Он, она и робот

Камилла плакала. Глаза у нее совсем распухли, щеки пошли розовыми пятнами, и она прятала лицо. Ее уже и не пытались утешать. Все разошлись по своим делам, с девушкой остался только Крас. Он сидел рядом, обнимая невесту одной рукой, и с вызовом поглядывал по сторонам. Экран локатовизатора был включен, но его заполнил белый шум. — Что все же случилось? — спросила Флёр, заглядывая в лицо юной синотке. Та попыталась ответить, но рот у нее искривился. Камилла зашлась новыми бурными рыданиями. — Только что оборвали передачу, включили защиту, мы с локатовизатора ничего не увидим, — печально сказал Крас, кивнув на экран. — Мятеж против народной власти в Тиксандании. Недалеко от столицы. — Флот взбунтовался, — сквозь всхлипывания выговорила Камилла. — На Круглом заливе. А я… а у меня там… двоюродный брат! — и снова неудержимо расплакалась. Крас виновато развел руками. Такой степени родства эферийцы не знали и не понимали. Скорпиномо уже выяснил, что на Эфери Тау из-за страшной перенаселенности давным-давно было введено строгое ограничение рождаемости. Многие тысячи лет каждая семья могла иметь не более одного ребенка, единственное исключение — если на свет появлялись близнецы. У эферийцев не было даже понятия «брат» или «сестра». Практически все пять миллиардов человек с Умирающей звёзды имели родственников только по восходящей или по нисходящей линии. Вместо выражения «братские чувства» они говорили «дружеские чувства», уцелевших животных никогда не называли «меньшими братьями», должности медсестры у них не существовало, разве что докторам помогали ассистенты. Для синотов единственный ребенок у супругов был редкостью даже в правящих классах. А многодетные и дружные семьи бедноты нередко держались на плаву только за счет бесчисленной родни, ближней и дальней. Люди, лишившиеся работы или здоровья, выживали благодаря помощи клана — двоюродных и троюродных братьев, сестер, теток, дядьев и племянников. Потерявших жилье за неуплату родственники готовы были приютить у себя. Детишек растили сообща — чумазая малышня, пока ей не пришло время вставать к станку или спускаться в шахту, дружно носилась по запутанным лабиринтам трущоб, а потом так же дружно шла обедать к какой-нибудь из «мамок». Разумеется, были на Сино Тау и свары между родней, и грызня за наследство, и бытовые конфликты, но в большинстве случаев семья оставалась для человека единственным прибежищем в суровом и недружелюбном обществе. Политики, произносящие речи с трибун, часто упоминали эти ценности как национальную тиксанданскую добродетель, а ушлые работодатели норовили платить людям из многодетных семей поменьше — все равно работник не пропадет. Безудержно плачущей Камилле эферийцы сочувствовали, хоть и не совсем понимали, кем ей приходится попавший в беду человек. Смущало их и то, что беда была довольно сомнительная. Мятеж против новой власти, народной власти? Против прежней понятно, но теперь? Скорпиномо еле понял, что конкретно случилось, из обрывков фраз. Круглый залив был легендой. Огромная бухта, вокруг которой много лет назад выросла столица, а потом все государство, определила символику и название державы и стала сердцем Тиксанданского флота. Здесь ещё в незапамятные времена были построены несколько портов и крепость, прикрывавшая город с моря. Для страны, занимавшей целый континент и имевшей только морские границы, флот не потерял своего значения даже в эпоху авиации и межзвездных перелетов, а моряки всегда составляли костяк любых реформистских движений. Наверняка и недавний переворот не обошёлся без них. Но вот теперь эти моряки взбунтовались уже против нового правительства, обвинив его в предательстве интересов простых людей и тяжелом положении в стране. Народный совет выдвинул ультиматум. Весь материк замер в противостоянии. На Звезде гроз разразилась новая гроза. Повстанцы забаррикадировались в своей крепости. Несколько сот военных, несогласных с руководством Круглого залива, выслали в столицу, — хорошо хоть, не убили. Половина городов в стране перешла на военное положение. — Мне надо вернуться домой, — сказала Камилла, немного успокоившись. — Я попрошу меня пропустить, поговорю… Аранито должен будет меня выслушать. — Там сейчас не место для женщины, — начал уговаривать Крас. Камилла сверкнула все еще заплаканными глазами: — Это моя родина. Я там жила двадцать лет, если там мне не место, то где? — Подождите, — Флёр