I
С появлением на «Гермесе» неизвестного отравителя морской воздух пропитался недоверием, что, точно злой дух, обитало в каждом уголке судна и охватывало полностью всю команду от мичмана до капитана. Подозрения падали на всех без исключений и порождали невыносимый неуют среди крепко сложенных дружеских компаний, внося свой настороженный шарм в безобидные беседы и обыденное выполнение дел. Отделаться от пугающих предположений безнадëжно не удавалось, покуда окаянный убийца не был найден. Следующим утром вслед за спасением Грандера доктор наведался в каюту больного снова. В сопоставлении со вчерашним вечером состояние его изменилось в лучшую сторону, но небольшой жар пока держался. Мигель обессиленно дремал в постели; тонкие губы бывшего пирата побледнели, привычный нетугой хвост растрепался, и длинные иссиня-чëрные волосы разбросались по белой мягкой подушке. Как только дверь скрипнула, он приоткрыл изнемогшие стеклянные глаза и, завидев доктора, постарался встать в знак приличия, однако Стаун жестом остановил его. — Как ваше самочувствие, сэр? — подставив стул к кровати, поинтересовался Эберт, заранее зная ответ на свой вопрос. — Заметно лучше, чем ночью, но гораздо хуже, чем могло было быть, — последовал ответ после кратковременной паузы. С небольшим усилием Мигель смог принять в постели сидячее положение. — Так-так… — бормотал доктор, доставая из медицинской сумки нужные для осмотра инструменты и кладя их на тумбу. Грандер бессловесно наблюдал за манипуляциями Стауна. Картинка перед глазами как прежде размывалась, но не с такой силой, сравнивая с ночным временем. —… Вы не вычислили его? — неожиданно произнëс больной, на мгновение поставив этим Эберта в тупик. Доктор с опаской повернулся к нему через плечо и глупо усмехнулся: — О ком вы говорите, сэр? Я вас не понимаю. — Об отравителе, — спокойно пояснил Грандер. Сложись подходящим обстоятельствам, при которых Грандер мог бы безнаказанно обвинить в своей болезни Варгаса — на квартирмейстера давно бы обратили нелестное внимание. Но беспрепятственно уличить Андреса в попытке убийства не выпадало шанса. Внутри Мигель сто раз проклял его безупречную репутацию отменного исполнителя и опытного моряка. — Отравителе? — удивлëнно переспросил доктор. — Сегодня в шесть часов Гаруцио заходил ко мне и рассказал правду. Стаун поднял взгляд к потолку и, улыбаясь, зловеще хмыкнул: — Ох уж этот мальчишка… А ведь я просил его покамест ничего не говорить вам. Ну, поскольку вы обладаете информацией, то отвечаю: ведутся наблюдения, и приняты нужные меры предосторожности. Капитан делает всë, что в его силах. Мигель отвëл смятëнный, тоскливый взор в сторону иллюминатора, что находился по его правую руку, через который тоненькой полоской в морской дали виднелся утренний горизонт. Дабы повернуть диалог в противоположное русло во избежание безнадобных распылений на эту скользкую тему, Грандер поторопился принести доктору запоздавшую благодарность за спасëнную жизнь: — Я от всей души благодарю вас, доктор, — проговорил он, силясь подавить нарастающую тревожность, — без вашего присутствия на «Гермесе» моя жизнь оборвалась бы на вчерашнем дне. Я не забуду вам вашего подвига и всенепременно разыщу способ вас отблагодарить. Стаун смущëнно махнул рукой в безызвестном направлении. — Пустяки, — сказал он приглушëнно. — Выздоровление пациента — лучшая награда для добросовестного врача. Однако Мигель испытывал на удивление искреннее чувство благодарности к своему скромному спасителю. Предпочтя не тратить силы на пререкания, он решил молча искать способ подобающе рассчитаться с Эбертом. — Ко всему, — поджав губы, продолжил Стаун, — благодарности приносите не мне, а мисс Куппер. Онá каким-то магическим образом ночью оказалась в вашей каюте, — скрыть лукавой улыбки доктор был не в состоянии, — обнаружила вас без сознания и забила тревогу. Прочитав компромитивные мысли Эберта, отражавшиеся в его многозначительном изречении, Грандер, по импульсивности своего характера, вознамерился возмутиться, но вовремя счëл высказывание врача услужливо выпавшей возможностью сохранить тайну. Мигель старательно, насколько позволяла кружившаяся голова, инсценировал