Тонкий лед

— Что ты имеешь в виду, Гарретт? Мне не нравилось, куда зашел наш, казалось бы, невинный разговор. От горечи и чувства вины в словах и голосе парня сдавливало грудную клетку, свинцом заливая легкие. Каждый отголосок вины как наковальней отдавался в моей голове, выбивая способность мыслить здраво, растекаясь зубной болью, кровью на кончике языка. Казалось, что если прямо сейчас что-то не сделать, не предпринять, то меня накроет с головой этой беспроглядной чернотой, утянет на дно вместе с Гарреттом, который от сдавливающей боли уже даже не мог шевелиться, потерял возможность сопротивляться. Нужно было выныривать, откашливать вязкую вину, облепившую горло, делать глубокий вдох чистого свежего воздуха, не отравленного ядовитым прошлым и вытягивать за собой парня, потому что он снова вступил на тонкий лед, провалившись под который в этот раз уже не выберется. — Питер никогда в этом не признается, но мне это не нужно. Я и так знаю, что свою профессию он выбрал из-за меня. По той простой, но глупой причине, что мне была нужна и до сих пор нужна помощь, которую мне негде было искать, не у кого просить. И он решил перекроить всю свою жизнь, отказаться от своих целей, чтобы вытащить меня. Я не хотел этого, никогда не просил, но его было уже не переубедить. Когда в выпускном классе он сказал мне, что решил не поступать в медицинский, вместо этого выбирая психологию, я не понял, почему он так резко изменил свои планы, но принял, потому что это было его решение и я доверял ему. Но позже, совершенно случайно, я услышал их ссору с отцом. Он тоже не понимал, почему его сын, который со средней школы бредил поступлением в медицинский, имел для этого все необходимые баллы и рекомендации, внезапно передумал и выбрал по большей части гуманитарную специальность. Да еще и такую эмоционально выматывающую и ну, по большей части, неблагодарную. И Питер ответил, что он не может позволить себе учиться в медицинском, потому что это займет слишком много времени и он может не успеть. Я бы и в этот момент не понял, к чему он клонит, но следующие слова его отца прояснили картину более чем. Их я помню дословно: «Ты не можешь подстраивать всю свою жизнь под нужды друга. Это неблагодарное дело спасать утопающего, в итоге он просто утянет тебя вместе с собой. Кто тогда разрушит свою жизнь, чтобы спасти тебя?». Дальше я там оставаться не стал. Так оставлять было нельзя. Я может и эгоист, но позволить лучшему другу портить себе жизнь, только потому что сам себе помочь не в состоянии — это уже слишком. Как ты понимаешь, все мои слова были словно камни о стену. Он переводил тему, сводил все в шутку, а в конце концов сказал, что менять свое решение он не будет, и все дальнейшие разговоры на эту тему поддерживать не собирается. Мне пришлось смириться и принять его жертву. В конце концов это было сделано для меня, но подарок оказался слишком дорогим. Я никогда бы не смог отплатить чем-то хотя бы в половину столь же ценным. Поэтому единственное что я могу сделать и без сомнения буду делать всегда — просто быть рядом и принимать его таким, какой он есть и каким может быть из-за своей работы. Не создавать лишних проблем, следить за своим здоровьем и залечивать раны, который оставляют такие же пользующиеся его добротой нуждающиеся в помощи. И это тоже моя вина. Он хотел спасти только одного, но сейчас его на части разрывают целые толпы несчастных, вынимают последние осколки живой души, забирают себе и уходят. А он несмотря на выстроенную стену из шуток и иногда нечеловеческого холода, все равно с улыбкой протягивает окровавленные крупицы сочувствия, оставаясь один и ни с чем. Боюсь, что в итоге его отец окажется прав. Только вот не я его в итоге на дно потяну, но я буду тем, кто свою жизнь разрушит, но его спасет. — Знаешь, я думаю, что Питера не так уж легко сломить. Мои слова имеют мало ценности в этом вопросе, я не так давно с ним знакома, редко вижу и практически ни разу не разговаривала по душам, но что-то в нем и о нем позволяет мне считать, что мы похожи. Не сильно, конечно. Мне до его добродетелей как египтянам через Красное море, но у нас схож образ мышления и защитные механизмы. И если я права, то никто не сможет утащить его на дно. Если уж он там окажется, то только