Брачный договор

花の夢 聞きたき蝶に　 　 声もなし Про сон цветов Пытаюсь узнать у бабочки, Но нет голоса у ней… . (Рэйкан) 22 апреля 1975 Ветер перебирал тонкие ветви-струны стыдливо нагих сакур. Они недавно сбросили свои розовые кимоно, и последние, задержавшиеся лепестки повисли воздушными поцелуями, оставленными как напоминание о Божественной их связи с Высшим. Ветер звенел шелковыми струнами кото, прикасаясь к серебряной вилочке на тонком, смуглом запястье Фредди, который вышагивал по асфальтовой тропинке, петляющей между ансамблем, изящных, словно очаровательные десерты, замков. Белоснежные брюки, подчеркивающие бесконечность его ног, делали его похожим на горделивую цаплю с гравюр японских художников. Цапля, которая залюбовалась хитрыми и ловкими золотистыми карпами кои. Именно этих драгоценных рыбок так любили воровать из миниатюрного пруда замка Нагоя, к которому они постепенно приближались. Фредди не торопился, понимая, что перед тем, как вновь шагнуть в визжащую, мельтешащую толпу японских фанатов, не просто доказавших свою любовь к Королеве, но едва ее не поглотив, он должен получить свою порцию красоты и эстетики. Сложив царственно руки, Меркьюри остановился подле искусно выложенной ландшафтной композиции, где блестящим зеркалом виднелся тот самый пруд с бесценными карпами, который теперь охраняли особенно тщательно, поглядывая с беседки хижины, спрятавшейся в густых кустах. Оранжевые, коралловые и золотистые рыбы суетились, как причудливая, ожившая мозаика. Слетались в гроздья и рассыпались бисером. И эти забавные танцевальные схемы, казалось, никогда не повторялись. — А можно их покормить? — мягкий, теплый, как японский ветер голос того, кого здесь, не афишируя, между собой называют кицунэ, разлился молоком по телу Фредди. Безумно эстетичные японцы высоко оценили огромные глаза, похожего на куколку, Тейлора, высокий рост и роскошные, масляно-блестящие завитки Мэя, и конечно, экзотическую, пряную и дикую внешность Меркьюри, чью энергетику они и вовсе считали опасной и колдовской. Может быть поэтому японцы решили, что с ней лучше дружить, а еще правильнее — поклоняться. Но сердце восторженных азиатских поклонников окончательно дрогнуло, когда они увидели обаятельного юношу в милом свитшоте, вышедшего 17 апреля в зал аэропорта и лучезарно улыбнувшись, пожавшего руки всем, кто встретился ему на пути. Казалось, что солнце залило пространство зала прилета и утопило всех в своем теплом, ласковом свете. Идеальные черты лица, о которых мечтает каждый второй японец, медная грива, обрамляющая его ангельское личико и кроткий нрав. Хотя проницательные жители страны восходящего солнца недаром узрели в нем дух лисы. И старательно пытались разглядеть, куда же он прячет свой пушистый хвост. Молчание басиста здесь точно было золотом. Но стоило только Джону открыть рот и произнести хоть одно слово на пресс-конференции, воцарялась такая тишина, что можно было слышать биение сердец, влюбленных в него. Правда, Дикон не баловал публику красноречием, ограничиваясь приветствием и благодарностью. — Да, конечно, — сдержанный, собранный и внимательный Итами метнул стрелы своего острого взгляда в сторону стоявших поодаль парнишек, и те в одно мгновение оказались около Джона, показав ему жестом раскрыть ладони. Джон так и сделал, и на его широкие руки высыпался разноцветный корм. — Спасибо, — Дики невероятно точно удалось изобразить мелкий кивок японцев, которые благодарят, кажется, за все. Собственно, как и Джон. Он всегда ценил то внимание, которое проявляли к его, как он считал, скромной и невзрачной натуре. Аккуратно присев на корточки, парень начал горстками бросать угощение рыбам. Пруд в то же мгновение зашевелился и завибрировал в ритме движений Дики, который дирижировал этим маленьким водным оркестром. И похоже, эта роль была для него настолько почетна и непривычна, что он, словно довольный ребенок, хмыкнул в свою удивительную, лукавую улыбку и счастливыми глазами