I
Спустя три дня в имение вернулась Кармен, а ещë через два — Фернандес и Бенито. Нагулявшись вдоволь со своими богатыми любовниками, графиня была полностью готова к новым изощрённым затеям. Она с негодованием думала про наглую ложь Гаруцио о Домилитте и размышляла, какое наказание избрать для сына. Удачный случай подвернулся как нельзя кстати. Кармен не замечала неподдельного интереса виконта к его новой служанке и интереса Земфиры к своему господину. Иначе бы графиня вышвырнула юную цыганку на улицу также, как недавно Диего, который нашëл пристанище у дочери своего давнего недруга. Проучить виконта ей хотелось непременно. Долго она гадала, как осуществить эту, на первый взгляд лëгкую, но в реале требующую изобретательности затею. Вселенная милостиво подбросила графине такую возможность. Узнав, что некогда овдовевшая старая маркиза шестидесяти трëх лет вновь озаботилась поисками мужа, леди Пьето сочла обстоятельство это выгодно выпавшим шансом. Маркиза была несметно богата, и Кармен заключила, что так одним выстрелом она убьëт сразу двух зайцев: накажет сына и вернëт дому Пьето, а, стало быть, и себе, былой престиж среди знати. От данной новости Гаруцио пришел в отчаяние. — Матушка, ведь вы не поступите со мною подобным образом?.. — умоляющим тоном спросил виконт, заглядывая матери в глаза. — Гаруцио, — полные губы графини тронула упованная ухмылка. — Я никому не позволяю насмехаться над собой, будь то неизвестный прохожий или родной сын. И тот, и другой получают по заслугам. К тому же, чем тебе не нравится маркиза де жан Бах? Она прелестная женщина в самом рассвете сил и с отменным здоровьем. Гаруцио не желал зла старой маркизе, однако упоминание еë отменного здоровья ещë глубже погрузило виконта в яму уныния. Весь день он не покидал своих покоев и не спускался даже к ужину. Земфира, заметившая печаль господина, всë ходила вокруг да около и наконец решилась задать волнующий еë вопрос: — Виконт, — сладким голоском юной обольстительницы сказала она, присаживаясь рядом с Гаруцио. — Вы чем-нибудь расстроены? Я наблюдала за вашим настроением целый день и пришла к выводу, что это так. Гаруцио подумал, солгать ему или нет, однако желание поделиться своим горем пересилило прежний порыв. — Да, Земфира. Я сломлен тоскою. — Боже мой, виконт! И вы молчали! — ахнула девушка. — Скорее, скорее поведайте мне о том, что угнетает вас, и я, как истая верная служанка, устраню этот зловредный источник! Виконт вяло, но благодарно улыбнулся. — Благодарю за желание помочь. Но этот источник сильнее и меня, и тебя, и нас вместе взятых. Этот источник — госпожа Пьето, моя мать. Земфира брезгливо повела бровью, отвернулась и в высшей степени разочарования наморщила курносый нос. Кармен она знала всего три дня, однако успела чисто интуитивно проникнуться к ней отвращением и неприязнью. Графиня виделась служанке пошлой, погрязшей в любовных интригах женщиной, семья которой нужна была лишь для отвода глаз. Юная цыганка поняла это, как только впервые узнала леди Пьето, ибо с образом подобным в жизни своей уже встречалась. То был образ еë матери. Путешествуя по Испании со всем остальным табором, она имела скверную привычку убегать по ночам. А потом у Земфиры, почти каждый год, появлялись новые браться и сëстры — дети случайных рыбаков, хозяев борделей, а то и бродяг. Даже про себя Земфира не могла говорить с полной уверенностью, что она — дочь своего отца, простого цыгана из еë общины. — Меня хотят женить. — Молвил виконт со смирением, в котором теплились нотки отчаяния. — Женить на старой маркизе де жан Бах. — Женить!? На маркизе де жан Бах!? — второе удивление Земфиры было в разы громаднее первого. — Я слышала об этой женщине; говорят, что она страшна как сама смерть и имеет прескверный характер. Виконт кивнул и закусил губу. — Послушайте, — взвилась молодая цыганка, — вы что же, собираетесь мириться с судьбой и бездействовать? — А что поделаешь? Раз так решила графиня — этого не миновать. — Но ведь вы угробите лучшие годы на старуху, если только однажды не отравите еë за ужином или раньше свадьбы не найдëте себе другую невесту! — Земфира... — Да, виконт, да! — девушка рассекала комнату взбудораженными, мелкими шагами. — Не отрекайтесь от истины! О, если