положила руку ей на плечо. — Дорогой друг, пока вы долетите, пройдет несколько десятков дней. За это время конфликт непременно закончится. Вы можете поговорить с ними по межпланетной связи… Крас откашлялся. — Мятежникам обрубили даже телефонную линию, — хмуро сказал он. — А в городе у большинства нет ни раций, ни переносных телефонов. Камилла чудом успела пообщаться с родными. — Моя мать ходила на переговорный пункт, — у Камиллы опять покатились слезы. — В городе полно сторожевых постов. Родным не дали возможности поговорить, мама бы его убедила… Мы росли вместе. Флёр вздохнула и отошла в сторону. О занятиях сейчас не могло быть и речи. Да и прочие эферийцы явно были взволнованы из-за происходящего. Они то и дело оглядывались на экран, ожидая, пока тот заработает. Флёр неожиданно враждебно посмотрела на Скорпиномо: — Рады, да? — спросила она вполголоса. — Что там беспорядки? — Чему мне радоваться? — он усмехнулся как можно злее. Ах, Флёр. Упорно думает, что он только и может, что радоваться несчастьям на Сино Тау. Ну хорошо, пусть так. — Что уцелевшее быдло перегрызлось? Толку с этого нет. Не беспокойтесь, восставших задавят. И вы тогда хорошо увидите ваших друзей-рабочих, если в тот раз не рассмотрели. — Но там же переговоры, — слабо возразила Флёр. — Это потому, что крепость почти невозможно взять ни с моря, ни с суши. Уничтожить своих же вот так с ходу с помощью авиации они не могут. Так даже правительство Апатуриано не поступало. Раньше на усмирение мятежей, случалось, посылали еще роботов… Флёр вздрогнула. — Сейчас их осталось мало, их же громили, как и прочую технику… И это тоже непопулярная мера. — И что же будет? — А вы что переживаете? Одна крепость не устоит против всего континента. — Но как же… как же… — она обернулась на Камиллу. Скорпиномо все еще зло улыбался, хотя ему тоже было вовсе не до смеха. — Тут уж вы решайте, что для вас важнее. Покой или жизнь чьих-то родственников. — Вы думаете, что все будет так, как… Но это же просто разногласия между единомышленниками. Неужели они не договорятся? — Может, договорятся, но защиту они точно не для того включили, чтобы договариваться. — И мы ничего не можем сделать, — со вздохом сказала Флёр. — Что, там ваших разве уже нет? — Есть, конечно! Наши социологи, консультанты, они могут быть миротворцами, если им предоставят такую возможность. — Вот именно — если. — Но все равно — расстояние, — продолжала она. — Пока мы долетим на наших скоростях… Планеты не в противостоянии. Если даже сорваться и полететь, и отвезти туда Камиллу, мы не успеем. — Да что она сделает, ваша Камилла. Там по-другому договариваются. И будто там ни у кого больше сестер нет? — Но все равно. Если бы у нас были световые скорости и путь занимал не десятки дней, а… — Защиту сняли! — воскликнул кто-то из эферийцев. Взоры всех немедленно обратились к экрану. Другой голос разочарованно выдохнул: — Передача. Просто передача. На экране возник бывший президентский дворец. Его не повредила социальная буря, на месте пока что висел даже символ Западного континента — позолоченный круг. Изображение не двигалось, оно служило лишь фоном. Голос невидимого диктора начал зачитывать обращение. Восстание объявили происками недобитых врагов и провокаторов. Больше сказать не успели ничего — по экрану снова пошла рябь. — Да что ж они, не могут вести передачу собственного правительства? — возмутился Крас. — Нет, — помахал рукой с другого конца зала незнакомый человек, — это я пробую поймать другую частоту. Мы уже слышали обращение из столицы. Хотелось бы видеть, что происходит у повстанцев. Ну и вообще в городах, не только в столице и в Народном совете. На низких частотах что-то можно уловить. — Инженер Ленз! Входная стена поднялась. В проеме стояла пожилая женщина, невысокого роста, слишком тонкая даже для эферийки, ломкая и прямая, похожая на геометрический рисунок. Она скользнула глазами по Скорпиномо и тот поневоле передернулся — взгляд у нее был пронзительный, как нож. Эфериец, менявший настройки локатовизатора, сразу как-то сник и обернулся. — А? В чем дело, друг профессор? — Вас ждут на строительной площадке, — голос у нее тоже походил на нож. — А вы прохлаждаетесь здесь. — Я договорился, — сказал инженер оправдывающимся тоном. — Я договорился, пока строительство может идти без меня. Мы укладываемся в график. — Как раз-таки нет, — отрезала геометрическая дама. — Что