***
— Салазар, почему все вокруг такие конченные?! За выходные и ту неделю, что ты находился немного не в себе, стало ясно, что твои сотрудники никчемные идиоты. Ни один контракт на поставку не был выполнен вовремя. Пришло около тридцати жалоб от покупателей на несоответствующую комплектацию и брак. Может, стоит уволить всех к херам собачьим и нанять новых? Школьники и те более дисциплинированы. Астория пыталась что-то исправить, судя по ее отчетам, но у нее не вышло ровным счетом ни-хре-на. Единственная женщина, с которой ты можешь нормально работать, — это Грейнджер. Но у тебя нет столько денег, чтобы она находилась в твоем подчинении. На слове «подчинение» ты улыбнулся и мысленно поставил галочку, что надо кое-что попробовать. Вы помирились в четверг, и ты уже успел сотню раз пожалеть о своем обещании посещать психолога. Нет, это отличная идея. Была бы, если бы от этого был хоть какой-то толк. Миссис Уилсон — женщина лет шестидесяти пяти. Сухая морщинистая блондинка с очками в толстой роговой оправе. Трелони, ни дать ни взять. Она работает в Мунго и, судя по отзывам, является одной из лучших в своем деле. Кто же тогда, блять, все остальные?! Ты бы не удивился, если бы главным условием приема на должность колдопсихолога были оценки не выше «тролля» в аттестате. Все твои предыдущие походы к мозгоправам не оканчивались успехом. Ты язвил и закрывался, некоторых даже посылал на хер. Все потому, что это была идея Нарциссы. Ты же считал себя абсолютно здоровым. Теперь-то ты знаешь, что все психи думают именно так. К этому разу ты решил подойти со всей ответственностью. Ты практически разрушил свою жизнь до основания, и, если бы не маниакальное желание Грейнджер прощать всех вокруг, к этому дню ты бы уже сдох от передоза кофеина. Наверняка так бы и случилось. Но ты решил взять себя в руки и перестать валять дурака. И как бы ни было противно это осознавать — чертов Уизли был прав. Грейнджер подтирала его задницу пятнадцать лет, а теперь переключилась на твою. Чем ты, собственно, лучше? Все, что ты делаешь в последние месяцы, — так это доставляешь ей ебучие проблемы. В работе, в отношениях, в общении с ее друзьями. Пора бы остановиться, пока ее это все окончательно не заебало. Ваша первая встреча прошла охренительно странно. Это было на следующий же день, в пятницу. Ты решил не откладывать, ведь ты пообещал Гермионе быть хорошим мальчиком и обратиться к специалистам. Кабинет твоего нового врача находится на третьем этаже больницы Св. Мунго. Похоже, владельцы госпиталя решили сделать что-то типа маггловского кабинета для психотерапии, но эта женщина добавила лоска. Так в спокойном светло-бежевом интерьере комнаты с коричневой кожаной кушеткой появились яркие постеры с изображением Селестины Уорлок, совершенно идиотские статуэтки каких-то ебучих маленьких фей и вонючие ароматические палочки, как вишенка на торте. Сама же госпожа «специалист» не внушала никакого доверия. Ты сразу же решил, что будешь откровенен с ней и выжмешь максимум из этих встреч, но все, чем занималась миссис Уилсон, — повторяла конец твоей фразы с вопросительной интонацией. — У меня случаются приступы паники и неконтролируемой агрессии, — ты начал с главного, чтобы не разливаться мыслью по древу. — Неконтролируемой агрессии? — она поправляет свои огромнейшие очки и что-то записывает в блокнот с неебически важным видом. — Да, и именно поэтому я к вам обратился. Я потерял контроль и сделал больно своей девушке. В этот момент я как бы… не отдавал отчета своим действиям, если можно так сказать, — ты краснеешь и немного расслабляешь галстук. Эта тема тебе отвратительна, и ты никогда бы не хотел к ней больше возвращаться. — Не отдавали отчета своим действиям? — Именно. У меня никогда такого раньше не случалось. То есть приступы были, но обычно я пытался нанести увечья сам себе. — Сами себе? Ты уже начинаешь понимать, как будет