Treat me soft but touch me cruel, I wanna teach you things you never knew, Bring the floor up to my knees, Let me fall into your gravity, And kiss me back to life to see Your body standing over me.
Обращайся со мной нежно, а ласкай — грубо, Я хочу научить тебя тому, о чём ты и не подозревал, Пусть у меня подогнутся колени, Позволь мне поддаться твоему притяжению, Верни меня к жизни поцелуем, чтобы я увидела Твою фигуру, возвышающуюся надо мной.
I Miss You Adele
Гермиона уже успокоилась и пришла в себя после своей внезапной истерики. Она сидела, поджав ноги в большом уютном кресле в ее гостиной, а напротив расположился Малфой. На ее маленьком скромном диванчике он выглядел совершенно инородным предметом, с этими своими длинными ногами и в безупречном черном фраке. Еще больший сюр картине добавлял рыжий полуниззл, который вольготно устроился под боком слизеринца. Удивительно, как это своенравное животное смогло спокойно подпустить к себе незнакомца. Перечисляя про себя все повадки Живоглота, Гермиона невольно усмехнулась. Просто невероятно, как эти двое были похожи характерами. Умные, но надменные и очень вредные. Теперь понятно, почему они спелись. Но сейчас ей было совсем не до смеха. Грейнджер уже успела пожалеть, кажется, раз пятьдесят о своей минутной слабости и постыдных слезах, которые накрыли ее прямиком на пороге собственного дома. Успокоившись и взвесив все «за» и «против», она поняла, насколько же прав был Малфой. В их отношениях она всегда была той, кто сбегает с места преступления, сверкая пятками. Гермиона не была ханжой, скромницей или неумелой девственницей. Его рукам она отдавалась со всей страстью и пылом, на которые только была способна. Но вот что делать со всем этим после — до сих пор оставалось неизвестным, гребаной тайной за семью печатями. Лишь сейчас, оценив свои действия со стороны и посмотрев на них его глазами, Грейнджер поняла — он был не единственным, кто усложнял их отношения. — Мы так и не отметили твой контракт, — произнесла Гермиона. Молчание становилось все более неловким, с этим просто необходимо было что-то делать. — Ты будешь кофе или что-нибудь покрепче? Огневиски у меня, к сожалению, нет, но могу предложить вино, — не дождавшись ответа, она встала и направилась к барной стойке. Гермиона сняла свои шпильки, чуть размяла затекшие ноги и — как была в строгих черных брюках, рубашке, босая, с немного растрепавшимся пучком на голове — принялась орудовать на кухне. Нужно срочно взять себя в руки и показать хоть каплю гостеприимства. — Вино, — Малфой наблюдал за ней молча из дальнего угла гостиной. Его кисть лениво ерошила густую шерсть ее домашнего питомца, отчего рыжий здоровяк утробно урчал и прикрывал глаза. Девушка достала два бокала и откупорила початую бутылку красного вина. С едой в ее холостяцкой берлоге все было намного сложнее, ведь готовить она категорически не любила, да и теперь было не для кого. Перекусы на бегу в Министерстве и порция горячей домашней еды раз в неделю на Гриммо — вот все, чем могла похвастаться Гермиона. Закончив свои манипуляции, она взяла оба фужера и направилась к дивану. — Ну что, выпьем за удачную сделку? — Гермиона сделала наигранно воодушевленное и радостное лицо, ведь им двоим было все еще неловко после ее недавней сцены. Она уже хотела поставить вино на журнальный столик и сесть обратно в свое кресло, как он вдруг поднялся и забрал один бокал из ее рук. Сейчас макушка Гермионы едва доставала до его подбородка. Лишившись своих туфель, она заметно потеряла в росте. Поэтому пришлось приподнять голову, чтобы встретиться с серыми глазами. — Спасибо, — это было сказано так тихо и серьезно, что с ее лица в миг сошла улыбка. Было ясно, что он имеет в виду совсем не напиток. Она не привыкла слышать от него подобные вещи. Малфой не дал ей ответить, он быстрым движением поднес свой бокал к ее, со звоном чокнулся и отпил немного вина, показывая, что тема с благодарностями закрыта. Гермиона не стала с ним спорить. На сегодня и так достаточно. Терпкая сладковатая жидкость разнесла тепло по венам, на щеках появился румянец, а плохие мысли медленно начали покидать голову. Драко забрал из ее рук недопитое вино и поставил оба бокала