безэмоциональное удивление и вкрадчиво произнëс: — Похоже я поистине обязан вам обоим. — Не опровергая выводов Стауна, но и не соглашаясь с ними, изложил он с маловидимой усмешкой. — Прошу, приведите мисс Куппер ко мне. Я хочу лично выразить ей благодарность. Не сказать, что Стаун заметно изумился уместной просьбе организатора, но доктору пришлось приложить усилие, дабы рот его опять не искривился в хитром выражении. Он пожал плечами и в эту же минуту удалился из каюты, позже вернувшись в сопровождении Элли, которую отыскал на полуюте. Куппер поприветствовала Грандера робким кивком, прошла внутрь и села на стул, подставленный к кровати союзника. Эберт остался в дверях, однако, когда Мигель послал ему выразительный взгляд — понял ненастойчивый намëк и удалился из каюты, собрав инструменты. — Миссис Куппер, — начал полушëпотом Грандер, боязливо поглядывая на дверь, — наш предстоящий разговор точно услышат только глухие стены? Элли поднялась, бесшумно подкралась к двери, и, минуту прислушиваясь к звукам снаружи, приоткрыла незаметную щель; плотно закупорила дверь и вернулась обратно. — Доктор ушëл, — свободно, но не громко оповестила она. — Около входа никого нет. — Потупившись несколько секунд, очевидно не зная, как продолжить, Элли сцепила в замок сложенные на коленях руки и сочувственно произнесла: — Мне непередаваемо жаль, сэр Грандер, что возникла подобная ситуация. Погибнуть на середине к достижению цели — самое дрянное, что могло произойти. Поэтому я несказанно рада вашему спасению. Оглашать истинных причин своей корыстной радости Куппер, конечно же, не стала. — Я позвал вас, чтобы поблагодарить за такое удачное и своевременное вмешательство в мою судьбу, миссис Куппер, — без вступления огласил Мигель. — Всë-таки Пастер не дурак: посылать вместе сразу двух работников — признак благоразумия. Элли криво улыбнулась. — Не могу не согласиться. Это значительно облегчает задачу, особенно, когда сталкиваешься с такими коварными врагами, как Варгас. Грандер встрепенулся, и на его осунувшемся бледном лице появилось неспокойное выражение. Не сговариваясь, напарники пришли к одному выводу. — Он жестоко поплатится за этот и не только поступок перед Вселенной… — с каким-то особым остервенением прошипел он, снова обернувшись к иллюминатору: море по-утреннему серебрилось под копьями тропических солнечных лучей; весь день был ещë впереди. Элли задумчиво постучала пальцами по колену. — Перед Вселенной? — словно уточняя, спросила она. — А как же вы? Вы́ не собираетесь мстить ему? — Я́ не собираюсь. Сейчас есть дела важнее — мы почти достигли цели, судно скоро прибудет к месту назначения. Я буду остерегаться всего, не лезть на рожон, но связываться с Варгасом у меня нет никакого желания. — Но ведь это поступок… — Куппер пыталась старательно подбирать слова. — Труса? Того, кому не дорога своя честь? — отвечая за неë, произнëс Грандер. — В наше время слова мои прозвучат абсурдно, но живой трус лучше мëртвого храбреца. Этого правила Мигель придерживался с юности, будучи слабее многих своих сверстников. В уличные драки таких же беспризорников он предпочитал не лезть, оставаясь спокойно наблюдать в стороне, как беспощадно они ставят друг другу синяки и фингалы, дерут волосы, царапают кожу. Завоëванный со временем авторитет появился исключительно вследствие ловкости, ума и исполинской хитрости, что была врождëнной чертой характера бывшего пирата. Она помогала ему целый год выживать на праздных улицах Севильи, она отводила смертельную опасность, она помогла не сгинуть, покамест на пути Грандера не встретился дон Гáспар де Паскуáле, являющий собой для шестнадцатилетнего оборванца светлый дух Проведения. Что в шестнадцать, что в тридцать семь лет «правило живого труса» одинаково пригождалось Мигелю и отводило чудовищные беды. — В вашем заключении есть доля правды, — согласилась Элли. — Однако у меня назрел вопрос, вероятно, совсем нетактичный: задание наше сопряжено с большими опасностями; ради чего согласились вы пойти на них, отталкиваясь от вышеприведённых рассуждений? Возможно вы скажете, что дéньги заставили вас рисковать, но разве их не хватало для комфортной