Из Швейцарии с любовью

      Зоя недоуменно посмотрела на подругу.       — Ася, — наконец, сказала молодая женщина. — Мы уже не в гимназии и даже не только-только ее закончили. Мы уже взрослые люди. Так, может быть, ты мне, все-таки, расскажешь правду? От и до. Какие должны быть цели у тех, кто занимается революцией, и в чем наша с Володей основная ошибка? Такое чувство, что я отовсюду пытаюсь ухватить хоть немного, а не получаю совершенно ничего.       Ася вздохнула.       — Моей машерочке до сих пор никто ничего не рассказал, да как же такое возможно? — изумленно произнесла она. — Давай я попробую, но не обещаю ничего. Вдруг тоже не смогу объяснить…       Молодая женщина задумалась и начала:       — В общем, помнишь же? Я еще в гимназии рассказывала, что хотела найти какой-то нормальный, достойный подпольный кружок, да ничего не находила. Или находила, но меня туда не брали.       — Помню, — ответила Зоя.       — Так вот, Зойка, дело в том, что если люди действительно что-то затевают серьезное, а не портят чужие хорошие программы, как сделал Владимир, то поступают совершенно иначе, — продолжила Ася. — Не подумай, я Владимира не осуждаю, мне просто жаль его… Просто… Не треплются о своих взглядах на каждому углу, людей берут исключительно проверенных. Поэтому я и не осуждаю сейчас тех, кто гнал меня куда подальше. О себе думали, своей безопасности, ну и о моей, возможно, тоже. А то сдала бы я их всех… Пусть даже невольно.       Молодая женщина вздохнула и добавила:       — И, Зойка, что самое главное, мотив должен быть у человека. Причем такой мотив, ради которого потом и страдать, если что, не жаль. Вот подумай, Зойка, есть ли у тебя такой мотив, ради которого ты бы без особого сожаления бросила всех, кто тебе здесь дорог?       — Нет, — удивленно ответила Зоя.       — А за каким чертом лезешь, куда не надо? — изумилась Ася. — Ладно, в Швейцарии ты за компанию с Володей была, а потом? У тебя же мотива нет совершенно, никакого…       — А у тебя он есть? — спросила Зоя.       — Не знаю, — ответила Ася. — Вроде, есть. Был. Меня с детства угнетали существующие порядки. Что женщина — всего лишь жалкое приложение к мужчине, рабочих было жаль. Которые получают только половину из своего жалования, а остальное на штрафы уходит. У брата моего, Колюнки, двоюродного, мотив еще более ясный был: он за мать мстил. Которая родилась не через девять месяцев после венчания, поэтому была отправлена в деревню. Несправедливо же: подумаешь, родилась не через девять месяцев после венчания. А жила совершенно в других условиях, в чужих людях, потом замуж вышла, правда, неплохо. Но вот скажи мне, Зойка, она виновата, что родилась как бы раньше срока?       — Нет, — удивленно ответила Зоя. — А что такого-то? Я читала, можно родить и раньше.       — Через пять месяцев? — удивилась Ася. — Зойка, ты очевидного не понимаешь. Заделали ее до венчания, в этом-то и весь вопрос. И сбагрили в деревню, так как позорно было. А потом забрать побоялись, потому что тоже позорно. Ну или не так все, не знаю, что в головах у этих людей творилось.       Ася задумалась и продолжила:       — Ты, Зойка… Будь хорошей женой, воспитывай детей, учительствуй. И не лезь, куда ни попадя без мотива. Не надо это…       — Ты на мотиве слишком долго задержалась, — ответила Зоя. — Что еще расскажешь?       — Давай я тебе стихи покажу, ты прочитай, а потом их разберем по строчкам, — сказала Ася.       — Можно подумать, мы на уроке словесности, — удивилась Зоя.       — Сейчас поймешь, — ответила Ася и достала из Уложения лист бумаги. Протянув его Зое, молодая женщина сказала. — От Севастьянки прячу, хотя такое он бы мне вполне простил. А Уложение он дома читать вряд ли захочет, ему оно явно на службе надоело.       Зоя начала чтение. Смело, друзья! Не теряйте Бодрость в неравном бою, Родину-мать защищайте, Честь и свободу свою! Пусть нас по тюрьмам сажают, Пусть нас пытают огнем, Пусть в рудники посылают, Пусть мы все казни пройдем! Если погибнуть придется В тюрьмах и шахтах сырых, — Дело, друзья, отзовется На поколеньях живых. Стонет и тяжко вздыхает Бедный, забитый народ; Руки он к нам простирает, Нас он на помощь зовет. Час обновленья настанет — Воли добьется народ, Добрым нас словом помянет, К нам на могилу придет. Если погибнуть придется В тюрьмах и шахтах сырых, — Дело, друзья, отзовется На поколеньях живых.       Зоя отложила лист.       — Хорошие стихи, — сказала молодая женщина. — Кто автор?       — Михайлов, — ответила Ася. — А теперь ответь мне на пару вопросов, Зойка. Представляешь ли ты себя или Владимира на месте лирического героя или как там этого повествователя лучше назвать? Устраивает ли тебя вариант, если ты, Зойка, подохнешь к чертовой матери, а дело отзовется где-нибудь так лет через двадцать, а ты этого уже не увидишь? Устраивает ли тебя в принципе единственно возможный вариант в будущем — это поездка на какие-нибудь Карийские рудники? Чего именно не хватает народу, который тянет к лирическому герою руки, и что именно ты ему можешь дать? И ради чего сейчас твой Владимир находится за решеткой? На последний вопрос можешь не отвечать, он к тебе не особенно относится.       — Ася, дай переписать… — вытерев слезы, попросила Зоя. — Я не знаю, есть ли эти стихи у нас дома или нет, но пусть будет еще моя копия, если что…       — Одному уже дала переписать программу, — попыталась пошутить Ася. — Пиши, Зойка, мне не жалко. Только от Геллер спрячь подальше, она уж точно такую поэзию не одобрит. И детям не читай, не надо. Ты чего плачешь-то?       — Лирического героя стихотворения жалко, — ответила Зоя. — Явно же он с кого-то реального списан.       — Списан, Зойка, — вздохнула Ася. — Только не с нас, а с других людей. Я бы своего Колюнку даже не стала в эти люди записывать. Ну поагитировал он, ну поехал в централ потом. Все, история окончена. А здесь речь идет о тех, кто прожил свои сколько-то лет с единственной яркой вспышкой и так же ярко и ушел. Вот представь, Зойка, на секундочку… Хотя, нет, не будем тебя представлять. Представим некую Маньку. Вот окончила она гимназию, показала себя, как проверенного товарища, ее пригласили на достойный кружок, она начала там работать, потом метнула бомбу в какого-нибудь верхнего чина жандармерии, а потом эту Маньку вычислили, поймали, осудили и повесили. И все, Манька прожила семнадцать лет обычно, два года необычно, потом ярко вспыхнула и ушла в далекие дали.       — Женщин не вешают, — сказала Зоя.       — Перовской это расскажи, — ответила Ася. — Вешать женщин можно, а вот дать те же избирательные права — это нет, не положено.       — Иди ты со своими избирательными правами, нашлась мне, слишком умная, — буркнула Зоя.       — Ты первая затеяла этот разговор, — не преминула ответить Ася.       — Не обижайся на меня, — сразу же отреагировала Зоя. — Мы на Маньке остановились. Что дальше расскажешь?       — Да ничего я не расскажу, — сказала Ася. — Не будешь ты яркой вспышкой, Зойка, тебя жизнь к другому готовит. И не надо тебе это. Как я уже сказала, живи тихо, мирно, воспитывай детей, это твое основное занятие.       — Начала за здравие, а кончила за упокой, — ответила Зоя.       — Так поняла, в чем ваша с Володей основная-то ошибка? — спросила Ася. — В чем вы были неправы? В том, что делали что попало, без мотива, без четкой цели, Володя испоганил уже существующую программу, да и вообще, вы не были ко всему этому готовы. Полез твой Володя своей башкой куда не надо, вот теперь в централе и сидит.       Зоя ничего не ответила.       — Обиделась, что ли? — спросила Ася. — Так сама же начала эту тему.       — Мама услышит, что мы тут с тобой обсуждаем — по головке не погладит, — ответила Зоя. — Что меня, что тебя.       — Мама с внуками занята, не переживай, — успокоила подругу Ася. — А Севастьяна дома еще нет. Так бы он точно сказал, что я совсем в агитацию пустилась.       Спустя небольшую паузу Ася добавила:       — Просто понимаешь… Мотив тоже не в один день появляется, ты смотришь по сторонам, видишь все, осмысливаешь… Потом мотив появляется. А потом ты понимаешь, что готов действовать.       — И когда же ты все это почувствовала? — спросила Зоя.       — Когда услышала от Колюнки правду про его мать, — ответила Ася. — Это, наверное, и стало решающим моментом. Потом, правда, меня по подпольным кружкам понесло, сомнительного качества, потом Геллер попалась, но это все уже не столь важно. У тебя, Зойка, как я вспоминаю, мог мотив появиться, когда ты биографию Геллер от Владимира узнала. Но ты его поглубже запрятала, вот и сидишь теперь, полубезыдейная, полубезмотивная.       Неожиданно для Зои Ася разрыдалась и сказала:       — А я… Я просто взяла и приняла решение отказаться от идеи. Захотела спокойной жизни, не захотела жить с мыслью, что первые плоды появятся только через десятилетия после моей смерти. Пассивный наблюдатель я, Зойка. И консультант по теории, если это вдруг кому-то надо.       Ася вздохнула и сказала:       — Тебе рассказала — хоть полегчало немного. Может, пройдет со временем. А, может быть, как Александра Витальевна любит говорить, рожу и пройдет.       Зоя удивленно посмотрела на подругу, а Ася продолжила:       — В воскресенье у меня освобождение, если можно так выразиться, потребую от супруга устроить мне настоящую прогулку. Достойную, как и по этикету положено. А то что, столько времени жили, как получужие люди, пусть вспоминает, что делать-то должно.       — Хорошо, — удивленная столь резкой переменой хода мысли, ответила Зоя.