I
С того дня как величественный «Гермес» отчалил от пристани, на которой доныне провëл длинный временной промежуток и почти пустил корни, прошло много-много трудных дней в море. Общее дело сплотило команду больше, чем когда они без приключений скучно мотылялись на пароме. Экспедиция подлинно вдохнула в отважных моряков капитана Селби ранее потерянную мечту об опасностях и передрягах, ставшую реальностью по милости Грандера. За это бóльшая часть команды была безмерно признательна организатору и имела с ним отличные дружеские отношения, каждый день набиравшие обороты. Однако дружеские отношения зародились не только у Мигеля с командой, но и у Варгаса со старым лакеем… Случилось это, когда Диего в порыве негодования на бывшего пирата вполголоса неосмотрительно окрестил его змеëй, а Варгас, проходивший мимо, всë услышал. Причиной несдержанности старика послужила излишняя и наигранная, как правильно показалось ему, любезность Грандера. Они повстречались на квартердеке; Мигель шëл в сопровождении Гаруцио и трëх бравых матросов, что-то увлечëнно рассказывая всем четверым. Диего намеревался сухо поздороваться и пройти мимо, чтобы не стать невольным участником сего талантливого спектакля, режиссëром которого бессменно являлся Грандер. Но Мигель, желая выказать слуге радушие, завертел бедного лакея в карусели лживости. — Дорогой наш Диего! — возрадовался он, раскинув руки. — Какая удача, что мы повстречались с вами сейчас! Прошу, составьте нам компанию! — Да, Диего, присоединяйся к нам! — как эхо, вторил родственнику виконт. Диего пристально вглядывался в скуластое лицо Грандера; лохматые брови старика невесело сошлись на переносице, и лоб его, изборождëнный глубокими морщинами, скукожился пуще прежнего. — Благодарю, но я вынужден отклонить предложение, — заявил он и направился дальше, мимолëтно пронзив Гаруцио укоризненным, одновременно сочувствующим взором. — Странный вы человек, господин Диего, — услышал себе вслед старик иронические слова. — Дело ваше. Затрясшись от гнева, пожилой слуга не выдержал подлых насмешек, особенно от Мигеля, и на эмоциях негромко выпалил: — Змеюка подколодная… Ну ничего, я не отступлюсь от справедливости! Слова его в кой-то мере произвели решающее действие. В тот момент мимо лакея проходил Андрес, спешивший по дневным делам. Краем уха он мастерски зацепил заключение Диего о Грандере и сбавил шаг. Квартирмейстер приблизился к слуге со спины. Чтобы не напугать его, Варгас многозначительно кашлянул. — Что я слышу, господин Диего! — хриплым лилейным голосом произнëс Андрес. — О какой справедливости вы говорите? Тысяча извинений, что нечаянно услышал ваше высказывание, но мне, право, любопытно, чем мог разгневать вас сэр Грандер? Лицо Диего залила краска от стыда за свою нетактичность. Он опустил глаза в пол, кротко поправляя пуговицы на рукаве. Другой раз, имей слуга возможность оголить истину, он бы без задней мысли постарался раскрыть всем глаза, однако лакей понимал неблагоприятные последствия, которые могут отразиться на Гаруцио. — Прошу простить, что вы стали свидетелем моей несдержанности, — мрачно произнëс Диего. — Просто уясните, что сэр Грандер не такой жизнерадостный и лучезарный человек, как преподносит себя на публике. Я не имею права вдаваться в подробности, ибо это личные семейные разбирательства длиною более семнадцати лет. Андрес сожалеюще покачал головой и, доверительно понизив голос, проговорил: — Вы не представляете, как знакомы мне ваши слова, сеньор! У меня тоже есть один двуличный родственник, но я не встречал человека с подобной ситуацией, что хоть на грош понимал бы меня. А знаете что? Заходите сегодня вечером ко мне в каюту — поговорим по душам. Нет, ни в коем случае не принуждаю вас разглашать семейные тайны, просто-напросто я давно разглядел в вашей персоне отличного собеседника! Настолько быстрое развитие событий поразило старого лакея до глубины души. Он недоверчиво посмотрел на внезапного приятеля, размышляя, как поступить: не принимать предложения было банально невежливо, да и рассказывать ничего тайного старик не помышлял. Длительное пребывание на «Гермесе» беспощадно загнало бедолагу в необъятные просторы одиночества: матросам, как и Селби, не было дела до пожилого слуги, а Гаруцио предпочитал компанию Мигеля и Стауна, нежели общество Диего. Просто приятный вечер. Просто небольшое разнообразие. Никакого криминала. — Благодарен за приглашение, сеньор, — одобрительно отозвался слуга, — я обязательно приду. Свежеиспечëнные товарищи условились о времени, и Андрес направился дальше, уважительно кивнув лакею на прощание.II
