***
Радость, ликование, неподдельный детский восторг — вот лишь малая часть эмоций, которые испытала Гермиона Грейнджер после прихода Драко Малфоя. Он сидел в ее кабинете тогда, весь такой собранный и серьезный, в своем строгом костюме, подчеркивающем малейшие детали его фигуры, и злил. Злил до ужаса своим самомнением и гордыней. Гермиона забыла о всяком приличии, о субординации и правилах успешных деловых переговоров, которые так непросто ей давались именно в его обществе. Ей хотелось вытрясти из него всю спесь. Поставить, наконец, его белобрысую голову на место… Но вот он говорит «прости». Это не то, чего она ожидала. Она была не готова. Он ее полностью обезоружил. Было что-то такое наивное, уязвимое и детское в этой простой фразе, которую обычные люди произносят без задней мысли по несколько раз в день. Но только не он. Она никогда, никогда в жизни не слышала, чтобы Драко Малфой извинялся. Даже перед своими немногочисленными друзьями. Его «прости» звучало интимнее тысяч признаний в любви. И если бы в этот момент она продолжила осыпать его проклятиями, то никогда бы себе этого не простила после. Он был как ребенок. Такой беззащитный, открытый для насмешек, ожидающий удара в спину от любого, кто протянет руку помощи. И Гермиона согласилась. Она бы согласилась на все. На любое его условие, лишь бы не видеть маленькой искорки уязвимости в глубине его серых глаз. Он ведь лорд, аристократ, он должен быть уверен в себе в любой ситуации. К их встрече Гермиона готовилась несколько месяцев, но выложить весь свой план (по понятным причинам) в первый раз не смогла. Было не до того. Мешали крики, злость, ярость и напыщенный слизеринец. Эта идея пришла ей в голову в середине лета. Тогда она еще не была уверена, что Малфой согласится на ее опеку, но попробовать стоило. В его личном деле она нашла множество запросов на аренду лавок в Косом переулке (отклоненных, естественно), на ссуды в Гринготтсе и частное спонсорство. Отказ. Отказ. Отказ. Складывалось впечатление, что эти люди даже не читали его бизнес-план. Не смотрели его проекты, не разбирались в сметах. Определяющим было не то, что он делает, а то, кем он был. Собственно, как и со всеми остальными. Но Драко Малфой — не все. Он исключительно умный. Он особенный. Даже Гермиона, будучи полнейшим нулем в делах магической и маггловской техники, сумела разглядеть ошеломляющий успех его начинаний. Список его разработок действительно впечатлял. Мерлин, да на одном только магическом телевидении можно было заработать сотни тысяч галлеонов. И не только ему, но и его недальновидным неудавшимся инвесторам. Это самый стоящий проект из всех, что она видела в последнее время. Вся проблема заключалась в том, что маггловская техника не работала в магическом мире, нельзя просто так взять и притащить телевизор в дом ведьмы. А уж снимать какой-нибудь знаменательный матч по квиддичу на обычную видеокамеру — вообще гиблое дело. Тысячи волшебников вибрацией своей магии создают такое мощное поле, что вся техника сходит с ума на глазах. Такие места магглы называют «аномальная зона». Волшебники когда-то смогли справиться только с радио, которым и пользуются по сей день. Это может показаться странным, но в магическом мире все очень и очень консервативно. Драко же придумал особое заклинание, а также усовершенствовал камеру и простой маггловский телевизор таким образом, что те никак не реагировали на огромнейшие концентрации волшебства. Это было просто удивительно. Если бы не его репутация, Гермиона уверена, уже через пару лет после школы Малфой стал бы сказочно богат. В несколько раз богаче своего отца, без всяких связей или громадного наследства. Таким образом, в ее умной голове созрел не менее гениальный план. Инвестиции в дело Драко требовались значительные. Гораздо больше, чем просто значительные. И несмотря на явный успех предприятия, очередь из желающих, по понятным причинам, не выстраивалась. Но Гермиона не была бы собой, если бы не попыталась. Сразу после войны, в далеком девяносто восьмом, она познакомилась с бывшим старейшиной Визенгамота. Он покинул свой пост на ее пятом курсе в знак протеста против Инспекционной