Он, она и робот

— Какие будут инструкции, хозяин Скорпиномо? — спросил Горено. Скорпиномо хотел выругаться в ответ, но смолчал. Что толку, душу этим не облегчить и делу не помочь. Миромекано тоже уже спрашивал, что будет с Флёр, таким испуганным дрожащим голосом и с раздражающим овечьим выражением в глазах, за что был обозван придурком. И так ясно, что ничего хорошего не приходится ждать, когда заболел единственный врач. Насколько серьёзна травма, Скорпиномо сказать не мог. С виду у Флёр не было внешних повреждений, за исключением ссадины на затылке, а вот для поиска повреждений внутренних нужны были специальные исследования. Если бы Скорпиномо находился на своем корабле! Он, конечно, не врач, но в медицинских приборах разбирался, мог бы сам провести и рентгенологическое исследование, и сделать томограмму, пусть и хуже, чем профессионал. Но здесь, в этой непонятной лаборатории, с этими незнакомыми установками, с подписями даже не на современном эферийском, а на вымершем языке, считавшемся научным… Нет, тут черт ногу сломит и голову заодно. В приборах не разбирался и Горено. Разумеется, на Сино Тау были роботы-хирурги, как и роботы-пилоты, инженеры, астрофизики, солдаты. Но Горено принадлежал к последнему поколению так называемых клонов (рабочие пренебрежительно именовали их болванками), которые сходили с конвейера лишь с набором базовых знаний. В отличие от готовых профессионалов, которые получали специальные знания уже на заводе, клонов можно было для обучения подключить к определенным модулям. Из не прошедших обучение клонов получались прекрасные денщики, охранники или личные слуги. Но сейчас им пригодился бы модуль медицинских знаний, а все они остались только на Сино Тау, если остались, конечно. Простонародье не любило роботов, могли их и уничтожить вместе с модулями — неразумное, варварское решение, но разве они там не варвары? Хотя и модуль бы не помог. Вся аппаратура была эферийской, и синотские роботы при самых совершенных знаниях не смогли бы их применить. Эти эферийцы — или только она одна? — и в коме ухитрялись быть красивыми. Ни тошноты, ни перекошенного лица или ещё каких-то неприятных вещей, сопутствующих травме головы. Она как будто уснула. Да пусть бы выглядела, как угодно, лишь бы пришла в сознание! А она в себя не приходила, и все, что можно было сделать, это положить ее на операционный стол и перевернуть на бок. Старый добрый нашатырь не помог. Даже ресницы у нее не дрогнули. — Горено, — нарушил молчание Скорпиномо. — Нужно лететь за помощью. — Нужно, — с готовностью подтвердил робот. — Связаться с ними ты отсюда не можешь? — Аномальная зона заканчивается над морем, хозяин Скорпиномо. Оттуда смогу. — Значит, лететь придется все равно. Это полпути. Давай, запускай эту их летающую штуку. Полетишь. Тебя выслушают охотней. — Я не могу оставить с вами хозяйку Флёр, хозяин. У меня четкие инструкции. Скорпиномо сжал кулаки и разжал, напомнив себе, что Горено при своей человеческой внешности — машина. Никто же не злится на автомат, например, что он срабатывает только при наличии энергии. И можно не вспоминать, что этот автомат ещё недавно был преданным слугой, готовым выполнить любой приказ. — Значит, полетим вместе, чтобы я был у тебя на виду. Ей настолько плохо, что от недостатка присмотра хуже не станет. Ты знаешь дорогу? — Нет. Этого Скорпиномо не ожидал. — То есть как нет?! — Сюда меня перевозили в деактивированном состоянии, хозяин Скорпиномо. Дорогу я могу определить только по карте материков. — То есть, как и я. Ну, а машину вести можешь? — Нет. — Как нет? — взвыл Скорпиномо. — Ты же столько на ней летал, неужели не запомнил? — Мне не поступало команды включать анализаторы. Хозяйка Флёр собиралась снабдить меня инструкцией, но не успела. — Беспечная идиотка, — прошипел Скорпиномо. — И что теперь делать? — Ждать помощи, хозяин Скорпиномо, — робот говорил обычным спокойным невыразительным голосом, но Скорпиномо показалось, что над ним издеваются. — Помощь придет через несколько дней. Не выживет твоя хозяйка Флёр, вот что. Значит, за помощью