Он, она и робот

Астрофизик замолчал, давая аудитории возможность обсудить информацию. Слушатели потихоньку переговаривались. Эферийцы не поднимали шум, даже когда были не согласны с оратором. Молоденькая синотка испуганно поглядывала по сторонам. Вряд ли она поняла что-то из речи астрофизика, скорее всего, ей просто непривычно было находиться в такой большой и незнакомой компании. Скорпиномо наклонился через столик и спросил: — Как вас зовут? Девушка встрепенулась. Заколотый узел волос на затылке развалился и она быстро подняла руки, убирая рассыпавшиеся локоны. — Раньше у меня была коса, — пояснила она, виновато улыбаясь. — А здесь так не ходят, мне сказали. Я Камилла. — Понятно. И давно ты здесь, Камилла? — Десять дней. Здесь такие короткие дни. — И не скучно тебе, чем ты здесь занимаешься? И чем занималась дома? Она нервно облизнула губы и запоздало отреагировала: — На «вы», пожалуйста. Ведь мы с вами незнакомы. Скорпиномо только покачал головой. Вот это да! Быстро же девчонка отрастила гонор. Интересно, церемонились бы с ней новые хозяева жизни, если бы она осталась в Тиксандании. Он сообразил, что и сам ей не представился, еще совсем недавно такой порядок вещей был нормальным. Любой торри мог спросить простого человека о чем угодно просто с позиции высшего существа. Камилла оглянулась на своего жениха — тот был занят беседой с соседями. Она неловко улыбнулась Скорпиномо и спросила: — Вы верите тому, что говорит этот человек? — Какой? А, этот эфериец… То, чем он пугает, случится разве что через много тысяч лет. Вы проживете эти тысячи лет? — Нет, не проживу, — согласилась она. — Но наши дети… — Они и сами позаботятся о себе, я думаю. Вы же понимаете, что и они не доживут. — Но… друзья с Эфери Тау… — ее голос окреп. Она сказала, тщательно выговаривая слова: — Друзья с Эфери Тау живут в семь-восемь раз дольше нас. Мы должны достигнуть этого же для следующих поколений. Вот дуреха, подумал Скорпиномо. — И как достигать будете? — спросил он скучающим тоном. — Я учусь, — она просияла. — Мне здесь можно будет учиться на доктора, только надо очень много читать. Но я смогу. Я была санитаркой, родители надеялись, что я выучусь на медсестру. У нас не было денег на обучение. Но теперь ведь это неважно. Камилла улыбнулась. Зубы у нее были белые и ровные, скорее всего, ей их вылечили уже здесь. У нищих работниц из-за скверного питания зубы портились довольно рано. — Одни вы у родителей? — спросил Скорпиномо, размышляя, как бы подвести диалог к нынешним событиям. Что сейчас в городе, как живут люди, строят ли что-то вместо рабочих бараков, есть ли электричество и прочие удобства или все бегают и орут лозунги. И главное, прекратились ли репрессии в отношении бывших торри. — Я продолжу, с вашего позволения, — громко заявил астрофизик Стар. Скорпиномо посмотрел на него с неудовольствием. Камилла вытянулась в струнку, изобразив на лице внимание, — а может, не изображала, может, ее действительно интересовала речь эферийского болтуна. — Итак, вполне возможно, что через несколько тысяч лет в нашу систему устремится метеорный поток. Можно попробовать встретить его, как мы пытались расправиться с Катагисом. Раздробить астероиды в космосе, изменить их траекторию и так далее. Как мы знаем, с Катагисом это не помогло, во многом потому, что на наших несовершенных кораблях предпринять что-то получилось только тогда, когда злополучный спутник подошел к планете слишком близко. Если бы мы могли встретить его за пределами системы Ладо, все было бы по-другому! Поэтому фотонная ракета это не баловство и не каприз. Это необходимость. Эо Тау была, если так можно выразиться, запасной планетой. Больше у нас запаса нет. К тому же осваивать ее мы будем вместе с народом Сино Тау. Друзья, я старше вас всех и поэтому скептик. Я не думаю, что объединение наших некогда разобщенных народов пройдет легко. Чтобы