Только не это.
Со скоростью пули Россия распахнул дверь и выскочил наружу в том, в чем был — только в коротких домашних шортах. Его глазам предстала довольно забавная картина: Рейх, довольно высокий, держит на вытянутой руке Мурику за капюшон и, прищурившись, ухмыляется, а второй отчаянно дрыгает ногами и требует, чтобы его немедленно поставили на пол. — Let me go, fucking freak! — верещал он, пытаясь дотянуться кулаками до лица невозмутимого нациста. — Да ты знаешь, кто мой отец?! — Мне плевать с высокой колокольни, кто там твой отец, — честно ответил ариец, издав самодовольный смешок. — Хватит лепиться к моему сыну. — Да он тебе не сын даже! — С взрослыми стоит общаться повежливее, звезда ты наша. Предупреждаю в последний — слышишь? — последний раз. Ты не будешь встречаться с моим ребёнком и точка. — Что здесь творится?! — подал, наконец, голос шокированный виновник спора. — Папа, Аме, объясните, сейчас же! Оба, замолкнув, резко повернули головы в сторону вошедшего. Фриц широко распахнул глаза и приподнял брови, его лицо поменялось буквально за секунду. Он пялился на голый животик, хрупкие плечи и шею, которые до сих пор были в его укусах и засосах, с трудом сдерживаясь, чтобы не подскочить и не расцеловать все это тысячи и тысячи раз. Американец, воспользовавшись моментом, вырвался из хватки, грохнувшись на колени, и подбежал к Россу, взволнованно осматривая его. — Honey, что это? Кто это сделал? — расспрашивал он, дотрагиваясь до каждого следа от зубов. — У-у тебя что, есть другой?.. — эту фразу он произнес с особым страхом. — Нет, котик, не волнуйся, просто хулиганы на улице поймали, — ласково сказал Рося, продолжая сверлить гневным взглядом мужчину. — Ты у меня единственный такой, — он показательно притянул парня к себе и чмокнул в губы, торжествующе глядя на отчима. Третий подавился воздухом. Он возмущенно встрепенулся, открыл и закрыл рот в попытке что-то сказать, сделал шаг вперед и в итоге, злобно сжав зубы и кулаки, удалился в свой кабинет, оглушительно хлопнув дверью. Он злился на Америку, злился сам на себя, за то, что ничего не может сделать, но на русского гневаться не получалось, от слова совсем. Он слишком идеален, слишком юн и прекрасен, особенно без одежды, когда беспомощно лежит на кровати и смущенно пытается прикрыться руками… Рейх судорожно вздохнул и зарылся пальцами в волосы, пытаясь успокоить фантазию. В голове всплыла фраза, которую он сам же сказал немного времени назад:Посмотрим, как долго ты продержишься.
Почему он был так уверен, что РФ приползет к нему на коленях с просьбой хотя бы поцеловать, боясь попросить большего? Сам стал чертовой жертвой собственных желаний. Осознал, что не сможет прожить даже нескольких дней без прикосновений к фарфоровой коже, без мягких губ, без России. Немец зажег настольную лампу и начал мерить шагами комнату. В голове все перемешалось, в ушах звенело, на душе жгло. Услышав подозрительные звуки в коридоре, резко затормозил и повернул голову к двери, прислушиваясь. Сердце защемило, когда он услышал тихое хихиканье России. — Ах, Аме, ну хватит! — визжал он, пытаясь оттолкнуть от себя американца, который с упоением целовал тонкую шею. — Мне щекотно! — You look so beautiful, you know? — проворковал в ответ парень, судя по голосу широко улыбаясь. — Да ну тебя! Сейчас никуда не пойду и выгоню тебя к чертям собачьим! — хохотнул русский, после чего все стихло. Будто молнией пораженный, нацист оперся рукой на стену и схватился за голову. Ревность пожирала его изнутри, как паразит, не давая вздохнуть или вымолвить слово. Руки слегка дрожали, а в животе будто что-то подпрыгнуло и дважды перевернулось. Плохо. Ему плохо. Он не находит себе места, он слишком высоко задрал планку, слишком сильно привязан.Этим же вечером.
