***
Шум и гам, сопровождавший все семейство Уизли, где бы они ни находились, сменился тишиной. Она подошла к калитке Норы и поняла — что-то не так. Было тихо, спокойно. Никаких криков, шуток Фреда и Джорджа, ворчания Рона и командного, зычного голоса Молли. Либо это и есть сюрприз, либо что-то стряслось. Потянув на себя дверь, Гермиона вошла во двор. Белый шатер возвышался огромным куполом посреди сада, вокруг порхали волшебные светлячки и прекрасные белые бабочки. Краем глаза она увидела часть семейства Уизли в окне дома. Артур переминался с ноги на ногу, Молли натирала тарелку с необычайным остервенением, будто силясь изничтожить ее. Фред и Джордж стояли напротив, безмолвно открывали и закрывали рот и неуверенно переглядывались. Да что же такое должно было стрястись, чтобы близнецы замолчали?! Гермиона толкнула дверь, вошла в гостиную и увидела, наконец, причину воцарившейся напряженной атмосферы. Вся семья рассредоточилась по комнате, образовав импровизированный полукруг у дивана, на котором восседал Рональд со своей новой девушкой. Шок. Просто чертов шок. Она никогда не думала, что ее Рону нравятся такие женщины. Блондинка с длинными прямыми волосами практически до поясницы сидела в таком ярком, коротком платье, что Гермиона постыдилась бы надеть подобное даже, пожалуй, лет в пять. Ее совсем не маленькая грудь (размера четвертого или что-то около того) призывно вздымалась и покачивалась от каждого движения девушки. Это нельзя было назвать глубоким декольте. Складывалось впечатление, что на ней вообще нет никакого верха. Яркие пухлые губы, огромные шпильки (она и в продаже то таких не видела, чистые ходули). Новая пассия Рона накручивала локон на палец и прижималась к нему практически всем телом на глазах его же семейства. «Вот кто сегодня будет гвоздем программы», — пронеслось в голове. — Кхм… — Гермиона прочистила горло, пытаясь обратить на себя внимание. — О, дорогая, ты здесь! — миссис Уизли всплеснула руками, чуть не выронив тарелку, которая после ее стараний блестела так, что аж слепила. Все облегченно вздохнули, понимая, что можно сменить тему, однако былое напряжение вернулось, как только блондинка открыла рот. — Привет, так ты и есть бывшая Ронни? — глаза светились самодовольством, а с кончика языка, казалось, стекает яд. — Я его девушка — Дейзи, — она продефилировала к Гермионе на своих огромнейших каблуках и с высоты своего роста осмотрела придирчивым взглядом гриффиндорку с ног до головы. — О, ты точно такая, какой тебя описывал Ронни, — что-то в ее тоне заставляло думать, что ничего хорошего «Ронни» ей не говорил. — Он упоминал, что ты за естественность, — на слове «естественность» ее нос так наморщился, будто она только что съела фунт лимонов. — Не переживай, я могу научить тебя пользоваться косметикой. В гостиной присутствовали мистер и миссис Уизли, Джордж со своей женой Анджелиной, Фред и Кэти Белл, Билл, Флер, Гарри с Джинни и, собственно, ее бывший муж Рональд. Все, как один, заняли боевые стойки. Становилось очевидно — добром этот вечер не закончится. Будут увечья, будут травмы (возможно, особо тяжкие), будут выцарапанные глаза. Одним словом, банальный мордобой. Увидев всю свою семью в оборонительной позиции, Гермиона прыснула. Да, ярость и негодование уже начали застилать глаза, но она с этим справится. Она не позволит какой-то девке с боевым раскрасом на надменной физиономии испортить ее день рождения. Вот уж дудки. Ее родные и друзья готовились к празднику, хотели сделать приятно. Дейзи здесь в качестве гостя. Постольку поскольку. У белобрысой фурии ничего не выйдет. — Большое спасибо, Дейзи. Как только мне понадобится этот навык, я обязательно обращусь к тебе, — она послала девице свою самую фальшиво-добродушную улыбку и направилась в глубь комнаты здороваться с присутствующими.***
За столом в небольшом белом шатре царило гнетущее молчание. Ни тебе криков, ни подколов, ни шуток. Все чувствовали себя не в своей тарелке. Кроме, пожалуй, Дейзи. Она, кажется, была довольна произведенными эффектом. Ну конечно, она ведь решила, что все потеряли дар речи от ее красоты, а не от хамского, беспардонного поведения. Рон был чернее тучи. Похоже, его идея уже не казалась ему такой гениальной. Присутствие его новой возлюбленной за столом доставляло дискомфорт всем без исключения. Молли метала молнии глазами в сторону младшего сына. Гарри виновато опускал голову каждый раз, когда натыкался на Гермиону. Джинни одним взглядом обещала скорую погибель своему брату. Артур вообще не понимал, что делать в такой обстановке. Он заводил разговор на очередную тему, но тут же осекался, когда блондинка вставляла свои пять сиклей и переводила всеобщее внимание на себя