полечу я. — Вы тоже не умеете водить эферийский аппарат, хозяин Скорпиномо, — напомнил Горено. — У них примитивнейшее устройство. С ним справится любой начинающий пилот. Кое-что я подсмотрел, в остальном разберусь. Ну? Или тебе запрещено пускать меня за пульт аппарата? — Не запрещено, хозяин. Это уже было что-то. — Ну и включи свои логические цепи. Что не запрещено, то разрешено. Так? — Так, — согласился робот, но в его механическом голосе появились интонации человека, которому предлагают сомнительную сделку. — Значит, мы с тобой приведем помощь, это займет не так много времени. — Даже на это небольшое время, хозяин, нельзя оставлять одну хозяйку Флёр. — Так ты не сможешь вести аппарат! — Не смогу. Более того, я не уверен, что вы его поднимете в воздух. — Подниму. Ну, опущу точно, в воздухе пока никто не оставался. — И все же кто-то должен оставаться на станции и ухаживать за хозяйкой Флёр. Скорпиномо тяжело вздохнул. — То есть, ты хочешь остаться, раз не умеешь водить аппарат и должен защищать ее от меня… Он представил, как объясняется с эферийцами один на один, точнее, один на всю их компанию. Рассказывает, что Флёр при смерти или даже мертва… Сердце сразу нехорошо заныло. А если она правда…уже? — Горено, она…дышит? — Дышит, хозяин Скорпиномо, — Горено не нужно было ни поворачиваться, ни наклоняться, он лишь бросил в ее сторону беглый взгляд. — Значит, ты будешь следить за станцией, а я приведу помощь. Все просто. Или тебя ещё что-то смущает? — Есть вероятность, хозяин Скорпиномо, что вы используете аппарат для побега. Вы не приведете помощь и погибнете сами на безлюдной планете. Хищные ящеры уничтожены почти повсеместно, но природа Эо Тау хранит ещё немало опасностей. — Я похож на идиота? — осведомился Скорпиномо с сарказмом. Горено сарказма не понимал: — У меня недостаточно данных для ответа на этот вопрос. Вы имеете в виду, что для вас побег невыгоден и нелогичен? Но люди часто ведут себя нелогично. — Хорошо, попробуем по-другому. Если эта твоя хозяйка умрет, что будет со мной? Горено ответил сразу: — Эферийцы будут очень недовольны. Возможно, они станут подозревать вас, но я смогу убедить их в вашей невиновности. — Нет, не в этом дело! А в том, что без нее меня тут держать не будут и вернут в Тиксанданию. Там идёт гражданская война, я военный преступник. Меня повесят, тебе ясно? — Я надеюсь, этого не произойдет, хозяин. — Научили тебя тут вежливым фразам! — воскликнул Скорпиномо. — Ты не надейся, а рассуждай. Смотри, если я полечу за помощью, попробую сбежать или собьюсь с пути, я погибну, погибнет и она. Если я не приведу помощь, она умрет, а меня казнят. Так? Но смотри, остаётся третий вариант: я сообщу эферийцам, ее вылечат, и я останусь в живых. Только в этом случае есть шанс. Ну? Ты же создан по законам роботехники и должен хранить жизнь торри… хорошо, человеческую жизнь. Горено смотрел прямо перед собой немигающими глазами. Так вели себя роботы, вынужденные решать сложные этические задачи. Потом медленнее обычного сказал: — Я согласен дать вам шанс, хозяин. Но предупреждаю: риск, что вы не справитесь с управлением, существует. Он невысок, и все же он есть. — Риск, что она умрет без врачебной помощи, значительно больше, — проворчал Скорпиномо. Горено так же серьезно и размеренно ответил: — У меня не хватает медицинских знаний, чтобы оценить тяжесть ее состояния. Но я знаю вас, как пилота. Ваши шансы долететь до соседнего материка высоки. — Хм. Неужели я убедил эту упрямую жестянку… Все же в кабине Скорпиномо охватила паника. Что, если эферийский аппарат хранит какие-то секреты, которые обнаружатся над морем? Что, если он собьётся с пути, ведь побережье тут без примечательных знаков? И что, если Флёр все равно умрет? Руками, холодными, как у мертвеца, он сдвинул рычаг. Затрепетали искусственные крылья. Кто знает, зачем эферийцы делали свои летающие аппараты похожими на птиц, которых было так мало в их подземных убежищах. Но когда огромные лопасти за прозрачным куполом сделали взмах, другой, и подняли машину в воздух, Скорпиномо и впрямь показалось, что