***
Приходить на скучные вечеринки вовремя? Еще чего. Можно появиться там хоть за пять минут до окончания — ровным счетом ничего бы не поменялось. Но там будет Грейнджер, и тебе хочется как можно дольше наслаждаться ее покрасневшими щеками и смущенным выражением лица. В голове проносятся тысячи прекрасных картин с видом того, как зубрила заикается, что-то лепечет себе под нос, извиняется. Поэтому ты опаздываешь всего на полчаса. Не такая уж большая задержка по меркам лорда. Просто незначительная. Серый костюм, присланный мадам Малкин сидит как влитой. Выгодно подчеркивает все линии фигуры: широкие плечи, узкую талию, длинные накачанные ноги. Да, ты уже гребаную вечность не занимался квиддичем, но обычные маггловские пробежки, как оказалось, тоже ничего. Взгляд быстро бегает по залу в поисках лохматой головы. Ты мимолетно оцениваешь обстановку и понимаешь — заучка постаралась на славу. Конечно, этот прием не дотягивает до балов мэнора, которые раньше организовывала Нарцисса, но ты, честно сказать, впечатлен. Она не поскупилась на хороший ресторан. Дорогие ткани, живые цветы, самое лучшее шампанское. Похоже, у Грейнджер дела идут в гору. Взгляд цепляется за локоны знакомого каштанового цвета. Сердце замедляет ход. Все вокруг — вакуум. Ни звука, ни света, ни окружающих. Ничего. Только она. Салазар, она прекрасна… Волосы убраны в свободную низкую прическу, на щеках легкий румянец. Такая юная. Хлопает своими длинными темными ресницами, прикусывает губу. Прекрати, Грейнджер. Ради Мерлина… Но она, конечно же, не слышит. Не поддается на немую мольбу. Когда толпа слегка расступается, ты видишь ее платье. Голые плечи, тугой бант на тонкой талии. Хочется дернуть за него. С силой потянуть на себя, чтобы наряд гриффиндорки опустился нежным облаком прямо к ее длинным худым ногам. Десятки юбок разных оттенков колышутся от каждого ее движения как пена, как морская волна. Да, как волна… Ее платье заставляет тебя вспомнить. Залезть в самые темные и дальние уголки твоей души. Вывернуть себя наизнанку прямо здесь, посреди ресторана, на виду у толпы гостей. Воспоминания школьных времен были для тебя табу. Они причиняли боль. Они провоцировали приступы. Заставляли проживать самые хуевые моменты твоей жизни снова и снова. Тем более что там не было практически ничего хорошего. Все события сливались в одно большое черное пятно, обладали мерзким привкусом войны. Но только не это. Ты. Грейнджер. Пляж. Морской прибой… Четвертый курс закончился плохо. Очень хуево, если быть точным. Седрик Диггори — пуффендуец, старшекурсник и первый чемпион от Хогвартса — погиб на финале Турнира Трех Волшебников. Для всей школы это стало огромной потерей. Скорбные лица, слезы на глазах студенток, поникшие преподаватели. Тебе всегда было срать на всех, кроме себя. Что бы ни случилось с окружающими — ты оставался безэмоциональным, глухим к чужим просьбам. Но это событие было чертовым потрясением. Оглушающим ударом. Бладжером, что со всей дури вышибает мозги на грязный асфальт. Ты понял, что смерть реальна. Что все, что окружает тебя, настолько зыбко — стоит слегка надавить, и полетят щепки. Ты кичился своим положением. Ты бахвалился своим отцом. Ты запугивал нерадивых однокурсников. Тебе это нравилось тогда. Зловещая аура и темный шлейф таинственности, тянущийся за твоей семьей. Тот май заставил понять — это уже нихуя не шутки. Они кончились, когда отец отправился на то кладбище, почувствовав нестерпимое жжение и боль на своей метке. Они кончились, когда Реддл направил свою палочку на шрамоголового. Они кончились, когда, вернувшись из Хогвартса, ты обнаружил в родном поместье херову тучу Пожирателей. Точнее, раньше все эти люди были друзьями отца, друзьями семьи. Ты многих знал с детства, общался с их отпрысками. Знатные и богатые волшебники. Но теперь они облачились в черные, как ночь, мантии и маски, надежно скрывающие их лица от посторонних глаз, и что-то переменилось. Гнилая звериная сущность начала выползать наружу. Показывать свою уродливую голову. Они как шавки, что лижут ноги хозяину за обломок сахарной