Микст

Следующий день прошёл в беготне. Подключившийся к этой беготне Жилин щедро поделился с Гришей показаниями немногочисленных свидетелей, в том числе худо-бедно набросанным фотороботом, поэтому обитатели спортивной базы в Светлоречинске быстро указали полковнику и… кх… сопровождавшим его лицам на не явившегося на тренировку биатлониста Саню, бонусом сообщили его адрес в местной общаге… Если честно, Гришу исполнитель нисколько не волновал. Ему нужен был заказчик. В общаге исполнителя не оказалось. По наводке соседей поспешили на автовокзал, где Саню и отловили. Высокий, щуплый, с потрёпанным лицом и старенькой спортивной сумкой наперевес, с билетом до Грушина в кармане, биатлонист Саня затрясся и совсем потерялся, когда Жилин сбивчиво объявил ему, что Саня-де задержан, одновременно, в четыре руки с Лёхой пытаясь удержать Гришу, хватающегося за пистолет. Саня с готовностью кивал, поднимал руки, уже зашагал за милиционером, напугано косясь на бандитов… и вдруг свалился как подкошенный с пулей в затылке. Жилин сдвинул фуражку на затылок. Лёша вздрогнул и охнул. Толя чертыхнулся. Гриша взвыл. Карпенко очнулась только через два дня. Совершенно очумевшего от торчания в больнице Миху сменил Толян. Гриша приезжал дважды в день — утром и вечером, выслушивал слова врача о стабильно тяжёлом состоянии и молча уезжал. В тот вечер остался. — Только ненадолго, — предостерёг доктор, — Пускаю только потому, что она очень уж просила, как Вы приедете — сразу к ней… Выглядела Ирина ужасно. Посеревшая тонкая кожа плотным чулком облепила череп, щёки ввалились, губ видно вообще не было, под болезненно-горящими глазами залегли фиолетово-чёрные синяки. Поперёк лба белела полоска кипенно-белого бинта. Завидев Гришу, Ирина сосредоточенно насупилась и попыталась приподняться на локтях. — Лежи! На кинувшегося к её койке Стрельникова Ирина посмотрела, как на сумасшедшего. — Ты чего, уже похоронил меня, что ли?.. Голос тоже был чужой, не Иринин —надтреснутый, тихий, сиплый. — Поскриплю ещё, — резюмировала она, — Рассказывай. Знаю, уже наворотил тут… без меня… Вкратце изложив историю о биатлонисте, Гриша затих, безотчётно сжимая холодную ладонь Карпенко, которая невесть как оказалась в его руке. Ирина тоже молчала, глядела в одну точку, о чём-то думала. — Смотри, короче, — в её свободной руке появился блокнот, Гриша даже не заметил, как, — Капец, я пророк, конечно… — Ты что, об этом сейчас хочешь поговорить?! — Стрельников не поверил своим глазам и ушам, — Ира… — Гриш, да, об этом! — у Карпенко даже голос чуть окреп, — Сюда смотри! Киллера устранили — значит, заказчик решил залечь на дно. Сейчас мы его не достанем, а он нас — возможно. Поэтому нужно переиграть его по максимуму. Ты ведь помнишь, для чего мы вообще собрались? Помнишь. То-то. Теперь практически стопроцентно можно сказать, что за этим стоит один из конкурентов Марка, местных конкурентов… Ирина остановилась, чтобы перевести дыхание. У Гриши остро кольнуло в сердце. — Ир, — начал он, — Наверное, нужно перенести слушание… Тебя за три недели не выпишут… — Ничего мы переносить не будем, — сердито отмахнулась Карпенко, — Пойми, кому-то очень сильно не нужно, чтобы Марк вышел. Потому что, если он выйдет, да ещё и оправданный, то что он будет делать? — Баллотироваться, — уверенно выдал Стрельников, не задумываясь. Задумываться было бы глупо. Страшно вообразить, сколько кипучей нерастраченной энергии накопилось в бывшем президенте за время заключения под стражей. — Вот именно, — Ирина слабо шевельнула пальцами, Гриша чуть крепче сжал ладонь, — Сейчас мы вряд ли что докажем и что-то кому-то предъявим. Надо гештальт с судом закрыть. Я на слушании не смогу присутствовать, ты же понимаешь? — Ну и как ты себе это представляешь тогда? Слушание без адвоката? — О! Вопрос! Да там в принципе всё уже схвачено, осталось проговорить… Только я даже паралегала за такое короткое