он сидит на спине огромной белой птицы. Радуясь, как в тот день, когда ему впервые доверили руль учебного самолёта, он потянул ещё один рычаг — тот, который использовала Флёр для увеличения скорости. Послушный воле пилота, аппарат поднялся над розовой впадиной каньона. Крыша станции сверкала под солнечными лучами белым шестигранником. Путь к морю Скорпиномо примерно помнил, но карта бы не помешала, ущелье огромно, пустыня однообразна, немудрено и потерять направление! Он нажал на серебристый рычаг посреди панели — ничего! Дёрнул его, вспоминая — да, именно этот рычаг заставил светиться экран, Флёр использовала именно его! Нажал ещё раз, чуть не выкрутил из гнезда с досады. Экран был темным, карта не появилась. Руки снова похолодели. Вот ерунда, может, он ошибся? Да нет же, ничего похожего по центру пульта просто нет. И что теперь? Теперь — ничего, полетит без карты, по памяти. Позади, на востоке, остался горный хребет, значит, впереди западное побережье, здесь материк сужается, мимо моря не промахнешься. Путь он примерно запомнил — вот плоский, почти круглый по форме холм, чтоб тиксанданец да не заметил круг! Вот несколько приметных скал, точно над которыми они пролетали в прошлый раз. Дальше просто рассыпавшиеся останцы, похожие друг на друга, постепенно теряющиеся в песках. Над морем Флёр ни разу не меняла курс, до места добраться будет легко. Море сверкало величественно и грозно. Спокойное у берега, вдали оно разыгралось. Волны, заметные даже с огромной высоты, неслись вперегонки, перехлестывая друг через друга. На любом летающем аппарате с Сино Тау не страшно было бы лететь в грозу, выдержит ли эферийский, если начнется буря? Внизу собирались тучи. Их было пока немного, они лишь клочками закрывали море. Оставалось надеяться, что так будет и дальше, иначе он не заметит сверху Алый мыс и потеряет драгоценное время. Флёр уже давно без сознания…сколько же человек может пролежать так и не умереть? Что у нее, простое сотрясение или что-то серьезное, перелом основания черепа хотя бы… После этого примера Скорпиномо совсем не захотелось вспоминать, какие ещё бывают травмы. Если её не станет, вряд ли эферийцы будут с ним церемониться…и даже если об этом не думать, — пусть она поправится! Он пробовал саркастически усмехнуться своим мыслям — что, вот так великий завоеватель космоса и раскис от общества красивой женщины? И забыл, что в их первую встречу она пыталась его застрелить? Но у нее действительно были основания, и в конце концов, она все же проявила милосердие. А повернись все иначе, дождалась бы она милосердия от него? Точно нет…он почувствовал, что кровь приливает к щекам от стыда за себя тогдашнего. Вот что наделала с ним чертова эферийская ведьма! Туч внизу стало больше. На море словно кто-то накинул огромный дымчатый платок, порванный в нескольких местах. Не потеряет ли он берег, если спустится? А каждый зря потраченный миг отнимает шансы у Флёр, которая лежит там, бледная, безжизненная и почти не дышит, а может, уже и… Внизу в разрыве туч мелькнул над водой красно-бурый выступ. Скорпиномо дёрнул рычаг, летающая лодка пошла на снижение, ее окутал серый туман, а затем появилась поверхность моря. Гроза то ли кончилась, то ли так и не началась в полную силу. Алый мыс под сизым небом помрачнел, потемнел и больше не соответствовал своему названию, но Скорпиномо ликующе вскрикнул, поняв, что долетел. Вскрикнул и сразу замолчал — ему ещё предстояло объясняться с эферийцами. Над плоскогорьем, где стоял лагерь, дождя не было. Не было видно и людей. Скорпиномо сначала хотел уже опуститься на склон, на котором шустрили строительные машины, но тут заметил у одного из шестигранных домиков фигуру дежурного. Незнакомый светловолосый эфериец приветственно помахал рукой, радостно воскликнул: — Верито! Посмотрел внимательно на вышедшего из машины синота, похлопал ресницами и задал естественный, но взбесивший Скорпиномо вопрос: — Э… что-нибудь случилось? — Нет, это я так, гуляю, — огрызнулся Скорпиномо. — У вас есть здесь врачи? Срочно нужна помощь. Входная стена ближайшего