кости и жалобно скулят, получив удар сапогом под ребра. Их Лорд восстал. И он здесь. Прямо в твоем родном доме. Ходит по коридорам, в которых ты бегал еще маленьким мальчишкой. Оскверняет залы, в которых так любила музицировать Нарцисса. Занимает кабинет Люциуса, который и слова не может вымолвить при своем хозяине, опуская глаза в пол. Тебя решено было отправить в поместье Забини в Италию на время летних каникул. Точнее, не совсем так. Мать под покровом ночи собрала небольшой чемодан и заставила домовика аппарировать тебя в другую страну. Лишь эти существа могли провернуть подобное, не теряя при этом большей части своих магических сил. Ты еще не совсем понимал, что к чему, но Нарцисса настояла. Сказала, что эти люди друзья, а тебе просто не стоит путаться здесь под ногами. Тебе будет лучше с одногруппником на солнечном берегу Средиземного моря. Тебе бы понять тогда, что нихуя это все не правда. Тебе бы заметить, как слегка тряслась нижняя губа матери в попытке сдержать слезы. Тебе бы поговорить с отцом… Да нихера бы не изменилось. Ты был просто обычным подростком, чьего мнения никогда не спрашивали. Магическая Италия летом — чудесное место. Километры белоснежных пляжей, уютные кафе под открытым небом, полуголые волшебницы в крошечных купальниках. Вы с Блейзом за последний месяц обошли все бары в округе, кажется, раз пятнадцать. Отдых расслаблял, заставляя забыть о проблемах, о сером промозглом Лондоне, о Томе. Забини поддерживал тебя как мог. Он никогда не лез в душу, но умел отвлекать. Своим бесконечным трепом мулат вызывал приступы смеха до слез из глаз и саднивших ребер. Но когда веселье на секунду останавливалось — ты вспоминал. В такие моменты тебе нужно было остаться одному, подумать, проветрить голову. Друг понимал. Стоило выражению твоего лица смениться, слизеринец тут же находил подходящий предлог, чтобы свалить. Он знал, что тебя лучше не трогать. Ебучий легилимент. В одну из таких своих одиноких прогулок ты забрел в маггловскую часть города и с удивлением заметил, что она не очень-то отличается от магической. В Италии не было таких явных предубеждений насчет чистоты крови. Тут все было проще, намного легче. Полупустой пляж на закате был великолепен. Ты смотришь на заходящее солнце и понимаешь — вот они, магглы, стоят и смотрят на то же солнце. Купаются в том же море. Веселятся, пьют, живут… Они не дикие звери, не грязные недоноски, как учил отец. Такие же… Они как ты. Из опасных мыслей вырывает звук. Тонкий девичий голосок, пронзительный задорный смех. Ты знаешь этот голос. Нет, не может быть. Это просто, мать его, невозможно… Но ты поворачиваешь голову и видишь ее. Грейнджер, похоже, решила посетить маггловский курорт со своими родственниками. Тонкое летнее платье на худой фигурке, распущенные волосы. От морской воды они кудрявей, чем обычно. Еще больше веснушек на лице, острые плечи чуть тронуты загаром. Ее родители сидят на берегу, смотря на дочь, улыбаясь. А она забегает в воду почти по колено, разбрызгивает босыми ногами морскую пену, кружится, смеется. Ты сглатываешь. Это чертово наваждение. Видеть заучку Грейнджер вне Хогвартса пиздец как странно. Ты и не думал о том, что она способна проводить каникулы веселясь, а не изучая очередной увесистый том. Мать подходит к гриффиндорке и целует в щеку. Ее родители собирают вещи, хотят покинуть пляж, но она упрямо качает головой. Пара минут, и вот она остается совсем одна. Солнце постепенно заходит за горизонт, но ты отчетливо видишь черты ее лица. Она закрывает глаза, приподнимает уголки рта, подставляет свой всезнайский носик под последние горячие лучи. Ветер развевает легкое бежевое платье, с бедер стекают маленькие капли соленой воды. Ты смотришь. Стоишь и любуешься, не в силах оторвать взгляд. Такой ситуации никогда не могло произойти. Ебаный сбой в матрице. Или как там говорят магглы? Ты, она, на другом конце Европы, в одно и то же время, в одно сраное мгновение. Ты хочешь подойти. Ты очень хочешь. Сесть рядом с ней на песок, намотать непослушный локон на палец, дать ей свою рубашку, чтобы зябко