б вы только любили другую, то могли бы уверенно отказаться от этого брака! Скажите, вы любите кого-нибудь? Ведь любите, правда? Бестактный вопрос в лоб заставил Гаруцио растеряться. — Я не задумывался над этим.. — тихо вымолвил виконт и покраснел, подумав, что Земфира завуалированно говорит о его заинтересованности еë персоной. — Зря, виконт, очень зря! — служанка встала напротив господина. — А между тем подле вас есть красивые молодые девушки! И уж если вы правда пока ни к кому не питаете нежных чувств, то можно, по крайней мере, сделать вид, что это верно. Чувства придут потом, спустя время, но зато рядом с вами будет не эта старая ведьма, а юная, прекрасная особа. — Ты правильно рассуждаешь, — согласился Гаруцио, — но даже так, если я изъявлю желание жениться на другой, графиня никогда не отступится от задуманного и благословения не даст. — Я скажу дерзкую вещь: не просите благословения, поставьте перед фактом. Виконт вздрогнул от пробудившихся воспоминаний. Однажды он уже ослушался, когда сбежал из отчего дома за Грандером ради путешествия на «Гермесе». И вот теперь его снова склоняют совершать новые бунты. Они — Мигель и Земфира — два этих змéя искусителя, толкали и толкают Гаруцио на свирепое восстание против своей же натуры. Два любимых человека, способных перевернуть вверх дном его внутренний мир. Два смутьяна. Юноша в ужасе отмахнулся от подобных размышлений, ибо посчитал, что они — мысли — являются чистым проявлением неблагодарности и эгоизма. И к Мигелю, и, с недавнего времени, к Земфире, он был глубоко привязан. — Перед фактом. — Еле слышно, но твëрдо повторил виконт. — Не запрашивая разрешения. Да, точно! Я поставлю мать и отца перед фактом, что женюсь на другой! — Превосходно! — поддержала его служанка, словно ребëнка, который собирался впервые проявить самостоятельность. — Однако... — Однако? — Однако мне невдомёк, как подобрать слова. Вернее, я не представляю, что говорить при объяснении, — Гаруцио растерянно взглянул на Земфиру с призывом о помощи. Прислужница поняла, что шефство в диалоге их переходит к ней. Виконт не обладал решительностью, что осложняло задачу, но качеством этим в изобилии располагала молодая цыганка. Господину нужно было помочь в формулировке признания. — Вы желаете устно составить любовное объяснение? — спросила она с милой улыбкой. — Да. — Я помогу вам. О! Это несложно, не бойтесь! Только отвечайте на мои вопросы, и всë заладится. Начнëм. Во-первых, как бы вы обратились к возлюбленной? Губы Гаруцио открылись на долю секунды, но далее закрылись опять. Застенчивый взор его нашëл пристанище в дальнем углу комнаты. — Может быть, «дорогая»? — выдал он наконец, чувствуя, как покрывается румянцем его лицо. — Прекрасно, вот и начало! «Дорогая...». Что бы вы изволили говорить следом? О том, насколько сильно еë любите, о еë красоте? — подсказывала Земфира. — И о том, и о другом. — Замечательно. Например, «Дорогая, вы прекрасны, как нежный цветок розы в моëм саду. Я люблю вас больше всех на свете и...» — И? — Нет-нет, виконт, это вы составляете признание, а я лишь задаю наводящие вопросы. — Так что же дальше? — Предположим, вы хотите, чтобы девушка эта впоследствии стала вашей женой? — Очень! — «Дорогая, вы прекрасны, как нежный цветок розы в моëм саду. Я люблю вас больше всех на свете и прошу у вас руки и сердца» — вот вам и готовое изъяснение. Видите — ничего сложного. Взор миндалевидных тëмных глаз Земфиры сосредоточился на сияющем лике Гаруцио, говорившем о его сокровенном волнении и радости. Он сидел, будто ожидая чего-то. Можно было приступать к ключевому моменту. — Теперь, виконт, — гордо сказала служанка восходящим голосом, — проговорите своë предложение. — Но вдруг она откажется? — Вы только скажите, а всë остальное — пустяки. — Дорогая, вы прекрасны, как нежный цветок розы в моëм саду. Я люблю вас больше всех на свете и прошу у вас вашей руки и сердца. — Повторил Гаруцио, запинаясь от перевозбуждения. Земфира ощутила, что настал еë звëздный час — миг, о котором служанка полгода назад не могла и вообразить. — Она говорит вам «Я согласна, господин виконт». — Сказала девушка, хитро, но трепетно улыбаясь. Юноша медленно встал с края кровати, где до этого сидел, ëрзая, на протяжение всего