время не успею найти и сюда припереть… Там делов-то — вопросы покидать да речь в конце толкнуть… С судьёй мы давно знакомы. Она, конечно, честная и неподкупная, но, если я попрошу, чтобы меня такой-то… хм… ассистент подменил, она разрешит. — Ты серьёзно?! Гриша не верил ушам. Творился какой-то сюр. Суд без адвоката… — Ты же не мне сейчас предлагаешь., — медленно начал он. — Да нет! — Карпенко даже блокнот отложила, чтобы вяло махнуть на Гришу рукой. Рука слушалась плохо, — Ты свидетель! Но без твоей помощи не обойтись. Найди мне паралегала. Времени почти нет, поэтому… Любой надёжный человек, хорошо бы такой, из народа, сочувствующий нам, но в дело не замешанный никаким боком, с хорошо подвешенным языком, не ссыкливый, чтоб не посыпался… Найди мне такого человека, Гриша. Чем скорее, тем лучше. Главарь долгим тяжёлым взглядом смотрел на неё — и наконец начал узнавать прежнюю Карпенко, пробивную, неудержимую, немного стервозную, железную. Он осторожно отпустил её холодную ладонь, медленно стянул перчатку со своей правой руки и снова аккуратно обхватил её дрогнувшие пальцы. Теперь уже кожа к коже. Честь, мало кому знакомая. Это было сродни братанию на крови. — Может, проще перенести слушание? — осторожно предложил он. Ему не понравилось то, что происходило с его голосом. Ирина не менялась в лице. Слишком больших усилий это стоило бы. — Если мы перенесём слушание, — её голос, напротив, звучал до завидного ровно, — То ни я, ни Марк до нового заседания уже скорее всего не доживём. Ладно я… Я всегда знала, что приблизительно так и кончу… У Стрельникова зашлось сердце. Это вылилось в едва уловимое подёргивание нерва на лице и судорожное сжатие руки Карпенко. А она летела дальше. — Но мы же тут все Багдасарова спасаем. Надо дожать это всё до конца, а иначе смысл… этого всего… Мне без тебя не обойтись, Гриш… Поможешь? — Ни хрена ты не одинаково к клиентам относишься, Ирина Николаевна, — с улыбкой заключил он. Карпенко тоже улыбнулась, наконец-то в её губах, до этого бескровных, появился хоть какой-то намёк на цвет. — Это уже мои проблемы, — парировала она. — Конечно, помогу. — Хороший ты мужик, Гриш, — немного помолчав, выдала Ирина, не прекращая улыбаться, — Извини, что я тебя выбешивала тогда… провоцировала… Так надо было. Не могу работать с людьми в масках, с настоящими только. — И какой я настоящий? — вопреки ожиданиям Гришу не потряхивало, сердце не кололо, руки не холодило. Ирина приподняла их сцепленные ладони на пару сантиметров. — Вот такой. Даже жалко, что у нас с тобой всё равно ничего не получилось бы… Но тебе другой человек нужен. Более… чуткий к тебе. Ты знаешь. — И где искать такого? — Стрельникову неожиданно стало весело и легко. — Не надо! Сам найдётся. А ты мне человечка ищи лучше! Паралегала! — Да помню, с подвешенным языком. Из народа. — Да… Вот прямо сейчас выйдешь — и начинай искать, — Ирина устало откинулась на подушки и выпустила Гришину руку, — А я ему речь напишу… сейчас… — Ир… Отдохни лучше… — Хватит, наотдыхалась! — махнула Карпенко, — Вот ещё что! Марка ко мне не пускай. Если вдруг его выпустят — не пускай, понял? — Как ты себе это представляешь? — мрачно поинтересовался Гриша. Слово «вдруг» ему не понравилось. — Как угодно, — сердито прошипела Ирина, — Напои, запри, выруби. Придумай что-нибудь! — Лады… — Всё, иди, я работаю. Стой! Перчатку не забудь… Спасибо. Я знаю, что ты для меня сделал. Стрельников на секунду застыл с перчаткой в руке, подумал, быстро нагнулся, осторожно поцеловал Ирину в висок и, не оборачиваясь, вышел из палаты. Мерседес остался скучать на стоянке больницы — Гриша ощущал острое желание прогуляться пешком, проветрить мысли, тяжело зудящие в башке, как сытые и сонные осенние мухи. Впрочем, проветривался он недолго — ноги каким-то макаром занесли его чуть ли не прямиком на территорию «Позолоченных лампасов». В одиночку да без видимых причин («Просто гуляю» — это не причина) захаживать сюда не стоило. Гриша забежал на почту и вызвал такси. По поводу паралегала он ничего пока не придумал. Члены его собственной банды отпадали, конкуренты — тем более. Можно было поговорить с Малиной, но после произошедшего уже не сильно хотелось. Договорились, что в расчёте — и всё! Чёрт с ним! В «Канарейке» постоянно тёрлись всякие, но Гриша никому не доверял. У кого вообще язык хорошо подвешен? У журналюг? Ну, Грачёв, ясное дело, отпадает. От этой заразы чего угодно можно ожидать. Вообще, это он во всём и виноват! Успокоив себя, что во всём виноват не журналист, а он сам, Стрельников решил, что репортёров трогать не надо — не могут они выступать ни на чьей стороне… Тогда кто? НИИшники, без заикания двух слов связать не способные? Заводские рабочие, непросыхающие от рождения? Путаны, которых крышует «Канарейка»? Был ещё один кандидат, прямо из народа — полоумный художник Вишневский обитающий в лесу. При воспоминании об избушке художника у Стрельникова заныло сердце. Нет. Гвидон, конечно, мужик мировой, но, как начнёт говорить — ни хрена непонятно. Гриша пришёл к неутешительному выводу, что на место Карпенко с речью в зубах ставить некого. Хоть Катамаранову проставляйся, изолируй на день, чтоб протрезвел, да в суд выпускай! Его хоть народ послушает. Любят этого колдырика в городе крепко… Такси подрулило к почте довольно быстро, оглашая окрестности развесёлой электронной музыкой модной поп-группы, льющейся из магнитолы. Таксист за рулём вроде был знакомый, хотя Гриша в упор не помнил, когда и при каких обстоятельствах солнечно улыбающийся усатый дядька его подвозил, и в чьей компании. Не тратя на размышления об этом и без того почти исчерпанных моральных ресурсов, Гриша просто забился в угол на заднем сидении, скороговоркой выпалив адрес. Таксист, видно, был мужиком неглупым, сообразил, что клиента надо оставить в покое, а не надоедать глупыми россказнями и болтовнёй. Только за пару километров до дома решился нарушить покой пассажира. — Я, конечно, извиняюсь, — доверительно произнёс он, слегка развернувшись к Грише, но продолжая зорко следить за дорогой, — У Вас, видать, проблема какая-то? Столько едем, а Вы всё думаете, да всё никак не придумаете, как решить… Может, подсказать Вам? Одна голова хорошо, как грится, а две лучше. Гриша вдруг в мгновение ока вспомнил этого таксиста — он действительно уже несколько раз подвозил Стрельникова в той или иной компании. И в тот приснопамятный день, когда Жилина подстрелили, и ещё неоднократно. Весёлый, не занудно трещащий по дороге дядька Грише нравился. Во-первых, знал, когда надо заткнуться, во-вторых, интересно рассказывал, в-третьих, реально мог, если что, подсказать или помочь… В голове у главаря щёлкнуло. — А что, отец, — медленно начал он, — Ты про дело Багдасарова слышал? — Слыхал, конечно, — оживился таксист, поблёскивая глазами в зеркало заднего вида. — И чего думаешь? — Думаю — подставили его, — решил таксист, немного подумав, — Политик он конечно… не очень. Но не дурак же! Его в мэры еле выбрали, между нами говоря. А тут — в президенты! Да сразу! Кто ж так делает? А теперь неизвестно, кто следующим мэром будет, — грустно и неожиданно завершил он. — То есть, думаешь, подставили, — уточнил Гриша, которому не хотелось, чтобы разговорчивый дядька сбивался в обсуждение действующей Катамарановской власти. — А то как же! На суде так и сказали — местные подставили, чтобы из политической борьбы вывести! По телевизору передавали, там адвокат его вещала. Красивая девка! Гриша улыбнулся. Фразы Карпенко из уст таксиста звучали, как родные. — Её убить хотели, красивую. — Слыхал, слыхал, — помрачнел таксист, подруливая к воротам особняка, — Вот ведь как оно. За правду борешься — а в тебя пулей… — Глуши мотор, отец, — решительно заявил Стрельников, выбираясь из такси, — И давай, поднимайся, разговор к тебе есть.