I
Фанатичный надзиратель ни раз слыхал имя Гаруцио Пьето из уст Мигеля. Грандер с теплотой отзывался о виконте как о родном сыне и всегда демонстрировал тоску по любимому племяннику, что пробуждало в деревянной душе смотрителя отголоски жалости. Как и обещал, Гоито отправился в город за экипажем, но умолчал об одном. По дороге он расспрашивал прохожих, где находится имение графов Пьето. Время утекало с быстротою бурного речного потока, а уложиться с поисками непреложно надо было в сегодняшний день. Искания не продлились долго: вскорости, проходя по центральной улице, он повстречал уже знакомого ему человека. Навстречу Гоито быстро шагала молоденькая смуглая девушка в одеждах служанки. Она выглядела обеспокоенной и сжимала в руках маленький обрывок бумаги. Недолго размышляя, смотритель узнал в ней Земфиру. Когда улица сузилась, и народу вокруг осталось немного, Гоито негромко, но твëрдо окликнул еë: — Земфира! Девушка непонятливо оглянулась на грубый выкрик. — Вот где ты пропадаешь, плутовка! — Сеньор, — служанка остановилась, — зачем вы следили за мной? От столь наивного, но вместе с этим возмущëнного вопрошения, надзиратель хмыкнул и произнëс: — Она ещë спрашивает! Ты должна служить графу, а не мотаться по городу как кочевник! Или что, вспомнилось былое житие? — Но мой господин отпустил меня погулять. Сейчас я как раз держала путь обратно во Дворец. — О, граф, добрая душа! — огласил смотритель, окинув взглядом по-вечернему розовеющее небо. — Идëм-ка со мною, девочка, а то мне слабо верится, что ты действительно направляешься назад. — Как прикажете. — Земфира с деланой покорностью последовала за Гоито. — Но куда спешите вы? Быть может, я смогу вам чем-нибудь помочь? — Имение графов Пьето. — Буркнул надзиратель, высматривая новых прохожих. — Я ищу имение графов Пьето. — Как! — девушка не сдержала подозрительное восклицание, но сразу спохватилась: — Когда я ещë не была служанкой и жила со своим табором, мы часто бывали в тех краях. — Правда? — радостно изумился Гоито. — И ты помнишь дорогу туда? — Да, но для чего вам... — Услышал-таки Господь мои мольбы! — перебил еë смотритель. — Срочно, срочно показывай дорогу! Земфира повиновалась, и спустя полчаса они прибыли в оговоренное место. В это время из ворот территории верхом выезжал черноволосый юноша в дорожном костюме и в высоких сапогах. Вход за ним закрылся садовником, и наездник уже хотел пришпорить коня, чтобы галопом пуститься по своим делам. Но только вознамерился он это сделать, как чей-то тонкий убедительный голос остановил его: — Сеньор Гаруцио, сеньор Гаруцио, постойте! — Земфира подскочила к виконту и схватила его скакуна за поводья. — Как мне повезло, что вы ещë не успели уехать! — Земфира? — Гаруцио спешился. — Это снова ты? — Да, виконт. Вы сильно торопитесь? — Как только ты принесла мне весть о моëм родственнике, я сразу решил ехать во Дворец. Юноша помолчал и добавил: — Мне следовало предложить тебе отправиться со мной. За это славное известие ты достойна награды. — Нет, нет, я не за этим вернулась, — отмахнулась деушка, — с вами желает побеседовать мой господин. Гоито подошëл к молодым людям и поклонился виконту. — Извините, сеньор, что отвлекаю вас от срочных дел, но моë дело срочно настолько, что его исход определит жизнь и будущность вашего дяди. Едва Гаруцио услышал о Мигеле, как интерес его сию минуту удвоился. Надзиратель представился и затем изложил юноше историю о визите вице-короля во Дворец и о сути его приезда. Гаруцио, чьë ранимое сердце — как считал он — было накрепко связано с сердцем Грандера чистой сыновней любовью, воззрился на смотрителя. — Я думаю, вы поможите мне освободить его, если только любите. — Завершил рассказ Гоито. — Люблю ли я? — встрепенулся Гаруцио как потревоженная синица в своëм гнезде. — Едемте! Какое счастье, какое счастье, что нашëлся на свете такой человек, как вы, господин Гоито! — повторял он вне себя от резко нахлынувшего счастья. Ни Фернандеса, ни Кармен не было дома третий день; граф Пьето пьянствовал где-то за городом в компании таких же пропивох, как он сам, а непорочная графиня гостила в имении маркиза де Идалько. Юноша велел конюху, — и кучеру в его же лице, нанятому недавно госпожой Пьето, — запрячь в экипаж трëх лошадей. Трое путников — виконт, служанка и надзиратель — немедленно выдвинулись в сторону Дворца, чтобы поспеть к ночи.II
