Искупление

— Ну что, за встречу, — подруга поднимает бокал и широко улыбается. В комнате стоит настоящий гвалт вперемешку со звуками старого граммофона, им настолько уютно в этой компании, что они не сразу замечают фигуру в углу комнаты, которая только что вышла из камина. — Занятно, — жесткий голос разрезает шум столовой. Все четверо оборачиваются и видят Рональда Уизли в состоянии крайней степени ярости. Смятение на лице Гермионы сменяется ужасом. Она знает, что Рон болезненно отреагировал на новость о ее новых отношениях, ведь сам он порвал с Дейзи сразу же после их совместной ссоры. — О, Рон, привет. Я не знал, что ты зайдешь, — Гарри вскакивает из-за стола и практически опрокидывает на себя тарелку с мясом. В его глазах паника, а на щеках яркий румянец. Грейнджер понимает, что дело — дрянь, ведь даже младшая сестра Рона не может выдавить из себя ни слова. Все очень плохо. — Вероятно, потому что ты был занят общением со своим новым другом, — он бросает взгляд на Драко, который сидит в до ужаса непринужденной позе, откинувшись на спинку стула, и лениво крутит вилку в своих длинных пальцах. Его, похоже, забавляет сложившаяся ситуация. Он ждет шоу, и это неимоверно злит Гермиону, которая просто хотела наладить все сферы своей жизни, а не только постельную. — Не говори глупостей, Рон, — Джинни довольно быстро берет себя в руки и поднимается со стула. — Садись, я принесу тебе приборы, мы только начали. — Ну что вы, я не хотел мешать вашей идиллии. Гермиона может поклясться, что не слышала таких оборотов речи от Рональда никогда в жизни, но близкое присутствие Малфоя, по всей видимости, заставляет его покопаться в своем словарном запасе. — Привет, Рон, — Грейнджер улыбается и встает поприветствовать бывшего мужа. Она подходит очень осторожно, будто Рон болен ликантропией и вот-вот вырвет кусок свежего мяса прямо из ее глотки. — Я рада тебя видеть. Она обнимает его, приподнимаясь на носочки. Реакция Уизли совершенно неожиданная: вместо грубостей и оскорблений он обнимает ее за талию, чуть ниже, чем того требует этикет, и властно притягивает к себе. Это движение можно назвать собственническим. Он никогда так не делал, пока они были женаты. — Я тоже очень рад, Миона, — ладонью он убирает выбившийся локон и заправляет за ухо, а после горячо прижимается губами к ее щеке. Гермиона мгновенно покрывается румянцем. Эту версию Рона она еще никогда не видела. Что это? Ревность? Злость? Желание указать Малфою на его место? Жажда доказать, что он был и навсегда останется первым в ее жизни, сколько бы парней ни было после? Она совершенно не знает, что делать в подобной ситуации. Джинни могла бы помочь, но она слишком долго возится на кухне в поисках дополнительных столовых приборов. Гарри сам сидит еле живой, а на Драко она вообще не хочет смотреть. Скорее всего, ее чертовски напугает то, что она увидит. — Дядя Рон! — помощь приходит откуда не ждали. Джеймс срывается с места, пользуясь отсутствием матери, подбегает к Уизли и с силой тянет за штанину. Гермиона отступает, благодарная этому неожиданному моменту, и бредет на свое место, опустив голову. Она уже знает, что ее ждет очень серьезный разговор сегодняшним вечером, потому что слышит, как Малфой выпускает воздух из ноздрей намного громче, чем того требует ситуация. — Дядя Рон, это Драко, он вместо тебя! — малыш объявляет это очень громко с широкой улыбкой во все свои несколько зубов и указывает пальчиком на Малфоя. Боже. Мой. Это. Конец. Зря Гермиона мысленно похвалила Джеймса. Сейчас она понимает, что совершенно точно не хочет детей в ближайшие… никогда. Никогда Гермиона не хочет детей. — Вот твои приборы, садись здесь, — в комнату влетает Джинни, она как всегда вовремя, потому что глаза Рона уже налились кровью, и на контрасте с его бледной кожей и рыжими волосами это выглядит просто ужасающе. Грейнджер замечает, что младшая Уизли накрыла брату слева от нее. С одной стороны, это не совсем комфортно, но с другой, она бы подавилась куском мяса и умерла от асфиксии за этим самым столом, если бы Рональд сверлил ее весь вечер своим кроваво-красным взглядом. Ни один колдомедик бы не успел спасти. Где-то на краю сознания она понимает, что Драко не произнес ни звука с тех пор, как Рон переступил порог дома на Гриммо. Возможно, это даже к лучшему, ведь она совсем не ручается, что первыми произнесенными словами не были бы проклятия или Непростительное. — Ты из офиса? Что-то случилось? — Гарри цепляется за то, что Рон сейчас в аврорской форме, и решает перевести тему в более безопасное русло. — Ничего интересного, рабочие моменты, — Рональд отмахивается и придвигает свой стул чуть ближе к Гермионе. Еще пара дюймов, и их бедра соприкоснутся. Она может поклясться, что слышит скрип зубов Драко справа от нее. — Как дела в фонде, Миона? Уизли поворачивается и одаривает ее широкой улыбкой. Он никогда не интересовался делами Гермионы, даже будучи ее мужем. Она не может понять, какого черта происходит, но спешит ответить на заданный вопрос, ведь пока палочки не расчехлены, а вся мебель в столовой находится в своем первозданном виде, еще можно сохранить какое-то подобие нормального диалога. По крайней мере, она на это очень рассчитывает. — Все в порядке, Рон. Спасибо, что спросил, — она нервно сглатывает. Может быть, лишь ей одной кажется, будто что-то идет не так? Но встретившись глазами с Джинни, она понимает, что подруга также не имеет ни малейшей догадки по поводу странного поведения брата. — Как жизнь, Малфой? Чем сейчас занимаешься? — из всех сидящих за этим столом вещает лишь Рональд. Остальные нервно переглядываются и тщательно подбирают ответы на его вопросы. Саперы на минном поле. — Ох, я совсем забыл, что ты безработный. Слышал, тебя содержит Гермиона. Совсем неплохо, — он не дает Драко вставить ни слова и продолжает свой монолог. Ситуация накаляется, и Грейнджер чувствует, как рука Драко ложится на спинку ее стула. — Рон, это не я, а фонд… — Я открыл свое дело, Уизли. Думал, у тебя есть пару лишних сиклей на «Пророк», — Драко не дает ей закончить и начинает опасно мягким тоном. — Да, я