вы тут пытаетесь услышать? — Вы знаете… — все еще срывающимся голосом заговорила Камилла, но женщина оборвала ее. — Знаю. Что бы там ни случилось, у нас у всех есть своя работа, и ее необходимо выполнять. А вы успокойтесь. Вы же хотите быть доктором? Что будет с больным, если врач начнет проливать слезы во время операции? — Вот! — выкрикнул вдруг инженер. — Вот, смотрите, на этой частоте есть! Мы можем видеть Круглый залив! На экране сквозь туман появились очертания острова, древней крепости и новых, недавно построенных стен и башен. Впереди свечкой поднимался маяк. — Кажется, они тоже ведут передачу, но их забивает защитное поле, — волнуясь, быстро заговорил инженер. — Они меняют частоту… — Как это? — Флёр удивленно подняла ресницы. — Просто, — пожал плечами Скорпиномо. — Для защитного поля частиц нужна очень большая мощность. Если её не хватает, то для передач мятежников ставят обычные электромагнитные помехи. А нынешнему правительству тоже нужно быть на связи, они меняют свою частоту передач и глушат остальные. Геометрическая дама обернулась на голос Скорпиномо. По ее сузившимся зрачкам и четкой морщине между бровей было видно, что она отметила и акцент, и слишком плотное для эферийца телосложение, и непривычный рыжий цвет шевелюры. У Скорпиномо возникло чувство, будто он снова стал учеником в младшей школе резерва и перед ним строгая преподавательница. Женщина сказала что-то на своем языке, быстро и практически без интонаций, так, что неясно было даже, спрашивает она что-то или утверждает. — Это было сорок наших лет назад, — вдруг вмешалась Флёр. — Сорок наших и восемьдесят лет Сино Тау. Он тогда еще даже не родился. — Откуда мне знать, — дама теперь говорила по-тиксандански, но так же без всякого выражения. — Покойный император был моего возраста, однако до отречения дожил. Хорошо. Не будем отвлекаться. Друг доктор, вы подготовили материалы? Все возражения наших с вами общих коллег я уже слышала. На Скорпиномо дама больше не смотрела, и все же он каким-то звериным чутьем понимал: о его присутствии она не забыла. Скорее всего, у нее тоже кто-то погиб при взрыве эферийского корабля. И это только что Флёр перестала при каждом удобном случае вспоминать о своей потере… — Прежде всего я намерен их повторить, — откуда-то из-за спин нарисовался доктор Райт. Скорпиномо только удивился, как этот здоровяк ухитрился оставаться незаметным при своей упитанной фигуре. — На Эо Тау нужно формировать новую экосистему, друг Тиан. — Вы мне напомнили, друг Райт, — у эферийки Тиан даже вежливое и ласковое слово «друг» вышло каким-то угловатым (Скорпиномо сразу вспомнил презрительное прозвище трианглетцев). — Вы мне напомнили проблему климата. Вы жаловались, что общая температура на континенте незначительно поднялась. — Не жаловался, а просто отметил, профессор Тиан! — Если бы вы отметили ещё, сколько растений было уничтожено на континенте, вы бы поняли причину изменения температуры. — Так они же были ядовитые, — растерялся Райт. Он, крупный и высокий, стоял перед низкорослой тощей профессоршей, как нашкодивший ученик перед учительницей. — Углекислоту поглощают абсолютно все, в том числе и ядовитые. В природе все взаимосвязано. Ядовитые растения удобряли почву, их уничтожение отрицательно влияет и на их неядовитых соседей. Прибавьте к этому вырубленные леса в плоскогорьях, и вы получите множество уничтоженных растений и огромное количество высвободившегося углекислого газа. После этого у вас не возникнет вопросов, что случилось с климатом? — Ну конечно! Углекислота поглощает тепло и… Но ведь изменения климата минимальны. — Пока минимальны. Я предупреждала и вас, и профессора Клада. Со мной мало кто был согласен. Кстати, дорогой друг, — она обернулась к Флёр, — где ваш отец? На центральной базе? Флёр не успела ответить. Одновременно вскрикнул инженер, и на экране локатовизатора появилось яркое изображение и возник звук. Говорили сразу несколько голосов. Эферийка Тиан пробовала возмутиться, но ее никто не слушал. Все поднялись с мест, пропустив вперед Камиллу, которая остановилась у самого экрана. — Я поймал, поймал! — громко повторял инженер. — Это их передача! Вот, это же координаты Круглого залива, смотрите! На экране появился зал, напомнивший Скорпиномо недоброй памяти дни судебного заседания. Народу там тоже столпилось немеряно, большинство в военной форме. В центре зала видна была трибуна, за которой