Чёрно-белый парус

      Герцог Джон Пастер впервые за долгое время был наконец счастлив.       Переезд в Бургундию, где его ожидал огромный особняк неподалёку от центра, как яркий мазок посреди серой картины скрасил послевкусие недавных потрясений. Здешние рощи, сады, фонтаны, пропитанные французским ароматом и яро воспеваемые старой Френсис — ныне любимой женой Его светлости — оставляли в душе Джона неизгладимое впечатление покоя и умиротворения. Чрезмерного умиротворения, можно сказать, излишнего.       Вечерело. Пастер подошëл к большому полукруглому окну с широким подоконником и устремил безжизненный взгляд своих серых глаз на местные красоты. «Всë то же самое. Как в Уэймуте: красиво, но однообразно».       Внезапно тусклый взор герцога прояснился: около фонтана, в окружении двух молодых фрейлин, стояла Френсис и звонко хохотала. Новоиспечëнная герцогиня, заполучив титул, не охладела к мужу и не пошла по любовникам, как некоторые иные особы с похожей историей, не стала льстить и прогибаться за это великолепное одарение, а сохранила всë те же чувства, как и прежде, когда она была ещë просто «мисс Френсис», а не «Ваша светлость».       «Ты одна никогда не лебезила предо мной и выражала свою любовь такой, какая она есть,» — думал Пастер, растянув уголки губ в самозабвенной улыбке. — «И потому я нежно люблю тебя, как единственного человека, который всегда был верен мне и в горе, и в радости».       Но почему единственного? Кажется, был кто-то ещë.       Да-да, кто-то другой, что хранил ему верность до конца своих дней.       Герцог положил локти на подоконник и задумался.       На первый взгляд, друзьями в его жизни и не пахло, причëм никогда. Вокруг него вертелись знакомые, прихвостни, подчинëнные, шпионы, враги... Они исчезали и появлялись как блеклые призраки и непостоянством своим сводили Пастера с ума. Но друзья — нет, увы. Их не было.       Однако был тот, кого Джон никогда не называл другом, но понял только сейчас, что он им являлся.       1852 год;       Помню тот званый вечер девять лет назад: один из тех, что я изредка устраивал для своих криминальных приспешников, порою, тоже имеющих титул. Все веселились в зале, пили, обсуждали новые задания и планы, словом — дивно провожали день. Вино разливалось рекой, а искусные музыканты ненавязчиво наигрывали чудесные мелодии.       И он был там. Ещë молодой, крайне болтливый, артистичный, но при надобности умеющий отменно держать язык за зубами. Он стоял вместе со всеми и что-то рассказывал толпе.       С натяжкой сошëл бы за англичанина, но режущий слух акцент — который почти искоренился с годами — выдавал в нëм южанина.       Невысокого ростом и чересчур худого его едва ли можно было разглядеть в этом сборище отборных негодяев. Он и сейчас смог завладеть всеобщим вниманием.       — Как вëрткий уж пролезал везде, вливался в любой коллектив. — Прошептал Пастер, провожая закат. — За это я и ценил тебя более всех. И за верность.       Господи, сколько было у тебя имëн — по пальцам не перечесть: Джордж Эдисон, Кассий Эрнандо, Фред Берг, Мигель Грандер... Последнее закрепилось за тобою как подлинное и имело в названии твоë настоящее имя.       Джон уже обращался к Грандеру как бы напрямую.       И личностей тоже имел сполна, в зависимости от того, какого человека нужно изображать из себя на конкретном задании.       Пастер вяло ухмыльнулся;       — Мог бы выступать в театре, был бы жив.       Но главное — поразительная верность. Казалось бы, такие люди как ты не отличаются ей, но здесь... Здесь теряешься в догадках. Тебя привлекали деньги — сие бесспорно. Других тоже. Но эти «другие» не проявляли себя так отменно. Лишь тебе доверялись самые сложные задачи и ты блестяще выполнял их, умело устранял моих неприятелей. И оставался опять.       Бессменный.       