жизни? На долю секунды в лицо Мигелю бросилась краска, вызванная не столько некорректным вопросом Куппер, сколько еë низким мнением о нравственности напарника. Он соскочил на ноги и принялся взвинченно ходить взад-вперёд по комнате, не испытывая неловкости от своего всклоченного вида. Элли флегматично развернулась в его сторону. — Деньги… — нервно посмеиваясь, повторял он. — Конечно, деньги решали и решают все проблемы на свете… В береговом братстве я снискал титул труса, потому что за карьеру пирата не убил ни одного человека и не потопил ни единого корабля, между тем как прочие корсарские суда без зазрения совести топили и убивали сотни людей ради денег. Но сейчас, миссис Куппер, поверьте — сами по себе крупные суммы здесь ни при чëм. Они служат всего-навсего средством к достижению основной моей цели, — взбудоражено говорил Мигель, не прекращая бродить из угла в угол и глубже кутаться в фиолетовый тëплый халат — озноб не покидал его со вчерашней ночи. — И цель моя схожа с вашей. Лучше сказать, поразительно идентична с ней. Здесь смелое сердце Элли подскочило. Она глядела на напарника в немом изумлении, молча жаждая подробностей. Мигель щедро предоставил их: — Вы хотите освободить своего ребëнка, вызволить из несчастий. Я преследую тождественное намерение. — В этот же миг Куппер заметила печаль, пронизывающую голос собеседника. — В моей жизни тоже была давно прошедшая любовь, последствием которой стала наша дочь, названная Домилиттой. Я до последнего скрывал от Консуеллы — моей возлюбленной — пиратское ремесло, но тайна раскрылась, и отныне она больше никогда не пожелала меня видеть, выйдя замуж за одного превесьма богатого герцога. Зная, что они живут в достатке, но не имея возможности видеться с ними, я ушëл в море, а позже перебрался в Англию. Проходит много лет, и год назад ко мне поступает известие, что Консуелла в темнице за поддержание бунта против Изабеллы II, а Домилитта навсегда отправлена в монастырь. В это время подвернулось дело, предложенное Пастером, и я вознамерился во что бы то ни стало использовать шанс, ведь для того, чтобы освободить из тюрьмы человека методом подкупа начальства требуются огромные, огромные деньги… Что говорить про вызволение из монастыря!.. Впервые за пять месяцев плавания Элли смотрела на Грандера с сочувствием. Поразившее еë удивление оказало должное действие: в еë постепенно окаменевшей душе пробудилась жалость, которую Мигель не пытался вызвать осознанно. Она, сравнимая с подснежником посреди мëртвой стужи, воспряла сама. Непредвиденные подробности прошлого Грандера, схожие с ситуацией Куппер, заставили еë проникнуться безотрадным положением союзника, но недоверчивый голос разума где-то на задворках непреклонно шептал на ухо, что не стоит забывать о его судьбе успешного лжеца. Но зачем бы ему лгать без надобности? Достаточно холодно отреагировав на историю Мигеля, она вытянула равнодушную паузу и с нескрываемым хладнокровием произнесла: — Прискорбная ситуация. Но для чего вам освобождать ещё и Консуеллу, если, как вы говорите, любовь давно прошла? Элли заранее предполагала некоторые варианты ответов; ей хотелось услышать их из уст собеседника. — Прошла… прошла… — в какой-то высшей степени треволнения беспорядочно повторял Мигель. — Так и есть… Прошла бесследно… — Он как будто бы не слышал прямого вопроса. Речь его становилась бессвязнее, вид принимал безумный облик. Кое-как совладав с очередным приступом тревоги, он старательно сконцентрировался на разговоре и ответил: — Вы правы. Однако, освободив только Домилитту, я не принесу ей былого счастья без матери, потому дело моë принимает нелëгкий оборот. Это объяснение вселило в сердце Куппер бессознательную надежду на честность Грандера в данной истории. Сомнения еë если не исчезли совсем, то начали помаленьку рассеиваться. На том парочка распрощалась. Элли незаметно вышла из комнаты и направилась в свою каюту пережидать нестерпимый полуденный зной.II