на столик. Выпрямился, посмотрел прямо в глаза. Свет приглушен, в огне камина медленно догорают последние поленья, а между ними дюймов десять, не больше. Они молча изучают друг друга, хотя сейчас, наверное, слова — это пустое, лишнее, ведь он протягивает руку и нежно кладет ей на затылок. Зарывается пальцами в каштановые кудри, аккуратно вытаскивает заколку. Волосы Гермионы рассыпаются легким воздушным облаком по плечам, достигая самых лопаток. Обрамляют лицо, невесомо касаются шеи. — Тебе так больше идет, Грейнджер, — он оглядывает ее, гладит ее голову, накручивает локон на палец. — Мне нравится. И Гермионе кажется, что она выкинет все заколки сегодняшним вечером, навсегда распрощается с косами и хвостами, потому что, черт возьми, ему это нравится. Движения медленные и осторожные. Его рука перемещается на шею, длинные пальцы гладят ключицы и небольшую ямку между ними. Он наблюдает за своими действиями очень внимательно, как будто пытаясь запомнить каждую деталь. Гермиона глубоко вдыхает и прикрывает глаза. Наверное, эту игру можно было бы продолжать до бесконечности. Отталкивать, бить наотмашь словами, бросать упреки, ругаться, возвращаясь вновь, обнимая, страстно целуя. Они видятся по субботам вот уже два месяца, и каждую их встречу Гермиона может вспомнить с документальной точностью, воспроизвести каждое мгновение, восстановить хронологию. Особенно те немногие моменты, когда его теплые, такие мягкие губы касались ее. В самых разных местах с совершенно различными оттенками. Она помнит ощущение его шелковых светлых волос между своими пальцами, помнит жаркие прикосновения к твердому, сильному телу. Помнит каждый звук, что он издал, пока они были наедине, были только вдвоем. Она помнит все и, стыдно признаться, фантазирует каждую чертову ночь. Засыпая, она видит под закрытыми веками его бледное лицо, тонкие черты, взъерошенные платиновые пряди, легкую небритость на щеках. Доставлять себе удовольствие, представляя Малфоя, хорошо, даже очень хорошо, но это все не то. Это не он. Она слишком сильно желает этого, желает его, а глоток вина придает уверенности в своих действиях, поэтому тоненькая рука уже тянется к пуговицам его пиджака. Гермиона подрагивает, движения неуверенные, сбивчивые. Расстегнуть его полностью удается не с первого раза, но она упорно идет к своей цели. Делает небольшой шаг навстречу и обеими руками стягивает смокинг с широких плеч. Пиджак падает к его ногам ненужным куском ткани. Малфой не сопротивляется, но и не делает попыток перехватить инициативу, сделать хоть что-то. Он наблюдает. Смотрит сверху вниз на ее робкие, сбивчивые движения. — Чего ты хочешь, Гермиона? — и снова ее имя на его губах. Снова не хватает воздуха, снова сердце ускоряет бег, потому что его голос такой хриплый и тихий, до мурашек по коже. — Ты знаешь, — она уверена, что он догадывается о ее намерениях. Она дала ему понять это достаточно четко. — Скажи это, — ему нужны подтверждения, нужны ее слова. Ведь все их предыдущие разы, не считая первого, он не спрашивал, он брал, что хотел. Брал, как хотел, а потом она просто сбегала. Поэтому сейчас Гермиона понимает — ей не отвертеться, не сбежать. Она должна взять на себя ответственность, признаться в своих желаниях не только себе, но и ему. Это выглядит сложным, дается с трудом, потому что, если она произнесет это слово вслух, то назад пути не будет. Ничего уже не изменишь, не вернешься на предыдущий уровень, но только лишь так можно будет перейти на следующий. — Тебя, — она находит в себе силы поднять глаза, встретиться с ним взглядом. В его серой радужке бушующий северный океан, холодный, штормовой, поглощающий все на своем пути. И ей хочется скрыться от него так же сильно, как и раствориться без остатка. Возможно, она поступает неправильно. Возможно, она совершает самую большую ошибку в своей жизни. Возможно, завтра с утра она будет об этом жалеть и горько плакать в подушку, но какая к черту разница, если сейчас ее ладошки касаются крепкой мужской груди, гладят тонкую ткань сорочки. Он давал ей слишком много шансов к отступлению, возможностей остановиться, и она не воспользовалась ни одной из них. Поэтому его руки уверенно ложатся на ее тонкую