строения поднялась вверх. В проёме появился немолодой бледный человек с редкими черными волосами. Скорпиномо вспомнил его имя — то был Клад, отец Флёр. — Что-то с моей дочерью? — быстро спросил эфериец, окинув Скорпиномо подозрительным взглядом. Не просто подозрительным — уничтожающим. Так смотрят на бешеного пса, сидящего за не слишком прочной решеткой. Скорпиномо кивнул: — Врач нужен. — Что с ней? — Клад сразу сорвался на крик. — Она жива? Скорпиномо, если это вы!.. В кабине аппарата стало очень тесно. Хоть и рассчитана она была человек на десять, а собралось их только пять — пилот, врач, заботливый отец, сам Скорпиномо, и Камилла, которая напросилась ухаживать за больной. — Я ведь санитарка! Я могу быть полезна! И её взяли. По мнению Скорпиномо хватило бы одного врача, но разве кто-нибудь его спрашивал! Пилота они наверняка попросили вести машину только ради численного преимущества — мужчин-эферийцев получалось трое против одного синота. Клад не выпускал из рук ультразвуковое ружье, хотя как бы он пользовался им в кабине… Доктором оказался тот самый упитанный тип, споривший с Флёр о целесообразности существования заповедника. Он поглядывал вокруг с видом победителя и повторял: — Да, прискорбно, прискорбно… И ведь мы знаем несгибаемый характер нашего дорогого доктора. Она все равно будет настаивать на сохранении этих рептилий. — Воздержитесь, друг Райт, — сквозь зубы проговорил Клад. — Воздержитесь, потому что неизвестно… — Все будет хорошо, дорогой друг, — начал убеждать здоровяк. — Ну, а вы, э… Скорпиномо, вы скажите хоть, какова травма? — Я не врач. — Внешне сильные повреждения? — Нет. И меня учили, что без специальных знаний осматривать нельзя, можно повредить раненому ещё больше, даже убить, — зло буркнул Скорпиномо. Последнее слово он произнес зря. Клад сверкнул глазами и поднял ружье так, что оно оказалось направлено прямо на синота. — Почему вы не подключили ее к автомедику? — Авто чему? — Автоматической медицинской станции? Почему не подключили? — угрожающе спросил Клад. — Потому что я вообще не знаю, что это такое. — Она больше никого не научила пользоваться? — здоровяк Райт покачал головой. — Неосмотрительно. Очень неосмотрительно. — Значит, не думала, что пригодится. — Водить аппарат она вас зачем-то научила, — процедил Клад. — Не учила, — говорить правду не стоило, но Скорпиномо так взбесило их недоверие, что он потерял осторожность. — Ваш аппарат левой задней ногой водить можно. Так, увидел раз, как управляет она. — А вы опасный человек, Скорпиномо! — здоровяк Райт снова покачал головой, на этот раз почти с восхищением. — Жаль только, действие автомедика вы не подсмотрели. — Жаль, что… — Клад оборвал фразу, снова зло сверкнул глазами: — Значит, утверждаете, что это был несчастный случай? — Я же вам сто раз… — Скорпиномо тоже не договорил. — Все случилось слишком быстро. Клад молчал. Под бледной кожей на скулах играли желваки. Камилла сидела тихо, как мышка. Упитанный врач Райт похлопал Клада по руке, чтобы подбодрить, спросил пилота: — Скоро ли будем на месте? — Скоро, сейчас увидим берег! — ответил тот, не оборачиваясь. — Правда, у экрана вышла из строя батарея. Хорошо, что у меня была запасная, поменял. А то летели бы вслепую. Скорпиномо выпрямился, расправляя затекшие плечи. Выходит, он все верно запомнил с этой картой, просто экран был неисправен. Клад, покосившись в его сторону, прошипел: — И будет утверждать, что он ни при чем. Заботливый отец соскочил с лестницы прежде, чем машина коснулась земли. Их никто не встретил, у Скорпиномо упало сердце. Если врач прибыл поздно… или если он не всесилен… Мысленно Скорпиномо представил себе все варианты, кроме худшего: Флёр лечат здесь, или увозят, и она возвращается, или не возвращается, остается у них на базе… да пусть остается, лишь бы была жива. Клад бегом помчался к зданию станции, не дожидаясь, пока его нагонят остальные. У входа бросил через плечо: — В медцентре? — Да! — но ответа Кладу не требовалось. Остались позади анфилады комнат, разошлась последняя стена. Клад вдруг остановился на