иметь возможность мирно разъехаться с соседями, вовремя встретить опасный поток астероидов, найти планету для растущего человечества, для всего этого нам нужны световые скорости! Я надеюсь, наши физики откроют секрет производства антивещества, работы в этом направлении активно ведутся… Но если жители Сино Тау поделятся с нами проверенными технологиями, это будет лучшее проявление дружбы с их стороны. У меня все. Эферийцы неуверенно похлопали. Астрофизик прошел на место и сел. Камилла, поежившись, вполголоса сказала: — Он так умно говорил… А как же спутник мог уничтожить воздух на Умирающей… ой, на Холодной звезде? У нас же тоже есть спутник, Илагрис. — Илагрис вращается по устойчивой круговой орбите, — ответил Скорпиномо, не без злорадства наблюдая, как расширяются глаза девчонки. Нищая санитарочка впервые слышала такие умные слова. — Он именно создал нашу планету такой, какая она сейчас. К тому же он далеко от нас. А Катагис вращается по эллиптической орбите, вытянутой. В перигелии он подходит к планете впятеро ближе, чем Илагрис. Камилла сглотнула. — Это все так сложно, — сказала она виноватым тоном. — Столько всего есть в мире, какая-то чужая звезда — и она, оказывается, опасна… Так странно. — Не такая уж странная эта звезда, видел я ее с близкого расстояния, похожа на наше солнце, только не такая яркая, — заметил Скорпиномо небрежно. Глаза Камиллы снова расширились: — И где же вы ее видели? — Как где, в экспедиции, конечно, — ответил он с раздражением. Девчонка отодвинула кресло и посмотрела сурово. Видимо, до нее только сейчас дошло, что все это время она беседовала не со своим братом-рабочим, а с ненавистным торри. Представители низших классов никогда не летали в звёздные экспедиции. Скорпиномо молча пожал плечами и отвернулся. Получается, обстановка на родной планете ещё нервная и долго останется такой. Ничего, можно расспросить и Флёр. Он посмотрел в сторону эферийки. Флёр о чем-то увлеченно беседовала с Красом, долговязым женихом Камиллы. Просто очень увлеченно — они наклонились друг к другу, никого не замечая вокруг, и говорили совсем тихо. Флёр опустила веки, тень от ресниц падала на разрумянившиеся щеки, губы слегка улыбались. Так-так-так. Скорбящая вдовица, похоже, показательно скорбит только в обществе злобного синота. Ну хорошо же! Он поглядел на Камиллу. Эферийцы не выставят ее прочь, будут учить… только вот сладко ли ей будет находиться в роли не то подопытного, не то дрессируемого животного, на котором оттачивают великодушие? Впрочем, не его это дело… Скорпиномо быстро спросил уверенным, четким голосом человека, который и представить не может, что ему не захотят отвечать: — В столице сейчас как? Кто правит? Городские службы работают? Заводы? Камилла чуть вздрогнула и быстро отрапортовала: — Работают, но с перебоями. Правда, раньше тоже такое бывало. Работа у меня была всегда. Я же в госпитале. Командный тон сработал. Скорпиномо кивнул. Столичная общественная больница по старой памяти называлась госпиталем. Возведена она была давным-давно, до появления мощной авиации, ещё в те годы, когда войны велись на территории противника, в Тиксанданию то и дело вторгались враги, а саму Западную державу сотрясали различные смуты. — А кто управляет городом? — Народный совет, — слегка пожала плечами Камилла. Название не говорило ровным счётом ничего, она и сама это чувствовала. — Это… это люди, которые организовали переворот и все… потом должности должны стать выборными. Непременно. — Как же, держи карман! — усмехнулся Скорпиномо. — Простите, что? — Ничего, — буркнул он сердито. Идти на конфронтацию сейчас не стоило. — Значит, город живёт почти обычной жизнью? — Да, почти… Продукты пока по карточкам, как и было. Обещают, что потом их отменят. Вообще, когда я уезжала, было нелегко. Сейчас ведь зима. А на столичной теплостанции какие-то неполадки. — Какие? Она прикусила