Тонкий лед

Сломив нас всех, февраль наконец-то угомонился, забрал свои тучи и ледяные ветра и выпустил на свободу весну и теплое солнце. Но я не радовалась так, как должна была бы. С того дня как Гарретт ушел, меня не покидало тревожное чувство. Я не верила, что раздражающий парень сможет исчезнуть навсегда, но прошли уже две недели, а моя дорога домой оставалась спокойной и безмятежной. Это ощущалось так неправильно, что меня непроизвольно накрывала грусть и какое-то извращенное желание слышать, как он своим таким магически мелодичным голосом несет какую-то бессмысленную для меня чушь. Было так страшно в этом признаваться, но я скучала по его действующей мне на нервы теплой улыбке, такому отвратительно успокаивающему взгляду ореховых глаз и даже по виду его самых неприятных моему сердцу особенностей: длинным кудрявым волосам, ямочкам и родинкам на лице. Я чувствовала то, что уже думала разучилась чувствовать — одиночество. И как по злому замыслу судьбы, я так и не смогла отдать ему шарф и каждый день он лишь напоминал мне о том, что Гарретт еще не вернулся и я совершенно не знаю никаких деталей его жизни и едва ли могу надеяться, что этот чудак сдержит свое обещание и все-таки появится вновь. Но кое-что я все-таки знала и ноги сами привели меня к этой крошечной зацепке. Минут через пятнадцать быстрой ходьбы на грани с бегом я, запыхавшись, стояла перед дверями кофейни, при свете дня уже не создававшей такого магического эффекта, но все еще очень уютной. Я немного поколебалась. Ситуация выглядела для меня странно. Я не была Гарретту другом, мы были настолько чужими, насколько это вообще возможно, но вот она я перед дверьми единственного места, которое хоть как-то нас связывает. И зачем я пришла? Что мне было нужно? Я одернула себя, когда поняла, что может ситуация и странная, но то, что я стою в нерешительности перед приятной кофейней с очень вкусным какао и прекрасной атмосферой показалось мне просто глупым и твердым шагом направилась внутрь. Время медленно ползло к четырем часам дня и в заведении было занято больше половины столиков, но, по счастливому стечению обстоятельств, наш угловой столик был свободен. Я села на то же самое место, что и две недели назад и принялась ждать, с некоторой злостью отмечая вновь возникшую тревожность. Через несколько минут мое ожидание оправдалось, и я увидела именно того, кого ожидала. — Лайла, как приятно снова тебя видеть! — Эмили тепло мне улыбнулась и в голове у меня пронеслась мысль, что может быть Гарретт на самом деле исключительно хороший или по крайней мере везучий человек, что в его близком окружении есть такая внимательная, добрая и просто чудесная девушка. — Привет, Эмили. Как у вас дела? — я пришла узнать, куда пропал Гарретт и все ли у него в порядке, но завести этот разговор для меня было настоящим испытанием. Поэтому как минимум стоило начать с вежливых вопросов. — Справляемся понемножку, но не сочти за грубость, ты ведь пришла не о нашем бизнесе узнать? — она так понимающе мне улыбнулась, что несмотря на смущающие слова, я почувствовала себя спокойно и очень печально одновременно. Словно она позволила мне показать все, что я на самом деле чувствую. — Да, прости, ты права. Я просто хотела спросить… Этот надоедливый придурок… Он уже две недели не появлялся, а до этого словно преследовал меня. Мне не интересно, я в его жизнь не лезу, но… у него же все в порядке? — слова с таким трудом выходили из меня, словно я родину предавала. В конце речи я уже почти бормотала с огненным от смущения лицом. Эмили села в кресло напротив и утешающе накрыла мою руку своей теплой и мягкой ладонью. — Лайла, все в порядке. Ты не должна чувствовать стыд за то, что волнуешься о нем. Я не подумаю, что вас связывает что-то кроме простого знакомства, — она снова одарила меня своей успокаивающей улыбкой, точно прочувствовав все мои личные переживания. — И насчет Гарретта… Даже не знаю, что тебе сказать. Я бы хотела успокоить тебя и сказать, что у него все хорошо. Но я не хочу врать тебе. Я не уверена, как у него дела, и боюсь, что узнать мы сможем только, когда он покажется. Эмили выглядела не лучше меня. Пожалуй, это было даже очевидно, что она переживала и грустила гораздо сильнее, будучи его близкой подругой. — А куда он делся? Это из-за того разговора, который у вас был тогда? Он сказал, что это обычные семейные ссоры. Я не думала, что из-за этого ему придется исчезнуть, — я недоуменно заглянула ей в глаза. Девушка в ответ чуть крепче сжала мою руку и с горечью отвернулась. — Не думаю, что я тот человек, который должен тебе обо всем рассказывать. Скажу только, что это периодически происходит. Примерно каждые