строиться ваш дальнейший диалог, но еще пытаешься разглядеть хотя бы грамм профессионализма в этой раздражающей старухе. — Да, во время приступов голова ужасно болит, и это происходит скорее неосознанно, чтобы переключиться на что-то другое. — Переключиться? Сука. Она что, серьезно? Это, блять, даже не смешно. Ты бы мог с таким же успехом занять ее место и просто повторять фразы за своими пациентами, как ебучий попугай. Так прошло сорок пять минут приема, большую часть из которых ты пытался не задохнуться едким дымом от палочек с пачули и бергамотом. Мерзость какая. Теперь это твоя обязанность. Три дня в неделю ты будешь проводить практически целый гребаный час с безумной каргой, чья главная задача, по всей видимости, вывести тебя из себя. Но это ничего, это вполне можно пережить. Сейчас ты разберешься с делами фирмы, лично извинишься перед всеми недовольными клиентами и заключишь пару новых контрактов. Галлеоны потекут рекой, и ты сможешь позволить себе нормального психотерапевта. Если честно, ты до сих пор не можешь поверить, что она вернулась. Тот день, когда она появилась на пороге твоей квартиры, ты запомнишь навсегда. Ты даже и подумать не мог о том, чтобы прикоснуться к ней или попробовать помириться. Это казалось просто противозаконным. Она могла проклясть тебя и была бы тысячу раз права, но она простила. Просто обняла и осталась на ночь. Просто приняла тебя таким, какой ты есть. Она вправе думать о тебе все, что считает нужным, и она решила, что ты не такой уж мудак. — Ты закончила? Может, сходим пообедать? — еще одна ступенька на пути к твоему исправлению — извиниться перед Асторией. Ты решил, что сходить на обед, как коллеги, вполне приемлемо. Ты бы мог рассказать ей о нюансах работы с клиентами и заключении договоров. Она уже начала тебе нравиться, но ей все еще не хватает опыта. — Да, конечно, почему нет. Просто отлично, что она согласилась, потому что слово «извини» ты не собирался произносить вслух ни при каких обстоятельствах. Наверное, было бы легче жить, не будь ты таким надменным мудилой, но двадцать пять лет тренировок просто так не перечеркнешь. Ты ходишь на обед в одно и то же кафе в Косом переулке. Здесь можно быстро и вкусно поесть, не столкнувшись при этом с чиновничьими мордами, несмотря на то, что Министерство находится неподалеку. Как только эта мысль возникает в твоей голове, у входа материализуется рыжая голова младшего Уизли. Великолепно, блять. Только драки с аврором тебе не хватало для полного счастья. Он видит тебя и сводит челюсть. Ты даже отсюда можешь слышать, как скрипят его зубы. Взгляд прожигает дырку в твоем лбу. Он как-то странно пыхтит и переминается с ноги на ногу. Кажется, Уизли поломался. Это довольно забавное зрелище — наблюдать за бурной мозговой деятельностью этого ущербного, но весело тебе до того момента, как он приходит в себя и направляется в вашу сторону. — Малфой, — он довольно сильно покраснел, а на его лице вся скорбь мира. — Уизли, — ты киваешь, но не спешишь подниматься с места и подавать ему руку. Еще чего. Со стороны Астории раздается какой-то слабый писк, и вы оба оборачиваетесь. Уизли краснеет еще больше и начинает нечленораздельно лепетать. — О, п-привет, я Рон. Рон Уизли, — он заикается и протягивает свою огромную ручищу. — Я знаю, кто вы. Вы же герой войны, — Астория произносит это с каким-то странным блеском в глазах и лучезарно улыбается. — Я Астория Гринграсс, заместитель Драко. Она подает свою маленькую ладошку, и Уизел начинает трясти ее что есть мочи, совершенно не по-джентльменски. Тебе уже становится страшно за конечность своего сотрудника. — О, м-да, я... да, я герой, — его шея покрывается красными пятнами, а ты закатываешь глаза. — Уизли, сделай одолжение, я не собираюсь наблюдать, как ты флиртуешь, иначе мне придется сделать себе гребаную маггловскую лоботомию. — Он наконец выпускает руку Астории из своей