любимую. Бокал вина. Второй бокал. Третий. Нужно же как-то спасать вечер? Хотя Грейнджер не была до конца уверена, что она именно «спасатель». Ведь с каждым словом блондинки челюсть гриффиндорки смыкалась чуть сильнее, а из носа вот-вот должен был повалить пар. Ее непрекращающаяся трескотня о том, как они с Ронни понимают друг друга, как им хорошо вместе и какая они «идеальная пара», просто выводила из себя. Грейнджер прикончила бутылку вина. Такого с ней не случалось очень и очень давно. Но эта анестезия была сейчас важнее собственных принципов. Вдруг из-за стола поднялся Билл и принял самое серьезное выражение лица. В его руках дрожал бокал, а Флер поглядывала на мужа и загадочно улыбалась. — Гермиона, мы все сегодня собрались, чтобы поздравить тебя. Ты знаешь, что бы ни случилось, — он неодобрительно покосился на младшего брата, — ты всегда можешь на нас рассчитывать, называть нас семьей. Ты и есть наша семья, Гермиона, уже давно, — от этих слов сердце екнуло в груди, а на глазах выступили слезы. Уизли и Гарри действительно были ее единственными родными людьми во всей магической Британии. Ведь родители девушки теперь далеко. Да и они совсем ее не помнят, не могут обнять, не могут поддержать. Она не хотела вываливать все свои проблемы на подругу по переписке Монику. Они теперь посторонние, надо сохранить хоть какое-то общение. — Спасибо, Билл. Спасибо тебе большое, ты даже не представляешь, как много это для меня значит. Билл продолжал стоять и, кажется, был полон решимости озвучить еще что-то. — Гермиона, прости меня, — на щеках брутального мужчины со следами когтей оборотня выступил румянец. Выглядело это максимально комично. — Я понимаю, это твой праздник, но… в общем я подумал, что мы так редко теперь собираемся вместе, всей семьей… и лучшего повода не найти, — Билл сглотнул, осмотрел всех присутствующих торжественным взглядом и, наконец, изрек: — Флер беременна, мы скоро станем родителями. Такой оглушительный визг она в последний раз слышала на Чемпионате мира по квиддичу, когда Виктор Крам облетал трибуны на своей метле. Мальчишки кинулись подкидывать Билла и трепать его за волосы. Она, Джинни и Молли окружили Флер и в буквальном смысле чуть не задушили в объятиях. Мерлин, они так долго этого хотели. Она даже заметила, как Артур тайком вытирает скупую мужскую слезу. Всеобщее ликование прорезал тоненький приторный голосок. — Ронни тоже жаловался, что хочет детей, но Гермиона всегда занята, ей было не до него, — Дейзи с наигранно равнодушным видом сидела и осматривала свои длинные, покрытые ярким лаком ногти. — Все книги да книги… — девочка играла с огнем и даже не представляла, насколько близка была к неминуемому облысению и выцарапанным глазам. — Ну ничего страшного, теперь Рон со мной, и у него будет такая семья, какую он заслуживает. Да ведь, любимый? Рональд побелел. Она никогда не видела настолько бледных рыжих людей. Казалось, у него исчезли даже веснушки. Такое вообще бывает? — Ты хочешь сказать, Дейзи, — тон Гермионы обманчиво спокоен, очень дурной знак, — что я не заслуживаю Рональда? Блондинка округлила глаза, будто Грейнджер только что озвучила самую большую глупость в своей жизни. — Нет, Гермиона, что ты. Просто такие, как ты, вообще не созданы для семьи, — тихо. Стало очень тихо. Затишье перед сильнейшей, уничтожающей все на своем пути бурей. — Ты, конечно, очень умная и храбрая, но ни одному мужчине не понравится, когда им командуют. К тому же… если бы это все компенсировала твоя внешность или хотя бы фигура… — коронная гримаса, полная презрения, озаряет лицо Дейзи. Где-то она такое уже видела. Ах да! В прошлую субботу, в доме Малфоя. Они что, сговорились? Унижать Гермиону Грейнджер теперь народная забава? — Ронни, ты ведь сам мне это говорил, почему ты молчишь? Блондинка надула и без того пухлые губы и кинула взгляд на Рона. Он сидел ни жив, ни мертв. Притвориться скоропостижно скончавшимся — вот, по всей видимости, его план. — Ответь, Ронни, не молчи, — Гермиона никогда не была склонна к насилию, но сейчас ей хотелось вытрясти из бывшего мужа все дерьмо. Он так говорил? Серьезно? Это высшей степени лицемерие — сначала соглашаться со всеми ее доводами в пользу отказа от ранней беременности, делать вид, что поддерживает ее проекты, кивать и соглашаться и вот так просто вставить нож в спину. Пожаловаться своей новой подружке, обсуждать Гермиону за ее спиной, и с кем? Да, такие, как Дейзи, всегда нравятся мужчинам. Наверное, если бы та заявилась к Малфою домой и посмотрела этими своими оленьими глазами, он бы не раздумывая задрал ее платье и усадил прямо на кухонный стол. В отличие от Гермионы, которую он просто выгнал. Это так возбуждает всех