взглянул на Фредди, теперь возвышавшегося над ним, как прекрасная, манящая Фудзияма. Апрельский ветер заструился по волосам еще живее, наглея и дерзко запутывая волосы. Тонкая прядь медово-коньячных локонов Джона, запнувшись о край его распахнутой улыбки, там и нашла свой приют. В ту же секунду рука Фредди невольно встрепенулась, как будто ее чем-то спугнули, и изящным движением убрала медную ниточку с губ Дики, легонько, почти незаметно, коснувшись этой чарующей линии пальцами. Облизнувшись, точь-в-точь как хитрый лисенок, кицунэ трогательно, совсем по-девчачьи, опустил глаза и вернулся к своему прежнему занятию. Патока щедро разлилась по сердцам обоих. Звонкие голоса, словно рассыпавшиеся по мрамору медные монеты, стремительно приближались, заполняя парк шумом и переливающейся через края радостью. И так резко контрастировали с чувством умиротворения и спокойствия, которое унисонно поймали Фредди и Джон. Казалось, даже карпы в воде встрепенулись на эти громкие вибрации. Тонкие, смуглые пальцы нервно затеребили пестрый поясок. Хаотично облизывая губы, которые в одно мгновение стали сухими, словно их обдало горячим ветром, Фредди засуетился. Все тело вытянулось как струна и готово было зазвучать тонким, пронзительным криком о помощи. Джон поднялся с земли и бросив настороженный взгляд на почти побелевшего друга, шагнул вперед, навстречу яркой, улыбающейся толпе маленьких детей, бежавших со всей мочи к пруду. Резкий, отрывистый голос Итами, как по мановению волшебной палочки, остановил этот бушующий океан лиц. Дети встали как вкопанные и уставились на охранника, около которого внезапно выросли двое рослых мужчин, появившихся из ниоткуда. Накрывшая всех тишина прервалась гомоном птиц, взлетевших с веток и эхом разлетевшихся по воздуху. Жемчужные зубы выскользнули из-под вишневых губ, и улыбка озарила смущенное лицо Меркьюри: — Ах, это дети… Он облегченно выдохнул. Но легкая тень воспоминаний покрыла сердце тонкой вуалью. Тронув Итами за плечо, немного сконфуженный своей панической атакой, солист Queen произнес уже уверенно: — Все в порядке. 今日は Мягкий, теплый голос Фредди доброжелательно поприветствовавший детей на их языке, получил в ответ звонкую разноголосицу. Итами махнул рукой, и луноликие мальчики и девочки облепили Джона и Фредди, как пчелы мед. — Кажется, у кого-то каникулы? — Меркьюри вопросительно кивнул в сторону детей, обращаясь к молодой, хорошенькой учительнице, смущенно улыбающейся и все еще пытающейся собрать разлетевшихся по сторонам учеников. Мы не вовремя? — Нет, что вы. Это случайное совпадение. Простите, это мы не вовремя. У нас просто экскурсия. И знакомство с кои, — очаровательная девушка заговорила на вполне сносном английском, правда, за время этой речи успев, как минимум трижды, отвесить поклон. Фредди вдруг стало неловко и он, махнув рукой работникам парка, жестом попросил у них корм для рыб. Парни распахнули мешок, ожидая, что музыкант запустит туда свои руки и возьмет, сколько ему вздумается, но Фредди королевским жестом указал на угощение детям и те, точь-в точь как сами кои кинулись наполнять ладошки едой. Учительница снова благодарно кивнула головой и мгновенно переключившись на ребят, которые уже готовы были бросить яства своим золотым товарищам, остановила их таким же строгим и пронзительным голосом, как у Итами. Дети послушались и притихли. Более мягким, но по-прежнему серьезным тоном, девушка сказала что-то на японском. И весь этот пестрый табор синхронно и звонко продекламировал ей в ответ, видимо, повторив фразу за ней. — Какой контакт! Вот чего мне не хватает на концертах, — рассыпался улыбкой Меркьюри, заключив: непременно опробую это сегодня. А что она сказала? — «По течению плывет большинство, против течения отваживаются плыть единицы»,  — ответил Итами, словно вспомнил эту фразу, когда-то сказанную его учительницей. — Так гласит старинная легенда о карпах, которые мечтают стать драконами. — И у них это