I
Доходила полночь, когда дорожная карета, что в девять часов отъехала от графского дома, остановилась около огромного, высокого дворца, башни которого во тьме были мутно очерчены свечением звëзд и луны. За экипажем захлопнулись тяжёлые железные ворота, уходящие в небо. Светлая ночь помогала разобраться, что приехали путники ко Дворцу знатных преступников. Мигель, в отличие от офицера не смыкавший глаз всю дорогу, заметно разволновался. Он пристально вглядывался в окна и тëр о колени похолодевшие ладони. — Выходите, сеньор. — Один из людей офицера открыл дверцу кареты. Грандер вышел и стал с опаской озираться по-сторонам; сад дворца, как было сказано ранее, заставлял любоваться его небывалыми красотами, в ночи приобрëтшими мистическую атмосферу. — Сеньор, и всë-таки... — Начал Мигель, обращаясь к офицеру. — Зачем мы прибыли сюда? Ведь это замок, который навсегда заточает в своих стенах государственных преступников... Офицер передëрнул плечами из-за прохладного ночного ветерка. — Не в моих полномочиях говорить об этом. Завтра к вам в камеру явится маркиз Луис де Идалько — доверенное лицо вице-короля. Он и расскажет, чем прогневали вы Его светлость. По степени вины комнаты во Дворце знатных преступников различались простором. Вельможи, совершившие среднее по размеру преступление, располагались в более тесных и непримечательных покоях. А люди, провинность которых была незначительна, или являлись по определëнным причинам неугодными власти, но ничего не сделали против закона, занимали обширные, удобные комнаты. В таких приятных условиях третий год проживала заключëнная Консуелла де Мальборо. В первом варианте поместили Мигеля. Офицер передал Грандера надзирателю и удалился. Смотритель отвëл бывшего пирата к его пожизненным покоям и принялся заученными фразами объяснять правила пребывания: — Гулять можно днëм в любое время, но исключительно в моëм сопровождении. Нужно постучать в дверь. Попытка побега карается заточением в карцере на две недели. Я вам не товарищ; любые разговоры будут пресечены. Отвечаю лишь на некоторые вопросы, касаемые дела. Видеться с другими заключëнными не воспрещается, но ограниченное время и под присмотром обоих смотрителей или же в закрытой комнате. Мигель машинально кивал. Лицо его исказилось в напряжëнно-тревожном выражении. — Много ли здесь невольников? — поинтересовался он, когда надзиратель закончил расклад. — Вы и ещë одна женщина. — Женщина? Как еë зовут? — из праздного любопытства спрашивал Грандер. Правительство скрывало истинное нахождение Консуеллы, распространяя сказку о пребывании женщины в обычной темнице — Мигель был такого же мнения — ибо народ считал герцогиню причастной к бунту против королевы. — Не мой разговор, сеньор. — Сухо отвечал смотритель. — Располагайтесь и постарайтесь осознать своë положение. Доброй ночи. За ним закрылась массивная толстая дверь. Мигель остался один. Ночь не принесла ему законного отдыха. Проклятое чувство страха и тревоги не позволяло Грандеру погрузиться в сон. Он таращился в тëмный потолок, подëрнутый редкими полосками лунного света, и думал... Разрозненный караван мыслей изматывал, бередил душу, отравлял разум. Вихрем мелькали перед глазами знакомые лица, места и события, но сосредоточиться хоть на одном он был не в силах. Грандер принял в кровати сидячее положение. Кирпичные стены комнаты словно сжимались, углы непросторного помещения заполняли чëрные силуэты, что появлялись то тут, то там. Тишина шипела, и слышался стук собственного сердца. Руки Мигеля тряслись. По впалой бледной щеке скатилась единственная слеза — слеза безнадëги и отчаяния. Наконец, он поднялся и приблизился к окну с железными решëтками подышать свежим воздухом. Запах трав из сада не придал бодрости, а опьянил. Но вскоре сонное обессилие взяло верх: тяжëлые веки узника сомкнулись, усталость восторжествовала.II