Каюта Варгаса представляла собой менее обширное пространство, нежели каюта Селби, и значительно уступала комнате капитана в плане роскоши: комната была обставлена прочной, но весьма тяжëлой мебелью в виде приземистого, однако плотного стола из тëмного дуба, трëх кресел пурпурной обивки по его разные стороны и широкой кровати у стены с балдахином, выполненной рукою умелого плотника. Между креслами и кроватью красовался пушистый ковëр из овечьей, уже немного свалявшейся шерсти, а на стенах, обклеенных тëмно-малиновыми обоями, в линейном порядке висели картины художников прошлых столетий в золотых оправах. Незамысловатая простота помещения и местами замшелость, по сути,ъ отражала недалëкий, но надменный характер её обитателя. — Я, понимаете, на судне испытываю огромную тягу к простому человеческому общению, — философски подчëркивал Варгас, вальяжно устроившись в кресле напротив Диего. — У капитана постоянно нет свободной минутки вплоть до позднего вечера, а взаимодействия с командой за общение, увы, не считается — это работа, сухое исполнение обязательств. Диего обеспокоенно кивал в полной готовности слушать собеседника дальше. В движениях его ярко ощущалась скованность, а Андрес, подобно хищному зверю, моментально чувствовал страх. Робость нового товарища шла Варгасу на руку. — Вы, как видно, находитесь в аналогичной ситуации? — полюбопытствовал квартирмейстер, закуривая сигару, от едкого дыма которой у слуги запершило в горле. — Не то чтобы… — потупился лакей. — Иногда удаëтся перекинуться парой слов с виконтом. — Он к вам жутко несправедлив! — выпалил Андрес, стукнув кулаком по столу. Чудом уцелевшая, единственная в каюте квартирмейстера пустая ваза, служившая не столько украшением, сколько отличной пепельницей, подпрыгнула от удара и упала на бок. Да что там ваза — от грохота, что воспроизвела огромная лапища Варгаса, Диего сам чуть не свалился на пол. — Не-спра-вед-лив! — как бы закрепляя сказанное, по слогам повторил Андрес. Диего удивлëнно уставился на оппонента. В добродушном сердце старика заговорила отрада, что хоть кто-то понимает его и видит истину, не затмевая разум ложными убеждениями об их замечательном организаторе. — Вы правда так считаете? — воодушевлëнно спросил он, широко раскрыв голубые глаза. — Ну конечно! — развëл руками Варгас. — Я осознаю ваше нелëгкое положение: Гаруцио молод и неопытен; повëлся на яркий характер сэра Грандера, игнорируя человека, который, вероятно, больше достоин внимания. Вы не подумайте, — разыграл испуг Андрес, — я ни в коем случае не хочу сказать о сэре Грандере плохо, но вы же сами видите в нëм, как кажется мне, слегка двуличную натуру… — заговорщицким тоном туманно намекнул он развесившему уши Диего. Не описать словами ликование, которое вселилось в бесхитростную душу пожилого лакея и истинно подарило ему сладкую надежду на понимание: бесценное понимание, дурманящее разум и заставляющее проникаться к человеку, который выражает его. — Раз разговор наш принимает откровенные обороты, — бесцеремонно, панибратским тоном произнëс Андрес, — то, говорю открыто, у меня нет большого доверия к нашему организатору. С заключениями этими квартирмейстер опасно поторопился: будь Диего иного мнения, дело могло бы принять неприятные для подлого подстрекателя обороты. Но Варгас, как большинство самовлюблённых выскочек, был на все сто уверен в своей правоте. Такая смелость вызвалась не только скверным характером Андреса, но и крепким абсентом, что уже второй раз за диалог с лакеем оказывался в его бокале. — Посудите сами, — начал развязно оправдываться он, заметив сомнительный взгляд Диего, — разве человек с нервным расстройством в состоянии сформировать что-то стоящее? Вопрос Варгаса заставил слугу задуматься над блестящей проницательностью своего собеседника и раствориться сомнениям: он, как нарисовало задурманенное сознание Диего, изумительно точно раскусил натуру Мигеля, а теперь выясняется, что ещё и смог сделать такой сложный вывод. — Простите, а как вы поняли это? — аккуратно поинтересовался слуга, сложив руки на коленях. — Как понял это? Да очень легко! Мне приходилось иметь дело с людьми эдакой особенности. Иначе говоря, один мой старый друг тоже стал жертвой собственного рассудка. Я наблюдал за его повадками, движениями, манерой речи, феноменально схожими с манерами сэра Грандера, — растолковал Варгас. После разъяснения товарищи замолкли. Будто бы каждый из сидевших погрузился в раздумья: одинаково звучавшие, но радикально разные со своему существу. Однако продлилась пауза недолго: Диего нарушил еë опасливым высказыванием: — Я согласен с вашими словами, но… вот так, не имея точных сведений, ставить диагноз… — Я никому ничего не ставлю, — резко пресëк Андрес поток размышлений слуги, — а просто говорю, как могут обстоять дела. Новые приятели посидели в обществе друг друга ещë около получаса. После окончания вечера Диего покидал каюту квартирмейстера с приятными чувствами, возникшими на фоне сладкой лжи, в которую бессовестно окунул его Варгас. Лакей лелеял приятные мысли о возможном продолжении общения, что, по его умозаключениям, должно было всенепременно свершиться. Позже светлые надежды его оправдались: когда квартирмейстер был полностью свободен от