Lie to me It takes less time To drink you pretty
Солги мне… Так будет намного проще Испить тебя, малышка…
Drink You Pretty Placebo
— Останься. Это не может быть чертовой правдой. Драко Малфой просит. Как бы ей этого ни хотелось, Гермиона не может согласиться. Это нельзя будет оправдать уже ничем. Ни алкоголем, ни эффектом неожиданности. Как она будет смотреть потом ему в глаза? Ведь она далеко не дура и не питает напрасных иллюзий по поводу того, что он сделает ей предложение после одной совместно проведенной ночи. — Я не могу, Малфой, это неправильно, — один Мерлин знает, каких трудов ей стоят эти слова. Его горячее твердое тело вжимается в нее сзади, руки обнимают за талию. Она в капкане. В ловушке. — Что именно неправильно? — Малфой зарывается лицом в ее волосы, потирается носом о шею. Он задает слишком глупые и очевидные вопросы, но Гермиона задумывается: «А действительно, что?» — Я не могу спать с тобой… — когда его рука вновь оказывается на животе, поток мыслей резко прерывается. — Ты ведь мой подопечный. Она чувствует усмешку на его губах. Его веселит ее наивность, ее принципы и чопорность. — Про сон речи не шло. Толчок. Легкий, еле заметный. Но от него на щеках проступает румянец, кровь циркулирует с удвоенной силой. Он провоцирует ее, заставляет сказать то самое слово. Гермиона уже большая девочка, но в его руках она чувствует себя неумехой, неопытной школьницей, которая вечно твердит что-то невпопад. — Секс, Малфой… — она говорит это и сама не верит. Просто в его присутствии все кажется донельзя возбуждающим. — Я не могу заняться с тобой с-сексом, — ты сказала это, теперь просто дыши. — Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, Грейнджер, — он просто издевается, но его действия совсем не соответствуют его словам. Что же еще могут означать эти недвусмысленные движения бедрами? — Нет? — Господи, почему выходит так разочарованно? Она совсем этого не планировала, но разум уже затуманен, и нет никакой возможности остановиться. — Нет, — о, его веселит сложившаяся ситуация. Он с ней играет, как большой насытившийся кот с маленькой глупой мышкой. Притягивает к себе, чтобы потом отшвырнуть лапой в другой конец комнаты. — Даже не уговаривай. — Х-хорошо, — в этом нет ничего хорошего, Гермиона. Но ты сама напросилась. — Но я ведь могу тебя просто касаться? — Да, пожалуйста. Его пальцы пробираются под край кофты, оглаживают, посылают электрические разряды. — В этом нет ничего предосудительного, верно? — Да… д-да, наверное, — Мерлин, как у него получается составлять слова в длинные предложения в такой момент? Сильная рука чуть сжимает грудь сквозь ткань лифчика. Он совсем простой, лишь маленький кусочек тонкого кружева, поэтому сосок моментально напрягается. Гермиона слегка прогибается, откидывая голову назад и упираясь ягодицами в его пах. Его губы сразу же находят ее шею. Маленькую жилку, под которой сейчас неистово бьется пульс. Его вторая рука была ничем не занята до этого, что явно не устраивает Малфоя. Большая теплая ладонь скользит ниже по животу, цепляется за пуговку джинсов. — Я могу дотронуться до тебя там? — Она медлит с ответом. Годрик, зачем ты все это говоришь, не заставляй меня отвечать… просто сделай. — Тебе понравится, обещаю. Он целует ее плечи, сминает в одной руке грудь. Он полностью обволакивает ее, в нем хочется растворяться. Один легкий утвердительный кивок, и его пальцы с ловкостью расправляются с застежкой. Она чувствует его сквозь ткань белья. Нежные движения, успокаивающие. Она бы никогда не подумала, что Драко Малфой может быть таким внимательным. Гермиона начинает двигаться с ним в такт. Уже нет смысла отрицать. Спастись все равно не выйдет. Когда он решает, что прелюдий достаточно, в горле резко пересыхает. Шершавые подушечки касаются влажных складок, обводят, растирают смазку. Его дыхание окончательно сбивается, хриплые выдохи в ее шею. Господи… Не бывает так хорошо от одних лишь прикосновений. Но он делает это с ней. Она не вполне уверена, что сможет получить удовлетворение еще хоть когда-нибудь в этой жизни. От своих рук или чужих, неважно. Если это будет не он — все неважно. Скомканные простыни под ними давно уже влажные. Малфой прижимается к ее спине голой грудью, он в одних лишь штанах, тогда как Гермиона полностью одета. Она сохраняет этот последний барьер, рубеж, как будто это имеет хоть какой-то смысл. Но он ведь просто касается. В этом нет ничего такого. Неважно где, неважно как. Гермиона решает, что тоже может ему помочь. Все не должно доставаться лишь ей одной, она не эгоистка. Тоненькая рука тянется за спину, нащупывает тугие мышцы пресса, скользит ниже. Его задушенный хриплый стон придает уверенности, внушает гордость за саму себя. Он слегка подается вперед, помогая ей найти то самое место. О боже… Под хрупкими пальчиками его твердая горячая плоть, обтянутая тканью брюк. Она не хочет ее чувствовать, она не нужна сейчас. Но сделать первый шаг не позволяет стыд. Ведь пока она не расстегнула молнию его брюк, все не настолько серьезно. Гермиона Грейнджер — самая умная ведьма столетия с самой типичной женской логикой. Он переворачивает ее на спину легко, будто она ничего не весит. Нависает над Гермионой, опираясь на один локоть. Его серые глаза стали почти черными. Удивительно, насколько хорошо она теперь разбирается в оттенках его радужки. Когда они