***
— Мерлин, это просто немыслимо, — Драко сидел в своем новом кабинете и разбирал накопившуюся за выходные корреспонденцию. Сотрудников у него пока было немного, всего-то несколько человек, поэтому с письмами и новыми заказами приходилось разбираться самостоятельно. Этот прием и начало рекламной кампании произвели нужный эффект — заказы потекли рекой. Их было даже больше, чем они с Гермионой могли рассчитывать, поэтому необходимо было срочно закупить новую партию телевизоров у магглов и нанять еще пару-тройку человек для их настройки. — Мистер Малфой, пришел крупный заказ из Америки, необходима партия на двадцать экземпляров, — Астория стояла в дверях его небольшого кабинета, перебирая папки с отчетностью. Драко не успел сделать о ней ровным счетом никаких выводов. Да, она была собранной и вроде бы даже не глупой, в отличие от старшей сестры, но Малфой не был уверен, что младшая Гринграсс выдержит темп его работы будучи его личным заместителем. — Можно просто Драко, Астория, — он ненавидел эту приставку к его фамилии. «Мистер» к нему обращались только на заседаниях Визенгамота. Стоит ли говорить, что эти воспоминания не были лучшими в его жизни? — Оставь это здесь, я посмотрю позже. — Хорошо, Драко. Малфой даже оторвался от бумаг, настолько тон Астории сейчас походил на Нарциссу. В этом не было ничего удивительного, ведь чистокровных аристократок с детства учат контролю над собственными эмоциями, над выражением лица и даже над тембром голоса, но это все равно заставило чувствовать себя неуютно и окунуться в совершенно неуместные сейчас воспоминания. После того, как его новый заместитель закрыла за собой дверь, Драко отложил конверты в сторону и напряженно уставился невидящим взглядом в стену напротив. Это была чертовски сложная неделя. И совсем не удивительно, что он сорвался-таки на Гермионе в это воскресенье. И все из-за чего? Из-за какого-то сраного письма от семейства Уизли? Драко совершенно не давал себе отчета в своих действиях на тот момент, благо хотя бы Грейнджер оказалась умнее, иначе скандала не получилось бы избежать в любом случае. Черт знает почему, но его так блядски сильно разозлила ее реакция. Ее бледное лицо, ее трясущиеся ноги. Ему хотелось успокоить ее так же сильно, как и наорать. Отчитать за ее глупость и идиотское поведение. Неужели ей настолько важно их мнение? А что будет, если они не примут его, Драко, как ее нового парня? Точнее, когда не примут. Он еще никогда не был уверен в чем-то настолько сильно. Всю свою осознанную жизнь Малфои издевались над семейством Уизли. Он изводил Рональда придирками и обидными прозвищами, а на его первом матче по квиддичу в качестве вратаря и вовсе придумал кричалку, которую скандировал весь факультет Слизерин. О, он был чертовски доволен и горд собой в тот момент. То, как краснел Уизли, пропуская очередной мяч и сливаясь цветом лица со своей гриффиндорской формой, доводило его до ебаного исступления. Люциус, в свою очередь, никогда не любил Артура Уизли. Более пренебрежительно отец отзывался разве что о магглорожденных. Малфой-старший никогда не посвящал сына в свои дела, но несколько раз Драко слышал, как Люциус вел переговоры с кем-то о том, чтобы подставить ненавистного Уизли и сместить его с должности, что не удалось его отцу ни разу, и это было странно, ведь Люциус всегда добивался желаемого, а это значило, что Артур Уизли не так плох или глуп, как может показаться на первый взгляд. Единственными, кто не вызывал отрицательных эмоций в этом семействе у Драко, были, пожалуй, близнецы и Уизлетта. Он никогда не различал двух этих рыжих, как и остальных их братьев, но нельзя не признать, что все мозги семейства Уизли, похоже, достались именно им. Их изобретения и розыгрыши были действительно впечатляющими. Чего только стоит этот концерт с огненным драконом на пятом курсе, когда Амбридж чуть не разбил паралич от увиденного. Ее лицо стоило всех галлеонов мира, и Драко не задумываясь пожал бы руку этим двум балбесам, если бы они не улетели в закат, эффектно удаляясь все дальше от Хогвартса на своих стареньких метлах. А вот Джиневра Уизли совершенно точно получила все яйца ее братьев. Всех до единого. Еще на пятом курсе она стала отличной охотницей, ее побаивались даже на Слизерине, хотя вслух этого, естественно, никто не произносил. В игре она вела себя дерзко и безрассудно, а вне поля за словом в карман не лезла. Драко прекрасно помнил седьмой курс, на который не явилось Золотое Трио. Он был Пожирателем, и все об этом прекрасно знали, поэтому тупорылые брат и сестра Кэрроу, которых по какой-то совершенно невероятной, блять, причине назначили на должность преподавателей, считали его за «своего» и доверяли пытки провинившихся учеников. Да-да, если раньше самым страшным наказанием было отмывать котлы в подсобке профессора Снейпа без помощи магии, то в тот год Круциатус стал ежедневной рутиной для многих учеников. Он помнил ее, помнил прекрасно. Видел гнев и ненависть в ее голубых глазах, когда наводил свою палочку. Видел презрение. Она никогда не плакала, не издавала ни звука, все также молча ненавидела. Но однажды выдалась не его «смена». Драко заметил ужас, застывший на лице рыжей, когда она корчилась под Круциатусом Крэбба. В ее глазах было ошеломляющее понимание: он, Драко, не использовал на ней проклятие даже вполсилы, он прекрасно понимал, что никак не может это остановить, но делал все, что от него зависело. Настолько, насколько мог себе позволить мальчик-у-которого-никогда-не-было-выбора. Не храбрый спаситель мира, не отъявленный гриффиндорец. Он ни разу не разговаривал с Джинни Уизли ни после этого происшествия, ни после окончания школы. Но он всегда оказывался в первых рядах тех, кто готов был «пытать» провинившихся. Уизли все так же молчала, так же смотрела на него, но в ее взгляде никогда больше не было презрения или ненависти. Вот такие отношения связывали семейство Малфоев с семейством Уизли. И это просто чертова ирония, что единственная девушка во всей магической Британии, к которой Драко испытывал искренние чувства, настолько дорожит их мнением. В то утро на Драко снизошло ошеломляющее озарение — кроме