дружины, которая оккупировала Хогвартс в тот год, а после и вовсе переехал в США. Но тогда, во время их недолгой аудиенции, он высказал глубочайшее восхищение храбростью и умом Гермионы, несмотря на ее юность. Он пообещал помочь в любом ее вопросе, стоит лишь героине войны попросить. Гермиона Грейнджер не носила зеленого галстука в школе и ни за что бы не стала пользоваться своим статусом. Не обратилась бы к полезным связям ради своей выгоды и не писала бы малознакомым людям. Раньше. Сейчас же все несколько изменилось. К тому же она знала, что этот человек — единственный шанс для Драко во всей магической Британии. А возможно, и в мире. Ради благого дела принципами можно и поступиться. Ради него. Этим самым шансом был Тиберий Огден. Пожилой мужчина с врожденным чувством справедливости, сострадания и баснословным состоянием, которое досталось ему от прадеда. Огдены — один из самых уважаемых родов магической Британии. А еще они владельцы и производители старейшего огневиски. Тиберий никогда не высказывался в резко негативной форме по поводу той или иной стороны. Будучи чистокровным, он не поддерживал Темного Лорда, однако после его проигрыша не закидывал камнями осужденных. Он понимал — в этой войне гораздо больше жертв, чем кажется на первый взгляд. Нет только черного или белого. Есть полутона. Очень немногие соглашались служить Волдеморту по собственной воле, из убеждений. Разве что сумасшедшие убийцы и маньяки, вроде Беллатрисы. Остальных же заставляли, шантажировали, пытали. Большая часть армии Тома состояла из до смерти запуганных людей. Гермионе была глубоко симпатична такая позиция. Грести всех под одну гребенку — твердолобость чистой воды. Исходя из этого, она поняла — Тиберий тот, кто сможет ей помочь. Помочь Драко. Она не будет клянчить, не будет выпрашивать. Это совсем другое. Выгодное сотрудничество, инвестиции в проект, который будет иметь оглушительный успех с последующими дивидендами, разумеется. Но это Огден обсудит с Драко лично. Задача Гермионы — заинтересовать. Предложить партнерство. Почему-то она была уверена — деньги для Тиберия важны в последнюю очередь. Тем более что историю рода Малфоев и последнего его представителя он знал не понаслышке. Она отправила письмо в Америку около полутора месяцев назад, но ответ все еще не пришел. Она не падала духом, потому что знала — Тиберий Огден очень занятой человек. Он обязательно ответит. Но пока следовало думать о более насущных проблемах, например, об очередном походе в гости к Малфою уже завтра с утра.***
Сентябрь был солнечным. Таким нетипичным для Британии в общем и для Лондона в частности. Драко Малфой стоял у единственного окна своей небольшой квартирки и лениво осматривал прохожих. Несмотря на субботнее утро, все спешили по своим делам. Вот мужчина преклонных лет догоняет уходящее из-под носа такси со скоростью молодого атлета. Вот женщина с пятью мелкими собачонками на поводках оглядывает диким взглядом тротуар, кажется, ищет шестую. Вот маленький мальчик с удрученным видом смотрит на шарик мороженого, который упал на землю прямо у него из рук. Жизнь идет своим чередом. И только в этой небольшой квартирке время застыло. Оно запечаталось. Нет роста, нет движения, только стагнация единственного ее обитателя. Позавчера он подписал все требующиеся документы, и отступать было некуда. Но когда это осознание пришло, он понял, что впервые в жизни… боится. Да. Драко Малфой, слизеринец до мозга костей, аристократ, напыщенная задница, боится. Это совершенно необъяснимое и неподкрепленное никакой логикой чувство поселилось в нем, как только он вернулся из Министерства и захлопнул за собой дверь своей конуры. Прошло ведь уже семь лет с тех пор, как он закончил школу. С тех пор, как был полон надежд и уверенности. С тех пор, как у него была поддержка. С тех пор, как он всем сердцем хотел изменить все, изменить себя. Долгих семь лет. И вот Грейнджер маленьким ураганом ворвалась в его такую правильную, такую устоявшуюся жизнь. Ее это маниакальное желание всем помочь просто сводило с ума, вытягивало жилы. Да сам Годрик не был настолько гриффиндорцем по сравнению с ней, и Драко знал, что его семья