наконец встречаются взглядом, девушка спешно отнимает от него свою руку. Когда она не смотрела в его лицо, оставаться смелой было намного проще. Его рука выскальзывает из джинсов. Мерлин, почему так пусто? Мозг начинает работать с удвоенной силой. Видимо, она сделала что-то не так, переступила какую-то негласную черту. Она не знает, как ведут себя аристократы в постели. Возможно, это ее наказание за проявленное своеволие, и теперь она останется ни с чем. Но он берет ее ладошку и возвращает на то же место. Его пальцы с силой прижимают руку Гермионы к напряженному, горячему члену. Малфой прикрывает глаза, он издает звук, больше похожий на рычание. Трется о ее кисть, то ослабляя хватку, то усиливая. — Пожалуйста, Гермиона… — его глаза все еще плотно закрыты, он не дает больше никаких пояснений, но этого и не требуется. Она хочет сделать ему приятно, подарить такое же наслаждение, позаботиться о нем. Грейнджер одергивает руку из его хватки. Его взгляд тут же устремляется на нее. Испуганный, такой мальчишеский, неуверенный в себе. Она ласково улыбается. Пальцы тянутся к молнии на брюках, расстегивают пуговицу. Она разводит ткань в стороны и цепляется за резинку боксеров. Чуть приспускает трусы и смотрит вниз. Он красивый. Каждая его часть. И эта тоже. В свете луны Малфой кажется мраморной статуей. Какой-то гениальный мастер не пожалел потратить десятки лет на свое творение. Каждая его мышца четко очерчена, каждый изгиб на своем месте. Ее маленькая ладошка смыкается вокруг него, чуть сдавливает. Ей даже не нужно видеть его лицо, чтобы понимать — она все делает правильно. Это слышно по его сбитому дыханию, по хрипам. Когда в руках Гермионы оказывается самая жизненно важная часть Малфоя, девушка понимает — она теперь хозяйка положения, а значит, может требовать, просить все, что пожелает. Гриффиндорская храбрость бурлит в крови. — Поцелуй меня, — она хочет не так много, в сложившейся ситуации это вообще можно назвать сущим пустяком. Но с ним всегда было непросто. Она всегда мысленно готова к очередной атаке. К насмешке. К издевательствам. Даже спустя столько лет после окончания школы она не может избавиться от своих навязчивых идей. Рефлексы никуда не денешь. Малфой воспитывал их в ней все шесть курсов. И он хорошо знает свое дело. Она двигается вверх и вниз по его члену, слегка задевает большим пальцем головку, растирает капельку смазки по всей длине в тот момент, когда Малфой аккуратно приподнимает ее подбородок. Он исполняет ее просьбу моментально, с полной самоотдачей. Его губы теплые и такие мягкие, на языке чувствуется металлический привкус, и слышится его приглушенное шипение. Гермиона вспоминает, что еще несколько часов назад его сильно избили, и теперь ранки в уголках рта снова открылись. Она настоящая идиотка. Грейнджер пытается отстраниться, но он не позволяет. Зарывается пальцами в ее волосы, притягивает ближе за затылок, не отпускает. Ей кажется, он даже не замечает собственной крови, углубляет поцелуй, его язык обводит ее губы, сначала верхнюю, затем нижнюю. Он чуть прикусывает ее, оттягивает. В его поцелуях столько полутонов. Она успела усвоить это всего за пару коротких встреч. Они бывают жесткими и нетерпеливыми, настойчивыми, поглощающими все на своем пути, как адское пламя. Бывают нежными, трепетными. Как будто бы они что-то друг для друга значат. Как будто вообще существуют какие-то они. Этот поцелуй жаркий. Страстный и медленный. Он выпьет ее до дна, не торопясь. Когда Драко уверен, что Гермиона больше не отнимет своих губ, его рука легко отпускает ее голову и возвращается на прежнее место. Такое правильное. Они ласкают друг друга сквозь обоюдные стоны. В небольшой комнате пахнет потом и возбуждением. Неудобная кровать не позволяет лечь как-то иначе, но они ничего не хотят менять. Ведь становится очень легко притвориться на одну ночь. Солгать себе самому. Не думать ни о чем. Просто целовать его, просто делать хорошо. Движения все быстрее, резче. Финал близок, и она жаждет его так же сильно, как и боится. Ведь когда пелена возбуждения спадет, реальность обрушится на нее снежной лавиной, огромной океанской волной. Неважно. Все потом. Поцелуи глубже, дыхание чаще. Малфой вошел в нее двумя пальцами. Сейчас его рука давит на какую-то точку, о существовании которой Гермиона даже не догадывалась. Она всегда считала статьи из женских журналов несусветной чушью, а оказывается просто мужчина был не тот. Драко сам двигает бедрами, задает темп. Он буквально вколачивается в ее маленькую ладошку. Не выпускает ее саму из своей стальной хватки, будто она самая большая драгоценность в его жизни. Она слышит сквозь поцелуй его тихое «да». Затем еще одно. Она и не знала, что одно короткое слово способно отключить тормоза, довести до пика в считанные мгновения. Точнее, не само это сочетание букв, а осознание. Она может доставить удовольствие такому мужчине, как Малфой. Она прилежная ученица. Грейнджер чувствует подступающий оргазм и непроизвольно сжимает руку сильнее. Он перестает ее целовать, прислоняется лбом к ее лбу, часто дышит. Секунда, и под опущенными веками вспыхивают сотни, тысячи огней. Гермионе кажется, что она видит млечный путь, созвездие Большого Пса, она видит Сириус. Самую яркую звезду ночного небосвода. Тело сводит судорогой, из груди вырываются всхлипы. Малфой что-то шепчет, но шум в