Невероятный порно-сборник

Они поссорились. Лютик пригрозил, что уйдёт на ночь в другую комнату, и Геральт, иронично скривив лицо, заметил, что не будет утруждать его прекрасную бардовскую задницу и уйдёт сам. Он сграбастал подушку и одеяло, хотя в гостевой комнате хватало и того, и другого для обеспечения комфортной ночи, но Геральт это сделал просто «потому что». Просто показывая: ухожу, ухожу! - Геральт, ты как дитё малое! - Кто бы говорил, бард, кто бы говорил! Лютик прикусил губу: когда Геральт его так называл, с такой вот интонацией, становилось неприятно. И почему-то обидно, хотя в самом слове не было ничего и близко оскорбительного – почётная профессия музыканта, которой Лютик гордился. Хлопнула дверь. Загремело: Геральт раскладывал диван, стеля место для ночлега. Стены в их доме были тонкие, и потому Лютик слышал каждый шорох, каждый вздох и недовольное сопение, с которым Геральт укладывался спать. Ему, между прочим, тоже было неприятно: он вообще не любил вступать в конфронтацию с кем угодно, а с Геральтом – и подавно. Гадкий осадок осел на нёбе. Он затушил свет, стянул верх, снял штаны, оставаясь только в нижнем белье. Чёртов ведьмак. Если бы они с Геральтом не разошлись по комнатам, Лютик бы раздевался медленнее. Не слишком демонстративно, чтобы не выглядело смешно, но соблазнительно. Он бы отклонился, так чтобы Геральт разглядел ямочки внизу узкой спины, чтобы задержал взгляд на по-девичьи стройных ногах (Геральт обожал их зацеловывать – да так нежно, что никто, глядя на него, и подумать не мог, каким он может быть ласковым). Музыкант бы глянул на него через плечо: чтобы удостовериться, что его демонстрация самого себя не проходит даром и Геральт смотрит. И Геральт бы смотрел. Жарко, пожирая гибкое тело глазами. Затем бы поднялся с постели, чтобы коснуться прохладной кожи обжигающе горячими ладонями… скользнул бы по бокам, опускаясь к бёдрам… бард потянулся бы к нему раскрытым ртом, ожидая ответной реакции, и Геральт сделал бы то же самое, но замер в нескольких невыносимо близких сантиметрах. Лютик бы даже позволил Геральту не быть тем, кто сдаёт позиции первым: сам впился бы в его до невозможности сладкие губы, притягивая за шею, увлекая на постель… Лютик нахмурился, чувствуя слабый импульс возбуждения. Он прислушался: Геральт сопел за стенкой. Но не так, когда отправлялся ко сну, а недовольно. Очевидно, не спал. Очевидно, что-то обмозговывал. И Лютик улыбнулся. Геральту не нужно напрягать уши, чтобы услышать то, что происходит в соседней комнате: острый слух не подводит его, и ведьмак слышит, как шуршит простынёй обиженный на него Лютик, ворочаясь. Тоже не спит, зараза. Но что-то его настораживает: он пока не понимает, что, но что-то меняется за тонкой гипсокартонной стеной. А затем его обдаёт ледяным жаром: от макушки до самых пят. Когда он слышит это. Лёгкий, но полный сладости вздох. Ему сначала думается, что Юлиан просто… а что просто? Геральту слишком хорошо знаком этот вздох. Лютик так дышал, только когда Геральт скручивал в ласке его нежно-розовые, трогательные соски. Сука. Сука. Лютик прикусывает губу, сдавливая сосок одной рукой, проводя ногтем по самой верхушке. От этого места вниз под кожей бежит сладкая нить удовольствия. Другой ладонью он гладит себя через бельё. Такой чувствительный, такой отзывчивый даже на собственные ласки. Его ноги сводит, он выгибается, неосознанно толкаясь бёдрами, плавно, как волна. Он касается себя на шее: там, где его целовал бы Геральт. Лютик впивается в чувствительную кожу ногтями: это Геральт бы его кусал. Он облизывает пальцы, хотя знает, что слюна как смазка так себе, но его ведёт от понимания, что ведьмак всё слышит. Одной рукой он стягивает бельё вниз, не касаясь возбуждённого члена, хотя, чёрт возьми, ему очень хочется. Лютик переворачивается на бок, оттягивая одну ягодицу вбок. Он замирает, задумываясь на секунду: если до этого были хоть какие-то крупицы сомнения, что ведьмак его мог слышать, то это он услышит точно. Он оттягивает момент с проникновением, решая немного поиграться. Помучить. И Геральта, и себя самого. Лютик сдавливает сосок, сильно и хлёстко опуская на собственный зад раскрытую ладонь: это Геральт бы его шлёпнул. Даже сильнее. Ох! Вот так, да. После третьего шлепка с губ срывается стон, и Лютик почти злорадно ликует, когда слышит недовольный хрип за стеной. Геральт закрывает глаза, но от этого становится только хуже. Так он видит