не потирала плечи, просто смотреть вместе на закат. Просто быть. Как два самых обычных подростка. Парень и девушка. Взять ее за руку. Может, она была бы не против. Может, она бы подарила тебе свою красивую нежную улыбку, что достается обычно только Поттеру и Уизелу. Может, она бы даже позволила себя поцеловать. Салазар, тебе нельзя так блядски сильно этого хотеть, но в чужой стране слишком легко почувствовать себя другим человеком. Забыть, кто ты есть. Забыть, кто она. Не студенты двух враждующих факультетов, не чистокровный волшебник и магглорожденная ведьма, не заносчивый гад и надоедливая зубрила. Просто красивая юная девушка. Просто обычный одинокий парень… Но ты не смеешь подходить. Ты помнишь, кто ты такой. Всегда будешь. Она здесь, чтобы забыть все ужасы прошедшего учебного года, высокомерных слизеринцев, вечные тычки и издевательства. Чтобы забыть тебя. Ты всегда был в первых рядах тех, кто смешивал ее с грязью. Делал это с особым упорством. С наслаждением. Чтобы она никогда в жизни даже не посмела забыть свое место. Не смогла подумать, что такой, как ты, может обратить на нее внимание. Не посмотрела на тебя другими глазами. Тебе нельзя этого допустить. Никак. Поэтому ты просто любуешься ей издалека. Она никогда не узнает, что ты был здесь, но это воспоминание останется с тобой. В самом дальнем и темном уголке твоего сознания. В дорогой красивой шкатулке. Ты будешь открывать ее очень редко. По особым случаям. Бережно обводить пальцем края, гладить бархатную подкладку. Смотреть на хрупкую девушку с каштановыми локонами, которая никогда не сможет стать твоей. Представлять, какими бы вы могли быть… Здесь, далеко от Лондона, от предубеждений, от войны. Ты запоминаешь каждую деталь, вглядываясь сквозь наступающие сумерки, пока она не поднимается с места и не начинает уходить. Босая — обувь у нее в руках. На плечах начали появляться мурашки. Ты смотришь ей вслед, пока она совсем не скрывается из виду, и еще долго сидишь на том же самом месте. Ты будешь помнить. Всегда. Какой-то недотепа-официант налетел на тебя с подносом в руках. Вырвал из воспоминаний, начал судорожно извиняться и просить прощения. Тебе нет до идиота никакого дела, потому что рядом с Грейнджер материализуется подозрительно знакомая брюнетка. Это, кажется, ее секретарь с огромными сиськами. Девушка шепчет ей что-то на ухо и косится в твою сторону. А вот это уже интересно. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что речь о тебе, потому как она на миг замирает и смотрит стеклянным взглядом в одну точку, даже не смея повернуть голову. Ты что, серьезно, Грейнджер? Решила делать вид, что мы незнакомы весь ебаный вечер? Не в этот раз. Ты делаешь уверенный шаг в их сторону. После секундной заминки зубрила уже хватается за толстяка Слизнорта как за спасательный круг. Ну-ну. Он тебе не поможет, маленькая дрянь. — Профессор. Старик задает какие-то идиотские вопросы, он явно уже накидался своей любимой медовухой. Тебе срать. Ты подначиваешь Грейнджер, усердно напоминая ей о случившемся, выделяя нужные фразы и понижая голос в самых интересных местах. Салазар, она такая красная. Может, ты перегнул? Сейчас, чего доброго, ее хватит сердечный удар. Но она хватает тебя за локоть и несется, как фурия, в сторону темного коридора. Не надо, Грейнджер. Добром это не кончится… Но она все делает с точностью до наоборот, как и всегда, в общем. Ее обычное поведение. Заталкивает тебя в какой-то темный угол, цепляется, бьет кулачками в грудь, делает ситуацию только хуже. Ее запах лишает рассудка. Ни одна здравая мысль не приходит сейчас в голову. Только навалиться на нее, сжать в своих руках, целовать… — Решил вывести меня из себя? — Тебя, что же, это смутило, Грейнджер? А я-то думал, ты часто практикуешь такое — нажираешься в хлам, заявляешься в гости к чужим мужчинам и просишь их трахнуть тебя на кухонном столе, — Салазар, что ты несешь. Конечно, ты так не думал. Но злость на зубрилу берет свое. Бьется зверем о грудную клетку, раздирает внутренности. Ты, как последний идиот, решил позаботиться хоть о ком-то