что-то слышал. Кажется, Джинни говорила, что Гермиона нашла тебе помещение, составила бизнес-план и договорилась с Огденом. Спинка стула жалобно скрипит под побелевшими костяшками Драко. — Что-то я не припомню, чтобы тебе самому было некомфортно прятаться под юбкой Грейнджер пятнадцать лет и заставлять ее разгребать твое дерьмо, — Малфой почти рычит. Это не то поведение, которое он когда-либо демонстрировал рядом с Роном Уизли. Все всегда было с точностью до наоборот: Драко выводил Рональда одним своим взглядом или усмешкой, на что тот отвечал пылающими щеками и сжатыми кулаками. Она была готова к такому повороту событий, но как вести себя в сложившейся ситуации — не имела ни малейшего понятия. Уизли тянется к злосчастному пирогу, и Гермиона рада, что может перевести тему и предостеречь друга. — Рон, это я готовила, может, не стоит… — остановить его не удается. Как только он слышит, что пирог готовила именно Гермиона, Рональд отрезает кусок побольше и со злорадным торжеством погружает часть себе в рот, не прерывая зрительного контакта. — Это просто божественно, Миона, — его глаза закатываются, и он преувеличенно громко мычит, изображая райское блаженство. Годрик, на какие только отчаянные поступки ни способны мужчины, лишь бы досадить врагу. — Помнишь, как по воскресеньям мы целый день не вылезали из постели и ели твой пудинг. Я бы не отказался еще раз попробовать, — Рон проглатывает явно вставший комом в его горле кусок пирога и кладет свою большую ладонь поверх ее руки. Гермиона понимает, что таких воскресений совершенно точно не было ни разу за всю их совместную жизнь. — Уизли, какого хера? — Драко резко дергает Гермиону на себя, в то время как Рон все еще не выпускает ее руки. Она чувствует себя тряпичной куклой, которую не могут поделить двое вредных мальчишек. — Джеймс, тебе пора спать! — Джинни значительно повышает голос и пытается выпроводить ребенка из-за стола, потому что младший Поттер округлил глаза и внимает каждому нецензурному слову, откладывая это все на подкорке своего детского мозга. Рон, наконец, убирает руку и снисходительно смотрит на Драко. Все они ждут, пока за Джеймсом захлопнется дверь в детскую на втором этаже, а после Уизли продолжает с совершенно малфоевской ухмылкой: — Она ведь моя подруга и бывшая жена, Малфой. Мы всегда будем близки, нравится тебе это или нет. Черт подери. Кто-нибудь, помогите. — Уизел, я старался вести себя сдержанно из уважения к хозяйке дома, — он бросает быстрый взгляд на Джинни, глаза которой уже стали неестественно большого диаметра. — Но если еще раз ты притронешься к Гермионе хоть пальцем — я, блять, клянусь, я вырву нахуй твои рыжие конечности, — Драко увлекся своей тирадой и больно сжал плечо Гермионы, придвигая ее ближе к себе. Она чувствует себя сейчас в лапах какой-то огромной, хищной и очень агрессивной птицы, которая самоотверженно защищает своего птенца. — Достаточно, — Гарри громко хлопает ладонью по столу. Его взгляд непривычно суров. Сейчас он полностью вошел в роль главного аврора магической Британии. — Рон, перестань, ты ведешь себя по-детски. — По-детски? — Уизли хмыкает и натягивает на лицо злую усмешку. Конечно, он уже не тот долговязый веснушчатый мальчишка, который не мог держать себя в руках и ввязывался в любую драку со слизеринцами. Он аврор с огромным стажем работы, с боевыми шрамами и войной за плечами. Но то, как холодно и расчетливо он себя ведет, удивляет всех присутствующих. — Хорек угрожает мне, а ты пытаешься сказать, что я веду себя по-детски? — Она больше не твоя жена, Рон. Вы решили это обоюдно больше года назад, — взгляд Гарри жесткий. Она никогда не видела, чтобы Поттер хоть с кем-то разговаривал в подобном тоне, не говоря уже о друзьях, но сейчас она ему безмерно благодарна. За то, что защитил. За то, что указал Рону на его поведение. — Да, но она все еще моя близкая подруга. Миона, разве я сделал что-то плохое? — его невинный, почти ангельский взгляд тут же находит ее. Что она, черт возьми, должна на это ответить? — Нет, Рон, ничего такого… — Прости? — Малфой в своей обычной манере не дает ей договорить и разворачивает лицом к себе. — Я имею в виду, ну… я хочу сказать, что... — она запинается и нервно сглатывает. Находясь между двух огней, очень сложно выбрать правильный ответ. Красный провод или синий. Она уверена, что рванет в любом случае. — Мы ведь и вправду друзья, Драко. Рон не сделал ничего такого и… — О, как ты отлично придумала, Грейнджер, — Драко кидает салфетку на стол и вскакивает на ноги. — Может, продолжишь трахаться с Уизли по воскресеньям, как он недвусмысленно намекнул пару минут назад? А что в этом такого? Вы же, блять, друзья. Ебучее гриффиндорское братство! Драко кричит и размахивает руками. Жилка на его виске пульсирует, а кисти плотно сжимаются в кулаки. Гермиона хотела бы его успокоить, но она не железная. Чаша терпения практически переполнена. Она не потерпит подобного отношения к себе, тем более в присутствии своих же друзей. — Возьми свои слова назад, — она понимает, что это абсолютно ребяческая фраза, но просить его извиниться, еще и прилюдно, не представляется возможным. — Гермиона, может, не стоит, — она слышит, что младшая Уизли подает, наконец, голос и пытается спасти их всех от неминуемой катастрофы. Поздно, Джинни. — Я жду, Драко. Он осматривает комнату неверящим взглядом и возвращает свое внимание ей. Она буквально спиной чувствует, как сейчас ликует Рональд. Он едва не подпрыгивает на своем стуле. Это сейчас неважно, с ним она разберется после, ведь Драко задел ее, очень сильно обидел, и он должен это, черт возьми, понимать. — Да на хер это все, — Малфой еще несколько мгновений качает головой из стороны в сторону, будто отрицая происходящее, а после резко срывается с места и громко хлопает входной дверью. Гермиона слышит звук аппарации прямо на крыльце и понимает, что Драко, вероятно, нарушил пару десятков пунктов Международного статута о секретности. Она опускает лицо в ладони и тихонько вздрагивает, пока на ее плечи не ложится теплая ладошка Джинни. Она знала исход. Глупо было надеяться на чудо.