два месяца он исчезает, возвращается через месяц в не очень хорошем состоянии. Я не могу рассказать тебе больше, но у него очень тяжелые отношения с семьей, из-за чего все это и происходит. Если ты подождешь еще немного, он обязательно вернется и, возможно ему поможет, если ты будешь рада его видеть. Но просить этого от тебя я, конечно же, не могу. Любить Гарретта, быть его другом — очень сложная задача, но он такой волшебный человек, что, когда он рядом, все эти горечи и переживания меркнут на фоне его яркого света. Если можешь, пожалуйста, дождись его, Лайла. Обещаю, ты не пожалеешь об этом решении. *** После того разговора с Эмили я чувствовала себя потерянной, словно меня втолкнули в комнату, заполненную людьми, а что делать и с какой я там целью не объяснили. Первой моей реакцией было забыть, что это недоразумение когда-либо случалось со мной, вычеркнуть кудрявого парня по имени Гарретт с двумя ямочками, россыпью родинок на лице и проницательными ореховыми глазами из своей жизни. Но, к сожалению, это оказалось невозможно. Я засыпала с его раздражающим улыбающимся лицом в голове и просыпалась с мыслью «Да куда ты пропал, черт тебя дери?!» Каждый день после учебы ноги сами вели меня к кофейне Марка и Эмили. Мне было противно это ощущение, но, казалось, словно все это место было пропитано им. Только там я могла чувствовать его невесомое присутствие. Я хорошо познакомилась с это прекрасной парой. И в очередной раз удивилась, какие хорошие люди окружают Гарретта. И с раздражением подумала, что этому придурку не стоит заставлять этих чудесных людей так долго ждать его и волноваться. На улице вовсю царствовал март, мягко залечивая раны, оставленные февралем. Было уже достаточно тепло, чтобы перестать носить шарф, оставленный парнем. Но мне не хотелось расставаться с ним. Я знала, что в этот день кофейня Марка и Эмили была закрыта, потому что пара решила сделать себе выходной по случаю их пятой годовщины свадьбы, поэтому я направлялась прямо домой, наслаждаясь при этом теплой погодой, весенним солнцем и начавшим оживать моим любимым парком. В те дни, когда я шла домой этим путем, я по привычке останавливалась у пустой скамейки между двумя дубами и наблюдала, как постепенно начинает таять лед. Вот и в этот раз я собиралась остановиться и может даже присесть на пару минут, но что-то было не так как обычно. Моя скамейка не пустовала. Парень в этот раз без отвратительной шапки мягко напевал своим высоким и мелодичным голосом. Мне показалось, что у меня остановилось сердце. На секунду я забыла, как дышать. До меня доносились слова его песни: I'll dive in deeper, deeper for you Down to the bottom, 10,000 emerald pools Эти наглые слова вывели меня из себя, тем самым приводя в чувство. — Не смешно, — произнесла я самым ледяным голосом, остановившись в метре от скамейки. Он повернулся и, если бог и существует, я клянусь, в тот момент он смотрел на меня из тягучей глубины этих ореховых глаз. Меня переполнили эмоции, и я просто не знала, как с ними правильно справиться. На глаза навернулись слезы. — Пошел ты к черту! — злобно выкрикнула я и зашагала в обратную сторону. Но далеко мне уйти не дали. Самый раздражающий человек на свете остановил меня и прижал к себе. Я начала вырываться. — Отпусти меня, ты ненормальный, больной придурок! Отпусти и проваливай ко всем чертям! Я не ждала тебя! Уходи откуда пришел! Ты мне не нужен! Не нужен! Отпусти! — сначала я просто кричала, пиналась и пыталась вырваться, но в итоге беспощадные слезы оказались на свободе и мои крики утонули в рыданиях. Он мягко развернул меня к себе лицом и заключил в объятия теплее мая, невесомо поглаживая по волосам и спине, пока я не успокоилась. Когда парень почувствовал, что мое дыхание восстановилось, он отстранился и осмотрел меня, сопливую с красными опухшими глазами и с самым злобно-смущенным лицом, с ног до головы. — Привет, Лайла. Я так рад, что ты все еще носишь мой шарф, хотя, пожалуй, середина марта уже не самое подходящее время для вязанных вещей, — он так весело улыбнулся, словно я только что не разваливалась от сотрясающих меня рыданий в его руках. — Не твое дело, что я ношу. И шарф твой тупой мне не нужен, можешь забрать, — сердито буркнула я, неловко отводя взгляд. — Тебе он идет больше, — и с самой довольной улыбкой на свете он взял в руки свисающие концы шарфа и аккуратно потянул. Первый порыв злости прошел, и я даже была готова признать себе, что видеть этого придурка спустя месяц отсутствия было даже приятно, о чем говорить вслух я, конечно, не собиралась. — Красиво поешь, — тихо пробормотала я, все еще избегая прямого взгляда. — Спасибо. Эту песню я написал после