работы, что чаще случалось только по вечерам, часы приятного досуга они ежедневно коротали вместе. Их дружба крепла и росла с фантастической быстротой, подобно буйной флоре тропиков. — Я ручаюсь, миссис Куппер, — шëпотом возмущался Мигель во время вынужденного визита Элли в его каюту, — что неспроста Варгас завëл дружбу с этим стариком! Иначе бы зачем он ему сдался? — Да, — холодно отвечала Элли, — постараемся не выпускать их из виду и быть бдительными. Она давала себе отчёт, что это с большой вероятностью рано или поздно произошло бы. Но немалым успехом являлось до поры до времени отсрочить волнения Грандера по данному поводу, которые, благодаря ей, завладели им только с недавнего момента. Опасность от Варгаса и Диего — в высшей степени от Андреса — исходила существенная, отчего союзники условились держать ухо востро и обмениваться любой информацией, касаемой сомнительной дружбы квартирмейстера и лакея. Мигель старался повлиять на слугу через Гаруцио, чтобы тот отвадил Диего от ненадëжных связей, однако у виконта не было в запасе стоящих аргументов в оправдание своих слов. Тупо запретить — не выход, требовался хоть маломальский предлог. Обретя на этом плавучем острове непонимания настоящего друга, слуга начал искриться счастьем и во всëм поддерживать товарища. Любую тему, которую только бы не начал Андрес, Диего подхватывал на лету, интересовался подробностями, демонстрируя небезразличие. Гаруцио старик старался наставлять на путь истинный и поучать, но, получая в ответ лишь неодобрения, с разочарованием оставил эту неблагодарную работу. Нет, он по-прежнему любил виконта, относился к нему как к родному сыну, только ласковые речи лакей говорил в пустоту; туда же улетала и забота. Авторитет Диего в соображении Пьето значительно меркнул под сиянием авторитета Грандера. Его он слушал, его он любил и его признавал. Не очень быстрыми темпами вследствие встречного неблагоприятного ветра, что противостоял «Гермесу» много раз на пути, корабль кое-как добрался до первой своей стоянки на острове Тортуга — сомнительное место, много лет подряд исправно служащее цитаделью корсаров, где царили праздный хаос и разврат. Капитан выбрал бы для остановки более приличное пристанище, если бы во время недавнего шторма у судна не был повреждëн бушприт: требовалась починка. Из-за этой невовремя случившейся напасти экипажу пришлось сделать знатный крюк, завернув из Атлантического океана в неспокойные воды Карибского моря. По изумрудной воде, сверкающей под лучами утреннего солнца, величественно шëл «Гермес». К девяти часам он бросил якорь на пристани; некоторые члены команды, в том числе и Варгас, получили временную свободу. Все по-разному предпочли использовать выпавший шанс: кто-то отправился гулять по узким уютным улочкам, пропахшим пряностями и специями, кто-то возжелал остаться на судне, а кто-то, под предлогом хорошенько рассмотреть местные тропические красоты, спешил в лекарскую лавку за одним из сильнейших ядов… Не трудно догадаться, что этим «кем-то» был не кто иной, как многоуважаемый квартирмейстер Андрес Варгас. Ещë пару дней тому назад он подготовил почву для совершения подлого убийства, чтобы самому не замарать руки, но главное — дабы отвадить от себя подозрения. — …Честно сказать, мне порою его становится даже жаль, — печальным тоном говорил Варгас Диего, по обыкновению пришедшему вечером в каюту друга. — Сэр Грандер — нервный человек. Это видно опытному глазу. Да, он старается делать вид, что всë хорошо, но я-то вижу! Слуга, задумчиво смотрящий в сторону, подтверждающе протянул: — Виконт тоже вкратце рассказывал о его натянутых отношениях с рассудком. Но лично мне нет дела до его душевного состояния. Лакей пренебрежительно наморщил нос. — Ох, я понимаю! Однако ваша ревность к Гаруцио заставляет вас мыслить жестоко. — Человек я ни на грош не жестокий, — заметил Диего, — просто сэр Грандер попал в число тех людей, которые по ясным причинам вызывают у меня глубокую неприязнь. — Дело здесь не в неприязни, — сказал Варгас. — Как бы, во всяком случае мне, ни было жаль нашего организатора, здесь вдобавок замешана безопасность. Слуга вскинул на собеседника заинтересованный взгляд. — Посмотрите: как можем мы довериться человеку с таким шатким разумом? Рассудок — дело тонкое; сегодня он есть, а завтра практически нет. Слова квартирмейстера заставили лакея задуматься. Он постучал пальцами по столу и монотонно проговорил: — Действительно. Командой и путешествием по морю руководит капитан Селби, но в дальнейшем вести экспедицию предстоит ему. Конечно, полагаю, капитан при случае справится и с этой задачей, однако не стоит искушать судьбу. К тому же со слов сэра Грандера, он один знает некоторые нюансы, касаемые тех диких мест. — Вот и я о том же! — обрадовался Андрес. — Думаю, нужно помочь ему привести в порядок нервы хотя бы чуть-чуть. — Как вы собираетесь это сделать? Варгас изобразил небольшие