Тонкий лед

Оказалось, что Гарретт очень умно очнулся где-то за полчаса до подъема. После его лечащего врача, который пришел проверить общее состояние парня, нас навестил сияющий Питер, которому по всему видимому уже донесли о чудесном пробуждении нашего кудрявого божьего сына. — Отоспался, я надеюсь? Нехорошо получилось, друг мой. Ты даже не представляешь, в какой тревоге Лайла просидела рядом с тобой все то время, пока ты крайне беспечно пребывал в стране грез, — ожидаемо парень начал с шутливых претензий. — Простите меня. Я снова доставил вам кучу хлопот, — зря Питер поднял эту тему. Насколько я знала Гарретта, он всегда очень серьезно воспринимал слова, что кто-то из близких тревожился из-за него. — Боже мой, Лайла! Я же обещал, что никогда не доставлю тебе проблем. Я не исполнил свое первое обещание, — он посмотрел на меня совсем не с шутливым страхом, чем заставил меня тяжело вздохнуть. — Согласна, не стоило тебе давать таких обещаний. Особенно учитывая, что ты весь в целом одна большая проблема. Но что уж тут поделать? Ты мой крест и мне тебя нести, — я снова тяжело вздохнула, нагнетая пущего драматизма. Оба парня внимательно меня осматривали, не в состоянии решить, не сошла ли я с ума, проведя целые сутки в психиатрическом отделении. Дурачить их было очень приятно, но я все-таки не каменная и поэтому сама не удержалась. Оба друга облегченно выдохнули, когда я негромко рассмеялась. — Господь, спаси мою душу! Лайла, я уже думал, что мне придется организовывать госпитализацию еще и своей подруги! Представь, какие бы слухи поползли по больнице! Молодой, привлекательный гений психотерапии практикует зловещие процедуры на близких друзьях, отчего те совершенно теряют разум! Да я бы стал живым персонажем романа Эдгара Аллана По. Хотя, в принципе неплохая репутация для будущего светила психиатрии. Лайла, можешь спокойно терять рассудок. Мы все рассмеялись и Питер со спокойной душой отправился проводить свои зловещие опыты над бедными пациентами. — Лайла, если без шуток, я ведь правда обещал тебе — никогда не доставлять неприятности. Я обещал тебе не быть причиной твоих тревог. Я обещал это тебе и не сдержал обещание, — Гарретт впился в меня своими внимательными глазами цвета фундука и весь очень серьезно выглядел так, словно тема вовсе не исчерпана. Мне оставалось лишь продолжать издавать тяжелые вздохи. Я накрыла руку глупого парня своей ладонью и ответила ему не менее серьезным взглядом. — Гарретт, исполнение этих обещаний изначально не было тебе под силу, потому что это не в твоей власти. Только я могла решать, волноваться ли мне за тебя и считать ли одно твое существование своей персональной головной болью. Это было в моих руках, и я приняла свое решение. И чтоб ты знал, я не отступлюсь от него до конца. Ну или как минимум пока ты не сбежишь от меня или у меня не взорвется голова от постоянных мыслей, в какую передрягу ты вновь умудрился впутаться. В конце концов я ждала тебя всю жизнь и теперь моя главная ответственность — следить, чтобы ты был только моей проблемой. — Тогда хотя бы признай, что это все того стоит. В конце концов наша любовь глубже океанов, — вот теперь разговор был исчерпан и обольстительный безобразник улыбался своей самой обезоруживающей улыбкой, тонко намекающей мне, что этого чертенка защищать придется не только от самого себя или самых близких людей, но еще и от кучи фанаток, которые незамедлительно слетятся на талант, невыносимую улыбку с ямочками и отвратительно притягательные две родинки над скулой. Я смерила его суровым взглядом, заранее готовясь проводить долгие воспитательные беседы с целью отучить этого будущего Иисуса всех девочек от 12 лет от излишней дружелюбности. — Если после всего этого ты сбежишь от меня с какой-нибудь девчонкой, которая едва закончила школу, я верну твое безжизненное тельце туда, откуда его изначально и достала. Это была шутка в какой-то мере, но парень напряженно взглотнул. — Лайла, но это ты девчонка, которая едва закончила школу. С кем еще мне сбегать? — Гарретт, я тебя предупредила. Парень примирительно вскинул руки и снова засмеялся своим медовым смехом. Я расслабилась и решила, что пока мы поживем в мире. Все остальное время я пересказывала Гарретту новости, которые он пропустил в свое отсутствие. По большей части додумывая детали, учитывая, что я сама вовсе не была в состоянии полного присутствия весь этот месяц. Всю идиллию нарушил совсем некстати нагрянувший психиатр. Это было ожидаемо, в конце концов Гарретт теперь был на стационарном лечении и вряд ли это подразумевало, что круглые сутки рядом с ним будет сидеть переживающая девушка. Доктор сказал, что раз пациент пришел в себя, то с этого момента начинается его лечение, и это означало, что посещения теперь будут разрешены только в специально отведенные для этого часы. Он собирался наблюдать, как мы попрощаемся и видимо лично меня вывести, но под моим выразительным взглядом, врач все же догадался