ушах не дает разобрать слов. Она чувствует под своей ладонью мелкую дрожь. Он напрягается, как хищный зверь перед прыжком, замирает, издает тихий стон, и вот уже по ее пальцам стекает горячая, вязкая жидкость. Гермиона продолжает его ласкать еще какое-то время, не убирает руку. Она не хочет, чтобы этот обман заканчивался. Но тянуть глупо. Наверное, нужно что-то сказать. Может, даже сделать, хотя единственное желание сейчас — молчать. Свернуться клубочком на его груди, как маленький котенок, почувствовать объятия сильных рук, успокоить бешеный стук сердца. Закрыть глаза, забыться. Гермиона совсем потерялась в своих размышлениях и не заметила пары изучающих серых глаз напротив. Из оцепенения выводит нежное касание. Малфой берет ее испачканную руку в свою ладонь и вытирает остатки спермы краем простыни. Бережно, заботливо. Это сильно сбивает с толку. — Тебе лучше? — она вспоминает сегодняшний день и причину того, почему они оказались в одной кровати. Это самое дурацкое начало разговора после бурного оргазма, какое только возможно придумать. Но девушка не знает, что еще сказать. — Да, Грейнджер, ты могла бы быть отличным целителем, — он поднимает уголок губ, тот, что не разбит, в своей фирменной ухмылке. Это могла бы быть безобидная шутка, но Гермионе отчего-то становится очень неприятно и обидно за себя. Они закончили. Вернулся прежний Малфой. — Это хорошо, — гриффиндорка прячет взгляд, торопливо застегивает молнию на джинсах, поправляет помявшийся джемпер. — То, что случилось, ничего не значит, Малфой. Между нами все по-прежнему. Деловые отношения, — она поднимается с кровати и пытается взглядом найти свою палочку в темноте. Конечно, она врет. Для Гермионы это значит очень и очень много. Она не ветреная девица, даже поцелуям она придает, пожалуй, слишком большое значение. Но Грейнджер решает не озвучивать это при нем, не давать повод для насмешки. Он уже ясно обозначил свою позицию. Просто касание. Отношения никогда не начинаются подобным образом у нормальных людей, они ни о чем таком не договаривались. И от этого Гермиона чувствует себя немного грязно. О, какая ирония. — Хорошо. Все просто. Это их короткое прощание до субботы. Она не знает, что ждет ее в следующий раз за порогом этой квартиры. Она давно перестала строить планы и предположения. С ним все они дружно идут псу под хвост. Гермиона собирает свои вещи, накидывает на плечи пальто, чуть замедляется у выхода. Она не может не обернуться. Малфой все еще лежит на кровати, одна рука закинута за голову, смотрит ей вслед, но не произносит ни слова. Хорошо. Так даже лучше. Она разворачивается, делает несколько шагов и плотно прикрывает за собой дверь в его дом.***
— Гемивона! — пронзительный детский крик, тоненький смех, и вот ноги Гермионы уже стискивают в объятиях крохотные ручки. Девушка не видела Джеймса уже две недели и успела порядком соскучиться. Любимое развлечение Поттера-младшего — вцепиться в волосы крестной, тянуть в разные стороны, перебирать кудри, грозя оставить внушительные залысины. Для своих лет он достаточно сильный малый. Гарри пропадал на очередном задании аврората, а Джинни с полной самоотдачей исполняла все обязанности хозяйки дома и хранительницы семейного очага, перемывая посуду, готовя обед и воспитывая маленького сорванца. Миссис Поттер сейчас находилась в положении. О своей второй беременности Джиневра узнала на днях, о чем сразу же сообщила подруге в письме. Все разборы полетов ее неудавшегося дня рождения ушли на второй план. Гермиона была этому несказанно рада, ведь с тех пор произошло столько событий, что, казалось, это было в прошлой жизни. И все эти происшествия были неразрывно связаны с Малфоем. — Джинни, я так за вас рада, — она говорила искренне, ведь у этих двоих всегда были одинаковые ценности и цели в жизни. Уизли привыкла жить в большой семье и быть главной помощницей для Молли, несмотря на то, что оставалась самой младшей. Ведь ее окружал один лишь сильный пол, старшие братья. Они всегда могли защитить и вступиться, но в быту были абсолютно бесполезны и беспомощны. Мужчины до старости остаются детьми, и неважно, шестнадцать им или шестьдесят. Гарри же нашел в рыжеволосой свою тихую гавань. Сиротское детство заставляло тянуться к узам брака с удвоенной силой. Он души не чаял в своем старшем сыне и безумно любил Джинни. Они поддерживали друг друга в любой ситуации, стремились к одному и тому же. От этого на душе было так тепло и одновременно немного грустно. У них с Роном так не вышло. — Спасибо, Гермиона, но, похоже, моя карьера в «Гарпиях» подошла к концу. Кому нужен ловец в состоянии вечного токсикоза? Грейнджер иногда просто восхищалась подругой. Вот так запросто поставить жирный крест на своем будущем, карьере, полностью посвятить себя воспитанию детей. Ей никогда не хватило бы сил на такой самоотверженный поступок, несмотря на храбрость, присущую ее факультету. Она тысячи раз прокручивала такой сценарий своей жизни в собственной голове. Представляла себя на кухне с бесконечными поварешками и пеленками, с еще большим безобразием на голове и с потухшим, замученным взглядом. Почему-то беременность и материнство представлялись ей именно так и никак иначе. Но все это было именно в браке с Рональдом. А после этой субботы… Когда она услышала его просьбу остаться, когда он сказал, что она ему нужна, хоть и в