пороге, Скорпиномо, отставший на несколько шагов, нагнал его и тоже замер. Сердце, которое до этого билось быстро и нервно, в такт шагам, вдруг остановилось, бухнуло во всю ширь грудной клетки, и пошло дальше спокойно и размеренно. На кушетке сидела Флёр. Бледная до синевы, с запавшими глазами, но сидела сама, опираясь на левую руку. На правой у нее была медицинская манжета, прикрепленная к какому-то прибору. — Папа? — спросила она. — Флёр! — Клад кинулся к кушетке. Из-за медицинского стенда вышел Горено и остановился, ожидая указаний. Миромекано нигде не было видно. Скорее всего, он увидел в окно всю честную компанию и предпочел не высовываться. Послышалось пыхтение — это спешил здоровяк Райт. Он увидел больную и возликовал: — Пришла в себя? Отлично! Не радовался только заботливый отец. Он быстро проверил показания на манжете, слегка коснулся рукой растрепавшихся волос Флёр, обернулся к Скорпиномо и просверлил его подозрительным взглядом: — Ну? — Что «ну»? Она действительно была без сознания. — Я только знаю, что вы зачем-то взяли аппарат. — Папа, — вмешалась Флёр. — Подожди. Я могу все объяснить. — Я все же попрошу тишины! — возвысил голос здоровяк Райт. — Дайте мне осмотреть больную, и выйдите все, пожалуйста! А вы, дорогая коллега, сами знаете, что в вашем состоянии нужен покой. — Хорошо, — нехотя согласился Клад. — Я как раз смогу расспросить робота. Горено! — Робота? — обернулся Райт. — Робота? Я слышал, что синотские роботы это просто чудо техники, у него, наверное, и запись имеется, как именно произошла травма… Нет, дорогой Клад, робота вы, пожалуйста, тоже оставьте мне. Тем более, моя пациентка вряд ли много расскажет. Вы помните, коллега, как именно произошел несчастный случай? — обернулся он к Флёр. — Ничего не говорите, просто прикройте глаза, если помните. — Сам удар не помню, — начала было Флёр, — но… Райт быстро поднял руку ладонью вверх, запрещая ей говорить, и покачал головой: — Иногда самые непослушные пациенты это врачи. А теперь, пожалуйста, оставьте нас. Четыре человека стояли перед закрытой стеной. Камилла пыталась улыбаться всем, Клад поудобнее перехватил ультразвуковое ружье и молча вытаращился на Скорпиномо. Пилот сначала соблюдал нейтралитет, сложив руки на груди и что-то насвистывая, но в итоге повернулся к синоту и начал рассматривать его, как рассматривают преступника перед вынесением приговора. Скорпиномо мысленно усмехнулся, решив, что в эту игру можно играть и втроем. Он тоже скрестил на груди руки и, не мигая, уставился на обоих эферийцев. Первым молчаливую войну взглядов не выдержал все-таки Клад. — Посмотрим, подтвердятся ли ваши слова. Действительно ли вы ни при чем. — Будь я при чем, стал бы лететь за помощью? — Да за помощью ли вы летели? Вас никто не контролировал. — Ваш аппарат не фиксирует свою траекторию? — картинно удивился Скорпиномо. — Какие-то они у вас несовершенные. — Конечно, до ваших им далеко, — неожиданно легко согласился Клад и ехидно добавил: — Хорошо, что теперь они в правильных руках. Больше он ничего не успел сказать. Стена поднялась, из медицинского центра вышли Горено и Райт. — Ну, друг Клад, опасности нет, вы можете повидать дочь, только не утомляйте ее, ей нужен покой, покой и покой, лекарства мы с ней обговорили, а сейчас она задремала, — объявил врач. — А синотские роботы это действительно торжество высоких технологий! Камень прошел вскользь, наш новый механический друг не смог отбить его, но смягчил удар. — Так что же, все правда? — недоверчиво спросил Клад. — Это был просто несчастный случай, и требовалась помощь? Райт сокрушенно покачал головой: — Наш дорогой друг доктор иногда бывает так неосторожна… Она хотела закрыть взрывом проход в скалах, чтобы изолировать какую-то редкую рептилию. — Значит, рептилию, — у Клада нехорошо сузились глаза. — Значит, какую-то тварь… Горено! — Что, хозяин Клад? — с готовностью спросил робот. Скорпиномо скрипнул зубами, но промолчал. — Где тварь, из-за которой чуть не погибла моя дочь? — Клад поднял ружье так, будто прямо сейчас собирался кого-то из него