***
— Черт, Гермиона, ты решила устроить здесь ледник? — совершенно неожиданно из зеленого магического пламени ее камина появился Гарри Поттер. Она совсем его не ждала и, слава Мерлину, успела привести себя в порядок после недавних позорных рыданий. — Гарри, что-то случилось? — Я пытался выловить тебя в министерском кафетерии всю неделю, но потом твоя помощница сказала, что ты взяла отгулы, чтобы поработать над проектом Малфоя, — друг уже стоял посреди ее гостиной и отряхивал с плеч и лацканов аврорской формы летучий порох. — Пойдем, я сделаю нам чай, — Гермиона прошла в кухню и начала суетиться около плиты. — Так зачем ты меня искал? Что-то срочное? Гарри присел за стол и неуверенно потер шею, затем поправил очки, после волосы. Ну, началось… — В общем-то, нет, но можно сказать, что да… — Ближе к делу. — Хорошо, — он шумно выдохнул и попытался взять себя в руки. Гермиона уже догадывалась, о чем, а точнее, о ком пойдет речь. Гарри всегда пытался брать на себя роль некого громоотвода в их с Роном отношениях, независимого спикера, так сказать. Хотя, надо признать, у него ни черта не выходило. Ни одного гребаного раза. Но он все старался и старался, и это могло бы даже показаться милым, если бы в какой-то момент не набило оскомину на языке. — Рон очень переживает по поводу вашей ссоры в Норе. — Что ж, если он так волнуется, мог бы прийти сам, а не посылать гонцов, — ее взгляд в момент становится ледяным. Такое происходило в общении с самыми близкими друзьями лишь в крайних случаях: когда кто-то из этих двоих пытался незаметно списать ее домашнее задание, когда речь заходила о ее маниакальной привязанности к работе или, как в последний год, когда Гарри пытался помирить их с Роном. — Он даже не знает, пустишь ли ты его на порог. Гермиона, он до сих пор уверен, что ты проклянешь его, не успеет он и слова сказать, — Гарри смотрел умоляюще. В данный момент он больше походил на нашкодившего ребенка, нежели на главного аврора. — После твоего дня рождения он расстался с Дейзи. Ее удивила эта информация, поразила до глубины души, и она очень сильно надеялась, что это никакая не попытка возобновить их отношения и склеить неудавшийся брак, ведь уже слишком поздно. — Не думаю, что он должен был, Гарри. У нас теперь разная жизнь — у каждого своя. Он не обязан разрывать отношения только лишь потому, что его новая пассия не понравилась бывшей жене. — Дело не только в этом. Она тебя обидела, Гермиона. И несмотря на то, что вы развелись, мы по-прежнему родные люди, понимаешь? Мы трое, — было видно, что он отчаянно пытается донести до Гермионы свою мысль. — И он очень хочет помириться с тобой, но ты ведь его знаешь, — Гарри невесело усмехнулся. — Он просто боится сделать первый шаг. Эта новость почему-то растрогала. Рон отказался от своих отношений ради их дружбы, ради того, чтобы просто нормально общаться с ней. Признаться, она очень скучала по их посиделкам. Ей хотелось как в старые добрые времена проводить на Гриммо всю ночь напролет, пить сливочное пиво, смеяться, обсуждать разные глупости. Они ведь стали настоящей семьей с тех самых пор, как Гарри и Рон спасли ее от тролля в туалете для девочек на первом курсе. — Хорошо, я поговорю с ним. — На лице друга отразилось нескрываемое удивление. Он явно заготовил целую речь, репетировал доводы и контраргументы, но Гермиона смогла его поразить даже в этом. — Не нужно так смотреть, Гарри, — она засмеялась и подошла к нему, чтобы заключить в объятия. — Если ты думаешь, что я вычеркнула Рона из своей жизни, то это не так. Я люблю его и всегда буду любить. То, что у нас не сложились отношения, не значит, что он стал для меня чужим. Гарри наконец смог выдохнуть, и разговор пошел на более нейтральные и безопасные темы: о квартальной проверке, об ужасной еде в министерской столовой, о состоянии Джинни. — А как дела с Малфоем? — друг приподнял бровь и посмотрел испытующе. Так, будто он мог знать то, что совершенно не предназначалось для его избранных ушей. Я убью