талию, притягивают к себе. Гермиона чувствует его возбуждение где-то в районе своего живота, прижимается сильнее, ей нужно больше. По хриплому стону она понимает, что Драко совсем не против. Его губы накрывают сильно, жарко, а язык проходится по зубам. Она приоткрывает рот, впуская его, отвечая. Ей приходится приподняться на носочках, чтобы дотянуться до него. Руки обвивают сильные плечи, цепляются за ворот рубашки. Его движения становятся смелее. Если в первые несколько минут Малфой держал ее в своих объятиях словно фарфоровую куклу, то теперь его горячие ладони опускаются на бедра, гладят их, сжимают. Поцелуи все настойчивее. Кажется, Гермиона чувствует металлический привкус во рту, но не может разобрать, чья это кровь, ведь в своей страсти они наносят друг другу обоюдные увечья. — Ты уже не сможешь убежать, ты ведь это понимаешь? — он хрипит, тяжело дышит. Перламутровые пуговки падают на пол, разлетаются блестящей россыпью. Драко не так терпелив, как Гермиона, поэтому ее блузка, порванная и безнадежно испорченная, уже валяется на полу. — Конечно, это ведь мой дом, Малфой, — она улыбается. Она смогла остроумно ответить ему даже в такой ситуации, но триумф длится так недолго, и Гермиона прекрасно понимает, что сейчас будет наказана за свою дерзость. Малфой подхватывает ее на руки, держит за бедра, а ее ноги уже обвиты вокруг его талии. — Где твоя спальня? Она не уверена, что они смогут преодолеть столько ступеней вот так, не отрываясь друг от друга, целуя, вцепляясь в кожу, покусывая, но все же кивает в сторону второго этажа. Он разворачивает их, направляется к лестнице, на ощупь пытается найти перила. Она могла бы отдаться ему прямо здесь, на полу ее гостиной, на мягком ковре или небольшом диванчике, в старом потрепанном кресле или у стены напротив, но ей отчего-то становится приятно, ведь он все хочет сделать правильно. Сделать их первый раз правильным. Малфой спотыкается об одну из ступенек и крепче обнимает ее за талию, боится уронить. — Блять, — он чертыхается. Этот путь кажется бесконечным, но вот они уже на пороге ее комнаты. Драко аккуратно опускает ее на кровать, нависает сверху. Гермиона отчаянно желает избавить его от рубашки, почувствовать тепло его кожи, провести по ней языком, но непослушные пальцы путаются в материи. Он приподнимается. Сейчас он стоит на коленях меж ее разведенных ног, медленно расстегивает манжеты на своей рубашке и смотрит прямо в глаза. Его радужки практически черные, и это кажется Гермионе до ужаса сексуальным. Малфой отбрасывает ненужный кусок ткани на пол и возвращается к ней. Покрывает влажными поцелуями шею, переходит к ключицам, сжимает одной рукой грудь и царапает ногтем большого пальца сосок под тонким кружевом лифчика. Гермиона издает тихий стон, эти ощущения нельзя сравнить ни с чем. Она думает, что теперь точно зависима. Что без его сильных рук ей будет так же тяжело, как без воздуха, как без дозы. Она непроизвольно выгибается, сильнее вжимаясь в его пах. Трение становится более ощутимым, и он приглушенно рычит, зарываясь носом в ее волосы, вдыхая аромат. — Как же я хочу тебя, Грейнджер, — он оставляет быстрый, страстный поцелуй на ее губах, отстраняется и уверенным движением расстегивает ее брюки, стягивает их к лодыжкам вместе с бельем. Гермиона чуть приподнимает ягодицы, помогая ему, двигает ногами, пытается высвободиться из вороха ненужной одежды. На ней остался только бюстгальтер, в то время как Малфой все еще в брюках, ей кажется это досадным упущением, вселенской несправедливостью. Она тянет его на себя, цепляется за ремень, пытаясь с ним справиться. Это выходит только со второго раза, потому что все это время ее наглым образом отвлекали. Его руки на ее талии и бедрах, его губы на шее, его горячее, сбившееся дыхание рядом с мочкой ее уха. Справившись, она чуть спускает его штаны вниз вместе с боксерами. Проводит пальчиками по упругим ягодицам, задевает короткими ногтями. Ей хочется оставить на нем свои следы. Оставить свою метку, чтобы эти царапины и укусы еще хоть какое-то время напоминали ему о случившимся. О том, что он был только ее. Драко снимает последний оставшийся на ней предмет одежды, и оттого, как он проходится своим