пристрелить. — Идем, сядем в летающую машину, ты мне покажешь. — Что вам надо показать? — не выдержал Скорпиномо. — Вы что хотите? — Не ваше дело, — бросил Клад, как бы случайно наставив дуло ружья на синота. — Это вашей дочери дело, — Скорпиномо вспомнил, как удирал от Май по берегу озера, но не почувствовал никакого морального удовлетворения от того, что будет отомщен. В конце концов, Флёр тоже убегала от заботливой мамаши. Это их общая зверюга. — Не трогайте мою дочь. На вас почему-то камень не упал. — Это случилось, потому что она добивалась, чтобы эти животные остались в живых. А вы хотите так ее огорчить? Она поправится, вам спасибо не скажет. — Не ваше дело, что она мне скажет, — прошипел Клад. — И отойдите с дороги. — Флёр! — закричал Скорпиномо. — Флёр! Ваш отец хочет застрелить Май! Клад, не помня себя, замахнулся ружьём. Камилла вскрикнула, но тут вперёд выдвинулся здоровяк Райт и очень укоризненно сказал: — Ну, дорогой друг, я сам против этих ископаемых, но вот так, не поставив в известность, не стоит. Вашей дочери сейчас может повредить любое волнение… Из-за стенки послышался слабый голос Флёр: — Папа! Клад медленно опустил ружье и, не глянув на остальных, прошел внутрь. Скорпиномо перевел дыхание. Наверное, Райту стоило сказать спасибо. Если бы не здоровяк доктор, он, Скорпиномо, размазал бы этого заботливого папашу по стенке, и Флёр бы не простила. Или он получил бы ультразвуковой заряд в лоб? Почему-то последнее волновало меньше. Здоровяк остановился напротив Скорпиномо, словно ожидая выражений благодарности, не дождался, отошел, недовольно пыхтя, и заговорил о чем-то с пилотом. Скорпиномо тоже уже решил убраться восвояси, как вдруг заметил, что стена опустилась не до конца. Увидеть, что происходит в медцентре, он не мог, для этого пришлось бы присесть на корточки и вызвать нежелательное внимание, но кое-что слышал. Флёр говорила слишком тихо, зато до Скорпиномо доносились обрывки фраз ее отца: -…и ты прости, но пойми, твоя жизнь была в опасности и я… Хищников уничтожают. Так спокойнее для всех. И пилот, и здоровяк Райт, остановившиеся в отделении, поглядывали на Скорпиномо с неодобрением, но тому было все равно. Подслушивать некрасиво? Зато полезно! Беда была только в том, что ничего действительно полезного Клад и не говорил, видимо, поэтому на Скорпиномо только косились, а не пробовали оттащить. -…ну, если ты говоришь, что это важно для общего дела… Да, я понимаю, что он остался один. Мертвых не воскресить. Они говорят про мамашу-динозавриху с ее гнездом, решил Скорпиномо. Но это она, а не он. Может, про тирекса Мрака… а, не важно. Сейчас, когда жизнь Флёр была в безопасности, он понял, какого свалял дурака. Надо было остаться на станции и ждать, пока Флёр придет в себя. Теперь его подозревают черт знает в чем, и наверняка этот папаша Склад пытается убедить в этом Флёр. Оставаться в этой компании не хотелось совершенно. Он окинул взглядом коридор и заметил Камиллу. Бедная девушка не знала, куда деваться во время разыгравшегося скандала и чувствовала себя лишней. Скорпиномо стало ее даже немного жаль. Она рассчитывала стать для эферийцев своей, но так и не стала, и даже не в них дело — в ней. Она всегда будет ощущать себя человеком второго сорта. Может, в этом и впрямь виновато прежнее общество Тиксандании. Ну что же, пусть ждет возможности быть санитаркой. Он отошёл от двери и побрел дальше по коридору. Надо будет — найдут. В лаборатории было непривычно пусто. В дальнем углу послышался шорох, из-за стенда осторожно выглянул Миромекано. Хотел снова спрятаться, но не успел. — Ну что, не рад ты им? — спросил Скорпиномо. Мальчик несмело кивнул. — Терпи, братец. Я им тоже не рад. Миромекано снова кивнул, на этот раз сочувственно. Подождал немного, не будут ли к нему приставать с определением второй космической скорости или начальным периодом объединения Тиксандании, и полез за стенд. Скорпиномо заглянул в его убежище — мальчик сидел на полу в закутке с книжкой. — Глаза портишь, — буркнул Скорпиномо и отошел. Он сказал бы еще, что лаборатория не самое подходящее