Микст

В здание суда «Железные рукава» в полном составе припёрлись самыми первыми и теперь, как идиоты, топтались в коридоре. Карпенко явилась спустя минут пятнадцать — причём по всей видимости, явилась она ещё раньше, потому что подскочила откуда-то с верхнего этажа — смурная, суровая и в платье размера на три больше, чем надо. Гриша потянул носом — дебильный балахон только распалял фантазию. Марка привели ещё через пять минут. Подсудимый облачился в строгий чёрный костюм с галстуком, почти как на предвыборном ролике, и выглядел безукоризненно. Ирина заметно побледнела, у Марка покраснели уши, у Стрельникова при виде этой картины сами собой поползли вверх брови. Додумать интересную мысль он не успел — всех пригласили в зал. Потекло нудное слушание. Судья — женщина средних лет, изрядно подзамотавшаяся и раздражённая — говорила низким прокуренным голосом, в зале было душно, присяжные шумно шушукались. Грише всё сильнее не нравилось происходящее. Внезапно пришло осознание того, насколько права была Ирина Николаевна — гарантии дают только шарлатаны. Никто не мог гарантировать удачный исход слушания. Главарь вдруг ясно вообразил себе, как в конце заседания судья возвращается в зал и своим прокуренным голосом заявляет — двадцать лет колонии с конфискацией. Марк вскакивает, пучит глаза, бешено ими вращает, хватается за стол, пока его оттаскивают конвоиры. Ирина ещё сильнее бледнеет, прячет глаза, перебирает бумаги. Парни смотрят в пол, сам Стрельников безотчётно тянется к пистолету, но Толя перехватывает его руку — не в суде же!.. Картинка получилась такой яркой, что Гришу прошиб холодный пот. Ирина выглядела неважно, но вопросы немногочисленным свидетелям, в основном из избиркома, задавала дельные. Свидетели мялись, блеяли невразумительное — по всему выходило, что фальсификация была, но её как бы и не было. Отвязавшись от очередного бедолаги-свидетеля, Ирина плюхнулась на место и вдруг, повернувшись к Марку, всё это время сидевшему, облокотившись на стол и тоскливо взиравшему на судью, окинула подзащитного оценивающим взглядом, медленно, но решительно потянулась к его шее и аккуратно и заботливо поправила сбившийся галстук. Как само собой разумеющееся. Гриша зажмурился, вновь открыл глаза, поборол желание ущипнуть себя, встряхнул головой. Расширившиеся зрачки Ирины было видно даже с его места. Лица Марка видно не было, но руки его ходили ходуном. Когда Стрельникова вызвали, как свидетеля, он на миг заколебался — снимать ли очки, но всё же плюнул и пошёл так. Ибо нефиг… — Свидетель, снимите очки, Вы в зале суда, — с неприязнью потребовала судья. Гриша быстро покосился на едва кивнувшую ему Ирину и развязно сообщил: — Не могу… Ваша честь, — это прозвучало особенно вальяжно, — Травма… бытовая. Врач, как говорится, запретил. Судья слегка стушевалась и велела прокурору начинать допрос. Ирина криво улыбалась. Вертлявый мерзкий прокурор, чем-то напоминающий Грише Алика, главаря «Позолоченных лампасов», подорвался со своего места и, как терьер в добычу, вцепился в Стрельникова со своими вопросами. Подтвердив, что числится у Багдасарова начальником службы безопасности, Стрельников пустился в скупые неохотные объяснения, что о выборах вообще ни сном ни духом, вы чего? — Не в моей компетенции, товарищ прокурор. Ирина снова улыбнулась — молодец, заучил урок. Прокурор не отставал и завёл шарманку о бетонном заводе. Гриша дёрнул бровью, непроизвольно сжал руки в кулаки — в тишине зала отчётливо скрипнула кожа перчаток. — Протестую, Ваша честь, — Карпенко быстро, но без суеты поднялась, — Бизнес свидетеля к делу не относится. — Протест принят. Прокурор побурел и заявил, что вопросов не имеет. Снова поднялась Карпенко. У Гриши дрогнули колени. — Скажите, Григорий Константинович, — зажурчала Ирина, — Неужели в ходе предвыборной кампании Марк Владимирович никогда не делился с Вами своими планами или хотя бы… какими-то мыслями по этому поводу? Ваш начальник — человек эмоциональный, даже… пылкий… Вспомните, может он вскользь говорил о своих успехах или… наоборот… «Пылкий» Марк Владимирович раскраснелся и смотрел на стоящую почти спиной к нему Ирину так, что Гриша был