кроме себя в этой жизни. Поперся с утра в эту сраную кофейню, ждал, как ебаный подкаблучник, херовых двадцать минут ее гребаную выпечку, а она просто свалила. — Нет, Малфой. — Ты ждешь, что вот-вот посыпятся извинения и объяснения. Причитания о том, какая она дура. Мольбы о прощении, в конце концов. — Это был первый раз. — Самодовольная улыбка уже начинает ползти по лицу. — И последний, — что-что, блять? Ты, вероятно, не так услышал. Но нет, продолжение фразы вносит ясность: — потому что это было просто ужасно. Ужасно, говоришь? Ну-ну. Она перегибает. Она сама не понимает, что за херню сейчас несет. А еще ты не хочешь слышать имя «Рональд», когда твой член уже давно стоит колом в штанах. Ты вообще-то, блять, никогда в своей жизни больше не хочешь слышать это имя. Маленькая гриффиндорка нарывалась на неприятности слишком долго. Она, по всей видимости, страстно желает быть наказанной. Что ж. Она это получит. Ты придавливаешь ее своим весом к стенке, чертово платье никак не желает поддаваться, сраная куча юбок путается в руках, поэтому наконец справившись, ты одним движением рвешь ее белье. Жадно трогаешь, ласкаешь, обводишь пальцами. Ты трешься о нее стояком как херов девственник. Хочется расстегнуть брюки, закинуть ее ноги на свои бедра, оторвать от пола и вдалбливаться. Вколачиваться так, чтобы зубрила навсегда запомнила. Чтобы не могла ходить еще пару дней. Но у тебя другой план. Ты даже не целуешь ее, хотя, сука, это почти невозможно. Этого хочется до сведенных скул. Но так надо. Она задела тебя за живое, это ее урок. Входишь в нее резко, пальцами. Мерлин… В ней так узко. Горячая влага стекает по костяшкам, крышу срывает к хуям. Да в жопу это все. Ее стоны, ее хриплые выдохи на твоем лице, она в твоих руках. Твои пальцы быстрые и жесткие внутри нее, ты двигаешь телом в такт, прижимаясь к ней сильнее, доводя себя до пика. Утыкаешься в ее шею, жадно вбираешь в себя аромат ее возбуждения. Ты груб с ней, ты это знаешь. Если бы Грейнджер была хорошей девочкой и попросила прощения, ты бы опустился перед ней на колени прямо в этой чертовой темной нише. Ты бы аккуратно поднял ее платье. Ты бы нежно гладил бедра, целовал каждый миллиметр обнаженных ног, ты бы стянул ее трусики и заставил гриффиндорку забыть обо всем. Забыть своего жалкого нищееба, забыть свое имя… Но она вела себя очень плохо и теперь получает то, что заслужила. Ты с силой надавливаешь на возбужденный бугорок, и все ее тело сотрясают судороги. Она хватается за тебя, прижимает ближе. В этот самый момент ты кончаешь. Блять. Драко Малфой, разбалованный некогда женским вниманием и умудренный в сексуальных утехах аристократ, только что кончил в трусы. О, просто заебись. Грейнджер, что ты творишь со мной… Ты отрываешься от нее, взгляд падает вниз под ноги. Клочок дорогой французской ткани одиноко валяется на полу. У тебя никогда не было такого фетиша. Ты не забирал нижнее белье у своих любовниц в качестве трофея как последний идиот. Но ты зачем-то наклоняешься и поднимаешь их с пола, аккуратно складываешь в карман. Тебе хочется знать, что все это было правдой, а не ебучим сном. Тебе хочется запомнить ее аромат. Тебе хочется оставить хоть что-то о ней, если вдруг… — Это был последний раз, Малфой. «…если вдруг это не повторится больше никогда». — Да. Еще один. Ты хочешь, чтобы этот «последний раз» повторялся каждую ночь, когда она будет прижиматься к тебе, просить о большем. И каждое утро, просыпаясь, ты будешь находить ее в своей постели. И каждый ебаный день твоей жизни… Но ты ничего не говоришь, просто разворачиваешься и уходишь в сторону туалетных комнат, тебе нужно привести себя в порядок. Произнести очищающее и высушить темное пятно от спермы на твоих брюках. Салазар… Коридоры становятся все светлее, и ты мысленно молишься всем богам, чтобы не встретить никого из знакомых. Желательно вообще никого. Удача на твоей стороне. Ты возвращаешься в зал и, о чудо, видишь Грейнджер при полном параде. Ни стертой помады, ни растрепанных волос. Что, повеселилась и забыла? Да хера с два. Ты засовываешь ее трусики в свой карман так, чтобы никто не понял, что это, но чтобы она ясно осознала, что это, блять, за предмет. Стоишь напротив. Сверлишь взглядом. Ее секретарша заметила тебя первой. Открыла рот. Метнула взгляд на клочок бежевой ткани. Она поняла, что это. Салазар, да так даже веселее. Встречаешься глазами с Грейнджер, видишь ее охеревшее выражение лица, усмехаешься. Теперь можно отправляться домой. Ты усвоила урок, я надеюсь?***