горячим языком по груди, соскам, Гермиона прикрывает глаза. Она откидывает голову назад и растворяется в ощущениях. Его зубы слегка прикусывают, терзают, но он сразу зализывает оставленные им же раны. Гермиона ждет продолжения, она уже давно готова, но он почему-то медлит. Она понимает, что что-то идет не так, когда ощущение его такого твердого, напряженного члена резко исчезает с ее бедра. Она медленно открывает глаза и видит его изучающий взгляд. Он нависает над ней, опираясь на один локоть. Их лица так близко, но он практически не касается ее тела. — Смотри на меня, Гермиона, — его тон мягкий, но такой властный. Он словно заклинатель змей, это гипноз. Поэтому она четко выполняет его инструкцию. Комнату освещает только блеклый свет луны, но ей хорошо видно Драко, она запомнит этот момент навсегда. Он направляет себя рукой, приставляет горячую упругую головку к влажному входу. Этот зрительный контакт усиливает ощущения в сотни, тысячи раз. Она не подозревала ни о чем подобном, даже не могла представить, но каждый раз она получает новый урок от Драко Малфоя, и этот нравится ей больше всех. Она обнимает его за плечи, крепко цепляется пальцами, когда он наконец входит. Медленно, осторожно. Это доставляет небольшой дискомфорт, хоть Гермиона и возбуждена до предела, мужчины у нее не было больше года. Эта эмоция, похоже, отражается на ее лице, ведь Малфой моментально останавливается. Ему не нужно объяснять, он все понимает. Драко нежно гладит ее щеку, целует лоб, замерев внутри нее. Эта забота, эта ласка накрывают Гермиону, она всего несколько раз сталкивалась с таким его поведением, поэтому все, что происходит сейчас, очень ценно для нее. Это уже не просто секс, это становится чем-то большим. Стало, пока они смотрели друг другу в глаза, сливаясь воедино. И она почему-то уверена, что для Драко это тоже важно. Гермиона слегка кивает, давая понять, что уже привыкла к новым ощущениям, сгибает ноги в коленях. Он кладет руку на ее бедро и делает первое возвратно-поступательное движение. Он все так же осторожен, но тьма в его глазах становится непроглядной, и она понимает, что Малфой прилагает огромные усилия, чтобы не ускориться, не сделать ей больно. Неприятные ощущения отходят на второй план, Гермиона сама уже не в силах терпеть. Она надеется, что для нежности и неторопливых ласк у них еще будет время. Будут дни и ночи. Будут месяцы, а может быть, годы. Поэтому она отводит его намокшую прядь со лба, зарывается пальцами в волосы и притягивает за затылок к себе. Она вкладывает в этот поцелуй всю свою страсть и желание и подается бедрами вперед. Она слышит его хриплый вдох сквозь поцелуй и чувствует, как он начинает наращивать темп. Ощущать его внутри себя прекрасно. Это как будто стать одним целым с кем-то. Сравнение, старое как мир, но такое точное. Малфой стискивает ее бедро сильнее, она думает, что останутся синяки. После его внезапного порыва нежности такой контраст оглушает, заставляет сердце биться чаще. Сейчас он глубоко ее целует, так, что ей трудно дышать. Его язык бесстыдный и настойчивый, а движения резкие и быстрые. — Да… пожалуйста, — она не знает, о чем именно просит Драко, но финал кажется таким близким, что Гермиона уже не в силах контролировать свои слова и мысли. Малфой отпускает ее бедро и тянется к месту слияния их тел. Находит клитор и с силой надавливает на него шершавой подушечкой. Гермиона резко всхлипывает, погружая ногти еще больше в гладкую бледную кожу. Теперь она знает, каково это — понимать друг друга с полуслова, отдаваться без остатка. Удивительно, что с Роном они не пришли к такой идиллии и за семь лет, а с Драко она впервые, и Гермиона не понимает, как жила столько времени без его сильных рук и горячих, таких страстных губ. — Блять, — Малфой перестает ее целовать, закрывает глаза, а по лбу стекает капелька пота. Его движения теряют всякий ритм, сбиваются и становятся хаотичными, но он все так же продолжает ласкать Гермиону пальцами, опираясь на одну руку. Когда он делает еще один резкий рывок, все мышцы в его теле напрягаются. Она чувствует, как становятся каменными его плечи под ее ладонями, как по его телу пробегает мелкая дрожь. Она понимает, что он успел