губу и отвела глаза: — Я не знаю… Да, конечно, она не скажет. Даже если вся страна бурлит, даже если террор не прошел победным шагом по провинциям и обернулся гражданской войной со всеми сопутствующими. Тогда рабочих рук не хватает, в этих руках — оружие… — Значит, в столице все под контролем, а провинции? Транспорт работает как? Связь? Камиллу выручил ее худосочный жених. Он тоже вышел к экрану и пафосным тоном воскликнул: — Слушайте! Ему немного похлопали, хотя он еще ровным счетом ничего не сказал. — Друзья! — Крас распахнул руки навстречу аудитории. — Уважаемый Стар говорил нам о делах далекого будущего… — В том и беда, что не такого уж и далекого, — уточнил с места астрофизик. -… я же буду говорить о проблемах сегодняшних. Итак, у нас готовы и разработаны планы поселений на равнинах Эо Тау. Мы готовили их для детей, которым проще, чем взрослым, приспособиться к высокому давлению, влажности и жаре. Так вот, друзья мои, в свете сегодняшних событий можно задать вопрос: а стоит ли нам сейчас заселять равнины? Дело ведь даже в привычке, а в наследственных изменениях, которые выработались не за одно поколение. Лёгкие, строение скелета и так далее. Но в нашей звёздной системе есть ещё один народ… Эферийцы начали оборачиваться на бедняжку Камиллу, которая не знала, куда деться от смущения. — Так вот, в нашей системе есть народ Сино Тау, который привык и к высоким температурам, и к влажности, и к соответствующей силе тяжести. Недаром Утреннюю звезду и Звезду гроз называют небесными близнецами. А синоты, и я рад отметить, что теперь это слово не несёт негативного оттенка, наверняка пожелают вместе с нами осваивать свободную планету, пока прочие планеты для нас недоступны… Слушатели начали перешептываться. Большинство считало, что совершенно справедливо будет колонизировать Утреннюю звезду сообща, но были и недовольные. — Их полтора миллиарда вообще-то, — донёсся молодой голос сзади. — Неужели тесно? А у нас? Ещё несколько десятилетий, и это будет вопрос жизни и смерти. — Полтора, — согласился астрофизик Стар. — Но полтора быстро превращаются в два и начинают расти в геометрической прогрессии. — В эпоху Катагиса нас было пятьдесят миллиардов и все как-то помещались, — упорствовал молодой голос. «Пятьдесят?» — мысленно ужаснулся Скорпиномо. — Население у них сокращалось за счет войн, — напомнил пожилой астрофизик. — Войн и нищеты. Мы все надеемся, что это осталось в прошлом. А значит, численность поползет вверх и очень быстро. Конечно, когда их станет слишком много, они введут у себя ограничение рождаемости, но это их внутренние дела. — Именно поэтому я считаю, — перехватил инициативу оратор, — что народ Сино Тау тоже имеет право заселить единственную свободную планету в системе. На всех мирах существуют крупные формы ландшафта — горы и равнины. Сама природа предлагает нам разграничение! Пусть колонисты с Сино Тау осваивают равнины, а жители нашей остывающей планеты — плоскогорья, как уже и было… Еще несколько поколений — и, я надеюсь, да нет, я имею все основания полагать, — не будет уже двух разделенных народов, а будет новое, единое человечество, дети Ладо, солнечное племя, которое сможет жить и в горах, и на равнинах! На этот раз ему хлопали дружно и громко. Пафосная концовка разозлила одного Скорпиномо, да астрофизик Стар с сомнением качал головой. Следующим к экрану вышел человек сложением поплотнее остальных эферийцев, про него даже можно было сказать «упитанный». Скорпиномо удивленно приподнял брови — он уже привык к субтильным фигурам соседей по солнечной системе. Поднявшись, здоровяк освободил кресло справа от Камиллы, и в него немедленно опустился счастливый жених. Юная синотка придвинулась к нему поближе, словно под защиту, и они о чем-то зашептались. Видимо, Камилла восхищалась ораторскими способностями своего милого. А вот заметила ли она, что Крас только что так