Утро началось с пробежки и крепкого дешевого кофе. Ты принял душ, оделся и уже был готов отправиться в магический Лондон. До встречи с Грейнджер оставалось несколько часов, и ты хотел успеть приобрести пару деталей и механизмов для новых изобретений в одной лавке Косого переулка. В кармане лежало сто галлеонов, а мысли были полны энтузиазма. После вашей последней встречи ты слегка взбодрился. Даже, если хотите, поверил в себя. Все прошло не так плохо, как ты предполагал. Конечно, еще не все предрассудки по поводу бывших Пожирателей были искоренены (ты заметил пару косых взглядов), но дело явно сдвинулось с мертвой точки. Может, еще есть шанс? К тому же ты чувствовал себя бесполезным нахлебником на плечах гриффиндорки. Конечно, это не ее личные деньги, это пожертвования благотворителей. Но легче от этого не становилось. Когда ты забирал кругленькую сумму из Гринготтса, сложилось впечатление, что ты тянешь монеты из ее кармана. Малфои никогда не были альфонсами, не сидели на шее у женщин и не пользовались их благосклонностью в корыстных целях. Лишь для удовлетворения своих низменных физических потребностей. Именно поэтому ты сейчас стоишь у витрины лавки, которую так часто посещал раньше, и с научным интересом рассматриваешь товар. Мистер Берк, владелец магазина и мужчина почтенного возраста, здоровается с тобой за руку. Лет пять назад ты проводил целые часы здесь, выбирая, тестируя механизмы, споря со стариком на профессиональные темы. С Берком всегда было интересно дискутировать. В своем деле он был знатоком. Его советы часто выручали тебя в сложных ситуациях. — Мистер Малфой, — мужчина раскинул руки в приветственном жесте. Одет он был как и всегда — рубашка, строгие брюки и рабочий черный фартук на худом теле. — Неужели вы решили продолжить заниматься техникой? — он лукаво улыбнулся и прищурился. — Рад, очень рад. За разговором время пролетело незаметно. Ты уже сделал все нужные покупки, заказал доставку, но уходить не хотелось. Это был человек из твоего мира. Волшебник. И он не плевался ядом, не оскорблял. Забота в его глазах выглядела почти отеческой. Мерлин, как давно ты этого не ощущал. — Магическая Британия еще будет благодарна вам за ваши изобретения, вот увидите. Вы очень одаренный молодой человек, — хозяин лавки пожал тебе руку на прощание и выказал надежду увидеться вновь в самое ближайшее время. Да, мистер Берк. Это было бы отлично. Миновал полдень, и стрелка часов упорно двигалась к 13:00. Ты должен поспешить, если не хочешь заставлять Грейнджер ошиваться у двери. Вообще-то, ты был не против. Вот только в ее умную голову могли прийти сотни объяснений этому факту. И то, что ты просто задержался в магазине, было бы последним. Ты в этом абсолютно точно уверен. Тем более после произошедшего на этом чертовом балу… Ты расслабился. Потерял бдительность. Ты совсем забыл, что путь к твоему дому лежит через Дырявый котел. В восемь утра эта забегаловка пустовала, но теперь почти все столы были заняты всяким сбродом. Стойкий запах пота и перегара, пьяные стычки, неуместно громкие голоса. Еще бы. Какому нормальному человеку придет в голову надираться в двенадцать дня? — Эй ты, — неприятный голос откуда-то справа. — Я к тебе обращаюсь, урод белобрысый. Началось… Если кто-то из бывших Пожирателей мог вести более или менее спокойную жизнь, не высовываясь, то только не ты. Твои платиновые волосы ярким пятном выделялись в толпе, привлекая всеобщее внимание. Показывая, кто ты есть. Выдавая с потрохами. И если раньше тебе это льстило, то сейчас доставляло хуеву тучу проблем. Не оборачиваться. Просто идти вперед. Тебе не нужны лишние проблемы, Драко. Пусть