Из Швейцарии с любовью

      Ася откровенно скучала. Накануне родов молодая женщина временно отказалась от всех уроков, хоть и понимала, что у нее есть недельки две, а то и больше в запасе. Меньше всего Асе хотелось, чтобы подобная неожиданность застала ее вне дома.       Однако, вместе с этим, молодая женщина злилась на себя, понимая, что изначально неправильно повела себя с мужем. Да, Ася несколько раз повторила Севастьяну, что ее слова об устаревших отношениях в семье — не что иное, как временная дурость, вызванная интересным положением, и примерно такая же по разумности, как попытка вернуться к революционным делам, однако злости на мужа не было — кто виноват, что он просто решил принять к сведению слова жены?       «А сейчас сиди дома, как дурак, и скучай, — подумала Ася. — Ладно, хоть причина есть — страшно уходить далеко от дома, мало ли что, а если бы не было? Вот кто меня за язык дергал, зачем я что попало говорила?»       Свои лишние слова Ася считала еще более неправильными, нежели возврат к революционным делам. Если программу она действительно хотела написать и инициатива исходила из нее, то слова о том, что в семье главный — муж и он имеет право руководить всей семьей, были больше навязаны матерью и бабушкой.       «Одна надежда на то, что Севастьян понял, что я тогда просто сказала зря лишнее», — подумала Ася.       Еще молодую женщину немного пугали мысли о предстоящем рождении ребенка. Познаний на эту тему было слишком мало: Ася понимала, что придет акушерка, будет направлять этого ребенка, как было нарисовано в книгах из библиотеки Герхарда Артуровича, а вот что делать ей, молодая женщина плохо представляла. Александра Витальевна несколько раз ей что-то рассказывала, однако слова уже успели забыться, а просить свекровь повторить все снова было как-то неловко.       Раздался стук в дверь. Ася не обратила на него никакого внимания — мало ли, кто пришел и зачем. Однако вскоре молодая женщина поняла, что это Зоя. Немало обрадовавшись, Ася выглянула в коридор и убедилась в своей правоте.       Зоя не заметила подругу, отвернувшись в другую сторону и раздеваясь. Решив, что Зоя сама к ней зайдет, Ася ушла в свою комнату.       Через некоторое время предположения Аси сбылись — к ней пришла подруга.       — Ты чего дома снова сидишь? — спросила она. — Сходила бы хоть погуляла.       — Одна, без мужа, как желтобилетница, — ответила Ася. — Про тебя еще не шутят, что ты из оных?       — В притоны не хожу, — сказала Зоя.       — Да не в притонах дело, — попыталась объяснить свою мысль Ася. — Просто… Как бы сказать-то… Ну нехорошо замужней женщине разгуливать просто так по городу. Неприлично, что ли. Она с мужем должна в это время быть.       — Тебя мама, что ли, не пускает? — изумилась Зоя. — Или Севастьян?       — Это, Зоинька, базовое правило приличия, — ответила Ася. — Одно дело — уроки, а другое — просто так шататься по городу.       — Мне Володя в свое время сказал просто: я — свободная женщина, не должна по каждому чиху дергать мужа, вот хочу я взять и пойти, допустим, в кабак, значит, могу взять и пойти, — сказала Зоя. — Другой вопрос, что мне это не нужно.       — Юная барышня, одна, без сопровождения, идет в кабак… — задумчиво произнесла Ася. — О том, что тобой воспользуются, не подумала? Что ты, что Володя.       — Это просто пример, — ответила Зоя. — Мне в кабаке делать нечего.       — Иногда смотрю я на твоих родителей и не понимаю, как у них, у таких приличных людей, такая нигилистка выросла, — изумленно сказала Ася. — Короткую стрижечку и синие очки не желаешь?       — Не вижу смысла, — удивилась Зоя. — К чему такая глупость? А вот с тобой, такое чувство, основательно мама побеседовала.       — Это, Зойка, не Александра Витальевна побеседовала, а какие-то основные принципы, заложенные еще давным-давно, — ответила Ася. — Хочешь быть свободной, толкать революцию вперед — не надо выходить замуж. Вышла замуж — играй по правилам.       — Слишком диковинные у тебя мысли, Ася, — подумав, сказала Зоя. — А я вот живу, как хочу, паспорт свой имею, а не в Володин вписана, счет в банке на свое имя имею…       — С учетом того, где сейчас Володя, свой паспорт для тебя — необходимость, а не прихоть, — вздохнула Ася.       Зоя бы уже явно ничего не спросила о том, почему подруга сидит дома, однако Ася не смогла промолчать, захотелось поделиться своими мыслями хоть с кем-то.       — Дело, Зойка, даже не в том, что я не хочу на ступеньках университета родить, как уже тебе когда-то говорила, — начала молодая женщина. — А в другом… Я сижу дома не только потому, что неприлично ходить одной без мужа, а еще и потому, что я под домашним арестом. Как говорится, за грехи свои тяжкие.       — Папа? — изумилась Зоя.       — Нет, ты что, не Михаил Павлович, — ответила Ася. — Родители к нам с Севастьяном практически не лезут. Севастьян Михайлович.       — Севастьянка? — еще больше изумилась Зоя. — Он что, совсем с ума сошел?       — Просто понимаешь, Зоя, я же сама в этом виновата, — сказала Ася. — Я даже не о программе и суде, а о другом. Я сама говорила Севастьяну, что муж имеет право наказывать жену. Как говорится, он об этом вспомнил.       — Вы оба какие-то редкостные идиоты, — ответила Зоя.       — Я Севастьяна понимаю, он явно был в ужасе, когда узнал все… — вздохнула Ася. — Меня же тоже должны были отправить куда подальше вместе с Володей. Обижались друг на друга, потом, вроде, примирились. Потом он меня дома запер. Потом я ему не один раз сказала, что я дома посижу — за свои слова отвечать надо, но эти слова были сказаны зря, не подумала, что мы оба — адекватные люди, которые не застряли где-то в дремучести, что жена — не собственность мужа, чтобы он творил с ней то, что желает. В общем, Зойка, я досиживаю дома, сколько договорились, а потом все. Никаких обидок друг на друга по неделе, а то и дольше, никаких «посидишь дома». Я тут незадолго до твоего прихода размышляла… Меня, кажется, в последние годы в гимназии дома не оставляли, а тут раз — и вернулась в детские годы.       — Севастьянку увижу — сразу же ему скажу, что он, видать, на работе переутомился, раз такой бред мог в его голову прийти, — ответила Зоя. — Не переживай, на тебя ссылаться на буду.       — Да мы и так обо всем договорились, — сказала Ася.       — Он в мою жизнь лез? — сама себя спросила Зоя. — Лез. Рассказывал про каторгу и уголовный барак. Так почему же я не могу ему тоже глаза открыть на правду? Сказать, что так приличные люди с женой не поступают? Даже если она какую-то глупость когда-то сморозила.       — Делай, что хочешь, — отмахнулась Ася. — Мне и вправду как-то страшно сейчас далеко уходить от дома. Даже уроки временно приостановила.       Молодая женщина задумалась и спросила:       — Тебе хоть денег хватает? Как детки? Как Геллер? Меня матом не ругает?       — Все хорошо, — ответила Зоя. — Доченьки просто прекрасные, мамина радость. Геллер скучает без Володи, я тоже. Мне очень не хватает даже получаса разговоров с ним перед сном. О тебе Геллер ни слова не говорила. Ни хорошо, ни плохо.       — Может, она матом обо мне думает, — вздохнула Ася.       — Пусть думает, — сказала Зоя. — Раз так хочется.       — Виновата я перед ней, конечно, — прошептала Ася. — А что сделать? Уже ничего не поделать.       — Володя сам принял это решение, — ответила Зоя. — Не ты его заставляла.       — Только это и утешает, — снова вздохнула Ася. — А то совсем тоскливо было бы.       Молодая женщина взяла со стола Уложение о наказаниях и сказала:       — Каждый раз, когда вдруг хочется воплотить в жизнь свои мысли, читаю его и как-то легче становится. Самый минимум от десяти лет в крепости начинается. Самый верх — высшая мера. А у меня ребенок скоро родится, мне нужно будет его воспитывать. Так что нельзя мне теперь, Зоя, об этом думать, ребенку нужна мать.       Ася положила Уложение обратно на стол и сказала:       — Как надо, я все равно не сделаю, а как сделаю — так лучше не делать вообще и не позориться.