место для пряток, но в машинах эферийцев было практически невозможно нарушить технику безопасности. Везде торчали предохранители и фотоэлементы. А Флёр вот ухитрилась эту технику нарушить. — А ей сейчас лучше? — тихо спросил Миромекано. Он так и не определился, как называть Флёр. В школах резерва к старшим воспитательницам обращались «госпожа такая-то», но Флёр сразу объявила, что она не госпожа, это слово осталось в прошлом. Называть ее просто по имени или эферийским обращением «друг» Миромекано стеснялся, старался обходиться безличными предложениями. — Лучше. Она пришла в себя. — Я знаю. Это та кровать… или кушетка. — Какая? — машинально переспросил Скорпиномо. — Которую мы включили. Потом. Она ее привела в себя. — То есть? — Скорпиномо нахмурился, соображая, но уже и сам понял. Конечно же, Миромекано имел в виду ту самую автоматическую медицинскую станцию. Так кушетку надо было просто включить? А он, как последний идиот… — Чертов Горено! — выругался Скорпиномо. — Почему он ее не включил, если знал? — Это не Горено. Это я. — То есть как ты? Ты знал? И молчал? Миромекано сжался в углу: — Я не знал! Я в книге увидел… когда вы улетели. Пресловутую книгу он выронил на пол. Скорпиномо нагнулся, поднял ее, перелистал. Это была эферийская книга, что-то вроде учебника по технике безопасности, со схематичными фигурками и крупными надписями. В основном рисунки изображали пещеры или безвоздушную поверхность с обрывами и трещинами, но на последней странице красовалась медицинская кушетка — такая же, как на станции, а рядом она же с лежащим человеком, прозрачным куполом сверху и значком переключателя. — Черрт! — Скорпиномо отшвырнул книжку в сторону, и та полетела, растопырив страницы, как птеродактиль крылья. Снаружи послышались шаги. Вошел тот, кого Скорпиномо меньше всего хотел бы видеть, — заботливый папаша. В руках он все еще держал ультразвуковое ружье. Клад хотел что-то сказать, но сперва окинул взглядом лабораторию и заметил неосторожно высунувшегося Миромекано. — Чей это ребенок? — Мой. — Ваш? — недоверчиво переспросил Клад. — Ну да, — ответил Скорпиномо, благополучно поборов искушение рассказать, что идея привезти мальчика на станцию принадлежала Флёр. — А… мать? — Она умерла. Клад натянул на лицо желтую маску. Когда он снова заговорил, голос его звучал мягче. — Ближе к вечеру прилетит второй аппарат. Я должен буду лететь, меня ждет работа. Здесь на всякий случай останутся врач и сиделка. Моей дочери уже лучше. — Она так быстро поправилась? — У нас хорошие лекарства. Ну и одна она больше не останется. Хищники опасны, даже с подпиленными зубами. — Ну, это не вы зубы пилили. Вы просто рядом оказались, — заметил Скорпиномо. С собеседником в маске говорить было неуютно, казалось, что напротив неживой истукан. — Повезло или нет, а осторожность не помешает и сейчас. Клад повернулся, давая понять, что разговор окончен, и вышел. В лаборатории Скорпиномо честно отсиживался до вечера. Но на закате он все же не выдержал неизвестности. Может быть, несмотря на хваленые эферийские лекарства, Флёр стало хуже, иначе почему она до сих пор не прислала Горено? Наказав Миромекано сидеть тихо (мальчик совершенно не возражал), Скорпиномо побрел в сторону медцентра с видом человека, который просто прогуливается. Он бы и вовсе туда не ходил, нужна ему эта толпа эферийцев… Толпы эферийцев не было. В медцентре остались только Горено и Флёр. Скорпиномо молча вылупился на них. Флёр выглядела уже практически здоровой, и было незаметно, чтобы на станции остался еще кто-то. — А остальные? — спросил Скорпиномо и почти сразу спохватился: — Вам как, лучше? — Я уже здорова, с остаточными явлениями справится автоматика. У моих соотечественников своя работа и свои обязанности. К тому же они убедились, что мне здесь ничего не грозит. Она слегка улыбалась — обычная дань вежливости. Значит, любящий папаша уже отбыл. Интересно, сильно он накрутил Флёр. А может, ее и крутить не надо было, может, она без всяких посторонних уговоров готова поверить в бред, что это Скорпиномо подстроил аварию и украл