него и Гермионы есть внешний, реальный мир, который явно не будет в восторге от такой новости. Любимица всей магической Британии связалась с опальным бывшим Пожирателем. Драко всегда вызывал у людей острые чувства, в основном это была ненависть, конечно. Но эти несколько недель отношений с Гермионой затуманили его мозги настолько, что он даже не подумал о таком варианте развития событий. О том, что все узнают. О том, что начнется после. Он прекрасно помнил, какой дискомфорт ей доставляли эти вечные сплетни и перешептывания за спиной после их официального разрыва с Уизли. При нем она никогда не показывала своей слабости, но это было заметно в мельчайших деталях ее поведения: плечи всегда напряжены, брови чуть сведены на переносице, постоянное раздражение и нервозность. Все утихло лишь несколько дней назад, когда все переключились на громкий скандальный разрыв какого-то знаменитого спортсмена и очередной тупоголовой фотомодели. И вот снова ее колдо на первых полосах. И если по поводу огласки их с Уизли расставания Драко совершенно не переживал — развод действительно очень редкое событие для магического мира, нужно лишь время и новая сенсация, чтобы все забыли, — то насчет этой статьи он был совершенно не уверен. Он не успел слишком сильно узнать Гермиону за эти пару месяцев. Они знакомы с одиннадцати, но все, что знал Драко, — Грейнджер охуительно сильно любит спорить и у них великолепный секс. Бинго. Он почувствовал себя настоящим идиотом, потому что понял, что в мозгу все настойчивее прокручиваются ее разговоры с Поттером, с Уизли, с кем-то из ее коллег. Он представлял, как они с пеной у рта доказывают его Гермионе, что Драко для нее совсем не пара, и с ужасом понял, что понятия не имеет, как она ответит. Будет ли так же спорить и настаивать на своем? Или же есть люди, мнение которых ей особенно важно? Возможно, ей просто нужно долго и усердно капать на мозг, чтобы внушить какую-либо мысль. Драко совершенно не знал, к чему готовиться, и вся эта ситуация выбивала и без того зыбкую почву из-под его ног. Самой первой и охренительно странной реакцией на сову Уизли и статью из «Пророка» было запереть ее дома и не выпускать, блять, никуда, пока он сам не разберется с этой ситуацией. Пока не заткнет рот всем и каждому, кто осмелится сказать о ней что-то плохое, пока не выколет глаза всем тем мудакам, которые посмеют на нее косо смотреть. Этот внезапный импульс просто пиздец как напугал его. Он сам не понял, когда успел стать таким собственником, нужно было притормозить. Наверное, это потому, что он слишком долго находился в социальном вакууме. Все это было сродни сенсорной депривации, будто все органы чувств разом лишают возможности функционировать, и ты живешь в этой оглушающей пустоте долгие месяцы, но затем включается свет, из твоих ушей и носа достают пробки, а тело вынимают из ебучей ванны с ледяной водой. Ты хочешь почувствовать все запахи, насладиться ими, наверстать все то время, которого тебя так бесцеремонно лишили. Ты дышишь полной грудью, так, что это грозит гипервентиляцией, ты смотришь во все глаза, ты пытаешься потрогать все, до чего можешь дотянуться, чтобы запечатать это чувство в своем мозгу, если вдруг все это снова исчезнет, погрузится во мрак. Вот то, что он пытался делать с Грейнджер, потому что не был уверен до конца, что все это не сломается, не рухнет в один прекрасный день от одного его неосторожного слова. Он до сих пор не понимал почему. Почему она выбрала именно его — неудачника, нищего изгоя, — но вцепился за этот шанс клещами и не желал отдавать его никому. Он чертов эгоист, он всегда им был и всегда останется. Ему нравится Гермиона, ему хорошо с ней, ему с ней спокойно. Но кроме этого покоя существует еще множество вещей: ее вздернутый нос, ее манера вечно перебивать его, от которой сводит скулы, этот полнейший пиздец на ее голове, который Драко перебирает пальцами каждую ночь перед тем, как уснуть, ее гневные крики и ее мягкие бедра, ее учительский тон и то, как она краснеет уже спустя пару мгновений от его бесконечных пошлых намеков. Все эти вещи заставляли его понимать — он не отступится до последнего. Он будет сражаться за нее как благородный рыцарь из средневековых баллад, если понадобится, вот только он не был уверен, что это вообще нужно женщине, которая ограбила самый охраняемый магический банк Европы верхом на блядском драконе. От этих мыслей становилось смешно. Во что ты опять ввязался, Малфой? Ему нужно было всего ничего: каких-то пару месяцев форы, прежде чем общественность узнала бы об их отношениях. Он бы встал на ноги, заработал первые нормальные деньги, а не жалкие кнаты, как сейчас. Ему бы было, что сказать и чем заткнуть рот всем вокруг, ему было бы, что ей предложить. Но что сделано, то сделано, и Драко совсем не был уверен, что вся эта ситуация пойдет ему на пользу. — Мистер Большой Босс, позволите войти? — Блейз, как и всегда, соблюдал правила приличия лишь номинально, потому как, не дождавшись ответа, захлопнул за собой дверь и развалился в кресле для посетителей, закидывая ногу на колено. — Как дела с твоим проектом? Вчера прочел статью Скитер. Салазар, я чуть не захлебнулся кофе от смеха, это была бы самая идиотская смерть. Грейнджер… как там было? — Забини задумчиво постукивал себя по подбородку пальцем, как бы вспоминая, но было очевидно, что он просто выдерживает театральную паузу. — Ах да! Прожженная сердцеедка, — на этих словах он слегка поперхнулся и разразился громким смехом, больше напоминающим завывания истеричной гиены. — Блять, Забини, мне вообще не смешно, — Драко пытался держать себя в руках, но веселье друга всегда было заразительным. — Серьезно, Грейнджер получила сову от Уизли через пару минут после того, как отпечатали тираж. Просто, блять, невероятно, — Драко закатил глаза, он все еще обдумывал, каким образом будет разгребать все это дерьмо. — И что с того? — Забини, кажется, искренне не понимал замешательства Драко. — Погоди… — он на мгновение замолчал, округлил глаза и, похоже, что-то для себя решил. — Неужели ты ревнуешь к Уизли? — Не неси херню, Блейз, — краткая надежда на то, что друг поймет его