мертвой хватки и обращает на тебя свой полный ярости взгляд. — Чего тебе? — Знай, Малфой, это не моя идея, — начало интригующее. — Я бы никогда в жизни не подошел к тебе сам, но Гермиона… В общем, у нее есть некоторые рычаги давления, — он делает неопределенный жест рукой, и ты, кажется, уже понимаешь, к чему ведет этот разговор. Кому-то досталось от мамочки. — В общем, я это, я хочу сказать… — этот болван выжимает из себя каждое слово и слишком громко выдыхает через нос, — я не имею ничего против ваших отношений, — на слове «отношения» он буквально давится собственным ядом. — Что-то не припомню, чтобы я спрашивал твоего мнения, Уизли, — твой гнев давно прошел, потому что сам ты вел себя не лучше. Психанул как мальчишка, устроил сцену, повелся на жалкие провокации этого недоумка. Только Уизелу об этом знать совершенно не обязательно. — Ты ведь понимаешь, о чем я. О да. Ты понимаешь. Гермиона, по всей видимости, угрожала своему бывшему мужу, чтобы он перед тобой извинился, и такой расклад сильно не устраивает рыжего, но ты не собираешься ему помогать. — Не имею ни малейшего понятия, — ты откидываешься на спинку стула и выдаешь свою самую мерзкую улыбку. Шах и мат, Уизел. — Я был не прав, — он практически шепчет и с огромным интересом рассматривает свои аврорские сапоги. Так дело не пойдет. — Что-что? Тебя плохо слышно, — ты уже не можешь сдержать рвущийся наружу злорадный смех, но пытаешься из последних сил. — Послушай, Малфой, — выражение лица Уизли становится очень серьезным, а в глазах появляется какая-то незнакомая эмоция. — Мы все знаем друг друга с детства, и ты даже не представляешь, сколько раз в школе мне приходилось ее успокаивать после нападок твоих дружков и тебя в том числе. Ты издевался над ней шесть лет подряд, называл такими словами, что стыдно произносить вслух. Она никогда тебе об этом не скажет, но каждый гребаный раз после ваших стычек я находил ее в общей гостиной с заплаканными глазами, — он продолжает свою тираду, и тебе вдруг становится действительно стыдно. — Она для меня родной человек, и я люблю ее. Как, думаешь, я должен был отнестись к тому, что вы теперь вместе? Да у меня это в голове не укладывается до сих пор. Она слишком хороша для тебя. Так же, как и для меня, наверное, — он невесело усмехается и проводит пятерней по волосам. — Да, я о тебе невысокого мнения и не понимаю, что она могла найти в таком, как ты, — он приподнимает верхнюю губу, показывая презрение, но ты почему-то совсем не злишься. — Но она очень сильно расстроилась после того, как ты ушел. Поэтому я здесь. Я больше не собираюсь к вам лезть, но знай — если ты обидишь ее еще хоть раз, я вырву тебе ноги. Он заканчивает свою речь, в которой должен был, по всей видимости, извиняться, но по большей части угрожал, и ты это принимаешь. Ты даже в какой-то степени понимаешь его. Охуеть можно. — Договорились, Уизли, — ты киваешь и решаешь поставить на этом точку. До рукопожатий вам еще далеко, одного кивка вполне достаточно. — Договорились? — он прищуривается. Ищет подвох, а ты закатываешь глаза. — Да, Уизли, договорились. Что-то еще? Он кивает в ответ и снова мнется на месте. — Приятно было познакомиться, — Уизли поворачивается к Астории и делает совершенно дебильное лицо, снова краснея. Сука, да сколько можно? — Мне тоже, Рон, — она улыбается и подает ему свою руку. Похоже, предыдущее рукопожатие ее ничему не научило. — Если вы закончили, я могу нормально поесть наконец? — твой обед уже заканчивается, а эти двое умудрились практически испортить тебе аппетит. — Да-да, я уже ухожу, — он бурчит, и ты слышишь что-то типа «кретин надменный», но лишь хмыкаешь и решаешь пропустить это мимо ушей.***
I love coming for you baby And it's killing me inside I've been dying for you baby Almost every single night Мне так нравится овладевать тобой, малышка И это убивает меня изнутри. Мне ужасно не хватало тебя, малышка, Почти каждую ночь. JRY Pray (feat. Rooty)