выйти, ведь по ее животу и талии стекает струйками горячая жидкость. — Прости… п-прости. У меня давно никого не было, — он тяжело дышит, утыкается своим лбом в ее, его глаза все еще закрыты, а шея и плечи немного влажные от пота. Ему не за что просить прощения, это был самый прекрасный, самый эмоциональный секс в ее жизни. Гермиона еще никогда не ощущала себя столь желанной для кого-то. Поэтому она просто берет его лицо в свои ладошки и целует. Нежно, очень чувственно. Кажется, Малфой извинялся за то, что кончил, не успев довести ее до оргазма, но его пальцы способны на многое, она это помнит. Поэтому, когда он продолжает начатое, гладит ладонью влажные складки, обводит круговым движением клитор, целует какое-то местечко за ухом… Мерлин. Раньше она не думала, что оно какое-то особенное. Ей нужна всего пара минут, чтобы начать комкать простыни руками, чтобы пальцы на ногах стали поджиматься, чтобы найти его губы своими и утонуть в этом прикосновении. Спустя минуту, когда Гермиона может открыть глаза, она видит лицо Драко перед собой. Она понимает, что пропустила тот момент, когда он вытер свою сперму, ведь теперь его рука лежит на ее теплом, совершенно сухом животе, слегка поглаживает. — Пойдешь со мной в ресторан, Грейнджер? — этот вопрос звучит так неожиданно, что она не сразу понимает его суть. — Это... ты… что... это что, свидание? — она еще не совсем отошла от недавнего оргазма, но Гермиона уверена, что и без него она бы также лепетала что-то нечленораздельное, потому что это чертовски странно — Драко Малфой приглашает ее на свидание. Он ухмыляется. Его явно веселит ее теперешнее состояние, а еще она видит тень самодовольства на его лице. — Нет, Грейнджер. Просто мы уже выяснили, что ты там ни разу не была, да и питаешься ты неизвестно чем, в твоем холодильнике нюхлер повесился. — Я была в ресторане, Малфой! — Гермиона хмурит брови, делая вид, что оскорблена этим его заявлением до глубины души, упирается маленькими кулачками, пытается толкнуть посильнее. Драко лишь смеется и притягивает ее к себе, переворачивается на спину и укладывает Грейнджер на свою грудь, зарываясь пальцами в растрепанные кудри. — Но хорошо, я пойду с тобой и даже сделаю вид, что поверила, будто это никакое не свидание. В ответ она слышит лишь недовольное фырчание сверху, Малфой явно не рад, что его раскусили.***
— Что. Тебе. Нужно, — Драко говорит тихим, но зловещим шепотом. Когда он открыл глаза, на улице уже вовсю светило солнце. Малфой обнаружил себя лежащим в незнакомой спальне, но все стало на свои места, когда на соседней подушке он заметил копну каштановых волос. Грейнджер сейчас мирно спала, улегшись на его руку, отчего он совершенно перестал чувствовать свою конечность. Было до охерения приятно обнимать ее всю ночь, но это грозило атрофией мышц с последующей ампутацией. Еще и этот чертов кот. Он ведь проснулся не оттого, что затекла рука, не от кошмара или посторонних звуков. Он проснулся оттого, что буквально чувствовал на себе чей-то прожигающий взгляд. В первые мгновения, спросонья, он решил, что это вернулся Уизел и сейчас его будут бить, возможно, даже по лицу. Но в комнате Малфой обнаружил лишь жирного полуниззла, который сидел в дальнем углу и буравил его своими желтыми глазищами. Это уже даже, блять, не смешно. И как Грейнджер вообще живет с этим чудовищем? От него просто гребаные мурашки размером с куриное яйцо по коже. Когда стало ясно, что шерстяная свинья так просто не сдастся, он решил задать вопрос. Кто-нибудь, отправляйте сову в Мунго! Ладно, все равно рано или поздно придется вставать. Аккуратно вытащив из-под Гермионы свою уже плохо функционирующую руку, Малфой поднялся с кровати, надел брюки и бесшумно проскочил к выходу, ни на грамм не удивившись, что кот тут же задрал хвост трубой и самодовольно направился следом за ним. Сраный шантажист. В доме Грейнджер он был впервые. Небольшой уютный коттедж, обставленный в классическом английском стиле в маггловской части Лондона. Гостиная, кухня, несколько спален. Большую часть первого этажа занимали полки с книгами. Естественно. Драко аккуратно провел пальцами по корешкам. Ухмыльнулся, наткнувшись на «Историю Хогвартса». Грейнджер любила ее