уверен — повернись она сейчас к нему — и заседание превратится чёрте во что и закончится удалением и адвоката, и подсудимого из зала суда… Если их, конечно, сумеют растащить… Стрельников наморщил лоб. — Ну… Он сильно хотел… того… Президентом стать. А кто не хотел бы? — Многие хотели бы, — любезно поддержала Ирина, — На видеозаписи, снятой скрытой камерой и так удачно оказавшейся в телеэфире, Марк Владимирович как раз рассуждает о своих… перспективах… в оптимистическом ключе, так сказать… Главарь, он же начальник охраны, ничего не понял, зато сообразил, о какой записи идёт речь, и скрипнул зубами. «Ты чего творишь, мать?» — Ну… рассуждает… Так он там… В дрова, короче. — Что отмечали? — невинно поинтересовалась Ирина, склонив голову набок. Гриша моргнул и вздрогнул. — Окончание предвыборной кампании. Взгляд Ирины потеплел необычайно. — Стало быть, отдыхал Марк Владимирович в так называемый «день тишины»? И, как Вы верно заметили, подсудимый находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. Где отдыхал Марк Владимирович? — Ресторан «Канарейка», — пробурчал Гриша. — Охрана в тот вечер угощалась вместе с ним? — Нельзя нам… — Хорошо, — расцвела Карпенко. Гриша не понял, похвалила она его лично или… — Напомните, ГригорийКонстантинович, Марк Владимирович пользовался успехом у электората? — По нулям. — И последнее, — Ирина убрала руки за спину, — Подсудимый отдавал кому-то из службы безопасности и лично Вам какие-то распоряжения насчёт подтасовки результатов предвыборной кампании? — Никаких! — отрапортовал Гриша, едва сдерживаясь. Это было хуже стрелки со всеми ОПГ вместе взятыми. — Это вполне предсказуемо, потому что, насколько мне известно, никаких связей с представителями избиркома ни Вы, никто из сотрудников Вашего ЧОП не поддерживает. А я хотела бы напомнить, Ваша честь, — она повернулась к судье, — Что обвинение строилось преимущественно на предположении, что Марк Владимирович якобы отдал некоему лицу из своей службы безопасности приказ о подтасовке результатов выборов. И, что самое удивительное, лицо этот приказ выполнило, да ещё и в кратчайшие сроки! А между тем я изучила личное дело товарища Стрельникова, а также всех сотрудников ЧОП «Железные рукава» и не обнаружила ни единой ниточки, которая могла бы привести хоть к кому-нибудь из избирательной комиссии. На любом уровне! — Позвольте, Ваша честь! — визгливо потянул руку прокурор, — Я хочу напомнить, что свидетель не такой белый и пушистый, как хочет представить его Ирина Николаевна! Существуют подозрения, что товарищ Стрельников причастен к созданию в городе организованной преступной группировки! И товарищ Багдасаров имеет непосредственное отношение к их… — Вы об этом хотите поговорить? Ирина опередила и судью, только схватившуюся за свой молоток, и Гришу, уже готового потянуться к пистолету, и Марка, явно собиравшегося, насколько главарь его знал, либо завопить дурниной, либо хлопнуться в обморок… Скрестив руки, Карпенко двинулась на прокурора, слегка пожухшего от её тона — холодного и спокойного. Гвозди таким тоном можно забивать, куда там судейскому молоточку. — Я даже не стану комментировать, что это не относится к делу. Григорий Константинович — бизнесмен, его сотрудники — честные, несудимые — прошу заметить — граждане. Вы можете припомнить хоть одно обвинение, официально им предъявленное? Товарищ прокурор, Вы отдаёте себе отчёт, что Вас за эти слова вполне можно привлечь за клевету? Занесите в протокол. — Но он-то судимый, — отчаянно пискнул прокурор, сжимаясь в комок. — Это тоже не относится к делу, — парировала Ирина, — Да, товарищ Стрельников в юности оступился, но быстро встал на путь истинный и уже давно является честным гражданином, трудящимся на благо Родины (на этом пассаже кто-то в зале закашлялся, явно маскируя безудержный хохот. Гриша снова не понял — над кем смеются? Над ним или над прокурором). — Наконец напомню, что служба безопасности Марка Владимировича состоит — так уж вышло — из уроженцев Катамарановска, верно? — подытожила Ирина, зарываясь в бумаги. Гриша кивнул. — Странно было бы ожидать от сыновей, извините, повара, сантехника, автомеханика и… э… уборщицы