тоже приложила руку к этому ее альтруизму. Ведь все началось с этого непутевого домовика. Добби, кажется. Он всегда был немного не в себе. Странное существо делало не менее странные поступки, а потом с полной самоотдачей себя наказывало. Мерлин, она верно решила, что это Драко на досуге калечил своих слуг. Бил головой об пол, утюжил пальцы или что-то еще в этом духе. Конечно, семья Малфоев не подарок — это факт. Но насилие над домовыми эльфами никогда не входило в список их развлечений субботними вечерами. Грейнджер со своим чисто маггловским воспитанием было невдомек, что для домовиков служить своим хозяевам на протяжении всей жизни — большая честь. Им не нужно было повторять дважды. Они заглядывали в рот своему господину с глазами, полными обожания. Но этот Добби всегда был странным парнем. Остальные домовики сторонились его и не желали слушать бредни о свободе и зарплате (Салазар, где он вообще этого понабрался?). Однажды Люциус застал его за этими разглагольствованиями. Таким своего отца Драко не видел еще ни разу. У Малфоя-старшего разве что глаз не дергался от злости. Драко тогда было лет девять. Он не удержался и прыснул, за что и получил смачную отцовскую оплеуху, а домовик уныло поплелся наказывать себя по всем правилам. Видимо, из-за одного сумасшедшего существа Грейнджер сделала вывод о том, что нужно спасать всю популяцию, хотя тупости Уизли за ней никогда не наблюдалось. Возможно, это передается воздушно-капельным. А уж после своего этого Г.А.В.Н.Э. защитницу всех униженных и оскорбленных было не остановить. Сначала домовики, потом два идиота, которых она по какому-то нелепому стечению обстоятельств звала друзьями, а теперь вот и он сам. Докатились. Что ж. Отказываться поздно, он сделал свой выбор. Посмотрим, что из этого выйдет. Из размышлений вывел звонок в дверь. На часах 13:00, сама пунктуальность. От этой встречи он не ожидал ничего нового или захватывающего. Организационные вопросы, долгий и нудный рассказ Грейнджер о ее собственной гениальности, подпись оставшихся документов. Взъерошил волосы легким движением, поправил футболку, еще раз посмотрел на себя в зеркало и открыл дверь. На секунду перехватило дыхание. Тебе как будто снова шестнадцать, и ты видишь ее на вокзале Кингс-Кросс. Распущенные волосы, непослушные, вьющиеся, до самых лопаток. Легкое летнее платье выше колена. Синее в мелкий цветочек. Совсем простое, но ей идет. Кеды, смущенная улыбка. Будь это не вы, ты бы обязательно сделал ей комплимент. Будь вы обычными парнем и девушкой, ты бы сказал, какая она сейчас милая. Такая юная, такая красивая. Таких девушек хочется обнимать, их хочется защищать. И за что все это досталось кретину Уиз… — Малфой? — он видит недоумевающий взгляд карих глаз напротив и понимает, что пялился, кажется, секунд пятнадцать, как последний дебил. — Привет, Грейнджер, — не лучшее начало встречи, ну а когда в их общении вообще хоть что-то складывалось хорошо? — Проходи. — Перейдем сразу к делу? — она замялась, не зная, стоит ли проходить к столу и по-хозяйски занимать предложенный в прошлый раз стул или подождать приглашения не очень гостеприимного хозяина. — Не терпится убраться отсюда? А в прошлый раз ты говорила, что у меня уютно, — Мерлин, что ты несешь, просто заткнись. Грейнджер, похоже, юмора тоже не оценила. Он еще ни разу не видел такой скорости распространения красных пятен по щекам. — Расслабься, Грейнджер. Где стул, ты знаешь, доставай уже свои бумажки и закончим с этим. Накалять обстановку даже в такой, казалось бы, простой ситуации — врожденный талант Драко Малфоя. Этого у него не отнять. Он всегда умел ставить людей в неудобное положение. Гермиона наконец взяла себя в руки, села и начала раскладывать горы пергаментов и свитков за его кухонным столом. — Нам нужно определиться, какие классы или занятия ты будешь посещать, — ее волосы будто жили своей жизнью, как разумное существо. Лезли в глаза, не слушались, она вечно чесала нос и сдувала непослушную прядь. Это было одновременно мило и пиздец как пугало. — Грейнджер, я не собираюсь ходить на эти детсадовские кружки вместе с остальными твоими подопытными. Не думаю, что там