без слов, разбилась о невероятно идиотскую гипотезу последнего. — Ты ведь знаешь, какая у меня «кристально-чистая» репутация. Теперь Грейнджер на каждом шагу будут твердить, какое я ничтожество. Все было намного проще, когда никто не знал. — Драко, это только мое предположение, но… — лицо мулата стало в разы серьезнее, и Малфой уже приготовился выслушать какой-то охренительно важный совет от сенсея, ведь Забини всегда был намного лучше, чем он сам, по части общения с людьми. — Возможно, не стоит целоваться перед десятком репортеров с колдокамерами, если у вас тайные отношения. — Иди на хер, Забини, — Драко швырнул первым попавшимся под руку пером в сторону друга, который сейчас корчился на кресле, пребывая в полнейшем восторге от своей совершенно идиотской шутки. — Что-то твое остроумие не произвело должного эффекта на подругу Гермионы в субботу вечером. — А вот это уже низко даже для благородного дома Слизерин, Драко, — Блейз тут же прищурился и указал на него пальцем, выказывая полнейшее презрение к таким методам бить ниже пояса. — Я в процессе, — он поправил лацканы своего пиджака и самодовольно выгнул бровь. — И какой же сейчас этап? Шлешь ей любовные записки в Министерство, как на третьем курсе? — это была до боли знакомая игра между ними, которая никогда не сможет надоесть — подколоть друг друга как можно сильнее. — По крайней мере, я собираюсь уложиться в пару недель, а не в десяток лет, как некоторые, — Забини фыркнул и пренебрежительно махнул рукой в сторону Драко. Этот жест ему совершенно не пришелся по душе. — На что это ты намекаешь? — Малфой подозрительно сузил глаза. — О, брось, дорогой, — Блейз посмотрел слишком снисходительно и покачал головой, отчего у Драко слегка заскрипели зубы. — С какого курса ты сох по Грейнджер? С третьего? С четвертого? — Это самое идиотское из всего, что мне приходилось когда-либо слышать, — Драко закатил глаза. Черт знает почему, но сейчас стало невъебенно важным переспорить лучшего друга. — Она меня бесила. — И поэтому ты почти каждую ночь стонал: «Гермиона, пожалуйста, не останавливайся», — Блейз произнес это таким писклявым голосом, который совершенно точно не мог принадлежать Драко даже в тринадцатилетнем возрасте. Неужели он правда так делал? Салазар, да его, скорее всего, слышала большая часть подземелий. — Почему ты никогда не говорил мне об этом? — Малфой смотрел на друга в замешательстве. Он думал, что у них достаточно доверительные отношения, чтобы Забини смог вставить ему мозги на место за такие изречения, даже будучи в бессознательном состоянии. — Потому что ты никогда так не делал, придурок. Я тебя просто проверял, — Блейз снова заржал, пока Драко покрывался алыми пятнами от подступающей ярости и того, что его только что развели хуже, чем какого-нибудь Лонгботтома. — Ты самый настоящий урод, ты знаешь? — Малфой сокрушенно качал головой, расписываясь в собственном идиотизме. — Неужели это и вправду было так заметно? — ему действительно стало интересно, выглядел ли он со стороны влюбленным идиотом в школьные годы, ведь самому себе он казался невероятно холодным, опасным и чертовски обаятельным типом, чего уж скрывать. — Не думаю, что кто-то, кто общался с тобой не особо близко, заметил что-либо, Белла хорошо поработала с твоей окклюменцией, — при упоминании сестры Блэк лицо мулата чуть ожесточилось, он прекрасно помнил, как иногда приходилось приводить Драко в чувства после их «тренировок». — Но я часто замечал, что ты смотришь на нее дольше, чем это вообще необходимо, а иногда ты просто срывался на нее, и это было слишком даже для тебя. Я сначала решил, что ты окончательно тронулся после очередного бладжера в голову на тренировке, но потом понял, — Блейз картинно утер несуществующую слезинку из уголка глаза, — мой мальчик просто вырос и влюбился, — он всхлипнул контрольный раз, подтверждая свои слова. — Эта способность все утрировать до неебических масштабов явно передалась тебе от матери, — Драко вспомнил повадки эксцентричной миссис Забини, которая могла сделать шоу даже из обычного похода в книжную лавку. — Я лишь наблюдаю и делаю соответствующие выводы, — Блейз сложил руки на груди, явно оскорбленный последним заявлением. — Ну и еще Пэнс промывала мне мозги почти каждый раз, когда ты уходил летать, — он закатил глаза, видимо вспоминая надоедливую одногруппницу. — Она говорила, что Грейнджер совершенно точно подмешала тебе в напиток какое-то любовное зелье, потому что ты пялишься на грязнокровку как на священного единорога каждый гребаный раз, как она оказывается в зоне твоей видимости, — Забини нахмурил брови, пытаясь досконально передать разговор. — Да, так она и говорила. Она, кстати, даже собиралась проклясть Грейнджер, я вовремя отговорил. Так что своими новыми отношениями вы целиком и полностью обязаны дяде Блейзу. Я ни на что не намекаю, но было бы уместно, если бы я стал шафером на вашей свадьбе и крестным отцом ваших будущих детей, а не какой-то там Поттер, который палец о палец не… — Погоди, Пэнс говорила это все тебе? — Драко уже не слышал окончание хвалебной оды Забини самому себе, его волновал совсем другой вопрос. — Я ни разу не слышал от нее ничего подобного. — А что в этом удивительного? Что бы ты сказал ей, если бы услышал такие обвинения в свою сторону в шестнадцать? — Драко даже слегка смутился, вспоминая свой вспыльчивый характер и впечатляющий запас нецензурной брани, совершенно не подходящий наследнику древнейшего рода. — Вот именно, — это был риторический вопрос. Ответ не потребовался. — Она настолько боялась тебя разозлить, что порой это доходило до абсурда. Ты бы орал на нее громче всех мандрагор профессора Стебль. — Теперь понятно, почему она настолько ненавидела Грейнджер, — Малфой хмыкнул, вспоминая поведение своей школьной подружки. — Я никогда не понимал, откуда в ней столько злости, она не была особенно увлечена идеями Волдеморта по истреблению магглорожденных. — Это потому, что у нее была своя собственная идея — истребить одну-единственную магглорожденную, и, поверь, Том бы позавидовал ее изощренности, — Блейз покачал головой и вернул своему лицу серьезный вид, который, впрочем, никогда