получается? — спросил Джон, внезапно подключившийся к разговору. Как всегда, задумчиво и немного по-философски. — Только у избранных. Но к этому стремятся все, — учительница замолчала, уточнив. — Многие. И прежде всего, мальчики. Мы учим их преодолевать препятствия, несмотря на их сложность. Ведь именно это делает их мужчинами, — она вновь осеклась, — Настоящими мужчинами. Умение принимать правильное, смелое и единственно важное решение в самый ответственный момент — шаг на встречу своей славе и доброму имени, — подытожила девушка. — Будь настойчив и откроешь любые двери, покоришь любые вершины, — продолжил фразу учительницы, с теплой улыбкой подхватил Итами, вновь вспомнив заученное на подкорку в детстве. Видимо, и он когда-то восторженно смотрел на своего наставника у пруда с кои. И теперь демонстрирует не только хорошо выученный урок, но и свое честное имя и безукоризненную репутацию. — Даже Фудзияму? — игриво подколол Фредди. — Об этом будет известно уже после того, как человека не станет. Если человек жил по совести и добился всего, о чем мечтал, вершина горы будет его вечной памятью и примером, мечтой для других. Если же обходил препятствия, лгал и ленился, пик скроется за облаками, так и оставив от человека только пустую дымку. Ирония спа́ла, и Фредди благодарно кивнул Итами головой, мысленно отложив эту любопытную информацию на «верхние полки» своей памяти, дабы вернуться к ней вновь. А сейчас он последовал принципу Скарлетт О’Хара, подумает об этом, если не завтра, то в ближайшее время. В данную минуту его взгляд был прикован к Джону, который совершенно «оброс» детьми и мило, как великан среди лилипутов пытался с ними контактировать и общаться. Маленькие ручонки касались уютного и застенчивого Дикона, теребя его за рукава. Школьники наперебой галдели, выворачивали свои карманы, доставая оттуда шоколадные конфеты и буквально вкладывая их в ладошки Дики. Сквозь набежавшие облака прорвался луч солнца — улыбка басиста озарила все пространство вокруг себя. И дети это почувствовали. Как и залюбовавшийся этим очаровательным представлением Фредди. Без пяти минут отец Дики, выглядел в этой роли более, чем убедительно. — Видимо, страдать от аллергии на сладкое мне сегодня не придется, — пытаясь изобразить обиду, сказал Фредди, к которому в то же мгновение повернулась добрая половина ребят. И уже маленькие ручки с конфетами потянулись к засмеявшемуся вокалисту. — О, Дики, я украл твоих детей. Итами, и кто из нас более непутевый отец? — Меркьюри продолжал веселиться так заразительно, что вызвал даже смех настороженного и сдержанного охранника. *** Тихая поступь Распаляет в душе нетерпенье Смешные уловки Мне ли не знать Как разгорается страсть — А замок Нагоя сгорел во время второй мировой, как спичка. Картины и предметы из замка успели заранее вынести и они сохранились, — Итами отчеканил каждое слово на английском, как старательный ученик перед учителем. — Я могу их посмотреть? — Да, конечно. Когда желаете? — обаятельный телохранитель пытался все еще разглядеть в мимике Меркьюри реакцию на его «лекцию» о замке, который наконец-то предстал перед ними. Потому что прочесть что-либо по глазам Фредди было невозможно. Он не снимал очки. — А когда можно? Этот вопрос несколько сбил с толку Итами, и он расшаркиваясь в поклоне, затараторил: — Я посмотрю ваш график и уточню время посещения музея. — Поторопитесь, пока я не совершил набег на ваши сокровища, и не пополнил свои, — Фредди закатился в своем фирменном звонком смехе, на что услужливый японец побледнел, приняв эту шутку за чистую монету и расстроившись, что допустил ошибку, не предоставив информацию на блюдечке с голубой каемкой еще вчера, засуетился, бормоча что-то на своем языке. — Дорогуша, а теперь еще раз на английском. Я пока хорошо читаю по-японски только вывески, — волна подколов продолжалась и в конец сконфуженный японец, поклонившись в который раз, сказал: — Сейчас узнаю, — и тут же