Пробудившись раньше обычного, Консуелла отправилась на утреннюю прогулку. Назарио — еë смотритель — сопровождал узницу. Красно-рыжая шевелюра его, не доходящая до плеч, была изрядно растрëпана, а пуговицы на кафтане застëгнуты косо. Надзиратель, сменявший его по-ночам до восьми часов утра, доложил ему, что герцогиня требует выхода на улицу, но смена Назарио пока не подошла. Без верного друга женщина гулять отказывалась. Влекомый любовью, великан тотчас поднялся и поспешил исполнить каприз обожаемой заключëнной. Яркое солнце слепило глаза, слабый ветерок бережно трепал волосы гуляющих. — Что за новый узник, Назарио? — без особого любопытства спросила Консуелла, любуясь росшими по краям дорожек белыми розами. — Я слышала, его привезли сюда сегодня ночью. Профессия смотрителя предполагала наличие выдержки и умения держать язык за зубами, не говорить лишнего, но великан, тремя годами назад воспылавший к своей подопечной жаркой, однако тихой страстью, потихоньку терял эти нужные навыки. — Граф Винсенте де ла Роса. — Ответил он. — Человек тихий и замкнутый. Не знаю, чем умудрился он разгневать вице-короля. — Объясняя, Назарио будто нечаянно приблизился к герцогине и дотронулся до еë нежной пухлой руки. — Ах, мне бы с ним пообщаться! — размечталась Консуелла. — Три этих долгих года я не видела никого, кроме тебя да садовника на улице. Нет, мне достаточно твоего общества, твоих слов, но тот человек также как я обречëн на пожизненное заточение. Мне попросту интересно узнать его, посмотреть, что он из себя представляет. — Вы знаете, Ваша светлость: увидеться вам возможно днëм в присутствии обоих смотрителей, которые уйдут на приличное расстояние, дабы не подслушивать. Я понимаю вашу тоску и желание разнообразить будни, ведь я, как-никак, изредка бываю в городе, вижу новые лица, слышу о новых событиях, а ваш круг общения существенно ограничен. — С пониманием и нежностью произнëс Назарио. — Благодарю, благодарю тебя! Можно нам свидеться сегодня днëм? — Сегодня в полдень к графу по делам явится Его сиятельство маркиз Луис де Идалько — доверенный вице-короля. После я поговорю с Гоито — смотрителем Его сиятельства — и оповещу вас о времени. На том условились обрадованная предстоящей встречей герцогиня и влюблëнный надзиратель. Маркиз де Идалько прибыл ко дворцу без десяти двенадцать. Ему не терпелость скорее выполнить свои важные обязательства и галопом умчаться назад; сегодня его тайная возлюбленная — графиня Кармен Пьето — опять оставалась одна: Фернандес на трое суток уехал к очередному другу, прихватив и Бенито (слуга слëзно умолял взять его с собою, опасаясь лишиться второго глаза). Надзиратель Гоито с почтением впустил Его сиятельство в комнату Грандера и закрыл за ним дверь. Мигель однообразно ходил из угла в угол в глубокой и неврозной задумчивости. Неспокойная ночь всë же наложила на него свой злонравный отпечаток. Дверной хлопок заставил Грандера дрогнуть и поднять на маркиза смятëнный, опасливый взгляд. — Граф Винсенте де ла Роса? — ради приличия спросил де Идалько, присаживаясь в кресло. Мигель растеряно закивал. — Верно. — Маркиз Луис де Идалько: доверенный Его светлости вице-короля. — Представился посетитель. — Я явился по поручению, дабы раскрыть причины вашего истинного нахождения здесь, и объяснить, отчего сначала не свершилось суда. — Я слушаю, Ваша светлость. — Вы были оправданно обвинены в пиратстве, доказательств у нас на то сполна, Мигель, услыхавший о выявлении властями его тëмного прошлого, едва не потерял сознание. В глазах у него помутнилось, но, дабы хоть попытаться отвратить беду, он сделал над собою нечеловеческое усилие и непринуждённо сел напротив маркиза. — Ваше сиятельство, пиратское ремесло мне не знакомо. — Обернулся он в позабытую маску весельчака и откровенного человека. — Скажите, разве похож я на морского разбойника? Де Идалько чинно положил руку на мягкий подлокотник кресла. — По правде — ни капли, сеньор. — Выдал