Twelve tales

      Ремусу шестнадцать, и он приехал вместе с Сириусом на каникулы в дом семьи Тонкс.       Нимфадору он приметил сразу — ей было всего три, но она уже тогда резко приказала Сириусу звать её Тонкс, а не по имени. Рем тогда рассмеялся, а она впервые на него посмотрела. Он до сих пор помнит — её глаза тогда стали ярко-голубыми и бесконечно красивыми.       У Тонксов Ремус и Сириус провели чуть больше недели, и всё это время Дора хвостиком ходила за ними, требуя внимания; а когда друзья хотели побыть одни, её волосы становились ярко-красными, что символизировало злость. Сириус закатывал глаза, а Рем виновато улыбался — мол, прости, не в этот раз, маленькая. И, как ни странно, именно после его улыбки Тонкс успокаивалась, её волосы вновь приобретали привычный розовый оттенок, и она убегала куда-то в дом.       У Ремуса никогда не было младших братьев и сестёр — родителям хватало и его, с ликантропией и депрессией в довесок. Раньше он и не задумывался над тем, каково это — заботиться о ком-то, кто в тебе нуждается. Тонкс стала для него кем-то вроде сестрички, и порой проводила с ним даже больше времени, чем со своим дядей Сириусом. Впрочем, Бродяга никогда не обижался — лишь отпускал шутки в духе «Записался в няньки, Лунатик?»       Когда пришла пора уезжать (Андромеда настаивала, чтобы они остались, но близилось полнолуние), Ремус с грустью покидал гостеприимный дом Тонксов. И в глубине души он знал: главная причина этому вовсе не Тед и Меда (хотя и к ним Рем проникся симпатией), а маленькая Дора, которая чуть ли не плакала, не желая их отпускать; её волосы тогда приобрели тёмный оттенок, впервые за всё их знакомство. Уже тогда Рем привязался к этой весёлой и озорной девочке, даже не догадываясь, что их ждёт.

***

***       Ремусу тридцать пять, и он вновь встретил Тонкс.       Странно говорить, но она совсем не изменилась. Да, теперь ей не три, а чуть больше двадцати, но она осталась той самой весёлой девчонкой с розовыми волосами и озорным блеском в глазах, всё так же сметающей всё на своём пути. Поменялось одно — девочка научилась драться. Раньше Тонкс «сражалась» только со смеющимися Ремусом и Сириусом — теперь же палочка летала в её руках, выпуская боевые заклинания. Рем улыбнулся ей на встрече Ордена Феникса, но его яркая улыбка потухла, когда она кинулась ему на шею, совсем как тогда, много лет назад.       Проблема одна — Тонкс больше не ребёнок, и Ремус не мог этого не замечать.       Да, пожалуй, она всё-таки изменилась, и её полные одобрения и восхищения взгляды теперь воспринимались совсем иначе. И Ремус сам не заметил, как совершил непростительную ошибку — влюбился. В Тонкс, ту самую Тонкс, которую он нянчил в детстве, которая годится ему разве что в младшие сёстры. Хотя какая разница? Будь ей хоть сорок, они не смогут быть вместе. Потому что Рем монстр без гроша за душой, и такой как он сломает ей жизнь.       И что ещё хуже — он небезразличен Тонкс, и это видно невооружённым глазом. На это намекал ему Сириус, но даже без подсказок друга Ремус не мог этого не замечать. И самое ужасное, что он не имел права ответить на её чувства или дать понять, что они взаимны.       Ремус любил Тонкс, поэтому никогда не посмел бы к ней прикоснуться.

***

***       Ремусу тридцать восемь, и он держит на руках своего новорожденного сына.       Сложно поверить — ещё три года назад он клялся, что никогда не посмеет даже приблизиться к Тонкс, а теперь она улыбается ему, а на её пальце — кольцо, которое он ей подарил. И самое главное — сына, маленького Тедди, ему тоже родила она.       А ещё именно Тонкс убедила его, что ему вовсе не запрещено любить и заводить семью. Она, стоя на поле боя, призналась ему в любви на глазах у всего Ордена, и Рем тогда почувствовал странную лёгкость в груди — впервые после смерти Сириуса. В тот момент он осознал: сердце Тонкс разбивает не его ликантропия, а то напускное безразличие, которое он дарил ей каждый день. Что же — новый, воспрянувший духом Ремус не планирует её терять.       Он помнит их свадьбу — это было что-то безумное, в духе непоколебимо озорной Тонкс. Они обвенчались в какой-то деревушке на севере Шотландии, найдя свидетелей в местной таверне. Никакого платья невесты и парадной мантии с галстуком — только самая не потрёпанная одежда из гардероба, на которую, в общем-то, было плевать из-за захватившего их бесконечного счастья. Тогда Рем действительно думал, что всё будет хорошо.       А потом Дора сказала, что беременна, и его мир вновь перевернулся. Тонкс свыклась с его болезнью — а что насчёт ребёнка? Вдруг и он родится оборотнем и будет вынужден тащить за собой это проклятие, виня в этом отца? Ремус тогда позволил себе непростительное — сбежать. С головой нырнуть в дела Ордена и даже навестить Гарри с предложением помочь в его миссии. И именно слова его бывшего ученика отрезвили Рема тогда. Гарри назвал его слабым — что же, он прав, Ремус действительно совершил непростительную ошибку хуже Круциатуса. Возвращаться домой было страшно — он боялся увидеть обвинения и неприязнь в глазах любимой, которую фактически предал.       Но Тонкс буквально светится, когда он переступает порог их дома — а на её руках мирно спит младенец с ярко-голубыми волосами. Метаморф. Не оборотень. Ремус осторожно подходит к жене.       «Я могу взять его на руки?»       «Ты же его отец. Конечно можешь».       И Ремус аккуратно поднимает Тедди; от смены положения тот просыпается и смотрит на него своими ясными глазами. Рем боится — он нечасто общается с детьми. Когда-то, в далёком прошлом, он помогал Лили с Гарри, но это не то — теперь-то он держит на руках своего ребёнка, а не сына лучшего друга. Он боится, что Тедди сейчас расплачется, но этого не происходит. Вместо этого он до ужаса знакомо улыбается — Рем думает, где он мог видеть эту улыбку, а потом понимает: в зеркале. Тедди на него похож — вот только форма глаз явно от Доры. И от этой мысли на душе Ремуса становится так хорошо, что ему даже хочется прыгать от радостных эмоций.       И в этот момент он впервые позволяет себе забыть о войне, наслаждаясь простым, недоступным ему ранее семейным счастьем.