диалога. Сердце его забилось чаще, дыхание перехватило. — Ваша возлюбленная отвечает вам «я тоже люблю вас, виконт». — Перефразировала служанка. — Правда? — Наивно прошептал Гаруцио, глядя на Земфиру чистым открытым взглядом. — Разумеется. Вы сделали предложение, а девушка согласилась. Смысл и значение этой тонкой замысловатой сцены был понятен обоим влюблëнным. То, что не мог выговорить Гаруцио, запросто озвучила Земфира. Причëм его языком. Служанка вдруг рассмеялась, по-ребячески импульсивно, волчком закружилась по покоям и плюхнулась в мягкое пышное кресло. Виконт, тоже заметно повеселевший — лучше сказать, опьяненëнный счастьем — схватил смуглую руку невесты и принялся с нежностью покрывать поцелуями. Два этих человека — по-детски влюбившихся, по-детски собирающихся жениться — ощущали себя самыми счастливыми людьми на планете. Оставалось оповестить супругов Пьето о предстоящей свадьбе. А Земфира, в этот насыщенный грядущими комедийными сценами вечер, была тайно перевезена в квартиру Грандера.II
Фернандес, к тому времени уже страдавший циррозом печени и испытывающий по ночам острые боли, обывал в своëм кабинете под воздействием грандиозной скуки. Лекарей, рекомендующих ему воздержаться от спиртного, граф посылал к чëрту и утверждал, что все они поголовно ничего не смыслят во врачебном ремесле, однако, когда боли усиливались, не брезговал любезно прибегать к их бездарности. О Диего граф не жалел и на грошь, напротив — он ликовал, что единственный прихвостень жены оказался предателем, столь подло сношавшимся с отпрыском главного врага семьи. Да и весть о существовании Домилитты слегка подивила Фернандеса, но не увлекла, чего нельзя было сказать о Кармен: графиня рвала и метала из-за этой возмутительной ситуации, отряхиваясь, как от грязи, от минувшего общения с госпожой Лоренсо. Сонную меланхолию Фернандеса развеяла круглая голова Бенито, проснувшаяся без стука сквозь дверную щель и подавшая писклявый голос, как-будто заскрипели чьи-то до блеска начищенные сапоги: — Ваше сиятельство, виконт изволит переговорить с вами. Он ждëт в гостиной. Граф отпустил Бенито небрежным жестом, а сам в недоумении направился на первый этаж, на ходу раздумывая, с каких это пор у них с сыном появились общие для разговора темы. В гостиной были двое: Гаруцио, нервно бродивший по краю квадратного расписного ковра, и Кармен, на вид, абсолютно спокойная. Фернандес окинул виконта быстрым оценивающим взором, а жену не удостоил даже им. — Я постараюсь быть максимально прямолинейным. — Резко начал Гаруцио, набравшись смелости, что стоило ему немалых трудов. Фернандес со скучающим видом облокотился о тяжëлый громоздкий комод из тëмного дерева. — Я намерен жениться. — Великолепная новость, милый! — оживилась Кармен. — Хорошо, что ты всë-таки изменил мнение о маркизе. — И стоило ради этого пустяка звать меня вниз. — Недовольно фыркнул граф. — Вы не поняли, — голос виконта звучал твëрже обычного и потому насторожил супругов Пьето. — Я намерен жениться. Но не на маркизе, а на девушке, которую по-настоящему люблю. Кармен ударила ладонью по дивану, и рой мелких пылинок, особенно заметных на свету, взметнулся в воздух. — Какой девушке? Я не допущу этого и благословения не дам! — Матушка, вы будете ошеломлены, но я не спрашиваю у вас разрешения, а ставлю перед фактом. На губах Фернандеса, не участвующего покамест в перепалке жены и сына, заиграла злорадная усмешка. Лицо леди Пьето вытянулось. Казалось, она была готова броситься на виконта с кулаками. — Я женюсь на Земфире. — Заключил Гаруцио. На этот раз граф, хотевший уже уходить, взглянул на него, как Дидона на Энея в раскидистых полях Элизиума: с яростью и презрением. — На служанке?! — в один голос взвыли почтенные родители виконта. — Да. — О нет, сын, ты переходишь все границы! — визгливо восклицала графиня. — Вот что значит долгое общение с недостойными людьми! — Кого вы имеете в виду? — Твоего проклятого дядюшку и его мерзкую девчонку! — Вам не стоит столь нелестно отзываться о них. — Послушай меня, Гаруцио, — вступился в спор Фернандес, — если ты действительно задумал жениться на цыганке, то знай: мне проще пристрелить тебя, чем мириться с таким позором! — Давно ли вам свойственно испытывать из-за меня