имбецилы найдут себе другого мальчика для битья, а с тебя хватит. Ты просто выйдешь сейчас в маггловский Лондон и забудешь это отребье как страшный сон. Но тебя останавливают на полпути. Просто бесцеремонно хватают за локоть, резко разворачивая. И что эти пидоры хотят? — Чего тебе? — ты вырываешь руку из хватки пьяного амбала и отряхиваешь с показной брезгливостью. — Вы посмотрите на него, — здоровяк оборачивается к своим таким же недалеким друзьям. — Этот ублюдок еще и лицо кривит, — стол взрывается диким ржачем, со всех сторон слышится одобрительное улюлюканье. Они хотят шоу. — Ты должен быть благодарен, щенок, что приличные люди вообще к тебе обращаются, — огромная грязная ручища хватает за лацкан пальто, встряхивает. — Я не вижу здесь ни одного приличного человека, уебок, — сглаживать конфликты — не твое. Ой, не твое… Ты уже и забыл, что это такое, когда тебя бьют толпой, поэтому в свой ответ ты вкладываешь максимум презрения. Несколько человек поднимаются со своих мест. Твоя реплика их явно не устроила. Хотя они доебались бы в любом случае. Ты это проходил не раз. И неважно, унизился бы ты или обозвал. Абсолютный херов ноль значения. Уж лучше так. — Ты вообще не имеешь права здесь находиться, мразь, — смачный плевок стекает по бледному лицу. Это уже слишком. Пошли на хуй. Тебя обступило человек пять, все они выше тебя ростом и явно сильнее. Это не останавливает от рукопашной. Ты больше не под надзором. Пусть выкусят. Какое-то дикое, звериное удовлетворение наступает от хруста чужого носа под твоим кулаком. И еще один удар. Просто блеск. Но никто, кроме тебя, здесь не придерживается церемоний магической дуэли. Кто сказал, что нападать будут по одному? Кто-то налетает сзади, валит тебя на пол. Не самое выигрышное положение для боя. Хотя и стоя ты бы с ними вряд ли справился, чего уж там. Тебя били уже десятки раз. Но, сука, каждый раз больно как в первый. Прикрываешь голову руками, стараешься сгруппироваться, прижать колени к животу. Это все не очень-то, блять, помогает, потому что тебя бьют несколько пар сапог. Ребра, спина, голова… Ты просто считаешь. Просто ждешь, когда они наиграются с тобой, выпустят пар. Ты и вправду уже начал поскуливать, как щенок. Им это нравится, слышатся удовлетворенные смешки. Чувствуешь хруст собственных костей. Это самый мерзкий звук, что ты когда-либо знал в своей жизни. Изо рта стекает тонкая струйка крови, тело слабеет. Издалека раздается чей-то крик. Кажется, это местный бармен. Он не особо-то спешил тебе на выручку, ведь такое в этой дыре происходит каждый день. Разгоняет толпу, орет, что отнимет выпивку и выгонит взашей. Угроза действует. Кроме бутылки этим ебанатам больше ничего не нужно, они уже успели выпустить всю свою злость на тебе. Ты лежишь еще пару минут, пока чья-то рука не треплет тебя за плечо. — Эй, парень, поднимайся. Нечего мне тут полы марать. Вали отсюда по добру по здорову, пока они опять за тебя не взялись. Просто охуительная забота. Ну а чего ты ожидал? На колени удается встать далеко не с первого раза. В висках стучит, тело пронзают острые приступы боли, ноги подкашиваются. Ты кое-как добрел до точки аппарации, собрал всю свою волю в кулак и переместился к дому. Салазар, подниматься еще пять этажей… Тащишься со скоростью соплохвоста, подпирая собой стену. Заходишь в квартиру, падаешь на пол. У тебя есть тридцать минут до прихода Грейнджер, нужно привести себя в порядок. Не помнишь, как добрался до ванной, включил воду. Но умыться не получается, не выходит это и со второго раза. Ты медленно теряешь концентрацию. В глазах темно.***
But you’ll never be alone I’ll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here
I’ll hold you when things go wrong I’ll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here
Но ты никогда не будешь одинока Ведь я буду с тобой от заката до рассвета Детка, я здесь
Я буду обнимать тебя, когда что-то пойдет не так Я буду с тобой от заката до рассвета Малышка, я рядом
ZAYN ft. Sia Dusk till down