Диего отчëтливо помнил страшные угрозы Варгаса. Человек, который доныне вселял в старика надежду, теперь вселяет в него несказанный ужас. Нити судьбы переплелись устрашающим образом, превратив добродушного лакея в соучастника зловещего преступления, которому, слава небесам, не удалось свершиться. В голове пожилого прислужника гремели мерзкие обещания Андреса перерезать ему глотку, если он честно расскажет о своëм проступке капитану. Но пуще всех мыслей на свете Диего терзали угрызения совести. Он смотрел на объятого горем Гаруцио и проклинал свою детскую наивность, что почти стала для Грандера смертным приговором. Порой лакей стоял на шканцах, дыша свежим морским воздухом, и видел капитана. Слуга еле сдерживался, чтобы стремглав не ринуться к нему и не излить в чистосердечном признании грешную душу, однако первобытный страх гибели заставлял его держать язык за зубами. Квартирмейстер в ту роковую ночь знатно напугал лакея, невзирая на все логичные помыслы, что привилегии здесь оставались на стороне Диего. Варгас сам выдавал себя с потрохами, проявляя чрезмерное, подозрительное любопытство к здоровью организатора. После визита Элли в каюту сообщника состояние Грандера улучшалось с переменным успехом: вечером у него стабильно поднимался жар. Стаун целыми ночами просиживал в кресле подле постели больного и уходил только под утро, когда полностью убеждался, что ему лучше. Иногда они менялись с Гаруцио. Юноша приходил в комнату дяди в три часа ночи, со скандалом покидая его лишь к шести часам, выгоняемый Эбертом. При таком раскладе грязные упования Андреса восставали с новой силой. Он спал и видел скорейшим завершением мести, воображая, что оно уже близко, глядя на бредящего вечерами Мигеля. Ни один человек, даже самый мудрый и опытный, не в состоянии точно рассчитать, как лягут капризные звëзды в мутном океане жизни. Стаун прогадал, определив, что лечение займëт от силы неделю. Проникший в организм яд хоть и был употреблëн не в нужном для трагичного исхода количестве, но имел сильное действие. Не будь доктор феноменальным профессионалом во врачебном ремесле — Варгас давно бы праздновал победу. Слыша краем уха разговоры Стауна и Пьето, Диего до крови закусывал губу, улавливая такие изречения: — …Скорее всего мне удастся выходить его, Гаруцио, — вздыхая, говорил Эберт. — Скорее всего?! — восклицал обеспокоенный юноша. — Никогда нельзя предугадать, как сложатся обстоятельства, — уклончиво отвечал Стаун. Совесть не щадила старика. Но переломный момент должен был свершиться, и он настал в одну из неспокойных ночей, когда завывной ветер рвал паруса, а корабль качало на волнах, как игрушечный. Утром, в конец измучившись разумом, Диего твëрдо решил чистосердечно исповедаться капитану Селби. Что станется с ним далее — лакея более не интересовало. Пусть капитан определяет его дальнейшую судьбу. Слуга выждал удобный момент и попросил у Дэвида аудиенции; просьба была исполнена в полуденный отдых Селби и части матросов. Капитан пригласил старика к себе. — Что вы хотели, сеньор Диего? — невозмутимо спросил он у лакея, в глазах которого читалось отчаяние. Однако Диего продолжал молчать, собираясь с духом. — Предупреждаю: на всë про всë у вас пятнадцать минут, по истечении коих я буду вынужден закончить аудиенцию, — заметил капитан и острым жестом перевернул стоявшие на комоде песочные часы. Диего глядел себе под ноги. Чувство отчаяния смешивалось с непрерывными угрызениями совести и учиняло в душе прислужника сплошную дисфорию. — Умоляю, капитан, — начал он с жалкой улыбкой, — дослушайте до конца то, что я хочу вам рассказать. А потом — моя жизнь в ваших руках. Старик рассказал всë от корки до корки трагичным, раскаивающимся тоном. В продолжение жуткой истории обычно железно спокойный Селби постоянно менялся в лице: на нëм вспыхивали то ярость, то изумление. Рассказ лакея заставил капитана постичь значительную долю истины. Дэвид давно бросал на Варгаса косые взгляды, возникавшие вследствие избыточного интереса квартирмейстера к состоянию Мигеля. На деле, Селби и Андрес никогда не были полноценными друзьями. Коллегами по работе — да, но не закадычными товарищами. Капитан ценил Варгаса за исполнительность и блестящее знание морского дела, на гнилые качества работника не обращая малейшего внимания, так как на судне они не проявлялись. Злодей форменно умел держать себя в руках. Дэвид