I
Доктор Стаун Эберт, в юности перебравшийся из шумного Лондона в уединëнный и спокойный Уэймут, в те ранние года не мог и предположить, каким счастьем обернëтся для него житие в этом небольшом, но милом городе. Дружба Стауна и капитана брала начало в далëком тысяча восемьсот сорок четвëртом году, когда Дэвид, будучи молодым капитаном, по делам приехал в столицу Англии и подхватил простуду. Надо подметить, что та зараза далась Селби нелегко. Лечением моряка занимался бакалавр медицины Стаун Эберт — человек весëлого, нехитрого нрава, однако умеющий в критических ситуациях принять серьëзный облик. После окончания исцеления Дэвид, взамен на оказанную доктором благородную услугу, предложил ему хорошо оплачиваемую работу на «Гермесе» в качестве судового врача. С тех пор много лет дружба их стремительно росла и крепла, как дерево при заботливом уходе садовника. В настоящем времени доктор вëл размеренную, спокойную жизнь, иногда принимал пациентов, освобождал их от бремени болезни, и, в целом, отдавался своим безобидным пристрастиям. Но коварный ворон грехов вьëтся над каждым, зорко высматривая момент для нежданного нападения. От этого не застрахован даже самый честный, самый добродушный и эмпатичный человек. Дьявольская тварь гложет душу несчастного, склоняет пойти на окаянство и предательство. Ворон не жалеет злосчастных людей, заставляя их ради блистательной цели забывать друзей, расставаться с близкими и творить иную тëмную деятельность. Сатанинская птица кружила над головою Стауна с начала рокового путешествия. Тот, кто вздумал бы проследить за Эбертом, наверняка бы заметил, что кроме лекарских лавок, квартир больных и кабаков он — без своих докторских принадлежностей — изредка наведывался в уединëнный, богатый дом на улице «Уэймут-стрит». Там проживала таинственная женщина, возбуждавшая любопытство соседей, коим никак не удавалось разузнать, что представляет из себя эта нелюдимая особа. Однажды в четверг, только раздался гулкий удар, возвещавший восемь часов вечера, на пороге загадочного жилища появился человек среднего роста в невысоком цилиндре, из-под которого виднелись светлые, аккуратно прилизанные волосы. Двери распахнулись, впустили пришедшего и затворились опять. Мальчишка-слуга проводил гостя наверх по узкой лестнице к покоям хозяйки. Доведя его, прислужник быстро удалился. — Добрый вечер, миссис Куппер, — улыбчиво проговорил пришелец, кладя цилиндр на стул. — Взаимно, доктор. — Отозвался из недр комнаты уравновешенный, но не лишëнный радостных ноток голос; различить их было под силу лишь тому, кто отлично знает хозяйку дома, а таких индивидов водилось на свете раз-два и обчëлся. Гость и Элли уселись за столом друг напротив друга. — Как продвигаются ваши дела? — с особой нежностью, которую был не в состоянии больше скрывать, спросил Стаун. — Весьма сносно. Дело приближается к самому сложному моменту. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовался доктор, опираясь локтями на стол. — Вы уже достаточно мне помогли, — улыбнулась Куппер, — теперь ждите. Остальное я в силах исполнить самостоятельно. А потом… — Потом?.. — …Нас ждëт очаровательная совместная жизнь. — Элли кокетливо подмигнула гостю, что вышло у неë слегка нелепо, ибо хороша она была в интригах, но не во флирте. Однако Стауну этот жест показался самым милым, самым страстным на свете. — Я готов стать вашим рабом, что угодно, миссис Куппер!.. — в сердцах воскликнул Эберт, протягивая руку и накрывая ей ладонь возлюбленной. — В таком случае вам придëтся подождать, покуда я избавлюсь от бывшего мужа. — Хитро улыбалась женщина. — Я готов! Готов ждать! — встрепенулся доктор. — Но… — лицо его тоже исказилось хитрой гримасой. — Вы бывалая обманщица. Как понять мне, что я не стал жертвой очередных ваших козней? — Как понять? — на первый взгляд наивно повторила Элли. Куппер флегматично обвела глазами комнату. — Сейчас поймëте. Она встала, обошла стол и приблизилась к Эберту. Сняла с него очки, наклонилась и запечатлела на сухих губах его жаркий поцелуй. Продлился он недолго, но доктор был столь обескуражен, что на щеках его появился густой румянец. — Запомните, доктор, — вкрадчиво проговорила Элли потом, — в жизни я