парней, правда? Тонны косметики, платья, больше похожие по длине на майки, высокие шпильки, глупое поведение? Если это все, чего хотят мужчины, Дейзи права — Гермиона навсегда останется книжным червем и похоронит себя заживо в архивах Министерства. Она никогда не будет нравиться таким мужчинам, как Драко Малфой. Если даже ее простой и такой понятный Рональд бросил Гермиону ради разукрашенной фифы. В голове бурлила злость, а в крови бутылка красного полусладкого. Да пошли вы все к черту. Все. Рон, Дейзи, Малфой. Особенно Малфой. Она не будет прятаться и делать вид, что все в порядке. Она выскажет сейчас все. Все и всем. — А знаешь что, Дейзи, ты права. — На лице блондинки скользнуло непонимание. Она явно уже была готова к схватке после всего, что наговорила. — Ты абсолютно права — вы будете идеальной парой. Ты не станешь им помыкать, ведь у тебя мозгов не хватит даже на такую малость, как командовать Роном Уизли. Такая девушка ему и нужна была всегда. Желаю счастья вам обоим. На этих словах Гермиона развернулась и смерчем понеслась в сторону забора. Она прекрасно понимала, что поступила некрасиво. Она ни с кем не попрощалась. Не сказала спасибо Молли за стол, не обняла мальчишек. Она не имела никакого морального права оскорблять Рона на глазах его родителей. Да, похоже, он и сам не понимал, что несет его новая пассия, но держаться уже не было никаких сил. Ее довели до точки кипения. Сначала Малфой, теперь эта беспардонная блондинка. Она подумает об извинениях завтра, сейчас же у нее другой план. О, у нее отличный план. По крайней мере, ей так кажется в данный момент, пока она, пьяная до чертиков, мчится на всех парах в сторону квартиры Малфоя, имея единственное желание — высказать все, что думает о нем и его скотском поведении.***
— Ну привет, Малфой. Его лицо выражало смесь полнейшего недоумения и явного шока. Когда в дверь «постучали», он принимал душ. Хотя на стук это мало походило. Больше было похоже на то, что два огромных головореза пытаются вынести ее к хуям собачьим, просто снять с петель. Малфой наспех вытерся, надел свои серые спортивные штаны и пошел ко входу, полностью готовый к ожесточенной схватке и мордобою. Последним, что он ожидал там увидеть, была Грейнджер. Мерлин, она такая худая, что ее должно уносить лондонским ветром, как она вообще сумела барабанить по двери с такой силой? Гриффиндорка стояла на пороге его квартиры, прислонившись одной рукой к косяку. Ее взгляд был шальным и перемещался с бешеной скоростью по его телу. Штаны он надел, но на футболку времени не осталось. Капельки воды стекали с еще влажных волос, перекатываясь по шее, кадыку, мышцам груди и пресса, исчезая где-то под резинкой домашних трико. Грейнджер не церемонилась, просто протиснулась мимо него в квартиру и застыла со странным выражением на лице посреди кухни. — Я думал, наша встреча отменяется, — все это выглядело странно. Пиздец как странно. — О, так ты, наверное, ждал Дейзи? — кажется, она забыла рассказать начало истории. Точнее, все, что она думает о вкусах мужчин в общем и о Малфое в частности. — Кто, блять, такая Дейзи? Грейнджер, в чем дело? — Драко стоял на почтенном расстоянии, не пытаясь приблизиться. Мало ли что придет зубриле в ее ебаную умную голову, она явно сейчас не в самом адекватном состоянии. Объясняй потом всему Визенгамоту, что это не ты на нее напал… — Стол, — Гермиона улыбнулась, смотря на такой привычный предмет мебели. Медленно подошла, почему-то очень нежно провела рукой по столешнице, постучала короткими ногтями. — Охуеть, и вправду. Мы так и будем обмениваться очевидными фактами или ты скажешь, наконец, что стряслось? — Драко терял терпение. Он нихуя не понимал в происходящем. Даже малейшей, блять, догадки не было. — У меня сегодня день рождения, — она как-то грустно вздохнула и подняла свой взгляд на него. — Поздравляю, — и что тут еще скажешь? Именинного торта он не припас, так уж вышло. Но тут медленно начало приходить понимание. Странное поведение, стеклянный взгляд, нетвердая речь… Салазар, да она пьяна в стельку. Такой гриффиндорскую принцессу он не мог представить даже в самых смелых фантазиях. Он не думал, что она вообще знает, что такое алкоголь. Тыквенный сок и сливочное пиво — ее потолок. — Спасибо, — она икнула, но все же расплылась в благодарной улыбке. — Но я здесь не за этим. — А вот это уже интересно. — Почему ты такая свинья? — Что? Ты можешь вообще рассказать мне, что здесь, блять, происходит? — он медленно выходил из себя. Общаться с пьяными женщинами никогда не было его коньком. — О, все очень просто, — она посмотрела так, будто в свои двадцать пять он не знает элементарного заклинания Вингардиум Левиоса с первого курса. — Я думаю, если