— Что ты здесь делаешь, Грейнджер? — когда Драко подходил к дверям своей квартиры, он было подумал, что его решили ограбить, и потянулся за своей волшебной палочкой, но вовремя вспомнил, что брать здесь совершенно нечего, и догадался, что, скорее всего, это Блейз или Гермиона. — О, я готовлю равиоли, — у нее смешной пучок прямо на макушке, похожий на устройство для связи с космосом, а на теле одна лишь белая рубашка, которая доходит примерно до середины бедра. Похоже, Грейнджер порылась в его шкафу. — Твоя плита сломана? Она закатывает глаза, пока Драко улыбается и снимает свой пиджак. Вообще-то, он не имеет ничего против такого вида и ее нахождения в своем доме, но не сделать ни одного язвительного комментария практически невозможно. — С ней все в порядке, Малфой, просто если бы кто-то питался нормально последние десять дней, то мне бы не пришлось так страдать и делать вот это вот все, — она поднимает руки над головой и размахивает ими. С ее пальцев сыпется мука, и это похоже на небольшие снежинки в ее волосах и на кончике носа. Он ослабляет галстук и расстегивает несколько верхних пуговиц на рубашке. Гермиона пытается размять тесто, но у нее мало что выходит. Либо она прилагает мало усилий, либо ее рецепт полная херня, потому что смесь выглядит очень подозрительно и имеет сероватый оттенок. — И что же дальше по твоему плану? — Драко наблюдает за ней с интересом, пока достает из шкафа бутылку вина и пару бокалов. — Нужно сделать начинку из сыра и шпината, — она кивает в сторону холодильника. Грейнджер большой оптимист, раз считает, что сможет завернуть что-то в свое «тесто». — Как прошел твой день? Вино разлито по бокалам, и Малфой делает небольшой глоток. Поест он, по всей видимости, еще не скоро, ведь надо стойко выдержать все стадии готовки Гермионы, после попробовать, вынести неутешительный вердикт и ждать доставку еще целый гребаный час. Можно было бы и пропустить два первых пункта, но она так чертовски сексуально выглядит в этой рубашке, вся взъерошенная, в муке, что Драко готов на эту жертву, лишь бы она продолжала. — Сегодня у меня была интересная встреча, никогда не догадаешься с кем. Она делает удивленное лицо и притворяется, будто не знает, о чем сейчас пойдет речь. — Да? И с кем же? — актриса из Грейнджер никудышная. — С твоим Рональдом, — Драко кривит лицо и морщит нос при упоминании этого имени. — Не может быть! И что он хотел? — она поворачивается спиной и делает вид, будто что-то ищет на полках, хотя все ингредиенты лежат на столе. Маленькая обманщица. — Представляешь, он признал, что очень херово играет в квиддич и что я неотразимый красавец, — Драко поднимает бокал над головой, как будто произносит за это тост. — Ну конечно, — Гермиона фыркает и закатывает глаза. — Что-то еще? Дай угадаю, он был тайно влюблен в тебя со второго курса? — она добавляет еще муки, и тесто становится абсолютно каменным, но ее это ничуть не смущает. Можно лишь позавидовать упорству факультета Гриффиндор. — В точку, Грейнджер, — Драко встает рядом и подносит бокал к губам Гермионы, чтобы она не отвлекалась от своего невероятно важного занятия. Она делает пару небольших глотков, и маленькая капля рубиновой жидкости стекает из уголка ее рта. Драко собирает ее большим пальцем и проводит по нижней губе. Все выглядит достаточно невинно, пока Гермиона не высовывает кончик языка и не облизывает слегка подушечку его пальца, а после с самым невозмутимым видом продолжает свое занятие. — Ты не достанешь молоко? — ее щеки покрываются румянцем, но она изо всех сил пытается изобразить деловой вид. Прелестно. — Зачем тебе молоко? — даже Драко догадывается, что из этого не выйдет ничего хорошего, хотя в кулинарии он разбирается чуть лучше, чем в женской моде. То есть практически никак. — Нужно разбавить тесто. Видишь? Оно слишком твердое, — она поднимает