Чёрно-белый парус

      Громадный высокий замок «Эолус», названный так в честь греческого бога неизвестным человеком, оправдывал своё великолепное имя. День и ночь в местности той завывали тысячи ветров, иногда врывающихся внутрь замка и гуляющих по подземельям с унылыми песнями. Много жизней оборвалось под его тоскливый аккомпанемент в сырых подвалах, много имëн сгинуло бесследно. «Эолус» казался загадочным и опасным в своем архитектурном величии, но особенно страшен был во время сильного-сильного ветра. Словно король великанов он гордо возвышался над равнинами и не покачнулся бы даже при смертоносном веянии урагана.       Каменной глыбой стоял он в холодной торжественности, мрачный, неприветливый.       Но ни один ураган снаружи не нарушал душевной стойкости человека, упрятанного за решëтку жуткого строения бесчестным путëм.       Капитан Дэвид Селби, несколько месяцев проведший в тесной зловонной камере и не видящий белого света, тем не менее не растерял гордости и спокойствия. Старинный страшный замок не смог сломить его железной воли. Капитан осунулся, лицо заключëнного покрывала недлинная, средней длины борода, одежда изрядно потрепалась. Однако, если к нему заходил камергер, то он встречал его с исполненным достоинства видом, с расправленными сильными плечами и прямой осанкой. Селби относился к нему — камергер — как к равному, ибо убеждëн был, что люди служилые все равны друг перед другом в благородстве. Этот принцип он преследовал всю жизнь, не обращая внимания на то, какого звания человек находился перед ним: мичман, адмирал или простой полицейский — не имеет значения.       Всë, что осталось у Дэвида теперь — это воспоминания о море и свободе, о своих матросах, о старшем помощнике Томе. Если бы капитан знал, что из верной команды лишь малая часть не отступила перед трудностями по его вызволению... Но он по-прежнему верил в еë незыблемую преданность, в то, что однажды он выйдет на волю и восстановит своë честное имя. Сие и придавало Селби физических и моральных сил: отныне он жил надеждой. Но надежда эта была сопряжена со страхом за преемника, и Дэвид выбирал, что для него важнее: безопасность Тома или собственная честь?       Перегиб приходился на сторону Хоггарта.       И тем не менее спокойствие бывалого моряка покачнулось, когда в стенах «Эолуса» для него приоткрылась завеса давней непритягательной тайны.       Однажды ночью капитан спал сном, каким обычно почивают люди, которые не могут упрекнуть себя в лукавстве. Он привык уже и к спëртому воздуху, пропитанному запахом плесени, и к редким шагам стражников за толстой дверью, и к кромешной темноте, и к жëсткой деревянной лавке, служившей ему кроватью. Ничто не нарушало покоя, не принуждало содрогаться.       Или почти ничто.       В сознании Селби весь день вертелась единственная мысль, что заставляла сердце Дэвида тревожно подпрыгивать. И мысль эта была связана с Хоггартом — его преемником и названным сыном. Здесь, в тюрьме, капитан познал долю истины об одной давней и неприятной истории.       Внезапно Селби пробудился от лязганья ключа в замочной скважине. Причëм создавалось впечатление, будто неизвестный не знал, какой именно ключ из связки подходит для этой двери и перебирал все по очереди. А комендант находил нужный сразу. Эта крохотная деталь насторожило капитана. Он привстал и стал ждать, когда нежданный посетитель зайдëт к нему в каморку. Наконец замóк щëлкнул, и глухое эхо от этого звука разлетелось по замшелому коридору подземелья. В дверном проёме показался, на первый взгляд, комендант в своей повседневной одежде, держа перед собой на вытянутой руке керосиновую лампаду.       — Сэр? — невозмутимо сказал Дэвид, встав на ноги. — Вечерний обход уже прошëл. Что-то случилось?       Но мнимый комендант не ответил. Он затворил дверь, и покуда он делал это, капитан убедился, что это кто-то другой в одеждах начальника. Незнакомец обернулся, подставив лицо под в меру яркий свет лампы.       Насколько бы отменно Селби не умел держать эмоции при себе, сейчас с уст его сорвалось удивлëнное и одновременно радостное, но тихое восклицание:       — Том!       