Так праведный Гоито организовал встречу Мигеля и Гаруцио, а сам удалился к себе в комнату ждать завтрашнего дня. Он не хотел бежать, как говорил Грандеру, а — по своим высокоморальным принципам — намеревался понести наказание, каким бы оно ни было. Секунда — и Мигель оказался крепко стиснутым в прочных объятиях племянника, который, увлëкштсь, чуть не задушил родственника. Гаруцио бесшумно рыдал под ненавязчивый шелест дикой, пожелтевшей листвы и приглушëнную перекличку лесных птиц, а Грандер стоял в немом оцепенении. Поседевшую голову бывшего пирата точно сдавливало с двух сторон клешнями; вступило в висок, но ни единой слезинки не прокатилось по его впалой щеке. Долгожданная свобода — вот она, во всей еë красе — не окрылила и отвратила беду, а навалилась как тяжкий груз и придавила, будто бы что-то неправильное присутствовало в этом спонтанном побеге. Ночь сгущалась. Осенние ароматы пожухлой зелени перемешались со звуком клокочущей тишины, нарушаемой лишь редкими всхлипами виконта. — Дядя, — полушëпотом пролепетал Гаруцио, глотая слëзы— я не верю своим глазам... — Я тоже, Гаруцио. — Спокойно ответил Грандер. — Надо быстрее покидать это гнусное место. В экипаже, который спрятали за широкостволыми деревьями, их ожидала Земфира. Когда беглец и спаситель сели в кабину, Мигель не сказал служанке ни слова, будто и не заметил. Может, действительно не заметил. По дороге в дом Грандера — ибо ехать в имение виконта было небезопасно — все трое хранили молчание: молчание то ли торжественное, то ли изнурëнное. Карета подкатила к небольшому скромному зданию, и путники, также без слов, водворились в его тëмные просторы. Коридоры, стены, немногочисленная мебель и даже воздух там — всë пахло нежилым, покинутым. Один Фируче — ласковый чëрный кот, которого в отсутствие хозяина подкармливала пожилая служанка — сразу подал признаки жизни: он выбежал навстречу пришедшим и стал с усердием тереться об ноги графу и противно мяукать. Мигель прошëл к себе в комнаты, взглядом приглашая виконта следовать за ним. — Дядя, — неуверенно произнëс Гаруцио, с жалостью наблюдая перемену во внешности родственника, — мне так много хочется вам рассказать, так много обсудить... Но я теряюсь в мыслях. — Мысли как лес: заблудиться легко, но главное найти обратную дорогу. — Мигель ловким движением зажëг пару свечей в канделябрах. — Вероятно, ты хочешь знать, как занесло меня во Дворец? — Конечно! Я хотел бы это услышать. Грандер передал племяннику историю своего заточения, на удивление, без сильных эмоций, что обычно овладевали им во время подобных бесед. Гаруцио слушал его с выражением глубочайшего сострадания и любви, понимающе качая головой. Сердце юноши сжималось, словно каждое слово Мигеля пронзало его иглой. — Вы столько вытерпели, столько пережили, — виконт присел на стул у кровати. — Я так рад, что мы снова вместе, и ваши нестерпимые страдания наконец закончились. Мигель, стоявший посередине комнаты в пол-оборота к Гаруцио, послал юноше один из таких красноречивых взглядов, которых не замечали посторонние, но с детства настораживали виконта. Гаруцио принялся суетливо раздумывать, что могло бы в речах его разозлить или не понравиться Грандеру, но Мигель не заставил племянника долго ждать: — Гаруцио, — Мигель двусмысленно покачал головой, — не делай из меня великомученика, ибо я таковым не являюсь. Все невзгоды и напастья, приключившиеся со мною за последние два года, достались мне неспроста. Я вершил зло и сотворял добро, ошибался и исправлял свои ошибки, поступал несправедливо и был приверженцем истинности, презирал религию, но ссылался на неë в минуты опасности, я использовал людей и помогал им. По моей милости невинные люди, чем-то не угодившие Пастеру, по сей день гниют в тюрьмах; я занимался активным поиском компромата на них и клеветой, выполнял бесчеловечные задания. Я подставлял и губил