бы твоим куратором была Дейзи, а не я, твой стол был бы в ее полном… ик… распоряжении. Да дался тебе этот стол, Грейнджер, в чем, блять, дело? Она будто услышала его неозвученный вопрос и поспешила ответить. Небывалая, сука, прозорливость для пьяной в хлам женщины. — Видишь ли, сегодня на празднование моего дня рождения в Норе мой бывший муж Рональд привел свою новую девушку. — Свою кого?! Они что, разводятся? — Дейзи, — как бы в подтверждении своих слов она приподняла бровь и многозначительно ей подергала. — У нее было самое короткое платье из всех, что я когда-либо видела, и о-огромный бюст. И что он, блять, на это должен сказать вообще? Успокаивать ее? С какого хера? Но что-то подсказывало, что бывший — не единственная причина, по которой Грейнджер находится здесь. — Мне поздравить Уизела письменно с тем, что он в кои-то веки нашел себе нормальную женщину, или что? — ох, зря он это сказал. Выражение лица из просто хмурого превратилось в хищное. Это явно не то, что она хотела услышать. — Конечно поздравь, Малфой, поздравь обязательно, — поезд под названием «пьяная и слетевшая с катушек Грейнджер» набирал обороты. Ее грудь опускалась и поднималась все яростнее с каждым вздохом, а на голове образовалось небольшое стихийное бедствие. — Нормальная женщина — та, у которой тонна грима на лице и каблуки в несколько дюймов? Нормальная женщина — та, что ведет себя максимально глупо, лишь бы ее мужчина не выглядел бледно? Нормальная женщина — та, что не имеет своего мнения и сидит дома с двадцати лет, воспитывая детей? Она уже не задавала вопросы, она кричала. Срывала глотку. Ей было больно, не физически — морально. И это было видно. Это было еще хуже. — Мерлин, я же просто хотела сделать этот мир лучше. Нашу жизнь… Для всех. Но никому не нужны такие, как я. Всем нужны «Дейзи». И тебе тоже… — она горько усмехнулась и продолжила свою тираду: — Скажешь, не так? Меня ты выгнал взашей за один лишь взгляд. Господи, да как ты мог допустить, чтобы грязнокровка марала собой твой стол? Но с ней бы было не так. О, я уверена в этом. — Кажется, до него медленно начинал доходить смысл ее слов и постоянных отсылок к треклятому столу. — Ты бы усадил ее на него и начал раздевать, целовать. Господи… — Слышать такие слова от зубрилы было чем-то из области фантастики. Но он слушал. Стоял и слушал раскрыв рот, запоминая каждый звук. — С такими, как я, подобного не происходит. Верно, Малфой? У меня нет ни груди четвертого размера, ни задницы, ни… Но договорить она не успела. Жесткий, горячий поцелуй обрушился прямо на ее губы. Он преодолел расстояние между ними за считанные мгновения. Его руки, такие горячие, сминали ее талию, заставляли покориться, сдаться. Мерлин, как же она этого хотела. Это был не поцелуй — война. Он не оставлял шансов, грубо вторгался своим языком в ее рот, облизывал губы, прикусывал… Каких-то пару секунд Гермиона медлила, не отвечала. Не потому, что не хотела — потому, что не ожидала. Все это было чертовым сном. — Этого ты хочешь, Грейнджер? — голос хриплый, на пару тонов тише. — Скажи. Он целует ее все яростней, будто не веря в происходящее, пытаясь оторвать кусок себе на память. Его рука опускается ниже, больно сжимает бедро, щипает. Вторая жестко притягивает затылок, запутываясь в волосах. — Скажи, блять. Ты хотела тогда, чтобы я тебя трахнул на этом столе? Он довольно груб с ней. И она почему-то знает — он такой не всегда. С каждым заданным вопросом его пальцы все сильнее впиваются в кожу. Так, что останутся синяки. Его зубы прикусывают ее нежные, розовые губы, появляется металлический привкус. Но на каком-то подсознательном уровне она понимает, что ему нужно, как его успокоить. И одними губами: «Да». Так тихо, что самой не верится. Он отрывается от нее, смотрит прямо в глаза, ждет. — Да, Малфой, я хотела, — сглатывает. Не понимает, что говорит. Куда делось смущение, страх. Уже не приходится сомневаться, что выпитая бутылка вина для нее сегодня стала волшебным флаконом Феликс Фелицис. Он по-прежнему не двигается с места, но его глаза темнеют. Постепенно. И это так красиво, так прекрасно. Раз уж она сегодня храбрая гриффиндорка — нужно идти до конца. — И сейчас хочу. Ставки сделаны. Ставок больше нет. Гермиона раскрыла свои карты. Сейчас она получит либо его, либо урок на всю оставшуюся жизнь. Его руки опускаются на поясницу. Нежнее, чем до этого. Не отрывая своих потемневших глаз, он приподнимает ее и аккуратно усаживает на край столешницы. Как же хочется дотронуться. Провести пальчиком по груди, почувствовать, как бьется сердце. Так ли сильно, как у нее самой? Она не знает. Но всю свою хваленую решимость она растеряла на последней фразе, когда показалось на миг, что