Джиневру Поттер! Гермиона даже поперхнулась чаем, но попыталась сделать донельзя непринужденное и безучастное выражение лица. — С ним все в порядке. Мы недавно подписали контракт с Огденом, так что Малфой готовится к запуску своего проекта. — Он больше не обижает тебя? Не обзывает, ничего такого? — Поттер включил режим допроса. Ждет, пока она проколется, допустит оплошность. Но низзл там был! — Все в порядке, я смогу с ним справиться, Гарри. — Гвен сказала, что вы работали вместе всю неделю у него дома, и… — Гарри Джеймс Поттер! — терпение лопается как мыльный пузырь. — Ты совершенно не умеешь врать. Просто удивительно, как ты дослужился до главного аврора, у тебя ведь все на лице написано! Я с самой первой фразы поняла, что у твоей любимой супруги язык без костей, — Гермиона насупилась, скрестила руки на груди и отвернулась к окну. Их с Малфоем «отношения» закончились, не успев толком начаться, но теперь ей приходится за это дорого платить, оправдываясь на каждом шагу. — Гермиона, мы взрослые люди, школьная вражда давно позади. Я, конечно, не в восторге от твоего выбора и даже не хочу представлять, как вы с Малфоем… — Гарри! — она даже взвизгивает, потому что обсуждать эту тему с лучшим другом чертовски неудачная затея. — Хорошо, хорошо, — он приподнимает руки, показывая, что сдается. — Просто обещай, что скажешь мне, если вдруг хорек тебе что-то сделает. Его забота кажется такой искренней. Ей очень не хватало сильного плеча, мужского совета. Поэтому Гермиона решает немного пооткровенничать со своим лучшим другом. — Он ничего мне больше не сделает, Гарри. Было сущей глупостью с моей стороны думать, что у нас есть хоть что-то общее. Мы слишком разные, понимаешь? — Что между вами произошло? Гермиона тяжело вздыхает. Да, ей неудобно говорить об этом, но Гарри ведь ее лучший друг, да и выговориться кому-то сейчас выглядит очень заманчивой идеей. — Он позвал меня в ресторан и не пришел. — Хорошо, а что было до этого? — Поттер, как истинный аврор, пытается докопаться до сути. — Вы повздорили? Или, может, произошло еще что-то? — Мы… — Гермиона закрывает лицо руками и выпаливает на одном дыхании, — мы переспали. Она раздвигает средний и указательный пальцы и смотрит сквозь образовавшуюся брешь одним глазом, как маленькая девочка, которая боится монстров под своей кроватью. — Что ж… м-да. Что ж, — завязывая этот диалог, ее лучший друг, похоже, не надеялся на такую ошеломляющую откровенность. Его щеки и шея стремительно покрываются красными пятнами. — Я думала, что с ним что-то случилось, что его снова избили, но он прислал сову с отменой брони в магический ресторан, — Гермиона решает продолжить свой рассказ, ведь ничего членораздельного от Гарри в данный момент ждать не приходится. — Могло произойти что угодно, Гермиона. Думаю, не стоит так рубить с плеча. Она не уверена, что правильно расслышала. — Ты что, защищаешь Драко Малфоя? — упадническое настроение сменяется неподдельным удивлением. Гриффиндорец выгораживает слизеринца? Это что-то новенькое. — Как твой друг я хочу разбить его бледную аристократическую физиономию о каменную стену в ближайшем переулке, но как мужчина… Тебе действительно стоит с ним поговорить и выяснить, почему он так поступил, — Гарри удивляет все больше и больше, психоанализ никогда не был его сильной стороной. — И, если у него не будет достаточно уважительной причины, поверь, я приведу свою угрозу в действие. Гарри кладет свою большую теплую ладонь поверх ее руки, одобрительно сжимает, и у Гермионы даже выходит улыбнуться. Впервые с вечера пятницы.***