какие-либо эмоции? — сегодня юноша ощущал себя в ударе, что разнилось с его привычной робостью. — Гаруцио! — Я не позволю! Не допущу, чтобы ты ослушался! — повторяла Кармен, размахивая руками. — Да я... я вышвырну эту дрянь из своего дома! Графиня резво поднялась и ринулась прочь из комнаты. Однако Гаруцио, как никто иной знавший свирепый нрав матери, предусмотрительно перевëз будущую невесту в квартиру Мигеля, которую он снимал вдали от центра и в которой сейчас жил, опасаясь розыска. Виконт пообещал дяде объяснить этот нелепый манëвр позже, возможно ближе к ночи, когда он уладит одну важную вещь. Грандер принял Земфиру с огромную долей недоверия, но расспрашивать девушку о произошедшем не стал. В разгорячëнной последними событиями голове он лелеял упоительную мысль, что племянник не посмеет его обмануть. Виконт направился вслед за леди Пьето. Часы в гостиной победоносно пробили шесть, и вместе с их глухим боем молодой человек почувствовал вдруг, как что-то мягкое, однако довольно увесистое, врезалось ему в спину промеж лопаток. Гаруцио обернулся; Фернандес стоял в небрежной вызывающей позе, скрестив руки на груди и презрительно глядя на сына, а под ногами юноши валялась толстая кожаная перчатка, изрядно потрëпанная жизнью. Виконт посмотрел на эту грубую вещь — своеобразный символ будущего поединка — не с раздражением и гневом, а с разочарованием, что словно чëрным саваном объяло его ранимую душу. Он бережно поднял перчатку, повертел в руках, будто не зная, как с ней поступить, и протянул обратно отцу. — Вы бросили мне вызов? — наивно, но вместе с тем серьёзно сказал Гаруцио. Лик юноши был спокоен, разве что губы его немного подëргивались, как бы жаждя произнести запретную комбинацию слов. — Женитьба на служанке стала последней каплей. — Зловеще проговорил граф. — Я терпел много лет, пока ты считал за отца постороннего человека, негодяя. Сейчас же, когда жалкая душонка его отправилась в ад, ты продолжаешь скорбеть по нему, как по настоящему родителю, — Фернандес, во благо сокрытия истины, не озвучивал сведений на тот счëт, что он ведал о пребывании Грандера в мире живых. — Я стерпел и это. Но, клянусь, терпение моë имеет границы, и их ты коснулся в данный момент! С хмурым выражением, говорившим одновременно о мрачной решимости и о сомнениях, терзающих сердце, Гаруцио громким шëпотом произнëс: — Когда? Единственное это слово стоило десяти длинных поэм и означало неотвратимость последующих страшных событий. — Послезавтра, в четыре часа утра, в леске у заброшенного собора Санта Але. — Отчеканил граф. — И не смей говорить матери, иначе она нам всë сорвëт. — И не думал об этом. — Тогда до послезавтра, виконт. Извольте не опаздывать. Земфиру Кармен, разумеется, не нашла. Леди Пьето объявила сыну бойкот и полностью игнорировала его существование весь оставшийся вечер, размышляя, как побыстрее организовать выгодную свадьбу со старой маркизой, назначенную на последние числа декабря, то есть через полтора месяца.III
Ночью, подождав, пока все в доме лягут спать, виконт, как и обещал, приехал в квартиру Мигеля. Земфира первая вышла встречать будущего мужа, одними выразительно-напряжëнными глазами вопрошая его о прошедшей животрепещущей сцене. Гаруцио ничего не сказал, а так же молча, с успокоительной улыбкой на губах, кивнул ей в ответ. Этого быстрого, мимолëтного движения хватило, чтобы понять настроенность минувшего и не переживать. Хотя бы до поры. Девушка с чистой душой ушла в комнату, которую отвëл для неë Грандер, и погрузилась в крепкий беспробудный сон. Было далеко за полночь. На цыпочках, ради предосторожности, виконт приблизился к кабинету Мигеля, служившему одновременно спальней. Гаруцио забыл поинтересоваться у Земфиры, спит ли дядя, и потому сам отправился выяснять данный факт. Он негромко постучал. Мигель не ответил. Виконт громче постучал повторно и лишь тогда получил расторопное разрешение на вход, сказанное бодрым голосом. Когда Гаруцио появился в комнате, Грандер, в неестественной, видно, что поспешно принятой позе, стоял напротив двери. Молчание и обеспокоенный, обжигающий взгляд графа заставили Гаруцио смутиться. — Дядя, я не разбудил вас? — виновато спросил он. — Можно ли спать, в то время как вокруг творится какая-то