не задерживался на нем особенно долго. — Итак, Грейнджер. — Грейнджер, — Драко повторил его последнюю фразу, обозначая масштаб проблемы. — Ты действительно настолько сильно переживаешь из-за статьи? — Не знаю, Блейз. У нас все только начало налаживаться, а тут Скитер со своей писаниной… Я уверен, что, когда я ушел, она получила еще полсотни писем и кричалок от всех своих друзей и поклонников с подробной информацией и напоминанием о том, какой я мудила, если она вдруг успела забыть. И я понятия, блять, не имею, как она будет реагировать. — Знаешь, вам изредка стоит разговаривать, — Блейз фыркнул после того, как Драко изогнул бровь в немом вопросе. — Что? Это совершенно резонное замечание, так обычно люди решают свои проблемы, а ты всегда был слишком надменной задницей, чтобы напрямую высказывать свои недовольства. Ты предпочитал орать, брызгать слюной и больше никогда не общаться с этим человеком. — И что ты предлагаешь? Прийти к Грейнджер и начать ныть о том, что я хороший мальчик, а все они не правы? Чтобы она их не слушала? Что-то еще в этом роде? Блейз слишком снисходительно возвел глаза к потолку, как будто объяснял ребенку, что есть мороженое перед супом не лучшая затея, и Малфоя это невероятно взбесило. — Выясни, как к тебе относятся ее друзья, прежде чем закатывать истерику, Драко. Насколько я понимаю, у нее их не так много — Поттеры и Уизли. Гвен я беру на себя, так и быть, — мулат ухмыльнулся и недвусмысленно поиграл бровями. — Но, если серьезно, тебе лучше встретиться с ними лично. Твоя харизма способна превосходно наладить контакт с людьми в те несколько мгновений, когда ты перестаешь быть гондоном. — Дружеские посиделки с гриффиндорцами, которые все как один хотят меня кастрировать. Просто заебись, — Драко подвел неутешительный итог, опуская лицо в ладони. — Дорогой, не расстраивайся, рано или поздно тебе бы все равно пришлось. Я даже не стану ревновать тебя к новым друзьям, если тебе будет легче, — Забини перегнулся через стол и похлопал его по плечу. — Ты ведь хочешь, чтобы она тебе доверяла, просто сделай это. Налаживание дружеских контактов со львятами совсем не то, чем он когда-либо хотел заниматься в обществе Грейнджер, но после разговора с Блейзом стало очевидно, что это просто гребаная необходимость.***
— Берете работу на дом, мисс Грейнджер? Гермиона стояла в, казалось, нескончаемой очереди в министерской столовой, как из-за спины послышался такой знакомый и совершенно неприятный ей голос. — Мистер Уолш, добрый день. Не понимаю, о чем вы. Прямо позади нее стоял тот самый бывший председатель расформированной (не без ее помощи) комиссии по надзору за бывшими Пожирателями. Это была не основная должность Питера, поэтому он сохранил свое место в Министерстве и осыпал Гермиону «комплиментами» при каждом удобном случае. Особенность Уолша состояла еще и в том, что он никогда не говорил напрямую, пытаясь больнее уколоть своего собеседника намеками. Она знала, что Уолш учился на Пуффендуе, хотя совершенно очевидно, что на Слизерине его бы приняли с распростертыми объятиями. — Ну как же, я ведь читаю «Ежедневный пророк», как и все Министерство, кстати. Искренне восхищаюсь вашими методами, я бы не смог быть столь самоотвержен в плане работы. Следующему вашему подопечному несомненно повезет, — он сально улыбнулся, и Гермиона с трудом подавила рвотный рефлекс, хоть ела в последний раз ранним утром. — Моя личная жизнь никак не связана с моей работой, и уж тем более она не должна волновать вас, мистер Уолш, — ее голос был на грани вежливости и угрозы неминуемой расправы. Так, если бы Гермиона приглашала осужденного посмертно на плаху по всем правилам аристократического этикета. — Это такой новаторский подход, мисс Грейнджер, пытаться излечить не только душу, но и тело своих подопечных, — он совершенно проигнорировал последние слова Гермионы, продолжая одаривать ее «похвалами». — На что вы сейчас намекаете, Питер? — она уже не пыталась понизить тон или делать вид, что ведет непринужденную беседу с коллегой. Все до единого работники Министерства в этой очереди потеряли любой интерес к выбору блюд для обеда или своим собственным делам. Все их внимание переключилось на Гермиону и ее собеседника. — Лишь на то, что героиня войны стала подстилкой Пожирателя, — эта фраза ощущалась как удар под дых и плевок в лицо одновременно. Гермиона была настолько обескуражена, что не сразу поняла — эту фразу произнес не Питер Уолш. Он был слишком скользким и трусливым для подобных заявлений. В этот момент из-за спины Уолша появилась низкорослая седая волшебница в годах. Грейнджер не знала ее фамилии, но смутно припоминала, что она тоже входила в состав злосчастной комиссии. На лице ведьмы играла смесь удовлетворения и мрачного торжества. Все два года, что Гермиона занимала свою должность, она не давала ни единого повода усомниться в собственной репутации. Многочисленные работники Министерства, которым она успела перейти дорогу со своими «неудобными» законами, точили ножи и копили свой яд слишком долго, чтобы просто пропустить эту сплетню мимо ушей. В помещении столовой поднялся гвалт. Служащие разделились на два лагеря, выкрикивая слова поддержки и одобрения то одному, то другому оппоненту, и Гермиона с ужасом осознала, что численное преимущество далеко не на ее стороне. Гермиона Грейнджер никогда не была той, кто бежит от проблем, но сейчас она чертовски жалела о том, что ей не посчастливилось появиться на этот свет моллюском, у которого есть собственная раковина для укрытия в любой непонятной ситуации. — Малфоя сделали Пожирателем в шестнадцать, и вам прекрасно известно, что это вина Люциуса. Вы были на его слушаниях, — она пыталась перекричать зевак, приводя контраргументы Питеру и неприятной седой женщине. Почему-то ее совершенно не смутило ее это «подстилка», тогда как «Пожиратель» в сторону Малфоя произвело эффект взорвавшейся бомбы. — Вы не имеете права говорить все это, и я могу привлечь вас к ответственности перед Визенгамотом за клевету. — Не нужно пустых угроз, Гермиона, — женщина холодно улыбнулась. Гермиона заметила в глубине ее глаз непонятную эмоцию, которая