он простодушно. — Однако у нас есть неопровержимые доказательства, которые подкрепляют сей факт. — Какие, Ваше сиятельство? Что за вздор? — Подойдите. — Изменившимся голосом произнëс маркиз. Мигель настороженно приблизился к вельможе и сел подле него на табуретку. Маркиз, напомаженное лицо которого приобрело надменность выражения, выхватил из внутреннего кармана фиолетового камзола компактный кинжал и полоснул собеседника по предплечью, разрезав ткань, но не задев кожи. Вообразив, что настал его последний час, Грандер успел только зажмуриться и приготовился наконец принять смерть. Однако гибели не последовало. — Вот лучшее обоснование вашего обвинения, сеньор. — Говорил Его светлость, указывая на оголëнное предплечье бывшего пирата, на котором красовалось затëртое клеймо в виде заглавной латинской буквы «P». Раздражëнным жестом Мигель закрыл плечо ладонью и отодвинулся от маркиза. Отпираться было некуда; позорная тайна его раскрылась. — Откуда вы знаете?.. — сквозь зубы прошипел Грандер. Глаза его гневно блестели. — Теперь вы можете выслушать мою тайну, поскольку она умрëт вместе с вами в стенах этого дворца, и никто о ней не узнает. — Расплывчато отвечал Его светлость. — Я знаком с вашей сестрой и являюсь еë близким другом, потому она доверила мне один свой секрет. — Здесь вы ошибаетесь: у меня нет сестры. — Да-да, она тоже говорит, что вы ей никто и что брата у неë больше нет. — Де Идалько вертел в руках кинжал. — Сеньора Кармен рассказывала мне, что у неë когда-то был родной брат, который в последствии связался с пиратством. Леди Пьето говорила, что в данный момент вы ушли в плавание вместе с еë сыном и проклинала вас, призывая небо услышать мольбы. Спустя время сын моей подруги, Гаруцио, возвращается домой, а через неделю вице-королю приходит анонимная записка о пирате, пребывающем в Севилье под именем графа Винсенте де ла Роса. — Что же дальше? — вызывающе бросил Грандер. — А то, сеньор, что несколько дней назад я видел Гаруцио в вашей компании и стал неумышленным слушателем беседы, из коей понял, кем вы приходитесь виконту. Вдвоëм вы вышли ночью из переулка, желая остаться незамеченными под покровом темноты. Я же возвращался домой после званного вечера. — Маркиз сунул оружие обратно в карман, чем обрадовал Грандера. — Идти до дома мне было близко, потому в тот день я решил прогуляться пешком. Мой род деятельности заставляет меня прислушиваться ко всему, особенно ночью, когда на улицах остаются либо засидевшиеся в гостях, либо те, кто желают скрыть что-то от посторонних глаз. Растолковав, что граф Винсенте де ла Роса и Мигель Гальего — одно лицо, моему удивлению не было предела. Но сеньоре Кармен я не сказал ни слова: для неë вы умерли. Особенно, после объявленной Гаруцио горестной вести, что дядя погиб в плавании. — О пришедшей пятью днями позже записке виконт умолчал, дабы оградить Мигеля от изощрëнной мести матери. — Месть, козни, интриги... — протянул Грандер. — Как они мне надоели. Позвольте напоследок спросить, как проверили вы наговоры анонима, что обвинял меня в пиратстве? — Это вице-король проверил самолично. Ночью он со своею свитой приехал к вам в дом и приказал слуге вести его в ваши покои. Предварительно справившись у него же о вашей нервной болезни, которая сопровождается приступами беспамятства, Его сиятельство уловил момент и прибыл как раз в такой период. Вице-король собственными глазами видел пиратское клеймо у вас на предплечье. Грандер смотрел в одну точку на узоре расписного ковра и размышлял над жестокостью небес. Вселенная подослала ему людей, способных в два счëта разрушить его судьбу и планы, раздавить как жука. Он не сердился на Космос, осознавал грехи и, в общем-то, понимал, за какие провинности ему ниспослана кара. Но было б всë так однозначно! Ведь люди, окружавшие его годами, подчас грешны как последние изуверы! Неужто их обойдëт наказание? Если справедливость, живущая