он развернется и уйдет. Но он здесь. Одна рука уже снимает заколку, тянет вниз. Волосы рассыпаются облаком по плечам. Он зарывается в них, поглаживает нежную кожу на шее, перебирает. А вторая рука на ее подбородке. Большой палец гладит скулу и переходит на губы. Гермиона забывает как дышать. Подушечка его пальца уже на нижней губе. Проходится по месту укуса, который он сам же и оставил, стирает капельку крови, оттягивает. Он нужен ей ближе, сильнее, глубже… Господибоже… Все ее движения сейчас основаны на инстинктах. Она не контролирует себя. Кончик языка высовывается и слегка облизывает шершавую кожу, а губы смыкаются плотным кольцом на его пальце, посасывают. Глаза в глаза. Он выдыхает с хрипом, смачивает пересохшие губы. И вот уже обе его руки разводят ее колени в стороны. Расстояние между ними сокращается до нуля, его больше нет. Теплый торс, горячие руки на ее бедрах, что-то твердое упирается прямо ей в пах. Там, где она так сильно нуждается. Там, где больше всего хочется. Малфой перекидывает ее волосы на одну сторону. Тянет, чтобы открыть себе доступ. Прокладывает дорожку влажных поцелуев от уха к самой ключице. — Тебе это не нужно, Грейнджер, — горячий шепот и волна мурашек по всему телу. — Тебе не нужен весь этот грим, — каждое свое слово он сопровождает поцелуем. — Не нужны платья, — зубами стягивает одну лямку, следом идет вторая. Ее руки в капкане. Все, что она может, — лишь положить ладони на его талию, гладить бока. — Не нужны каблуки, — отрывается от ее шеи, смотрит прямо в глаза, а руки опускаются на грудь. Сжимают, чуть приподнимая, большие пальцы задевают соски под тонкой материей, и она слегка вздрагивает от каждого такого движения. — Не нужна огромная грудь. — На этой фразе она краснеет. Как можно ввести в краску человека, который уже и так находится в двусмысленной ситуации? Ткань трещит по швам от того, что он тянет лиф платья вниз, полностью обнажая грудь. — Мерлин, ты такая красивая… Терпеть невозможно. Это слишком. Это так нужно сейчас. Гермиона высвобождает руки из лямок, и верх платья опускается на талию. Ее тонкие пальчики зарываются в его волосы, притягивают за затылок ближе. Рука ложится на широкие, сильные плечи, а ее губы находят его. Этот поцелуй не похож на предыдущий. Не похож ни на один другой. Малфой касается ее медленно, совсем не торопясь. От этого внизу живота растекается сладкая боль. Его губы оставляют невесомые, почти целомудренные поцелуи. Похоже, он решил, что им некуда торопиться, но ей хочется большего. Так хочется… Она сама углубляет поцелуй, делает решительный шаг. Его язык на ее небе, на губах. Так нежно и так настойчиво. Разве такое возможно? От подобного контраста сносит крышу, она знает, что не сможет остановиться. Только не сегодня. Не сейчас. Его руки на ее бедрах медленно преодолевают путь вверх. Осторожно. Аккуратно. Поглаживая и слегка сжимая. Край юбки задирается, ткань ползет. Да. Его большие пальцы задевают край трусиков, оглаживают, прижимаются к влажному кружеву. Да. Пожалуйста… Гермиона стонет. Такой бесстыдный звук, призывный, просящий о большем. Он понимает. Он все понимает, но продолжает играть с ней. Змея и маленькая глупая мышка. Она знает, ей не одержать победу в этой партии никогда в жизни. Всей гордости и храбрости Гриффиндора не хватит, чтобы заставить ее замолчать сейчас. Поэтому: — Пожалуйста… Пожалуйста, Малфой. Она чувствует на своих губах усмешку. Он принимает ее капитуляцию. Ее поражение. Большая теплая ладонь прижимается к уже промокшей насквозь ткани белья. Она не может ждать больше. Это слишком долго. Грейнджер начинает елозить по столу и бесстыдно тереться о его руку. Похоже, игры закончились, потому что она слышит его приглушенный рык. Он склоняется над ней, припадает губами к груди, облизывает сосок, слегка прикусывает. Гермиона выгибается, зарывается в его волосы, притягивая ближе. Да, вот так. — Блять, Грейнджер… — его горячий шепот ощущается где-то на краю сознания, но внутренне она ликует. Он хочет ее. Он теряет контроль. — Если ты не остановишься сейчас… — его большой палец с силой надавливает на клитор сквозь трусики и начинает круговые движения. Мерлин, что он сказал сейчас про остановку? — Ты не выйдешь из этой квартиры, пока я с тобой не закончу, — да, не выходить отсюда вообще было бы отлично. Лишь бы чувствовать его пальцы между своих ног, лишь бы губы — на груди. Все, что удается Гермионе, — это слабый, еле слышный стон. Она цепляется сильнее, притягивает ближе, но он вырывается из хватки и поднимает взгляд к ее лицу. — Ты ведь понимаешь это, Грейнджер? Легкий кивок, глаза застилает пелена. Опьянение и возбуждение кружат голову, взрывают в сознании тысячи маггловских