свою пугающую массу над столом и разжимает пальцы. Ком с глухим стуком падает на деревянную поверхность, даже не изменив формы. — Такое тесто не разбавляют молоком, Грейнджер, нужно добавить яйца. Она выгибает бровь и смотрит с насмешкой. Думает, что во всем разбирается лучше него. — С каких пор ты у нас шеф-повар? — она тянется за полотенцем на другом конце стола и как бы случайно задевает грудью его локоть. Давай поиграем. — С тех самых пор, как живу без домовых эльфов. Я учился в маггловском университете четыре года, если ты не забыла. Мне приходилось как-то питаться, — Малфой делает очень важное лицо и закатывает рукава на своей рубашке до локтей. Он не уточняет, что его таланты в готовке заканчиваются на сандвичах, глазунье и пакетированном чае. Это ей знать совершенно не обязательно. — Что ж, может быть, маэстро покажет мастер-класс? — она хихикает и кривляется, пока Драко не подходит сзади и не прижимается вплотную. — Давай посмотрим, можно ли еще спасти этот ужин. Гермиона не шевелится и практически не дышит, пока Драко разбивает ножом пару яиц. Она маленького роста, поэтому рассмотреть плоды своей работы не составляет труда, но ее волосы лезут в лицо и щекочут нос, и Драко прижимается еще ближе, практически обнимая ее руками. — Не стесняйся, Гермиона, ты тоже можешь попробовать. Она как-то нервно смеется и погружает пальцы в яичную смесь. Разминать тесто в четыре руки намного удобнее, и оно действительно будто бы стало мягче, правда Драко понятия не имеет, что делать со всем этим дальше, но нужно блефовать до конца. — Нужно добавить еще соли, — он тянется за банкой, пока Гермиона пытается слабо протестовать. — Но я уже добавляла соль, — она копошится, отряхивая руки, и при этом бесстыдно трется своими ягодицами о его пах, ни на сикль не упрощая процесс готовки. — Я вижу, что оно не соленое, — Драко предполагает, что несет полнейшую херню, но он уже слишком хорошо вошел в роль учителя. — Нельзя увидеть, что что-то не соленое, Малфой. Это невозможно, — она оборачивается и поднимает голову, пытаясь встретиться с ним взглядом, но ничего не выходит. — Можно, если ты умеешь хорошо готовить, — он высыпает в тесто около двух столовых ложек, решая, что это будет в самый раз, а Гермиона взвизгивает и хватается мучными руками за лицо. — Ты знаешь, что делаешь? — в ее голосе слишком много беспокойства, и Драко еле слышно посмеивается, потому что он не представляет, сколько нужно соли на такое количество муки. — Абсолютно, — его серьезный тон, по всей видимости, слегка ее успокаивает, и она продолжает послушно мешать то, что на все сто процентов отправится в мусорное ведро в ближайший час. — Ты слишком жестко это делаешь, нужно нежнее, — Драко понижает голос и наслаждается полученной реакцией — Гермиона шумно сглатывает, когда его руки накрывают ее. Он еще какое-то время направляет ее, а после кладет одну ладонь на ее талию и тянется за бокалом вина. — Что мне нужно делать дальше? — голос Грейнджер хриплый и тихий, и Драко очень нравится такая постановка вопроса. Он удовлетворенно хмыкает, убирает бокал в сторону и кладет вторую руку на ее бедро. — Тебе стоит еще немного постараться, Грейнджер, — он проводит рукой по передней стороне ее бедра вверх, слегка задирая подол рубашки, притягивает ближе, в то время как вторая рука гладит живот. — Иначе пирог не получится. — Но равиоли — это не пирог, Малфой, — она пытается возражать, но быстро со всем соглашается, когда он не сильно сжимает грудь под тканью ее рубашки. — Ты уверен, что мы на правильном пути? Драко хмыкает и зарывается носом в ее волосы. О да. Они совершенно точно на правильном пути. — Я еще ни в чем не был так уверен, Грейнджер. Гермиона издает тихий стон и прогибается в спине, пока он задирает рубашку чуть выше. Кожа на внутренней стороне ее бедра по ощущениям похожа на шелк, и ее ноги слегка дрожат от этих прикосновений, но