неразбериха? — взмахнул руками Мигель. — Я ждал тебя. Потрудись-ка объяснить, что всë это значит. Виконт сконфуженно втянул голову в плечи и принялся за изложение того, что творилось в доме Пьето несколькими часами назад. Грандер слушал племянника без лишних вопросов, приподняв брови и бесшумно постукивая ногой по полу. Попутно, в ходе рассказа, Гаруцио пытался распознать реакцию дяди на предстоящую женитьбу, но Мигель был наигранно-спокоен. Казалось, тревожило его нечто иное, личное, а не свадьба виконта и служанки. — Значит, ты женишься. — В тоне Грандера виконт уловил нотки недовольства. — Да. И обвенчаться нам нужно как можно скорее, иначе графиня грозится, как я уже сказал, женить меня на маркизе де жан Бах. — А помнишь ли ты, мальчик мой, что через пять дней мы вместе едем в Англию? Трудно успевать доводить до ума одновременно несколько дел. При этом часто, как правило, страдает качество одного из них, если только ты не Гай Юлий Цезарь. — Помню. Я постараюсь успеть и первое, и второе так, чтобы скорость не отразилась на качестве. Однако есть другая, более серьëзная загвоздка... — Что ещë? — Меня вызвали на дуэль. — Дуэль? Это что за новость? — фыркнул Грандер. — Новость, которая меня, в сущности, очень огорчает, но от которой я не могу отказаться. Граф Пьето не стерпел непослушания. Сказал, что свадьба с Земфирой — последняя капля и бросил мне в спину перчатку. — И ты принял вызов? — Принял. — Дурак! — сердито выкрикнул Мигель, тряхнув головой. — Мой отец? — Ты! Гаруцио закусил нижнюю губу и, кажется, был готов расплакаться. Давно Грандер не позволял себе настолько явно порицать виконта и сердится. Юноша отвык от его крика. — Если бы я принимал все те вызовы, что были сделаны мне в течение жизни, то уже давно бы лежал в земле! Пусть и стреляю я отменно! Пойми, что ты, по сути, принял приглашение на тот свет! — Мигель резко замолчал. Он прикрыл глаза, силясь восстановить сбившееся дыхание. Всплеск эмоций мог обернуться для него новым нервным приступом, чего Грандер боялся и не хотел. Сделав несколько глубоких вдохов, граф вымученно улыбнулся — скорее оскалился — и продолжил более уравновешенно: — Гаруцио, ну разве я не учил тебя жизни? Разве не внушал, что трусость — не порок, а банальный инстинкт самосохранения? Зачем ты это выкинул этот идиотский поступок накануне отъезда? — сквозь зубы добавил Грандер, наблюдая, как виконт, съëжившись, испуганно забился в угол. — Я знаю: тебе хочется проявить мужество. — Верно. — Интуитивно соглашался Гаруцио с внушениями Мигеля. — И отказываться от поединка поздно. — Я хочу доказать, что чего-нибудь да стою. — Говорил юноша, смелея с каждым разом, как тон Грандера становился менее претензионным. Дуэль могла помочь хотя бы немного закалить чересчур мягкую натуру Гаруцио. Ощущая себя в опасности, стараешься действовать более обдумано и взвешено. А это было бы полезно виконту перед намеченной поездкой. — Хорошо, рискни ради исключения, — сказал Мигель. — Если тебе это важно... Ты уже нашëл секунданта? — Нет. Не успел. — Я избавлю тебя от этой мороки. — Каким образом? — Я буду твоим секундантом. Гаруцио сделал нетвëрдый шаг по направлению к Грандеру, в непонимании разводя руками. — Как, дядя?.. Там же будет граф Пьето, а он... — Он мне не навредит. — Но... — Гаруцио, имей смелость не спрашивать меня ни о чëм так же, как я не требовал от тебя разъяснений сегодня днëм. Доверься мне и делай должное. Я знаю, на что иду. Преданный Мигелю, как вор виселице, Гаруцио не посмел возражать его убеждениям. Он назвал Грандеру дату дуэли и время, после чего, с беспорядком в гудевшей голове, лëг спать.IV