совершенно ей не понравилась: она выглядела так, будто знала что-либо, о чем сама Гермиона не подозревала. И это знание давало ей определенную власть. — Вы еще так молоды и многого не понимаете. Все ваши новые домашние любимцы — дикие и жестокие звери. Они пытали и убивали на потеху себе и своему… Лорду, — на этих словах ее рот показательно скривился, но зрачки чуть расширились, выдавая страх. — Если бы Тот-кого-нельзя-называть победил и вам не посчастливилось умереть в битве, вы стали бы не более чем игрушкой для развлечения. Слышали про колонии для магглорожденных? Кровь медленно отливала от лица, и Гермиона подавляла в себе навязчивое желание опорожнить желудок прямо на пол министерской столовой, выблевать весь свой скудный завтрак. К горлу начала подкатывать желчь. Она слышала об одном из проектов Волдеморта по «улучшению» магического мира, но все эти дела были строго засекречены последние несколько лет. Визенгамот опасался, что еще не все Пожиратели пойманы и кто-то из них обязательно решит воплотить больные фантазии Тома в жизнь. В год перед финальной битвой у многих магглорожденных и просто неугодных отбирали палочки, их таскали на заседания в Министерство, и Амбридж очень тонко, с грацией бладжера, летящего в лицо, намекала, что им здесь не рады. У Реддла не было ресурсов, чтобы удерживать такое количество волшебников силой, поэтому все они либо бежали в мир магглов, лишившись возможности колдовать, либо уходили в ополчение или глубокое подполье. Но было совершенно очевидно, что после победы Темного Лорда им всем уготована абсолютно другая участь. — Что же вы молчите, мисс Грейнджер? Вижу, я застала вас врасплох этой новостью? — ее собеседница упивалась своим триумфом, тогда как все голоса вокруг давно смолкли, казалось, здесь никто даже не дышит. — Колоний, а, проще говоря, борделей должно было быть несколько. Они не просто планировали это на будущее, они вели учет всех магглорожденных и распределили их заранее. — Кажется, Гермиона уже догадывалась, что должно последовать за этой фразой, но в сознании билась одна-единственная мысль: «Нет. Нет-нет-нет. Пожалуйста». — Ваше имя значилось одним из первых в этих списках, а попасть вы должны были в заведение, которым бы управлял Люциус Малфой. — Это лавина. Огромная океанская волна. Она накрывает с головой и не дает дышать, потому что вода попадает в рот, нос и уши. Глаза слезятся, и Гермиона может слышать только этот голос и биение собственного сердца где-то в районе горла. — Как и моя дочь Клэр, которую задрал до смерти Сивый за несколько месяцев до финальной битвы, — с ее лица сошла ухмылка, а из голоса исчез привычный яд. — Так как вы думаете, мисс Грейнджер, кто-то из ваших подопечных подал бы вам руку помощи, будь вы на проигравшей стороне? Они просили бы для вас снисхождения и справедливости у своего хозяина? Или кто-нибудь из них благородно отказался бы вас насиловать, пока вы не утратите возможность здраво мыслить? Сомневаюсь, что этим кем-то стал бы Драко Малфой. Гермиона опомнилась на полпути к атриуму. Она поняла, что рванула с места и позорно сбежала, не ответив своим обидчикам. Обидчикам Драко. Но она не могла просто стоять там и слушать все это, а отвечать уж тем более, потому что тошнота ощущалась все сильнее, а тело била мелкая дрожь. Она держалась стойко, пока на нее вываливали всю эту информацию, словно ушат драконьего дерьма. Она слышала миллионы раз за последние семь лет о беспринципности и жестокости ПСов и возможных вариантах развития событий после победы темной стороны, но пропускала все это мимо ушей, ведь история не имеет сослагательного наклонения. Но имя «Люциус» переключило какой-то тумблер в ее голове. Щелчок, и все это становится реальным. Она будто ощущает кожей холод подземелий мэнора и удушливый смрад многочисленных залов притона, окутанных полумраком канделябров. В их свете она видит силуэт Драко. Он никогда не делал ей больно физически, даже будучи студентом Хогвартса, когда отчаянно «ненавидел» ее, но она не знала, смог бы он измениться в случае победы темной стороны. Ожесточился бы, стал бы более хладнокровным? Гермиона смутно осознает, что последнюю минуту грубо распихивала локтями людей, стоящих в очереди к каминам для перемещения. Кто-то недовольно ворчал и осыпал ее ругательствами, но она не останавливалась ни на мгновение. Ей нужно было попасть домой, чтобы умыться, чтобы привести себя в порядок, чтобы из груди перестали вырываться истеричные всхлипы.***
How long does it take To fix something I didn’t break I’ve tried to rewind, revise All of my pain and your mistakes Сколько ещё времени это займет Исправить то, что я не успел сломать Я снова пробую перемотать, пересмотреть Всю мою боль и твои ошибки Vi Wait
Она шагнула из зеленого пламени камина своего коттеджа и направилась прямиком в ванную, скидывая на ходу одежду и туфли. Она чувствовала себя грязной буквально физически, будто яд всех этих министерских крыс просочился в ее поры, проник под кожу. Ее вырвало около трех раз, прежде чем желудок начал просто сокращаться за неимением оставшейся пищи. Она брызгала на свое лицо и шею ледяной водой снова и снова, но это не помогало. Она даже не могла описать, что конкретно чувствует сейчас, но кончики пальцев были обжигающе холодными отнюдь не от воды, этот озноб шел изнутри. — Так сильно ждала меня, Грейнджер? — она слышит голос Драко и его приближающиеся шаги. Похоже, он нашел на лестнице ее беспорядочно разбросанную одежду и вообразил себе совершенно не то. Гермиона не хочет, чтобы он видел ее такой, но ничего предпринять уже не удается, потому что ее палочка осталась одиноко валяться где-то на полу гостиной, а Малфой уже находился слишком близко, чтобы она успела запереть дверь. — Если тебе так нравится секс в душе, могла бы просто сказать, а не раскидывать… — его речь обрывается на полуслове, когда он распахивает дверь и натыкается взглядом на худую фигурку Гермионы, которую сейчас бьет мелкая дрожь. Она стоит в одном белье, вцепившись руками в бортики раковины. Она держится так сильно, что костяшки давно побелели, а пальцы начало сводить. Лицо мокрое, а кудри прилипли к влажным