же жарко шептался с другой женщиной? Флёр смотрела по сторонам совершенно спокойно, на лице у нее не было ни разочарования, ни обиды. Она дожидалась только, пока очередной оратор начнет свою речь. Здоровяк с ходу начал приводить термины и цифры, в которых Скорпиномо быстро запутался, но, оглядевшись, немного успокоился. На лицах остальных слушателей было то выражение вежливого внимания, которое возникает, когда тема совсем неинтересна. А неинтересная тема вряд ли была полезна. — А можно ближе к делу? — это был голос Флёр. — Что вы там говорите о полной ликвидации очагов и генетическом отчуждении? Можно проще? В двух словах. — В двух словах, — покачал головой здоровяк. — Друг доктор, я подозревал, что именно вы и будете мне возражать. В двух словах дело обстоит так: этот материк полностью зачищен от ядовитых растений и хищных животных. На двух других работы еще ведутся, у вас, как вы настаивали, сохранился так называемый заказник. И я, друг доктор, все еще считаю, что это совершенно лишнее… а вы, конечно, против? — Безусловно, против, — приятно улыбнулась Флёр.- Все, что вы предлагали, я помню. И я очень рада, что в нашем лагере только мы с вами выражаем разные точки зрения, а среди всего ученого сообщества большинство на моей стороне. У наших потомков должна остаться возможность видеть все чудеса природы, даже если эти чудеса иногда кусаются. — Голограммы не кусаются. — Голограммы не дают полного представления о животном мире. — Никакой пользы, кроме возможности посмотреть на себя, хищные рептилоиды не приносят, — здоровяк присел на краешек ближайшего стола. Стол не покачнулся, но с места слегка сдвинулся. — Такие же существа когда-то жили на Сино и на Эфери Тау. От них остались только кости, они сошли с арены истории и освободили место для новых форм жизни. Такова их судьба. И они опасны. Одним своим существованием опасны. Они контамированы возбудителями опасных болезней, передающихся человеку, причем и эти возбудители, и даже слюна хищников аллергенны для человека. А вы считаете, что они могут занимать огромную территорию. — Да, считаю, — на лице Флёр была все та же приятная улыбка. — Каньон представляет собой полностью автономную систему. Животные не выходят на поверхность в пустыню, а если бы и выходили, она представляет для нас слишком мало интереса, ведь так? — Рано или поздно она будет представлять интерес, — послышался голос астрофизика. — Придется строить оросительные каналы или даже подземные убежища. Такая территория годится больше всего, хотя бы потому, что ее не жалко! — Но это дело не одного года, друг Стар, — заметила Флёр. — Пять миллиардов человек не перевезешь за короткое время. Скорпиномо слушал все эти споры со смешанным чувством. Он немного позлорадствовал, что между эферийцами существуют споры и разногласия, вознегодовал от того, с какой легкостью незнакомый толстяк распоряжается чужой планетой, усмехнулся, представив, как быстро эферийцы превратят дикую первобытную природу в подобие своей Умирающей звезды. Конечно, в глубине души он понимал, что и синоты, если бы активно взялись за освоение здешних мест, довольно быстро устроили бы на розовой планете разгром и разорение. Может, создали бы охотничью зону: все равно природного топлива на Эо Тау было немного, хвощи и папоротники, которым предстояло через миллионы лет превратиться в нефть, пока еще росли на поверхности. Руды залегали в основном в горах, где редко встречались и животные, и растения. Видимо, из-за уникальной природы, позволяющей заглянуть в собственное далекое прошлое, даже несентиментальные и практичные правители синотов не трогали пока что такую близкую молодую планету. Она была рядом, под боком, она сияла в ночной синеве, как маяк на горизонте, и поднималась на небосводе либо утром, предшествуя солнцу, либо вечером, провожая его. У соседних звезд попадались населенные планеты, но их