на страницах священных писаний, положительно существует, то пускай поплатятся и они! Однако решать проблемы истинности задача Астреи — не человечества. Кто тот злосчастный аноним, точащий на графа зуб? Врагов у Мигеля неимоверное множество, подозревать можно каждого. — Сеньор? — маркиз заметил нездоровую задумчивость узника. — Продолжайте, Ваше сиятельство. — Машинально отозвался Грандер. Де Идалько, изрядно утомлëнный своми же распинательствами, нехотя и сжато принялся за заключение: — Вице-король принял справедливое и, отдавая Его сиятельству честь, гуманное решение. Подумайте: вы могли быть повешены. Но разложив, что прошлое не затмевает настоящего, он вынес приговор о пожизненном заключении вас во Дворце знатных преступников. Следующим утром Его сиятельство вызвал меня и приказал явиться во дворец да объяснить вам дело. Маркиз закончил историю и поспешно встал, расправляя складки на своëм богатом одеянии. Мигель продолжал сидеть неподвижно. Когда позорная правда раскрылась, он будто вновь ощутил боль, которой сопровождался процесс заклеймления. А юному пирату тогда едва минуло семнадцать лет. Эту унизительную метку поставили ему по приказу какого-то вельможи, коему удалось на время задержать разбойника. Грандер смог бежать, а клеймо навсегда осталось с ним, напоминая об опасностях и рисках пиратской жизни. Будь ты благородный разбойник или наоборот — власть беспощадна к любым. Мигель выпал из отрешëнности и посмотрел на часы: стрелки их близились к двум. Заключëнный не запомнил момент ухода маркиза и даже усомнился, приходил ли тот вообще. Но взглянув на рассечëнную ткань на плече, подозрения разом уничтожились. Хотелось забыться хоть ненамного, прогнать бесов тревожных дум и ни о чëм не помышлять. Но дьявольские твари кружили над его головой как стервятники, завидевшие падаль. Вот-вот — и они склюют жертву до костей, растерзают плоть и полетят искать новую гниль, что ещë вчера являлась живым существом, а не протухшим куском мяса. Ни с того ни с сего Мигелю внезапно делалось страшно; чего именно боялся он — не понимал и сам. Сердце сжималось, ладони холодели, на лбу выступала испарина. И чем больше проводил он в одиночестве, тем чаще и свирепее становились всплески этих невыносимых ощущений. Внезапно массивная дверь в комнату распахнулась, впустив прохладный сквозняк, и на пороге возник смотритель Гоито. — Вас желают видеть, Ваше сиятельство. — Отрывисто проговорил он. — Меня? Кто? Зачем? — Мигель подскочил, заранее ожидая услышать, что сейчас его поведут на виселицу: не дай Бог вице-король вынес иной вердикт, пересмотрел решение? Мысли, конечно, были бредовые, но соответствовали состоянию их хозяина. — Женщина, что заточена во дворце, как и вы. Она хотела бы познакомиться. Внутренний страх отпустил, но не прошëл с концами. — Как зовут еë? — Представим вас на месте. В шесть часов вечера можете увидеться в общем зале на первом этаже. — Монотонно говорил надзиратель. — Что передать ей? Вы придëте? —Приду. — Кратко ответил Грандер. Смотритель вышел. Предстоящая встреча ни коим образом не волновала узника. Разум его занимали несвязные думы, которые упорно лезли в голову и не собирались оставлять невольника старых каменных стен. Мигель прилëг на кровать в надежде немного набраться сил. Заснуть удалось только через полчаса.III