щекам и шее. Она видит его в отражении зеркала, но даже не поворачивается, потому что замечает следы рвоты на своем бюстгальтере. Просто великолепно. Она — ночной кошмар наяву и воплощение всего того, чем никогда не должна являться идеальная девушка. Ей становится чертовски стыдно за свою истерику и этот неряшливый вид, потому что, по сути, ничего такого не произошло, она терпела куда более худшие нападки. Даже от того, кто стоит сейчас за ее спиной. — Гермиона, — в два больших шага он оказывается возле нее, разворачивает и берет ее лицо в свои ладони. — Что произошло? Тебя кто-то обидел? В чем дело? Его голос слегка подрагивает, а выражение лица становится крайне обеспокоенным. Такая его забота рождает теплое чувство где-то глубоко внутри, и Гермионе становится стыдно, потому что она не смогла защитить его перед всеми этими стервятниками. — Все… все в порядке, Драко, все хорошо, — она еще слегка заикается, но его руки действуют умиротворяюще. На сегодня у них были планы, и она не хочет портить этот день еще больше. — Я сейчас приведу себя в порядок и выйду. Она берет его ладони в свои и пытается оторвать от лица, но ничего не выходит, а сам Драко не двигается ни на дюйм и упрямо смотрит ей в глаза. — Я прихожу посреди рабочего дня, потому что забыл вчера свои документы, и застаю тебя в ванной в нижнем белье и слезах. Ты действительно думаешь, что я развернусь и уйду? — он смотрит на нее строго и одновременно умоляюще, потому что явно не настроен на спор. — Я… я не знаю, правда. Не понимаю, почему так отреагировала, — Гермиона сдается, потому что совершенно очевидно — Драко не выпустит ее из этой комнаты ни за что без развернутых объяснений. — Я собиралась обедать и стояла в очереди в министерской столовой. Там было довольно много народу, а еще Уолш... — она подняла взгляд и увидела, как темнеют глаза Драко. Сейчас в нем поднималась ярость, подобно цунами, хотя она еще даже не озвучила, в чем дело. — Он, как обычно, изображал милую беседу, завуалированно меня оскорбляя, но потом появилась еще одна женщина из комиссии и сказала, что я стала подстилкой для Пожирателей, — она сглотнула и опустила взгляд. Гермиона физически чувствовала, как напряглось все его тело, и слышала скрип его зубов, поэтому поспешила продолжить. — Драко, я говорила им, что ты не Пожиратель, что тебя оправдали и они не имеют права, я хотела защитить тебя, но потом… — ей было больно об этом говорить или напоминать ему, если вдруг Драко был в курсе всего этого. Но также ей необходимо было внести ясность, почему она отреагировала так. Она не хотела, чтобы он думал, что она психически неуравновешенная истеричка, которая будет впадать в депрессию от одного косого взгляда. — Колонии для магглорожденных. Она произнесла это и почувствовала, как его руки на мгновение замерли, а после он отпустил ее и отошел на шаг. Гермиона подняла глаза и увидела ужас на его лице. Казалось, его кожа не могла стать еще более бледной, чем обычно, но это происходило. — Она сказала, что у них были списки и я бы попала к твоему отцу. — Блять, — он снова сделал шаг назад, после еще один, пока не уперся спиной в холодный кафель. Драко зарылся пальцами в волосы и начал с силой их оттягивать. — Блять, блять, блять. — Меня… ну, я немного была выбита из колеи всем этим и не смогла ничего сказать. Я просто сбежала. Прости меня, Драко. — Ты ведь несерьезно, Грейнджер, несерьезно, — он отнял руки от лица и выглядел сейчас наполовину безумным. — Ты просишь простить тебя? Серьезно, блять? За что? Гермионе казалось, что она достаточно ясно обрисовала сложившуюся ситуацию, но ему почему-то требовались дополнительные объяснения. — Я ведь уже сказала. Я хотела закрыть им рты, но ничего не смогла сделать, потому что все это… ее слова, — она развела руками, указывая на очевидность происходящего. — Я никогда не слышала об этом, вся информация о политике Волдеморта, которую он собирался вести после своей победы, была засекречена, и я не особо желала вдаваться в подробности, потому что все произошло так, как произошло. Но она назвала факты и имена, и вдруг это стало таким… реальным. — Драко смотрел на нее из своего угла с широко раскрытыми глазами. В них читалось удивление, горечь и что-то еще, что ей никак не удавалось идентифицировать. Гермиона сделала шаг навстречу. — Но я обещаю, что в следующий раз буду готова. Я просмотрю все архивные дела, которые уже рассекретили за давностью лет, и не позволю больше никому отзываться плохо о тебе или других моих подопечных, — между ними оставалось несколько миллиметров, но она остановилась в нерешительности, ведь Драко так и не проронил ни слова после упоминания колоний. — Почему ты молчишь? — Не могу поверить, — он горько усмехнулся и покачал головой. — После того, что ты сказала… после слов про колонии для магглорожденных, я решил, что все кончено, — он сжал переносицу двумя пальцами и сильно зажмурил глаза. — Что ты больше не захочешь меня видеть. — Что за ерунда, Драко? — Гермиона смотрела на него с беспокойством и с ужасом осознавала, что они совершенно точно не понимают друг друга с полуслова ни в чем, кроме секса. Будет непросто. — Это было много лет назад, и ты не должен отвечать за действия Реддла или своего отца. Он поднял глаза и с минуту просто рассматривал ее. Ее лицо, ее волосы, ее шею и грудь. Гермиона уже начала неуверенно переминаться с ноги на ногу под его пристальным взглядом, ведь выглядела она, мягко говоря, непрезентабельно. — Так значит, ты теперь мой рыцарь в сияющих доспехах, Грейнджер? — к нему возвращалась его наглая ухмылка, и Гермиона с облегчением вздохнула. — Будешь защищать мою честь от всех злых языков? Одна его рука легла на талию и притянула ближе, а вторая запуталась во влажных волосах. — Вообще, это то, чем я собираюсь заниматься в ближайшем будущем. Он улыбался, и Гермиона могла кинуться на любую амбразуру грудью ради этой его эмоции. — Всегда мечтал о телохранителе размером с садового гнома, — он хрипло рассмеялся и притянул ее ближе, зарываясь носом в волосы и глубоко вдыхая. — Ну, гномы бывают очень злыми и агрессивными, если их раздражать, — Гермиона смеялась в