Дэвид оказался прав: это действительно был Хоггарт.       — Капитан! — Молодой моряк горячо обнял наставника. — Перед вашем заточением я поклялся, что это была не последняя встреча ученика и учителя и сдержал слово. — Оба они сели на лавочку, поставив туда же светильник.       — Ты истинно мой преемник, — произнëс капитан с гордостью в голосе. — Даже в детстве ты был верен слову так, как немногие взрослые. Но отбросим излишнюю болтовню.       — Верно, — согласился Том. — И я хочу сказать, что пришëл оповестить вас о скором вызволении. Через две недели, а то и меньше, вы будете на свободе. Готовьтесь бежать к этому времени.       Хоггарт говорил уверенно и обнадеживающе, словно мог, подобно магу, заглянуть в будущее и убедиться в подлинности своих слов. Капитан сдержанно кивнул, не выказывая особого ликования. Тревожило Дэвида не собственное заточение, а то, что он узнал, пребывая в нëм.       — Я не волнуюсь за это, потому что доверяю тебе и команде, — ответил Селби, но тотчас ясное, доброе лицо его заслонило густое облако беспокойства. Эта быстрая перемена не ускользнула от зорких глаз молодого моряка.       — Вы о чëм-то волнуетесь? — вкрадчиво спросил он, пытаясь понять, что творится у наставника в душе.       Селби, ранее никогда не прибегающий ко лжи даже в рамках смертельной опасности, погасил желание поведать Хоггарту ту чëрную правду, что давила на капитана изо дня в день как огромный камень. Потому он стерпел и сказал с неестественной улыбкой:       — Нет. Ничто не покачнуло моего духа. — Это резкое утверждение, ко всему, капитан не считал за враньë. Лишь недоговорка, ложь во благо, которую ранее Дэвид мешал с обыкновенной ложью и не считал за действительное добро. Неправда не может быть полезна, в итоге она так или иначе неизбежно приводит к неприятностям. Однако на время Селби пришлось отказаться от этого принципа в пользу воспитанника. Капитан не хотел колебать внутренней силы Тома, что и без роковой правды, конечно, переживал непростой жизненный момент.       Хоггарт заметил неладное. Зная своего опекуна с малолетства, Том научился точно определять по его каменному, бесстрастному лицу правда ли он спокоен сейчас или что-то смутное всë-таки творится в твëрдой душе бывалого моряка.       — У нас много времени, — нерешительно сказал юноша, потупив взор, — я закрыл дверь на замок, никто не сможет войти. Вашего коменданта мы связали и взяли в плен, а его одежда, как видите, послужила мне маскировкой. — Том придвинулся ближе к капитану. — Расскажите, что у вас на сердце?       Капитан, спокойный и горделиво-благородный на вид, колебался. Неожиданно для самого себя он вдруг расценил своë молчание как акт трусости и бесчестья. Не рассказать ученику о той подробности, которая была связана с ним, означало лишить Тома шанса исправить ситуацию, пока есть возможность. С другой же стороны, можно подождать, покуда он — Селби — выберется на свободу, и они вместе предпримут меры.       Но в сознание Дэвида с давних пор проникла другая дума, беспокоившая его не меньше первой. Повыбирав с несколько секунд, о какой будет безобиднее и нужнее рассказать в данный момент, Селби приступил к повествованию о второй:       — Мы впервые свиделись спустя столько времени, — говорил капитан своим грубоватым, но приятным голосом, — и в продолжение заточения я беспрестанно переживал, что ты рискуешь жизнью ради моего спасения. Мысль эта на самом деле не давала мне покоя. Твоя юношеская натура будет противиться, возражать, но я прошу тебя оставить попытки вытащить меня из «Эолуса». Это очень опасно, ты ставишь на кон и жизнь, и свободу, и честь, так как идëшь в данном деле против закона. — Капитан медленно перебирал короткими пальцами на сильных руках, точно волнуясь. — Просидел почти год — просижу и ещë двадцать лет или сколько мне отмерено.       Своевольную натуру Хоггарта задела немыслимая — как рассудил он — речь Селби.       — Капитан, — произнëс он возмущëнно, но солдатская выдержка, к которой Дэвид приучал преемника много лет, не дала вызывающему тону молодого моряка перерасти в недозволенность. — Вы считаете, что я способен на предательство? — спросил он уже опечаленно.       — То будет не предательством, — быстро ответил Дэвид. — Я желаю тебе добра, оттого и не хочу, чтобы такой перспективный юноша как ты загубил себе молодость.       — Что я буду за гнусное существо, если не помогу вам?! — взвился Том. — Я знаю вас с малолетства, с тех пор, как родителей моих казнили. Вы были моим отцом и опекуном, вы закаляли характер и сделали из меня того, кем я сейчас являюсь. Бросить вас здесь! Нет, немыслимо!       Упоминание Хоггартом его родителей отозвалось в сердце Селби зловещим эхом. Оглашение данного прискорбного обстоятельства натолкнуло капитана на мысль, что это, вероятно, знак. Дэвид не был впечатлительным человеком, но в каждой личности есть неотъемлемая доля мистического мышления. И велика она или мала — зависит от натуры.       — Твои родители не казнены. — Будто плеская ученику в лицо холодную воду, тихо молвил Селби.       Том поднял на капитана взгляд, полный противоречивого смятения. Ему показалось, что он неправильно расслышал изречение наставника.       — Как вы сказали?.. — спросил он на выдохе.       — Твои родители не казнены, — более жëстко и параллельно с жалостью повторил Селби, чеканя каждое слово.       Образовалась звенящая тишина, в продолжение которой и капитан, и Том слышали приглушённые звуки дыхания друг друга. Рыжие, вьющиеся волосы на голове Хоггарта взъерошились и вздыбились как шерсть на теле затравленного зверя.       — Почему вы так думаете? — наконец выдавил юноша. — Ведь вы сами говорили мне обратное.       — Говорил, однако правду узнал лишь недавно, — произнëс Селби.       Капитан помнил молодого моряка ещë мальчиком, ребëнком, что свалился ему на голову как снег и стал с того судьбоносного дня его утешением. Том был с ним везде: и на суше, и в море, и в таверне близ берега, и в трактире, и дома; куда бы ни ступала могучая нога Дэвида, за ней всегда неотступно семенили маленькие следы любопытного мальчишки. Перед казнью — которую неведомо для капитана потом заменили по милости короля бессрочным заключением под стражу — Мануэль и его жена передали родительские полномочия Дэвиду, как почтенному другу семейства Хоггартов. Селби без драмы принял это весомое бремя, хотя глубоко сожалел и переживал о незавидной участи друга. Капитан был холост и родных детей не имел. В молодости он собирался жениться, но появление в его жизни Тома окончательно поставило крест на данной затее, ведь Селби принял решение всецело посвятить себя только двум вещам на свете: воспитанию ребëнка и морю. Он, с помощью наëмных учителей — многих приходилось брать с собою в плавания — обучал преемника грамоте, счëту, иностранным языкам и лично занимался с ним фехтованием и морскими премудростями.       Хоггарт вырос у него на глазах.       — Месяц назад меня и некоторых иных заключëнных переводили в другие камеры. — Начал пояснение Дэвид. — Нас — десятерых человек — согнали в кучу всех в одном большом помещении, заперли на ключ и выставили у дверей надëжную охрану. Комнату окутывал полумрак, в котором всë-таки можно было разглядеть лица друг друга. Я смиренно ждал, когда надзиратель выкрикнет моë имя и поведëт в новые апартаменты, но вдруг кто-то тронул меня за руку. Уже привыкнув к постоянной темноте, глаза мои узрели сгорбленного человека не пойми какого возраста: он был дряхлым и сморщенным, но что-то неуловимое в жестах его выдавало в нëм ещë не старого и ранее крепкого мужчину.       — Простите, сэр, — сказал он прыгающим голосом, — не могли бы вы назвать своë имя? Пока нас вели по коридорам, меня не покидало ощущение, будто я знаю вас.       Я представился. Рука незнакомца крепче стиснула мой рукав, и я припомнил в морщинистых чертах того господина нечто знакомое.       — Дэвид Селби? — переспросил он. Голос незнакомца приобрëл радостные нотки. — Капитан Дэвид Селби! Боже, какое счастье и одновременно горе, что мы встретились здесь! Вы не помните меня? Знаю, за столько лет внешность моя претерпела многие изменения, но всмотритесь!       