***

Просто, блять, невероятно. Утро воскресенья медленно вступает в свои права. Сейчас почти шесть, и первые лучи солнца тщетно пытаются пробиться сквозь лондонский туман. Ты не сомкнул глаз еще ни разу с того момента, как аппарировал в свою квартиру прямо с площади Гриммо. В руках почти приконченная бутылка огневиски. Вторая, кажется. А в голове полнейший бардак. Ты старался как мог. Ты пытался проявить дружелюбие изо всех сил, и у тебя практически получилось. Практически вышло чувствовать себя нормальным человеком в компании блядских героев войны, но все пошло нарглу под хвост с приходом Уизела. Хотя нет. Это случилось намного раньше, как только ты остался один на один с Поттером. Разговор со шрамоголовым не предвещал ничего хорошего, но Поттер вновь смог удивить. Когда ты открыл дверь в бывшие покои Нарциссы, сердце пропустило удар. Все силы уходили на возведение ментальных щитов, и ты слушал Избранного вполуха. Сначала экскурсия Гермионы, которая всколыхнула все воспоминания в твоем больном мозгу, а после это. Поттер долго мялся, не зная, с чего начать. Ты бы посмеялся над ним и отвесил пару язвительных шуток, если бы не окружающая обстановка. Кровать с плотным балдахином из бордового бархата. Большое трюмо с туалетным столиком, практически такое же, как и в ее комнате в мэноре. Одна-единственная роза в хрустальной вазе. Это было заклятие вечного цветения. Такая красивая, нежная магия. Такая же, как сама Нарцисса. Сама мысль о том, что мать лично накладывала чары на этот цветок, заставляла сильнее свести скулы, чтобы не выглядеть полнейшим слюнтяем перед народным героем. — Я тут подумал, — Поттер неловко переминался с ноги на ногу и наводил ужаснейший беспорядок в своей и без того отвратительной прическе. — В общем, мы с Джинни разбирали вещи пару месяцев и наткнулись на это, — он достает из старого комода небольшой бархатный черный мешочек. От него идет легкая рябь, скорее всего, заклятие незримого расширения. — Вот, — он протягивает свою находку, и ты неуверенно принимаешь ее из рук своего бывшего школьного врага. — Это принадлежало Нарциссе, там ее инициалы. Я подумал, что ты бы хотел оставить это себе. Ты развязываешь атласный шнурок, внутри несколько предметов: фамильный гребень с драгоценными камнями, белый ажурный платок с вышитыми буквами, какие-то свитки, отдаленно напоминающие лекции, несколько колдографий, красивая расческа из слоновой кости. Она пользовалась такими до самого последнего дня. Ты сглатываешь и переводишь взгляд на Гарри. Это невероятно. Эти вещи очень дороги, ведь они принадлежали твоей матери, и то, что Поттер просто не выкинул их, а подумал о тебе, о Драко-гребаном-Малфое, заставляет потерять дар речи. Ты лишь киваешь и судорожно хватаешь ртом воздух. Подступает паника, но Гермионы нет рядом, чтобы спасти тебя. Чтобы вытащить снова. Ты уже порядком вымотан, а окклюменция отнимает достаточно сил, но в этом доме все пропитано воспоминаниями о матери, о ее сестре, об их семье. — Все в порядке? — Поттер смотрит с беспокойством и тянет свою руку, но вовремя останавливается, понимая, что этот дружеский жест не совсем уместен по отношению к бывшему врагу. — Да, — ты говоришь очень тихо, тело бьет мелкая дрожь, а на лбу выступает испарина. — Да, Поттер, все в норме. И… спасибо тебе, — последнюю фразу ты произносишь едва ли не шепотом, но тот слышит. Поттер кивает и сводит брови на переносице, явно озабоченный сложившейся ситуацией. — Мне позвать Гермиону? Нет, только не это. — Не надо. Ты ведь знаешь, что она ведет себя иногда как самая настоящая наседка. — Поттер ухмыляется. Вы явно сошлись во мнении по поводу гиперопеки Грейнджер. — Если только ты не хочешь провести вечер в ожидании целой бригады из Мунго из-за одного моего лишнего вздоха. — Нет уж, уволь. Я бы предпочел выпить огневиски. Вы оба смеетесь, и ты понимаешь, что не все гриффиндорцы одинаково безнадежны. Возможно, тебе бы даже удалось подружиться с Поттером тогда, на первом курсе, не будь Избранный такой надменной задницей. С ним довольно легко общаться. — Давай просто уйдем отсюда, — сейчас должен последовать допрос с пристрастием от очкастого аврора, но тот лишь кивает головой и направляется к выходу. А он уже начинает тебе нравиться. Блейз точно будет ревновать. — Послушай, Поттер… — ты запинаешься на полуслове. Не хочется пользоваться шатким перемирием с Мальчиком-который-выжил в своих корыстных целях, но ты не можешь не спросить. — Да? — тот оборачивается. Вы уже почти на лестнице, и лучшего момента, чтобы поговорить, может не представиться. — Грейнджер показала мне