ответ, будто не было ничего необычного в том, что она стоит практически обнаженная и залитая водой рядом с полностью одетым Драко в своей ванной и обсуждает превратности поведения магических существ. — Знаешь, ты самый сексуальный гном, которого я когда-либо встречал. — Это очень плохой комплимент, Малфой, ты же понимаешь? — Гермиона поднимает голову, и ее взгляд оказывается где-то на уровне его подбородка. — Я обещаю исправиться, — его глаза постепенно темнеют, а зрачок увеличивается в размерах. Гермиона замечает его взгляд на своих губах и с ужасом понимает, что совсем недавно ее тошнило. Сейчас совершенно неподходящая ситуация для поцелуев. — Нет, не надо, — она кладет руки ему на грудь в попытке отстранить, но сама слегка сжимает ткань рубашки. — Мне правда стоит привести себя в порядок и принять душ. — Хорошо, я не против, — его внимание все еще приковано к ее губам, но руки расстегивают белую сорочку, пуговица за пуговицей ослабляя ее сопротивление. — Что ты… нет, я сама, — принимать душ с кем-то кажется ей еще более интимным, чем спать в одной постели, поэтому Гермиона начинает покрываться румянцем. — Гермиона, — его тон серьезный, а голос низкий и хриплый. Это заставляет ее на секунду остановить свое мельтешение. — Не спорь хотя бы раз, ради Мерлина. Она могла бы возразить и найти еще кучу причин и отговорок, но сейчас это совершенно не хочется делать, потому что рубашка Драко валяется уже где-то у ее ног, а его пальцы принимаются за ремень на брюках. Она молча тянется за спину и расстегивает лифчик, следом идут трусы. К этому моменту Драко стоит уже полностью обнаженный. Они молча изучают друг друга, и, кажется, каждый что-то для себя решает. — Иди сюда, — он берет ее за руку и ведет за собой в душ. Холодная вода заставляет ее слегка вскрикнуть от неожиданности, но Драко прижимает ее ближе и регулирует напор. Ее тело все еще дрожит, но затем она замечает, что он тянется к крану и делает воду горячее, продолжая при этом гладить одной рукой ее спину. Он не выпускает ее из своих объятий ни на секунду, и эта ванная — и его руки — кажутся ей самым безопасным местом на земле. Очень скоро комнату заполняют густые клубы пара. Гермиона уже согрелась, и ее перестал бить озноб. — Мне неважно, что они говорят, Драко, — становится жизненно необходимым донести до него свою мысль. Она помнит, что повторяла это уже несколько раз, но не уверена, что он понял, ведь, по всей видимости, для него ее английский звучит как древнекитайский. — Хорошо, — он гладит ее мокрые волосы и ее лицо. Большая часть капель попадает ему на макушку, потому что он намного выше, и Гермиона может поднять голову и смотреть ему прямо в глаза. — Это хорошо. Когда Драко целует ее, она резко забывает обо всех своих планах. О том, что не собиралась подпускать его близко, пока не наложит тысячу освежающих заклинаний. О том, что не желала никаких совместных банных процедур. О том, что сейчас только середина дня, вообще-то, и ей необходимо появиться на работе в ближайшее время. Обе его руки держат ее за затылок. Это практически мертвая хватка. Он раскрывает своим языком ее рот, а зубы легко оттягивают нижнюю губу. Она слышит, как Драко шумно выдыхает, и чувствует бьющийся пульс на его шее под своей ладонью. Ее пальцы легко скользят по его коже, мягкой и влажной, капли воды усиливают ощущения в десятки раз, и если бы Гермиона знала об этом раньше, то давно затащила бы его силой в этот душ. Его движения становятся более резкими и неконтролируемыми. Он углубляет поцелуй, и Гермиона думает, что вот-вот может задохнуться от его напора. Его руки достаточно сильно сминают ее талию, и Драко практически отрывает ее от пола, притягивая к себе. Это может показаться страстью на первый взгляд, но она чувствует привкус обреченности и безысходности на своем языке. Так, если бы он действительно чуть не потерял ее пару мгновений назад. — Я не позволю, чтобы кто-то снова сделал тебе больно, — он приподнимает ее за ягодицы и прижимает к влажному кафелю душевой, в то время как ноги Гермионы обвиваются вокруг его талии, а руки обнимают широкие плечи. — Слышишь? — Да, — ее разум медленно покидает тело, пока Драко покрывает поцелуями ее шею и ключицы. Его член давно напряжен, он прижимается к ней слишком сильно, и Гермиона отчаянно хочет почувствовать его внутри себя. Почему-то сейчас это не имеет ничего общего с сексуальной разрядкой, потому что ей кажется, что только так она сможет доказать, что никуда не денется, что не оставит его. Ее тело зажато между стеной и самим Драко. Он поддерживает ее одной рукой под бедра, а второй начинает сжимать и ласкать ее грудь. Его движения можно назвать собственническими, будто они вместе тысячи лет, будто он досконально изучил каждый ее миллиметр. Он сжимает ее сосок большим и указательным пальцами и поднимает ее чуть выше, так, что ее грудь оказывается практически напротив его лица. Гермиона отдаленно понимает, что довольно сильно царапает короткими ногтями кожу его головы, прижимает ближе, когда он проходится языком и чуть прикусывает сосок. — Ты веришь мне? — он продолжает осыпать ее вопросами. Она уже жалеет, что так неосмотрительно забыла палочку внизу и не успела запереть дверь или привести себя в порядок до его прихода, потому что, похоже, в его голове теперь примерно двести семьдесят шесть тысяч уточнений и сомнений. — Да, — она издает всхлип и с силой тянет его за волосы. Этот допрос с пристрастием пора заканчивать. Сегодня у нее был чертовски эмоциональный день, и она не желает участвовать ни в каких викторинах. — Да, пожалуйста. Драко издает приглушенный рык, и в ее сознании почему-то сразу возникает ассоциация с огромным мурлыкающим котом, но веселье быстро сходит на нет, потому что он входит одним резким толчком. У Гермионы никогда не было секса в этой позе, она всегда считала это неудобным и противоестественным, но Драко выбирает какой-то совершенно невероятный угол, и все ее сомнения уходят на второй план. К тому же ее вынужденная годовая диета, вызванная полным отсутствием умения и желания готовить, дает свои плоды. Драко держит ее в своих руках так, будто она ничего не весит. Звук