репутации. Из таких несчастных за долгие годы моей службы герцогу можно составить длинный перечень. Облик Гаруцио сникся на несколько секунд, но потом — от осознания всей степени доверия, что проявлял к нему великодушный дядюшка — засиял вновь и сделался ещë восхищëннее. Грандер наблюдал за этой быстрой сменой чувств как опытный актëр кукольного театра, мастерски знающий, как управлять своими марионетками: за какую ниточку дëрнуть, чтобы вызвать печаль или как заставить несмышлëную куклу смеяться. — Ты видишь, — продолжал граф, — я не утаиваю от тебя ничего, ведь доверяю как себе и ценю, — Мигель, похоже, хотел перейти к какой-то животрепещущей теме, ради которой и вдарился в эту сладкую лесть, но Гаруцио опередил его и заговорил о ней первым: — Вижу, — юноша резко вскинул голову, — но не понимаю кое-чего, — Что не понимаешь ты, мальчик мой? — Мигель, почувствовав, что виконт намеревается его в чëм-то уличить — а уличить Грандера можно было во многом — пустил в ход проверенный и надëжный приëм. Когда Гаруцио сердился на родственника — что случалось нечасто — Мигель называл его ласковым «мальчик мой», и виконт снова делался послушным ягнëнком, начинал игнорировать ветхие порывы здравого смысла и подозрений. Юноша присмирел, внутренне виня себя за этот дерзкий тон, которым намеревался изначально говорить. — Я всего-навсего желал узнать, — покладисто молвил Пьето-младший, — почему вы никогда не говорили, что у меня есть двоюродная сестра? Грандер встал напротив племянника и заглянул ему в лицо. Сердце бывшего пирата отчаянно затрепыхалось как бабочка, угодившая в паутину, пол загорелся под ногами, а дыхание перехватило, будто кто-то держал его за горло. Как разведал, как узнал он о еë существовании? — Двоюродная сестра?.. — Мигель присел рядом с Гаруцио в кресло. — Да — сеньора Домилитта. Кое-как сладив со своими чувствами, которые бушевали у него внутри как клокочущее в неистовый шторм море, Грандер приложил руку к груди, чтобы унять сильное сердцебиение, и произнëс: — Гаруцио, ответь: ты знаешь еë лично? — Мы давно знакомы, и я люблю еë как родную сестру. Вновь молчание, пронизанное электрическим током. Мутный взор Грандера вспыхнул и, казалось, был готов сверкнуть молнией, но Мигель сдержался: он на последнем издыхании усмирял эмоции. — Знакомы... — протянул бывший пират. — И как случилось вам узнать друг друга? Виконт рассказал про судьбоносный портрет Кармен, про любопытство и подозрения Диего, про то, как они — Гаруцио и пожилой слуга — узнали, что Домилитта приходится юноше роднëй. Лицо Грандера покрыла смертельная бледность, когда речь зашла о замужестве госпожи Лоренсо и о появлении на свет Паулы, Мадлен и Агустины. Гаруцио закончил повествование и с придыханием стал дожидаться реакции дяди. Однако Мигель искусно скрывал пыл, который бушевал у него внутри. — Значит, господин Диего тоже имеет отношение к этой истории. — Сказал он вынужденно-спокойным тоном. — Имеет. — Подтвердил виконт, не понимая, отчего Мигель столь невозмутим. — У них с сеньорой Домилиттой прекрасные отношения. При словах этих Грандер стиснул зубы и, успокоившись, после недолгой паузы молвил с кривой усмешкой: — Чудесно. Я рад, что и ты, и сеньор Диего прекрасно ладите с моей дочерью. Она охотно отвечает вам взаимностью? — Очень! Сеньора Домилитта меня просто обожает, а Диего считает за хорошего друга. Осторожной поступью Мигель прокладывал себе дорогу. В жизни как в шахматах: заранее просчитанное действие ведëт к победе, а беспечность — к неминуемому краху. — Стало быть, мы можем вместе — ты, сеньор Диего и я — явиться к госпоже Лоренсо, чтобы сызнова познакомить меня с ней? — спросил Грандер. — С радостью! — подскочил Виконт, однако сию минуту восторг его погас. — Но есть одно прескорбное обстоятельство... — В чëм оно заключается? — Диего умудрился не угодить матушке и был выгнан на улицу. Я не видел его уже неделю и не знаю, где он сейчас находится. Услыхав про изгнание старого слуги, удовлетворëнная улыбка мести против воли зазмеилась на устах Мигеля. Еë он спрятать не сумел. — Бедный старик, — произнëс он иронично-сожалеющим