Рисунок чернильным пером

Бриан Найрианвин — Шел бы ты домой, Бриан, — вздохнул дядя. — Я в комендатуре останусь, а тебе сегодня тут делать нечего. Магистра Самани до обеда беспокоить не стоит. Но и тянуть с визитом он не станет. Так что он либо вечером к нам зайдёт, либо завтра утром. Уверен, тебе есть о чём подумать к этому времени и что сделать. Мне осталось лишь кивнуть и покинуть кабинет. Как бы ни было горько и обидно, я понимал, что дядя прав и меня снова сделали разменной монетой. Только в этой игре, в отличие от моего брака с Таваном, ставки куда более высоки. Выйдя из дверей комендатуры, я остановился и взглянул на хмурое небо. Лошади у меня не было, она в поместье Отитланов осталась вместе со всеми моими вещами. Так что идти пришлось пешком. — Да провались оно всё к демонам! — в сердцах выругался я, проклиная всё сразу: сегодняшний день, Тавана и свою «удачно» сложившуюся жизнь. Дядя сказал, что будет организовано нападение рядом с пансионом, в котором снимал комнаты Таван. Меня снова ударят по голове, и найдёт моё тело городской патруль. А рядом кое-что из вещей Тавана. Три месяца. Именно столько выпадет из моей жизни. Я просил о меньшем сроке, но дядя сказал, что так не бывает. Что не может простой удар лишить человека памяти. В моём случае будет вмешательство недоучки-подмастерья Жизни, и две ключевые точки, что склеятся друг с другом в одно целое, стирая всё, что было между ними. В сознание я приду в своей комнате уверенный, что очнулся после падения на меня Аттаина. Мне было не жаль воспоминаний о моём детском расследовании, бале, а уж со знаниями о Миалле я и вовсе расстался бы с радостью! Но Аттаин… Я забуду всё, что было между нами. Его руки, внимание и ласку. Забуду, как он улыбался по поводу и без. Как раскланивался со всеми встречными, что даже одёрнуть его хотелось. Но я никогда этого не делал, потому что и ему кивали в ответ. Не просто горожане: магистры, лорды, наследники… Дядя снова оказался прав, когда сказал однажды, что Аттаина любят все, кто с ним знаком, даже старик Вериал. Казалось бы, если взглянуть со стороны, у него с Таваном много общего. И тот, и другой любят льстивые слова, умеют понравиться влиятельным людям, открыто проявляют заботу и следуют принятым решениям. Вот только «послевкусие» от них разное. У Тавана всё лживое, насквозь пропитанное лицемерием, а у Аттаина чистое, искреннее, заставляющее открываться в ответ. — Дурак… Какой же ты дурак, Бриан, — зло отругал я сам себя. Самое обидное во всей этой ситуации было то, что я не вынесу из этого урока жизни никакого вывода. Я не узнаю, что новичку в любом деле не стоит мнить себя избранником богов и верить, что тебе доступно понимание, которое пропустили знающие люди. Я буду уверен, что простые люди не могут сделать ничего лучше, чем знатные. Я не буду помнить, каково это в секунду потерять всё и оказаться на краю пропасти, как важно вовремя признаться в чувствах не только любимому человеку, но и самому себе. Я останусь тем, кем был до Аттаина — самоуверенным юнцом, верящим в то, что боги Сиэры всегда будут на его стороне. Я медленно брёл по улицам медленно пробуждающегося Белого города и понимал, что в доме Отитланов мне делать совершенно нечего. Моя душа, моё сердце были совсем в другом месте, и ноги сами привели меня на дворцовую площадь. Наверное, я не меньше получаса просто стоял и смотрел на развевающиеся желтые ленты тамарской лавки. Я хотел зайти, но не знал, как объяснить свой визит. Да и надо ли? Внезапно распахнувшаяся дверь и выскочивший из лавки Аттаин вернули меня из фантазии в реальность. Надо! Я не имею права просто так бросить его. Он должен знать правду. Так быстро я давно не бегал. Всего минута, и я перехватил его на углу дома. — Аттаин! — окликнул я и остановился, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. — Бриан? — обернулся он. — Я думал, ты у коменданта… Он не рад встрече? Не желает меня видеть после того, что натворил Таван? Но зачем тогда так крепко обнимал, когда я очнулся в лавке? — Аттаин, нам надо поговорить. Мы можем вернуться к тебе? — решительно заявил я. — Конечно! — улыбнулся он. — Я как раз хотел просить коменданта позволить нам увидеться… Пойдём, — протянул он руку. Торговый зал мы проскочили, даже не остановившись. Я только успел заметить, что Миалле проводил нас взглядом, но даже не попытался остановить. Аттаин привёл меня к себе и нерешительно замер посреди комнаты. — Бриан, я… Нет, только не говори мне, что