Остаток дня Рейх метался из стороны в сторону, ожидая прихода России. Он хотел поговорить с ним, от этого на душе было неспокойно. Фриц хватался за случайные вещи в комнате, вертел их в руках, ставил назад и повторял данное действие не одну дюжину раз. Союз не мог не заметить странное поведение мужа. Он никогда не был таким взволнованным, видимо, что-то произошло с ним или его немецкими родственниками. Тихо постучавшись, коммунист заглянул в окутанный полумраком кабинет и, прикрыв за собой дверь, тихо проскользнул внутрь. Ариец, увидев старшего русского, в миг поменялся в лице: теперь теплая улыбка играла на его уставшей физиономии. Он знал, как Советы не любит, когда показывают слабость, особенно такие, как он. СССР подошел к любимому и приобнял, обвив руки вокруг талии. — Ты сегодня сам не свой, — тихо произнес он, поглаживая мужчину по спине. — Что произошло? Третий осторожно поцеловал его в макушку. — Ничего, Süß. — Вы с Россией оба немного поменялись. — Мне просто не нравится этот… — он успел остановиться перед тем, как с его губ слетело бы непристойное слово. -…американец, вот и все. — Господи, милый, — мужчина посмеялся. — Он безобиден, ничего с нашим сыном не произойдет. — Он плохо влияет на Россию. — Что за ерунда? Они хорошо контактируют… — Ты просто не понимаешь, Liebling, — вздохнул Рейх, складывая подбородок на голову Союза. — А ты не хочешь дать России свободу, — парировал Советы. — Он уже взрослый, в этом году заканчивает школу, у него должно быть право выбора, как считаешь? Немец помолчал пару секунд, и, расслабленно опустив плечи, кивнул. — Ja, ты прав. Я хочу поговорить с ним сегодня, возможно, мы просто плохо друг друга понимаем. — Замечательно! — СССР прижался к мужу сильнее и поцеловал его в щеку. Взяв его лицо в свои ладони и слегка сжав щеки, уверенно кивнул как бы сам себе. — Ты молодец. Фриц снова остался в одиночестве, и если с приходом коммуниста он чувствовал себя немного уютнее, то сейчас волнение нахлынуло с новой силой. Взгляд автоматом метнулся к настенным часам — девять вечера. Время, на которое договорились между собой русские. Скоро Федерация будет дома, и ариец надеялся, что Америка не будет провожать его.***
— Пап, Рейх, я дома! — из коридора раздался звонкий голос только что вошедшего России. Он запыхался — слишком быстро бежал по лестнице — и с трудом держался на ногах. Шлепнулся на пол и стянул кроссовки, после чего попытался улизнуть в свою комнату, но тихий бархатный голос за спиной заставил замереть в легком испуге. — Russland, süßer, нам надо поговорить, — Рейх, широко улыбаясь, нагнулся к самому уху парня и поцеловал его. У второго по коже, будто разряд тока, пробежали мурашки. — Пойдем ко мне в кабинет. Росс проследил взглядом за отчимом, что уже стоял в проеме двери и придерживался за стену рукой. Подросток заметил, что в его глазах что-то недобро сверкнуло, и решил, что лучше делать то, что говорят, иначе может быть хуже. Только он робко переступил порог, как нацист накинулся на него, прижав к стене и зафиксировав запястья над головой. Тяжелое дыхание и маленькие зрачки мужчины до жути пугали паренька, и он с трудом сдерживал крик, отворачиваясь. Немец грубо схватил Росса за подбородок и потянул на себя, заставляя не отводить взгляд, и тихо начал: — Ты же специально это делаешь? — голос был хриплый и скакал из тональности в тональность. — Заставляешь меня испытывать это. Ты прекрасно знаешь, как сильно я ревную тебя. Прекрасно знаешь, как я ненавижу твоего пендоса, но все равно продолжаешь заигрывать с ним. Ты же его не любишь, верно? Целуешь его своими прекрасными губами, только чтобы позлить меня. Что ж, у тебя получилось — теперь я в гневе. Изо всех сил старался не показывать такого себя, я ненавижу конфликты, но ты сам провоцируешь меня, — одной рукой он продирался под толстовку Роси, который не мог даже пошевелиться и только тихо поскуливал. — Отвечай: провоцируешь?! Пальцы медленно дотронулись до соска и сжали его, слегка оттянув. РФ застонал, прикусив губу, и прогнулся в спине, руки непроизвольно дернулись, дыхание ускорилось. Он не понимал, чего от него хотят, к чему это приведет в итоге. Собравшись с духом, он уже собрался сказать что-то, но не смог — чужая рука направилась исследовать джинсы. — Я жду, — напомнил фриц, осторожно, но сильно сжимая промежность Федерации сквозь ткань. Он вновь повернул голову в сторону, ноги задрожали и подкосились. — Мгх, да, да, я п-провоцирую! — едва смог выдохнуть русский, захлебываясь воздухом. — Н-но ты сам делаешь абсолютно… Ахх~ так же!.. Целуешься с Союзом на моих глазах… — возбуждение мешало сказать фразу целиком. -…Чтобы я ревновал… Так что я просто, считай, отдаю долг… Фх… — Ты сегодня слишком разговорчивый, я смотрю, — ариец ухмыльнулся и отошел в другой конец комнаты, отпуская Россию «в свободный полет»: он ослаблено осел на пол и закинул голову назад, ударившись затылком о стену. — Я надеюсь, наша беседа не была бессмысленной, и ты хоть что-нибудь понял. Парень лениво кивнул, медленно выдохнул и оттянул ворот толстовки — слишком жарко ему показалось в комнате. — Ты же не прав, — тихо сказал он, улыбнувшись. Мужчина резко развернулся и уставился на Росса холодным взглядом. — Was?! — Ты же не глухой, — подросток поднялся с места и вплотную подошел к отчиму. Теперь они были настолько близко, что Третий чувствовал сердцебиение сына. — Ты запрещаешь мне целоваться с Америкой, потому что ревнуешь. Тогда я запрещаю тебе целоваться с папой, потому что ревную. Так будет честно. Они молча смотрели друг на друга, Рося — снизу вверх, Рейх — сверху вниз, и оба испытывали некое стеснение и азарт. Второй спор за неделю. Нацист снова уверен, что младший проиграет … — Хорошо. РФ даже ушам не поверил — немец слишком быстро сломался, даже уговаривать не пришлось. Хитро усмехнувшись, он оттолкнулся от груди старшего и ускользнул за дверь, вильнув бедрами. Фриц зарделся и упал в кресло, прикрыв лицо ладонью. Зачем он согласился, зачем?..Не пройдет и недели, как один из них сломается. И это определенно будет не Третий Рейх.