полубессознательном состоянии, Гермиона на секунду задумалась — а было бы так с ним? Почему-то картины, что начали мелькать в голове, словно маггловское слайд-шоу, не вызывали отторжения, неприязни, горького привкуса обреченности. Она представила на секунду, какой могла бы быть их семья (если бы такое вообще было возможно, конечно). Двое детишек — мальчик и девочка, с его глазами, такими красивыми, пронзительно-серыми. С белокурыми волосами. Гены Малфоев сильны, но они обязательно были бы кудрявыми, Гермиона почему-то в этом уверена. Они все вместе сидят на лужайке возле своего дома, дети носятся вокруг них, смеются, играют. Драко чуть приобнимает ее за талию, целует в лоб, смотрит с нежностью, с трепетом, отводит выбившуюся прядь за ухо… Мерлин, она такая идиотка. Ни неудавшийся брак, ни годы войны, ни взрослая жизнь не смогли выбить из нее эту девчачью дурь. И надо же додуматься до такого? Где твой хваленый мозг, Гермиона? Вы даже ни разу не переспали, а ты уже придумываешь имена вашим будущим детям. Просто смешно. Теперь не остается никаких сомнений, что Драко Малфой лишает ее возможности здраво мыслить. Это его суперспособность. Отличительная черта. Но все это вселяет некую надежду: возможно, у нее еще будет нормальная жизнь, возможно, она не совсем черствая, не сухарь, как говорила Трелони на третьем курсе, просто ее лучший друг не был подходящей партией. Да. Скорее всего, в каком-то необозримом будущем она обязательно обзаведется любимым мужем и потомством, но это совершенно точно будет не он. От этого как-то горько и мерзко внутри, ведь в душе она все та же маленькая, неуверенная в себе девочка, попавшая в этот волшебный, но совершенно чужой мир. Изо дня в день доказывающая свое право находиться здесь на равных с такими, как Малфой. Прячущая свою уязвимость за бесконечными бравадами и увесистыми пыльными томами. Она все еще считает себя недостойной всего этого. Недостойной его. — И как проходят твои эти «свидания» с хорьком? — из потока мыслей вырывает голос Джинни. Взгляд подруги выглядит более чем заинтересованным. Похоже, она ждет каких-то невероятных откровений и ошеломляющих подробностей. — Да все, в общем-то, не так плохо, как могло быть, — Гермиона улыбается уголками губ, она не уверена, что хочет рассказывать все нюансы их «свиданий» сестре своего бывшего мужа. Но от рыжей нельзя так просто утаить особо важную информацию. Этот дар ей передался от Молли. Мать семейства умела пресекать шалости близнецов еще до того, как они сами до них додумаются. — Подробности, Грейнджер, — девушка приподнимает бровь и испепеляет испытующим взглядом. Мерлин, за что ей это все… — Гермиона, я видела Малфоя недавно в Министерстве, — в голове гриффиндорки тут же проносится калейдоскоп событий, все их встречи прокручиваются в ускоренной перемотке. На ее рабочем месте они ничем таким не занимались. Пока. И что с того, что Джинни видела его там? К чему она клонит? — Я заметила, как он, так скажем, — девушка на секунду замялась, но затем лукаво улыбнулась, — изменился. Эта его новая прическа, длинные ноги и широкие плечи… — Годрик, Джинни, о чем ты вообще думаешь? — не участвовать Гермионе Грейнджер в театральных постановках, ведь сейчас все ее эмоции написаны на лице ярко-алыми чернилами. Стыд, смущение, потерянный взгляд. Будто она все еще студентка Хогвартса, которую поймал за руку старик Филч после отбоя. — Грейнджер, — строгий тон и прожигающий взгляд младшей Уизли не сулят ничего хорошего. — Я всего лишь вышла замуж, а не ослепла, — приподнятая бровь и саркастичная ухмылка наводят на мысли, что гриффиндорке не убраться сегодня с площади Гриммо без чистосердечного. Но рыжая внезапно сменяет гнев на милость. Она понимает, почему именно ей так сложно говорить о другом мужчине в ее присутствии. — Гермиона, я ведь твоя лучшая подруга. А еще я сестра Рональда Уизли и прекрасно знаю, какой задницей он иногда может быть. То, что вы расстались, совсем не значит, что теперь ты должна заживо похоронить себя на работе или бояться рассказать мне о своих новых отношениях. Тем более что вы разошлись почти год назад, хоть и не официально. Миссис Поттер всегда умела найти подходящие слова, успокоить. Хоть сейчас она и нагло использовала этот свой дар в корыстных целях, а именно — выведать жаркие подробности встреч подруги со слизеринским принцем. Это было неважно. От сердца действительно отлегло. — А еще эта его Дейзи, — Джинни закатила глаза и покачала головой. — Кстати о Дейзи, — Гермиона опустила взгляд в пол. Она до сих пор чувствовала себя максимально виноватой перед всей семьей Уизли и даже немного перед этой разукрашенной фифой. — Я перебрала тогда и правда не хотела ничего такого… — Гермиона, ты действительно думаешь, что хоть кто-то злится на тебя за твое поведение? Ты это серьезно? Да после твоего ухода мама устроила Рону такую трепку, что Фреду с Джорджем не снилось и в страшном сне, — рыжая залилась зловещим смехом и запрокинула голову назад. Грейнджер на секунду даже стало страшно от того, с каким маниакальным удовольствием младшая Уизли говорит о наказании брата. — Ты была права во всем. Впрочем, это не новость. Никто не в обиде на тебя, так что заканчивай переводить тему и давай уже вернемся к разговору о Малфое. Джинни села за стол напротив, сложила локти на столешницу и подперла ладонями лицо. Такой жест