Выпав из неприятных сновидений, Грандер первым делом сызнова поглядел на часы: близилась половина шестого. Опоздать было бы очень неловко, потому он, опершись руками о постель, небыстро поднялся. Длинные волосы его, что с каждым неспокойным днëм приобретали больше седины, растрепались и походили на воронье гнездо. Мигель наскоро привëл их в порядок, переодел камзол на другой и принялся дожидаться назначенного времени. Без стука вошëл Гоито. Он, в отличие от своего сотоварища Назарио, не отличался добрым нравом. Надзиратель и заключëнный обменялись взорами, и смотритель повëл Грандера по плохо освещëнным коридорам дворца на первый этаж. Сжигаемая нетерпением Консуелла уже находилась в общем зале; Назарио был там же. Сводчатый потолок огромной комнаты создавал клокочущее эхо от любого шороха. Посредине стоял длинный дубовый стол на резных ножках, покрытый скатертью. Сверху большой продолговатой каплей свисала многоярусная нарядная люстра; тëплый, рассеивающийся свет еë озарял всю обширную залу. Женщина бродила между стульев и постоянно справлялась у своего смотрителя, сколько минут осталось до встречи. — Ваша светлость, вы явились слишком рано. — Мягко говорил Назарио. — Граф придëт к шести. — Знаю, Назарио, знаю. — Нараспев отвечала герцогиня, поправляя шёлковые нежно-голубые перчатки, на одной руке съехавшие с локтя. — Я волнуюсь, потому что уже три года не видела никого, кроме тебя, садовника да стражи. Мне дико разговаривать с кем-то, в ком не замечу я твоей манеры, твоих родных черт. Слово «родных» окрылило смотрителя. Он прикрыл глаза и с наслаждением подумал о милой узнице, как о своей жене. Она была для него равно что королева или, выше того, богиня. Богиня красоты и величия. День за днём созерцал он еë маету и тоску по дочери, скорбь по прежней жизни, но подарить герцогине свободу означало навсегда потерять любимую узницу, порвать невидимые нити. В душе рыжебородого великана боролись два противоположных чувства: желание помочь обрести ей свободу и осознание вечной разлуки, если он даст Консуелле шанс бежать. С другой стороны, куда она пойдëт? Замком еë мужа завладели недобрые родственники, герцог де Мальборо обречëн на пожизненное заключение в сырой темнице, а дочь томится в монастыре. Бежать с ней в его маленький домик охотника? — нет, слишком рискованный шаг. И в добавление, сможет ли женщина, привыкшая к самой изысканной роскоши довольствоваться нищим житьëм? Даже Дворец знатных преступников представлял собой великолепие и изящество; смотря в каких комнатах жить. А Консуелла занимала почти лучшие покои. Громоздкие напольные часы пробили шесть, и в общей зале появился Грандер со своим смотрителем. Герцогиня стояла поодаль каменной арки — входа в чертоги. Поначалу на лице еë отображалась сдержанная радость, но по мере приближения к графу, радушная улыбка непроизвольно сползала с пухлых губ. То же случилось и с Мигелем; покуда надзиратели вели их друг к другу, он, прежде незаинтересованный вечером, начал внимательно изучать незнакомку. Заметив резкую перемену в настрое женщины, душу Назарио посетило ревнивое подозрение. — Граф Винсенте де ла Роса. — Представил Грандера Гоито. — Герцогиня Консуелла де Мальборо. — С достоинством ответил Назарио, кивком указывая на Консуеллу. Бывшие возлюбленные с минуту пробыли в скованном молчании. У каждого в голове вертелась мученическая мысль: «Не ошибаюсь ли я?» «Она не может быть здесь... Герцогиня сидит в подземелье как участница мятежа!.. Но чем объяснить сходство и во внешности и имя?» — с мурашками по плечам думал Мигель. «Нет, это точно не он!» — размышляла Консуелла. — «Его давно повесили за пиратство!» Надзиратели недоуменно наблюдали безмолвную сцену. — Моë почтение, Ваша светлость. — Первым нашëлся Грандер и наклонился поцеловать руку «новой» знакомой. — Благодарю, Ваше сиятельство. Взаимно. — статно отозвалась Консуелла, приседая в лëгком реверансе. Оба они расположились за столом на одном конце зала, а смотрители — на другом так, что голоса заключëнных доносились до них неразборчивым тихим эхом. Консуелла и Мигель поговорили сначала на размытые темы, вроде погоды за окном, но далее последовал разговор, полный недоверия и разоблачений: — Я здесь третий год, Ваше сиятельство, — многозначительно произнесла герцогиня, — хоть вина моя и ничтожна. Меня посчитали причастной к бунту против Еë католического величества Изабеллы II. А меж тем, бунтовала не я, а мой муж, — Ужасные времена, ужасные нравы! — с