спокойно выслушал лакея, и если бы не красные пятна, выступившие на его щеках, можно было бы предположить, будто повествование прислужника не вызвало у капитана сильных эмоций. Крепко сжатые кулаки и побледневшие костяшки пальцев указывали на невероятный гнев. Диего не лгал — в этом капитан убедился точно. Несложная мозаика сложилась окончательно. Сопоставив любопытство Варгаса, их сомнительную дружбу с лакеем и откровенную исповедь слуги, в которой он обвинял себя и сдавался на волю будущности, капитан окончательно утвердился в предположениях. Но всё же стоило проверить. — Чем докажете свои слова? — неумолимо бесчувственно спросил он у слуги. — Эх, капитан, я думал об этом, — опечаленно произнëс лакей. — За своë безрассудство мне придëтся поплатиться безопасностью. Есть способ проверить: сеньор Варгас поклялся перерезать мне горло в первую же ночь, если я скажу вам хоть слово. Сегодня я украдкой намекну ему, что дело сделано, а вы, когда стемнеет, поставите поодаль моей двери шпионов, что, хочу надеяться, спасут меня и передадут вам нужные сведения. В зависимости от того, придëт Сеньор Варгас или нет, станет понятно, где скрывается правда. Селби откинулся на спинку кресла, шумно дыша. — Хорошо, — получил прислужник немногословный ответ. — Но учтите: если история подтвердится, неминуемая расплата постигнет и вас. Диего смиренно кивал головой, обречëнно осознавая, в какую лужу вляпался из-за выходки почтенного квартирмейстера.III
Капитан Дэвид Селби принадлежал не к тому сорту людей, которые предпочитают прятаться за спинами шпионов и разведчиков. Этой ночью он самолично стоял за выступом стены, вооружëнный револьвером и терпеливо ждал, пока бедный старик трясся от страха и готовился расстаться с жизнью. Лунной ночью тишина широкая, а звуки случайны. Тишина, вертясь, мгновенно и беспрерывно уходила в небо, а спокойная вода разносила еë по всей морской глади. Никаких посторонних звуков, кроме редкого поскрипывания половиц, он не слышал. Минул второй час, Андрес не появлялся. Нехорошие предчувствия начали расшатывать непоколебимый дух капитана. Из всех вероломных демонов преисподней демон сомнения самый гадкий. Он способен пошатнуть даже веру слона в то, что он слон, а вовсе не мышь. Но вот скрип половиц смешался с тихим шорохом, который натренированный слух Селби моментально зацепил. Это кто-то крался по коридору. В темноте помалу вырисовывалась грузная фигура квартирмейстера с крепко зажатым в руке кортиком. Завидев еë, капитан широко раскрыл глаза, точно не желая им верить. Он подозревал Андреса, однако уповал на ошибочность своих предположений. Медлить было нельзя — Диего рисковал быть убитым жестоким чудовищем, коего доверчивый старик недавно называл другом. Только лапа Варгаса коснулась дверной ручки, Дэвид рывком покинул засаду и, схватив Андреса за шиворот, втянул в одну из немногочисленных пустых кают. Капитан значительно превосходил помощника в силе и запросто мог обезвредить злодея голыми руками. Тут завязалась страшная битва в кромешной темноте. Оба они повалились на пол, сцепившись, как два разъярённых льва. Оружие своë Варгас безнадёжно утерял в недрах чëрной комнаты, поэтому тщетно пытался душить противника без всего. Успокоился квартирмейстер лишь когда почувствовал холодную сталь револьвера, дулом прислонëнного к его потному лбу. — Не смей дëргаться, иначе я продырявлю тебе череп! — Стальным запыхавшимся голосом прорычал Дэвид. Неприятель повиновался. — Медленно вставай вместе со мной и иди, куда двигаюсь я. — Говорил капитан. В таком неудобном положении они встали на ноги. Дуло со лба Варгаса не убиралось вплоть до того, покуда Селби не нащюпал на столе керосиновую лампу и не повернул фитиль. Комната озарилась неярким светом, но его хватило, чтобы неприятели увидели лица друг друга. Андрес отшатнулся. Дэвид не сводил оружия. — Капитан?.. — Прохрипел Варгас, пятясь к двери. — Ты полагал, что твоë преступление останется безнаказанным. Я доверил тебе команду, опирался, как на себя, и вот каков твой настоящий облик? — Грозно говорил Селби. — Не буду кривить душой — сначала сэр Грандер не внушал мне доверия, но теперь я вижу, что он сам жертва