расскажут что-то такое, чего я не знаю. Он стоял, лениво привалившись к стене напротив нее, сложив руки на груди. Ноги скрещены, а на лице выражение полного безразличия. Самая закрытая из всех закрытых поз в психологии. Что ж, этого следовало ожидать. Слизеринский принц — крепкий орешек. Ну или кисейная барышня, которую нужно уламывать. От этих мыслей Гермиона, не сдержавшись, хихикнула, а он в недоумении приподнял бровь, но уточнять причину веселья вслух не стал. — Почему-то я не сомневалась, Малфой, — хоть что-то в этом мире остается неизменным: англичане пьют чай в пять вечера, солнце встает на востоке, Драко Малфой ни в чем не соглашается с Гермионой Грейнджер. — В таком случае мне просто нужно несколько твоих подписей. Это колдомедицинская страховка. Расширенный экземпляр. Ты можешь обращаться в больницу святого Мунго по любым вопросам. Теперь там работает также целитель-психолог. Драко кинул на нее такой уничтожающий взгляд, что по телу побежали мурашки. — Твои обращения останутся полностью конфиденциальными. Это врачебная тайна, Малфой. На случай, если ты вдруг решил, что я захочу покопаться в твоей карте. — Ты ведь и так уже в ней покопалась, Грейнджер. — Она открыла рот, но тут же была остановлена жестом руки. — Вот только не надо отпираться, я прекрасно знаю, что дела всех бывших Пожирателей пылились в архивах Министерства в открытом доступе семь гребаных лет. Ни за что не поверю, что ты не засунула свой любопытный нос в мое дело. Догадливый же гад. Оправдываться не имело смысла, она могла цитировать историю его болезни наизусть. — А это номер счета в Гринготтсе, на который ежемесячно будет перечисляться твое пособие, — продолжать разговор как ни в чем не бывало — лучший из вариантов. Препираться с этим чистокровным снобом себе дороже. — Первый транш уже поступил. Просто ознакомься с документами и подпиши. Он оттолкнулся от стены и прошествовал к столу. Второй стул стоял прямо рядом с Гермионой, но он по каким-то, известным лишь ему одному, причинам не стал ставить его напротив, как в прошлый раз. Он просто сел рядом. Близко. Очень близко. Пока Малфой перебирал бумаги и вчитывался в свитки, она забыла как дышать. Он не просто был рядом, его нога касалась ее полуобнаженного бедра. Черт бы побрал это платье с его длиной. Заявиться в гости в таком виде уже не казалось хорошей идеей. Напротив, это было самое худшее решение в жизни Гермионы Грейнджер. Как только он коснулся ее, она замерла. Мысленно приготовилась к потоку ругательств и блондину, который отскакивает с оглушительным визгом и отряхивает свои особо ценные домашние трико. Но ничего не произошло. Он словно не заметил. Не заметил, как ее мир на миг замер, а сердце сделало головокружительный кульбит. Просто продолжил сидеть со своим этим меня-ничто-не-может-вывести-из-себя видом. Его бедро такое горячее и твердое, касается ее обнаженной ноги. Мерлин, это так по-детски — краснеть от невинных прикосновений. Мужской, терпкий запах обволакивает легкие. Дышать все труднее, а в ушах шум. Это запах штормового моря, горного воздуха, бескрайнего леса, никогда не знавшего цивилизации. Это запах всех вместе взятых природных стихий, бедствий и ураганов. Они несут разрушительные последствия, калечат судьбы, погребают под собой города. Но убежать ты не можешь. Если ты на миг посмотришь на монументальное строение, которое рушат сильнейшие порывы ветра или огромная океанская волна, отвести взгляд уже невозможно. Так и она, умная, рассудительная, здравомыслящая Гермиона Грейнджер, та самая девочка-отличница, храбрая гриффиндорка, сидит и не смеет шелохнуться. Понимает ведь, что будет хуже. Что это ей не нужно. Что его запах и теплое касание она будет прокручивать в голове еще очень и очень долго. Чаще перед сном. Тогда фантазия дорисует все, чем должна была закончиться эта встреча по ее мнению. Танатос. Один из самых сильных инстинктов человека, инстинкт саморазрушения. Вот что она чувствовала рядом с этим мужчиной. Странное состояние полного бессилия, потери контроля, обострения всех чувств до предела, полета в бездну. Если бы сейчас он положил свою руку ей на колено, она бы не стала сопротивляться. Если