так же сильно, как и он сам. Малфой это знал, потому что при любом удобном случае она сыпала цитатами из этой книги и вставляла свои пять сиклей в каждый разговор. Находиться в ее доме казалось таким интимным, будто ты залез ей под кожу. Здесь все было буквально пропитано ей. Ее привычками, запахами, образами. Странно, что она не устроила целую галерею из колдографий со своими умственно отсталыми друзьями. Почему-то он думал, что именно так она и поступает. Из размышлений вырвал мерзкий скрип, отдаленно напоминающий кошачье мяуканье. Драко оглянулся и сразу же наткнулся на волну презрения, исходящую от рыжего. Здоровяк наматывал круги вокруг своей миски, издавал недовольные звуки и зло поглядывал на Малфоя. — Эй, мы вроде как вчера нашли общий язык, — Драко приподнял бровь, скрестил руки на груди и посмотрел на кота с самым осуждающим выражением лица. — Ладно, я понял. Новый уровень деградации — выяснять отношения с животными. Хотя, если честно, ему стало искренне неприятно поведение этого рыжего лицемера. Стало ясно, что эти переглядки не закончатся никогда, если просто не насыпать ему еды. Вот только вопрос: где Грейнджер хранит корм для своей очаровашки? И кормит ли она его вообще, учитывая, что в ее холодильнике, кроме куска сыра, нет ни хрена. Может, поэтому на морде этого полуниззла самое печальное выражение, которое только можно увидеть у кота. Наверху послышались топот, громкие ругательства, которые он никак не ожидал услышать от прилежной всезнайки, и звук льющейся воды. Спустя несколько минут в кухне материализовалась запыхавшаяся Грейнджер в наперекосяк застегнутой блузке, криво сидящей юбке и очередным стихийным бедствием на голове, которое она, видимо, кое-как пыталась уложить в подобие прически. — Мерлин, я проспала, — она металась по комнате, хватала какие-то пергаменты и свитки, на ходу пихая их в сумку. — Я совсем забыла, что сегодня рабочий день, а мои отгулы закончились. Наблюдать за ней было забавно. Просто пиздец как весело. — Ты ведь начальник, Грейнджер, тебе никто ничего не скажет. Гермиона зло зыркнула на него и продолжила свои сборы. — Как я могу требовать пунктуальности от своих подчиненных, если сама опаздываю? — Ну, конечно. Чего еще ожидать от гриффиндорской отличницы. — Мне нужно идти, Малфой. Дом в твоем распоряжении, — накидывая пальто, Грейнджер обернулась и неодобрительно покосилась на своего домашнего питомца, отчего тот сразу же опустил уши и сделал самое невинное выражение на своей приплюснутой морде. — И не корми Живоглота, его миска заколдована, еда там появляется строго по расписанию в нужных ему количествах, он уже завтракал сегодня. — Ах ты хитрожопый… — Малфой! — Гермиона прикрикнула и с укором посмотрела на них обоих. — Ладно, ладно, цел останется твой зверь, Грейнджер, — Драко ухмыльнулся, но все же немного покосился на мохнатого афериста, прищурившись. — Я пришлю тебе сову с адресом ресторана, встретимся в восемь. Гермиона уже захлопнула дверь, на ходу бросая что-то в ответ. — Ну, и что ты скажешь в свое оправдание?!***
Найти подходящий магический ресторан оказалось охренительно сложной задачей. Ты почему-то слишком ответственно подошел к его выбору. Приглашать девушек на свидания никогда не было для тебя проблемой, но Грейнджер — не все. Это ты понял уже давно. Даже в самых смелых своих фантазиях ты не мог представить, что вчерашний вечер закончится именно так. Сначала заключение контракта, потом ночь с ней. Наверное, если бы не ветка этой гребаной омелы, ничего бы и не произошло, ведь ты был уверен, что появилась она именно из-за тебя. Грейнджер выглядела строго и собранно в своем деловом костюме, но, блять, как же она возбуждала. Хотелось сорвать с нее все эти тряпки прямо в кабинке ресторана. Но ты ничего не собирался больше делать. Ни обнимать ее, ни целовать. Какой смысл в этом всем? Принуждать ее в который раз? Она убегает каждый чертов вечер после того, как у вас что-то происходит. Скорее всего, у нее просто давно никого не было. Так же, как и у тебя. Поэтому после этих минутных порывов к ней приходит осознание того, что она натворила. И с кем. Ты был уверен, что навязываешься. Что она стыдится тебя, даже в своей голове не может