целовала только двух мужчин: бывшего мужа, когда мои чувства ещë не угасли, и вас. Можете считать это залогом нашего будущего. Читатель, вероятно, справедливо не осознал сего парадоксального момента. Но мы поможем ему постичь долю этой заковыристой истины. В судьбе у достопочтенного Стауна Эберта, как можно судить по его жизни, пожалуй, написано крупными буквами, что всех важных ему людей он будет встречать нигде иначе, как во время своих врачебных обязанностей. Знакомство доктора с капитаном — лишь один пример из многих этой удивительной цепочки. Парой лет назад Элли попала под сильнейший ливень, когда возвращалась домой с вечерней прогулки. Осенний вечерок предвещал быть сухим и малооблачным, по крайней мере, так писали синоптики в свежей газете. И на небе действительно не наблюдалось облаков, которые впоследствии могли бы образовать угрозу в виде дождевых туч. Зонтик Элли остался бренно висеть на крючке в парадной. Однако синоптики — дети Апаты. Обмануть несчастного чтица им не стоит и цента. Если вы где-то прочтëте, что предсказатели погоды сулят солнце и отличное время для прогулки в парке — можете смело затворять окна и не показывать на улицу носа — ливень с грозой гарантирован. Или, напротив, вы узнали, что господа синоптики обещают град, дожди и ветра и собрались провести день дома, укутавшись тëплым пледом, но час идëт за часом, а погода, кажется, и не намеревается портиться. Вы остаëтесь в укрытии и смиренно ждëте переломного момента, злорадно наблюдая из окна за простофилями, что осмелились показаться на свежем воздухе без зонтов и дождевиков. Ваше воображение рисует презабавные картины, как эти неудачники, мокрые до нитки, сломя голову несутся под навесы и забегают в первые попавшиеся кафе, чтобы скрыться от буйства стихии. Вам весело при мысли об их невезении, но мозг ваш, меж тем, начинает подозревать неладное, ибо прошла половина дня, а на улице светит солнце. Вдруг на горизонте появляется маленькая серая тучка. «Ну вот сейчас!» — ехидно хлопаете вы в ладоши. — «Сейчас разразится обещанная буря!» Минует два часа, затем три, четыре… День близится к завершению. Тучка, словно праздный прохожий, давно проплыла мимо, не задерживаясь надолго над светлыми краями. Вы клянëте всë на свете, но более всего этих чëртовых лжецов, из-за которых пропустили такой славный денëк. А те люди, что весело гуляли и наслаждались погодой, надо полагать, не читали прогноза. Счастливцы. Возвращаясь из очередного путешествия на «Гермесе», Эберт до нового плавания превращался во врача сухопутного. Он с одинаковым энтузиазмом исполнял свои лекарские обязанности что на море, что на земле и чувствовал, будто в этом бесспорно состоит его призвание. Некогда пригласили Стауна в дом, где проживала пожилая незамужняя тëтка с племянницей. Жилище то, имевшее большой цветистый сад, и снаружи, и изнутри выглядело неухоженным, пусть и весьма богатым. Пол в нëм почти всюду покрывали старые безвкусные ковры, в некоторых местах поеденные молью, стены были обвешены картинами различного размера и визуального содержания. — …Пятью днями назад вернулась домой, через три появился кашель, а вчера — температура! — Без умолку трещала полная женщина с впалыми поросячьими глазками в тот момент, когда они с доктором поднимались в комнату больной. — Это надо было умудриться! Эберт молча шагал, повременно кивая в знак того, что он слушает надоедливую хозяйку. — Вот! Полюбуйтесь! — с неким раздражением, что между строк читалось в писке тучной дамы, крякнула она. Стаун очутился в средних по размеру покоях, золотистый дневной свет в которые не попадал из-за задвинутых лиловых штор. Интерьер комнаты в целом включал три цвета, довольно хорошо гармонирующих меж собой: серый, бордовый и бежевый. Рядом с окном стоял маленький журнальный столик, а на нëм — уже начинающие вянуть цветы. Они грустно склоняли головы, как будто сожалея о скором конце. У бежевой стены находилась односпальная разобранная кровать со свисавшем с потолка серым балдахином; он был подобран прищепками, отчего разглядеть лежавшего на ней человека не составляло труда: молодая женщина, лет двадцати восьми, была погружена в беспокойный сон. Тонкие, приоткрытые губы еë изредка