бы он взял ее за волосы и грубо притянул к себе, она бы поддалась. Если бы он попросил ее раздеться, она бы начала расстегивать платье еще до окончания фразы. Он такой спокойный. Длинные, красивые пальцы перебирают пергаменты. Сильные руки чуть напряжены, его правое плечо касается ее при малейшем его движении. Это так глупо, чистой воды абсурд. Ему совсем не обязательно находиться так близко к ней сейчас. Они вдвоем в пустой квартире, тут ни к чему тесниться, он может просто отодвинуться на другой край стола. И не будет касания, не будет его запаха, не будет приступа тахикардии, который вот-вот с ней случится. Но он не отодвигается. Он волнует женщин и прекрасно это знает. Хотя Гермиона даже не догадывается, что Драко Малфой не занимался сексом чуть дольше, чем она. Сраных полтора года. Они оба игнорируют тот факт, что буквально слиплись, разбирая бумаги в его небольшой кухне. Сидеть настолько близко двум посторонним людям просто неприлично. Но они подумают об этом потом, а сейчас никто из них не смеет обратить на это внимание, отпустить какую-то шутку или пошлость. Этот момент только их. Драко и Гермионы. Ничего не значащий и вместе с тем такой важный. — Я все сделал, Грейнджер, — его голос звучит ниже, чем обычно, тише, чем нужно, интимно. Или ей просто очень хочется так думать? Поворот головы, и вот их лица разделяют несколько дюймов. Серые глаза смотрят выжидающе, будто силясь получить ответ на неозвученный вопрос. До нее долетают обрывки его дыхания. Он делает такие сильные выдохи, что Гермиона со своего места прекрасно чувствует, чем он пахнет. Кофе и зубная паста. Хочется попробовать. До хрипоты. До ломки. Хочется так, что скручивает пальцы. Приходится сцепить руки в кулаки, чтобы не коснуться его лица, не пробежать пальцами по щетине, не прикоснуться к маленькой морщинке между бровей, да только это ни черта не помогает. Напряжение между ними можно потрогать руками. Ощутить. Погладить. Он сверлит ее взглядом, молчит. Гермиона заметила, что несколько секунд назад его радужки были светлее. Лондонское небо. А теперь это мокрый асфальт. Интересно, почему? Он не нарушает молчание, не отчитывает ее за глупость, не оставляет никаких комментариев. Он не делает ровным счетом ничего, чтобы прекратить эту идиотскую ситуацию. Или усугубить ее. Да, усугубить было бы лучше, однозначно. Под легким платьем нет лифчика. Все ее тело — натянутая струна. Она хочет, чтобы Драко Малфой сыграл свою партию, свое соло. Ее тело отчаянно нуждается в его пальцах. Соски напряжены и больно трутся о такую ненужную сейчас ткань при каждом вдохе. Это неприятно. Его теплая большая рука подошла бы лучше, нет, идеально подошел бы язык. Язык, обжигающее дыхание, искусанные губы. Возможно, даже зубы. Да, она бы хотела иметь его отметины на себе, он, кажется, не против всего этого. В голове снова всплыл эпизод с Панси. Живот напрягается, покрывается мурашками. Она буквально кожей чувствует его взгляд. Но этого мало. Так чертовски мало… Она плохой игрок. Притворяться — совсем не ее сильная сторона. И ей кажется, что он видит ее насквозь. Вот сейчас еще секунда, и он осознает. Прочтет все эмоции на ее лице. Разразится оглушительным смехом. Будет унижать, издеваться. Что ты себе надумала, Гермиона? Еще бы секунда, какая-то гребаная секунда… Она бы разомкнула губы, приоткрыла свой рот и опустила веки. После такого жеста назад пути нет. Все прекрасно понимают, что это значит. В каждом маггловском кино так начинается поцелуй главных героев. Наивная дурочка и главный школьный хулиган. Банально до жути и так реально. Она бы не отмылась от этого потом. Господи, да чем она вообще думала? Вот так запросто потерять контроль. Предоставить себя на блюдечке. Получите — распишитесь. Глупая маленькая магглорожденная ведьма, которая заглядывает в рот красивому чистокровному аристократу. Смотрит с придыханием, краснеет. Он для нее — мистер Дарси, Онегин и Хитклифф в одном флаконе. Воплощение всего опасного и притягательного. Всего отталкивающего и так неотвратимо влекущего. Похоже, с Драко Малфоя лепили образы главных героев прошлых веков великие классики. Все самые плохие человеческие