***
Первый раз он встречает ее там, на самом дне. На Луанцзан. Птичья трель, что разогнала тьму. Желтое оперение, которое выделялось ярким заревом в окружающем пейзаже. Птица обернулась женщиной. Теплые руки с характерными мозолями от меча погладили по щеке. Заклинательница? Затем подхватили его подмышки и потащили куда-то. Ему бы воспротивиться, а он обмяк, словно в заботливом объятии матери. Сознание покинуло его. Почувствовав дуновение ветерка и жар на лице, распахнул глаза и чуть не ослеп. Солнце. Он лежал на траве под ветвями раскидистого дерева, а Луанцзан виднелась вдалеке. Что это было? Сама Гуаннинь снизошла до него? Или рассудок помутился? Нет времени думать об этом. Месть не свершится, пока он здесь прохлаждается.***
Второй раз случается на ночной стоянке. Он сидит вдалеке ото всех, возле поваленного дерева. Еще не спит, а так, дремлет. Сонное состояние пропадает, как только он слышит птичью трель. Он слышал ее лишь единожды, но это звучание запечатлелось в его памяти. Звучание, как обещание того, что все плохое прекратится. Что за вздор? Это всего лишь птица. Трель звучит еще раз. Что за птица-то? Под светом луны мелькает желтое пятнышко, совсем близко. Он хмыкает. И тут же слышит тяжкий вздох за своей спиной. - Намеки совсем не понимаешь. Буди всех. Два отряда Веней скоро будут здесь. Собираются взять вас в тиски. Голос низкий, с легкой хрипотцой, но определенно женский. Он резко оборачивается, но успевает заметить лишь мелкую пташку, что стремительно удаляется от него. Иволга. Это была иволга.***
Третий раз случается уже после войны. Близ тропы Цюнци. Настроение отменное. Он идет на праздник к своему племяннику! Его ждут! Подарок готов, сам он принарядился во что-то более подходящее празднику, чем его немного залатанное повседневное ханьфу. Даже Вень Нин одет прилично! Ченьцин задорно поет в его руках в такт упругим шагам. Глаз цепляет желтое пятнышко на жухлом дереве. Птица издает трель. Он же идет дальше. Что ему дело до птиц? Его же ждут. - Как невежливо, - Легкая насмешка в голосе. Он вздрагивает, песнь прерывается, Вень Нин готов напасть. Он поворачивается, чуть сбоку, не очень близко, но и не далеко стоит женщина. Он всматривается в ее черты, силясь вспомнить. Где же он ее видел? *** Он слышит причитания Вень Цин даже отсюда и хмыкает. Цин-цзе, как всегда, проявляет свою заботу ворчанием и понуканием. А иногда и тумаками. Открывает дверь наспех построенной лачужки, которая служит целительнице домом. Две женщины сидят за столом, хотя Вень Цин, кажется, сейчас заберется НА стол, чтобы втолковать в голову собеседницы хоть каплю здравого смысла. В ее понимании, конечно. - Сколько можно? Ты себя видела? Ты вот-вот свалишься от усталости замертво! Мы жили как-то и без тебя, так что проживем еще пару дней! И ничего не случится! А вот если все-таки свалишься, то придется тратить ценные травы! На тебя! Негодование лекарки можно было потрогать руками, ее ноздри гневно раздувались от каждого выдоха. Вторая женщина же являла собой истинную Боддисатхву. Спокойна, как море в штиль, легкая улыбка на губах, а руки отстукивают одной ей известный мотив мелодии по чашке с...водой. Чая у них уже давненько не было. - Ты так прекрасна в гневе. Вень Цин поджала губы, издала низкий протяжный звук, похожий на рык и кинула в собеседницу полотенце, что все это время комкала в руках. Явно оттого, чтобы не задушить мерзавку ненароком. Он рассмеялся. То ли от абсурдности ситуации, то ли оттого, что был рад гостье. Он... скучал?***
Голова опустилась с легким стуком на стол. Он устал, так устал. Сквозь сон слышится шелест крыльев, лица касается дуновение ветерка, по волосам ведет рука, вытаскивая кисть, что этот вечер служила шпилькой. Плечи накрывает кудрявая от пучка копна, словно одеялом. Кожу головы мягко массируют пальцы. - Пташка, - мычит он, не размыкая глаз. В ответ слышит лишь тихий смех, что, как колыбельная, уносит его лишь все глубже в пучины сна. Сна, где он летает. Летает так, словно у него снова есть Золотое ядро. Верный Суйбянь под ногами, кругом облака и свист ветра, а впереди желтая птаха, поющая свои звонкие песни. Он смеется и пытается ее догнать всю ночь. Когда он ее наконец догоняет, просыпается. Он лежит на своей кровати, без сапог и верхнего ханьфу, заботливо укрытый покрывалом. Рядом на подушке лежит длинное желто-черное перо. Он улыбается и шепчет: "Пташка..."***
Он понимает, что она уже здесь, когда в спину бьет ветер от сквозняка, поднимая полы ханьфу и закидывая его собственные волосы ему же в рот. Он отплевывается и смеется. Когда она рядом, его почему-то всегда пробирает на смех. Он даже не понимает почему. - Пташка! - гаркает ей в ухо, сжимая в объятиях. Ее давно не было. Уже пару недель. В ответ получает что-то нечленораздельное и тычок под ребра, от которого вздрагивает и разжимает свою хватку. Она отскакивает от него, выглядя до того потешно, что он опять смеется. Словно не иволга, а встрепанный воробей. Ей явно не нравится его реакция, и она нахохливается сильнее, добавляя себе еще больше сходства с воробушком. Он душит новый приступ смеха внутри себя и начинает заламывать руки. - Ах, Госпожа Пташка так жестока! Мы так давно не виделись, а что я получаю на радость от встречи? Этот донельзя хмурый взгляд? Она немного теряется, а он задыхается от восторга. Ее обычно ничем не пронять! А потом сразу тушуется. Он ведь никогда не позволял себе ее трогать. А тут... Что на него нашло? Комок неясных чувств застревает тяжестью в груди. - Радость от встречи? Больше было похоже на попытку оглушения и удушья. Она хмыкает, пытаясь пригладить волосы, всклоченные от ветра. Смотрит на него, не менее всклоченного, и смеется. Тяжесть в груди пропадает, и он оглушительно хохочет, подхватывая ее более тихий хриплый смех.