Драко перехватывает ее поперек талии и притягивает к себе. — Его нужно раскатать, — ее тон похож не то на вопрос, не то на утверждение, но она все же поворачивается и спрашивает: — Да? Малфой уверенно кивает, хоть и не вполне понимает, что означает «раскатать» и откуда в его доме эта странная дубина, которую Грейнджер называет скалкой. — Я правильно делаю? — она приподнимается на носочки и нагибается над столом, делая длинное движение скалкой по тесту, а ее ягодицы упираются прямо в его напряженный член. Да, Грейнджер, ты чертовски правильно все делаешь. — Да. Ты такая молодец, Гермиона, — голос Драко хриплый и низкий. Одной рукой он прижимает ближе к себе ее бедра, расстегивая второй пуговицы на ее рубашке. Сегодня он не собирается ее рвать. Ему интересен сам процесс, потому что Гермиона, по всей видимости, приняла правила этой игры. Хорошая девочка. Она продолжает опускаться и подниматься над столешницей, раскатывая тесто, и упорно не замечает, что ее рубашка уже расстегнута до самого живота. Она издает тихий стон, когда его рука накрывает ее обнаженную грудь. Драко чувствует внутренней стороной ладони, как мгновенно твердеет ее сосок, и это самое прекрасное ощущение в его жизни. Та рука, что все это время находилась на ее бедре, находит уже влажную ткань трусиков. Когда он кладет свою большую теплую ладонь поверх тонкого шелка белья и начинает неторопливо поглаживать, Гермиона всхлипывает и закусывает губу. — Еще немного, Грейнджер, у тебя получится, — он практически рычит, но старается держаться своей линии, потому что вид Гермионы, хватающейся непослушными пальцами за скалку, сносит крышу. Она еще пытается какое-то время честно выполнять свою работу, пока он не отодвигает пальцем край белья и не проводит шершавой подушечкой по горячим влажным складкам. Гермиона откидывает голову назад, упираясь ладонями в столешницу, и толкается бедрами в его руку. — Да-да, сейчас, о Господи, начинка, нам нужен шпинат, — она неразборчиво бубнит себе под нос, пока его руки хозяйничают в ее нижнем белье. Драко медленно вводит один палец, сжимая второй рукой грудь. Почему-то он совершенно уверен, что шпинат — это последнее, что им необходимо в данный момент. — Мы еще не закончили, — Малфой обхватывает ладонью ее горло и прижимает спиной к своей груди. Гермиона громко дышит и облизывает губы, когда он входит в нее двумя пальцами и начинает неторопливо двигаться внутри. — Разве ты не знаешь, что тесто очень важно для пирога? Он покрывает ее шею быстрыми влажными поцелуями. Ее рубашка сползла с плеч и сбилась где-то в районе локтей. — Р-равиоли это не пирог, Малфой, — ей, по всей видимости, не хватает острых ощущений, раз она продолжает спорить и настаивать на своем, поэтому Драко обхватывает ее подбородок и надавливает большим пальцем на нижнюю губу. Гермиона послушно открывает рот, обхватывает губами его палец и медленно, очень чувственно его облизывает. — Блять, — вся выдержка Драко летит к чертям, потому что они не занимались сексом ни разу с той субботы у Поттеров. Во время их примирения было не до того, а после они не виделись пару дней, у Гермионы было много работы. — Грейнджер, могу ли я… можно мне… — он тяжело дышит. Драко не знает, как правильно сформулировать свою мысль, потому что вся кровь сейчас однозначно не в районе его мозга, а значительно ниже. Он блядски сильно хочет перекинуть ее через этот стол и войти сзади резко, на всю длину. Но в голове еще свежи воспоминания о происшествии в Министерстве, и Драко помнит, что пытался взять ее тогда именно так. Возможно, она будет против. Возможно, ей вообще не нравится подобное. Возможно, она предпочитает классический секс в миссионерской позе всему новому, но он так хочет ошибаться. Гермиона очень умная и понятливая девочка. Одной рукой она сгребает в сторону тесто и все ингредиенты и ложится грудью на стол, впиваясь пальчиками в края