Чёрно-белый парус

      Запертые в полупустом трюме, матросы Селби могли только проклинать подлых предателей и размышлять над планом побега; оружие забрали, люки задраили и выставили часовых. Варгас, зная «Гермес» не хуже капитана, ведал о втором выходе из заточения, потому там также стояли строгие надзиратели.       Варгас, Коутс и бóльшая часть команды с «Серебряного змея» выдвинулись на поиски сокровищ, самонадеянно оставив охранять корабли только восьмерых человек: четверо на «Гермесе» и четверо на судне Вилла. Уверенные в безысходности положения пленников, они решили, что большинство людей понадобится им в экспедиции.       С предопределяющего момента разоблачения Элли не слышала от напарника ни слова. Он полностью ушëл в себя, как все приговорëнные к смерти перед заключительным днëм. Элли не выказывала беспокойства, но оно жгло еë душу изнутри: замыслы рухнули разом, точно сама Вселенная противится такой наглой и бесчеловечной лжи. Но могущественная Вселенная, видимо, напрочь позабыла о подлости, которой когда-то была подвержена Куппер. Шанс отомстить бывшему мужу и воссоединиться с сыном теперь практически стремился к нулю.       Раскрытие тайны повлекло много других неприятных последствий.       — Зачем вы обманывали меня, когда говорили, что экспедиция эта затеяна ради спасения моей семьи? — обиженно спросил у дяди Гаруцио в момент, пока капитан был чем-то занят с командой. Интонация вопроса содержала укор и разочарование. — Я считал вас своим самым близким человеком, своим отцом... Почему вы скрыли от меня правду? В силу недоверия? Получается, что я был использован в качестве свидетеля, сам того не подозревая...       Глаза виконта застлала водяная плëнка.       Ответа юноша дождался не сразу. Грандер обвëл племянника блуждающим взглядом и откинул голову к стене.       — Прости меня, Гаруцио. Прости за обман. Я не говорил тебе истинных причин плавания из-за строжайшей секретности этой информации. Мне нельзя было распространяться о ней никому. Но доля денег, полученных вследствие странствия, действительно очень помогла бы твоей семье. Я делал два дела одновременно: спасал тебя и... и... Ещë кое-кого.       — Мне обидно, что ради вознаграждения, вы, словом, предали меня и хотели предать капитана. — Гаруцио, сердце которого разъедала горечь, не заострил внимание на последнем изречении родственника. Он отвернулся и сквозь зубы проговорил:       — Вы не посвятили меня в свои планы, воспользовались, хотя я долгое время демонстрировал к вам безграничную верность. И это награда за неë? Доверие — вот на чëм основаны любые отношения. Утерять его легко, а завоевать назад неимоверно сложно. Быть может, Диего был прав...       «...Диего был прав...» — слова, что въелись в разум Мигеля на долгое время. По плечам его пробежал холодок, кровь ударила в голову. Гаруцио имел в виду совсем другое — отношение лакея к бывшему пирату; Мигель же придал выражению больше смысла.       — Диéго был прав?.. — иронически усмехнувшись, переспросил Грандер. — Ты когда-нибудь интересовался, на основании чего он относится ко мне как к дворовой шавке?       — На основании ревности. Вы сами так говорили.       — Ревность, несомненно, занимает здесь значительную часть, но, копая глубже, наша неприязнь друк к другу зародилась куда раньше. Ты полагал, что знаешь мою историю полностью, однако нет. Ты ведаешь, за что меня выгнали из дома, но не имеешь понятия, какую роль в этом сыграл Диего, много лет подряд исправно служащий сначала сеньоре Агас, а потом твоей матери.       Украдкой Грандер посмотрел на капитана и, удостоверившись, что он не слышит их, так же шëпотом продолжил:       — Трюм — не лучшее место для прямодушия, но, боюсь, другого времени у меня не найдëтся. — Мигель придвинулся ближе к виконту. — Диего появился на служении семьи барона Хорхе Гальего, когда мне было четырнадцать. Властная сеньора Агас быстро снискала в глазах нового слуги огромный авторитет.       — Да, вы рассказывали.       — Лишь малую часть. — Дополнил бывший пират. — Ты понимáешь, как относились ко мне в той семье; даже слуги не упускали возможности нагрубить или отчитать не за что. Баронесса Гальего это только поощряла. Отчего появлением своим Диего воодушевил меня, даровал возможность на понимание. Новый прислужник поначалу казался мне добрым и не подверженным чужому мнению человеком со светлым умом. Я совершал попытки подружиться с ним, завоевать доверие, дабы иметь единственного друга среди врагов. Это делал я́, который, фактически, жил в том доме на правах сына хозяина!       Мигель замолк, стараясь унять пыл. Вдохнув полной грудью и частично успокоившись, он нарочито безэмоционально сказал:       — Однако Диего Сантьяго глубоко проникся любовью к госпоже и еë дочери; сеньора Агас неосознанно привлекла его своим деспотичным характером. Новый слуга смотрел на неë с открытым ртом, беспрекословно исполнял все приказы хозяйки. Прикажи она ему броситься головой в бездну — прыгнул бы, не размышляя.       — Не размышляя?       — Именно. Диего отшугивал меня от себя как щенка, не хотел говорить, а я не имел и возможности пожаловаться. Спустя несколько неудачных попыток я оставил надежду подружиться и сдался. Проходит два года, и по известным тебе причинам баронесса Гальего решает выставить меня из дома. Как думаешь ты, кто подкинул ей такую идею?       Гаруцио молчал. Напряжение, зародившееся в пугающую паузу, сделалось невыносимым.       — Верный до абсурда, Диего предложил госпоже варварский выход. — Голос Грандера предательски дрогнул. — Я сам слышал за дверью их разговор. Тем же днëм план привели в исполнение.       Слуга не мог слышать откровенной беседы дяди и племянника: он смиренно сидел в противоположном конце трюма и думал о чëм-то своëм.       Виконт не верил ушам. Внутри у него всё сжалось в комок; пусть Диего не был любим, как Мигель, но занимал в душе юноши отдельное место. Изобилие отвратительных подробностей навалилось ему на плечи.       — Спроси у господина лакея, если не веришь мне. — С бессильной ехидностью произнëс Грандер. — Он всегда так хвалился своей отменной памятью.       Гаруцио показалось, что чернота трюма начала сгущаться и давить. Свет трëх тусклых керосиновых ламп практически растворился во мраке. Нос гадко защипало, юноша немедля сомкнул веки. Открыть бы сейчас глаза и увидеть родной дом, оказаться бы у знакомых ворот или в яблоневом саду при имении. Гуляешь там, бывает, перед сном и наслаждаешься вечерним пением птиц. Они беззаботно щебечут на ветках деревьев и не взирают на ужасы человеческого бытия.       — Ты ведь встáнешь на мою сторону в суде, правда? — Малость наивно, но разбито поинтересоваться Мигель, не отрывая взора от мрачного лица родственника.       — Встану. — Окаменевшим тоном прошептал виконт и обхватил колени руками.       — Ты прощаешь меня?       Пьето с силой стиснул зубы, ибо неприятные покалывания в носу возобновились.       — Прощаю. — Выдавил он.       Юноша уткнулся лицом в острое плечо Грандера и дал волю слезам. В те беспечные времена, когда он ещë не перерос Мигеля на голову с половиной и не учился в институте, жизнь была совсем иной: нестрашной, свободной и открытой.