— Босс, к тебе посетитель, — Гвен сияла, освещая своей улыбкой весь кабинет, а ее блузка, кажется, была расстегнута на лишних пару пуговиц. — Виктор Крам. Черт. Черт! Черт! Черт! Гермиона репетировала свою речь перед другом вот уже несколько дней, но подготовиться морально так и не удалось. К тому же они договаривались встретиться в среду, а сегодня еще только вторник. — Пригласи его, — она больше не будет прятать голову в песок, хоть Малфой и отбивал у нее остатки храбрости последние два месяца. Этот разговор нужен им обоим. — Здравствуй, Гермиона. Она поднялась из-за стола и заключила болгарина в объятия. — Здравствуй, Виктор, мы ведь договаривались на завтра, что-то случилось? Крам задержал ее в своих руках немного дольше, чем того требовали правила приличия, но Гермиона приказала себе не думать об этом, не заострять внимание. Его взгляд, полный грусти и надежды, не делал ситуацию проще. И почему ей не могут нравиться хорошие парни? — Тренер прислал сову, мне нужно срочно уезжать на сборы, я пришел попрощаться, — это было одновременно и облегчением, и тяжелым камнем на ее сердце. Расставаться на такой ноте она совсем не желала. — Гермиона, я хотел сказать… Виктор, умоляю, не заставляй меня делать тебе больно. В очередной раз. — Я хотел сказать, что все понимаю. — Она моргнула, не сразу поверив в услышанное. — Ты только что развелась, тебе сложно вступать в новые отношения, и я приехал не вовремя со своим предложением. Ох, Виктор, если бы ты знал… Ей было очень стыдно за свое поведение. А еще за вранье, которое она вот-вот собиралась озвучить, но так будет лучше. Для всех. Это ложь во спасение. Она не может сказать ему, что дело не в разводе, дело не в израненной душе или все еще живых чувствах к Рону. Дело в нем самом. Она никогда не питала к знаменитому ловцу ничего, кроме теплых дружеских чувств. Да, Виктор был первым, кто поцеловал ее. Он первым кружил ее в танце на школьном балу. Он первым нежно и осторожно обнимал ее талию, отчего Гермиона заливалась краской и постоянно поправляла платье. Но даже тогда она не задумывалась о серьезных отношениях с болгарином, она просто хотела насолить Рональду. Это может показаться немного эгоистичным с ее стороны, но ведь она никак не могла подумать, что звезда квиддича, спортсмен, знаменитость, влюбится в ничем не примечательную магглорожденную ведьму, далеко не красавицу. Она не собиралась делать ему больно. Никогда. Поэтому, ухватившись за его реплику как за спасительную соломинку, гриффиндорка нагло врет в глаза своему другу в лучших традициях Слизерина. Просто блеск. — Спасибо. Сейчас и правда не лучшее время для этого. У меня столько работы, новые проекты, да и официальный развод состоялся всего неделю назад, — ты будешь гореть в аду за свое вранье, Гермиона. — Я слышал, ты подписала какой-то крупный контракт с Огденом, можно тебя поздравить? — О, это не то чтобы я… — снова этот чертов аристократишка. Хоть один разговор может обойтись без его вездесущего участия? — На самом деле это проект Малфоя, я просто договорилась о встрече. Он изобрел нечто вроде маггловского телевизора, только для волшебников. — Малфой? Это интересно, должно быть, он очень умный, у вас в школе он, кажется, был вторым после тебя по оценкам. Сейчас совсем не время для ностальгии по былым временам, но Гермиона изо всех сил пытается сделать непринужденный вид и натянуть на лицо вымученную улыбку. — Кстати, я видел его возле твоего дома в пятницу, когда только приехал. Она пытается вдохнуть, но почему-то не выходит. Эта новая информация ни черта ей не дает, ровным счетом ничего не объясняет, он ведь все равно так и не появился, но пульс ускоряется. Она смотрит на по-детски невинное лицо Виктора и понимает, что тот ни о чем таком даже не подозревает, не догадывается о ее постыдном секрете. — Да? Вы разговаривали? — главная задача — не перейти на ультразвук. Приложить все усилия, чтобы голос не сорвался. — Да, перекинулись парой фраз. Он сказал, что вы работаете вместе с начала сентября, — Виктор, кажется, не придает ни малейшего значения этим новостям, тогда как Гермиона уже на грани приступа паники. — А что он там делал, он не сказал? Просто он живет в другой части Лондона, — у нее даже выходит улыбнуться, хотя больше похоже, будто у нее внезапно разболелся живот. — Сказал, что проходил мимо, — Крам безразлично пожимает плечами и продолжает осыпать Гермиону нежелательными вопросами. — Так