Я всмотрелся, но ничего не понял. Длинная густая борода — нет, не такая как у меня, а гораздо длиннее — усложняла задачу.       — Сие было предсказуемо. — Старик покачивающейся походкой обошëл меня кругом. — Я дряхл не от старости, нет, а от многолетнего невольничества. Вы даже старше меня, капитан, пусть это и незаметно. Я — Мануэль Хоггарт, ваш старый друг.       Капитан резко прервал рассказ, зафиксировав уставший взор на каменном потрескавшимся полу.       Грудь Тома сдавило жгучее потрясение. Мануэль Хоггарт? Его отец? Селби, верно, тронулся умом из-за длительного пребывания в четырëх стенах.       Но юный моряк верил ему. Капитан — человек невероятно железной воли, его не смог бы сломить такой пустяк, как темница.       — Неужели мои родители здесь? — произнëс он рассеянно.       — Да, оба. Король — храни его Бог — заменил смертную казнь заточением.       — Я хочу увидеть их! — возрадовался Том, снявшись с лавки.       — Увидишь. Мы вместе позаботимся, чтобы они были на свободе. Но для сего я должен первым покинуть это тухлое место.       Внезапно радость, обуявшая Хоггарта, затихла. Какое-то чëрное семя зародилось у него в душе и разрасталось со стремительной скоростью. Мануэль и Женевьева — его отец и мать, провели лучшие годы в сырости и тьме потому, что адмирал стал помехой в чьих-то грязных интригах.       — Знал бы я, кому обязан за отсутствие родителей в моей судьбе... — таинственно проговорил Том, сжав кулаки. — Этот «кто-то» ответил бы жизнью!       — Он и ответил, — сказал Селби. — Наш разговор с адмиралом не закончился на оглашении имëн.       Хоггарт безмолвно, но с беспокойством, ожидал продолжения.       Капитан прокашлялся.       — Могущественная Вселенная распорядилась всем по справедливости и сама покарала твоего обидчика. Помнишь, Том, того человека, которого ты по моему приказу утопил в Мадриде близ небольшого селения?       — Сэра Грандера? Помню. Но меня до сих пор терзает совесть, и образ убитого порою является мне во снах.       — Не вини себя: это я отдал приказ, а ты лишь действовал. Но не в том суть. — Дэвид встал, точно излагая сведения в суде. — Грандер и был тем негодяем, по милости коего адмирала Хоггарта оклеветали и приписали ему — как хотели и мне — связи с пиратами. Сам того не подозревая, ты расправился со своим заклятым врагом.       Голубые глаза молодого моряка блеснули лихорадочным огнëм.       — Какая замечательная новость! — с удовлетворением молвил он, от возбуждения постукивания по полу ногой. — Поверить не могу! Мы так прекрасно общались на «Гермесе», я проникся к Грандеру и переживал наравне со всеми во время его болезни. Сейчас мне, право, противно и вспоминать всë это!       — Подлец льнул к тебе и втирался в доверие только по одной простой причине: он, вероятно, припомнил твою фамилию и решил поддерживать с тобою крепкие дружеские отношения. — Капитан вытер ладонью лоб и невесело добавил: — Сэр Грандер принадлежал к такому сорту людей, которые улыбнутся в лицо, но плюнут в спину.       Капитан передал Тому их дальнейший разговор с адмиралом и упомянул, что Мануэль точно знает тех, кто упëк его и Женевьеву в подземелье. Как-то давно навестить адмирала приходил один человек, которого раньше он не имел чести знать. Незнакомцем этим оказался подчинëнный Пастера, не поладивший с герцогом и вступивший с ним во вражду. Желая насолить Джону, он решился выдать Грандера, Пастера и его криминальную шайку адмиралу, обладающему огромными полномочиями. Но освободить Хоггарта предатель не успел: после нескольких встреч с Мануэлем он бесследно пропал и более не давал о себе знать. Неизвестно, что приключилось с ним. Вероятно, по приказу герцога его нашли и убили.       — В тот промежуток времени мы с Пастером были хорошими друзьями. — Сказал Селби сожалеющим тоном. — И я, наверное, слишком опрометчиво не замечал — или хотел не замечать — подозрительных личностей, вращающихся вокруг него. Я считал его честным человеком, джентльменом. — Дэвид вздохнул. — Вот куда привело меня моë безрассудное благородство.