«потому что не болеют СПИДом»
потому что у них нет на это времени. А у Фредди оно что, было? С семьдесят третьего не появлялось, а тут — на тебе! Появилось на обрыве жизни и смерти. Как долго будет можно балансировать? Знает это, разве что, Господь Бог.***
– Привет, Фред, – Роджер неуверенно улыбнулся, будто сомневаясь, надо ли это вообще. Фредди поднял голову от кипы бумаг, увидев знакомую растрепанную белую головёшку он улыбнулся в ответ. – Проходи, – он кивнул на кресло напротив того, в котором сидел он сам. – Чай, кофе? – Не превращайся в стюардессу, – Роджер плюхнулся в мягкое кресло из кожзама. – Ничего не надо. Как у тебя дела? – Относительно нормально, – Фредди передёрнул плечами и отложил ручку и бумаги в сторону. Последнюю неделю здоровье давало сбои, заставляя его то откашливать кровь, то лежать весь день с температурой под сорок. СПИД — поистине отвратительная штука, отвратительнее рака, пневмонии, гонореи и всех остальных самых дерьмовых вещей в мире, которыми можно заболеть. Фредди не думал о самом главном факте этих болезней — возможной смерти, хотя ощущал её отметину на своей шее. Один «психолог» в какой-то американской газете писал, что к СПИДу стоит относиться как к простуде — с мыслью, что ты переболеешь и победишь жизнь. Больше всего смешила фраза «победишь жизнь», будто хоть кто-то и когда-то пытался с ней тягаться, да и будто это вообще было возможно. – Вот, пишу новые песни. Надо же мне что-то делать, а? А то вы быстро спохватитесь и присвоите мои лавры! Роджер прижал руку ко рту. Фредди понял, это для того, чтобы не засмеяться. Но плечи Роджера его выдавали подрагиванием. Фредди улыбнулся. Способность веселить людей он не утерял, а это замечательно, даже более чем. Роджер глубоко выдохнул и сказал: – Не присвоим, Фред, не присвоим. Нам смелости не хватит. – Может, Брайану и Дики и не хватит, а вот тебе…– Фредди лукаво улыбнулся. – А что мне? – Тейлор вскинул светлые брови и развёл руками. – Думаешь, я смогу превзойти тебя? Фредди, «I'm in love with my car» и «Radio Ga Ga», конечно, превосходные песни, но любовь фаната, которая испокон веков была адресована тебе, я завоевать не смогу. Никогда. Фредди запустил ногти в кожзам кресла и поджал губы. Странно, но какой бы разговор он не начинал, тема ловко извивалась и в итоге становилась темой: «Любовь фанатов ко мне и моя любовь к фанатам». Последнее время это загоняло в угол и раздражало. Кроме фанатов должны были быть и другие темы, если, конечно, кому-то это было интересно. Солнце за окном поднялось в самую серёдку. Передавали пятьдесят градусов по Фаренгейту, ветер юго-западный, без осадков. Из открытого настежь окна доносились детские крики — малыши кидали друг другу резиновый мяч, играли в прятки и прыгали на детской площадке под присмотром взрослых. Хорошо им, подумал Фредди. Ни о чём ужасном не думают, играют себе и смеются. А он сидит у себя в доме с мыслью о своём диагнозе и пытается сохранять невозмутимый вид перед другом. В такие моменты и дни особенно хочется, чтобы пошёл ливень или началась гроза, был сильный ветер или холод. Лишь бы у всех было плохое настроение. «Старик, о чём ты думаешь? Если ты не в состоянии поднять себе настроение — не загадывай бед другим, или совсем уже крыша едет?»