ясно давал понять, что разговора не избежать. Никакими путями. Это совершенно невозможно. — Ну… — Мерлин, с чего же начать? Нужно выбрать максимально отвлеченную тему. — Он действительно очень умный, я листала его чертежи и разработки и думаю, что удастся найти… — Вы уже переспали? — рыжая бесцеремонно перебила Гермиону на полуслове. Пытаться обвести ее вокруг пальца — пустая трата времени. Гриффиндорка снова попробовала и снова осталась в дураках. — Давай рассказывай, — глаза подруги горели хищным огнем и нескрываемым интересом. О нет, только не это. — Нет, конечно, Мерлин, Джинни, у нас ведь деловые отношения, — кажется, ты уже говорила это недавно, застегивая ширинку и выходя из квартиры Малфоя, Гермиона. Не было никакой возможности продолжать отпираться, ведь ее собеседница ясно давала понять — Грейнджер врет, она это прекрасно видит. — Мы… мы целовались, — Гермиона зажмурила глаза и спрятала лицо в ладонях. С начала этого чертова сентября ее ставят в неудобное положение все кому не лень. — Я вот смотрю на тебя и удивляюсь, как в школе ты могла писать сочинения на двадцать дюймов свитка на совершенно пустяковую тему, а здесь не можешь выдавить из себя и слова. В такой-то ситуации, — Уизли подняла руки над головой, потрясая ими, будто вся кара небесная должна сейчас обрушится на Гермиону за ее нерасторопность и немногословность. — Ох, Джинни, если бы все было так просто, — девушка покачала головой и невесело усмехнулась. Она и сама бы не прочь дать оценку или хоть какую-то мало-мальски адекватную характеристику их отношениям с Малфоем. Но даже в своей собственной голове Гермиона не смогла бы членораздельно сформулировать хоть один тезис. — Все это… странно. Да, пожалуй, это подходящее слово. У нас нет никаких отношений или даже намека на них, свиданий, как ты выразилась, но уже третья наша встреча заканчивается поцелуями, — румянец на щеках выдает Грейнджер с потрохами, потому что в голове уже мелькают воспоминания. Его сильные руки, его красивые губы, его крепкое тело… Мерлин. — А я всегда знала, что он к тебе неровно дышит, — победный вопль рыжей прорезал воздух. Что? Что ты сейчас сказала? — С чего ты это взяла? Что за ерунда? — совершенно точно виноваты гормоны, ведь миссис Поттер сейчас несет несусветную чушь, полнейшую ересь. Драко Малфой — чистокровный принц Слизерина, аристократ в энном поколении и просто высокомерная задница — испытывал хоть что-то к грязнокровке? Чувство брезгливости, возможно. Но на этом все. — Гермиона, — подруга покачала головой и приподняла уголки губ, — иногда я действительно думаю, что тебя называют самой умной ведьмой столетия совершенно зря, — Джинни положила свою руку поверх ее ладони и сжала в подбадривающем жесте. — Сколько магглорожденных ведьм и волшебников учились в Хогвартсе вместе с нами? Грейнджер задумалась. Действительно, их было очень и очень много. Не меньше одной трети только на их потоке, а еще полукровки. Чистокровных волшебников можно было сосчитать по пальцам двух рук, ведь все знают, что священных семей всего двадцать восемь, а они не очень-то плодовиты из-за кровосмесительных браков. Вся «элита» обучалась в основном на Слизерине, в то время как другие факультеты были переполнены студентами с разной чистотой крови. — Я не считала, но их было несколько десятков человек. К чему этот вопрос, Джинни? — девушка недоумевала, как проведение статистического расчета поможет ей разобраться в отношениях с блондином. — Ты видела, чтобы слизеринский принц приставал хоть к кому-то из них? Подначивал, не давал прохода? Или сделал бы чуть больше, чем кинул один свой презрительный аристократический взгляд? — Уизли сейчас вела диалог с самой собой, поэтому ответ не требовался. — Нет! — торжествующий взгляд, горящие глаза, будто Холихедские гарпии взяли Кубок мира по квиддичу. — А знаешь почему? Да потому что Малфою было плевать на всех, кроме тебя. Он задирал только тебя, приставал лишь к тебе и пытался обратить на себя только твое внимание. — Джинни, по-моему, это слабый аргумент, — Гермиона была в корне не согласна с подругой. Все ее доводы высосаны из пальца. — Я думаю, это потому, что у них с Гарри было вечное соперничество, а еще он ненавидел Рона. На меня ему всегда было плевать, я просто попадалась под руку. Уверена, что ничего, кроме отвращения, Малфой никогда ко мне не испытывал. — И именно поэтому он зажимает тебя теперь по темным углам при любом удобном случае? На это ей нечего было ответить. Хотя в первый раз она сама на него накинулась, во второй он решил показать, кто тут главный, ну а в третий… Мерлин. Что же это было в третий раз? Если бы она сама понимала. — Все не так, Джинни. Я уверена, ты ошибаешься. В любом случае у нас нет никаких отношений и быть не может, все эти поцелуи были лишь случайностью. На этом разговор был окончен, хотя она и уловила что-то типа «ну-ну» и «еще посмотрим» со стороны миссис Поттер. Спорить с рыжей бесполезно, можно даже не тратить силы.***