подлого чудовища! — Капитан!.. — Взмолился отравитель, по скудности ума не прибегая к стараниям объяснить, что делал он ночью у каюты старика. — Капитан!.. Позвольте мне оправдаться!.. — Говори. — Согласился Селби, но голос его не выражал благоволения. — Я хотел убить сэра Грандера — не скрываю. Но я делал это только из уважения к вам! — Не изворачивайся! — Видит Вселенная, я не вру! — Настаивал Андрес. — Я желал избавить вас от подлого разбойника, в когти которого вы попали! Эта карта принадлежит ему — он еë обладатель, тот самый пиратский капитан, которому взбрендело отыскать свои сокровища с вашей помощью! Восклицания квартирмейстера знатно рассмешили Дэвида. Мимолëтная презрительная улыбка образовалась на его гладковыбритом лице. — Сэр Грандер ни морально, ни физически не походит на человека, что мог бы возглавлять команду, к тому же корсарскую. Твои оправдания жалки. Если ты действительно хотел меня защитить, то почему не сказал прямо о своих догадках, создав лишние трудности и посеяв среди экипажа недоверие? — Это правда. — Послышался сзади дребезжащий голос старого лакея: он пришëл на защиту позиций капитана. — Я знаю сэра Грандера с молодости. Я стал лакеем в доме его семьи, когда ему самому было четырнадцать, а позже его сестра вышла замуж, и мне довелось перебраться на службу к ним. Никогда сэр Грандер не был замечен в пиратстве или чём-то подобном. — Слуге приходилось старательно блефовать. Правды в словах его не присутствовало. Защищая Мигеля, он вступался за Гаруцио — это Диего прекрасно осознавал. Физиономию Андреса перекосило безобразное выражение — лютая ненависть к пожилому прислужнику. — После этого ты смеешь лгать!? — Взревел капитан, готовясь нажать на курок, но вовремя взял верх над гневом. — И откуда ты вообще знаешь про его пиратское прошлое? — Я сталкивался с его шайкой! — Не оставлял надежды отравитель. — Не может быть! — Подстрекал из-за могучего плеча Селби Диего. — Думаю, мой расклад должен был расставить все точки над «и». Реплика лакея оставила решающее влияние на последующую ситуацию. Капитану надоели пререкания. Под прицелом он отвëл Варгаса в трюм, запер люк и выставил у него часовых, обещая разъяснить ситуацию утром.IV
Огромный каменный дом, больше походивший на родовое поместье какого-нибудь графа или герцога, обращал на себя внимание поросшими мхом и кое-где потрескавшимися стенами. Он один, как отрешëнный от мира отшельник, стоял посреди лесного простора, ограждëнный высоким витиеватым забором. Величественные башни его покосились от старости, но не утеряли былой гордости и величества, ощущаемого при взгляде на их древнюю красоту. Сад, имевший лишь одного садовника, который обожал растения, как собственных детей, был в прекрасном состоянии, несмотря на обширные территории. Изо дня в день старый Фу́нгот — волшебник чарующих пространств — утром выходил на улицу и до самого вечера пропадал в глубинах парка, преображая деревья, ухаживая за цветами и делая много ещë большой, но приятной ему работы. Внутри замок имел менее суровый вид, нежели снаружи. В комнатах он был неплохо мебелирован, можно сказать, с королевской роскошью, но признаки жизни в них напрочь отсутствовали, какой вывод напрашивался из-за толстого слоя пыли, покрывавшего всю мебель. Когда-то замок этот принадлежал древнему роду наследственных баронов Севильи, но последние отдали строение в собственность государства и покинули его стены. С тех пор там отбывали наказания люди знатных фамилий, совершившие преступление. Таких индивидуумов не лишали прелестей жизни: им было дозволено гулять по саду строго в сопровождении смотрителя, жить в уютных покоях, пользоваться средствами гигиены и есть вкусную пищу, в общем — бытие в Дворце знатных преступников почти ничем не отличалось от любой светской жизни. Но различия присутствовали, причëм немалые: на окнах стояли решëтки, прогулки по парку и всë времяпрепровождение вне комнаты совершались чисто в присутствии неумолимого смотрителя, а выход за территорию родовитым узникам без надзирателя был жëстко воспрещëн. Дворец и сад окружал густой лес, отчего предприятие побега для пленника этих мест было равносильно добровольной