качества и все самые прекрасные черты лица и тела. В глубине ее глаз зажигается огонек сомнения, а после страха. Если он оттолкнет ее, она больше не сможет собрать себя в кучу. Всю свою гриффиндорскую хваленую гордость и самообладание. На чувстве собственного достоинства можно будет ставить жирный, размашистый крест. Она никогда ничего не боялась. Даже смерть перестала быть пугающей. Во время пыток Беллы она поняла, что смерть иногда приходит как спасение, как избавление, как вечный покой. Ее не надо бояться, она бывает ласковой. Но вот сейчас она по-настоящему испугалась. Ни гнева слизеринца, ни криков, ни даже его физической силы. Она испугалась его отказа. Вот сейчас он отвергнет ее и растопчет ногами остатки девичьей чести. С радостью, с воодушевлением, смачно сплюнув на остатки ее гордости. Его взгляд — это просто… Это как гриффиндорский львенок и слизеринская змея. Огромный василиск. Он не оставляет шансов и не дает путей к отступлению. Малфой изменился в лице, мышцы слегка напряглись, а между бровей залегла морщинка. Он уловил ее страх. Почувствовал кожей. Она не могла понять, что за эмоция сейчас на его лице. Неважно, с этим пора заканчивать. — Х-хорошо, — выдох. Собралась, прочистила горло. Мерлин, голос не должен быть таким хриплым на деловых переговорах. — Нам нужно будет продолжать встречаться раз в неделю. Это… это нужно для отчетности. — С каждым ее словом Малфой мрачнее тучи. Ее планы ему явно не по душе. — Фонду нужно знать, как ты устроился и как протекает твоя социальная адаптация, — ее слова звучат все менее уверенно. Она что-то не то сказала? — Не беспокойся, это всего на полчаса, я не отниму много времени. Больше всего на свете Гермиона Грейнджер не любит оправдываться. Особенно если понятия не имеет за что. — Мы можем встречаться здесь или в моем кабинете в Министерстве, как тебе удобно… и… — сложно дышать. Обидно. Боже, как обидно. Она навсегда останется для него ничем, пустотой. Он даже больше не поворачивает головы. Он давно встал и ушел в другой конец комнаты. Стоит к ней спиной, смотрит в одну точку. Ждет, пока она уйдет. — Я уже поняла, что ты хочешь продвигать свои проекты, через несколько недель будет встреча с инвесторами, я могла бы помочь… — Нет, — голос резкий, холодный. Она смотрит на его затылок, не видит глаз, но даже этого достаточно, чтобы почувствовать всю мощь презрения лорда Малфоя. — Что… но я просто… я… — большую часть своей жизни Гермиона Грейнджер отдала чтению, учебе, новым знаниям. И это все, что ты можешь сказать, Гермиона? Где твой хваленый огромный словарный запас? — Я сказал нет. Мне не нужна твоя помощь. Уходи! Да за что ей это все? Это просто нечестно! — Почему ты такой… — договорить не удается. Он резко разворачивается и делает выпад в ее сторону. Глаза бешено вращаются, рискуя выпасть из орбит. На лице выражение полного остервенения. Она его довела, вывела надменного аристократа. Он останавливается посередине комнаты и тяжело дышит. Гермиона понимает — продолжения разговора не будет. — Уходи! Сейчас же! — оглушительный крик. Нет, не крик — рев Малфоя прорезал тишину квартиры. Он не шутит. Бежать сейчас лучшее решение. Гермиона схватила свою сумку, часть документов (какие именно она даже не разбирала) и молниеносно покинула квартиру Драко.***
Блять. Блять! Блять! Блять! Дверь за ней едва захлопнулась, а ты уже на коленях. Боль скручивает и застилает глаза. Дышать почти невозможно. Хочется крикнуть громко, смело, сорвать глотку, чтобы не чувствовать этого всего. Но ты не можешь. Ты знаешь, Грейнджер все еще на твоем этаже. И если она услышит дикие вопли из твоей квартиры — обязательно вернется. Вернется и будет совать свой ебаный всезнайский нос не в свое дело. Будет смотреть на тебя своими этими ебаными карими блюдцами, полными сочувствия и жалости. Нет, Драко, тебе не нужна ее жалость. Она не увидит тебя таким никогда. Убогого, никчемного слюнтяя, который сидит сейчас на полу своей конуры и хватается за голову обеими руками, беззвучно открывая и закрывая рот. Блять, как же больно. Ты не хочешь плакать, но слезы сами вытекают из глаз. Такое непросто пережить. Вытерпеть и не ебануться. Хотя