фейерверков. Он берет ее под поясницу и аккуратно укладывает на столешницу. Он хочет ее видеть. Всю, перед ним. Если бы она была трезва, она бы сгорела со стыда. Если бы она была трезва, она бы прикрылась, обняла себя руками. Если бы она была трезва, Мерлин, она бы и представить себе не могла подобной ситуации. Она — Гермиона Джин Грейнджер, умная девочка, героиня войны, пока еще законная жена — лежит в разодранном платье, которое сбилось сейчас где-то в районе талии, с голой грудью, раздвинутыми ногами и насквозь мокрыми трусиками на кухонном столе Драко Малфоя — бывшего Пожирателя, чистокровного аристократа, ее школьного врага. А вышеупомянутый лорд с абсолютно темными глазами и сбившимся дыханием нависает над ней, недвусмысленно потираясь бугром в районе паха о бедро. Малфой задирает ее юбку еще выше и хватается за резинку белья, медленно тянет вниз. Он бы мог кинуть оценивающий взгляд, разглядеть каждый изъян ее тела. В его квартире горит свет, а она лежит совершенно обнаженная перед ним. Но он смотрит только в глаза, как будто пытаясь найти какой-то ответ для себя. Опускается на локти, нависает над ней, и вес его тела частично переносится на Гермиону. Становится труднее дышать, сердце бьется все чаще, а в ушах шум. Но это почему-то больше не приносит удовольствия. Все совсем наоборот. В горизонтальном положении мир уже не кажется Гермионе Грейнджер таким красочным, в глазах расплываются круги, люстра медленно покачивается и двоится, а к горлу подкатывает ком желчи. Нет. Боже мой, только не это. Нельзя быть столь самонадеянным в употреблении спиртных напитков. Особенно если твой край – один стакан полусухого. Эту истину она запомнит на всю жизнь, ведь сейчас все, что ее заботит, — как не опорожнить желудок на ничего не подозревающего Малфоя, который уже с полным воодушевлением развязывает шнурки на своих спортивных штанах. Он наклоняется еще ниже, покусывает мочку уха. Его тело ощущается все тяжелее, и он, сам того не осознавая, усугубляет ситуацию еще больше. Все становится плохо. Хуже, чем просто плохо. — Мерлин, я сейчас… — голос Гермионы больше походит на писк полевой мыши. Каждый слог она старается произносить не раскрывая рта, ведь дальше может последовать только одно. Малфой усмехается. Кажется, ничего не может сбить лорда с оптимистичного настроя. — Еще рано, Грейнджер, я только начал. О, он думает не о том. Совершенно не о том. Слизеринец, конечно, настоящий профессионал в том, что касается доставления удовольствия женщинам, но до оргазма ей сейчас так же далеко, как Рональду до степени Академика магических наук. Нужно что-то предпринимать. Позора уже не избежать. Стоит хотя бы постараться свести к минимуму потери. Поэтому она резким движением отпихивает от себя парня и подрывается с кухонного стола, собирая всю свою волю в кулак. — Нет же, Малфой… я… меня сейчас, кажется, стошнит, — все это она произносит уже на бегу, скрываясь за дверью ванной комнаты. Гермиона падает на колени, обнимая унитаз. Желудок сводит судорогой, а изо рта вырывается все то немногое, что она успела съесть за столом Молли. Вместе с тем как из нее выходит выпитая бутылка красного, Грейнджер постепенно начинает трезветь. Прямо там, стоя на коленях в туалете Малфоя. Годрик, лучше бы она по-прежнему слабо осознавала происходящее! Для ее психики и растоптанной самооценки это был бы отличный вариант. Но стоило ей подумать о том, что хуже уже быть не может, как на пороге материализовался Малфой. Боже, что он тут забыл? Похоже, издевательств и упреков не избежать в ближайшие пару лет, а то и все пять. Но он спокойно подходит сзади и собирает все ее волосы в хвост. Что? Что здесь вообще происходит? Она не хочет, чтобы он видел ее такой. Не хочет выглядеть слабой, беспомощной. Ей кажется, что она выглядит отвратительно. Если до того отношения с Драко маячили слабым огоньком надежды где-то на периферии сознания, то сейчас об этом можно забыть навсегда. Такой, как он, никогда не будет с женщиной после всего, что она устроила. Годрик, он же аристократ. Он наверняка не привык держать волосы в туалете всяким маленьким пьянчужкам. — Уйди, — это все, что удается вымолвить Гермионе между приступами рвоты. Кажется, он говорил ей ровно то же самое неделю назад. — Успокойся, Грейнджер. Я не собираюсь потом отмывать твои волосы часов пять, если ты их заблюешь. Это что… это забота? Или сарказм? Похоже, что сарказм и забота вместе взятые. Ну конечно, только он может выдавать две совершенно противоположные эмоции одновременно. — Мерлин, да выйди же ты наконец! Я не хочу, чтобы ты все это видел, — если придется, она будет умолять, ибо ничего более унизительного с ней не происходило никогда в жизни. Даже то неудачное