сдачи себя диким зверям или безжалостным разбойникам. Тропические заросли Испании не щадили заплутавшего путника. В подобных условиях и пребывала в замке герцогиня Консуелла де Мальборо, урождëнная Пéрро. Два года назад еë привезли сюда навсегда вместо сырой темницы, где томился герцог. Его преступление правительство сочло вопиющим предательством и отправило в королевскую тюрьму, а леди де Мальборо, после двухнедельных разбирательств, сплавили во Дворец знатных преступников. Вина еë по большей части состояла в том, что она, как и многие жëны мятежников, не хотела разрушать семейного счастья. Суд решил смягчить Еë светлости приговор, отправив не в подземелье, а в стены замка, ибо нашëл прегрешение Консуеллы не таким уж большим. Сейчас в доме жили всего восемь человек: пятеро стражников, двое из которых стояли у парадного входа, двое — у дверей герцогини и один — у чëрного выхода; садовник Фунгот, конюх, смотритель и Консуелла. — Эй, позовите мне Назáрио, срочно! Вы меня слышите? — гремел сквозь толстенную деревянную дверь громкий голос леди де Мальборо, перемешанный с противным клокочущим звуком ручного колокольчика. Один стражник отправился по коридорам в комнату смотрителя и спустя пять минут вернулся вместе с ним. Второй стражник, заведующий ключами от покоев леди де Мальборо, открыл замок и впустил туда высокого мужчину средних лет атлетического телосложения. Широкое лицо его покрывала красно-рыжая щетина, а голову слегка удлинëнная шевелюра такого же цвета. Войдя, он отпустил маленький реверанс и уставился на свою подопечную. В центре комнаты стояла гордая, в меру пышная женщина, копна распущенных тëмно-каштановых волос которой указывала на еë недавнее пробуждение. — Назарио, скажи конюху, чтобы готовил лошадь — я хочу выйти в лес на конную прогулку, — ледяным тоном заявила герцогиня. — Хорошо, Ваша светлость, — так же холодно отозвался Назарио, за два года привязавшийся к именитой пленнице, но не имеющий возможности отделаться от профессиональной привычки говорить сухо. Как только смотритель удалился торопливым шагом, Консуелла прошла в спальню и села за туалетный столик приводить в порядок волосы. Служанок ей не выделили, следовательно, леди де Мальборо пришлось самой научиться делать незамысловатую причëску, одевать платья и зашнуровывать корсет. Но все мелкие трудности стремительно блекли на фоне той, что длилась второй год и доставляла благородной герцогине уйму неприятностей. Эти однообразные, скучно тянущиеся дни Консуелла проводила в полном неведении о том, что сталось с Домилиттой, еë любимой и единственной дочерью. Смогла ли она не пасть под непосильной тяжестью навалившихся на еë хрупкие плечи бед? Где и как живëт она сейчас? Кто рядом с ней?.. Внутренне герцогиня возлагала надежды на сестру мужа, донью Эрнану Кéнпро, однако не знала о подлом характере родственницы, которая питала к неродной племяннице исключительную зависть и ненависть. Со спокойным достоинством вела себя Консуелла, будто бы находилась не в заточении, а в своëм собственном замке, где являлась полноправной хозяйкой. Этим-то леденящим спокойствием и пленился больше походивший на викинга, чем на испанца, великан Назарио. Выказывать благосклонности и тем более помогать пленнице он не имел права, но леди де Мальборо чутко ощущала на себе бережное отношение смотрителя. — Мне неизвестно, где находится сейчас моя дочь и жива ли она, здорова, — безэмоционально произнесла Консуелла, крепко держась за белую волнистую гриву лошади. Смотритель степенно шëл рядом, ведя скакуна герцогини за поводья. Утреннее солнце приветливо позолачивало стволы деревьев и траву, птицы в лесу заливались на разные голоса. Прогулка завершалась после первого или второго круга езды вдоль могучего забора замка, около которого имелась узкая тропка. Ходить в рощу было опасно. — Поймите, Ваша светлость — я не могу ничем вам помочь, если вы клоните к этому, — чуть слышно ответил Назарио. — Я делаю для вас даже больше, чем следовало бы. Так беседа узницы и смотрителя обрывалась. Исполнительный надзиратель то ли не хотел помогать леди де Мальборо по причине долга службе, то ли боялся праведного гнева королевы.