На той стороне. Детство и юность

      Лежа на земле, девочка смотрела на небо. Еще недавно звезд не было, и вот, уже появилась первая, а за ней вторая, третья… Луна сегодня была скрыта от посторонних глаз. Значит, завтра она появится вновь, маленьким месяцем… Если бы и у людей было так же…       Искали ее или нет? Конечно, искали. Хельга знала, что тетя непременно поднимет всех соседей, вызовет полицейских, обратится в церкви и разведет прочую деятельность, направленную на возвращение беглянки домой. Так случалось уже не раз. Но она больше не могла это выдержать. Пусть лучше ее жизнь оборвется здесь, на свалке, чем продолжится там… — Девка, ты откуда? — не одетая, а скорее замотанная в то, что когда-то было одеждой, женщина неопределенного возраста наклонилась к ней. — Жива хоть? — Жива, — девочка села. — Теперь отсюда. — Сбежала, что ли? — Хельга кивнула. — Что, плохо дома? Ругают, подзатыльники дают, да? — И это тоже, — почувствовав сарказм в голосе бездомной, Хельга решила пока не распространяться. — А сама-то как? Учишься? Родителям помогаешь? — Их нет, — коротко ответила девочка.       Ее родителей не было уже девять лет. Девять лет она жила у тетки, сначала с дядей, после, когда он умер, тетка оставила ее себе, наслаждаясь овациями от соседей. Тогда и начался ад.       Поначалу девочка думала, что никуда не годится, и старательно соответствовала всем, что говорила тетя. Она была готова быть одновременно и тихой и забавной, и озорной и серьезной, но всегда находилось что-то, что не устраивало тетку. А малейшее недовольство означало, что сегодня ее снова будут бить.       Однажды, во время празднования какой-то даты, выпив, тетка призналась, что читала где-то, что в доме, где примут сиротку, поселится счастье. Но Хельга принесла с собой лишь проблемы, разочаровав свою благодетельницу.       Единственным лучиком света для девочки был ее брат. Старше почти на пятнадцать лет, он стал защитником и опорой малышки, утешал в ее провалах, помогал в редких шалостях… Пока, однажды, кажется, года четыре назад, не заставил встать перед собой на колени…       С тех пор места для надежды в ее жизни не было.       Не раз девочка пыталась сбежать, но всегда, так или иначе, возвращалась назад, к тем, кто требовал называть их семьей. И тогда, в ближайшее воскресенье, ее наряжали в длинное платье и вели в храм, на беседу со священником. Однажды, расслабившись, девочка поведала ему правду о том, что происходит в ее доме. Она говорила, то тихо, то громко, иногда борясь со слезами, иногда — желая разорвать родных, а священник гладил ее по голове и смотрел добрыми, понимающими глазами. Час спустя такими же глазами он смотрел и на ее родных, говоря, что в девочку, должно быть, вселился бес, ведь он знает эту семью уже давно и уверен, что такие люди ни за что бы так не сделали. А значит — ребенок врет. Ничего, это, увы, свойственно сиротам.       Дома ее наказали дважды. Сначала тетя, а затем, когда тетя ушла, за дело взялся брат…       Однажды, в порыве откровенности, Хельга так же рассказала обо всем учительнице, но снова была избита дома. С тех пор девочка предпочитала молчать обо всем, что с ней происходит. — Но с кем-то ты живешь? — бездомная протянула ей грязное подобие шали. — Они-то тебя приютили, кормят, одевают… — Бьют и трахают, — в тон продолжила Хельга. Есть ли разница, что говорить? Вряд ли она проживет долго. — Ну, девка… Все равно ты бы лучше вернулась. Там у тебя мужики знакомые, а тут тебя будут пользовать все, кому не лень, пока не превратишься в меня, — девочка сжалась, когда бездомная провела грязной рукой по ее волосам. Этот жест обычно означал, что она все делает правильно… — Не за тобой ли? Отдавай платок, мне незачем попадаться, — отняв шаль, женщина поспешно двинулась к ближайшему холму, сплошь покрытому мусором.       Хельга хотела последовать ее примеру, но страх сковал ее движения. Да и наверняка люди снова взяли с собой собак. Найдут. Непременно найдут. Девочка легла на землю, закрыв голову руками, хотя знала: на людях бить ее не будут.       Издалека узнав Хельгу, тетя бросилась к ней, причитая о том, как испугалась. Она покрывала лицо девочки горячими поцелуями, картинно рыдая и умоляя больше так не делать. Вскоре подошли и соседи. Не спрашивая, что произошло, Хельгу доставили домой, по пути не раз высказав тете слова сочувствия: — Ой, перестаньте, беспроблемных детей нет. Зато знаете как она замечательно поет? И личико красивое, это у нее от матери, говорю вам! Она еще станет завидной невестой, — говорила она, гладя девочку по спине. — Это она пока, не может смириться. Нам надо время, правда, дорогая? Ну же, милая, не молчи…       Но стоило закрыть дверь — как на Хельгу обрушился град ударов. Тетя била всем, что попадалось под руку, обзывая девочку последними словами, а под конец, не выдержав, толкнула на пол и дважды ударила ногой в живот, так сильно, что Хельга не сразу смогла вдохнуть. Вскоре пришел брат…       А ночью началось кровотечение. Первые капли крови были алыми, совсем не такими, как бывают в критические дни, но тетка все равно лишь приказала нарезать себе женских салфеток. К утру стало хуже: спина и живот болели, голова кружилась, а на салфетках то и дело обнаруживались крупные сгустки крови. — Прошу, вызовите врача, — каждый раз, когда тетка заходила к ней, говорила Хельга, но та лишь отмахивалась, говоря, что бывает и хуже.       Следующую ночь девочка не помнила. А на утро, проснувшись, обнаружила себя в больничной кровати. Молоденькая медсестра держала ее за руку, а священник, тот самый, которому однажды она уже пыталась доверить самое сокровенное, стоял у нее в ногах. — Хвала Господу, ты пришла в себя! — произнес священник. — Дитя, надеюсь, ты сделаешь правильные выводы и прекратишь эти побеги. Тебе спасли матку, и ты даже сможешь выйти замуж, дитя. А сейчас назови имя отца ребенка, мы должны знать, кто он. И, если он не отрок… — Это мой брат! — перебила его Хельга, не надеясь на сочувствие…