Гермиона топталась около двери Малфоя уже минут пять. Она не знала, что будет говорить. Не знала, как будет себя вести. И даже не догадывалась, что он выкинет на этот раз. Но тянуть дальше было некуда. Она и так опоздала. Звонок в дверь. Еще один. В ответ тишина. Гермиона робко стучит, вспоминая, как ломилась в эту самую квартиру в прошлый раз. От легкого движения створка распахивается. Внутри никого, слышно лишь журчание воды. Грейнджер на секунду застывает. Из коридора до самой ванной тянутся грязные бурые пятна, дверь в туалет приоткрыта. В голове сотнями, тысячами мелькают самые плохие предположения. Она врывается в ванну и видит Малфоя на полу. Руки прижаты к ребрам, изо рта и носа стекает кровь. Пыльная одежда, ссадины, ушибы… — Мерлин, что стряслось? — он не отвечает, его глаза прикрыты, кажется, он ее даже не слышит сейчас. Гермиона забывает обо всем. О прошлой субботе, о злости на него, о своих принципах. Ему нужно помочь. Кидается на колени, берет его лицо в свои маленькие теплые ладошки. — Малфой, ты слышишь меня? — она держит его крепко, боится даже на миг выпустить из своей хватки. — Ты можешь встать? Тебе нужно в Мунго. Кажется, ее слова немного отрезвляют его. Он пытается поднять глаза, сделать взгляд осмысленным. Выходит дерьмово. — Грейнджер, хватит орать, это всего лишь пара царапин, — он в своем репертуаре. Слава Годрику, ему хотя бы не отбили последние мозги. — Как это произошло? Ты что, подрался? — Гермиона поднимается, берет пушистое полотенце и смачивает под водой в раковине. Если сейчас не промыть его раны, может начаться заражение. И, видит Мерлин, он будет упрям как осел и ни за что не поедет с ней в больницу. Малфой слегка шипит и хмурит брови, когда мокрая ткань касается ссадин на лице. Гермиона очень аккуратна. Она придерживает рукой его подбородок, вытирает разбитую губу. Движения легкие, невесомые. Она наклоняется ближе, чтобы подуть на рану, когда он в очередной раз зажмуривается. Его глаза резко открываются, когда ее губы находятся в каких-то паре сантиметров от его лица. Смотрит пристально, изучает. — Зачем ты это делаешь, Грейнджер? Она не понимает суть вопроса, как и превратностей его странного поведения. — Что? Я просто… Просто помогаю, — она слегка отстраняется, чтобы видеть его полностью, часто моргает, ждет ответа. — Зачем? — у него явно шок. Он не понимает, что говорит. Поэтому Гермиона просто игнорирует его последнее высказывание. Закончив с его лицом, она тянется к талии. — Подними руки, Малфой. Мне нужно снять с тебя футболку, — судя по одежде, били его везде, а значит, на спине и груди тоже могут быть ушибы. — Так не терпится меня раздеть, Грейнджер? — хитрый прищур и наглая ухмылка сквозь приступы кашля. О, наконец он начал приходить в себя. Малфой помогает ей избавить себя от верха. Его прекрасное тело покрыто гематомами. Всюду царапины, из некоторых сочится кровь. Мерлин, кто же мог сделать с ним такое… — Тебе нужно лечь. Обопрись на меня, я помогу дойти до кровати. Аристократическая гордость не позволяет ему повиснуть безвольным мешком на плечах маленькой Гермионы. Он пытается подняться сам, и она видит, насколько тяжело ему это дается. Титаническими усилиями они оба преодолевают небольшое расстояние до его комнаты. Он тяжело дышит, прикрывает глаза, но не издает ни звука, не жалуется. Гермиона устроилась позади него, аккуратно обтирая сильную спину. Ей стоит огромных трудов не коснуться его. Не провести пальчиком по шрамам. Она единственный раз видела его полуобнаженным, но в тот момент разум затуманил алкоголь. Сейчас же она может разглядеть все. Господи, сколько же раз его избивали… Бледная кожа испещрена тонкими, плохо зарубцевавшимися полосками. Если бы он своевременно обращался к целителю, от этих ран не осталось бы и напоминания. Но он слишком упрям и горд и носит эти шрамы словно ордена. — Тебе нужно отдохнуть, ложись, — она встает с кровати, давая ему возможность расположиться. Сердце в груди сжимается от его неуклюжих, скованных движений. Гермиона пытается помочь, но Малфой бросает на нее такой испепеляющий взгляд, что она сразу же осознает, насколько это плохая идея. Она