шевелились в полубреду, точно она вела с кем-то диалог. Волнистые, тускло-русые волосы женщины разметались по белой подушке и обрамляли тонкими прядями побледневшее лицо с высокими скулами. Кружевная ночная рубашка сползла с острого плеча спящей и слегка оголяла его очертания. Эберт на своëм лекарском веку повидал немало больных, в том числе и женщин разной, порою неземной красы. Красоту эту он осознавал объективно, но оставался равнодушен к ней, акцентируясь лишь на обязанностях целителя. Однако сегодняшняя пациентка Стауна заставила его как вкопанного стоять на пороге и влюблëнно смотреть на нездоровую обитательницу дома, в которой не было и намëка на то, что в обществе принято называть привлекательностью. — Элли! Элли! — позвала хозяйка племянницу. Элли приоткрыла усталые светло-карие глаза и неясным взглядом воззрилась на тучную тëткушку Френсис. — Пришëл доктор, милая. — Френсис жестом пригласила Эберта пройти к кровати больной. Лекарь сел на стул у постели и принялся выкладывать нужные инструменты низкую тумбу из тëмного дерева. «Миссис Элли…» — с нежностью подумал он о только что узнанном имени молодой женщины. При первом впечатлении оно показалось доктору настолько милым и невинным, как прекрасный южный цветок, что Эберт не мог и вообразить, какая натура скрывается под очаровательным звучанием на самом деле. В тот день доктор бесповоротно влюбился в Куппер. Стаун навещал постепенно идущую на поправку Элли чаще, чем он обычно наведывался к другим больным. В разговоре с ней Эберт осознавал чëтче и чëтче, что душа его невидимыми нитями накрепко сшивается с образом любимой. Он жаждал каждый день слышать еë голос, видеть еë скромный облик и просто быть рядом. Сердце лекаря бешено колотилось всякий раз, как он переступал порог заветного дома. Частые визиты Стауна — во время коих он приходил не только с медицинской сумочной, но и с цветами, конфетами и прочими символами неравнодушия — откликнулись ему желанным результатом: Элли тоже обратила должное внимание на обходительного доктора и как-то сказала о своих наблюдениях неопытному герой-любовнику — прямолинейная натура Куппер иногда брала над ней верх. — Доктор, ответьте честно, — тоном дознавателя молвила Элли, наклонив голову набок, — вы ведь любите меня? Сердце Эберта замерло. Столько дней навещать обожаемую женщину и не знать, как подобрать слова для сокровенного признания, а потом внезапно слышать откровение, похожее на допрос, из уст дамы сердца — сравнимо с падением в холодную воду. Взгляд доктора забегал из угла в угол, нервно ища, куда приткнуться. — Я… — Стаун ощутил, что ладони его похолодели. — Это видно невооружённым глазом: как вы краснеете при осмотре, порою теряетесь и смущëнно отводите взгляд, приносите подарки, — Куппер растянула уголки рта в проникновенной улыбке, — у вас отвратительно выходит скрывать чувства. Чего ожидать от сего резкого заявления: взаимности и принятия или осуждения — было непонятно. Стаун пытался согреть ладони, потирая те друг о друга. Отпираться и доказывать неправоту собеседницы доктор не захотел, ибо вот он — его шанс наконец получить ответ на волнующую тему. — Молю о прощении, если доставил вам этим неприятные чувства, — Эберт снял очки и протëр их стëкла об рукав, — вы… —сердце снова предательски ëкнуло, но лекарь старался сохранять спокойствие, — вы… на самом деле не безразличны мне, мисс. Раз уж на то пошло — я полюбил вас с первой встречи. Сказать по правде, до этого я не верил в любовь с первого взгляда, но теперь, когда мне самому пришлось испытать сие чудо — я уверен, я убеждëн, что в мире бывает всë! — Я не могу судить о любви с первого взгляда, ибо никогда не испытывала еë, — нарочито холодно произнесла Куппер. Упованная надежда Эберта покачнулась как колосок на ветру. — Но любовь со второго и третьего взгляда — это уже обо мне. Мечтам, дорогой доктор Эберт, суждено сбываться: во время ваших частых визитов я присматривалась к вам, прислушивалась к вашей речи, узнавала о вас новое и постепенно привязывалась. Лик Стауна восторженно просиял. Он обнажил в искренней улыбке свои белые зубы и на секунду затаил дыхание. Две разные изначально судьбы слились воедино; в тот день было положено