размышления, пройдясь по комнате сосредоточенным взором. — Я знаю, что мой старый друг справлялся с этой напастью, принимая успокоительное из трав. И это, чëрт возьми, действительно помогало! У меня на глазах он с каждым днëм становился более уравновешенным и спокойным. — Андрес выдержал кратковременную паузу, присматриваясь к реакции товарища. — Недавним штормом у «Гермеса» был повреждëн бушприт, — добавил он позже. — Судно потеряло долю манëвренности. Сегодня утром капитан оповестил меня, что через неделю мы сделаем остановку на Тортуге, дабы устранить поломку и заодно пополнить запасы провизии и пресной воды; там в любой лекарской лавке я приобрету небольшой пузырëк успокоительного, которое пойдëт на благое дело. — А что дальше? — искренне изумился Диего. — Вы ведь не можете всучить ему эту колбочку, рассказав правду? Зная его характер, ничего хорошего ждать не стоит. Данное предложение любому покажется оскорбительным. — Вы мыслите очень стандартно, — усмехнулся квартирмейстер. — Кто сказал, что я вообще собираюсь ему что-то говорить? — То есть, вы хотите… — Да-да, именно это я и хочу. Завтракаем и ужинаем мы в каюте капитана, — начал расклад дела Андрес, — он любит структурированность, поэтому у каждого из нас есть своë строгое место за столом, а ваше, насколько известно, рядом с местом сэра Грандера. Притом капитан оповещал меня, что после остановки он намерен провести собрание, чтобы сэр Грандер, как организатор, напомнил ход дела и поделился мыслями насчëт последующих действий. Капля успокаивающего средства пойдëт на пользу как ему, так и нам. Я чем-нибудь отвлеку компанию, пока вы быстро подсыпете за несколько часов перед сбором в его бокал то, что я куплю на Тортуге. — Не хочу показаться трусом, — колеблясь, боязливо проговорил слуга, — но почему мнé доверено это дело? И вдруг такого шанса не предоставится? — не унимался лакей. — Не предоставится сегодня — предоставится завтра! — обнадëживающе засмеялся Варгас, игнорируя первую часть вопроса. — Ужинаем мы каждый день. — До квартирмейстера не доходило, что в некоторых местах он противоречил сам себе. По смуглому лицу Диего было заметно, что его донимает нерешимость. Он привык доверять другу и принимать любые его идеи, которые всегда казались лакею гениальными. Андрес обладал незыблемой репутацией перед старым слугой, на что он самоуверенно понадеялся и, надо сказать, не прогадал. От врождённой наивности и в некотором роде привычки подчиняться высшим по чину людям, Диего оказался готов рискнуть, как поразмыслил сам, ради благого дела. Внутреннее презрение к Мигелю перекрыло чувство справедливости и желание помочь команде эдаким странным, но, как стало казаться прислужнику, логичным образом. За это непродолжительное время их с Варгасом дружбы лестью и лживыми уговорами Андрес успел обрести над лакеем власть, ощутимую им самим, но только не Диего. Единственное, чему воспротивился слуга в задуманном Андресом плане, была излишняя сложность исполнения. — Хорошо. Вы убедили меня, — огласил он после минутного раздумья. — Но я хочу внести в дело некоторые поправки. — Конечно! Выкладывайте, — радушно откликнулся Варгас. — Зачем нам ждать ужина и рисковать при всех, когда можно подсыпать средство в кувшин с водой в его каюте? Так мы убьëм двух зайцев одновременно: данную процедуру не придëтся повторять, добавив сразу весь пузырëк, и избавимся от лишних опасностей. Замечания слуги являлись более логичными, пусть не самыми верными в медицинском плане: дозу на стакан нужно рассчитывать. Однако Андрес, почувствовав результат более быстрый и менее проблематичный в плане исполнения, сразу согласился. Он не подумал о последствиях: о том, как будет объясняться перед Диего, когда яд придëт в действие. Но при случае Варгас готовился свалить вину на старика — то, к чему он старательно подготовился. Пополнив запасы и починив бушприт, «Гермес» покинул мерцавшую миллионами огней и гудевшую от вечернего оживления страну вечного лета спустя пять дней. Тëплый южный ветер вяло играл парусами, озарëнными яркими жëлто-оранжевыми красками заката; приятная прохлада, исходившая от моря и связанная с временем суток, не пробирала до костей, а мягко обдавала тело. Уже совсем стемнело, матросы завершали работу, не обращая внимания ни на что, кроме своих дел. В лекарской лавке квартирмейстер подобрал один из сильнейших ядов прозрачного, будто вода, цвета, не имеющего вкуса и запаха; отдал Диего со словами напутствия о его благородстве и великодушии, после чего следующим вечером лакей отправился на страшное задание. Незаметно пробравшись в каюту Грандера, покуда тот философствовал о небывалой красоте природы в компании здоровяка Тома и сосредоточенного на словах дяди Гаруцио, слуга тотчас обнаружил на столе подле кровати хрустальный, наполовину полный кувшин с водой. Очутившись около цели, лакей точëными движениями вытянул из внутреннего кармана ливреи прозрачный пузырëк