библиотеку, и я увидел несколько рукописей… — ты фыркнул тогда на предложение Гермионы спросить у Поттера книги, но все никак не мог выкинуть это из своей головы. Там было много интересных вещей: история семьи Блэк, дневники твоих предков, различные документы и статьи. Ты никогда не занимался этим вопросом, но, увидев все эти реликвии, понял, что хочешь узнать больше о семье матери. О своей семье. — Могу я взять несколько свитков, чтобы изучить? — взгляд Поттера не говорит совершенно ни о чем, но ты чувствуешь, что, вероятно, перешел какую-то незримую границу вашего хрупкого перемирия, слишком нагло пользуясь гостеприимством хозяина дома. — Ладно, неважно, забудь. Машешь рукой и делаешь уверенный шаг в сторону лестницы, пока ладонь Поттера не ложится на твой локоть. Это чертовски странный жест, и ты останавливаешься как вкопанный. — Послушай, Малфой, — он спешно одергивает свою руку, наткнувшись на твой взгляд, и поправляет очки. — Этот дом мне передал Сириус, он оставался единственным прямым потомком Блэков и моим крестным. — Плечи опускаются. Ты чувствуешь себя ребенком, которого сейчас отчитают за непозволительную наглость. Сам нарвался. — Но я уверен, он хотел, чтобы все фамильные рукописи и книги достались члену семьи. — Ты округляешь глаза. Это не совсем то, что ты ожидал услышать. — Я сам хотел предложить тебе перевезти библиотеку к себе, ведь вы с Гермионой явно больше нуждаетесь в книгах, чем мы с Джинни. Вы были лучшими на нашем потоке, а у нас скоро будет второй ребенок, и все, что я успеваю читать, — это инструкция к детскому питанию, — он хмыкает и засовывает руки в карманы. — Ты серьезно? — первый шок еще не прошел, и четко формулировать свои мысли не выходит. — Нет, это слишком, Поттер, она ведь твоя и… — Чушь, — Гарри прерывает тебя непривычно строгим голосом. — Этот дом мой, но на семейном древе Блэков изображен именно ты. Ты единственный оставшийся наследник по мужской линии, не считая Тедди Люпина, но я уверен, что история его рода не будет волновать его еще как минимум лет десять. Если что, я скажу ему, где тебя искать. Они все твои, Малфой, ты можешь заняться перевозкой библиотеки в любое удобное тебе время. Чертовы гриффиндорцы с их чертовым состраданием. Ты бы никогда в жизни не сделал подобного для бывшего врага, и это заставляет чувствовать себя слегка неполноценным. — И еще кое-что, Малфой. — Салазар, что на этот раз? — Если ты обидишь Гермиону, я лично испорчу твою бледную физиономию, — то, с какой усмешкой Поттер произносит свою угрожающую речь, явно намекает на простую формальность. Он не мог этого не сказать, ведь все они слишком сильно оберегают свою золотую девочку. — Я сделаю то же самое с любым, кто ее расстроит, Поттер. Вы киваете друг другу, как бы подписывая негласное соглашение. Предупреждение получено. В доме на Гриммо пахнет просто божественно. Тушеное мясо Джинни Поттер может соперничать с блюдами высокой кухни. Лет до тринадцати ты вообще не знал, что люди умеют готовить. Особенно женщины. В Нарциссе такая функция отсутствовала совершенно точно — всю работу выполняли домовые. И сейчас в мыслях скользнула легкая зависть к Избранному. Надо бы отправить Грейнджер на повышение квалификации к рыжей. Поттер младший — славный малый. Он слишком сильно напоминает своего отца в школьные годы, но эта мини-версия укомплектована мозгами Джинни Уизли, так что с ним приятно иметь дело. Замечание о том, что ты «не дядя Рон», приводит в настоящий экстаз. Наблюдательность малого уже тебе нравится. Это было просто потрясающе. Настоящее блядское чудо. Ты — бывший Пожиратель, проебавшийся лорд, просто гребаный неудачник — сидишь в компании героев войны. В тебя не летят проклятия и плевки, а на теле ни одного синяка. Вы как будто бы друзья. Возможно, это слишком громко сказано по отношению к Поттеру, но он вроде бы не имеет ничего против того, что твои бледные ручонки теперь часто бывают в трусах его лучшей подруги. Вы смеетесь и обмениваетесь шутками. Ужин просто отличный, и ты начинаешь забывать, кто ты есть на самом деле. Но, конечно же, хорошее не может длиться вечно, особенно в твоей ебаной жизни, потому что появляется Уизел. Это странное ощущение в его присутствии, но ты чувствуешь себя незащищенным, абсолютно открытым для насмешек и ударов. Ты как маленький напуганный ребенок. Твои силы истощились еще в комнате Нарциссы. Ментальные щиты упали, ты полностью безоружен, и каждое его слово бьет по оголенным нервам. Ты забавлялся с ним еще со времен школы и всегда считал Уизли слабым оппонентом в спорах. Да и споров как таковых никогда не было. Тебе