представить ваши «отношения». А оказалось… Оказалось, ты был первым, Драко. Просто охуеть. Ты был первым, кто ласкал ее так, кто целовал ее там. Она просто растерялась, просто не знала, как себя вести. А ты поступил как последний мудак. Отпустил ее, дал ей уйти, вместо того чтобы обнять, прижать к себе. Но не в этот раз. Несколько последних часов кажутся блядским сном. Ты трахал Гермиону Грейнджер. Точнее, не совсем так. Ты бы сказал — занимался с ней любовью. Это так глупо, ведь между вами ничего нет, но ты не хотел делать ей больно, не хотел тупо вколачиваться в ее тело, не хотел кончить в первые три минуты, как какой-то сопливый школьник, хотя, видит Салазар, это было блядски сложной задачей после года воздержания. Ты хотел видеть ее всю, держать ее в своих руках, запомнить каждый гребаный момент этой ночи. А теперь вы идете на свидание. Ты и Грейнджер. Выйдя из ее дома, ты тут же направился в Косой переулок. Нужно было снять деньги со счета, забронировать столик, а заодно выяснить, не плюнет ли кто из официантов тебе в суп в этом магическом заведении, ведь пару лет назад тебя не пускали даже на порог в большинство из них. Тебе действительно хотелось удивить ее, произвести впечатление. За такой женщиной нужно ухаживать. Пусть сейчас в твоих карманах только жалкие двести галлеонов, выданные ее же фондом, — ты уверен, после подписания договора все пойдет на лад. В понедельник ты поедешь в свое новое помещение, с хозяином которого вы с Грейнджер уже успели договориться, сделаешь заказ на маггловские телевизоры, съездишь в редакцию «Ежедневного пророка» и оплатишь рекламу. Нужное место нашлось не сразу. После получасовой прогулки по Косому переулку, придирчивой оценки местных кафе и пары разговоров с хостес ты набрел на новый ресторан. Ты не видел его раньше, в этой части Лондона ты не был уже давно. На первый взгляд зал выглядел элегантно: дорогие ткани, свечи, канделябры, массивная дубовая мебель, услужливые официанты в белых перчатках. Ты сомневался еще несколько минут, пока тебя не окликнул какой-то пожилой волшебник. Выяснилось, что вы познакомились на том благотворительном балу, устроенном Грейнджер, а мужчина оказался владельцем ресторана. Отлично. Отсюда тебя точно не выпрут с позором, потому что хозяин показался тебе дружелюбным и милым стариканом, он долго распинался, восхищаясь, какой чести удостоится его скромное заведение, если его посетит сама героиня войны. Ну и ты, впридачу. Для вас зарезервировали самый лучший столик, весь магический Лондон был как на ладони. Ты решил не отправлять Грейнджер адрес, решил сделать сюрприз. Поэтому она просто получила записку со временем, к которому должна подготовиться. Все эти сборы и подготовления… Мерлин, да на них ушло около четырех часов. Ты никогда бы не подумал, что один секс с женщиной заставит тебя бегать по городу как соплохвостом ужаленного. Но это уже вопрос чести. Ты хочешь, чтобы она поразилась. Чтобы открывала свой прелестный ротик и округляла карие глаза. Чтобы держала тебя за руку при всех, открыто, не стесняясь, и целовала в щеку. Чтобы вы стали парой. Блять, ты уже начал разводить сопли, как последний пуффендуец, но ничего не поделаешь. Она тебе нравится, всегда нравилась. И она позволила тебе целовать себя, обнимать. Позволила, блять, уложить ее на кровать, раздвинуть красивые длинные ноги, любоваться ей. Приступов не было с того самого раза, как тебя избили в ту субботу, как она взяла твое лицо в свои маленькие ладошки, как заснула вместе с тобой на неудобной, жесткой кровати. И ты почему-то уверен, что дело в Грейнджер. Она спасает тебя от всей той херни, что происходит в твоей никчемной жизни, а ты умеешь быть благодарным. Надев свой серый костюм, заказанный у мадам Малкин, ты аппарируешь к ее дому. До вашей встречи еще полчаса, но, возможно, ты сможешь провести его с пользой, немного измяв вечернее платье гриффиндорки. Отличное настроение, а на лице совершенно идиотская улыбка, как у первокурсника. Ты подходишь к ее коттеджу и видишь знакомую высокую фигуру с противоположной стороны. Ты узнаешь не сразу, но по мере приближения можешь разглядеть темные волосы, широкие плечи, хмурый взгляд. Так это же Виктор, мать