День поединка наступил быстрее, чем предполагал Гаруцио. Ему показалось, что за время, отведëнное для поисков секунданта и мысленного принятия неизбежного он успел лишь моргнуть. А между тем пролетели сутки. Ночью перед дуэлью виконта преследовала бессонница, ранее не знакомая его молодому крепкому организму и водворившаяся на просторах комнаты, точно нежеланный сожитель. Он смотрел в тëмный потолок и думал, что конец завтрашнего кошмара будет одинаково трагичен в любом случае: убьют ли его или он убьëт. Всë едино. И что будет с Земфирой, которая, не подозревая о грядущей трагедии готовилась стать верной женой? Ведь это немыслимо... «Попрошу дядю, на случай, если жизнь моя оборвëтся на завтрашнем дне, до поры сделаться еë покровителем,» — вслух размышлял юноша. — «Пусть он найдëт ей достойного жениха, который будет любить еë так, как любил я». Гаруцио перевернулся на бок и уставился в стену, на одну из тех чëрных точек, составляющих примитивный орнамент обоев. Страх ядовитым плющом обвивал его сильное тело. Однако он не понимал, что это был за страх. Страх смерти? Нет, вряд ли. Доверяя миру настолько, как доверял юный виконт, невозможно воображать, что следующий вечер может не наступить, а, подобно нечëткому видению, испариться вместе с тобой. Да, Гаруцио думал и о печальном исходе, но в чистой душе своей неосознанно лелеял надежду, что дуэль сорвëтся, что какая-нибудь сверхъестественная сила вдруг встанет между ним и его противником и оба они останутся целы. Неразумная, детская эта надежда утихомирила оправданные волнения виконта, но не окончательно. В четыре часа утра они с Мигелем были в условленном месте. Граф Пьето опаздывал на пять минут. На улице было ещë темно, фонари на территории собора Санта Але, давно утерявшего свою святость и служившего теперь местом жительства бывших священников, неярко освещали поляну, на которой должен был состояться поединок. Гаруцио в нервном возбуждении нарезал круги по этому гнусному месту, пиная опавшие листья. Мигель же казался абсолютно спокойным. Фернандес явился в десять минут пятого. Первым из кареты выскочил Бенито, выбранный графом в качестве секунданта, и подал руку своему господину. Не заметив поначалу Грандера, Фернандес с гордо поднятой головой подошëл к противнику и кивнул в знак приветствия. — Вот мой секундант, господин виконт. — Сказал он со сдержанной усмешкой, указывая на Бенито. — А вы? Что? Неужто один? Гаруцио глянул на Мигеля, что до того затаился в стороне, проницательным взором своим изучая фигуру графа Пьето. Грандер вышел из тени и, элегантно поклонившись, предстал перед Фернандесом. Граф Пьето прищурился; человек, стоявший напротив него, казался ему знакомым. Он долго вглядывался в острое лицо шурина, на котором —особенно с правой стороны — пролегала глубокая носогубная морщина. Потом он отпрянул, как-будто увидел призрака и раскрыл рот. — Ваше сиятельство узнаëт меня? — притворно послушным, но насмешливым голосом спросил Грандер. — Как вы здесь... — Фернандес задыхался от гнева. — Что вы здесь делаете, чëрт возьми? Как вы смогли сбеж... — Граф вовремя прикусил язык. — То же самое, что и ваш покорный слуга Бенито: я секундант виконта. Физиономию Пьето-старшего залила краска, коснувшаяся даже ушей. — Гаруцио! — Гаркнул он, развернувшись к сыну. — Зачем ты притащил на такое благородное дело, как поединок, этого бесчестного, презренного негодяя?! Гаруцио знал, что Грандер жив, что он на свободе и продолжал в тайне общаться с ним — этот удар оказался тяжким для самолюбия Его сиятельства. — Уймите пыл, граф. — Самодовольным, снисходительным тоном произнëс Мигель, не дав племяннику ответить. — Мы собрались здесь, чтобы навсегда разрешить вспыхнувший между вами спор, господа, а не чтобы выяснять отношения. Раз вы так нуждаетесь в разговоре со мной, — дружелюбно обратился он мужу сестры, — то, пожалуйста: я готов составить вам компанию после дуэли, если фортуна окажется благосклонна к Вашему сиятельству. В горле у Фернандеса пересохло от ярости, однако он стерпел. — Хорошо же, пусть сейчас будет по-вашему. — Проскрежетал он. Дуэлянты приготовились по команде расходиться в разные стороны, но Мигель внезапно остановил их: — Постойте, постойте! Я хочу обговорить детали. — Какие к дьяволу детали? — злобно бросил граф Пьето. — Ваше сиятельство, поскольку я знаю характер виконта в разы лучше вас, то, желаю отметить, он сильно волнуется. Грандер принадлежал к тому роду ядовитых змей, которые больно кусались и не упускали шанса влить свой яд в душу другого человека; как и намеревался, Мигель затронул злободневную тему. Фернандес снова побагровел и хотел было вернуть ненавистному родственнику его обидную фразу, но Мигель опередил графа: — Предлагаю Судьбе решать, кто останется жив, чтобы виконту, да и вам, Ваше сиятельство, было проще в моральном плане. Спокойнее самому прострелить