красота была чужой. Люди смотрели на незнакомые миры и не могли отделаться от ощущения инородности. Жизнь повсюду развивалась по схожим законам, но только Эо Тау полностью отражала прошлое своей небесной сестры. Розовые растения, скорее всего, были такими же много лет назад и на Звезде гроз. И вот теперь планету-резерв, на которой синоты даже базы строить не пытались, внаглую захватили соседи. Да еще великодушно разрешали колонизировать ненужные им участки суши. Да еще решали, кого из животных истребить… хоть бы Мрак их потоптал напоследок, если Флёр его не отстоит. Плотный эфериец снова начал бубнить свою речь, пересыпанную терминами и цифрами, изредка делая паузы. В какую-то из этих пауз слушатели захлопали. Начавший было дремать Скорпиномо подскочил, поняв, что скучная научная часть закончилась. — Я думаю, перед следующим выступлением стоит подкрепиться, все устали и, возможно, утром не успели позавтракать? — предложил кто-то. Идея была встречена бурными аплодисментами. Скорпиномо слегка удивился — он знал уже, что эферийцы едят раз в сутки, питаются исключительно консервами на основе дрожжевых культур — продукт неплохой, но бесконечно однообразный. Флёр рассказывала, что плоды, выращенные в подземных оранжереях, берегут для детей. К съедобным растениям Эо Тау колонисты относились с подозрением, а при одном упоминании о животных продуктах разве что не впадали в панику. О нормальном столе с несколькими блюдами и разными вкусовыми ощущениями здесь можно было только мечтать. Его худшие опасения подтвердились — сидевшие около стеллажей эферийцы вытащили оттуда и раздали всем блестящие цилиндрики консервов. А потом — и это уже стало сюрпризом — по столикам начали расставлять высокие стаканы с трубочками и разливать в них пенящуюся светлую жидкость. Скорпиномо твердо считал, что жители Холодной звезды пьют только воду, и просто глазам своим не поверил. Ему тоже достался стакан, наполненный золотистым прозрачным напитком. Со дна поднимались легкие пузырьки и сразу лопались на поверхности. Судя по запаху, это был алкоголь, наверняка слабый, но… — Это что? — спросил Скорпиномо у перегнувшегося через столик Краса. Социолог с готовностью ответил: — Дрожжевой коктейль! Скорпиномо отодвинул стакан. Ох уж эти дети подземелий. Вся их жизнь — суррогат. — Это вкусно, — сообщил Крас. — Боитесь опьянеть? Напиток слабый, не больше пяти градусов, поверьте! У вас же и крепкие напитки пьют? Скорпиномо посмотрел на него, размышляя, в курсе ли социолог, что товарищи его невесты иногда пьют все, что горит, и вряд ли откажутся от этой привычки. Эферийцы неподобающе быстро развеселились. Никто из них еще и не пригубил искусственной отравы, а они уже перекидывались шутками и хохотали, забыв и серьезные темы, которые только что обсуждали, и трагическое отречение императора, и, похоже, вообще все, кроме того, что здесь собралась приятная компания. Со своего места Скорпиномо видел Флёр: молодой человек весьма яркой внешности поставил перед ней коктейль, а она, смеясь, мотала головой: — Я не могу, мне возвращаться! — Друг доктор! — окликнул Флёр плотный эфериец. — Друг доктор! А ведь вы оказались правы насчет почв. Флёр повернулась к нему. Губы у нее еще улыбались, но глаза мгновенно стали серьезными: — Да? — Насчет берега, друг доктор. Вы оказались правы! Там расплодились мелкие и гадкие существа, насекомые и не только. На них некому стало охотиться. Они подгрызают корни, вы понимаете? Ситуацию на компьютере я уже смоделировал, придется их отпугивать, если не получится — уничтожить… Ну, неужели вы и за эту мерзость будете переживать? Вы бы знали, как они выглядят! — Буду, конечно. Они тоже часть системы, — Флёр не смотрела в сторону Скорпиномо, потом бросила один быстрый взгляд, встретилась с ним глазами и сразу отвернулась. — Они отвратительные вредители, друг доктор. Шестилапые насекомые, покрытые