начало любви доктора и Куппер, которые были вместе и по сей миг. Стаун уплывал на дальние расстояния вместе с Селби, а Элли смиренно ждала его в Англии. Однако, углубляясь в тонкости характера и настоящей натуры любимой, доктор осознал важную вещь: при первом знакомстве он принял еë не за ту, какой Элли предстала перед ним через какое-то время. Фальшивая покладистость и кротость испарились каплями дождя на солнце, наивный, вечно радостный взор сменился стальным. Эберт подлинно видел другого человека, но принимал это, продолжал любить Куппер и дорожить ей как несметными сокровищами, дорожить, узнав еë прошлое о неродной семье и печальной истории о бывшем муже. Перед судьбоносным путешествием, которое перевернуло жизнь Селби и несправедливо превратило его из благородного человека в последнего мерзавца, Элли поставила доктору жестокий ультиматум… — Я хочу вернуть сына, — излагала она одним дождливым вечером за пару месяцев до плавания, — а вы — добиться всей полноты моего доверия и чувства. У вас, доктор, появился шанс доказать свою преданность и закрепить за нами статус пары. Ведь вы этого упорно добивались три года подряд? — Этого и только этого! — с жаром поддержал еë Эберт. — Добиться вашего окончательного доверия — моя главная жизненная цель! Я часто пишу вам из экспедиций, которые, смею заметить, с появлением вас в моей судьбе стали проходить реже, — Я рада, что вы понимаете. В силу жизненной истории, по которой я шла и продолжаю идти, мой градус доверия к мужчинам опустился на дно Тихого океана. Потому, чтобы вновь отдаться кому-то, кто клянëтся мне в любви, я должна долго проверять его. — К чему клонила подруга — Стаун не догадывался, но предчувствовал железную суровость предстоящего требования. — Я хочу, сэр, чтобы рядом со мною был мужчина, способный пойти на всë ради моего счастья. Мужчина, который отменно умеет держать себя в руках и, когда надо, может быть бесстрастным. Элли подробно посвятила доктора в бесчестный план Пастера и пояснила о своей роли в этом продолжительном акте криводушия. Что касалось Стауна, то его незавидная роль заключалась в следующем: держаться своего обыденного нрава и не выказывать жалости к не подозревающему о гнусной измене Дэвиду. Выдержит ли доктор испытание собственной совестью — от сего зависели его последующие отношения с Элли. Ко всему, тем членом экипажа, что нарочно упустил преступницу на пристани по обратному прибытии в Уэймут, был доктор Эберт. Куппер была уверена в непоколебимой преданности Эберта, но лишняя проверка, как рассудила она, решит давний вопрос об их будущей совместной жизни, если таковая последует. Выбор являлся воистину нелëгким. По одну сторону чëрной бездны находился хороший друг Эберта — капитан Селби, по другую — женщина, что Стаун последние три года нежно любил более всей родни и всего человечества вместе взятого. Ветхий мост, держащий доктора над сей пропастью, начнëт рушиться с той стороны, коей покажет он спину, и укрепляться там, куда он повернëтся лицом. В душе лекаря разразилась буря противоречивых эмоций; туда же борьба с вездесущим гласом совести, думы о прелестном будущем с любимой, размышления о чести и достоинстве… Всë это скаталось в огромный ком липкой каши и то разваливалось на маленькие кусочки, то склеивались опять. — Отвечайте, доктор, — интонация Элли содержала скрытый вызов, — что важнее и следственно дороже вам? Моë и, получается ваше тоже, счастье, или дружба с капитаном? Чаша весов со скрипом сердца перевесила в сторону Куппер. — Я даю вам слово джентльмена, я клянусь, что после этого путешествия вы окончательно убедитесь в моей верности, — Эберт блеснул отчаянным, но вдохновенным взором; в нëм читалось безумие, свойственное безмерно любящему человеку. — Я не предам и докажу, что достоин вас! То, что подспудно творилось в противоречивой душе миссис Куппер, ничем не обнаруживало себя, но доставляло Элли томительные, удручающие думы: подстрекаемая тройным жалом нравственности и любви, пусть скрытой за маской снисходительности, а также желанием проверить Стауна на верность, работница Пастера не смогла утаить от доктора правды. Честность и великодушие, не до конца покинувшие Куппер, ещë теплились в сердце