голосом, — представляю, каково это — остаться на улице совсем одному. — Я пытался искать его, но выходило сие с переменным успехом: матушка всю неделю была дома и уехала только сейчас. Я не мог уделять этому занятию достаточно времени. Мне бы хотелось попросить сеньору Домилитту принять пожилого лакея к себе на службу, однако для начала Диего нужно найти... — Не беспокойся, — миролюбиво сказал Грандер, — он найдëтся, вот увидишь. А пока — возьми вместо него Земфиру; она ждëт внизу. Думаю, твоя милосердная матушка оценит еë по достоинству. Гаруцио, наскоро взвесив «за» и «против» данной затеи, согласился с Мигелем. Долгожданная цель, — что грезилась вдали точно едва заметное видение — теперь висела на крючке, но могла соскользнуть в любой момент. Как примет Домилитта отца и будет ли рада его видеть — неизвестно. Но одно Грандер понимал ясно и по собственным ощущениям, и исходя из рассказа племянника о сестре: госпожа Лоренсо будет счастлива во всех смыслах этого понятия лишь когда освободит мать. Потому Мигель окончательно укоренился в мысли, что вызволять Консуеллу придётся неизбежно. — Гаруцио, — ласково молвил Мигель, влекомый новой мыслью, — скажи, ведь ты любишь меня как отца? — Будто вы не знаете! — с добродушным оживлением ответил виконт. — И готов ради меня на всë? — Я многократно доказывал вам это. — А ради сеньоры Домилитты? — Безоговорочно! Мигель сдержанно кивнул с видом мудрого учителя, принимающего экзамен у способного ученика. — Готов на всë... — расплывчато повторил он фразу родственника. — Даже, например, на то, чтобы пополнить собой ряды криминальных работников Джона Пастера? Гаруцио ошарашенно вытаращился на собеседника. Он искал в бесстрастном выражении лица Грандера скрытый подвох. Юноша ожидал чего угодно, но только не того, что сказал ему дядя. Джон Пастер: виконт помнил это значимое имя по уэймутским слухам и неумышленно ассоциировал его с понятиями «величие», «власть» и «преступность». Служить Пастеру — значит служить злу: так представлялся ему образ могущественного вельможи. — Ну? — Мигель начинал терять терпение. — Отвечай: готов или солгал? Грандер поднялся с места и положил руку на спинку стула, на котором сидел юноша. Виконт съëжился и нервно сглотнул: ему казалось, что зелëные глаза бывшего пирата в приглушëнном сиянии свечей источали яркий дьявольский свет. В этом было что-то змеиное, сравнимое с тем, как удав перед смертоносным броском взглядом завораживает несчастную жертву. — Я жду. — Ласковый тон Мигеля сменился твëрдым и непривычным слуху Гаруцио, особенно, если исходил он от Грандера. Интуитивно виконт понял, что права на отказ у него нет. — Готов. — Произнëс он, силясь придать голосу уверенности, но безуспешно. — Я знал, что ты не бросишь своего родителя, сынок. — Граф отступил и опять опустился в кресло. — О подробностях узнаешь позже, а пока — мне достаточно твоего ответа. Гаруцио и Грандер тепло распрощались, и виконт с новой служанкой поехали домой по пустым дорогам Севильи.III
До восхода оставалось всего ничего. Мигель погасил свечи и прилëг отдохнуть на полчаса. Комната погрузилась во мрак, так как освещалась теперь лишь неверным свечением луны, которая готовилась уже уступать место солнцу. За половину часа полностью восстановить силы было невозможно, но Грандер не стал дальше терять время на сон, ведь хотел успеть до оживления городских улиц. В четыре утра он велел снарядить экипаж и поехал обыскивать злачные места, где обычно собирались нищие и бродяги. Вероятно, сегодня из его затеи ничего не выйдет, однако чем раньше к ней приступать, тем больше шансов на успех она имела. Почти через два часа Грандер приказал остановить карету около церкви, заприметив несколько расположившихся там бездомных. Мигель знал, что нищие приходят в подобные места задолго до начала первой мессы, отчего и решил попытать удачу ранним утром. Тучи плыли по неприветливому осеннему небу, где-то протяжным лаем перекликались собаки. Граф, закутанный в тëмно-синий плащ, вышел из кабины и огляделся: он не надеялся уже найти то, что искал, ибо до того посетил несколько соборов, церквей