смерти, ловко откупорил крышку и приготовился совершить неосознанное убийство. Он не видел в действиях своих ничего преступного, иначе говоря — старый слуга в данный момент ощущал себя в роли Провидения, творящего добро. Диего принялся уверенно по капле опустошать колбочку, единовременно силясь прислушиваться к звукам извне. Постепенно вода наполнилась губительной силой, а ничего не подозревающий отравитель со стойким чувством выполненного долга поспешил покинуть комнату, что могла послужить Грандеру могилой. Пустой пузырëк он засунул снова во внутренний карман одеяния и оставил помещение. Солнце давно окунулось в серо-синие воды моря, и мгновенно, словно погасили свечу, сгустился непроглядный мрак безлунной ночи, пронизанной неизвестностью и величием. На несчастье, Мигель успел выпить один стакан из кувшина, когда ненадолго забегал в свою комнату.III
После визита Диего в каюту Грандера прошло несколько часов, в течение коих Мигель продолжал весело общаться с командой, краем глаза поглядывать на Диего и быть в центре внимания. Гаруцио, заходивший к нему в этот промежуток, застал родственника ещë в полном здравии. Изо дня в день он каждый вечер приходил к Грандеру ради общения, к которому много лет подряд железно приучил его Мигель. — Мне кажется, — уверенно начал юноша, — что Диего слишком критичен по отношению к вам. Он страшно подвержен глупой ревности, основанной на собственном себялюбии. — Виконт, конечно, не осознавал, что говорит перефразированными словами Грандера и не догадывался, до чего сильное влияние оказывает на него великодушный дядюшка. Мигель притворился, будто слова племянника заставили его на малость погрузиться в размышления, что упорно путались с каждым днём. — Не держи на него обид, — снисходительно-мягким голосом ответил Грандер, доброжелательно прикоснувшись рукой к плечу Гаруцио. — Чего ты хочешь от старикá? Да, он, в отличие от меня, живëт не одиноко, в понимании твоей матери и тебя, но не стоит принижать беднягу. Он прожил лучшие годы в любви, имея множество друзей, особенно, до судьбоносного проигрыша Фернандеса. Я приходил и удалялся как тень, всего лишь стараясь восполнить тебе отцовскую заботу, но, по сути, так и оставался этой тенью, которая то исчезает, то появляется. Внезапно, а может, нарочно, Мигеля унесло в разглагольствования о своей преувеличенной ничтожности в жизни Гаруцио и о важности в ней Диего. Двойной подтекст, виртуозно скрывающийся в его неискренних словах, для виконта оставался непостижим; он принимал разыгранную Гандером драму за чистую монету. — Что вы! — Глубоко изумился юноша. — Как могу я ставить вас на одну ступень или ниже Диего? Не спорю — он много значит для меня, но не столько, как вы! Капкан захлопнулся накрепко: Гаруцио добровольно сунул в него ногу, приступив к старательным убеждениям родственника в обратном. Мигель по-доброму улыбнулся. — Мне важно слышать это от тебя. Но всë-таки будь к старому слуге более доброжелателен. Расслабленная, уютная обстановка, приглушённый шум почти полностью спокойного моря и убаюкивающая тишь плавно спустившейся тьмы сулили путешественникам вечернюю гармонию. Никто, кроме Варгаса, не мог и вообразить, чем обернутся нехарактерно безмятежные сумерки в бескрайнем морском пространстве. Мигель и Гаруцио, помимо предшествующей беседы, обсудили пару деталей, касаемых осторожности с опасными для них личностями, и виконт оставил дядю в излюбленном им одиночестве. Одиночестве, что преследовало бывшего пирата всю жизнь и в конечном счёте переросло в нечто болезненное и противоречивое, то, что омрачало разум, давило на нервы, постепенно уничтожало рассудок… Грандер, обрадованный редким уединением, решил отдохнуть от бесконечной круговерти, которая вот уже два месяца с копейками выжимала из организатора все соки. Но отдыху этому было предписано являться совсем непродолжительным: сегодняшним вечером Элли снова придëт за очередным разъяснением дел. Куппер однозначно была в состоянии действовать без совещаний с союзником, но для синхронной и отлаженной лжи требовалось периодическое проговаривание каждого шага. Она не упускала возможности обсудить детали, ибо возникали они нечасто и составляли своего рода немаловажные пункты плана. Мигель прилëг на неразобранную кровать. Спутанные мысли хороводом мелькали в сознании, кружились в хаосном танце, доставляя тревогу и жуткий дискомфорт, но Грандер давно оставил попытки совладать с ними, попросту привык. Привык к тискам, что словно сжимали его тело, к назойливым картинкам в голове, к эпизодическим нервным всплескам… Ко всему, чем сопровождалась неспокойная жизнь былого горе-разбойника. Он отдался бы непродолжительному сну, но к привычным чувствам нежданно присоединились другие, ранее неизведанные ощущения: лицо Мигеля обдало удушливым жаром, как из настежь раскрытой печи; руки похолодели, и резкая обжигающая боль появилась в левой части живота. Понять происходящее