себе висок, когда будешь к этому готов, нежели видеть направленное на тебя дуло и не знать, в какой момент из него вылетит губительная сила. — Что это значит? — дрожащим от злобы голосом сказал Фернандес. — Это значит, Ваше сиятельство, что кто-то из секундантов зарядит лишь один пистолет, а потом предоставит на выбор противникам. Разумеется, ни вы, ни он не будете знать, какой именно вам достался. Фернандес в задумчивости потëр желтоватый лоб. Гаруцио настороженно молчал, не вмешиваясь в диалог отца и дяди. — Допустим, это и правда легче. — Неохотно согласился граф. В какой мере бы унизительно это ни звучало, он признал идею врага безупречной. — Но как мы рассудим, кто из секундантов будет заряжать пистолет? — вернулся Фернандес к своей обыденной спеси. — По жребию. — Ответил Грандер. — Я не взял с собой денег. — Я тоже. — Произнëс Гаруцио. — По-моему, у меня что-то было... — Мигель похлопал себя по карманам тëмно-синего камзола, перетянутого на талии ремнëм из тонкой кожи, и показал на ладони потëртую монету: реал, верхней стороной изображающий профиль Изабеллы II, а нижней, как подарузамевалось — корону и скипетр. Но нижнюю сторону Грандер не продемонстрировал. Он попросил виконта протянуть руку и положил монетку так, что королева опять оказалась наверху. — Бросайте, викон. Если выпадет корона — оружие заряжает сеньор Бенито, если Изабелла II, то я. Гаруцио, польщëнный, что ему доверили такое важное дело, и вместе с тем взбудораженный ответственностью, трясущейся рукой подбросил реал. Полëт монеты всем четверым показался длиною в вечность. Рассекая прохладный утренний воздух, она завертелась над головами смотрящих и упала в руки виконту, который тотчас накрыл еë ладонью. Дуэлянты и их помощники склонили лица над монетой; заряжать пистолет предоставлялось Мигелю. Фернандес презрительно фыркнул, Бенито плотно сомкнул толстые губы. Грандер пожал плечами в знак того, что никто не в силах противостоять незыблемой воле Провидения, взял оружие и отдалился от компании на пятнадцать-двадцать шагов, под раскидистую крону высокого каштана, почти растерявшего на зиму всю листву. Скоро Мигель вернулся и с самым невозмутимым видом протянул соперникам пистолеты. — Выбирайте, Ваше сиятельство. — Сказал он графу. — Поединок затеяли вы и потому право на этот судьбоносное решение принадлежит вам. Если только Ваше Сиятельство не пожелает подарить данное полномочие виконту. Фернандес, приятно удивлëнный почëтом и фальшивым уважением, что оказывал ему старый недруг, воззрился на два одинаковых пистолета. — Да, я сделаю этот роковой выбор. — Высокомерно подтвердил он и, словно ныряя в холодную воду, наобум выхватил оружие. — Клянусь, что не отступлю. Невзирая на всю свою душевную слабость, граф был искренне готов подчиниться судьбе. То ли возмутительная выходка сына заставила его обрести смелость на тридцать шестом году жизни, то ли болезнь печени, мешающая привычному существованию. Безжизненным взором обвëл он в последний раз Гаруцио, Бенито и Мигеля, внимательно наблюдавших за ним. Более всего пугала Фернандеса не возможная смерть, а еë лицезрение давним врагом. Что он — граф — не увидит уже кончины Грандера, в то время как Мигель сполна насладится зрелищем его ухода из жизни. Фернандес взвëл курок. Молча, не сказав ни слова на прощание, он направил дуло пистолета себе в висок. Виконт замер: ему единовременно и хотелось, и не хотелось, чтобы последовал выстрел. И это-то чувство смятения было самым противным и гадким. Поддавшись порыву добродетели, Гаруцио дëрнулся в направлении отца, чтобы не допустить последующей жестокой сцены, но Мигель придержал племянника за локоть. Гаруцио покорился, но покорность эта была неискренней, похожей на уныние. — Что же вы медлите? — подстрекал Грандер. — Помните об обещании, данном вами пятью минутами назад. У дворянина нет ничего, кроме честного слова. Раздосадованный издëвками шурина и задетый ими, Фернандес резко спустил курок. Виконт зажмурился. Послышалось непродолжительное шипение, и лëгкий дымок заструился над остроугольной поляной у собора. Однако выстрела не последовало. «Не заряжен... Он не заряжен!» — ликующе подумал дуэлянт и тут же посерьëзнел: Фернандес вдруг понял, что жить ему всë-таки