превращение в кошку после оборотного на втором курсе уходит на задний план по сравнению с этим «инцидентом». Где-то за спиной и сверху слышится смешок. Годрик, ему значит весело? Уже начал придумывать шутки по этому поводу? Но он лишь аккуратно придерживает волосы, собирая свободной рукой выбившиеся пряди. — О, поверь, Грейнджер, я видел нечто куда более худшее после вечеринок в подземельях Слизерина. — Она чувствует в его голосе легкую усмешку, но не злую. Он как будто ностальгирует. Как будто они с Гермионой старые друзья и сейчас вспоминают какую-то общую, известную лишь им двоим шутку. Странное сравнение в подобной ситуации, но становится немного спокойнее. — Даже пару раз сам в этом участвовал. Блейз, конечно, не держал мою шевелюру, но морально помогал. Возможно, все не так плохо? Вот они уже разговаривают без криков и скандалов. Правда перед этим был страстный поцелуй на столе, а затем приступ рвоты. Более чем специфический способ наладить общение. Кажется, желудок начал немного приходить в себя, однако чертово головокружение никуда не уходит. Она почти ничего не ела с самого утра и сильно напилась, из-за этого появляется слабость, глаза непроизвольно смыкаются. Последнее, что она помнит, — она пытается подняться с пола, рывок выходит не очень удачным, и в глазах темнеет. Подкашиваются ноги. Чьи-то теплые, сильные руки подхватывают ее, и она отключается.***
Салазар, воскресенье, девять утра, откуда эта огромная ебаная очередь?! Ты вот уже двадцать минут ждал свой заказ в единственной кофейне, которая находилась в этом районе. Дома шаром покати. Ни еды, ни приличных напитков, ничего. Тебе самому не мешало бы поесть, ты давно уже хотел попробовать местную кухню. Ты убеждаешь сам себя. И неважно, что на это кафе тебе было насрать все полтора года, что ты тут жил. Даже малейшей мысли зайти не было. Выпечку ты никогда особо не любил, несмотря на то что в мэноре на завтрак всегда подавали более десяти видов этой стряпни. Домовики старались от души. И неважно, что сейчас в твоей кровати спокойно спит Гермиона Грейнджер, которая наверняка разлепит свои глаза через час-другой и ее голова будет болеть с такого дикого похмелья, что Круциатус покажется ей детской забавой. И вообще, абсолютно неважным ты считаешь то, что взял сейчас пакет булочек с яблоками. Таких, как она любит. Таких, какие она всегда ела за завтраком в Большом зале, упершись взглядом в очередной талмуд. Ты всегда их ненавидел. Салазар, как у кого-то может быть настолько отвратительный вкус? Местные домовые эльфы пекли еще хуже твоих, и от этого запаха слегка подташнивало. А еще капучино с корицей. В Хогвартсе подавали лишь чай и тыквенный сок, но она постоянно заказывала чашку такого кофе в Хогсмиде. Гуляла по тропинкам деревушки в своих идиотских перчатках без пальцев и грела руки о бумажный стаканчик. Да от нее несло за версту. Этот запах корицы ни с чем не спутать. Ты просто решил попробовать. Вдруг это действительно можно пить, раз такое количество людей любит подобное дерьмо? А ей ты взял стакан из вежливости. И в мыслях не было заботиться. Еще, блять, чего удумал. Он и забота — понятия диаметрально противоположные, полярные, никак не сочетающиеся в одном предложении. Просто так совпало, что в холодильнике абсолютный чертов ноль съестного, а на глаза первой попалась ее любимая еда. Чистая случайность. А еще у тебя хитрый план — привести ее в чувства с помощью чашки горячего кофе и выведать, что это, блять, вообще было вчера? Нет, ты взрослый мальчик и прекрасно понимаешь суть случившегося, но один гребаный вопрос не дает покоя: «Поступила бы так Грейнджер, будучи трезвой?» Позволила бы целовать себя, обнимать, уложить на стол… Мерлин, не стоит это сейчас вспоминать. Стояк в очереди в кофейню — не лучшая идея. Подумают, чего доброго, что ты извращенец, и накостыляют. Давненько ты, Драко, не получал пиздюлей. Пора бы уже. Но, Салазар… Эти воспоминания будут с тобой еще очень и очень долго. Ты не верил в происходящее. Ни на секунду. Все, что вырывалось из ее рта, обрушивалось чертовой лавиной на голову. Неужели она решила, что какие-то девицы, наряженные, как ночные работницы Лютного, могут быть лучше нее? Хотя бы сравниться с ней? Мерлин, как можно быть такой глупой и умной одновременно? А что касается Уизли, то такие дамы — его потолок. Он никогда не дотягивал до Грейнджер. Ни по мозгам, ни по положению в обществе. Гарри Поттер — мальчик-который-выжил, звезда, Избранный. Грейнджер — мозг их троицы, самая умная ведьма столетия, благодаря ей эти двое все еще коптят небо магического Лондона. А что же можно сказать об Уизли? Он кто? Недотепа, лишняя шестеренка в механизме, которая никогда не играла