жёсткой щетиной, передние лапы похожи на клешни, задние с шипами… — здоровяк увлеченно перечислял недостатки вредителей. — Раньше их поедали мелкие хищные рептилоиды. Но охотились они стаями, и, навалившись, могли убить человека. Их пришлось уничтожить, и расплодились насекомые. Скорпиномо поежился, вспомнив велоцирапторов. — А разве в природе у этих насекомых нет естественных врагов? — спросила Флёр. Она так больше к Скорпиномо и не поворачивалась, сидела вполоборота, и на стене вырисовывался ее четкий и чистый профиль. — Должны быть, друг доктор, но нужны специальные исследования, а биологов у нас не так много. Нужно отправить запрос, чтобы в следующей экспедиции приехали и они. — А почему бы не попросить помощи у учёных с Сино Тау? — спросила Флёр. Здоровяк поперхнулся коктейлем, который успел пригубить: — Друг доктор, вы это серьезно? — Абсолютно. Среди них разве нет специалистов, которые изучали животных именно в дикой природе? Кстати, честь открытия принадлежит этому молодому человеку, — Флёр слегка качнула головой, по-прежнему не глядя на Скорпиномо. — А ведь он даже не биолог. Скорпиномо залпом осушил свой бокал, не разобрав вкуса. Эферийцы, слышавшие слова Флёр, дружно обернулись на него. Чтоб их черт взял! — А я считаю, что доктор Флёр права, — возбуждённо воскликнул Крас. Он подозрительно разрумянился, Скорпиномо на всякий случай покосился на его бокал — тот был цел, Крас его даже не пригубил. — Если мы хотим, чтобы к нам относились, как к братьям, мы не должны чинить препятствий тем, кто желает исследовать Утреннюю звезду. Мы все знаем, каких успехов добились учёные Сино Тау в многих отраслях. Нам эти успехи и не снились. Поэтому я за! Нам есть, чему поучиться у них… — А им — у нас, — заметил астрофизик Стар. — Да! — Крас выкрикнул это слово излишне громко и слишком энергично махнул рукой. — Поэтому я и привез сюда Камиллу, она ведь хочет учиться на врача, пусть учится сразу новой медицине! Но эта медицина тоже изменится, она будет в условиях живой природы, понимаете? Поэтому нам не обойтись без опыта людей, других на поверхности, а не в подземельях, и я могу только приветствовать… вот вы даже тост не сказали, — последние слова он произнес с укоризной, глядя на Скорпиномо. — Какой? — не понял тот. — Любой, на правах гостя, — Крас подвинул к себе коктейль. — Я поднимаю этот бокал за вечную дружбу между нашими народами, — он сделал небольшой глоток и что-то шепнул Камилле. Та смущенно улыбнулась и покачала головой: — Я не умею говорить речи. — А вы? Скажете что-нибудь? — к Скорпиномо обращался не Крас, а какой-то незнакомый эфериец. Скорпиномо сжал челюсти. Что ж они к нему привязались? Потому что он синот? От него тоже ждут заверений в дружбе? Не дождутся. — И я не умею говорить речи, — сказал он, глядя на счастливую пару. — Могу разве что пожелать вашим молодым всего лучшего… благополучия, долгой жизни… Крас все цедил свой коктейль, хотя там пить было нечего. Камилла смотрела на жениха влюбленным взглядом. Конечно, для нее он был просто сказочным волшебником, спасшим ее из трущоб. — Ну и детишек побольше, не меньше пяти! — закончил Скорпиномо. Крас выронил свой бокал. Эфериец, просивший сказать тост, резко перестал улыбаться и быстро отвернулся. Как это бывает, именно сейчас в гуле голосов образовалась пауза и большинство услышало слова Скорпиномо. Разговоры оборвались, наступило общее молчание. Кто-то кашлянул, кто-то сказал: — Синоты! — таким тоном, каким говорят: «Что с них взять». Люди переглядывались, избегая смотреть на Скорпиномо, словно он произнес не банальнейшее пожелание, а какое-нибудь грязное ругательство. Только Камилла по-прежнему улыбалась, сияя глазами, и тихо прошептала: «Спасибо». Люди снова начали беседовать, сперва негромко как это бывает после неловкой ситуации, потом в полный голос. Уже вскоре все вели себя так, будто ничего не