стоило лишь кинуть наживку, как этот придурок тут же срывался с цепи. Орал, брызгал слюной, махал кулаками. Благо на страже неприкосновенности твоей прекрасной бледной физиономии всегда стояли Крэбб и Гойл. Но ты не можешь не заметить, что этот ебанат поумнел и набрался хитрости. Уизли действует по-слизерински, исподтишка, прекрасно понимая, что его выставит за порог собственная сестра, если он начнет орать и плеваться. Салазар, ты готов был расчленить это рыжее уебище прямо на глазах его же друзей. Возможно, это не стало бы самым рациональным решением в твоей жизни, но совершенно точно принесло бы блядское удовлетворение. Когда он придвинулся ближе к Гермионе, ты дернулся, чтобы достать свою палочку, но вовремя осекся. Ты в гостях, и пока что не произошло ничего ужасного, хотя для тебя это был настоящий ад. К тому же за столом сидел Джеймс, а устраивать драку при ребенке — это последнее, чем нужно заниматься, дабы наладить отношения с друзьями своей девушки. Он выводит тебя медленно, надавливая на больные точки. Ты неудачник. Ты безработный. Тебя содержит Грейнджер. Они друзья. Они всегда будут близки. Ты лишний. Последнюю фразу рыжий уебок так и не произнес, но ты отчетливо увидел ее в глазах Гермионы. Когда она неловко краснела. Когда говорила, что все в порядке. Ничего, блять, не в порядке. Это не так! Я, сука, не в порядке! Неужели ты не видишь?! Он кладет свою огромную ручищу на ладошку Грейнджер, и тебя выворачивает. К горлу подкатывает желчь, горький привкус во рту. Они ведь спали. Трахались семь ебаных лет. Неужели все здесь считают это нормальным? Разве оргии — это норма для Гриффиндора? Иметь несколько партнеров? Спать с бывшими по четным числам? Еще что-то в этом роде? В общем-то, тебе срать на сексуальные предпочтения Поттеров. Главное, что говорит она. «Мы ведь и вправду друзья, Драко. Рон не сделал ничего такого». Охуеть можно. Ты в очередной раз выставил себя посмешищем. Ты надеялся, что сможешь наладить отношения с людьми, которые важны для Грейнджер. Ты блядски сильно старался, и что же в итоге? Единственным, кто мог терпеть твой ебучий характер и при этом поддерживать тебя, было гребаное привидение. Бесплотный дух маленькой магглорожденной девчонки в заброшенном женском сортире. Это твой потолок коммуникации, тебе нельзя общаться с нормальными людьми. Лучше бы Поттер довел начатое до конца тогда. Ты был трусом. Ты очень сильно боялся умереть. Ты цеплялся за эту жизнь и плакал, а нужно было просто отпустить. Просто успокоиться и вдохнуть поглубже. Это было бы неприятно, но ждать пришлось бы совсем немного. Скорее всего, ты бы умер через минут пять-семь, не больше. Нужно было лишь перевернуться на живот. Вода бы попала в горло и легкие, а затем разбавила бы твою охуительно чистую кровь. Объем бы увеличился раза в два, и сердце получило бы колоссальную нагрузку. Все закончилось бы быстро. Ты бы остался там навечно. Трепался бы с Миртл о всякой ерунде, пугал бы маленьких гриффиндорцев, отравлял жизнь всем вокруг. Собственно, это то, чем ты и занимаешься. Тебе совершенно не обязательно умирать, чтобы напрягать людей своим присутствием. Часы на стене отбивают мерный ритм, а под твоими веками покрасневшее лицо Грейнджер в объятиях Уизли. Их, блять, воссоединение. Ты нагрубил ей. Скорее всего, этого не стоило делать, но оно к лучшему. Она очень быстро поняла, что ты из себя представляешь. Наверное, они открыли бутылку шампанского после твоего ухода. Еще бы, ты, наконец, оставил ее в покое. Кости скручивает, все тело сводит судорогой. Ебучее огневиски не помогло в который раз, почему ты постоянно пытаешься? И как двигаться дальше? Сделать хоть один ебаный шаг за порог этой квартиры без нее? Зачем? Где-то на периферии мутного сознания мелькает мысль, что ты вроде как обещал за нее бороться, стать ее блядским рыцарем, не отпускать во что бы то ни стало. Но твои пиздатые воодушевляющие внутренние монологи помогают лишь тогда, когда все хорошо. Когда все идет нарглу под хвост, ты сдаешься. Ты трус и слабак, ты давно это признал. В среду очередная встреча с твоим новым куратором. Его кабинет на этаже Грейнджер, через две двери от нее, и ты совершенно не уверен, что не вломишься к ней, не упадешь на колени, не станешь целовать ее ноги и молить вернуться, простить тебя. Но ты искренне не считаешь себя виноватым и не собираешься извиняться. Не только потому, что она встала на сторону Уизли. Потому, что так будет правильно. Для вас обоих это станет лучшим решением. Для нее так точно. Это было хорошо. Это было просто блядски замечательно. Но с этим пора кончать.