целостно он не успел. Резь возникла молниеносно, но исчезла так же скоропостижно. От неë Грандера успело бросить в холодный пот, точно в прорубь морозной зимой. «Докатились…» — успел подумать он в промежутках между приступами паники. Позвать на помощь? Но что сказать? Лучше покорно судьбе ожидать конца мучений по одной простой причине: Мигель был в твëрдой уверенности, что пытки, ниспосланные ему вселенной, являются следствием психологического дисбаланса. Всплыви на поверхность подробности его душевного расстройства — с корабля он сойдëт прямиком в сумасшедший дом. Сердце забилось чаще, перед глазами залетали светлячки; с каждой секундой они приближались, и появлялись чаще, чаще… Тоненькими голосами своими они создавали невыносимый писк в ушах, адски невыносимый. Свыкнуться с новыми впечатлениями настойчиво не удавалось — от них нещадно кидало то в жар, то в лютую стужу. Грандер с трудом приподнялся на трясущихся локтях в попытке принять сидячее положение и дотянуться до стакана с водой, однако жутко вступило в висок. Мигель обессиленно опустил голову обратно на подушку и закрыл глаза. Из тонких побледневших губ вырваться чуть слышный, наполненный страданием стон. Силы изменнически покинули Грандера вместе с сознанием.IV
Перед глазами бывшего пирата с огромной скоростью, как быстрые всадники, проносились знакомые картинки. И люди на них, не то чтобы совсем известны Мигелю, но есть в них что-то до дрожи схожее с персонажами из его плачевного прошлого. Они словно застыли во временном пространстве. Будто он здесь, а они навеки там, за невидимой чертой судьбы, решают давным-давно разрешëнные проблемы и заботятся о былом. Противно. Обидно. Больно. Больно не за себя, а за них. Ведь это они застыли, они всеми забыты, они брошены и убиты временем… Вот тощий оборванный мальчишка лет шестнадцати сидел на ступеньках какого-то захудалого трактира, склонив голову к коленям; он, кажется, умирал от ранее чужой беспризорной жизни. Иссиня-чëрные волосы его спадали на худое, довольно бледное для испанца лицо; нижняя губа была разбита толстой палкой городового за карманные дела. В разуме который месяц вертелись только три мысли: «Куда идти?», «Как жить?», «За что?» «День-два, и окончательно по миру пойду», — горько заключил он, сидя на мокрых от проливного южного дождя ступенях. Денег, которые получал неизвестный герой за непосильную работу, едва ли хватало на пропитание. Но надежда на скорый конец убаюкивала сердце. Он ждал его с нетерпением, как ожидают чего-то приятного. Сквозь громкие мысли сзади слышались размеренные, уверенные шаги, и из трактира вышел рослый полный мужчина в треуголке с эбеновой тростью в руке, приблизился и сел рядом. На первый взгляд он был схож с вельможей, но никак не с посетителем подобного заведения. Юный скиталец оторвал голову от коленей и поймал на себе изучающий добрый взор господина, что расположился рядом. — Что, брат, совсем худо живëтся? — мягким баритоном спросил мужчина, суя в рот трубку, набитую дорогим табаком. — Терпимо, — с лëгким раздражением ответил беспризорник. — Терпимо? Хе-хе, по тебе видно. — Он выпустил пару дымовых колец, что тотчас рассеялись в воздухе и продолжил: — Зовут тебя как? — Мигель, — неохотно отозвался оборванец. — Так коротко? А впрочем, дело твоë. Вот я, например, дон Гáспар де Паскуáле. Ну, будем знакомы, Мигель. — Дон Паскуале протянул новому знакомому мясистую грубую руку, вынимая трубку изо рта. Мигель почти безжизненно смотрит на располагающее выражение лица мужчины, который появился в роковой, можно сказать, решающий момент его жалкой жизни. Наконец рукопожатие состоялось, но Мигель почему-то чувствовал не чужую мозолистую руку, а холод на запястье, перетекающий в пульсирующую боль. Грандер открыл глаза и, пару минут силясь безуспешно прийти в себя, несфокусированным мутным взглядом обвëл обстановку вокруг: та же каюта, та же кровать. Всë, кажется, осталось так же, как в миг потери сознания. Однако первое впечатление оказалось ошибочным: изменения были, причëм вполне значительные. На столе подле кровати в хаотичном порядке лежали бинты, стояли различные склянки с лекарствами, инструменты в виде светоскопа и железного таза, в котором лежал ланцет. Грандер перевëл взор на фигуру, сидевшую около него на краю кровати. В ней спустя минуты три он с огромным трудом признал Стауна — доктор держал руку больного и туго перетягивал ему бинтом запястье. Туманное восприятие происходящего значительно мешало Мигелю хорошенько осознать своë положение. Рядом со Стауном, но не на кровати, а на стуле, сгорбившись, сидел Гаруцио, в отчаянии уронив голову на руки. Его Грандер, равно как Эберта, опознал тяжело. Мало-помалу писк в ушах утих, и больной смог различать тихие слова сидевших. — …Я всего лишь врач, Гаруцио, а не сыщик, — спокойно говорил Стаун, — моë дело вылечить, а не найти виновника. Но, клянусь, если я узнаю его имя, то пощады он