Отвратительный папочка

      Всю ночь Россия не мог нормально уснуть - было как-то пустовато в кровати без отчима. Он принимал различные позы, порой, даже совсем неудобные, но ничего не помогало. Вздохнув, он встал с кровати и направился на кухню найти что-нибудь, чем занять рот - зефирки давно кончились, а просто так сидеть, ничего не делая, было мучительно скучно. Открыв холодильник и порывшись в нем, Росс нашел малину, которую они собирали всей семьей относительно недавно, и, удовлетворенно кивнув самому себе, прошествовал за стол. Свет включать не стал - мало ли, проснется кто-нибудь, и сразу принялся за ягоды, не удосужевшись даже взять ложку.       Кисловатый сок стекал по бодбородку и рукам, довольное личико парня было все перемазано им. Малина была второй страстью подростка после зефира, и, как только была возможность, он съедал все до последнего, не оставляя родным. Ему не было стыдно от слова совсем, ведь если что-то любишь, то трудно от этого оторваться.       Эту же линию можно было продолжить и в сторону Рейха. Рося так привязался к нацисту, что не мог представить себя без него. Каждый день он был рядом, каждый день что-то случалось по его вмешательству. И если всего месяц назад русский видел сны о том, как выкуривает ненавистного немца из дома, то сейчас грезил о постоянном времяпрепровождении вместе. Как же так получилось, он сам еще не понял. Немного погрустнев, РФ клал в рот ягоду за ягодой, приминая их языком к верхнему небу и сдавливая. Рот уже сводило, но его это не останавливало. Блаженно прикрыв глаза, Россия вспомнил последную поездку в лес, что тут же отдалось колющим ощущением в плече и порхающим - в животе. Он невольно улыбнулся и сам не заметил, как покраснел и начал хихикать.       В скором времени тарелка опустела, а парень снова заскучал. Идей, чем себя занять, не приходило, спать не хотелось, поэтому он решил пойти в комнату родителей. Возможно, это было немного необдуманным решением, но даже если Росс и забеспокоился об этом, то уже на месте. На цыпочках прокравшись к кровати, он сел на пол со стороны арийца и положил локоть на край, упершись в него подбородком. Почему-то когда он просто глядел на мужчину, сердечко подростка пропускало удар. Все уже чесалось от желания снова почувствовать руки на своей талии, чужие губы - на своих, услышать ласковый шепот, что обжигает ухо... Тело заныло. Росе понадобилась пара минут, чтобы привести дыхание в порядок и заставить себя не думать об этом. Но как же тут не думать, если объект твоего обожания прямо тут, перед тобой, в нескольких сантиметрах?       Похоже, отчим сквозь сон почувствовал, что за ним наблюдают, и лениво разлепил глаза, после чего испуганно отпрянул, с явно заметным удивлением. - R-russland?! Почему ты не в кровати? - спросил он, придвинувшись чуть ближе и свесив ноги. - Не могу уснуть без тебя, - честно ответил подросток, улыбнувшись и вытянув руки, словно маленький ребенок, который просится на ручки. Третий расплылся в ответной улыбке и взял ладони Роси в свои, опуская вниз. - Сейчас три часа ночи, süßer, уж постарайся как-нибудь! - Ты слышал вообще? - обиженно прошептал русский и положил голову на колени родителя, не отрывая от того взгляда. Рейх начал медленно поглаживать сына по голове. - Уложи меня. Или я обижусь. - А что мне за это будет? - хитро прищурился нацист. Жизнь научила его понятию "выгода", и он регулярно использовал его на всех, кроме обоих русских. На Союзе не собирался - опасно, да они и так добьются чего угодно друг от друга парой слов или прикосновений, а вот на наивном пареньке пробовать никто не запрещал. РФ задумчиво постучал указательным пальцем по нижней губе и опустил глаза в пол, перебирая в голове варианты. Он молчал уже слишком долго, и немец громким шепотом поторапливал его, ведь желание снова провалиться в царство Морфея никуда не делось, и, наконец, Россия выдал: - Все, что угодно, папочка.       Последнее слово он особенно выделил, прогнувшись в спине проползая руками вверх по телу арийца. Тот вздохнул и медленно поднялся, подхватив сына на руки и относя его в комнату старших детей. Германия, к счастью, уже спал - ему достаточно того, что он видел до этого - поэтому они не боялись, что что-то может пойти не так. Практически бросив парня на кровать, фриц навис над ним, словно над добычей, прижав запястья около головы, и пошло улыбнулся. - Что угодно, говоришь?.. - шепнул он прямо в губы Росса. Подросток попытался податься вперед, получить, наконец, поцелуй, который он так хотел, но мужчина отодвинулся от его лица. Недовольно надувшись, Рося хотел было возмутиться, но через секунду забыл об этом: Тройка огладил ладонью внутреннюю сторону его бедра, а другой - вздернул сцепленные руки РФ и закрепил их к стене. Голова у России пошла кругом, когда нежной кожи коснулся горячий язык и облизнул бусинку соска. - Д-да... - выдохнул он, выгибаясь навстречу и непроизвольно сгибая колени, лишая доступа к груди. Отчим резко ударил по ним, и парень покорно выпрямил ноги. - Еще раз попытаешься так сделать - я уйду, - пригрозил родитель. - Определись уже, чего ты хочешь. - А ты разве не знаешь? - Росс освободился из крепкой хватки и резко поцеловал Рейха, тут же запустив язык в его рот. Такая инициатива не пришлась второму по душе, и он властно взял ее на себя, вминая подростка в кровать и ощупывая все, до чего дотягивались пальцы. Подросток извивался под ним, стонал прямо в поцелуй, царапал короткими ногтями его спину. Рося чувствовал, как уже вставший член нациста упирается в его пах, и улыбнулся. Так неожиданно просто... Но к новым синякам на теле, к новым болям в животе он еще не был готов, хоть так сильно хотелось, да и времени с прошлого раза прошло довольно много, поэтому он нехотя отстранился, усмехнувшись. Немец нетерпеливо посмотрел на РФ, уже готовясь напрыгнуть на него и отыметь во все щели, но то, что он услышал, огорчило. - Я уже так спать хочу... - Ты же врешь, - недоверчиво прошептал фриц, целуя сына за ухом. Тот тихо простонал и пожал плечами. - Возможно. - Ты же знаешь, я не люблю, когда мне врут. - А я не люблю, когда на меня так нападают и тянут в постель. - Вообще-то, я знаю, что до меня у тебя ни с кем не было, - снова целует, уже в шею, потом больно кусает, пуская кровь и слизывая ее. - И-и что? - от неожиданной боли голова заболела, в глазах потемнело. Такого раньше не было... плохой знак. И повод оставить родителя ни с чем и быть безнаказанным. - Папочка, у меня голова болит сильно. Это все твои укусы, больше никогда так не делай!..       Ариец успокоился, теперь в его глазах читалось лишь сочувствие, хотя огоньки возбуждения все еще плясали в серо-голубой радужке. Он сел и положил на колени подушку, на которую опустилась голова России, и начал перебирать между пальцами светлые пряди, такие мягкие и шелковые, прямо как у Советов. - Мои укусы тут не при чем, Liebling, - ласково произнес он. От успокаивающего голоса парень начал клевать носом, и вскоре уже тихо посапывал, иногда бормоча что-то невнятное. Мужчина улыбнулся, переложил ребенка на подушки и быстро покинул комнату. Срочно в душ, срочно в душ...