льющейся воды слегка приглушает ее стоны, хоть это и не слишком помогает. Каждый толчок отдается электрическим разрядом в ее нервах, и она цепляется за его плечи, как за последнюю соломинку для утопающего. Его движения резкие и сильные, но Гермиона замечает, что одной рукой он обнимает ее спину, не давая больно биться о кафель. Это все выглядит как самое настоящее сумасшествие на грани отчаяния, она ни разу не видела его в таком состоянии. Она осознает, что, вероятнее всего, это потому, что он решил, будто она собирается уйти из-за слов каких-то посторонних людей, хоть это и звучит как полнейшая чушь. Гермиона не может не признать, что это тешит ее самолюбие, но сердце почему-то больно сжимается. Наверное, оттого, что он не уверен в ней так же сильно, как и в себе. Драко все сильнее сжимает ее в своих руках, толчки становятся хаотичнее, она чувствует, как все мышцы его тела напрягаются, превращаясь в камень. — Останься, — скорее всего, состояние крайнего возбуждения заставляет его говорить все эти глупости. Гермиона никак иначе не может объяснить себе то, что он сейчас произносит. — Останься со мной, Грейнджер. Его тон звучит почти умоляюще, и она все сильнее притягивает Драко к своему телу, хоть это уже практически невозможно. Он беспорядочно покрывает поцелуями ее лицо. Ее скулы, нос и губы. Он целует все, до чего может дотянуться, и этот секс больше напоминает агонию перед последним вздохом. — Я здесь, Драко, — Гермиона берет его лицо в свои ладони, пытается встретиться с ним взглядом и донести свой ответ. — Я здесь, все хорошо. Эмоции в его зрачках меняются как калейдоскоп. Она никогда раньше такого не видела, и Гермиона осознает, что сейчас он полностью обнажен перед ней, и дело совсем не в одежде. Его окклюменция очень сильная, она выглядит со стороны как толстая корка изо льда, которая идеально подходит под цвет его глаз. Она — часть него самого. Он не отпускает это, даже когда они наедине, но сейчас все по-другому. — Ты моя. Моя, — эти слова он произносит еле слышным шепотом, будто больше для себя, продолжая вбиваться в ее тело, но она слышит. Гермиона понимает, что не стоит слишком сильно доверять словам мужчин во время секса, но почему-то думает, что это самое честное из всего, что ей когда-либо говорили в жизни. Она чувствует, как его тело начинает дрожать. Это очень красиво — наблюдать за его оргазмом, она могла бы смотреть на это вечно, она могла подмечать каждое изменение мимики на его лице и запоминать каждый звук, что он издаст. Пожалуй, она смогла бы даже построить на этом карьеру, заняться этим профессионально. Драко не выходит, как обычно это делает, и ее начинает заполнять теплая вязкая жидкость. Нужно выпить противозачаточное, но она подумает об этом после, потому что это новое и совершенно непередаваемое ощущение чего-то важного внутри нее, частички его. Еще пара последних толчков, и Гермиона следует за ним. Ее мышцы сокращаются и плотно сжимаются вокруг его члена. Она понимает, что повисает на нем безвольной ношей, совершенно не помогая им обоим удержать равновесие, но ничего не может с этим сделать. Они оба часто дышат, приходя в себя, еще несколько минут. Драко все так же держит ее на весу, уткнувшись носом куда-то в ее плечо. Гермиона ослабляет свою хватку и пытается опустить ноги на пол. Ей почему-то неловко смотреть в глаза Драко, потому что всего несколько минут назад он был слишком открыт и уязвим, и она не привыкла видеть его таким. Ему, похоже, тоже не совсем комфортно, но он тщательно пытается это скрыть. — Мы, кажется, собирались помыться, Грейнджер, — его голос все еще хриплый, но он уже улыбается и тянет ее за руку под струи теплой воды. — Нет, это я собиралась мыться, Драко, а ты и так был чистый, так что проваливай и дай мне закончить, — переводить все в шутку — безопасная территория, они всегда так поступают, когда речь заходит о чем-то слишком серьезном. — Забудь, — он довольно резко разворачивает ее и прижимает спиной к своей груди. Гермиона даже не успевает оспорить это действие, когда он уже наливает в руки гель и начинает медленно намыливать ее тело. — Я никуда не собираюсь. Это очень странно и интимнее всего, что когда-либо с ней происходило. Его большие ладони скользят по ее животу, груди и бедрам, но он не пытается намекать на что-то большее своими действиями. Он с усердием честно выполняет свою работу, растирая пену по ее коже. Гермиона и представить не могла, что в сознательном возрасте кому-то может прийти в голову мыть ее. Это так… мило. Самое последнее слово, которым можно охарактеризовать Драко Малфоя, но это именно то, что приходит сейчас на ум. — Что тебе написали Уизли? Гермиона на мгновение замирает, а после вспоминает, что совершенно забыла вскрыть письмо от своих самых близких людей. — Я не знаю. Я еще не читала, — щеки покрывает румянец оттого, что она не очень-то хорошая подруга. — Я думаю, нам в любом случае нужно встретиться и все обсудить. Это разговор не для совиной почты. — Я могу пойти с тобой, если хочешь, — этот странный день становится все более сюрреалистичным. Малфой собирается на званый обед в Нору? Просто бред. — Ты можешь? — она поворачивает голову, чтобы встретиться с ним взглядом и понять, не издевается ли он над ней прямо сейчас. — Да. Мы ведь теперь вместе, будет несправедливо, если весь праведный гнев рыжего семейства достанется тебе одной, — он ухмыляется и слегка разворачивает ее боком, продолжая со всей ответственностью намыливать ее спину и ягодицы. Он даже немного сводит брови на переносице от своей сосредоточенности, и Гермиона тихо хихикает, пока не ловит на себе его строгий взгляд. — Что ж, ты сам согласился, — в ее глазах загорается азартный и немного хищный огонек, отчего Драко выгибает бровь. — Но я думаю, в начале стоит попробовать демоверсию семьи Уизли, чтобы тебя не хватил сердечный удар, — она продолжает смеяться, пока Драко недоверчиво смотрит на нее сверху вниз. — В эти выходные мы пойдем на Гриммо. — Вечеринка у Поттеров, всегда мечтал, — он фыркает и закатывает глаза, а после присаживается на корточки и с усердием трет ее правую ногу, надув губы, словно маленький ребенок.