***

On the first page of our story The future seemed so bright Then this thing turned out so evil I don't know why I'm still surprised Even angels have their wicked schemes And you take that to new extremes But you'll always be my hero Even though you've lost your mind В самом начале нашей истории Будущее казалось таким красочным, Но все оказалось не так хорошо, И я не знаю, почему я все ещё удивлена. Даже у ангелов есть злые намерения, Но ты уже кидаешься в крайности. Ты навсегда останешься моим героем, Хотя ты уже и сошёл с ума. Rihanna Love the way you lie Part II

Дни тянутся один за одним, все больше погружая в монотонную рутину. За приступами плача, гнева и истерик Гермиона не заметила, как наступила среда. Под ее глазами мешки, огромные синие круги — последствие бессонных ночей, — а на душе невероятно паршиво. Она перематывала субботнее происшествие в своей голове уже сотни раз. Подбирала нужные слова, мысленно парировала и ставила Рональда на место. Она так громко кричала после ухода Драко, что даже Вальбурга бы позавидовала. Джинни, Гарри и Рон сидели, опустив головы. Молча принимая весь удар на себя. Чем Уизли, черт возьми, думал, когда дергал разъяренного тигра за хвост? К чему были все эти намеки и совершенно неподобающее поведение? Кажется, он понял, что был не прав. Он извинился и достаточно быстро ретировался, как только Гермиона затихла, но от этого не легче. Она очень скучала по Малфою. Каждая ночь была пыткой. Каждый час без него отдавался глухой болью в сердце. Сколько раз за последние несколько дней она хваталась за перо, чтобы написать ему? Сколько раз хотела аппарировать в его квартиру или на работу? Уже не сосчитать. Но каждый раз останавливала себя, безжалостно одергивала. Гермиона Грейнджер искренне не считала себя виноватой. Более того, она приняла на себя роль пострадавшей стороны, ведь она не заслужила такого обращения и всех этих пошлых намеков. Сегодня он должен прийти в Министерство. На часах только восемь, а она уже на взводе. После трех дней молчания не осталось совершенно никакой надежды на то, что он зайдет к ней. Скорее всего, все это время он провел на диване с напыщенным видом, в ожидании корзины фруктов и двадцати дюймов свитка с объяснениями и извинениями. А что, если столкнуться с ним в коридоре? Совершенно случайно? Выйти за бумагами, например? Или проверить корреспонденцию за стойкой Гвен? Конечно, она делала это сегодня уже три раза, учитывая, что рабочий день начался всего семнадцать минут назад, за что получила странный взгляд от своего секретаря. Гвен обо всем догадалась еще в понедельник, но не стала лезть с расспросами, за что Гермиона была ей ужасно благодарна. — Гермиона, можно тебя на минуточку? — лампочка на волшебном аппарате, отдаленно напоминающем маггловский селектор, загорелась зеленым, и оттуда послышался голос ее секретаря. — Да, Гвен? Что случилось? — Гермиона вылетает из своего кабинета и буквально утыкается носом в широкую грудь, обтянутую идеальной темно-серой сорочкой. Не нужно даже поднимать глаз, чтобы понять, кто перед ней сейчас. Его запах наполняет легкие, проникает под кожу, а его глубокое дыхание не делает ситуацию проще. Еще пару мгновений Гермиона завороженно смотрит, как поднимается и опускается его грудь. Она бросает быстрый взгляд на помощницу и замечает серьезное выражение на ее лице и легкий кивок. Спасибо, Гвен. Она не уверена, что ситуация каким-то образом наладится, но она слишком сильно скучала, чтобы упустить эту возможность мимолетной близости. — Грейнджер, — знакомый голос оглушает, врезается в ее барабанные перепонки. — Малфой, — она делает неуверенный шаг назад и поднимает глаза. Его лицо серьезное, даже суровое, но не менее родное. — Ты пришел к своему куратору? — глупый вопрос, но времени слишком мало, чтобы подобрать правильный, а если они так и будут молчать, то он, вероятно, просто развернется и уйдет. — Очевидно, да, — его жесткий тон делает ей больно физически. Становится ясно, что никто из них не собирается извиняться или делать первый шаг. Два упертых барана. Лев и змея, которые никогда не признают собственных ошибок, даже если это разрушит их до основания. — Мистер Малфой, — Гвен прочищает горло и обращается к Драко. — Ваш куратор сейчас на больничном, но вы можете отметиться у мисс Грейнджер. Она, как глава фонда, имеет право провести еженедельную встречу вместо Фрэнка. Гермиона смотрит на свою секретаршу и слегка изгибает бровь. Фрэнк сейчас сидит через пару дверей отсюда и доедает свой утренний пончик. Она не знает, радоваться ли открывшейся перспективе остаться с Драко один на один или начинать паниковать, потому что после их «разговора» от ее кабинета, по всей видимости, останутся одни лишь щепки. — Как угодно, — Малфой хмыкает и протискивается в ее кабинет, не дождавшись приглашения. Гермиона зажмуривает глаза и громко сглатывает, а после входит за ним и закрывает дверь. Он стоит спиной ко входу, осматривая виды утреннего Лондона через панорамное окно. На нем темно-серый костюм и рубашка в тон. Гермионе очень нравится этот комплект, он ее любимый, он подчеркивает цвет его глаз. Его руки покоятся в карманах, а линия плеч непривычно напряжена. Они вернулись к своему исходному общению буквально за один вечер. Этот танец начал порядком выматывать — шаг вперед и пять назад. Случится ли такое, что у них будет все в порядке дольше, чем несколько дней? Будут ли вообще какие-то «они» впредь? Есть очень много вопросов, которые она хочет задать, на которые жаждет услышать ответ, но произносит Гермиона совершенно не то. — Как дела с проектом? Все идет хорошо? Его плечи чуть вздрагивают, и она буквально видит на его губах злую усмешку. — Да. Она