присаживается рядом с Драко на край кровати. Такой интимный жест. Обрабатывает грудь, чуть касаясь уже бурым полотенцем, бесстыдно разглядывает. Большинство увечий достались ему уже после войны, и по ним, как по кольцам на срезе дерева, можно проследить историю его жизни. — Что, нравится, Грейнджер? — он издевается над ней, как и всегда. Но сейчас ее это устраивает. Это значит, что все налаживается. — Не льсти себе, Малфой, — она легко улыбается ему, подыгрывает. — У тебя сейчас вид, будто ты спрыгнул с Астрономической башни и разбился в лепешку. Гермиона ухмыляется своей собственной шутке, смотрит на него снисходительно, чуть покачивая головой. Но уже через пару мгновений она понимает — что-то идет не так. Его взгляд становится стеклянным, все мышцы вмиг напрягаются. Тело бьет мелкая дрожь, постепенно переходя в судороги. Малфой резко переворачивается на бок и обхватывает голову руками. Сворачивается в позу эмбриона, покачивается, скулит. Она никогда еще не видела в глазах одного человека столько боли и страха. Он что-то бормочет, но смысла не понять. Это какие-то обрывочные фразы и выкрики. Самая умная ведьма не знает, что делать. Наверное, впервые в жизни. Шарит по карманам в поисках палочки, хотя и не вполне представляет, как ее использовать в такой ситуации. Обводит его тело диким взглядом. И тут слух улавливает имя. «Дамблдор». Она понимает — это был триггер. Она прочла уже достаточно литературы по психологии. И она чертова дура. Знала ведь из его колдомедицинской карты, что после войны у него тоже были приступы. Грейнджер обхватывает его лицо руками, пытаясь достучаться. Гладит большим пальцем скулу, шепчет словно мантру: — Драко, вернись… Вернись ко мне. Умоляю, — она ложится на него, обнимает, пытается защитить, отгородить собой от всего мира. — Пожалуйста… Пожалуйста, пожалуйста. Она может разобрать лишь некоторые слова. Его тихий шепот в ее волосы, она понимает, что его разум сейчас далеко отсюда, но глупое сердце ускоряет бег. Она отодвигает одеяло, ложится рядом с ним, прижимается плотнее, обвивает руками. Этот крошечный период времени она будет думать, что действительно нужна ему, потому что в ее объятиях ему будто бы и в правду становится легче. Проходит пять минут, а может быть, пятьдесят, Грейнджер не знает. Он давно успокоился, его грудь мерно поднимается и опускается, сердце отбивает свой собственный ритм. Он похож на красивую мелодию. Самую лучшую для нее. Веки тяжелеют. Она проваливается в сон.***
Гермиона открыла глаза, когда на улице было уже темно. Блеклый свет луны освещал два тела, сплетенных друг с другом на тесной неудобной кровати. Она обнаружила себя лежащей на боку. Сзади к ней прижималась крепкая мужская грудь. Сильные руки обвили талию, притянули к себе в собственническом жесте. Девушке было сложно вздохнуть, но она боялась пошевелиться, спугнуть этот момент. Дыхание Малфоя ощущалось где-то в ее волосах, а между ягодиц упиралось нечто твердое. Мерлин… Драко ворочается во сне, обнимает крепче, будто он маленький ребенок, а Гермиона его любимая игрушка, без которой страшно засыпать. Ситуация кажется странной, но она чувствует лишь покой и защищенность. Ах да. Еще желание. Такт его дыхания изменился, и Грейнджер понимает, что он проснулся. Нельзя просто продолжать лежать. Это неприлично. Ненормально. Она тянется, чтобы скинуть его руку со своей талии, но у Малфоя другие планы. Пальцы опускаются на голый участок кожи над джинсами. Поглаживают, чуть задирают кофту вверх. Она слышит его выдохи. Они становятся быстрее, отрывистей. Мужские бедра слегка подаются вперед, вжимаясь в нее. Давая полностью почувствовать, насколько он уже твердый. Гермиона прикрывает глаза. Годрик, сколько же можно ее мучить. Соберись хотя бы сейчас, ради Мерлина. — Малфой, — она говорит шепотом и сама не понимает почему. — Малфой, мне нужно идти. Расцепить его стальную хватку не выходит, но он перестает ее ласкать. Не хочет заставлять силой. Движения замирают, а над ухом слышится горячий шепот, от которого Гермиона теряет последние крупицы самообладания: — Останься.