быстрыми шагами устремился прочь от музыкантов. — Кажется, мы остались беззащитны, — ироничное копье уже готово было метнуться в сторону Джона. — Или без присмотра, — и кокетливая улыбка скользнула по пухлым губам Фредди, явно намекая, что прогулка вдвоем более приятна, нежели под надзором — Замри, — черный, внушительного размера объектив уставился на застывшего как по команде Фредди. Как заколдованная в сказке принцесса, он и правда, замер. Рука застыла в воздухе, так и не добравшись до подбородка. И лишь улыбка продолжала обнажать довольный рот. — И тут от вас нет покоя, папарацци, — на застывшей улыбке процедил вокалист. — Тссс, — Джон оборвал сарказм, бьющий ключом и наконец услышал и увидел то, что хотел все это время. Рассеянное солнце легким эфиром пробивалось сквозь мягкие, дымчато-серые облака, разливая невидимый свет. И в этом свете все казалось магически прекрасным. И чуть приглушенные, пестрые нити кардигана Фредди, и его смуглая кожа, и густые, слегка распушившиеся от влажного японского воздуха, волосы. Воцарившаяся тишина зашелестела полетевшими прощальными лепестками цветков сакуры и нежным щебетанием соек, сокрытых в кронах деревьев. Яркий, но не кричащий, а удивительно уютный, одомашненный Меркьюри выглядел, действительно, потрясающе. Вся его экзотичность была притушевана и лаконично подсвечена ласковыми лучами апрельского солнца. Выглядывающее поло цвета заварного крема контрастировало с карамельным телом, к которому безумно захотелось прикоснуться. И Дики стал приближаться к Фредди, по-прежнему, не сводя с него «курок» своего объектива. — Mama, just killed a man, put a gun against his head, pulled my trigger, now he's dead, * — в камерной, интимной тишине парка проникновенно зазвучал золотой голос певца — Дорогуша, ты не умеешь работать со своим объективом. Он может увеличиваться. Ты знал? — этот комментарий Меркьюри прозвучал как-то возмутительно пошло, и пантера, которая дремала в кустах, приготовилась к прыжку, нарушив сомнамбулическое состояние, протянув руку к фотоаппарату. Ладонь закрыла возможность фотосъемки — Достаточно, Джонни. Дики опустил камеру, но продолжал внимательно, изучающе разглядывать Фредди, словно запечатлевая себе его образ на подкорку. Фредди повернул голову и наконец-то снял очки, строго и немного тревожно взглянув на басиста. Эта пристальное внимание, пусть даже со стороны дорогого человека, потихоньку подогревало градус волнения и недовольства мнительного Меркьюри, но сдержавшись от едкого замечания, он нивелировал острые углы — Не можешь наглядеться? –томно спросив молчаливого коллегу — Да, — ответ пришел так быстро и четко, что объект изучения даже оторопел. Нет, Дикон отличался умением стрелять фразами, как блестящий снайпер, но даже эта скорость реакции поразила Фредди. — Да? А что ты еще не можешь? — казалось бы, эта провокация должна была поставить шах и мат прирожденному стратегу из Лестера. Но ничуть не стушевавшись, Дики парировал: — Не поцеловать тебя Красивые брови Меркьюри вспорхнули удивленно вверх, а глаза вспыхнули бесовским огоньком, смодулировав в порочный взгляд с паволокой. Дерзость, с которой Джон произнес эту фразу, да и, собственно, само содержание фразы, загудели по телу набатом, возвещавшим о судьбоносном событии. Чего ему это стоило? И как долго он вынашивал эту наглость, холя и лелея ее, чтобы потом так неожиданно вывалить на беднягу, который уже отчаялся услышать подобное. Набат ударил в пах, зазвенев возбуждением — Не вижу причин отказать тебе, — Фредди также молниеносно принял решение, и тонкие, музыкальные пальцы, цепко обвились вокруг запястья Джона, властно поведя его за собой. Все еще не веря своему счастью, Меркьюри, казалось, летел над землей, стремительно сокращая расстояние между ними и замком. Под ногами зашумел гравий. А в висках неистово застучало сердце. Он понимал, что это верх неприличия, перешагивать запрещающие таблички и топтать ухоженный газон, а тем