сидели несколько человек, один из них читал речь с напечатанного листа. Передачу инженер поймал не с начала. Судя по всему, оратор успел произнести добрую половину своего монолога. Камера почти не показывала его лица, может быть и потому, что он этого не хотел. Остальные участники наскоро избранного повстанческого комитета тоже отодвинулись в тень, только стол ярко освещал направленный прожектор. — Мы постановляем, — голос был глуховатым, но сильным, слова произносил, словно ронял тяжёлые камни. — Поскольку настоящее правительство не выполняет в полной мере свои обязательства, необходимо провести перевыборы. В крайнем случае — довыборы, с возможностью освободить от своей должности кандидатов, не устраивающих большинство. Мы не для того меняли власть, чтобы получить других хозяев. В зале зааплодировали. Рядом со Скорпиномо тоже неожиданно раздались хлопки — это был инженер Ленц. На него начали оборачиваться прочие эферийцы, он стушевался, ударил ещё пару раз в ладоши и извиняющимся тоном спросил: — А разве он неправильно говорит? — Утвердить и уравнять нормы выдачи пищевых продуктов! — продолжал с экрана оратор. — Сейчас не война и не голод, чтобы… — Аранито! — вдруг закричала Камилла. — Аранито! Это был он в зале, он! Я уверена… Можно ещё раз показать? Инженер виновато развел руками: — Это передача, я не ставил на запись. — Может быть, уже хватит? — послышался голос Тиан. — Наш народ всегда отличался трудолюбием, а не любопытством. Что бы ни происходило на этой планете, это их внутренние дела. Не думаю, что их внешняя политика существенно поменяется. Остальное не должно нас интересовать. Никто не осмелился возразить, только Камилла негромко всхлипнула. — Ну почему больше не покажут зал, — горестно сказала она. На экране руки оратора перелистывали страницы с записями. Руки у него были узкие, бледными, с длинными пальцами, совсем не такие, каким положено быть рукам рабочего человека. — Также мы требуем прекратить вмешательство в наши внутренние дела любых внешних сил. Мы не хотим войны, но это не значит, что нашу страну нужно добровольно отдать на разграбление посторонним. Мы призываем ограничить любое сотрудничество, особенно на уровне высоких технологий. Наши учёные не для того трудились… — Это он про что? — ошарашенно спросил инженер. -…а также выслать из страны лиц, которые не могут оказать никакой помощи в силу их полной некомпетентности. Дружба между планетами не должна заключаться в передаче в чужие руки абсолютно всех ресурсов… — Это он про кого? — громче повторил инженер. — Это он про нас, — сказал здоровяк Райт. Он обернулся и оглядел остальных, нарочно скользнув глазами мимо Скорпиномо. — Вот так вот. А так это их внутренние дела, конечно. Исключительно их. Нам и внимания обращать не стоит. Строим, рассчитываем, надеемся, а потом у них опять государственный переворот, и смена политического курса… и что? Опять базу уничтожат или корабль расстреляют? Последние слова он почти выкрикнул. Кто-то испуганно спросил: — А наши представители там? Что, неужели возможно только ловить их передачи и наши сигналы блокируют? Может, их уже выслали? — С ними связывалась центральная база, у них всё в порядке, — успокоил в ответ другой голос. — Обстановка в столице нервная, конечно, но это все. Никто их не высылал и не убивал, если вы об этом. Камилла всхлипнула, худосочный Крас немедленно выступил вперёд: — Это мнение высказали не все синоты. Совершенно не все. Это всего лишь компания диссидентов, и обвинять всех нельзя! — Да я понимаю, — мягче сказал Райт. — Успокойтесь, голубушка, я вас не обвиняю ни в чем. Надеюсь, все решится мирно и бескровно, и ваш…э-э-э…родственник не пострадает… — Я уверена, — холодно и отрывисто произнесла профессорша Тиан. — Я уверена, что все решится быстро. Может быть, мы уже перестанем отвлекаться и займёмся делом? — Мы знаем, что наше заявление не встретит понимания у Народного совета, — послышался с экрана голос оратора. На этот раз в нем звучали новые усталые нотки. — Нас называют мятежниками и предателями. Народный совет считает, что мы выступаем за восстановление низверженной власти. Нас попытаются задавить числом, что ж, мы вооружены и готовы! Если к нашим словам не прислушаться, мы пойдем на любые действия, вплоть до обстрела столицы! Камилла горестно вскрикнула. Худосочный Крас обнял невесту за плечи и зашептал что-то успокаивающее. Только професорша Тиан