смелой женщины. Мысль о том, что под носом у Эберта будут подставлять его друга, удручала сознание Элли. По просьбе Стауна, на первой встречи основных членов экипажа Себли представил Элли как всем незнакомого человека, дабы не возникало лишних разговоров. Простодушный поцелуй, оставленный Куппер как бы авансом, положительно повлиял на состояние духа потрясëнного доктора. Он засиял как медный таз, на время лишившись дара речи. Этой-то кратковременной паузой воспользовалась Элли. — Мне нужно в канцелярию за документом, удостоверяющим мои права на дом, в котором находятся пленники. — Без плавного перехода объявила Куппер, направляясь в сторону выхода. — То скромное жилище я опрометчиво, в силу отсутствия времени, купила у владельца, не имевшего на него бумаг. И теперь, покуда не возникло проблем, мне нужно заранее позаботиться об их предотвращении. В канцелярии работал близкий знакомый Пастера — чиновник среднего разряда. Герцог прислал бывшей работнице письмо и в нëм говорил, что попросит знакомого о небольшом одолжении для Куппер — тайной выписки полагающихся документов. — Могу я поехать с вами? — спросил Стаун, снова обрëтший словестность. Краска не отступала от его лица. — Не нужно. Лучше дождитесь меня здесь. Элли, облачëнная в тëмно-серое дорожное платье, предназначенное для верховой езды, и высокие кожаные сапоги, почти достигающие коленей, в сопровождении Эберта вышла на улицу. Без посторонней поддержки Куппер запрыгнула в седло. Доктор продолжительно смотрел вслед удаляющейся всаднице с воздыханной улыбкой. — Она очаровательна! — заключил он вслух и исчез в высоком дверном проёме дома.II
Обходными путями, по неприветливым и серым улицам Уэймута Элли быстрее ветра доскакала до белого кирпичного здания в центре города. На вечернем небе сгущались тучи, и занялся накрапывать мелкий, прохладный дождик. Природа постепенно хмурилась, предчувствуя своим всезнающим умом грядущую беду. Куппер остановила коня, спешились и уверенным шагом вошла внутрь. За окном собиралась гроза. — Храни вас Бог, сэр. — Поздоровалась Элли, вновь обращаясь наивной, глуповатой простушкой с добрыми глазами. — Мисс Дженна Кэролл, — отозвался из-за широкого дубового стола возрастной мужчина с густой чëрной бородой, — проходите-проходите. Вы за документом? Так-так, хорошо. — И он полез в ящик стола за бумагой. Кабинет чиновника неумышленно отражал собранность и одновременную открытость его характера. Светлое помещение было весьма маленьким, но аккуратным и чистым; дубовый стол, стоявший по центру, несмотря на свой почтенный возраст выглядел ново. На нëм не валялась хаотично разбросанной какая-то писанина, что наблюдалось у некоторых канцелярских работников, а была ровненько сложена в несколько небольших стопок. Стены, выкрашенные в спокойный, сероватый оттенок, не раздражали глаз и создавали строгую рабочую атмосферу. Штор на окнах отчего-то не висело; возможно, прачка забрала их в плановую стирку. — Присаживайтесь, мисс, сейчас я выпишу вам нужные бумаги. — Чиновник разборчивым крупным почерком принялся усердно писать документ. Элли, опустившись на стул, внимательно следила за точëными движениями его грубой руки. — Представляете, мисс Кэролл, у известного вельможи — Его милости барона Жерома Рейсона — недавно похитили жену и детей! — чиновник, видящий в процессе рабочего дня исключительно документы на любой вкус и цвет, соскучился по человеческому общению, и потому не упускал возможности перекинуться парой слов даже с дворником при канцелярии. — Как! — Куппер закрыла рот рукой в белой перчатке. — Согласен, это крайне жестоко. Что сделали с ними похитители — неизвестно, — говорил собеседник Элли, не отрываясь от написания. — Не удивлюсь и плачевному исходу сей ужасной истории. — Бедные, бедные детки!.. — женщина достала из рукава бежевый носовой платок и стала утирать им неискренние слëзы. — Кто посмел? У кого хватило смелости?.. — Это загадка для уэймутских сыщиков, мисс. Барон уже обратился к ним за помощью. «Чëртовы ищейки», — пронеслось в холодной голове Куппер. Писал сановник долго, и под конец, когда слова плавно слились в предложения, а предложения — в законченный текст, перо на месте точки поставило жирную