Утро среды совсем не радовало погодой. Промозглый Лондон встречал любого прохожего сильными порывами ветра, градом в лицо и потоками дождя. Сентябрьское солнце, что еще совсем недавно радовало всех жителей Британии ласковыми лучиками, уступило свое место серым будням, таким привычным для этого времени года. На этой неделе не было намечено ни важных встреч, ни приемов, ни подписания контрактов, поэтому Гермиона полностью погрязла в рутине, отгородившись от всего внешнего мира за дверьми своего отдельного кабинета на третьем этаже Министерства магии. Не сказать, что такие дни были для нее редкостью, скорее стилем жизни. После разрыва с Роном гриффиндорка полностью посвятила себя работе. Походы к друзьям постоянно откладывались на неопределенный период. Грейнджер всегда щедро сдабривала свои отказы порцией отговорок, ведь у них с бывшим мужем все знакомые были общими, а значит, шанс встретить Уизли с его новой пассией в один из пятничных вечеров был катастрофически высок. Гарри с Джинни постоянно зазывали в гости, предлагали свою помощь. Но Гермиона не хотела быть пятым колесом в телеге. Они ведь семья, они ждут малыша. Эти двое и так проводят не слишком много времени вместе из-за постоянных миссий главного аврора Поттера, а тут еще и неудачливая подруга со своими проблемами… Нет, она не собиралась им мешать. Еще была Гвен. Но ее секретарь имела такой запас энергии, что, казалось, хватит на добрый десяток человек. Сходив пару раз в ночные клубы со своей помощницей, Грейнджер поняла, что такого рода отдых совершенно ей не подходит. Она никогда не умела пить, после второго бокала огневиски уже клонило в сон, а слушать оглушающие биты новомодных ди-джеев на трезвую голову становилось сущей пыткой. Поэтому Гермиона и выбрала подобный распорядок дня для себя. Где-то в душе она даже была согласна с Малфоем — неинтересная, серая и скучная заучка. Днем работа, вечером книга и рыжий Живоглот под боком. М-да, не такой свою жизнь представляла героиня войны в двадцать шесть лет. С начала этого сентября заниматься делами фонда вдруг стало в тягость. Ей казалось, что рабочий день никак не хочет заканчиваться, стрелка часов буквально застыла на одном месте, а вечер и ночь вообще навевали необъяснимую тоску. Особенно ночь. Когда на город опускались сумерки, Гермиона ложилась в свою одинокую холодную постель и непременно вспоминала чужие руки. Чужие губы и касания. Светлые волосы, широкий разворот плеч… Мерлин, она не могла признаться даже самой себе, что живет теперь от субботы до субботы. Ждет встречи с ним, представляет, как все произойдет и куда заведет их очередной спор. Благо хоть бракоразводный процесс не требовал ее личного вмешательства и присутствия. Они с Роном подписали все необходимые документы еще месяц назад и теперь ждали лишь официального постановления. Магический развод достаточно громкое событие, поэтому Грейнджер мысленно приготовилась увидеть свое лицо во всех известных ей таблоидах уже к концу этой недели. Размышления стремительно оборвались, когда в кабинет без стука ворвалась Гвен. — Гермиона, — оглушительный крик секретаря, больше похожий на ультразвук, намекал на всю важность произошедшего, что бы там ни случилось. — Гермиона, тебе письмо, — помощница тяжело дышала, будто отходя от продолжительной пробежки, и потрясала над головой пергаментом, запечатанным в красивый фамильный конверт. Гермиона не могла вспомнить, где ей уже приходилось видеть подобную печать, однако несколько первых букв, которые удалось рассмотреть, расставили все на свои места. Это было письмо от Огдена. Она протянула дрожащие пальцы и приняла бумагу из рук подруги. Гермиона не могла объяснить себе, откуда взялся этот трепет, волнение, мурашки по всему телу. Она переживала за Драко как за саму себя, ей очень хотелось сделать все правильно, помочь. И сейчас Гермиона молилась всем известным ей богам, чтобы ответ Тиберия был положительным. Распечатать послание удалось далеко не с первого раза. Хорошо, что Грейнджер не успела проболтаться о своих планах Малфою, ведь в случае отказа она выглядела бы настоящей идиоткой в его глазах. Гвен так и стояла посреди кабинета с широко открытыми глазами и выжидающим выражением на лице. Она знала о планах подруги и сейчас надеялась получить информацию из первых рук. «Уважаемая мисс Грейнджер». Сердце пропустило удар, Гермиона старалась дышать ровно или хотя бы просто попытаться сделать вдох. «Я приношу свои искренние извинения за столь долгую задержку. Корреспонденция обрабатывается моими помощниками не так быстро, как хотелось бы, ведь посланий очень много. Признаюсь, я был удивлен, увидев письмо от Вас, но оставался до конца уверенным, что повод, по которому вы удостоили меня своим вниманием, весьма значителен. Я ознакомился с Вашим предложением и разработками мистера Малфоя-младшего. Когда-то я имел честь быть представленным Нарциссе и немного знал Люциуса. Хочу отметить, что их сын унаследовал острый ум и изобретательность своих родителей, проект Драко действительно впечатляет, но воплощение в жизнь такой задумки, как магическое телевидение, требует колоссальных вложений…» Лицо Гермионы бледнеет на глазах. Нет. Нетнетнет, это чертовски похоже на отказ. «…Такими же, я уверен, будут и дивиденды, поэтому спешу вас обрадовать — я заинтересован в этом деле». Тоненький победный визг Грейнджер прорезал тишину министерского кабинета. «Я думаю, Вы догадываетесь, что подобные сделки не заключаются посредством переписки, поэтому в самое ближайшее время я хотел бы встретиться с Вами и мистером Малфоем лично для обсуждения деталей. Мой визит в Великобританию был запланирован на следующую неделю, о точной дате и месте встречи я сообщу Вам отдельно. С наилучшими