нам надо забыть прошлое. Уже завтра оно само себя забудет. Я не за этим сюда пришел… Не дав Аттаину возможности продолжить, я скользнул к нему вплотную, обвил руками шею и впился в губы. — Потом… — рвано выдохнул я. — Мы потом поговорим, а сейчас просто люби меня, Аттаин, мне нужно это, пожалуйста! На моё счастье, спорить Аттаин не стал. Наша одежда полетела на пол. Его руки жадно шарили по телу, а губы, казалось, были везде. Я упал на кровать и потянул Аттаина на себя. Мне было необходимо чувствовать его своей кожей. Тяжесть тела, сбившееся дыхание, жадные, собственнические поцелуи. Но даже этого мне было мало. Я перекатился, подминая его под себя, перехватывая инициативу… И он уступил. Чуть выгнулся в пояснице и развёл ноги. Я вылизывал его везде и сходил с ума от легкого запаха пота, от солоноватого вкуса члена, на который я насадился ртом до основания. Но нет, мой дорогой, сегодня всё будет по-другому. Как бы я не хотел обладать тобой, сейчас мне нужно другое. Мне нужна твоя страсть, твоя ярость, твой напор. Но ты всегда был слишком нежен со мной, так что придётся всё сделать самому. Рука привычно нашла в любезно подвинутой ближе шкатулке нужный артефакт. Я быстро вогнал его на место, но ему нужна почти минута. Целая долгая минута, в которую я продолжил ласкать Аттаина. Я не собирался тратить время на подготовку — мне достаточно лишь мази, что сделает проникновение более гладким. И, откинув в сторону больше не нужный артефакт, я оседлал бёдра Аттаина и одним сильным, уверенным движением опустился на его член. Разум может забыть — но не забудет тело. Распирающего давления, легкой сладкой боли, горячей страсти. Сегодня я хотел принадлежать ему, как не принадлежал никому другому. До дрожи, до синяков и хриплых криков. Аттаин понял меня правильно: снял с себя, толкнул лицом вниз и вошел сразу и до основания. — Да! — протяжно выдохнул я, наслаждаясь его силой и лишь крепче комкая в ладонях сбившуюся простынь, чтобы обрести хоть какую-то опору. Сегодня я не просто дарил ему своё тело, я отдавал душу. Клеймил сам себя его любовью, позволял то, что считал неприемлемым с другими. Но по-другому я не мог. Мне надо было знать, что я его, а он — мой. А после мы просто лежали рядом, и каждый боялся нарушить эту нежную, уютную тишину. Но надо… — Аттаин, найди мне перо, чернила и бумагу, — попросил я. — Зачем? — приподнялся он на локтях. — Письмо напишу. — Кому? — прищурился Аттаин. — Самому себе. Завтра я забуду тебя. Забуду всё, что было. Но я знаю свой характер и знаю какие слова подобрать, чтобы убедить самого себя… Конечно знаю, как трепетно отношусь к своему телу. С какой дотошностью я сводил любой малейший шрам. Всего-то и надо взять нож и вырезать имя. Там, куда кроме любовников никто не заглядывает. — Ты найдёшь меня после и отдашь письмо. И мы начнём всё заново. Для меня заново. Но я буду стараться всё вернуть, обещаю! — Зачем? — вдруг спросил Аттаин. — Чтобы всё снова закончилось твоей свадьбой? Я приподнялся, взглянул в глаза Аттаину и понял, что никакого письма не получу, даже если оно будет. — Бриан, — продолжил Аттаин. — Тебе так сильно нужен титул? Будь моим мужем — и тебе не придётся ничего забывать. «…чувствую, что ты сейчас стоишь на перепутье, — вспомнил я слова дяди. — На какую дорогу свернёшь, так и сложится твоя жизнь…» Вот оно — перепутье! Прямо сейчас я делаю свой выбор: отказаться от любимого или отказаться от семьи. Родители не простят мне такого поступка. Согласившись, я потеряю фамилию, родных и положение в обществе. Отказавшись — теряю Аттаина, память и часть своей души. Наверное, я молчал слишком долго, потому что Аттаин прикусил губу и поднялся. — Прости, это был глупый вопрос. — Нет! — я поймал его за руку. — Он сложный, но не глупый. Аттаин, ты понимаешь, что получишь совершенно нищего супруга, у которого из всего имущества только одежда? Получишь мужа, не умеющего ничего без помощи слуг? Абсолютного бездаря не только в работе, но и в магии? — Я получу любимого, — прищурился он. — А со всем остальным я справлюсь. Если, конечно, мой супруг не будет требовать невозможное. Но я пойму, если для тебя это окажется неприемлемым… Что ж, один брак я попробовал, узнал, каково это стать мужем по расчёту, политическому интересу, когда твоё мнение не значит ровным счётом ничего. Так не пора ли попробовать другой — по любви? — Я согласен отказаться от титула. Я согласен стать твоим младшим, Аттаин, — твёрдо произнёс я, глядя прямо в глаза.