в чем суть этого его проекта? Я слышал немного об этих самых стеновизорах. — Телевизорах, — поправляет она. — Да, точно. Это должно быть интересно. — Так и есть. Он планирует транслировать по ним важные магические события и квиддич в том числе. Это как колдографии, только здесь можно будет увидеть все событие целиком, а не отдельные фрагменты, — Гермиона объясняет болгарину принцип работы телевидения практически на пальцах и с досадой понимает, что у Малфоя это выходило куда успешнее. — По радио можно слышать только комментатора, а здесь будет видно все поле и игроков, как будто ты сам находишься на трибуне. — Звучит действительно здорово, Гермиона, я мог бы помочь вам с рекламой. Думаю, многие болельщики захотят приобрести себе этот аппарат. На секунду эмоции берут верх. Гермиона думает, что это просто отличная идея, что Виктор им очень поможет, но злость на Малфоя еще не прошла и вряд ли пройдет в ближайшее время. Нет, она не может так поступить. В первую очередь Гермиона Грейнджер — профессионал в своем деле, она должна относиться к этому как к работе. Звезда мирового квиддича сделал им отличное предложение, и она не собирается от него отказываться, несмотря ни на что. — Ты даже не представляешь, как сильно этим поможешь на… Малфою, — она вовремя осекается. Никаких больше «нас». Прощание выходит достаточно теплым. Гермиона обещает писать, снова просит прощения, благодарит за предложение. — Как у тебя это получается, Грейнджер? Она уже проводила Виктора до министерских лифтов, но была остановлена на полпути к кабинету своей помощницей. — О чем ты, Гвен? — Собирать вокруг себя самых сексуальных мужчин, вот что, — секретарь приподнимает идеально очерченную бровь и буравит начальницу взглядом. — Что-то я не вижу ни одного чертового мужчины в округе, — Гермиона злится, она понимает, что вымещать эмоции на подчиненных, тем более друзьях, очень и очень плохо, просто низко, но ничего не может с собой поделать. Всем вокруг кажется, будто ее жизнь идеальна — героиня войны, золотая девочка, владелец крупной компании… На деле же это все видимость, ширма, за которой магглорожденная ведьма скрывает неуверенность в себе, одиночество и неудачи в личной жизни. — Прости, Гвен, я не хотела грубить, правда. — Выражение лица подруги меняется с удивленного на немного более мягкое, понимающее. — Мне нужно, чтобы ты отправила Малфою данные по рекламному контракту, Виктор согласился нам помочь. Текст я пришлю тебе чуть позже.***
Пиздец. Нет более подходящего слова, чтобы описать то, что он почувствовал, получив ебаное письмо из Министерства утром среды. Грейнджер даже не удосужилась написать ему сама, на бумаге стояла подпись ее секретарши. Чертова сука решила окончательно вывести его из себя, прислав контракт на рекламу с ее новым «возлюбленным». Просто охуительно. Теперь Виктор Крам собственной персоной будет улыбаться с плакатов, развешанных по всей магической Британии, и продавать его изобретения. Небывалая, сука, щедрость. Нет, с точки зрения бизнеса это отличное предложение, но с точки зрения Драко это ебаное унижение его аристократического достоинства. Еще ни разу он не чувствовал себя настолько паршиво после секса с женщиной. Как самая настоящая грязная шлюха из Лютного. Это даже уже не смешно. Грейнджер переспала с ним, повеселилась, а затем отправила сову своему поклоннику. Серьезно? Каким бы выгодным ни был этот контракт, сколько бы денег и сделок ни сулил — срать. Гриффиндорская принцесса слишком много на себя берет, пора спустить ее с небес на землю. Вооружившись сарказмом, яростью и парой–тройкой нелитературных выражений, Малфой направляется прямиком в Министерство магии.***
So don't swear to God, He never asked you It's not his heart you drove a knife through It's not his world you turned inside out Not His tears still rolling down
Не клянись Богом, он не просил тебя об этом, Ведь не его сердце ты проткнула ножом, Не его мир перевернула с ног на голову, Не его слёзы до сих пор текут.