кляксу, сравнимое с озером посреди густого леса. — Прошу прощения, — виновато произнëс мужчина и поднялся с места, — Мне не следовало отвлекаться на разговоры. Подождите минутку, я перепишу. — Он глянул по ящикам в поисках новых материалов. — Как на зло бумаги нет! Боже, что за скопление неудачи! — представитель закона быстро направился к двери. — Схожу в соседний кабинет за бумагой, мисс; всего пара минут. — Конечно, сэр, ничего страшно! — любезно ответила Куппер, непринуждённо качаясь на стуле. «Неуклюжий болван…» — заключила она про себя и скрестила руки на груди. — «Значит, Жером всë-таки пустился в грандиозные поиски своих домочадцев… Что ж, пусть ищет! В день перед похищением он видел их в последний раз», — мысли женщины унеслись далеко от нынешних проблем. На тонких устах Элли заиграла предвкушëнная улыбка. Погрузившись в приятные размышления о мести, Куппер не заметила, как в кабинет, будто бесплотная тень, проскользнул человек в широкополой шляпе. Секунду-другую он постоял в нерешительности позади Элли, силясь что-то осознать. Но потом, видимо придя к дотоле неизвестному нам заключению, он с сильным, оглушительным хлопком закрыл за собою вход. Куппер внутренне содрогнулась, но не показала внешнего испуга. Она чинно встала и медленно развернулась к странному посетителю; на лице женщины было надето еë излюбленное надменное выражение с поднятыми бровями и прикрытыми глазами. — Что вам нужно, сэр? — металлическим тоном спросила она неизвестного. Мужчина, вид которого сделался свирепым, бросил шляпу на стол и сжал ладони в кулаки. — Я восхваляю Судьбу за нашу сегодняшнюю встречу, — прорычал он с непонятным оскалом. — Миссис Куппер, да вас, я смотрю, любит случай! Вы на свободе и живы после раскрытия вашей гнилой натуры! Браво! Элли поджала губы и угрожающе уставилась на пришедшего; это был пожилой моряк Герсон — один из приближëнных к капитану людей. Он прибыл в канцелярию за нужным ему документом и, дожидаясь очереди в этот кабинет, услыхал за дверью голос старой знакомой. Дабы удостовериться в догадках, он воспользовался недолговременным отсутствием чиновника и проник в помещение. Герсон подпëр ручку двери стулом и усмехнулся. — Положение ваше скверное, миссис; отсюда, будьте уверены, вы уедете на полицейском дилижансе. Однако прежде мне нужно кое-что разузнать. — Моряк взял кочергу, что стояла у пылающего камина прислонëнная к стене, сунул еë на пятнадцать-двадцать секунд в огонь и показательно вынул раскалëнное железо из объятий пламени. Элли невозмутимо следила за его манипуляциями. Но Герсон не видел, что рука женщины ненавязчиво утонула в складках серо-голубого платья и уже держалась за рукоятку компактного кинжала, которого за обильными рюшами было трудно разглядеть. Разразилась гроза. — Где скрывается Пастер? — моряк выставил кочергу перед собой точно шпагу, бессловно угрожая в любой момент дотронуться ею до спокойного лица Куппер. — Шрамы от горячего железа заживают много времени, если заживают вообще. — Напомнил он, горделиво ухмыляясь. — Сэр, вы тверды в своих намерениях? — сдержанно процедила Элли, крепче сжав металлическую рукоять оружия. В карих глазах Куппер, что неотвратимо сверлили врага, читалась нерушимая, зловещая уверенность. — Более чем! — Стало быть, я не выйду из комнаты, покуда не выдам сведения о Его светлости? — О, только через мой труп! Громкое заявление старого моряка во многом предопределило исход этой спонтанной, но трагической для Герсона встречи. — Как угодно, — вполголоса отрезала женщина. Герсон, не выпуская из рук кочергу, оплошно отвлëкся на окно; он что-то или кого-то высматривал в синеве свирепствующей бури. — Я жду, миссис, отвечайте, — параллельно требовал мужчина. — С минуты на минуту сюда прибудут мои друзья — ваши знакомые с «Гермеса». И тогда!.. Вместо завершения фразы моряк издал горлом скрипящий, нечленораздельный звук и, побившись в предсмертных конвульсиях, замертво рухнул на паркет, заливая пол вокруг себя алой жидкостью: в шею ему вонзилось острое лезвие — Куппер в два прыжка очутилась около него, цепко обхватила тело несчастного и нанесла сокрушительный удар. Рот Герсона искривился в отвратительной гримасе, а помутившиеся приоткрытые