наличия связей и достаточного влияния на центризбирком. У меня всё, спасибо. — У меня свидетель, — без паузы занудел прокурор. Главарь отёр взмокший лоб и рухнул на стул. Сын путаны, по бумагам, оказывается, числившейся уборщицей, рядом с ним воровато залипал в телефон, вбивая чей-то номер. Перед судьёй появился сутулый кудрявый мужичок в очках, поминутно озираясь он встретился глазами с главарём и несмело улыбнулся. — В телеинтервью после восстановления на службе в НИИ Вы упоминали свою встречу с Марком Владимировичем Багдасаровым и его службой безопасности, — начал прокурор, когда свидетель представился, — Кажется, это произошло в каком-то… э… подвале… Расскажите ещё раз… Инженер бросил виноватый взгляд на главаря и нервно завёл: — Я кота искал… Кот не мой, Особы моей. Нет, потом выяснилось, что не её, она мне чёрного цвета давала, а этот рыжий был… — Ближе к делу! — оборвал прокурор, — Вы рассказывали, как видели, что товарищ Багдасаров и, как Вы выразились, бандиты, считали в подвале деньги. Это так? Глаза инженера забегали. — Нет… да… Я сказал, что они бандиты, но не в смысле бандиты, потому что они-то хорошие ребята, я знаю. По ним же видно, Вы посмотрите! В этот момент почти все, кто находились в зале, и впрямь посмотрели на «Железные рукава». Те синхронно заёрзали на местах. — Я не веду разговор о моральных качествах ЧОП, — торжествующе заявил прокурор, — Вы подтверждаете тот факт, что вышеозначенные граждане занимались пересчётом денег в подвале жилого дома? — Ну… я… — Подтверждаете или нет? — Под… тверждаю, — еле слышно прошелестел бедняга из НИИ. — И как же данная компания отреагировала на Ваше появление в столь… интимный момент? На слове «интимный» как минимум у двух человек в зале подскочила температура. — Никак, — бухнул инженер. Прокурор непонимающе приподнял бровь. — Нет, ну, я извинился, потом пошёл… нашёл кота… Но он не мой оказался, потому что мой чёрный… В смысле, Особа мне чёрного… — А тем не менее первым обещанием подсудимого в должности президента стал снос НИИ, в котором Вы трудитесь, — чуть не на крик сорвался прокурор. — Подсудимый, как прокомментируете? — ожила судья. Гриша заметил, как Ирина под столом явно ощутимо стукнула Марка кулачком по коленке. Багдасарова подбросило. — Здание аварийное! — отрапортовал он не своим голосом, — Построили бы новое… — Нет вопросов! Обессиленный и очень злой прокурор упал на стул. — Как Вы объясните то, о чём говорит свидетель? — сердито спросила судья у Марка, — Подвал, деньги… — Позвольте, Ваша честь? — Ирина, солнечно улыбаясь, встала с места и с одобрения судьи приблизилась к инженеру. — Напомните, это было двадцатое число, кажется? Ноябрь, верно? Инженер закивал, не понимая, куда она клонит. — Насколько мне известно, в этот день Марк Владимирович выплачивает сотрудникам охраны зарплату, — пояснила Ирина, глядя на судью, — Естественно, сумма немаленькая, наличные, а по поводу подвала… Микрорайон города, где живёт свидетель, имеет интересную логистику. Подвалы большинства жилых домов, а также подвал находящегося в соседнем квартале ресторана «Канарейка», который находится в собственности товарища Стрельникова и услугами которого нередко пользуется товарищ Багдасаров, сопряжены друг с другом. Не станут же моему клиенту вменять в вину то, что он нашёл укромное место, чтобы выплатить заработную плату своим сотрудникам? — Принято, — судья безоговорочно бухнула молотком. Инженер подскочил на месте. — Что до того, как свидетель назвал службу безопасности моего подзащитного, — продолжила Ирина, ободряюще улыбаясь незадачливому свидетелю, — Вероятно, Вас сбил с толку имидж Григория Константиновича и его коллег? — Кто?.. — Имидж, — терпеливо разъяснила Карпенко, — То, как они выглядят… брутально… Главарь шумно сглотнул. — А, — понял инженер, — Да… Выглядят они… Сурово так, даже страшно… — Ну так профессия обязывает, сами понимаете, — прожурчала цветущая Ирина, — У меня всё, Ваша честь. «У меня тоже», — мучительно подумал Гриша. Объявили перерыв, после которого должны были прозвучать речи прокурора и адвоката. Марк и Гриша наперегонки глотали холодную воду, Карпенко опять куда-то делась. Появилась