случилось. Только у Скорпиномо настроение испортилось окончательно. Какого черта его сперва просили сказать тост, а потом оскорбились непонятно чему? Или они так окосели с единственного бокала? Теперь выглядят совершенно довольными… неужели эти люди действительно находили удовольствие в постной и скудной трапезе? То ли дело — веселые пирушки у него на родине! С нормальной едой, с одуряющими запахами, со звоном бутылок, из которых вино льется рекой… Что-то там сейчас? Неудивительно, если новые хозяева жизни прежде всего разграбили именно дорогие рестораны. И наверняка на некогда роскошное убранство страшно и жалко смотреть. Кто-то из эферийцев запел песню на незнакомом языке. Слова Скорпиномо не понимал, но печальная, незатейливая мелодия показалась приятной. Он пытался было снова мысленно язвить, что эферийцы напиваются с одного бокала. И все же песня захватила даже его. Что-то в ней было цепляющее и знакомое, напоминающее о летних вечерах, колдовских закатах и травах, засыпающих в истоме… Откуда такие песни взялись в подземных убежищах? — Друг доктор, а вы споете? — предложил упитанный эфериец. Скорпиномо мысленно пожелал, чтобы Флёр не согласилась. Конечно, любопытно услышать ее голос, но после всех разногласий с этим поборником уничтожения хищников… жирно с него будет, с жирного. И Флёр действительно вежливо улыбнулась: — Я не очень увлекаюсь фольклором. Но вот друг Крас говорил, что Камилла, моя новая ученица, хорошо поет… Может быть, он уговорит ее? Молодая синотка точно не ожидала такого хода событий и растерялась. Крас принялся упрашивать ее, Флёр встала, подошла к столику Камиллы, наклонилась с другой стороны и тоже начала уговаривать. До Скорпиномо долетели слова: «Ту самую… должна всем понравиться… кое-кому будет полезно…» Камилла, которая вначале лишь энергично мотала головой, наконец согласилась. — Хорошо, — сказала она высоким и прерывающимся от волнения голосом. — Я спою свою любимую… Для нее не нужна музыка, мы пели ее потихоньку. За нее арестовывали. Она называется «Невеста бунтаря». Камилла откашлялась, встала. Волосы у нее снова рассыпались по плечам, она машинально закинула руки за голову, наскоро сплела косу. И эта привычная для нее прическа убрала остатки смущения. И голос у нее перестал прерываться, и в ноты она попала сразу. Солнце, в небе не свети, Дай дождю пролиться. Мой любимый друг лежит Во сырой землице. Все товарищи мои Смяты злобой бешеной, Кто застрелен, кто избит, Кто висит повешенный. Скорпиномо слушал с каменным лицом. Он и ожидал чего-то вроде этого, слезливой мелодрамы о том, как ужасно жилось простому народу, кривых виршей, состряпанных полуграмотными людьми. Наверняка это подстроила Флёр. А нищая девчонка уже вообразила себя великой певицей. Вместе вышли мы на бой Против вражьей силы, Чтобы жизнь была другой — Честной, справедливой. Щеки у Камиллы горели, голос набирал силу, песня тоже. То уже был не жалостливый рассказ, а гимн, зовущий на борьбу, надежда на кровавых крыльях, вестница грядущей бури. Чтобы на чужой войне Жизнь не погибала, Чтобы хлеба на земле Всем всегда хватало. Я недрогнувшей рукой Подниму винтовку. За тебя я встану в строй, Мой любимый сокол. Разлетайся, воронье, Не кружись ты стаями, Пусть никто и никого Не зовет хозяином. Она замолчала и быстро опустилась в кресло, будто песня отняла у нее все силы. Крас немедленно начал аплодировать, прочие подхватили. Камилла низко наклонила голову. Похоже, внимание и похвала смущали ее не меньше, чем расстроила бы неудача. Этот счастливый жених мог бы ее обнять, приободрить, подумал Скорпиномо. Хотя что с них взять. К красивой женщине обращаются исключительно «друг доктор». Просто нация импотентов. — Эта песня посвящена очень давним событиям, — объявила Флёр. — Семьдесят лет назад… — Сто пятьдесят, — поправила Камилла и снова сжалась в кресле. — Да, конечно. Сто пятьдесят по счету