не получит! Виконт не отвечал. — Ну-ну, не стоит так переживать, — пытался подбодрить Пьето доктор, — твоему дяде страшно повезло, ведь выпей он тот стакан до конца… Я не стану продолжать — сам знаешь, как легли бы карты… Свет в каюте приглушили сразу после основного осмотра, и сейчас герои пребывали в приятном полумраке, который стелился по углам каюты, как густой-прегустой туман. — Будем ждать выздоровления, — вполголоса произнëс Эберт. — Я вовремя успел вколоть ему в вену левой руки противоядие, а чуть позже пустил кровь, очистив с ней организм от остатков яда. — Вы думаете, это поможет? — не отрывая от рук лицо с застывшими на щеках слезами, пробубнил Гаруцио. Доктор снял очки, протëр стëкла специальной тряпкой и неоднозначно ответил: — Понимаешь, идеального противоядия в природе не существует… Пьето поднял голову, поразив собеседника испытующим взглядом. — …Но, как я уже говорил, сэр Грандер легко отделался, так как выпил стакан не до конца. Следственно, средство должно помочь. Однако мне пришлось вылить из него столько крови, что быстрого восстановления ожидать не стоит — дней на пять он точно останется в кровати. Скоро сознание вернëтся; тогда вы сможете поговорить, но рекомендую недолго. Разом Стаун заметил, что Мигель приоткрыл глаза и сделал слабую, безуспешную попытку приподняться с подушки. Внутри доктора заговорила радость. С трепетом, с каким относятся добросовестные врачи к своим пациентам, он положил руку на плечо больного, препятствуя последующим подобным попыткам. — Нет-нет, сэр, погодите чуть-чуть, — мягко сказал Эберт. — Силы вернутся позже. Внешне доктор был несвойственно спокоен и выдержан, однако на деле, когда Грандер пришëл в себя, с души Стауна свалился большущий камень. Он промокнул потный лоб тряпкой для очков и с чувством выполненного долга начал убирать инструменты обратно в медицинскую сумочку. А Гаруцио, с вечера не находивший себе места от непомерного горя, безмолвно встал со стула и опустился на колени около постели родственника, точно не веря глазам. Он бережно взял его за безжизненно свисавшую с края холодную кисть руки и, легонько запинаясь, пролепетал: — Дядя, как вы?.. Мигель пошевелил губами, тщетно желая ответить, но Эберт не позволил разговору свершиться: — Я могу ответить за него, Гаруцио: лучше, чем было, но ещë далеко не в полной норме. Прошу, повремени с распросами, если не хочешь навредить. — Навредить? О, вы просто не понимаете моих сыновних чувств! В часы его беспамятства я почти бросился за борт! — негромко восклицал юноша, поднявшись на ноги. — Мне не чужда эмпатия, — возразил доктор. — Я также, как остальные члены экипажа, привязался к сэру Грандеру за эти два месяца, и удар, нанесëнный мне, как человеку с тонкой душевной организацией, был силëн. — Между словами Стаун посмотрел на Грандера. — Посторонних разговоров здесь не нужно. Так прекратим же их. — Он поднялся вслед за виконтом. — Мне нужно сообщить команде последние известия о состоянии нашего организатора. А ты постарайся успокоиться. Гаруцио смиренно кивнул. Обыкновенно люди видели доктора взбалмошным и слегка легкомысленным человеком, который радуется мелочам, обожает веселье и хорошую компанию, участвует в разнообразных авантюрах, однако, приступая к своим рабочим обязанностям, Эберт становился неузнаваем: он резко серьëзнел, коротко и без распылений отвечал на вопросы, сосредотачивался до такой степени, что даже голос его принимал заметно другое звучание. Чëткая отлаженность действий требовала холодной головы. Многим казалось, что Стаун обычно и Стаун за работой — это два кардинально разных человека. Доктор распознал яд по тонкому налëту на внутренней стороне стакана, что указывало на его высококвалифицированность в медицинском деле. Доктор уверенно вошëл в большую каюту капитана, где за столом в напряжённом ожидании томились Диего, Элли, Варгас и сам Дэвид. Вид Куппер оставлял желать лучшего: подобно всем женщинам хрупкого нрава, она откинулась на мягкую спинку лавки, положив руку на лоб, тем самым показывая, как чудовищно испугали еë последние события. В какой мере ни надоела бы ей роль зашуганной недалëкой простушки — приходилось придерживаться образа ради выгоды. Посмотрев на Куппер украдкой, можно заключить, что голову еë никак не отпускает пережитый шок, но мысли у неë таились отнюдь не схожие с этими. «Если мой истеричный союзник сейчас отдаст Богу душу — план пойдëт наперекосяк!» — единственные меркантильные думы, что посещали сознание Элли. Прищуренным взглядом Эберт обвëл присутствующих, которые, будто потревоженная стая птиц, встрепыхнулись с его появлением и вопросительно уставились на доктора. Один Селби не изменял себе: он продолжал невозмутимо молчать, совершенно не шелохнувшись. — Ну? Что вы скажите нам? — первым нарушил молчание Андрес. В силу своего скудного ума он рвался проявлять самое оживлëнное участие в беседе, выказывая подозрительно много