его, Крам уверенным шагом направляется к дому Гермионы. Твоей Гермионы. Какого хуя вообще?! — Крам. Вы встречаетесь прямо у ее калитки. Ты понимаешь, что просто так в этой маггловской части Лондона болгарский ловец не мог оказаться никаким, блять, образом. — Малфой, — он кивает тебе, а его и без того густые брови еще больше сходятся на переносице, придавая охуительно суровое выражение лица. Вы знакомы, ведь во время Турнира Трех Волшебников студенты из Дурмстранга сидели за столом Слизерина в Большом зале. И тогда ты был неебически горд этим знакомством, прожужжал все уши матери в письмах, при любом удобном случае упоминал о том, что чуть ли ни дружишь с одним из лучших ловцов в мире. Крам не вел себя как звезда квиддича. Не зазнавался и никогда не разговаривал свысока, чем сам ты не раз грешил в студенческие годы. Он даже как-то показал тебе пару приемов на метле на стадионе в Хогвартсе. Но все очарование болгарского чемпиона растворилось как пшик, стоило ему пригласить Грейнджер на Святочный бал. Ты объяснял себе это тем, что ни одному чистокровному волшебнику не подобает якшаться с грязнокровками, на самом же деле тебя сжирала ебучая ревность. И зависть. Да, ты завидовал ему, чертовски сильно. Завидовал тому, что Крам может не оглядываться на чужое мнение. Завидовал, что, несмотря на еще более строгое воспитание в его родной стране, он наплевал на все правила приличия. Просто взял и пригласил ту девушку, которая ему понравилась. Ту, которая так нравилась тебе. Теперь же в тебе бурлила чистая ненависть. Ты не знал, общаются они до сих пор или нет, но то, что ты нашел болгарскую знаменитость на пороге дома Грейнджер, само по себе хуевый знак. — Что ты здесь делаешь? — больше похоже на грубый наезд, нежели вопрос. Но у тебя нет времени церемониться. — Я приехал проведать Гермиону, Малфой, — он явно подучил английский и избавился от своего совершенно идиотского акцента. Подготовился сученыш. — А ты? Я не помню, чтобы вы хорошо общались в Хогвартсе. Конечно. Прямо сейчас напишу тебе письменный отчет, уебок. — Грейнджер мой куратор, у нее теперь свой благотворительный фонд, — вести светские беседы с этим неандертальцем никак не входило в планы на сегодняшний вечер, но тебе, сука, невероятно интересно, с какого хера спустя столько лет он решил ее «проведать». Сразу после развода. Какое интересное совпадение, не правда ли? — Я знаю про фонд, но о тебе я от нее ни разу не слышал. Это что, какая-то проверка на вшивость? — И часто вы общаетесь? Мы начали работать вместе только с начала сентября, — твое терпение на исходе, потому что на тройное свидание с этим дебилом ты никак не рассчитывал. — Достаточно. Гермиона посылает мне сов почти каждую неделю, я приехал как только смог, потому что она просила. — Просила, значит? А ты здесь просто так, для развлечения гриффиндорской отличницы? Скрасить серые будни, пока не приедет ее ненаглядный знаменитый ебарь? — Ты, наверное, догадываешься, Малфой, что она мне нравится уже давно. Я сказал ей еще тогда, в школе, что буду ждать столько, сколько потребуется, и если она позовет, то это будет значить, что она согласна. Она позвала, — Крам выдерживает паузу, а у тебя медленно наливаются кровью глаза. — И я приехал за ней. От этих слов внутри щелкает херов тумблер, руки сжимаются в кулаки так, что белеют костяшки, в ушах шум. Она сама его позвала. Она наигралась. Решила развлечься после расставания с Уизелом. Перепихнуться разок на стороне, чтобы потом войти в новые счастливые отношения со звездой квиддича. Какая же ты сука, Грейнджер. Лживая, лицемерная… — Так ты пришел к Гермионе? — болгарин продолжает непринужденно болтать. Эмпатия явно не его конек, он даже не замечает, как у него под носом прямо в этот момент разрывает на куски одного волшебника. — Я просто проходил мимо, — ты обходишь Крама, задевая его плечом, и направляешься в противоположную сторону. Болгарин выкрикивает слова прощания и еще что-то о том, как рад был с тобой повидаться. Просто заткнись. Ты идешь и идешь. В неизвестном направлении, по незнакомому тебе району. Прошел уже час или два, и ты не знаешь, куда именно направляешься. Что тебе делать. Пошла ты на хуй, Грейнджер. Пошла на хуй.