Фредди передёрнул плечами, освобождая свою голову от всех мыслей, при этом сохраняя напряжение в мышцах. Роджер поправлял рукава чёрной рубашки. – Как у тебя дела с Дебби? – спросил Фред. Он оглядывал Роджера с ног до головы, как полицейские оглядывают подозреваемых в СИЗО. Роджер посмотрел на него и улыбнулся. – О, всё более чем хорошо. – И всё таки ты поступил не слишком красиво по отношению к Доминик и вашим совместным детям. Ты так добивался её, вспомни, а сам поступил как Роджер Тейлор двадцатилетней давности. Роджер простонал и закатил глаза. – Фре-ед, не начинай! Феликса и Рори я не бросал и не брошу ни за что на свете. Доминик знала, на что подписывается, когда выходила за меня замуж да и вообще когда соглашалась на отношения. Мы не обещали друг другу быть верными до конца дней, как Джон и Вероника. Даже Брайан заинтересовался другой. Брайан Гарольд Мэй — человек, которому слово «измена» является разве что в самых страшных кошмарах! – Тейлор бросил на Меркьюри взгляд обиженного ребёнка. В свои сорок он не утратил эту суперспособность, а пользовался ей во всеоружии. – Ты не делай из меня Мика Джаггера, пожалуйста. – Должно быть, не столь обидно, сколько льстиво? – Фредди усмехнулся, пересаживаясь поудобней. Рукой он подпирал щёку, правую ногу вытянул вперёд, а левую наоборот ещё сильнее согнул. – Не столь льстиво, сколько обидно, Фред, – тот засмеялся. – Нет, ну, а что ты смеёшься? Заявил бы я тебе такое в таком тоне — было бы приятно? – Не исключаю, – сквозь смех сказал он. – Если тебе так обидно, дорогуша, то извини. Роджер нервно скользил языком от одного уголка губ к другому и обратно. Они буравили друг друга взглядом хотя и оба витали в своих мыслях. Так далеко, будто в другой стране, например, в Австрии. – Может, по сигаретке? – очнулся Роджер после трёх минутного молчания. Оба так и не поняли, как долго пробыли в небытие мыслей. – Третья пачка за неделю. Давай, – равнодушно заметил Фредди, но согласился. А что толку, если он станет меньше курить? Ни-ка-ко-го. Умирать — так красиво.***
– Как думаешь, у меня есть причина начать спиваться? Джим вытер волосы махровым серым полотенцем и бросил его в стирку. – Смотря какой у тебя повод — недостаток или перебор. – Перебор, – Фредди с громким и противным шелестом сложил газету пополам и кинул на пол. – Перебор, Джим. У меня всего слишком до хрена — денег, славы, фанатов, любви, знакомых. Даже кошек. А времени, как назло, нет! – он сжал руки в кулаки и уронил их на обтянутые синими джинсами ляжки. – Люди ждут от меня новый хит, клип с моим участием, а я не могу слезть с горшка, потому что у меня в желудке, по ощущениям, семья живых слизней! А ещё у меня СПИД, мне недавно исполнилось сорок три, и я католик! Круто, да? Извините, у вас перевес, доплатите пятнадцать фунтов! Фредди завёлся как дьявол на Великом Суде при виде грешников. Он остервенело вскочил, махал руками, брызгал слюной и мерил ковёр шагами. Джим Хаттон стоял в стороне, боясь даже чихнуть. В такой ярости мужа он ещё не заставал, и, наверное, слава Богу. Он скрестил руки на груди, обхватив локти, и молча слушал поток мыслей Фреда. – И тут я начинаю понимать, что осталось-то мне недолго, – хрипло продолжил мужчина. Кричать стало слишком больно, такое бывает, когда тебя душат, а ты в это время кричишь: «Помогите!» – И из-за этих мыслей я не могу сосредоточиться на работе! Конечно, я буду делать всё возможное, чтобы продлить своё существование хотя бы на день, но из-за мыслей о смерти я ничего не могу! Это сумасшествие, Джим, дорогуша! Я хочу быть Фредди Меркьюри до конца своих дней, но сейчас я становлюсь хрен пойми кем, даже пока несу эту ахинею! Фредди упал в объятия кресла и спрятал лицо в ладонях. – Я что, ничтожество?…***
«The sun is the same in a relative way, but you're older Shorter of breath, and one day closer to death»
С нескрываемой издёвкой пели Гилмор и Райт, Фредди выключил радио. К чёрту! Считать свои дни ему порядком надоело, но вставать с кровати и занимать себя чем-то другим он уже был не в состоянии.«The sun is the same in a relative way, but you're older»…