она, когда всех уже запускали внутрь. Главарь отстал от ребят и осторожно, но крепко впечатал адвоката в стену. Ему очень о многом нужно было спросить. — Ты как нас по документам провела? — вылетело у него. Хрипло, интимно, неуместно. Глаза Ирины расширились. — Ты сейчас об этом хочешь поговорить? — так же тихо парировала она, так близко, что главарю показалось, он плавиться начнёт от её дыхания, — Гриша, приди в себя! Ну, три-четыре! Он не понял — хлестнула она его пару раз по щекам или показалось. Но, когда он зажмурившись и мотнув головой, вновь открыл глаза, мир как будто встал на место. — Я потом тебе расскажу, — заговорщически шепнула Карпенко, проскальзывая в зал. Прокурор говорил долго и нудно, в основном не по делу. Как будто хотел непременно не только Багдасарова засадить, но и Гришу с ребятами. Показания полковника Жилина его явно не устраивали — ведь полковник показывал, что преступности в городе нет, а раз нет обычной преступности, то откуда взяться организованной, ху-ху-ху… -… двадцать лет с конфискацией имущества, — торжественно закончил прокурор. Карпенко скривилась, Багдасаров икнул. Настала очередь Ирины. В основном она повторяла всё, что вытянула из своих и чужих свидетелей, только каким-то образом она переворачивала всё так, что и дураку становилось ясно — никакого отношения Марк Владимирович со своей бравой службой безопасности не имеет к фальсификации… -…неужели кандидат, мягко говоря, непопулярный на данном этапе своей политической карьеры, по крайней мере, за пределами Катамарановска, не отдавал себе отчёта, что столь резкий взлёт с нуля процентов до почти шестидесяти не сможет не вызвать вопросов? В этой связи назревает ещё один вопрос — а если всё было наоборот? Что если фальсификация была осуществлена третьими лицами с целью скомпрометировать Марка Владимировича Багдасарова и вывести его с политической арены в первую очередь в Катамарановске? На этом моменте Гриша поперхнулся, судья заинтересованно похлопала глазами, а Багдасаров чуть не упал со стула. Ирина продолжила… «И чего я в ней нашёл? — озадаченно думал Гриша, — Ну баба, ну симпатичная, ну дело своё знает… Натка — и та больше в моём вкусе была…» — … ни единой прямой улики! Из косвенных — личное впечатление сотрудника НИИ и личная же неприязнь товарища прокурора к успешному бизнесмену… Главарь шепнул на ухо Толе, чтобы, когда всё это закончится, постарался оттеснить Ирину от прокурора, который по любому кинется душить языкастую бабу. — Суд удаляется на совещание! — протрубила судья и свалила. Гриша протолкался к Марку и адвокату — Ирина как ни в чём не бывало оправляла сомлевшему Багдасарову воротничок, чуть не поглаживая его пальцами по щекам. Главарь кашлянул — парочка даже не шелохнулась. — Ну ты горазда, мать, трындеть, — с уважением протянул Гриша. — Не расслабляйтесь, ещё ничего не закончилось, — кисло оборвала его Карпенко, отрываясь наконец от костюма Марка. Лёха тронул Гришу за плечо — нужно было подойти к телефону. Звонил Малина. — Ну как наш гуманный суд? — довольно пробасил он, — Не посадили ещё никого? Работает болтун? — Работает, — сквозь зубы процедил Стрельников, — Чего хотел? — С тебя за болтуна там причиталось… — Сказал — сочтёмся… — Ты вот что скажи, Гриша, — задушевно начал Малиновский, — Ты… биатлон любишь? — Чего?.. Это… стрельба на лыжах? — Да, — тем же странным тоном подтвердил собеседник. — Ты за этим звонил? — взорвался Гриша, готовый бросить трубку. — Ответь, мать твою! — Нет! — Ну вот и я не люблю, — Малина успокоился так же неожиданно, как и психанул, — Считай, Гриш, за болтуна мы в расчёте. В ухо главарю «Железных рукавов» полетели короткие гудки. Он недоумевая передал трубку Лёхе и вовремя — в зал вернулась судья. Все вскочили. Ирина нашарила мокрую дрожащую ладонь Марка и успокаивающе её сжала. Гриша слушал судью вполуха — странная выходка Малины не давала покоя, поэтому, когда понял о чём говорит судья, не поверил… -…в связи с отсутствием прямых улик, указывающих на состав преступления, изменить меру пресечения с заключения под стражу на домашний арест. Дело отправить на доследование. Бум! — грохнул в последний раз молоток.