ты уже давно псих. Такая боль сравнима с Сектумсемпрой. Только на шестом курсе можно было винить Поттера, а сейчас некого. Ты заперт в своей голове. Ты сам делаешь это с собой. Ты себя наказываешь. Так говорил один маггловский психолог, к которому ты обращался еще учась в университете. В подробности ты не вдавался, сославшись на придуманную историю с катастрофой и массовой гибелью людей, в которой ты косвенно был замешан, но тебя оправдали. Так по факту и было. Ты ничего не придумал. Выбор — это не та роскошь, которой ты когда-либо обладал. Деньги, женщины, положение в обществе. Но не выбор. Кому-то это покажется сущим пустяком, незначительной ерундой, по сравнению со статусом лорда и наследством с таким количеством нулей, что многим и не снилось. Вот только это взгляд со стороны. Мнение недоумков, которые никогда не были в твоей шкуре. Отсутствие выбора — это когда у тебя с рождения есть должность в Министерстве и будущая жена, всем было насрать на твое мнение еще до того, как ты появился на свет. Отсутствие выбора — это когда ты трясешься за свою мать каждую ночь, потому что знаешь, что дом кишит Пожирателями, а Люциус ни хера не может сделать, защитить. Отсутствие выбора — это когда в шестнадцать ты должен убить директора твоей школы. Отсутствие выбора — это нести наказание за проигрыш в войне, на которую тебе, по сути, было всегда плевать с высокой колокольни. Вот что такое отсутствие выбора для Драко Малфоя. И ту хуйню, что случилась в его жизни по этой причине, не перекроют все хранилища Гринготтса вместе взятые. Стоило кому-то или чему-то напомнить о прошлом, о самых темных временах, как чувство вины накрывало лавиной. Словно зверь, дремавший где-то в недрах сознания. Но вот яркая вспышка, звучит команда «Фас», и зверь готов нападать. Жрать тебя изнутри, вгрызаться клыками, разрывать плоть, которая только-только начала срастаться. Царапать нутро. Тебе хочется избавиться от этого чувства. Просто кашлять так надрывно, насколько можешь, пока не выблюешь тварь. Но ты понимаешь — это в твоей голове. Это в твоих мозгах, это сожрет тебя в один прекрасный день. Ты ебанешься. Очень сложно сражаться со всем миром, а приходя домой, биться с самим собой, знаете ли. Это пиздец как выматывает. Зрение постепенно пропадает, волны паники и удушья накатывают одна за одной. Ты так силился не заорать, что неосознанно раздирал кожу на левом предплечье. Ты всегда так делал, когда нужно было вести себя тихо. Притвориться нормальным. Сраная уродливая метка не сошла до сих пор. Темная магия оставляет следы. А темную магию Тома невозможно забыть до конца дней. Этот приступ начался так неожиданно, что ты сам не сразу понял. Возможно, это из-за возбуждения. Ага. Возможно, блять. Ты за каким-то хером сел рядом с Грейнджер и тронул ее бедро своей ногой. Застыл. Проклял себя за это раз семь. Что же ты за дебил такой, Драко? Грязнокровка сейчас поднимет такой визг, что стекла полопаются. Оно тебе надо? Чертовски надо. Ощущать ее теплую кожу было так возбуждающе и почему-то… уютно. Да, именно уютно. Не потому, что ты у себя в доме, эту халупу сложно так назвать. А потому, что она будто и есть дом. Твой дом. Такая мягкая. Такая нежная. Такая красивая. Ее кудри слегка подрагивают от твоего дыхания, потому как ты наглеешь все больше — придвигаешься чуть ближе и касаешься плечом ее руки. Ты читаешь один и тот же документ по десятому кругу, выглядишь со стороны полным идиотом. Наверняка. Ты не хочешь убирать ногу, не хочешь прекращать касаться. Не хочешь отпускать ее, но так надо, дальше тянуть просто глупо. — Я все сделал, Грейнджер. Почему она молчит? Просто тупо пялится своими большими карими глазами. Ты что, вывел из строя зубрилу одним касанием? Но тебе не до веселья. Ты уверен, она тоже это чувствует. Она понимает, как сильно тебе хочется разорвать на ней это маленькое платье, посадить на стол перед собой, развести колени и … Ты сглатываешь. Взгляд опускается на грудь. Блять. Салазар, дай ему сил. Нужно запретить женщинам на законодательном уровне выходить из дома без лифчика. Это просто невыносимо, яйца ломит так, что темнеет в глазах. Если ты сейчас же не перестанешь