In the dark Bring Me The Horizon
— Что. Это. За. Херня?! Гермиона не сразу понимает, что происходит. Секунду назад в ее кабинет ворвался взъерошенный, пышущий яростью и брызгающий слюной Малфой. Костяшки на его кулаках совсем белые, а в руке он сжимает пергамент, предположительно, это ее письмо о рекламном контракте. Совсем не такой реакции ожидала гриффиндорка. Да, она не надеялась на долгие признательные речи, букеты цветов и дифирамбы. Да на чертово «спасибо» уже не было никакой надежды, но чтобы устроить такое? Даже для него это, пожалуй, слишком. — Гермиона, я пыталась, но он… — в дверях появляется запыхавшаяся Гвен, ее прическа непривычно растрепалась, а на щеках румянец, и Гермиона даже не хочет знать, каким именно образом она пыталась остановить Малфоя. Это переходит всякие границы. Он ведет себя нагло, как у себя дома, просто с оглушительным грохотом захлопывает дверь перед носом ее секретаря и запечатывает заклинанием. Ситуация начинает медленно выходить из-под контроля. — Что ты себе позволяешь? — Гермиона пытается придать голосу холодный, властный тон, но ей все время кажется, что связки ее подводят, срываются на хрип. Она говорит чуть ниже, чем должна была бы, ведь это ее деловой партнер, их ничего не связывает. Больше ничего. — Это ты, блять, что устроила, Грейнджер? Нет, ты просто скажи, ты совсем охуела, да? — он так опасно близко, что становится трудно дышать. Гермиона изо всех сил старается не представлять его обнаженным в этот самый момент, не вспоминать, куда именно были направлены его страсть и пыл в прошлую их встречу. А потом она вспоминает свои слезы. Она вспоминает то, как бродила в своем красивом вечернем платье и на ужасно неудобных каблуках по ночным подворотням, как барабанила с остервенением в его дверь, как переживала. Она ведь подняла на уши все приемное отделение Мунго в тот вечер. Настоящая идиотка. С нее хватит всего этого дерьма. Его странного поведения и внезапных приступов нежности, она не позволит так обращаться с собой. — Если это твоя благодарность, то я бы обошлась без нее, — она садится в свое кресло и бросает насмешливый взгляд. Она пытается подражать ему в его поведении, ведь по-хорошему Малфой совсем не понимает. Гермиона видит, как его бледное красивое аристократическое лицо медленно покрывается бурыми пятнами, как наливаются кровью его глаза, слышит, как скрипят его зубы. И это приятно. Нет, правда — выводить его из себя чертовски медитативное занятие. — Виктор согласился на это совершенно безвозмездно, и ты должен радоваться, что твой проект получит такую рекламу за бесценок. Ты должен сказать ему спасибо, — последние слова Гермионы поджигают очень короткий фитиль, ведущий к детонатору терпения слизеринца. Она понимает это даже лучше, чем когда-либо, но сейчас становится очень важным разозлить его, довести до ручки, сделать больно. Пусть не так сильно, как он сам сделал ей несколько дней назад, но все же. Гермиона хочет свою маленькую вендетту. — Твой Виктор может засунуть свой ебаный контракт себе в жопу вместе со своей метлой, — от пергамента остаются лишь мелкие клочки, когда он безжалостно рвет документ и подбрасывает над головой. Кусочки бумаги кружатся, медленно падают к его ногам, и на периферии сознания Гермиона прикидывает, сможет ли она собрать его воедино после с помощью Репаро. — Ты совершенно точно болен, Малфой. Тебе нужно обратиться в Мунго, — она видит, как он часто дышит, следит за движением его кадыка, когда он тяжело сглатывает и постепенно теряет крупицы самообладания. — Сначала ты зовешь меня на свидание, ты присылаешь чертову записку, заставляешь себя ждать, а потом просто пропадаешь. Я искала тебя гребаных два часа, я была уверена, что ты в беде, но вот ты здесь, — Гермиона обводит его тело руками, подтверждая свои слова. — Плюешься ядом и винишь меня неизвестно в чем. Да что с тобой не так? — Ты искала меня? — на его лице проскальзывает тень неуверенности и непонимания, но всего на секунду. После он вновь возвращает себе свой яростный, воинственный вид. — Так быстро закончила с Крамом, Грейнджер? Или он не так хорош в сексе, как в квиддиче? — он прищуривается, и по его лицу медленно расползается такая привычная гаденькая улыбка из студенческих времен. — О, дай угадаю, ты, наверное, получаешь ебаный оргазм, когда кого-то спасаешь, ты ведь у нас героиня войны. — Закрой свой рот, — все попытки оставаться хладнокровной гиппогрифу под хвост. То, что он говорит, мерзко даже для него. — Виктор мой друг, он приехал поддержать меня! — Я, выходит, тоже поддерживал тебя после развода? — Осознание того, к чему ведет весь этот разговор, начинает медленно приходить в голову. Нет, не может быть, чтобы… — Нужно