глаза, словно внушительный символ того, что ещë недавно в них теплилась жизнь, вызывали первобытный ужас. Зрелище было поистине не для слабонервных. Хладнокровная убийца бережно вытерла окровавленный кинжал носовым платком, которым десятью минутами назад утирала слëзы, и всунула оружие обратно в ножны. «Тот, кто помешает мне быть рядом с сыном, будет мëртв!» Гроза миновала, остался лишь запах мокрого асфальта и лужи по всему городу. Деревья вяло покачивались на зябком сентябрьском ветерке и шуршали оставшейся жухлой листвой. — Мисс Кэролл! Мисс Кэролл! — приглушëнно донëсся до ушей Элли взволнованный голос чиновника. — Откройте дверь! Что произошло? Вы целы? Мисс Кэролл!.. Стул служил препятствием несущественным. Не дожидаясь, покуда к ней ворвутся люди и уличат еë в беспорядке, женщина раскрыла деревянные рамы окна, окинула скудную территорию канцелярии сосредоточенным взором и была такова. Кабинет находился на втором этаже, но Куппер с ловкостью обезьяны спустилась на землю по водосточной трубе и оседлала коня. Скакун, потревоженный резким рывком за уздцы, встал на дыбы и помчался быстрее птицы. Похитительница собиралась проведать своих заключëнных; вера в приметы не являлась отличительной чертой характера Элли, но рассказ чиновника о уэймутских сыщиках и внезапное появление Герсона показалось ей недобрым предзнаменованием. В воротах наездница едва не столкнулась с неспешно въезжавшей на территорию каретой, но своевременно успела отвести коня в сторону и продолжить путь. Проблему с документами придëтся решать иначе. — Почему мы на минуту останавливались? — поинтересовался у кучера молодой человек, пребывающий в компании ещë троих друзей. Все они сидели в кабине дилижанса. Колëса вновь однообразно застучали по булыжнику. — Какая-то сумасшедшая на лошади вынеслась прямо на нас, да вовремя сманеврировала. — Учтиво пояснил кучер. — Давно ли женщины оседлали коней… — досадливо ухнул он себе под нос, почëсывая ногу одну о другую. Четверо молодых людей прибыли в канцелярию за своим старым товарищем Герсоном, чтобы вместе отправиться коротать время за приятной игрой в карты дома у одного из моряков. Бесчеловечный арест Селби заметно омрачнял матросам и без того хмурые будни; беспрестанный поиск способа вызволения капитана изматывал душевные и физические силы. Навещать Селби не представлялось возможным: замок, в котором поместили его, открывал свои тëмные врата лишь перед заключëнными и надзирателями. Том Хоггарт не видел учителя уже несколько месяцев. — Передохнëм денëк, развлечëмся, — рассуждали молодые люди, — и со свежими мыслями возобновим поиски решения. Товарищи прошли в белое облупленное здание, по широкой лестнице поднялись наверх к кабинету, где старина Герсон должен был получить документ, но заметили неладное: дверь в комнату была распахнута, а изнутри, подобно мученическим воплям грешников в аду, доносились истошные крики и аханья. Моряки неоднозначно переглянулись. Только Джей — человек, шедший впереди своих коллег — решил разузнать причину переполоха, как из комнаты вылетел перепуганный чиновник; плешивые волосы его стояли дыбом, а узкие глаза округлились до непомерных размеров. — Сэр, сэр! — крикнул ему вдогонку Джей, наверное, не совсем культурно схватив того за рукав. — Что у вас здесь происходит? Что за преисподняя? — Т-там!.. — заикаясь, прохрипел чиновник. — Там покойник!.. — Покойник?! — в один голос вскричали матросы. — В канцелярии? Но служитель закона их уже не слышал. Он, как огромный мяч, с грохотом скатился на первый этаж и в нервном припадке выбежал за пределы строения. — Боже!.. — Четверо друзей застыли как мраморные изваяния с вытянутыми лицами, отображавшими ступор и трепет: на полу, посередине кабинета, будто в полëте раскинув руки, лежал обезображенный труп Герсона.III