столешницы. — Скажи, если что-то будет не так. Если тебе будет больно. Она оборачивается и смотрит как-то слишком насмешливо. — Не веди себя как третьекурсник, Малфой. Приступай. Он рычит и рывком приподнимает ее ягодицы. Дерзкая Грейнджер нравится ему в разы больше, чем расстроенная Грейнджер, но это его территория, и она не должна быть слишком своевольной. Драко задирает ее рубашку до самой поясницы и проходится ладонью по ягодицам, а после оставляет не сильный, но ощутимый шлепок. Ее тело вздрагивает, и она сдавленно охает, закусывая губу. Отлично. Он гладит покрасневшую кожу. Проводит рукой нежно, почти ласково, а после наносит еще один удар и сжимает упругую плоть. — Пожалуйста, — Гермиона всхлипывает и приподнимается на носочках. Кто бы мог подумать, что эта небольшая игра возбудит ее не на шутку. Вот он и нашел еще один грязный секрет маленькой отличницы. — Что «пожалуйста», Гермиона? — это приносит физическое удовольствие — слушать, как она умоляет. — Я хочу тебя, Драко, пожалуйста, — она почти скулит, когда Драко гладит ее ягодицу, едва касаясь. — Я не понимаю тебя, — он усмехается и мстительно наносит еще один шлепок. На молочно-бледной коже растекается алое пятно, и это выглядит просто потрясающе. — Драко, — она хнычет и извивается на кухонном столе. Он не вполне уверен, что сам сможет выдержать еще хотя бы десяток минут, наблюдая покрасневшую задницу Грейнджер прямо перед своим лицом, но азарт берет свое. — Я не смогу тебе ничем помочь, Гермиона, если ты не скажешь, чего ты хочешь. — Я ненавижу тебя, Малфой, — она почти рычит от бессилия и стыда, но возбуждение оказывается сильнее. — Я хочу, чтобы ты взял меня на этом чертовом столе, грубо и быстро, Мерлин бы тебя побрал. Драко удовлетворенно хмыкает. Прекрасно. Пальцами он поддевает край ее трусиков, и они спускаются вниз к лодыжкам. Гермиона делает пару движений, и белье падает на пол, а после она переступает через него и отбрасывает в сторону. — Раздвинь ноги, — его голос тихий, но властный, и она сразу же выполняет приказ и разводит ноги на ширину плеч. Мерлин, если бы еще полгода назад кто-то сказал ему, что Гермиона Грейнджер будет лежать на его кухонном столе с голыми ягодицами и позволит себя выпороть, он бы просто рассмеялся в голос. Нет, не так. Сначала бы он это представил, после подрочил, а затем уже рассмеялся в голос. Драко отходит на шаг назад и несколько долгих мгновений наслаждается видом. Она абсолютно мокрая и готовая, и это выглядит так блядски великолепно, что невозможно оторвать взгляд. Член уже давно упирается в узкую ткань брюк, и это приносит ощутимый дискомфорт. Он расстегивает пуговицу и дергает молнию вниз, чуть спускает штаны вместе с боксерами. Одна рука ложится на поясницу Грейнджер, а второй он обхватывает член у основания. Драко проводит головкой по влажным складкам, растирая смазку, и из горла Гермионы вырывается тихий стон. То, как она извивается и умоляет о большем, доставляет ему блядское удовлетворение. Жаль, что его выдержка ни к черту, поэтому он на мгновение замирает, а после входит в нее резким размашистым движением. Гермиона вскрикивает и впивается пальцами в столешницу. Малфой держит ее обеими руками за талию и наращивает темп. Движения быстрые и сильные. Все, как заказывала Грейнджер. Она стонет все громче, а Драко не может перестать наблюдать, как его член входит в нее. Это великолепно. Это самое прекрасное, что он видел в своей ебаной жизни. — Божемой, да, — наверное, его соседи скоро вызовут полицию, потому что стены в доме очень тонкие, а Гермиона вопит громче разъяренной мандрагоры, но он не сможет остановиться, даже если эту дверь вынесут к херам собачьим и на ее крики сбежится весь район. Он буквально вколачивается в ее хрупкое тело. Пальцы впиваются в ее талию и бедра так сильно, что могут остаться синяки, но она, по всей видимости, не имеет ничего против. По комнате