выебать тебя, чтобы поднять настроение, так, Грейнджер? Причем неважно, кто это сделает и где, ведь Уизли не справлялся с этим сраных семь лет и… Гермиона не дает ему возможности договорить. Она сама не понимает, откуда в ней столько скорости и силы, но уже спустя мгновение она выскакивает из-за стола, подбегает вплотную к Малфою и отвешивает оглушительную пощечину. Между ними всего несколько сантиметров и гробовая тишина. Удар вышел что надо, потому что сейчас он прикладывает ладонь к покрасневшей скуле и смотрит с неверием, она никогда не видела, чтобы его серые глаза так увеличивались в размерах. Из уголка рта стекает капелька крови, и он слизывает ее языком. Это движение немного приводит в чувство, заставляет смотреть на его губы, сожалеть о содеянном целых несколько секунд, но после она вспоминает его последние слова, и ярость с новой силой поднимает свою звериную голову. — Я не спала с Виктором, — она хочет поставить точку в этом диалоге, который уже начал переходить в рукоприкладство. Закрыть эту тему раз и навсегда. — Я в курсе, что вы встретились около моего дома, и я не знаю, что именно он тебе сказал, но мы только друзья. Неужели это ревность, Малфой? Ты настолько собственник, что можешь говорить все эти грязные, отвратительные вещи? Он невесело усмехается, отнимает руку от лица и поднимает глаза в потолок. Его шея напряжена до предела, и он сохраняет молчание еще пару минут, а затем начинает говорить: — Ревность… — он засовывает руки в карманы и подходит к окну, поворачивается к ней спиной. Гермиона уверена, что он не хочет показывать ей свои истинные эмоции. — Ревность — это слишком просто, Грейнджер. Она не видит, но чувствует по тембру голоса ухмылку на его губах. — Я проебывался всю свою жизнь. Проебывался так сильно, что это чуть не довело меня до Азкабана. У меня нет работы, нет нормального дома, нет ни грамма ебучего уважения в этом сраном обществе. Семь лет я пытался вылезти из этого дерьма, семь сраных лет… Я даже, блять, сосчитать не могу, сколько раз меня били и плевали в спину. У меня никого не осталось, — он смотрит на магический Лондон, по-прежнему стоя спиной к Гермионе, но теперь она может видеть его профиль. — Я не пытаюсь выдавить из тебя жалость, Грейнджер, мне это, блять, не нужно. Я просто смирился со всем этим. Смирился уже очень давно. Но вот приходишь ты, — он поворачивается и разводит руки в стороны, показывая всю грандиозность этого события, — и бесцеремонно вторгаешься в мою жизнь. Лезешь со своей ебучей помощью и заботой, всюду суешь свой всезнайский нос. Ты хотя бы раз спросила, нужно ли все это мне? — его взгляд холодный и жесткий, и это никак не сочетается с улыбкой на его губах. — Нет, ты ведь уверена, что знаешь все лучше других, что ты, блять, самая умная. И ты позволяла мне делать все эти вещи с тобой… Ты так блядски стонала и извивалась в моих руках, ты отвечала на мои поцелуи, ты позволила мне себя трахнуть. Мне, — он указывает на себя пальцем, а в его взгляде чистая ненависть. И Гермиона совсем не понимает, направлена ли она на нее или на него самого, — сраному Пожирателю смерти, предателю, ебаному неудачнику. Она не знает, к чему выведет его монолог, но сердце больно сжимается от осознания того, насколько он хрупкий. Насколько уязвимый и слабый в своей искренности. — И я поверил тебе. Впервые за все эти годы я действительно поверил, что чего-то стою, что у меня, блять, может хоть что-то получиться, что на меня не насрать хотя бы одному человеку во всей чертовой магической Британии, — Малфой качает головой, опускает взгляд вниз. Он рассматривает свои начищенные до блеска туфли не меньше минуты, после чего продолжает говорить: — А потом я встретил Крама. Виктора, ебаного, Крама на пороге твоего дома, который сказал мне, что приехал за тобой. Что ты сама его позвала, что хочешь, чтобы вы были вместе. Он поднимает глаза и долго всматривается в ее лицо. Она не знает, почему на нее так действует эта откровенность, но единственное желание сейчас — кинуться ему на шею, целовать его лицо, гладить волосы. Ненависть испаряется, оставляя только лишь горечь и осознание собственных поступков. — Так как я должен был отреагировать, Грейнджер? — Драко, я… — Теперь я снова «Драко»? — он смеется, но в этом смехе нет ничего веселого или доброго. — Меня это все заебало, Грейнджер. Реши сама для себя, чего ты хочешь, — Малфой развернулся и уже начал снимать свои же запирающие заклинания с двери. — Да, и еще кое-что, — он косится на то, что осталось от ее письма. — Можешь не тратить свою магию на Репаро, я все равно это не подпишу. Дверь за ним давно захлопнулась, но его голос все еще продолжает звучать набатом в ее голове.