***

      Россия проснулся совершенно никакой: голова раскалывалась, да и живот побаливал... Он все никак не мог вспомнить, от чего же ему сейчас так, откровенно говоря, хреново. Попытка подняться не увенчалась успехом, и парень, беспомощно застонав, рухнул обратно на подушки.       Электронные часы на тумбочке показывали десять утра. В коридоре слышались голоса, негромкие шаги, звон посуды на кухне - все уже давно на ногах, несмотря на то, что работает из всех только Союз, у которого сегодня выходной. Есть хотелось ужасно, но ноги стали будто ватные, поэтому Россу оставалось лишь звать кого-нибудь, надеясь, что сквозь звукоизолированные стены он будет услышан. - Па-а-ап! - орал он, приставив ладони рупором ко рту. Через пару минут надрывания глотки дверь открылась, и в комнату заглянул недовольный Советы. - Ну, и чего ты развалился? Давай, давай, подъем, скоро по магазинам поедем! - Я... не могу! - проговорил подросток, трагично дотронувшись пальцами до лба. - Мне так больно, так больно! Ах!       Хоть ему и в правду было больно, актерская игра высшего пилотажа добавила красок и возымела ожидаемый эффект: коммунист тут же подскочил к сыну и прикоснулся губами к его влажному от пота лбу. - Ты горячий, - мужчина покачал головой, прикладывая тыльную сторону ладони к тому же месту. - Подожди, сейчас градусник принесу.       СССР покинул комнату, а Рося, сложив руки за голову, закрыл глаза и вздохнул. Болеть он, конечно, любил, но только не во время летних каникул, особенно когда до их окончания осталось меньше месяца. Было попросту обидно. Так, думая о своем, РФ не заметил, как вернулся отец и пихнул градусник ему подмышку. Еще десять минут тишины, и Союз выносит вердикт: - Тридцать семь и восемь.       Это прозвучало, как приговор. Глаза России сначала округлились, потом веки смежились вновь и он, взвыв, откинулся назад, уронив руку на лоб. - Я умираю...       Так как Советы - отец любящий, после этой фразы он занервничал еще больше, ведь каждый любящий родитель, если его ребенок заболевает, просто не находит себе места. Он тихим взволнованным голосом спрашивал, что и где болит, сильно ли и насколько давно, и парень не побрезговал использовать весь свой талант. - Вот здесь. Очень сильно болит, будто топором пополам рубят! Ох, Боже, папа, мне плохо.       Самым забавным для Росса было то, что мужчина велся на эту неубедительную ложь и уже собрал всю семью у изголовья кровати "умирающего лебедя". - Ты в порядке? - Воды принести? - Нужно лекарство! - Да налейте вы ему чаю! - доносилось с разных сторон. Заботливые родственники окружили младшего русского и всячески пытались подбодрить его; тот же лишь постанывал. Вдруг в комнату забежал Казахстан с тарелкой в ручках, и громко спросил: - Кто съел всю малину?!       Все переглянулись и, как по команде, дружно посмотрели на подростка. Тот приоткрыл один глаз и понял, что скрывать правду бесполезно. - Ну, я съел... - Теперь все ясно, - нахмурилась Беларусь, уперев руки в бока. Она делала так чрезвычайно редко, это был высший показатель ее раздражения. - Я говорила, что от малины поднимается температура, а ты, как всегда, не слушал! - М-м-м... - старший брат задумался, наигранно приставив указательный палец к виску. - Не помню такого. - Россия! - одернул его голос коммуниста. - Я принесу тебе чай и лекарство, ты должен будешь это выпить. Беларусь верно говорит - не она одна повторяла это много раз.       Комната опустела, в ней остались только двое - сам больной, собственно, и Третий Рейх, что волновался больше всех. Присев на край кровати, он взял руку России и легко сжал ее. - Поправляйся, - прошептал он, и, оставив на губах невесомый поцелуй, вышел помогать мужу.