того, как ты меня спасла, — он неловко засмеялся, словно стыдясь своего творчества. Но я не заметила этого, потому что была слишком смущена этим признанием и еще больше смущена своим покрасневшим лицом. — А почему не бренчишь? Какой ты музыкант без настоящей музыки? — эти слова я выдавила на последнем издыхании, не зная, как еще улучшить ситуацию лично для себя. — Ах это… Ну, моя гитара осталась в парке и после того, как меня выписали из больницы, ее здесь уже не было, — он беспомощно пожал плечам. — Гитару украли?! — это была такая ожидаемая новость, но я удивилась, словно не знала, в каком городе мы живем. — И как ты теперь будешь без нее? Она же и работа твоя и главная любовь. Да, я была настолько потрясена этой новостью, что перестала замечать, о чем вообще говорю и случайно раскрыла то, что за время его отсутствия выведала у Эмили и Марка. — Лайла, откуда такие глубокие познания о моих взаимоотношениях с гитарой? — он подозрительно сощурил глаза и хитро ухмыльнулся, уже зная ответ на свой вопрос. — Ну, зашла пару раз к Эмили и Марку, говорить особо не о чем было, вот и пришлось о тебе речь заводить, — мне было так неловко врать, что мое лицо снова превратилось в переваренного рака. — То есть Эмили сказала неправду, что ты заходила практический каждый день и расспрашивала ее о моей жизни? — Эмили, черт тебя подери! — меня раскусили как подгнивший орешек, я была готова провалиться под землю и всерьез раздумывала, как это осуществить. — Не злись, просто она моя самая лучшая подруга, — он так беззаботно рассмеялся, что мне пришлось отказаться от своего плана. Я так скучала по этим ямочкам. — А за гитару не беспокойся. Из меня все еще неплохой фокусник, я смогу накопить на новую. — Ты еще не виделся с ребятами? — Нет, я вернулся только сегодня. Не захотел им портить годовщину, — Гарретт взлохматил свои волосы, выглядя немного озадаченно. — Не хочешь мне рассказать, почему и куда ты исчез? — вспомнив, что его действительно целый месяц не было ни слуху ни духу, я снова начала злиться и вопрос прозвучал как претензия, о чем я сразу же спохватилась: — Если не хочешь, можешь не говорить. Мне все равно. — Ты так мило отрицаешь, что тоже волнуешься за меня, — он улыбнулся своей самой противной искренней улыбкой и я снова покраснела и уже собиралась возмутиться, но он продолжил: — Иногда мне приходится возвращаться домой к родителям, они живут в десяти часах езды отсюда. Не могу точно сказать почему, просто иногда это единственный возможный для меня вариант. Я с недоумением посмотрела на него, а он опустил голову и рассматривал асфальт под ногами. В моей голове не укладывались его слова. Было понятно только то, что его отношения с родителями были гораздо сложнее, чем я предполагала. — Но теперь-то ты вернулся, правда? И в ближайшее время больше не пропадешь? Только не начинай себе ничего придумывать, мне нет до тебя дела. Но Эмили и Марк очень переживают за тебя и это не хорошо с твой стороны так с ними поступать. — Да, я знаю, что доставляю им много хлопот. Мне очень жаль, что со мной так тяжело, — похоже своими неосторожными словами я надавила на его больное место и словно выключила яркую лампочку по имени Гарретт. Мне стало так тошно от его поникшего вида, что я постаралась найти самые поддерживающие слова, которые только могла родить моя черствая душонка. — Слушай, ты не думай, что им было бы лучше без тебя или что-то такое. Я знаю, что какой бы проблемной занозой ты ни был, они любят тебя именно таким и ни за что бы не променяли ни на кого другого. И вообще, вовсе ты не проблемный, а очень даже… — но мою невразумительную речь прервал звонок телефона, доносившийся из моей сумки. — Черт, я совсем забыла, что опаздываю! — Беги, Лайла. И спасибо тебе за такие добрые слова, — своим мягким голосом парень остановил мои панические попытки найти телефон и придумать отговорку, почему я так запоздала. Я серьезно посмотрела ему прямо в глаза и только после того, как убедилась, что лампочку я всего лишь неловким движением на мгновение погасила, а не разбила, я кивнула и сказала: — Прости, совсем забыла, что мне сегодня надо в лабораторию сразу после учебы. И кстати перестань уже выслеживать меня в парке. Давай завтра нормально встретимся у ребят, хорошо? Завтра в пять, договорились? Он с улыбкой кивнул, и я наконец-то смогла помчаться на всех скоростях к моему научному руководителю, который скорее всего уже был в бешенстве. Но это не играло для меня никого значения, потому что самое важное уже случилось, и такая мелочь не могла затмить теплых ореховых глаз, мелодичного голоса и самой заразительной улыбки на свете, которых мне так сильно не хватало.