пялиться на соски, слегка торчащие под тканью платья, остановиться не выйдет. Ты уже, блять, на грани. Выдох. Еще один. Спокойно переводишь взгляд на ее лицо и видишь… Что это? Нет. Нетнетнет. Какого хуя, Грейнджер? Перестань! Прекрати это дерьмо прямо сейчас. Ты что, боишься? Это невозможно. Не может, блять, этого быть. Она никогда ничего не боялась. Никогда. И тут такая знакомая мерзкая эмоция проскальзывает в глубине янтарной радужки. Сука. А что ты надеялся там увидеть, Малфой? Возбуждение? Желание? И к кому, к тебе? Решил, что ваша встреча закончится трахом только потому, что она не отодвинула ногу? Тебе что, блять, двенадцать? Она замужем, а ты с чего-то решил, что твоя неотразимая красота заставит ее перешагнуть через свои принципы. Какой же ты, блять, кретин. Конечно, она просто испугалась. Ты ведешь себя с ней как больной уже вторую неделю. То орешь, то извиняешься, то пытаешься острить. Ты выше нее на голову и раз в двести сильнее. Даже без палочки ты уложил бы ее на лопатки за пару секунд. Испугалась… Я не хотел пугать, Грейнджер, правда… я… я ничего тебе не… Но заготовленная речь в твоем мозгу резко обрывается. Вот оно. Началось. Снова. Нет. Нет, сука, только не сейчас. Не при ней. Ты видел страх в глазах десятков людей, которых тебя заставляли пытать, тренироваться. Но ее тебя добил. Разбил маленький убогий камешек, что был в твоей груди вместо сердца, на сотни, тысячи осколков. Ебаное крошево. Ты не хотел ее напугать. Пусть злится, ненавидит, презирает, но не боится. Уже поздно. Ты сам это сделал. Своими собственными руками. Какой же ты кретин, Драко Малфой. Чудовище. Ты встаешь со стула и отходишь максимально далеко. Ты хочешь выдохнуть и успокоиться. Но поток образов уже не остановить. — Я рассчитываю на тебя, Драко. Спокойный голос, от которого волосы на затылке встают дыбом. Взгляд красных глаз. «Не смотри, не смотри на него, Драко. Соберись». По подземельям мэнора разносятся крики. Душераздирающий вопль женщины, которая сейчас стоит перед тобой на коленях. Хочется блевать. Она маггла. Она не понимает, что здесь происходит. Не представляет, почему какой-то подросток наводит на нее деревянную палку. Но ее пытают не впервые, она знает, что за этим последует. — Я не подведу, мой Лорд, — взгляд в пол, пытаешься собрать всю свою ненависть по жилам. По крупицам добываешь ярость. Ведь иначе не выйдет. Иначе Круциатус не удастся. И все поймут. Он поймет. Волдеморт никогда не присутствовал при тренировках новобранцев. Именно таким ты был тогда. Получил около месяца назад метку вместе со своим первым заданием. Это твоя проверка. Тест на вшивость. Твоей семье оказали милость? Да, блять, как же. Твоей семье подписали приговор, а ты приведешь его в исполнение собственными руками, когда как последний ебаный трус не сможешь убить старика. Ты направляешь свою палочку на женщину и произносишь заклинание. Круциатус выходит такой силы, что у несчастной ломаются все до единой косточки в первые несколько секунд. Потом ее исцелят и снова посадят сюда как обычный манекен для тренировок. Как тряпичную куклу. Реддл в восторге, ты его удивил. Вот только змееголовый не догадывается, что в этот самый момент ты ненавидишь не несчастную магглу, а своего ебаного Лорда… Ее голос звучит издалека, она все еще здесь. Тараторит, продолжает объяснять. Предлагает помощь. Тебе нужно, чтобы она ушла. Немедленно. Сейчас же. Ты не можешь позволить ей видеть себя таким. Она и так напугана до чертиков твоей психической неуравновешенностью. И ты говоришь. Сначала тихо, чтобы не давить еще больше. Эта идиотка ничего не понимает, сама лезет на рожон. Упирается, спорит. Мерлин, почему ты дал ей целую кучу извилин и совершенный ноль такта. Повышаешь голос, огрызаешься, срываешься на крик. Округлила глаза, схватила свою сумку. Отлично, Грейнджер. Да, вот так. Это именно то, чего я и добивался. Но почему тогда в душе теплится эта ебаная надежда, что она не послушает. Она ведь всегда так поступает. Не услышит тебя и в этот раз, не уйдет, сядет рядом, не отпустит. Пожалуйста… Но дверь уже захлопнулась. Ты остался один. Ты падаешь на колени и вновь проваливаешься в пустоту.