пожеланиями, Тиберий Огден». Гермиона вскочила со стула и чуть не сбила с ног своего секретаря, заключив ее в крепкие объятия. Они кружились, взявшись за руки, и заливисто смеялись, кажется, минут пять кряду. — У тебя получилось, Гермиона, получилось, — Гвен сгребла ее в охапку. Она прекрасно знала, насколько важным было это письмо и о ком конкретно в нем шла речь. — Тебе нужно рассказать ему обо всем прямо сейчас. — Но, Гвен, у нас ведь встреча уже через пару дней. Я не могу так просто заявляться к нему домой, когда мне вздумается, — нагрянуть в гости действительно хотелось. Гермиону буквально разрывало от количества новостей, которые она должна будет вывалить на голову слизеринца, но природная скромность не давала шанса броситься в омут с головой. — Грейнджер, ты хорошо прочла письмо? — брюнетка вскинула бровь и посмотрела на подругу как на маленького ребенка. — У вас встреча с одним из богатейших людей магического мира на следующей неделе. Ты, безусловно, великолепна, но я очень сомневаюсь, что Огден инвестирует несколько сот тысяч галлеонов лишь за твои красивые глаза, — здравое зерно в рассуждениях помощницы несомненно было. — Вам нужно подготовиться. Не только ему, а именно вам двоим. Ведь ты все это затеяла, а значит, должна обладать всей нужной информацией, чтобы выгодно представить бизнес-проект твоего блондинчика, — Гвен лукаво подмигнула и улыбнулась. — Никакой он не «мой», Гвен, — Гермиона чуть насупилась и скрестила руки на груди. — Это действительно все, что ты уловила из моего монолога? Вам нужно вплотную заняться подготовкой к этой встрече, времени не так много, а значит, ты должна будешь проводить все оставшиеся дни в компании своего аристократа, — секретарь победно откинула длинные блестящие волосы назад и уперла руки в боки. — Да, наверное, ты права, — она задумалась. Действительно, это очень серьезное дело, требующее значительных усилий. — Но, Мерлин, как же мне найти на все это время, сейчас столько документации и отчетов свалилось на голову, что… — Гермиона Джин Грейнджер, почему ты постоянно забываешь, что работаешь здесь не одна? В ближайшую неделю не запланировано никаких серьезных мероприятий или заключения договоров, а твою подпись я давным-давно научилась подделывать, — помощница самодовольно усмехнулась, переводя взгляд на начальницу, вмиг ставшую серьезной. — А что такого? В общем, я не хочу видеть тебя в этом кабинете в ближайшие семь дней, ты поняла меня? — Спасибо тебе, Гвен. Что бы я делала без тебя? — Гермиона крепко обняла подругу. Ей действительно теперь понадобится много свободного времени. — Но пообещай мне одно, — взгляд секретарши вдруг стал серьезным и испытующим. — Да? Что такое? — Вы будете вылезать из постели, чтобы подготовиться ко встрече хотя бы на двадцать минут в день, — помощница разразилась громким смехом от своей собственной шутки. — Мерлин, Гвен, — Гермиона лишь покачала головой. И почему все вокруг уверены, что они с Малфоем спят? Ах да! Гвен ведь видела ее нижнее белье в кармане слизеринца. Это действительно весомый повод. В любом случае спорить бесполезно.***
После субботних происшествий ты понемногу начинал приходить в себя. К вечеру среды боль и ломота во всем теле полностью прошли, а ссадины и раны затянулись. Конечно, ты мог бы использовать зелья или излечить себя самостоятельно с помощью своей волшебной палочки, но каждый раз что-то останавливало от этого действия. Ты помнил, как с трудом добрался до дома, помнил, как отключился в ванной, а затем ярким всплеском в сознании появлялись теплые руки Грейнджер на твоих щеках. Салазар, она смотрела на тебя с таким волнением и заботой… Если бы ты не знал ее очень много лет, точно подумал бы, что гриффиндорка к тебе неровно дышит. Но защитница униженных и оскорбленных всегда имела странную слабость к убогим. Ты был уверен, что Грейнджер с таким же трепетом ухаживала бы и за соплохвостами Хагрида, если бы тем понадобилась помощь. Напрасных иллюзий ты никогда не строил, но ее нежные касания, теплые карие глаза, красивая улыбка… Ты прокручивал эти картины в голове с завидной регулярностью последние несколько дней. И эта ночь. Те несколько часов, что ты был в отключке, стали самым глубоким и спокойным сном за последние несколько лет, никаких кошмаров. Даже с Пэнс такого не бывало. Ты чувствовал лишь покой и уют рядом с маленьким, хрупким телом. Отпускать ее совершенно не хотелось. Ты, как эгоистичный ребенок, вцепился клещами в свою любимую игрушку, прижал плотнее, зарылся лицом в волосы, вдыхая ее аромат, запоминая. Все, чего ты желал в тот момент, — чтобы она осталась. Осталась хотя бы еще на несколько минут, а лучше часов. На всю ночь или всю оставшуюся жизнь. Обнимать ее, прижимать к себе, ласкать стройное податливое тело, целовать сквозь боль. Все это было чертовым наваждением. А потом она просто ушла. Сказав, что это ничего не значит, не имеет для нее значения. Но ты, как последний кретин, не менял постельное белье все эти дни, ведь подушка все еще хранила запах ее волос, а простыни были пропитаны вашим наслаждением. Не смел себя излечить, ведь эти ощущения возвращали тебя в ту самую ночь. Когда она была рядом, когда была твоей. И каждый раз после наступления темноты ты ложился на то самое место, зарывался лицом в покрывала, дышал полной грудью. Так сильно вбирая в себя воздух, пока от переизбытка