интереса и задавая вопросов больше всех. Затаиться хотя бы на время или балансировать было непосильной для квартирмейстера задачей. Он, как множество самодовольных идиотов, слишком многое считал не требующим доказательств. Доктор прошëл вглубь комнаты и занял место на табурете. — Мне удалось спасти сэру Грандеру жизнь, — восходящим тоном озвучил Эберт. Элли облегчëнно возвела глаза к потолку, радуясь, что еë задача не стала сложнее. — О, что бы мы делали без вашего врачебного таланта, многоуважаемый доктор! — неестественно ликовал Варгас, безмолвно призывая других разделить его фальшивое счастье. — Дней пять уйдëт на поправку, а дальше снова будет радовать нас своим присутствием! — дополнил Стаун, однако Селби прямолинейно и жëстко прервал всеобщий восторг. — Это всё несомненно радует, господа. Я счастлив за сэра Грандера, однако теперь на кону стоит иная, не менее серьëзная проблема. — Он выдержал дерзкую паузу, чтобы все заострили внимание на его словах. — Среди нас есть отравитель. Каюта замерла, словно поражëнная молнией. Слова капитана жутким эхом раздавались в атмосфере, так и вторя: «…отравитель, отравитель, отравитель…» Приведением они витали меж мебели, у каждого звучали в ушах. — Как ни прискорбно бы то ни звучало — но это так, — понуро подтвердил заключение капитана доктор, будто словам его требовалось поддержка. Диего сидел как на иголках. Старик заламывал костлявые руки, внутренне трясясь от горького осознания, что он своими руками почти убил человека, пусть того, кого ненавидел, однако не желал ему смерти. Больше его донимали удручающие мысли о собственном безрассудстве и наивности: идея изначально малость насторожила лакея, но он отогнал здравые мысли прочь, глупо поддавшись вероломному убийце. Это были первые рассуждения слуги, ибо с Варгасом на данную тему они пока не говорили. Быть может, он найдëт логичное объяснение произошедшему? Что скажет в своë оправдание? Остальные часы отбоя прошли бессонно почти у всех членов экспедиции. Спать, когда знаешь, что среди команды есть отравитель, было невозможно. С насущными обстоятельствами воздух пропитался напряжением, которое не давало спокойно существовать. Каждый ушëл к себе и каждый, лëжа в кровати, таращил глаза в потолок на протяжение всей лазурной ночи. Один Диего после собрания прямой наводкой отправился к «другу» за разъяснением дел. — Сеньор Варгас! — проскрежетал он сквозь зубы, без стука ворвавшись в комнату Андреса. — Я требую объяснений! Варгас, дружеская приветливость к Диего которого заметно угасла, вальяжно поднялся с кресла, отставив в сторону бокал вина. — Стучать вас, дорогой приятель, видимо не учили, — со злобной усмешкой угрожающе молвил квартирмейстер. Но лакей, поглощëнный чувствами, не придал его интонации значения. — Я требую разъяснений! Что это всë, чëрт подери, значит? Отвечайте, сеньор, отвечайте! В ответ на негромкие в силу времени суток восклицания лакея Андрес сурово двинулся в сторону почуявшего опасность слуги. Грозный вид Варгаса не предвещал ничего доброго: крупный нос его презрительно сморщился, как у дикого зверя, готовящегося к атаке; в прищуренных чëрных глазах мелькали лихорадочные огоньки. У тех, кто знал Варгаса как человека, а не прекрасного моряка, не возникло бы вопросов, каковым будет исход этой встречи. Андрес не придумал лучшего решения — в один прыжок он очутился возле старика, со всей своей медвежьей силы схватил беднягу за горло и прижал спиной к шкафу, в другой руке сжимая отлично заточенный кортик. Диего не смог даже крикнуть — удушье не позволяло ему издавать звуков. — Только посмей, старая рухлядь, рассказать о том, что эту колбочку тебе всучил я, — шипел квартирмейстер, поднося остриё оружия ближе к подбородку трепещущей жертвы, — и ночью тебя найдут с перерезанным горлом, неважно, поверят тебе или нет!.. По врождëнной тупости Варгас не учëл одну тонкость: все преимущества оставались на стороне Диего. Он запросто мог оповестить команду о правде, честно признаться в своих благих намерениях и остаться целым, ведь благородный капитан Селби моментально бы избавился от Андреса, как от бешеной собаки, предварительно заключив его под стражу. Однако сложности для слуги здесь тоже присутствовали: для начала требовалось разобраться, не клевещет ли престарелый лакей на почтенного квартирмейстера. — Понял или нет?! — громче повторил Варгас, и конец кортика опасно коснулся подбородка лакея. — П-понял, — придушенно прохрипел Диего, готовый потерять сознание от нехватки кислорода. Огромная лапища Варгаса убралась с его шеи. Слуга рухнул на пол, жадно хватая ртом воздух и кашляя. На простой вопрос капитана, когда все разошлись по своим комнатам, о том, как оказалось в его медицинской сумочке такое сильное противоядие, доктор не без улыбки ответил: — Мой двоюродный брат несколько лет назад был отравлен этим же ядом. С тех пор я всегда ношу при себе противоядие даже во время прогулок.