разносятся стоны и влажные звуки шлепков двух тел друг о друга. Стол ходит ходуном, еще чуть-чуть, и он не выдержит. На пол летит сначала один бокал, затем второй, а после разбивается вдребезги и бутылка, но никто из них и не думает останавливаться. Драко начинает двигаться быстрее, хотя, казалось бы, это физически невозможно. Он слишком долго представлял Грейнджер в такой позе, но школьные фантазии не идут ни в какое сравнение с реальностью. — Блять, — Драко не может удержаться и оставляет еще один шлепок на ее ягодицах. Все это время она балансирует на кончиках пальцев, оттопырив свою прелестную попку, потому что Малфой выше нее на добрый десяток дюймов. Гермиона всхлипывает, и костяшки на ее пальцах белеют от того, насколько сильно она сжимает край деревянной поверхности. На ее щеках и в волосах мука, и, скорее всего, ей придется отмывать свои кудри ближайшие несколько часов. На ее спине блестят капельки пота, и Драко проводит по ним рукой и цепляется за рубашку, которая собралась на ее талии. Он тянет Гермиону на себя, и она поднимается, упираясь спиной в его грудь. Драко перехватывает ее поперек талии, и ему приходится практически держать ее на весу из-за разницы в росте. Он шумно дышит, уткнувшись носом в ее макушку, и опускает ладонь на ее клитор, потому что, по всей видимости, он не продержится слишком долго, но хочет, чтобы она кончила первой. — Да, пожалуйста, — она продолжает неразборчиво шептать какие-то просьбы, и ее ноги дрожат еще сильнее, а короткие ногти впиваются в его предплечья, пока он входит в нее — уже медленнее, из-за позы, — но все еще сильно и резко, и ласкает ее клитор. Хватает еще нескольких движений, чтобы она всхлипнула и начала сокращаться вокруг него. Кто-то стучит в стену и выкрикивает проклятия, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Драко издает низкий стон, почти рык, и следует за ней. Он может поклясться, что не стонал ни разу в жизни, занимаясь сексом с женщиной. Это похоже на безумие. Ее маленькое, хрупкое тело дрожит в его руках, и он аккуратно опускает ее обратно на столешницу. Упирается локтями по обе стороны от нее, чтобы не давить своим весом, и шумно дышит куда-то в место между шеей и плечом. Проходит около двух минут, прежде чем они приходят в себя, и у Драко получается подняться и выйти из нее. Гермиона поднимается вслед за ним, и у нее очень растерянный вид. Она оглядывает весь хаос, что они устроили на столе, и рассеянно застегивает пуговицы на своей рубашке в совершенно хаотичном порядке. Малфой надевает трусы и брюки и насмешливо хмыкает. То, что они здесь устроили, пришлось бы убирать пару часов без волшебства, обычным маггловским способом. — И что теперь? — она косится на кусок теста, и Драко не может поверить, что она всерьез решила закончить начатое. — Я понятия не имею, Грейнджер, — он почти смеется от того, каким ошарашенным и одновременно оскорбленным становится выражение ее лица. — В каком это смысле? Ты ведь сказал… — пазлы начинают складываться в ее умной голове. — Я не представляю, что такое равиоли и как они должны вообще выглядеть, — Драко давится смехом, пока Грейнджер покрывается алыми пятнами. — Ты. Наглый. Лжец, — она действительно злится, потому что ей казалось, что у нее что-то выходит, но Драко сразу смекнул, что их ужин не спасти. — Ты сама виновата, Грейнджер. На что ты рассчитывала, надевая мою рубашку? — этот аргумент не кажется ей достаточно убедительным, и она мстительно щурит глаза, хватаясь за толстую брошюру с рецептами. — Две ложки соли — это много, не так ли? — она указывает на него свернутым журналом, и Драко понимает, что нужно отступать. Малфой едва успевает захлопнуть за собой дверь в ванную, когда Гермиона прицеливается и посылает в него журнал. Драко держит ручку изнутри и тихо хихикает, когда раздается глухой стук о дерево ровно в том месте, где была его голова какое-то мгновение назад.