перед собой Лютика слишком отчётливо. Он слышит, как колотится чужое сердце из-за возбуждения, слышит шлепки и вздохи. А когда Лютик стонет: тонко, с настоящим наслаждением, Геральт чувствует тесное давление в домашних штанах. Это слишком просто. И от осознания этого ведьмаку ещё гаже. Лютик ещё раз смачивает пальцы слюной: щедро, пачкая тонкими прозрачными нитями нижнюю часть лица. Он проталкивает в себя самый кончик среднего пальца, дыша быстро, почти задыхаясь. Его ласкающая соски рука цепляется за простыню, сминая ткань в кулаке. Лицо музыканта озаряет новая шальная улыбка, и он, вкладывая все свои актёрские умения, вливая в свои интонации самый сладкий сахарный сироп, стонет, громко, выговаривая каждое слово: - Ох… Геральт… Как жаль, что это не твой палец… Так горячо и тесно, мф-ф… «Ты маленькая задиристая сучка», - думает Геральт, поглаживая себя через тонкие штаны. Его раздражает это. Раздражает, что даже в подобной ситуации бард имеет над ним такую власть. Но его рассказы, для него, для Геральта, о том, как хорошо себя трахать двумя пальцами, как бард хотел бы получить его крепкий, сочный член, и не важно куда, в рот или в растягиваемый зад, его блядски высокие стоны и его сокрушения о том, что Геральт не может его коснуться… Ведьмак просто не в состоянии этим пренебречь. А потом он слышит ритмичный странный звук, немного хлюпающий, и понимает: бард коснулся себя. И тогда Геральт рывком срывает с себя штаны. Лютик тяжело дышит, быстро двигая сжатыми в тугой кулак пальцами. Вместе с тем, он толкается вглубь себя, прощупывая точку простаты, и простыни громко шуршат, когда его сгибает пополам. Он захлёбывается воздухом, так что на лбу выпукло вздувается венка, и похабно стонет, наращивая темп рукой на члене. - Ах, Геральт, мне так жаль, что я сейчас кончу не от твоей руки… М-м, да-а… Я так близко… Я уже почти… - лукавит бард, надавливая на простату сильнее и заходясь в новых срывающих крышу стонах. Его несёт, он уже не понимает, что говорит, когда выдаёт: - Рукоблудить в одиночку – это так грустно… Дверь в комнату распахивается, и Лютик поднимает на стоящего на пороге Геральта блестящие глаза. Тот растрёпан, зол – и с таким каменным стояком, хоть орехи коли. - Ну и что ты пришёл? – ничуть не смущаясь, спрашивает Лютик, остановившись. – Я тебя не звал. - Да ты охуел! – рычит ведьмак, сверкая глазами, и Лютик менторски поднимает палец: - Но-но! Марш отсюда, я сегодня не в настроении, - и бард делает вид, что рассматривает свои ногти. Всё ещё держа в своей заднице два пальца. Геральту хочется смеяться оттого, насколько же его ненаглядный – самая натуральная сучка. Очевидно, что ему нужно сделать. - Хорошо, я был не прав. - Что-что? – с деланной скукой спрашивает Лютик, вытягивая губы. У него у самого невыносимо ноет мошонка, очень хочется кончить, но с этим всегда успеется. А вот покрутить Геральту яйца – это явление редкое, так что он смакует его на своём остром язычке. - Я был не прав, - повторяет ведьмак, почти не разжимая зубов, и вспыхивает, когда слышит саркастичный смешок: - Что, настолько хочется ебаться? Тут уже ему впору строить из себя обиженку. Он разворачивается и, матерясь на Лютика, собирается захлопнуть дверь, уйти в комнату, там рассерженно додрочить, но бард вдруг восклицает: - Ну и куда ты пошёл! Ух, ладно, прости, перегнул палку, - Геральт поднимает бровь, и Лютик тут же перечёркивает все свои слова ёмким: - Но ты тоже хорош! - Какие же хуёвые извинения, - скрещивает руки на груди ведьмак. - Ты невозможный! Мх-х… Да. Мы оба хороши. И оба налажали. Ясно? А теперь иди сюда и люби меня так жёстко, как только сможешь. Геральту два раза повторять не надо: такой ответ его не то чтобы полноценно, но устраивает. Он хватает Лютика, мнёт его в руках, переворачивая мордой в подушку. Большие пальцы обнажают раскрасневшийся растянутый анус барда; скопив побольше слюны на языке, Геральт сплёвывает внутрь, и Лютик дрожит от ощущения скользкой прохлады. Он сопит, ожидая пока Геральт толкнётся в него бордовой головкой члена, и когда ведьмак натягивает его до самых яиц, бард решает, что последнее слово должно остаться за ним: - Не думай, что мы закончили с выяснением отношений, - горячо шепчет он, оторвав лицо от подушки и сотрясаясь от мощных толчков. - Завтра ещё поговорим об этом. - А ты как думал, - усмехается Геральт, двигаясь в барде жадно и быстро. И губы Лютика против воли растягиваются в улыбку.