потому что сам прыгнул за каким-нибудь легкомысленным любителем прогуливаться по тонкому льду. Но и в таком случае, переживать не стоит. Раз прыгнул, значит сам вынырнуть сможет и еще очередного бедолагу вытащит. Ему никогда не нужен был спаситель, так как это его роль, которую он принял, потому что мог. Сил было достаточно. И сейчас все еще достаточно, потому что ну не выглядит он как человек на грани. Ему сложно, он очень устает и это заметно, но он держится и будет держаться, потому что сам это выбрал. Собственноручно дорогу эту построил и будет идти по ней, пока ноги держат. А как поймет, что дальше некуда, впереди обрыв, то просто свернет и начнет в другом направлении камни раскладывать. Поэтому не переживай за него слишком. Делай, что делаешь и будь рядом, но перестань брать на себя несуществующую вину. Мы ведь столько раз об этом говорили: решения, принятые другими людьми, даже если они напрямую касаются тебя и выглядят как «жертвы», все еще являются добровольными решениями этих людей и от тебя не зависят. Ты не можешь выбирать за других и говорить им как лучше. Если кто-то захотел сделать тебе такой дорогой подарок, да даже если кто-то решит всю жизнь тебе посвятить — это их сознательный выбор, и ты за него не в ответе. Поэтому перестань нагружать свою драгоценную кудрявую головушку переживаниями и беспочвенным чувством вины и помоги мне придумать, что Питеру подарить, — я мягко обхватила любимое лицо ладонями и несильно ущипнула не ожидавшего такой подставы парня за щеки. Он притворно нахмурился и в ответ щелкнул меня по носу. Это грозило перейти в полномасштабные военные действия, если бы не обнаглевшая Анет, которая очень вовремя решила, что между нами происходит нечто требующее ее внимания. Пушистое животное с прыжка плюхнулась прямо в небольшое пространство между нашими бедрами и самодовольно взмахнув хвостом прошествовала прямо к месту, где мы с Гарреттом чуть ли не соприкасались лбами, настойчиво отодвигая нас друг от друга. В итоге она улеглась между нашими лицами да так, что мы оба утыкались носами в ее дымчатую шерстку. Нахалка довольно заурчала, а мы в голос рассмеялись. Кажется, как-то так выглядит семейная жизнь. Неделя утекла ожидаемо быстро, учитывая добавившиеся к повседневным обязанностям хлопоты по организации не-такой-уж-и-сюрприз-вечеринки. Конечно же, о приближающемся дне рождении знали все кроме меня, включая мистера Лиетта, что было вообще-то настоящим ударом под дых. Марк и Эмили в очередной раз предоставляли свой малый бизнес для наших нужд. Кроме того, они были и главными организаторами, если уж быть совершенно откровенными. Гарретт хоть и проявлял небывалый энтузиазм, а все-таки в таких делах был совершенно бесполезным. Но он вызвался помочь Эмили с готовкой и главное с выпечкой торта, так что никаких претензий к нему не было, да и быть не могло. Мистер Лиетт вместе с Марком заговорщически шептались, выбирая лучшие напитки и видимо планируя устроить настоящий бар с представлениями. Я практически не присутствовала при этих разговорах, но те крупицы, которые удавалось ухватить на лету, рождали тысячу и один вопрос касательно бурного прошлого моего любимого старика. Ну а моя помощь во всем этом беспределе была настолько минимальная, что в первые дни я снова повторяла свой предыдущий опыт выжидания у входной двери, так как накрывающий жаром стыд не позволял мне с полной уверенностью переступить порог. Эмили вновь приходилось практически затаскивать меня внутрь, а потом еще и читать длинные лекции о том, насколько мой мизерный вклад важен и что все присутствующие и даже по идее не знающий о происходящем именинник понимают и безмерно благодарны за то, что я умудряюсь в своем дьявольском расписании находить крохи, которые и трачу на маломальскую помощь. По большей части докупку всего необходимого и лазание по стенам в попытках достойно украсить территорию. Вот так хаотично и протекали дни до празднества и уже накануне уставшие мы оглядели результаты своей работы и остались более чем довольны. Оставалось лишь дождаться вечера следующего дня, чтобы убедиться в валидности наших стараний. А именно в том, что звезда дня оценит по достоинству все что было сделано с огромной любовью и вниманием прежде всего к нему самому.