важной роли, рыжий нищееб и друг золотого мальчика — вот, собственно, полный перечень заслуг Рональда за всю его никчемную жизнь. В кои-то веки повезло именно ему, он сорвал джек-пот, он стал гребаным победителем — его выбрала Грейнджер. Но даже то единственное ценное, что досталось ему в жизни, этот дегенерат не смог удержать. Бинго. А она расстроилась. Да, она была просто в жопу пьяна вчера, практически невменяема, но эту боль в глазах сложно не заметить. Поэтому ты разозлился. Ты пиздец как разозлился. Тебя и так ни в хуй не ставят в этом «приличном», мать его, обществе. А теперь еще она решила сделать из тебя жилетку. Или мальчика по вызову? Нажираться в хлам, а затем приходить к дурачку Драко и вываливать на него всю свою душераздирающую историю неудавшихся отношений с Уизелом. И трахать иногда. Ага, сейчас. Хотя против последнего ты, честно говоря, ничего не имеешь. Нужно было показать зубриле, кто здесь главный. Ты не собираешься ублажать ее и успокаивать после каждой ссоры с ее рыжим ебарем. Не выйдет. Поэтому, стараясь вложить всю ярость в свое действие, сминаешь ее рот, стискиваешь тонкую талию, хватаешь за бедра. Давай, Грейнджер. Приходи в себя. Ты завтра пиздец как пожалеешь о случившемся, поэтому просто остановись. Блять. Почему она не сбежала в этот момент. Посмотрела своими огромными глазами. А в них мольба, возбуждение и еще хуй знает что. Хорошо, Драко, ты ведь не трахался целую вечность… Просто поцелуй, один, ты это заслужил. Лишь несколько касаний… Нежно обнимал ее, гладил, целовал, словно школьник. Ты давал ей время опомниться. Ты не хотел, чтобы она уходила. Как один человек может вызывать столько противоречивых эмоций? Шептал ей какую-то чушь на ухо. Кажется, говорил, что она красивая. Точно сказал. Не мог не сказать. Потому что это ебаная правда. Она — самое прекрасное, что ты видел в своей жизни за последние семь лет, а возможно, и за все двадцать пять. Тонкая талия, раскрасневшиеся щеки, буйные каштановые кудри. Глаза блестят, в них желание. Ты боишься быть настойчивее, просто сжать чуть сильнее и раскрошить все это к хуям. Ты можешь. Ты всегда рушишь все, к чему прикасаешься. Но ее сердце стучит так громко, что отбивает оглушительный марш в твоем мозгу, а твоя рука уже между ее ног. И вдруг она начинает тереться о нее. Так блядски тереться. С полной самоотдачей и стонами. Крышу срывает. Ты просто не можешь больше остановиться. Она хочет. Хочет не меньше. Укладывается на кухонный стол, почти обнаженная, и раздвигает ноги. Она уже вся мокрая, глубоко вдыхает, ждет. Блять… Что он там говорил про колдо с Грейнджер, открывающей и закрывающей свой рот? Забудьте. О, просто, нахрен, сотрите эту информацию из своей головы. Вот единственная картина, которую он хочет видеть перед собой. Каждый день. Просыпаясь и засыпая. До конца своей гребаной жизни. Но вообще-то стояк не проходит по щелчку пальцев. Поэтому даже вид блюющей в твоем туалете гриффиндорки не смог ослабить болезненного напряжения в паху. Мерлин, ты и вправду ебаный извращенец. После того как она отключилась, ты перенес ее на свою кровать. Снял то, что осталось от платья и висело лохмотьями где-то в районе талии, укрыл одеялом. Трансфигурировать это ложе во что-то более или менее подходящее для двоих сразу ты не догадался, а сделать это вместе с мирно посапывающей Грейнджер не представлялось возможным, поэтому ты превратил свой ветхий кухонный стул в нечто отдаленно напоминающее кресло и устроился напротив, сложив руки на груди и вглядываясь в ее безмятежное лицо. Поспать удалось всего пару часов за всю ночь. Немаленький рост не очень-то гармонировал с размерами наколдованной тобой мебели. Шея затекла, спина немилостиво ныла, а ноги не хотели разгибаться. На часах семь. Семь тридцать… Восемь пятнадцать. Салазар, она вообще собирается сегодня просыпаться? В голове мелькает мысль: «Она будет чувствовать себя ужасно дерьмово, ей надо что-то поесть». Идея кажется совершенно идиотской. Но вот ты смотришь на ее заспанное лицо, веснушки и ужасный пиздец на голове, встаешь, одеваешься и направляешься в ближайшую кофейню. Ты пока не признаешься в этом себе, но уже знаешь — тебе хочется о ней заботиться. После вчерашнего еще больше. И вот ты, как последний мудак, с улыбкой на лице открываешь ногой дверь своей квартиры, ведь руки заняты кофе и ее любимыми мерзкими плюшками. Кричишь: «Грейнджер, доставка еды в номер, поднимай уже свою задницу с кровати». А ты шутник, Драко. Поворачиваешь голову в поисках больших карих глаз, но видишь лишь скомканную постель. Она ушла. Пакет с выпечкой летит в стену, следом идет кофе, превращаясь в два огромных пятна со множеством брызг на обоях. Сука, какой же ты дебил.