тактично подождать снаружи. — Я не хочу, чтобы ты уходила. Но это ведь для моего же блага, верно? — Гарретт посмотрел на меня глазами потерянного щенка, и я на секунду подумала, что ни один охранник меня не сможет вывести отсюда. — Да ни черта подобного. Тебе лучше со мной, но против больничных правил не пойдешь. Ты теперь настоящий арестант, а мне придется приходить к тебе на свидания, пряча в передачки ножи. — Давай обойдемся без ножей, а то доктор Коулман вполне может продлить мое заключение, — со смехом ответил Гарретт. Милый мальчик совсем не подозревал, что это была шутка лишь наполовину. — Мне надо идти, или твой доктор ворвется сюда и будет вытаскивать меня насильно, — от себя я подобного не ожидала, но в моем голосе слышались те же нотки потерянного щенка, что и просвечивали в глазах кудрявого заключенного. — Возвращайся, теперь пришла моя очередь преданно тебя ждать, — он взял меня за руку и накрыл второй, заключая в нежный, теплый плен. Да уж, никогда мне еще не было так тяжело от кого-то уходить, но за дверью раздалось весьма многозначительное покашливание. Я склонилась над словно утонувшим в одеяле и подушках парнем и поцеловала моего брошенного мальчика на прощание в лоб. Доктор психиатр стоял в коридоре и ожидал меня. — Ну все, я бросила его, как вы и хотели, — это, наверное, была самая детская реакция из всех возможных, но я была искренне обижена. — Мисс, поймите, я вовсе не пытаюсь разлучить вас с этим молодым человеком, просто порядок должен соблюдаться, особенно в моем отделении, — созданный мною образ безжалостного надзирателя таял на глаза. Доктор Коулман оказался приятным мужчиной лет пятидесяти, темноглазый и все еще темноволосый, хотя уже и с заметной благородной сединой. Он выглядел очень дружелюбным и надежным. Сама того не замечая, я проникалась все большим доверием к его персоне и была уже даже рада, что такой человек является лечащим врачом моего наивного чудака. — Да, я понимаю. Извините, что сделала вас надзирателем концлагеря. Просто, знаете, его очень сложно оставлять, — я грустно вздохнула, в очередной раз поступая несвойственно себе, раскрывая как на ладони все мысли перед незнакомым человеком. — Надзирателем концлагеря? Вот уж не ожидал, что могу производить такое впечатление. Мисс, вам нужно отдохнуть. Возвращайтесь завтра, хорошенько выспавшейся. Гарретта никто мучить здесь не будет, и я смею надеяться, что завтра он тоже предстанет перед вами в лучшем виде, — главврач отделения психиатрии посмеялся над моей нелестной характеристикой, но в целом он походил на заботливого отца. — Доктор Коулман, а какое лечение ждет его? И как долго он должен будет пролежать здесь? — Насколько я понимаю, юная леди, вы не родственница этому юноше. По всем правилам я не имею права раскрывать вам такую информацию. Но я сделаю исключение, потому что доктор Браун сообщил мне, что вы вероятнее всего будущая миссис Борнс, — я моментально вспыхнула, вовсе не ожидав подобной подлости от Питера, но довольно быстро взяла себя в руки, осознав, что это и в самом деле поможет мне занять практически семейную позицию по отношению к пациенту. Мужчина тактично не обратил внимания на мою реакцию и как ни в чем не бывало продолжил: — Гарретта ожидает стандартное лечение для пациентов с его расстройством. Ничего страшного или жестокого, обычная терапия: индивидуальная и коллективная. Ну и медикаментозное лечение, но это вовсе не будет так как показывают в фильмах. Он не станет безэмоциональным зомби, не начнет слышать голоса или ощущать преследования, не назовет себя Иисусом и не будет заявлять, что его похищали инопланетяне, а правительство это скрывает. Я давно работаю психиатром и знаю, что люди думают о таком заведении. Ничего подобного не произойдет. Таблетки просто помогут ему успокоиться, приведут гормональный баланс в норму. Насчет срока пребывания, нынешний приступ был достаточно сильный, и реабилитация займет время. Я боюсь, что ему придется задержаться в наших стенах как минимум на месяц. — Целый месяц?! Поверить не могу, что даже тут он умудрился все повернуть таким образом! Я говорила, что он мерзавец? — этот неблагодарный подлец снова заставлял меня ждать его и снова так долго. Он снова бросал меня. — Мисс, не знаю, о чем вы говорите, и, пожалуй, оставлю это вам. Вы можете навещать пациента каждый день с пяти до восьми и по выходным дополнительные часы с одиннадцати до часу. В остальное время вам находиться здесь нельзя, и я не сделаю вам поблажку, даже если доктор Браун будет умолять меня на коленях. Мне очень жаль, но правила есть правила. — Не переживайте, я не стану пробираться к нему по ночам через окно. Я буду приходить каждый чертов день в часы посещений и в дополнительные часы по выходным. Я заставлю его пожалеть, что он так накосячил. Он больше никогда не посмеет заставить меня ждать его. До завтра, доктор Коулман. Проследите, чтобы это недоразумение не сбежал от вас раньше, чем я приду.