даже не удостаивается взгляда. — Огден писал мне, что очень доволен той партией, которую вы с Асторией отправили в Америку, — Гермиона заламывает руки и чуть прикусывает губу. Может, если притвориться, что все в порядке, то так оно и будет? Она как маленький, глупый ребенок. Считает, что, если зажмуриться посильнее, она станет невидимой, что злые монстры ее не отыщут. Во взрослой жизни, к сожалению, так не бывает. Она обязана собственноручно разгребать это дерьмо из раза в раз. — Хорошо, — он не поворачивает головы. Вероятно, ему противно даже смотреть на нее. — Драко, давай поговорим, — спустя еще пару минут молчания Гермиона сдается первой. Она всегда терпит позорные поражения рядом с ним, безжалостно топчет свою гордость, плюет на эгоизм. Она слишком сильно к нему привязалась. — Не думаю, что есть, о чем. — Так значит... — она не может озвучить это вслух, но еще больше боится услышать его утвердительный ответ. — Значит, все кончено? — Мне это все надоело. Больше не интересно. Как-то раз, во время битвы, Гермиона получила жесткий удар в грудь от Пожирателя, который лишился своей палочки. Ублюдок не растерялся и вложил все свои силы в это действие. Ошеломляющий удар ногой в солнечное сплетение. Ее отбросило на несколько метров. Она беспомощно хватала ртом воздух, но мышцы лишь сокращались, не пропуская кислород. Она была уверена тогда, что умрет, и это было так страшно. Находиться в сознании и знать, что через каких-то пару минут ты задохнешься, слышать собственные хрипы и хруст ребер под разодранной кожей, вонзать ногти в рыхлую мокрую землю. Сейчас она понимает, что пережила бы подобное еще раз десять с легкостью. Лишь бы не слышать этой фразы. — Ты бросаешь меня? — у нее никогда не было мазохистских наклонностей, но сейчас она хочет услышать честный ответ. Хочет, чтобы он выплюнул ей это в лицо. Чтобы раздавил окончательно, и она опустилась на самое дно. — Ты же умная, Грейнджер. Должна сама догадаться, — его поведение начинает медленно выводить из себя. Она хочет сделать себе больнее в тысячу раз, она хочет прямого ответа. — Не перекладывай ответственность на меня, Малфой. Развернись и скажи мне это в лицо, — Гермиона проглатывает слезы. Она уже не пытается их остановить, притворяться ни к чему, да и на это не остается никаких моральных сил. — Если ты считаешь, что твое поведение в эту субботу может считаться нормальным, Грейнджер, то мне нечего тебе сказать, — он все же разворачивается. В его глазах ярость и презрение. Она не видела этой эмоции на его лице с самого Хогвартса. — Может быть, твои родители-магглы воспитали тебя подобным образом, но я… — Так вот в чем дело, Малфой? — она быстро качает головой из стороны в сторону, она не хочет думать, что правильно его поняла. — В моих родителях-магглах? В том, что я грязнокровка? — Он резко дергается и сводит скулы. — Долго же ты терпел меня рядом с собой, — Гермиона начинает смеяться. Это истерический смех, который способен вызвать мурашки. Ее разум в агонии. — Но теперь твои дела пошли на лад, так? Можно не притворяться дальше. Она рада, что он это озвучил. Что это произошло всего через пару месяцев. Должно быть легче, но почему-то этого не происходит. — Салазар, ты просто идиотка, — Малфой зарывается пальцами в волосы. Возможно, он еще не все сказал. — Ты самая настоящая идиотка. — Так и есть, Малфой. Я идиотка, — ее смех стихает, но она продолжает всхлипывать, еще больше втаптывая себя в грязь. — Потому что поверила тебе. Потому что решила, будто мы сможем быть вместе. Но ни годы, ни война ничего не изменят. Я навсегда останусь для тебя никем. — Я, блять, влюблен в тебя! — его оглушительный крик заставляет подпрыгнуть на месте и раскрыть шире глаза. — Я не могу видеть, как он к тебе прикасается! Меня, блять, выворачивает от одной только мысли, что вы снова можете сойтись, — он тяжело дышит и бешено вращает глазами, пока Гермиона находится в состоянии крайней степени шока. — Я не умею быть слабым, Грейнджер, — голос Драко звучит чуть спокойнее, но его тело продолжает бить мелкая дрожь. — Я до сих пор не верю, что это все происходит со мной. Что ты рядом со мной. Я так блядски сильно боюсь все это потерять, что каждый раз все порчу. Снова и снова я веду себя как мудак, проверяя тебя на прочность. Я думаю, если ты как можно раньше узнаешь меня настоящего, будет не так больно, когда ты, наконец, решишь бросить все это нахер и уйти. Но это не так. Мне больно. Мне, блять, так сильно больно, Грейнджер. Гермиона может поклясться, что в его глазах стоят слезы, но она не собирается его успокаивать. — Тогда ты просто жалкий трус, Малфой, — он встречается с ней взглядом и, кажется, не верит, что она сказала это вслух. — Ты самый настоящий трус, потому что отказываешься от меня из-за одной ссоры. Отказываешься от нас, — Гермиона так зла, что не может себя контролировать. Она надвигается на Драко уверенными шагами, заставляя его отступать. — Ты думал, что все будет легко? Что никто не станет возражать? Что вся магическая Британия благословит нас на этот союз? — она уже сократила расстояние между ними до нескольких дюймов и каждый свой вопрос подкрепляет ударом в грудь. Драко не предпринимает ровно никаких попыток, чтобы остановить ее или предотвратить увечья и синяки, которые, несомненно, останутся на его теле после этого избиения. — Ты опустил руки сразу же, как столкнулся с первыми сложностями. Разве это мужское поведение? — она понимает, что переходит черту, но остановиться уже не может. — Это означает, что ты трус, Малфой, или обыкновенный лжец. Если ты влюблен в меня, так покажи это! Она почти кричит. Слезы смешались с тушью, превратили ее макияж в настоящее месиво. Гермиона наносит удар