летательный аппарат. Он скоро сам в это поверит. — Быстро же вас оставили. — Мой отец все же руководитель экспедиции, не забывайте. Да и остальным есть, чем заняться. А вообще именно для изучения хищников сюда скоро прибудут ученые… Этому известию Скорпиномо совсем не обрадовался. Эферийских ученых он уже видел, с него хватит. — А Камилла? Флёр моментально перестала улыбаться: — Только об этом вы и беспокоились? — Она собиралась за вами ухаживать. — Любую непосильную для человека работу на станции могу выполнить я, — напомнил Горено. — За мной не надо ухаживать, — у Флёр лицо теперь было совсем строгим, даже пушистые ресницы словно превратились в стрелки. — У нас медицина достигла многого, я уже почти здорова, могу сама о себе позаботиться. — Ну и хорошо! — вырвалось у него совершенно искренне. Флёр проглядела искоса: — Вы правда рады, что Камилла уехала? Она же ваша соотечественница. — Она не торри. Она из другого лагеря. Я не могу радоваться тому, чему радуется она, вот и получается, что обсуждать нам нечего. Флёр порозовела. — Я…у вас довольно свободные нравы, я переживала, потому что девушка почти замужем, и ее жениху было бы неприятно, и… — Ладо великое, да нужна мне эта ваша Камилла, как в космосе ласты. Вы переживали за этого худосочного типа? Она на него смотрит, как на небожителя, ее от него автопогрузчиком не оттащить. С чего вы вообще решили, что она мне нравится? Флёр опустила глаза. Ее ресницы опять были не колючими, а пушистыми. — У вас в общественных больницах люди подчас без всякого ухода лежали. А тут вы так беспокоились, я и подумала… — О вас я беспокоился, понимаете? О вас! И на этой вашей крылатой лодочке полетел, как дурак. И наслушался… — Я бы на вашем месте тоже полетела, — вдруг заявила Флёр. — Ну нет, на моем месте вы бы сначала проверили все имеющиеся медицинские приборы, вы же врач. — Ну и вы сделали, что смогли. Спасибо. — Это неожиданно, — пробормотал Скорпиномо, почему-то смутившись. После злобного демарша Клада он не думал, что Флёр может быть не согласна с отцом. — Для вас неожиданно, что я благодарна? — На меня все смотрели, будто я подстроил несчастный случай и украл летательный аппарат. Поэтому да, неожиданно. — Но они же не знали… Это была моя вина, я просто не представляла, что именно я, врач, сама могу заболеть. К этому никто не был готов. Но сейчас я предоставила Горено доступ ко всем инструкциям, ему ведь достаточно один раз их прочитать. А на моего отца не обижайтесь. Он очень много перенес, поэтому и переживает за меня. Все же замечательная у них была медицина — Флёр казалась совершенно здоровой, как и всегда. К ней вернулась и обычная чуть насмешливая улыбка, и сияние в глазах, слегка приглушенное ресницами. — Так и я за вас переживал, Флёр. — Оказывается, вы знаете, как меня зовут. — А я разве вас по имени не называл? — Конечно, нет. Все красотка да дамочка. Скорпиномо опять смутился и не знал, что сказать. Сзади послышались легкие шаги. Миромекано, не выдержав затворничества, пробрался к медцентру. Увидев улыбающуюся Флёр, он просиял и бросился к ней, затормозив в паре шагов, — вспомнил, видно, что она только что выздоровела. Флёр протянула руку и пожала его ладонь. — Ты настоящий исследователь, — сказала она серьезно. — Молодец, ни в какой ситуации не растеряешься. Как и твой отец. Завтра аппарат над каньоном поведет он. Действительно, не все же полагаться на автопилот. — А нам оставили машину? — спохватился Скорпиномо. — На чем же они тогда улетели? — Второй аппарат привел Крас, на его машине и улетели. Он как раз сказал Камилле, что что-то произошло на Сино Тау… с ее родственником. Она разволновались, ведь здесь нет связи. Я уговорила ее лететь на базу. Сейчас она опять скажет про внутренние дела, мелькнуло в голове Скорпиномо. Но Флёр больше ничего говорить не стала. Они просто сидели, глядя в окно на угасающий розовый вечер. И даже гадать, что же случилось на Сино Тау, мелкое происшествие или серьезные беспорядки, Скорпиномо не хотелось. В принципе, эта новая жизнь в каньоне не так и плоха. Главное, Флёр здорова.