Как-никак, я обязан тебе жизнью. Тогда, во время охоты в лесах Испании, я повстречал свору головорезов. Они перебили большую часть моих людей и готовились уже расправиться со мною, но внезапно... Внезапно они расступились, услышав твой голос. По воле случая ты оказался в этом лесу со своей командой, которая явно имела большое влияние над этой кучкой плешивых собак.       — Ваш главарь, полагаю, будет ужасно зол, когда узнает, что вы без его ведома устроили засаду на столь высокопоставленного господина. Отпустите этого человека, и я, так и быть, не раскрою вашего промаха.       Зачем ты это сделал, ума не приложу. Возможно, сам хотел получить с меня деньги?       Получил, но потом. Я как раз искал изворотливых людей, и потому общение наше в тот день взяло начало на фоне моего спасения.       А потом ты попался властям. Пираты, как правило, не продолжают свою карьеру долго. Только некоторым удавалось не помереть на виселице или не схлопотать пулю в лоб.       Закат догорал как последние искры огня в камине, а Пастер всë стоял, летая в собственных мыслях.       Я вытащил тебя почти с того света, так как одной ногой ты был уже на плахе. Вытащил и не пожалел.       Только-только начал работать у меня и быстро показал наилучшие результаты. Такого я не наблюдал на тот момент ни у одного шпиона и прихвостня.       А ты и не был прихвостнем.       Все, чьи судьбы я поручал тебе, за короткий срок попадали в тюрьму и больше не докучали мне своим существованием.       «Вот, кому могу я доверить то нелëгкое долгосрочное дело.» — проносилось у меня в голове каждый раз, когда мне приносили вести о заключении под стражу очередного моего недруга.       Ты единственный знал об этом деле с самого начала. Знал и много лет хранил молчание. Помогал мне вечерами строить козни Селби и предлагал разные вариации плана.       Неужели тебе действительно было не плевать?       Разумеется, нет. Я ведь платил.       — Вам будут нужны помощники, сэр, — говорил я за несколько лет до приведения плана в действие. — Я позабочусь, чтобы у вас был надëжный напарник, на которого вы могли бы опереться в случае опасности.       — Считайте, что один напарник у меня уже есть. — Прозвучал двусмысленный ответ. Я хорошо помню этот бархатистый голос, в коем временами слышалось шипение гадюки. — У меня есть племянник, что, к сожалению, ещë слишком мал. Но он успеет вырасти. Он верен мне настолько, что и сейчас готов броситься в омут ради меня. Ибо я воспитываю его как своего защитника и беспрецедентно преданного себе человека. Мальчик считает меня за отца.       Жестоко и подло. Но плодотворно.       Френсис давно ушла от фонтана, и разбежались фрейлины, а герцог продолжал предаваться воспоминаниям. Чем дальше он в них углублялся, тем сильнее путался в своих ощущениях.       Другие мои слуги, бывало, просили у меня дополнительных наград в виде денег. Я давал им их, чтобы держать при себе. Но тебе я всегда платил чуть больше, нежели остальным, и потому ты, наверное, ничего никогда не запрашивал свыше.       Неужели никогда? Что-то всë-таки было.       Нет. Однажды ты попросил меня об одной услуге, даже не связанной с богатством. Вероломной услуге, которую я не преминул оказать.       — У меня есть враг, Ваша светлость. — Признался ты при личной встрече. — И враг этот сильно докучает мне.       Недругом тем, помню, был Мануэль Хоггарт — адмирал английского флота и гроза морских разбойников. Кстати говоря, своим неподкупным и благородным нравом он напоминал мне Селби. Честный и до идиотизма верный слову, он дал правительству клятву, что переловит в Англии всех пиратов. Тот ещë герой до мозга костей.       Клятву сдержать не удалось, как и сохранить свободу.       — Адмирал Мануэль Хоггарт, Ваша светлость. Он преследовал меня с того времени, когда я жил в Испании и занимался разбоем. — Объяснял ты. — По какому-то государственному поручению он был проездом в кастильских землях, и моей команде посчастливилось ограбить именно его карету. Произошло это ранним летним утром — уже светало — и поэтому он сумел запомнить моë лицо. — Голос твой наполнился ненавистью. — Недавно мы встретились вновь, в Уэймуте. Как выяснилось, Хоггарт тоже обитает здесь и теперь — я понял это по его свирепому взгляду, брошенному в мою сторону — он будет стараться поймать меня и повесить. А вы, Ваша светлость, при подобном раскладе лишитесь лучшего и самого верного слуги.       Знал, на что надавить, изворотливая гадина.       — Я всего один раз прошу у вас помощи в устрании своего — не вашего — врага, который может мне навредить. Вы могущественны и сильны, вы способны если не казнить его, то хотя бы упечь за решëтку. Пусть он сгинет либо в темнице, либо в земле.       Чистосердечные объяснения эти заставили меня согласиться. Лишиться одного из лучших шпионов означало самовольно разрушить свои давние мечты, что только-только начали претворяться в явь.       Ценой бесчисленных подкупов и подговоров начальника тюрьмы и офицеров, действуя, конечно, через других людей, я добился, что прославленный адмирал был подвергнут бессрочному заточению в подвалах крепости «Эолус», находившейся в пяти часах езды от Уэймута. Древнее строение это нагоняло на всех преступников первобытный страх. Сбежать оттуда и думать нечего: сделать лаз в толстых каменных стенах без инструментов невозможно, а оправдательные приговоры выносились после заключения крайне редко. Тот, за кем однажды захлопывались еë громоздкие врата, был навсегда потерян. Смерть подлинно наступала не с освободительного момента покидания душой тела, а с того судного дня, когда приговорëнный попадал в «Эолус».       Смерть, которой умерли многие мои неприятели.       Но Мануэль Хоггарт — человек семейный. Жену его также навсегда заточили в сырой и тëмной камере крепости.       Что сталось с их маленьким сыном — мне неизвестно. При лучшем развитии его судьбы, он, вероятно, был отдан на воспитание родственников, а при худшем... Не знаю, что приготовила для него судьба. Я не размышлял над этим и не хочу более размышлять.       Пастер поджал губы и вновь задумался о Мигеле в третьем лице:       Желание Грандера было исполнено. Жизни его отныне и, следственно, моему плану, ничего не угрожало. Случай свëл меня с милой Френсис и еë неродной племянницей Элли, которая впоследствии и стала союзницей Мигеля. Она с небывалой стойкостью прошла испытания на верность и уничтожила одного моего соперника.       — В какой он тюрьме, мисс Куппер? — спросил я после еë возвращения.       — Он в могиле, Ваша светлость. — Ответила с непреклонной холодностью Элли. От прежнего наивного выражения, что было ранее у неë на лице, не осталось ни капли.       «Неужто в могиле?» — удивился я мысленно. — «Мисс Элли при первой встрече показалась мне безобидной милой женщиной». Еë порыв стать моей работницей я нашëл до крайности престранным. Но позднее Куппер, признаюсь, сделала конкуренцию Грандеру. Мигель — как бы не ценил я его верность — начал потихоньку терять рассудок. Нервы брали над ним верх, и он, пусть и пытался их обуздать, с каждой неделей делался более несдержанным и склочным. Однако другого человека на его место у меня не было. Грандер — самый опытный и преданный мой наëмник.       Тогда-то я и решил, что Куппер, с еë непреклонностью и бесстрастием, будет отличной напарницей Мигелю. Они станут своеобразной подстраховкой друг другу: Грандер — своим профессионализмом, Элли — стойкостью.       Пастер оторвал взор от окна, когда на улице совсем стемнело.       Смерть Мигеля по сей день не отпускала его.       Джон постоял в задумчивости ещë с минуту и побрëл к покоям Френсис, чтобы отвлечься.