за ударом в ожидании ответа, пока Малфой не хватает ее за запястья. Он резко дергает ее худое тело на себя, и Гермиона подчиняется моментально. Двигаясь по инерции, она впечатывается лицом прямо в его грудь и оставляет мокрые разводы на рубашке. Драко разворачивает их, и она больно ударяется спиной о стеллажи ее небольшой библиотеки. Он прижимается к ней всей телом так, что воздуха практически не остается, а после целует. Это больше похоже на месть, потому что он кусает ее губы и грубо раскрывает рот большим пальцем. Она чувствует металлический привкус на губах, капли крови, которые он жадно слизывает и проглатывает. Гермиона думает, что он понял ее предложение совершенно иначе. Она совсем не это имела в виду, когда требовала доказательств. Она слышит его шумное дыхание и треск собственной блузки. Маленькие жемчужные бусинки гулко стучат по полу, рассыпаясь в разные стороны, а в следующее мгновение она вскрикивает от неожиданности, потому что рука Малфоя сильно сжимает ее грудь сквозь тонкую ткань лифчика. — Остановись, Драко, не надо, — он проходится зубами по шее, оставляет отметины и засосы везде, докуда может дотянуться. Ей совсем не нравится это ощущение, она чувствует себя дорогой племенной кобылой, и Малфой хочет оставить свое клеймо. Показать всем вокруг, кому она принадлежит, таким варварским, грубым способом. — Пожалуйста. Он не слышит ее. Его глаза совершенно дикие, и он очень сильно пугает Гермиону своим поведением. Перед тем, как начать разговор, она наложила Запирающее и Оглушающее на дверь, а это значит, что их сейчас никто не слышит, и она впервые в жизни чувствует всю тяжесть слова «безысходность». — Ты просила показать, Грейнджер, насколько сильно я в тебя влюблен, — он бесцеремонно блуждает руками по ее телу и задирает узкую юбку до самой талии. Швы жалобно трещат, но он не обращает на это ни малейшего внимания. На ее бедрах, должно быть, останутся синяки от его хватки. — Почему ты просишь перестать? Где твоя гриффиндорская храбрость? Одним резким движением он поворачивает ее лицом к стене. Руки упираются в стеллаж, а с верхних полок падает несколько книг. Она оказывается в ловушке. Он намного сильнее, а ее палочка осталась лежать на рабочем столе. Она никак не могла предположить, что магия может понадобиться ей в присутствии Драко. Защитная магия. — Пожалуйста, Драко, пожалуйста, — Гермиона тихо шепчет. Сквозь слезы она повторяет эти слова словно мантру. Она надеется, что он придет в себя как можно раньше. Проявление агрессии и девиантное поведение характерно для его психического расстройства, но она никогда не думала, что его злость будет направлена именно на нее, еще и в такой унизительной форме. — Ты, блять, больше не будешь с ним общаться, ты поняла меня? — лифчик падает на пол вслед за блузкой, безнадежно порванный. Драко крепко держит ее за волосы и прижимается своими бедрами. Она чувствует его член где-то в районе поясницы и понимает, что худшее произойдет очень скоро. Гермиона не боится боли, она боится последствий. Боится, что не сможет его больше простить, задушить свою гордость. Ведь несмотря на то, что они пара, это самое настоящее насилие. Она совсем не хочет этого сейчас. — Не делай этого, не надо, — она уже практически не сопротивляется, когда он сильнее трется о нее бедрами и засовывает одну руку в трусики. Он погружается в нее резко, двумя пальцами, это приносит ощутимый дискомфорт, ведь Гермиона совсем не возбуждена, и нет ни малейшего намека на смазку. Она издает всхлип и тихо скулит. Гермиона замечает не сразу, что все прекратилось. Его тело напряглось и застыло на пару мгновений, а после он отдернул свою руку, как будто бы опалил ее адским огнем, и сделал шаг назад. Она поворачивается не сразу, потому что все еще не верит, что это унижение прекратилось, что он не продолжит снова. Когда она все же находит в себе силы встретиться с ним взглядом, Гермиона больше не может сдержать эмоции. Он отшатнулся к противоположной стене, вжался в нее. Она слышит каждый тяжелый вздох Драко, а на его лице ошеломляющее понимание того, что он только что натворил. — Блять… Блять, Грейнджер, я… — он неуверенно протягивает руку и делает небольшой шаг, но инстинкты, полученные на войне, оказываются сильнее — она быстрым движением хватает свою палочку со стола, но вовремя себя останавливает. Она не хочет угрожать Драко, в этом нет никакой необходимости. Он резко останавливается и не предпринимает больше ни единой попытки приблизиться. В его глазах столько боли и сожаления. Из Гермионы будто выпустили весь воздух. Сил больше нет, и она медленно сползает вниз по стене, хватая то, что осталось от блузки, пытается хоть немного прикрыться и прижимает колени к груди. — Тебе нужно уйти, — она смотрит стеклянным взглядом в одну точку куда-то за его плечо и крепче сжимает порванный кусок ткани. — Уходи, Драко. Ее тело все еще бьет мелкая дрожь. Она не думает, что может сейчас поднять глаза и увидеть все его эмоции. Она уверена, что это сломает ее окончательно. Драко не произносит больше ни звука. Она знает, что еще несколько мгновений он смотрел на нее, прежде чем снять заклинания и тихо закрыть за собой дверь. Гермиона ложится прямо на пол и сворачивается комочком. По щекам беззвучно стекают капли солоноватой жидкости. Она не истерит, она не кричит, она не рыдает. Она тихо принимает эту данность. Они — поколение людей с поломанными судьбами и искалеченной войной психикой. Они не знают, как правильно быть счастливыми. Они не знают, каково это — быть вместе. Они пытаются из раза в раз, но все делают неправильно. Во всем произошедшем есть и ее вина. Драко в нее влюблен. Проблема заключается в том, что он совершенно не умеет любить.