более нарушать законы нравственности, поддаваясь внезапной вспышке страсти в общественных местах, да еще чужой страны. Но, черт возьми, если ружье висит на стене, оно должно выстрелить. И возможно, этот тот самый момент. И другого больше не будет. Don’t you know honey that loves a game It's always hit or miss So take your aim Got to hold on tight Shoot me out of sight ** Банановым блюзом завибрировала сладкая истома предвкушения, когда едва свернув за угол замка, где их было уже никому не видно, Фредди оказался припечатанным к каменной стене. И попал, действительно, под обстрел из сладких, влажных, горячих поцелуев Джона, которые расстреливали его в упор, не оставляя шансов на спасение. И не давая осечки. Язык очерчивал контур губ, линию подбородка, опускаясь до самой крайней точки расстегнутого поло. Голова закружилась. Но остановиться было невозможно. Вкус, который оставался на языке вскрывал вены и взрывал моральные устои консервативного Джона. В дерзновенном порыве он даже слегка прикусил бархатную кожу на шее Меркьюри, на что тот решил все же взять процесс под контроль и обвил руками тонкую талию Дики, опустив скрестившиеся ладони на его аппетитные ягодицы. Джон отозвался и прильнул к любимому еще сильнее, взяв его лицо в свои ладони и вновь внимательно взглянув в глаза. — И чего же ты хочешь сейчас? — мурлыкающе зашептал в ответ на этот красноречивый жест зацелованный Фредди — Тебя, — Джон выдохнул это слово в драгоценные губы. И первый раз в жизни ему не было стыдно. — Это невыносимо. Я так больше не могу. Я хочу тебя, –Дики сорвался в какой-то несвойственный ему скулеж и страстное бормотание. Дежавю. Только не весенняя Япония, а зимний Лондон. Да и роли поменялись. Не хватает шампанского «Я скучаю по тебе. Я думаю о тебе каждый день. Жду твоего внимания. Не сплю по ночам, ожидая, как увижу тебя утром», — эти несказанные в слух фразы продолжали рассыпаться по губам Фредди поцелуями, обжигающими уста. И красной нитью, лейтмотивом всей этой трогательной истерики Джона была мысль: Я хочу поймать этот момент, мгновение, запечатлеть его навечно, прожить, пережить даже если он будет единственный в жизни. Один лишь раз. Ладони Фредди заботливо и нежно обхватили руки Дики, убрав их от своего лица. Пальцы сплелись в крепком объятии — Ты, действительно, этого хочешь? — несмотря на ласковую интонацию, вопрос был поставлен достаточно четко и строго. Фредди решил задать еще один. Наверняка. — Ты … не пожалеешь? Ожидание — худшая пытка. Эти две секунды, от силы — пять, Фредди выдержал стоически, хотя было ощущение, что он — Жанна д’Арк, пятки которой уже облизывает огонь. Джон по-прежнему молчал. Меркьюри лукаво улыбнулся, готовя речь то ли победителя, который не сомневался в нерешительности Джона, и в то же время, проигравшего, чья мечта вновь разлетелась вдребезги. Но тут раздался последний аккорд этой сцены: — Нет, — уверенное слово «Нет». Отрицание, которое подобно согласию. Но на какой из двух прозвучавших вопросов? И Дики еще раз повторил, привязав к ноге «камушек» из двух слов. — Я хочу. Пантера бросилась на «жертву», подмяв его под себя, заграбастав в объятья и затянув в глубокий, томный поцелуй, от которого Джон стыдливо запищал, как мышонок. Гравий громко загрохотал и, разлетевшись по сторонам, как нашкодившие котята, Джон и Фредди едва успели остаться незамеченными. — Простите, господин Меркьюри. Я вас потерял, — быстрая речь Итами окончательно нарушила интимное пространство влюбленных. — Больше этого не повторится, — не умолкал охранник. — Не зарекайтесь, дорогуша. — ответил Фредди, шепотом добавив: — Это не вам решать. 0 Лукавая улыбка Джоконды скрыла тайное счастье Джона, готовое взорваться праздничным фейерверком. Влажная роза Опять распустилась В тумане Счастье осталось На кончике языка * — Строка из песни «Bohemian Rhapsody», написанной Фредди Меркьюри в 1975 году. ** — Строки из песни «Misfire», написанной Джоном Диконом в 1974 году.