дернула плечом и довольно громко сказала всё тем же резким тоном: — А на что они рассчитывали? Они именно горстка самозванцев, захвативших власть, и то в одном месте. И те, кто этой горстке присягнул, тоже должны понимать все последствия. А теперь, прошу всех, хватит отвлекаться. Мы все равно не можем повлиять на события и разумней всего просто выполнять свою работу. — Давайте уж послушаем, — попросил инженер. Тиан с недовольным видом покачала головой, но возражать не стала. Камера наконец продемонстрировала сидящую за столом троицу. Одного из них, лысого человека в очках с характерным выразительным лицом, Скорпиномо даже вспомнил. Физиономия этого типа частенько мелькала в газетах, он был лидером одной из разрешенных псевдолиберальных партий… так, мелкий болтун. Привык понемногу шуршать против правительства и даже не заметил, что оно поменялось. — Это же Колеоптеро, — сказала вдруг Камилла. — Колеоптеро, никто его особо не уважал. Однажды он хотел выступить на заводе, где работал мой отец. Он даже аудиторию не собрал. Остальных я не знаю. И Аранито готов погибнуть за Колеоптеро? Голос у нее уже был спокойным, будто она только что не плакала бурно. Среди тиксанданцев, особенно в рабочей среде, не принято было скрывать чувства, люди привыкли открыто радоваться удачам и страстно рыдать, получая печальные известия. Отведя душу, они быстро успокаивались. Пылкое выражение эмоций не мешало им выполнять свою работу и не лишало сна и аппетита. Эферийцы, которые всю изнанку с потрохами демонстрировать не привыкли и уже немного нервничали при виде непрерывно плачущей Камиллы, вздохнули с облегчением. Скорпиномо мысленно пожал плечами — жители Умирающей звезды даже внешне больше походили на сдержанных трианглетцев, однако именно Восточный континент и не допустил к себе гостей. А открытые простодушные тиксанданцы с готовностью кинулись сотрудничать со звездными братьями… и, похоже, обе стороны были слегка разочарованы. Мгновенно перенять лучшее из опыта тысяч лет цивилизации было просто невозможно. С экрана между тем продолжали вещать. — Мы требуем свободу слова для любых партий, кроме запрещенных, требуем свободу политических собраний! Вспомните, почему пал предыдущий строй. Необходимо дать людям настоящую свободу. Мы требуем пересмотра дел арестованных… — Так он же правильно говорит! — повторил с удивлением инженер Ленц. — Если он правильно говорит, нам не о чем беспокоиться. Нам не нужно тесное сотрудничество, достаточно спокойных добрососедских отношений, — заметила Тиан. Она смотрела на экран с досадой, будто мечтала его выключить. И ее желание сбылось. Изображение вдруг замигало, расплылось и превратилось в белый шум. Передатчик мятежников заглушило знаменитое защитное поле синотов. Большинство эферийцев разочарованно охнули. Инженер Ленц, не желая сдаваться, еще немного повозился с настройками. Наткнулся он на правительственный канал, по которому все так же зачитывал обращение безликий голос на фоне меняющихся картинок. Не только безликий, но и монотонный. Без всякого выражения он напомнил, что с мятежниками не может быть никаких договоров и компромиссов, потребовал немедленно сложить оружие. И этот ровный голос, полное отсутствие эмоций, спокойное перечисление положенных бунтовщикам кар, произвели на всех неожиданно мрачное впечатление, куда более сильное, чем если бы представители власти с экранов гневно кричали и угрожали. Похоже, с того злополучного суда Народный совет немного поумнел и разлюбил дешевые эффекты. — Почему они не показываются? — спросил Крас. — Можно подумать, они боятся. Но чего боятся, они же теперь возглавляют страну. — Нечего им бояться, — согласился Скорпиномо. — У них все ресурсы материка. Немного подождут и задавят числом или задействуют авиацию. На него метнули несколько неприязненных взглядов. Камилла только глубоко и горько вздохнула. Она и сама понимала, что по-другому быть не может. Флёр подошла к юной синотке и взяла ее за руку. — Значит, надо набраться терпения и ждать, — сказала она. — Держитесь, все разрешится. — Непременно, — холодно подтвердила Тиан. — А теперь, коллега, я бы хотела поглядеть своими глазами, как вы распорядились местной фауной. Да и коллеге Райту стоит полететь с нами. Доклад будем готовить на месте. Скорпиномо поперхнулся, почувствовав себя так же, как в тот день, когда сорвался с обрыва. Похоже, спокойной жизни в каньоне пришел конец.