и притонов, но остался ни с чем. Эта церковь была последним местом, которое Мигель намеревался посетить за данные сутки. Ноябрьское солнце вставало поздно: доходило шесть, а на улице было темно. Чуткий взор Грандера вяло проскользил по серой местности и наткнулся вдруг на человека, находившегося поодаль всех. Он сидел на земле под лысеющим деревом, пытаясь дремать. Сгорбленная фигура его тряслась от холода и непостоянства. Граф прищурился и посмотрел на скитальца в театральный бинокль, — чтобы не вышло оказии — который прихватил с собою из дома. В этот момент рядом с незнакомцем небыстрым шагом проходил человек в потрëпанной одежде и с фонарëм в руке. Удачное это стечение обстоятельств позволило Мигелю получше разглядеть подозреваемого, так как свет чужого фонаря на пару секунд озарил его привлекательную для таких годов наружность. Не имея более сомнений, Грандер приблизился к старику и встал подле него, облокотившись плечом о то же дерево, под которым сидел нищий. — Ненавижу ноябрь, — сказал граф будто непреднамеренно, — кругом опавшие листья, серость; пакостно и грустно. А как находите вы? — Я тоже, — машинально ответил пожилой лакей, но следом, по прошествии секунд десяти, стремительным рывком поднялся на ноги. Голос Грандера показался ему слишком знакомым. — Извините, сеньор, — произнëс Диего, — я имею честь знать вас? Понимаете — старость. Многое выпадает из головы. Одновременно слуга разглядывал неизвестного, но утренняя темнота и грозные чëрные тучи не позволяли этого сделать. Уличное освещение было погашено. — Именно. — Грандер даже не поменял позы. — Вы имеете честь знать меня. Прислужник с непониманием взъерошил редкие плешивые волосы. — Я пришёл сделать вам предложение. —Уверенно сказал Мигель. — Вы, не имея жилья и денег, можете обрести их, согласившись сейчас следовать за мной. — Но кто вы? Я, честное слово, в замешательстве. Граф молча взял слугу за руку и подвëл к своему экипажу. Пальцы Грандера были до безумия холодны, что удвоило суеверные мысли Диего. Тучи рассеялись, солнце потихоньку вставало, и уже начинало светать, но не до конца ещë ушедшая темнота по-прежнему затрудняла взор. Мигель зажëг фонарь, вынутый из салона, и поднял его над собой. Тëплый свет упал на его тощую фигуру. Губы Диего шевельнулись; он хотел что-то сказать, но ступор сковал тело. Тщательно всмотревшись в острые черты лица Грандера, старик едва не упал. Ноги его подогнулись как две хворостины, однако прислужник успел схватиться за открытую дверцу кареты. — Вижу, вы тоже меня вспомнили, сеньор. — Произнëс граф, отстраняя светильник. — Так слушайте: я знаю, что сеньора Кармен выгнала вас из дома, позабыв о вашей огромной родительской любви к ней. Жизнь — вещь изменчивая, поэтому я предлагаю вам отныне сделаться моим слугой. — Как? — прохрипел Диего. — Как оказались вы здесь и нашли меня? Где пропадали? — Неважно, где я пропадал. Важно, какой ответ вы мне дадите. Но поражëнный лакей продолжал метаться от подозрения к подозрению: — А, понимаю: вы жаждите мстить. — Мстить? Вам? — спросил Мигель с коварной любезностью. — Не слишком ли высоко вы себя цените? Вероятно, глубоко в душе Грандер и желал мести, но берëг еë на ту пору, когда Домилитта вновь назовëт его отцом, а Консуелла будет на свободе. Уместные подозрения не покидали старого слугу: — Выходит, вы хотите помочь мне от чистого сердца? — Наши взаимоотношения известны вам не хуже, чем мне. — Сказал граф. — Вы умный человек, пусть и занимающий роль слуги; если бы я ответил, что желаю этого от чистого сердца, вы бы явно мне не поверили, — И то верно... — Тогда не будем ломать комедии, хоть по вашим представлениям я и есть самый главный комедиант. — Произнëс Грандер с ядовитой усмешкой. — Вы спасли меня у «Кампос Амплиос» не по доброте душевной, сеньор Диего, я понимаю это. Не говорю, что и мой нынешний порыв бескорыстен. Но чего именно я добиваюсь вы поймëте сами, по моим действиям. У вас не по возрасту светлый ум. Перспектива снова остаться на улице не завлекала пожилого лакея, отчего он, поразмышляв минуту-две, недоверчиво согласился ехать с новым хозяином.