чёрные волосы, сейчас почти полностью закрывавшие шею. На удивление, Ён Су не стал сопротивляться — лишь шмыгнул пару раз носом, да втянул голову в плечи, потому что ему было щекотно. Но вместе с этим по всему телу расползались мурашки. Даже не хотелось поворачиваться к Йозефу и сердито просить его самому ложиться спать и не мешать его сну.       — А тебе идёт, — вдруг произнёс старший товарищ, ероша волосы Ён Су от затылка.       — Из твоего рта это звучит, как насмешка, понял, да? — юноша насупился.       — Я хоть раз насмехался над тобой за внешность? Да и насмехался в принципе? — Йозеф притворно надулся.       — Насмехался, насмехался! — приговаривал Ён Су.       Он тут же замолк, задумавшись о чём-то. Что-то мешало ему сейчас просто закрыть глаза и крепко уснуть без задних ног. И нет, то были вовсе не нежные действия со стороны подвыпившего друга.       Что-то, что чёрными чернилами сочилось из глубин сердца, вскрывая старые раны.       — А ты меня правда любишь? — робко спросил Ён Су.       — Ну да, — Йозеф пожал плечами, но ответил без запинки. — Не так, как Эжени, но люблю.       — Раз так… ты же не умрёшь, да?       Внезапный вопрос едва не вынудил Йозефа поперхнуться собственной слюной:       — Почему ты спрашиваешь?       — Так ведь!.. — Ён Су вскочил. Йозефу не нужно было видеть лица юноши — достаточно вслушаться в голос, чтобы понять: в нём стояли слёзы. — Все те, кто любил меня, либо помер, либо с ними случилось что-то плохое! Тебе, вон, руку уже отхуячило, а-а ещё!..       — Так, Ён Су. Ну-ка, хватит, — потянув юношу за руку, Йозеф уложил его в постель. — Ляг, спи, давай. А плакать не надо.       — Я не плачу… понял, да?       Ён Су и в самом деле перестал плакать. Ни к чему, пока под боком был верный друг. Чувствуя, как медленно проваливавшийся в сон Йозеф обнимал его со спины, Ён Су понимал, что все тревоги исчезали.       А значит, можно спать спокойно…       …Видимо, не в этой жизни. Дверь в комнату резко распахнулась, свет разрезал темноту. Как наёмные убийцы из Ночного рейда, Йозеф и Ён Су просто не могли не подскочить на месте, заняв оборонительную позицию. Но в дверном проёме стояла всего лишь Эжени, которая, судя по платью, ещё не ложилась. При свете свечей можно было увидеть, как горят от негодования её глаза.       — Бегом вниз.       Сразу понятно: Альфреда она дождалась. И босс наверняка прислал мрачные вести.       Скатившись вниз по лестнице, Йозеф и Ён Су встретились с остальным протрезвевшим Ночным рейдом в полном составе. Только Кику не было — видимо, Альфред не отдавал распоряжения выводить его из подвала.       Сам же Джонс был бледнее смерти, но злее чёрта. На лице, полном мрачной решимости, трудно было её разглядеть, но напряжение в звенящей тишине делало всё слишком очевидным.       — Плохие новости. Стефан послал все наши старания… — голос Альфреда звенел, как сталь. — Он начал всё по новой. К тому же… он подсел на вещества.