кислорода не начинала кружиться голова. Закрывал глаза. Вспоминал. Все это больше похоже на херов сдвиг в мозгу. По тебе уже давно плачет Мунго, Драко. Точнее, одно-единственное его отделение для больных на голову волшебников. Ты уверен, для тебя там успели подготовить отдельную койку, рядышком с родителями Лонгботтома и идиотом Локонсом. Но ты не мог ничего с собой поделать. Ее маленькая ладошка на твоем члене снилась каждый ебаный раз. Ты просыпался посреди ночи с болезненным стояком и плелся дрочить в ванную, ведь заснуть в состоянии пиздец какого сильного возбуждения никогда не удавалось. Салазар, это было даже лучше, чем ты фантазировал себе в пятнадцать. В сотни, нет, тысячи раз охуенней. Она была такой ласковой, очень аккуратной. Похожей на юную школьницу, которая впервые видит обнаженного мужчину. Но это так блядски возбуждало… Мерлин. Ее покрасневшие щеки и робкие касания ты не забудешь уже никогда. В голове тупой болью отдавалась мысль: а ведь она так же трогала уебка Уизли. Смущалась, хотела доставить ему удовольствие. Этот гондон наверняка был у нее первым. От этих умозаключений хотелось блевать. Просто склониться над унитазом и не выходить из ванной комнаты, пока весь этот бред собачий не выветрится из твоей головы. Если бы ты не был таким ебучим трусом в школе. Если бы не воспринимал все то дерьмо, что вливал тебе в уши Люциус, за чистую монету. Если бы хоть раз попытался. Если бы… Это мог быть ты, Драко. Забрать ее первый поцелуй, забрать невинность. Научить всему, что знаешь сам, доставлять ей удовольствие, изучать ее. И лишь твои руки касались бы ее тела, лишь твои губы. Откуда вообще взялось это звериное чувство собственничества к женщине, которая никогда в жизни тебе не принадлежала? Раздается тихий стук в дверь. Блять, да кого там принесло в такое время? Ты никого не ждал. Ни сегодня, ни в любой другой ебучий день недели. Кроме субботы, разумеется. На пороге неуверенно мнется Грейнджер. О, легка на помине. Интересно, что стряслось у всезнайки на этот раз? Ты заинтригован так же сильно, как и рад ее видеть. Пиздец как рад, если честно. — Привет, Грейнджер, — большие глаза, как у маленького испуганного котенка, смотрят на тебя снизу-вверх. В руках она сминает какой-то конверт. — Привет, Малфой. Я… у меня есть для тебя новости, — она машет своей бумажкой перед лицом и робко улыбается. — Ну... проходи, — ты отодвигаешься в сторону, давая ей возможность попасть внутрь. Что же это за новости такие, которые не могут подождать до субботы? Возможно, она опомнилась после вашей последней встречи и решила отделаться от тебя? Просто передать какому-нибудь другому куратору. Зачем тогда приходить лично? Нет, это не похоже на правду… Салазар, голова сейчас просто взорвется. — В общем, вот, — она протягивает свою тоненькую ручку, передает тебе письмо. — Я думаю, ты сам все поймешь. Ты берешь пергамент в руки и начинаешь читать. С каждым словом твои глаза становятся все больше и больше. Не может быть. Это просто, блять, невозможно. Грейнджер написала о тебе Тиберию Огдену, просила за тебя, рассказала о твоем самом блестящем проекте, договорилась о встрече. Мерлин, да если ты получишь финансирование и поддержку одного из самых богатых людей Великобритании, то сможешь запустить производство уже через несколько месяцев. В голове с бешеной скоростью прокручиваются сметы, планы, чертежи. Ты не можешь в это поверить, это не должно быть чертовой правдой. Тебе не могло настолько сильно повезти, ведь ты потратил семь лет на бесплодные попытки, а все было в пустую. Но тут появилась Грейнджер, окутала своей заботой, решила все твои проблемы за один какой-то сраный месяц. Просто немыслимо… — Грейнджер, я… — у тебя нет слов. Наверное, впервые в жизни. Тебя распирает от ликования и благодарности, для тебя никто не делал подобного. Никогда. Ты бросаешься к ней и сминаешь в своих руках, отрываешь от пола, кружишь, обнимаешь. И нет в этом никакой неловкости. Это кажется таким правильным сейчас. А она смеется так задорно, по-детски, обвивает тебя руками, утыкается своим вздернутым носиком в шею. Ты опускаешь ее обратно, немного отстраняешься, но так же крепко сжимаешь ее талию. Она все еще улыбается. — Спасибо, — это все, что ты можешь сказать. Глаза в глаза. Она будто светится изнутри. Маленький лучик солнца. — Пока еще не за что, Малфой, — смущенная улыбка и яркий румянец на щеках. — У нас все еще много работы. — У нас? — ты не понимаешь, что она имеет в виду. Грейнджер и так уже достаточно сделала для тебя, теперь все в твоих руках. — Ну да, Тиберий ведь написал, что хочет встретиться с нами обоими, а это значит, что ты должен ввести меня в курс дела. Мы составим бизнес-план, подробную презентацию. Я взяла отгул на работе на всю неделю. Конечно, придется засиживаться допоздна каждый день, но уверена, мы должны успеть, и… Ты уже почти не слушаешь. Неделя. Ты и она. Вместе. Драко, да сегодня твой день! Одна новость просто охуительнее другой. Но есть проблема. Огромная, блять, проблема. Ты не уверен, что сможешь держать себя в руках рядом с ней столько времени. А еще ты прекрасно понимаешь, что сосредоточиться будет сложнее в сраный миллион раз. Но такой шанс выпадает раз в жизни. Ты обязан держать свои разбушевавшиеся, как у третьекурсника, гормоны при себе. И руки, кстати, тоже. — Хорошо, Грейнджер. Когда начнем?