участием отозвался Грандер. Имя, внешность — всë было схоже с его прежней любовью. Значительных перемен во внешности Еë светлости практически не произошло. Она была также статна, красива и свежа, разве только чуть больше округлилась фигура. А внешность Мигеля, не взирая на то, что остался он таким же худым и невысоким, претерпела многие изменения не в лучшую сторону: беспокойный характер, нервная болезнь, преследовавшая бывшего разбойника несколько лет, и беспрестанные приключения оставили на лице его пару глубоких морщин и мешки под глазами неопознанного цвета. В чëрных волосах Грандера чаще и чаще мелькали серебрянные пряди. Узнать в Мигеле того жизнерадостного юнца теперь было разительно сложно. Однако расшатанный разум подозревал иное, устрашающее: быть может, он ещë лежит в бреду там, на «Гермесе»? Вдруг скоро ему станет лучше, он тяжело раскроет веки и увидит подле себя Стауна и Гаруцио, зорко наблюдающих за больным? — А вы, Ваше сиятельство? Чем провинились вы? — со скрытым вызовом бросила Консуелла, делая маленький глоток из бокала и непрерывно глядя на собеседника. — Честное слово, не знаю и сам. — Вяло усмехнулся граф, убедившийся в своих догадках насчëт герцогини. Он улыбался, но сердце его колотилось с такою силой, что он слышал его стук. — Вздор. Как это вы не знаете? — Вероятно, на меня поступили злые наговоры. Понимаете, вокруг знати постоянно вьются недоброжелатели. — Наговоры не поступают без повода. — Хотите, я скажу за вас, в чëм ваша вина? — держащимся на волоске от яростного всплеска голосом процедила Консуелла. — Извольте. — Предчувствуя суровую патетическую сцену, ответил Грандер. — Грехи твои в том, что ты плевал на закон! В том, что безбожно обманывал свою любимую! В том, что ты подлый и бесчестный человек! — сомнения исчезли: герцогиня де Мальборо узнала его. Смысл слов Еë светлости не донëсся до Назарио и Гоито, однако негодующий тон женщины эхом прокатился по воздуху, оттолкнулся от голых каменных стен, завис в атмосфере и рассеился по всем уголкам как туманная завеса. Смотрители подошли разузнать, чем разозлилась герцогиня, но она чрез силу слепила милое выражение лица и заявила, что у них с Его сиятельством завязался миролюбивый, безобидный спор. Мигель это подтвердил. Надзиратели ушли обратно. — Консуелла, я знаю, ты сердишься, — примирительно заговорил Грандер, — наша встреча была для меня великим сюрпризом. Я ожидал увидеть тебя в темнице... — А я не ожидала увидеть тебя вовсе. Ты — позор моей молодости. Я предпочла бы получить известие о твоей смерти, нежели встретиться спустя столько лет! — Тогда ты не дала сказать мне и слова! Наша команда была не пиратами, а посмешищем для береговой охраны. Совесть моя, пусть не кристально чиста, но на ней не таится ни одного убийства, как на совести, если таковая существует, обычных пиратов. — Я ни за что этому не поверю. Ты лжец! — Каким ветром меня, по-твоему, занесло во Дворец знатных преступников? До расставания мы жили в маленьком скромном доме, и ни у меня, ни у тебя не было титула. — При рождении Мигель заведомо получил титул барона, однако по стечению не самых благоприятных семейных обстоятельств, рассказанных в прошлых главах, лишился принадлежащих ему по-праву лавр. Консуелла исподлобья пронзала Грандера испепеляющим взором. — Откуда мне знать? Вы, разбойники, ухитряетесь вершить нечестные делишки, благодаря которым всю оставшуюся жизнь живëте припеваючи, не зная невзгод, бедности и несчастий. — Будь я пиратом жестоким, меня б разыскивали власти и не позволили бы не то что обзавестись титулом — ступить на кастильскую землю! Спор затянулся. Убедить герцогиню в своей невиновности за один вечер являлось задачей невыполнимой. Мигель, понимая это, тем не менее из кожи вон лез, дабы оправдаться перед бывшей возлюбленной. Скоро раздалась трескотня ручного колокольчика Назарио — своеобразное оповещения об окончании встречи.