Сино Тау. Тогда там произошли два трагических события, одно за другим. Сначала в провинции расстреляли мирные демонстрации, вышедшие с экономическими требованиями — шла затяжная война и ситуация для простых людей стала невыносимой. А потом в столице вздумали распустить добровольческие полки, боясь, что они набирают слишком большую силу. Люди возмутились и расходиться не пожелали, их пытались арестовать, но армия подняла оружие против своих начальников, повстанцев поддержали обычные горожане. Конечно, бунт подавили, хоть и нескоро. Последними расстреляли женщин, которые присоединились к мятежникам, к своим мужьям, отцам и братьям, и даже основали свой собственный полк… Об этом и песня. — Это все позади, — произнес пожилой астрофизик. — Все позади, девочка. Не огорчайтесь. Никто не хочет больше выступить? Выступить никто не захотел. Летательный аппарат снова парил над морем. Близился вечер, и оно поменяло цвет. Небо приобрело еле уловимый розоватый оттенок, а море стало не синим — багровым, цвета свернувшейся крови или темного вина. — Неужели это закат так отражается? — нарушил молчание Скорпиномо. Все это время они летели в тишине. Не то, чтобы ему жизненно важно было поддерживать беседу с Флёр, но пауза чересчур уж затянулась, и лицо у нее было такое, будто он что-то испортил. А ведь он совершенно не рвался общаться с ее соотечественниками, которые и трезвые-то странные. — Не закат, — ответила она без всякого выражения. — Водоросли. Такое море без берегов. Мы немного отклонились от курса. Выглядит, конечно, мрачно. Как пролитая кровь из песни, что сложил ваш народ. Скорпиномо не помнил, чтобы в тех безграмотных стишках упоминалась кровь. Он зло буркнул в ответ: — За события полуторавековой давности я точно не в ответе. — Никто не в ответе, — у Флёр был тот же ровный голос. — А старика императора вам не жаль? — Думаю, там были свои причины и свои расстрелы собственного народа, — слегка пожала плечами Флёр. — Ну и зачем тогда вашим благородным товарищам понадобилось общество кровавого торри? — Вы много знаете. Вам было, что сказать. И про заселение равнин, и про необходимость беречь животный мир, и про полеты к звёздам. — Вот здорово, а меня вы предупредили? — Предупредила. Мне нужно было речь за вас написать? Это был не научный симпозиум, а живое обсуждение. — А я знал ваши обычаи? — В общении с вашей соотечественницей вы же преуспели. Даже Краса оттеснили. У вас так принято, оказывать столько внимания чужой жене? — Что? — возмутился Скорпиномо. — Какая муха вас укусила? Кого ещё мне было спрашивать про собственную родину? — Можно было держаться официальней. А вы шептались, как… Только когда она спела ту песню, начали смотреть на нее, как на врага. — Это вы готовили ее выступление, да? А говорили, что не видели ее прежде. Конечно, подговорили… И кстати, именно вы шептались с ее худосочным женихом. — Мы говорили о Камилле! Я же врач, могу помогать в ее обучении. Вам не стыдно, что девочке даже на медсестру дорого было выучиться? И про ту песню я услышала сегодня от Краса, услышала впервые. Эферийцы никогда не лгут. — Так уж и никогда? — Никогда! — она в сердцах слишком сильно потянула на себя рычаг. Аппарат устремился вверху такой скоростью, что их обоих вжало в кресло. — Осторожней! — крикнул Скорпиномо. — Вы нас угробите. — А вы хотите жить, я помню. Да знаю я, о чем вы думаете. О том, что вы оказались правы и выиграли желание? И чего захотите, вернуться на Сино Тау? Так я бы не советовала, там не все спокойно, каждый день люди гибнут. Не получится у вас там флиртовать с чужими невестами. Глаза у нее горели злым огнем. Она стала прежней непримиримой эферийкой, угрожавшей вызвать землетрясение и уничтожить врагов. Скорпиномо больше ничего не стал говорить, только буркнул язвительно: — А вы вроде вообще не пили. Флёр не ответила. Весь обратный путь они летели в молчании.