Обернись

      Хайсе просыпается, задыхаясь криком. Комната утопает в густой нефтяной тьме. Воздуха катастрофически не хватает, Сасаки сминает рубашку дрожащими руками и судорожно дышит дышит дышит, а потом иррационаленьный страх тает, словно иней поутру. Хочется спать.       Комнатная тьма кажется живой. Дышит, наблюдает, выжидает. Она звучит словно трение хитиновых панцирей друг о друга, шевеление множества огромных лапок, быстро быстро сменяющихся, ради достижения единой цели-движения. Хайсе слышит, Хайсе понимает. Оно должно двигаться, не важно куда, неважно зачем, не важно от чего, оно хочет спастись. Выжить. Тьма звучит словно хруст суставов, пахнет перегнившей плотью. Тьма прижимается к его спине и скрипуче надрывно тянет. — Хайсе…- внезапно бледная трясущаяся как и у самого Сасаки рука с защемленными темными ногтями лижет бок ладонью, двигаясь к животу. Бледная рука щекотно сминает ткань ночной рубашки, словно пытаясь расцарапать живот через нее. А затем плавно опускается к краю, чтобы медленно насекомым проползти под одежду. Отбитыми костяшками поглаживает живот, переворачивается, от шершавости кожи немного щекотно. Хайсе тошнит. — Обернись, Хайсе… — тьма насмешливо тянет гласные в имени и ядовитой змеей шипит в конце. Тьма выдыхает в краснеющее ухо мерзким запахом гнилой плоти и ведет мокрым скользким языком по ушной раковине. — Посмотри на нас, Хайсе. Посмотри. — Хайсе хочет обернуться, но понимает, что не может. Тело не поддается контролю, дикий, сбивающий с дыхания и осмысленности страх блокирует доступ к своему собственному телу. Хайсе не может оглянуться, и он этому только рад. Судорожная мысль бьется в сознании «если обернешься-все закончится». — Что закончится, Хайсе? — Тьма трется носом о загривок, вдыхая запах шампуня, кожи и пота, покусывает черные прядки, с особой мстительностью, будто хочет вырвать, чтобы не видеть их. Потому что черный для этой тьмы — еще одно болезненное прошлое. Прошлое прошлого. Тавтология какая-то.       За странной каруселью мысли Сасаки не замечает как к холодной ладони на животе прибавилась еще одна. Вторая оттягивает резинку пижамных брюк и нижнего белья, медленно скользя к паху. Обхватывает не вставшую плоть и медленно с нажимом двигается. Сасаки дурно и гадко. Первая рука добирается до горла, царапает обломанными обкусанными ногтями, оставляет красные полосы. А затем они двигаются синхронно. Движение по плоти-ногти оставляют на горле царапины. Движение по плоти-кровь течет по пальцам и тьма довольно стрекочет, облизывая окровавленные пальцы. Движение второй руки-Сасаки задыхается от жара в теле и холода руки. Кровь окропляет рубашку, и та мерзко липнет к телу. Сасаки противно, Сасаки гадко, Сасаки всхлипывает, давясь стоном. — Обернись же, Хайсе. Обернись к нам. Посмотри на нас, Хайсе. — Тьма хрипит, утыкаясь носом в плечо и бормочет бормочет бормочет какие-то цифры, неразборчивые имена, какие-то события, ладонь ускоряет движение и Хайсе срывает голос, хрипя-нормальные звуки не выходят из разодранного кровящего горла. Хайсе больно. Хайсе противно. И хорошо. — Посмотри на нас, Хайсе. Посмотри что с нами стало! — Тьма впивается зубами в плечо, Хайсе булькающе вскрикивает и зажимает рот ладонью. Чужая окровавленная рука ласково отводит ладонь Хайсе и шепчет мерзко-мерзко: «Кричи, Хайсе, кричи для нас». Хайсе больно кричать, но еще больнее сдерживаться. Он впивается ногтями в чужую ладонь, царапает. Чужая и своя кровь мешаются, грязью собираясь под ногтями. Хочется выть, настолько это все отвратительно: и ладонь, ведущая его к оргазму, и чужой рот, жадно вылизывающий кровь с плеча, и собственное бессилие и предательски горящее тело. Как же это все отвратительно. И сладко.       Оргазм приходит асфиксией и чужими окровавленными пальцами, толкающимися в рот и давящими на язык. Во рту отдает металлом, и к горлу подступают рвотные позывы. Тело дрожит в судорогах и невольно откидывается назад, в объятия довольно хрипящей Тьмы. Сасаки старается восстановить дыхание, пока Тьма шипит и пробует на вкус семя с ладони. Тихо стрекочет и мерзким дыханием обдает шею. И отстраняется.       Хайсе просыпается, задыхаясь криком. Комната утопает в густой нефтяной тьме. Воздуха катастрофически не хватает, Сасаки сминает рубашку дрожащими руками и судорожно дышит дышит дышит, а потом иррационаленьный страх тает, словно иней поутру. Спать совсем не хочется.