хотелось. Граф бросил оружие на землю и отступил шага на два, точно не веря своему счастью. Бенито с благодарностью возвëл глаза к небу. — Поздравляю, Ваше сиятельство. — Последнее, что сказал Грандер до момента полного разрешения поединка. Он устало опустился на поваленное дерево и подпëр рукою подбородок. Настала очередь виконта. Граф не застрелился — сначала сие обрадовало юношу, но монументальное осознание последствий этого счастья обрубило тонкие нити торжества. Струйки ледяного пота пробежали по спине. С жалкою надеждой воззрился он на Мигеля, словно умоляя дядю остановить его, но Грандер, демонстрируя полное равнодушие, взглядом указал племяннику на второй, заряженный пистолет. В носу у Гаруцио защипало. Он крепко стиснул зубы, чтобы не выказать своей слабости, и взял оружие. Фернандес и Бенито остолбенели в ожидании трагедии, но ступор Фернандеса являлся следствием скорее жалости, чем предвкушения. Жалости, в которой граф не признавался даже сам себе. Виконт нетвëрдо держался на ногах. Он стоял, пошатываясь, с пистолетом, направленным в висок. Только хотел он спустить курок, как часы на соборе Санта Але пробили пять. Громовой звук их болезненно отразился в груди Гаруцио, будто памятное знамение в заключении его короткой жизни, составляющей всего восемнадцать лет. За Земфиру он не переживал: юноша, как и планировал, попросил Грандера о том великом одолжении. — Прощайте. — Несмело проговорил виконт, готовясь отправиться в вечное путешествие по загробному миру. Фернандес отвернулся; по дряблой, плохо выбритой щеке графа проскользила маленькая, блестящая слезинка. Бенито закрыл единственный глаз. Один Мигель сидел, не поменявши позы, на поваленном дереве и зорко наблюдал за ходом дела. Пистолет опять зашипел, щëлкнул, и вновь образовалась дымовая завеса. Сердце Фернандеса ëкнуло. Дым этот, что должен был взмыть вверх и унести невинный дух виконта на небеса, растворился в тумане зябкого утра. Выстрела не случилось опять. Как помешанный, Гаруцио уставился на оружие, которое по вселенскому стечению обстоятельств оставило его в живых, и разжал ладонь, держащую смертельную вещь. Поединок обернулся счастливым концом; оба пистолета были не заряжены. В диком исступлении граф Пьето, виконт и Бенито синхронно развернулись и вперили в Мигеля недоуменные взгляды. — А чего вы ожидали? — флегматически развëл руками Грандер. — Я бесчестный человек. Гаруцио и Фернандес — две статуи самозабвения — остолбенели минуты на две. По прошествии этого времени граф обуздал желание возмутиться: уяснение, что смерть обошла его стороной, возбудило в нëм светлое чувство жажды к жизни. Спасение снизошло ему на голову по милости старого недруга: вот, что ошеломило его и ударило в голову посильнее выстрела. Возобновлять дуэль после пережитого ужаса соперникам не захотелось. На негнущихся ногах, ничего не говоря, они стали расходиться к своим экипажам. Занимающийся рассвет послужил самобытным обозначением того приятного и вкупе причудливого обстоятельства, что ду́ши, собравшиеся здесь ради убийства людей остались на Земле после завершения поединка. Не всегда на дуэлях умирали: всë могло заключиться и безбедно, однако, когда дуэлянты питали друг к другу неумолимую вражду — чаще господствовал плачевный исход. — Ты уйдëшь из дома, Гаруцио. — В гудящей тишине, обрываеимой цоканьем копыт, раздался утвердительный голос Мигеля. — Вы с Земфирой до поры будете жить у меня. Таким образом тебе не придëтся бояться брака с маркизой де Жан Бах, ибо графиня Пьето попросту не найдëт тебя и не сможет женить. Виконт, не до конца ещë пришедший в себя, машинально кивал, соглашаясь на всë, что говорил Грандер. — Вы спасли не только меня, но и моего отца... — Невнятно пробормотал Гаруцио спустя пару мгновений. — А он, будьте уверены, не оценил вашего поступка. Не могу поверить, что он осмелится теперь предать вашу добродетель!.. — Виконт разгорячëнно хлопнул себя по коленям. Мигель безучастно смотрел в окно. — Предал — готовься быть преданным; помог — помощи в ответ не ожидай. — Ответил он и, зевнув, забился в угол сиденья, где продремал всю недлинную дорогу. Предварительно Грандер сунул в карман фальшивую монету, обеими сторонами изображающую величественный профиль Изабеллы II.