Безлюдными пустынными улицами Элли домчалась до дома, временно служившего тюрьмой маркизе Мэнсфилд и двум еë детям. Густой лес позади старого сооружения невесело вздохнул, пропустив сквозь стволы деревьев потоки свежего вечернего ветерка, и приготовился стать вынужденным свидетелем жестокой комедии. Куппер издали оценила обстановку: нет ли около строения незнакомцев или чужих запряжённых лошадей. Всë оказалось чисто. Два рослых стражника у входа приветствовали хозяйку поклонами и расступились, впуская еë внутрь дома. — Моë почтение, Ваше сиятельство. — Элли раскованно-лëгким шагом прошла во мрачную комнату пленников. Маркиза встрепенулась. Но, вопреки своему нелëгкому положению, заключëнная приняла воинственный вид. — Вы? — вызывающе бросила она, вскакивая с мягкой кушетки. — Вы смеете являться сюда после всех ваших злодеяний? Элли негромко рассмеялась. Скрыть нарочитой наигранности этого смеха, от которого у Мэнсфилд по щеке прокатились крупные мурашки, она не пыталась. — Покамест я за вас в ответе. И потому считаю своим долгом навещать пленников. — Произнесла похитительница. Вуаль по-прежнему скрывала еë лицо. — Я наказывала Лизе — выделенной вам служанке — гулять с вами раз в день. Выполняется ли моë требование? Маркиза презрительно фыркнула, не без оснований считая оскорбительным пребывание в этом затхлом местечке. — Гуляют! — взмахнула она руками. — Но, клянусь, что когда я выберусь отсюда, вы дорого заплатите за мои неудобства! Бог мне судья! — Ваш судья для меня не авторитет, — делая акцент на слове «судья», изложила Куппер. — Предъявите аргументы повесомее. «Когда ты выйдешь отсюда, я и мой сын будем уже далеко», — с усладой подумала она следом за сказанным. — Мой визит вызвал у вас возмущение, миссис, — Элли отвернулась и невозмутимо направилась к выходу. — Так я уйду и более не переступлю порога этой комнаты вплоть до завершения мести. Будут ли выполняться требования относительно вашего комфорта — забота тогда не по мне. Прощайте, маркиза. — Да вы сущий Дьявол! — последовал остервенелый выкрик Мэнсфилд, которая, как загнанная в угол собака, была вынуждена лаять и скалить зубы из последних сил. — В вас нет ни любви, ни честности, ни доброты! Вы распоряжаетесь чужими судьбами, как сам Господь Бог, при том не имея на то никакого права! Посмотрите! — маркиза указала рукой в сторону своих детей, напуганно жмущихся друг к другу на кровати. — В чëм провинились дети?! Бедняжки стали орудием чьих-то коварных замыслов и не знают, увидят ли они когда-нибудь свет! Вы жестокая, жестокая, жестокая!.. Женщина в истерике упала в стоявшее у окна кресло и залилась слезами. Куппер молча выслушала патетический монолог маркизы, гулко постукивая ногой по деревянному полу. Холодный взгляд еë указывал на внешнее спокойствие. Но ещë не полностью очерствевшая душа Элли зашевелилась, когда она мельком посмотрела на девочку и мальчика, трясущихся от страха и непонимания. Однако то была минутная слабость. — Маркиза, я повторяю: здесь вы временно, — стальным тоном начала Куппер вразумительные работы, — я заперла вас не в подвале, а в доме; вам можно бывать на улице, в вашей комнате прибирается служанка; моя месть направлена не в вашем направлении, оттого можете не переживать за свою жизнь и жизнь своих детей. — Настоящие англичанки, что отличаются благородством и великодушием, никогда не позорят Родину бесчестьем! А вы опозорили еë безвозвратно! — Мэнсфилд точно не слышала Элли (вероятно, не желала слышать), а продолжала сквернословить. — Где моя родина мне, к сожалению или к счастию, неизвестно. — Под вуалью Куппер сдула с лица прядь рыжих волос, что навязчиво лезли в глаза. — Я родилась на корабле, а куда и откуда он плыл — никто не помнит. Знаю лишь одно: каким-то чудом я угодила в семью английского вельможи, жена которого не могла родить ребёнка, а потом, тем не менее, родила ещë четверых. Дэвид — неродной троюродный брат Элли, в детстве и юношестве близко общавшийся с еë приëмной семьëй — верил в их родство. Маркиза Мэнсфилд, удивлëнная неожиданной, но краткой исповедью похитительницы, затихла. Она поджала красные пухлые губы и удручённо опустила взор в пол. — Да, Ваше сиятельство: я такой же человек, как и вы; со своею драмой, вдаваться в подробности коей я не собираюсь, и со своею историей. — Элли заложила руки за спину и жестом этим — что неосознанно переняла у Селби ещë в детстве — продемонстрировала превосходство над пленниками. — Не берусь оспаривать: очевидно, вам виднее, кто я есть — Дьявол или простой обыватель Земли. Но будьте осторожнее в выражениях: кого увидите — того и получите.